Древний инстинкт

Глава 8

Тамара Фруман положила трубку и некоторое время сидела без движения. Ей только что позвонил ее бывший муж, Константинов, и сказал, что им необходимо как можно скорее встретиться. Чтобы она никому не открывала дверь, не впускала посторонних, ничего не ела и не пила. «Сейчас приеду и все тебе объясню…» Ей стало смешно. Или Константинов сошел с ума, или у него на работе большие неприятности, и он боится, что это коснется непосредственно его семьи, точнее, бывшей семьи, поскольку дети-то его, но тогда при чем здесь «не ешь, не пей»? Неужели он боится, что кто-то собирается ее отравить? Но кто? У нее не было врагов. Она жила только своей семьей, мало с кем общалась, лишь изредка они с мужем принимали у себя гостей или ходили с ответным визитом в одни и те же семьи. В настоящий момент Гриша с Катей гостили у бабушки, у матери мужа, Ефима Фрумана, в Крыму, сам же Ефим сейчас находился на работе. Он звонил, кстати, не так давно, спрашивал, купить ли по дороге вина. Они собирались отметить годовщину своего знакомства. Провести вечер вдвоем. Тамара сказала, что в доме полно вина, есть и шампанское, коньяк, и пусть он купит только фруктов. Все было так хорошо, так спокойно, она уже успела приготовить утку, нафаршировала чернослив орехами, взбила сливки. Но что значит предупреждение Константинова? Может, он просто-напросто узнал, что сегодня годовщина их с Ефимом знакомства, и решил испортить им праздник? Нет, на Константинова это не похоже. Значит, действительно что-то случилось… А что, если он приедет в одно время с Фруманом? Нехорошая ситуация. Надо бы мужа предупредить. Она решила позвонить Ефиму.

– Фима, это я. Мне только что позвонил Валера. Сказал, чтобы я никого в дом не впускала, ни с кем не встречалась, ничего не ела и не пила, что он сейчас приедет сам и все объяснит. Что мне делать? Все-таки у нас праздник…

– Тома, если он так сказал, значит, что-то случилось. Вернее, я даже знаю, что: об этом многие уже знают и даже в газетах пишут…

– Ты о чем?

– Открой Интернет, почитай новости, найди статью «Сестры Гуинплена»…

– А сам ты что, сказать не можешь?

– Покалечили двух любовниц твоего Константинова. Привели в гипнотическое состояние и порезали. Одной раскромсали ножницами рот до ушей, Томочка. А другой разрезали и зашили щеки. Тоже ножницами. В крови женщин не обнаружено ни наркотиков, ни алкоголя… Очень странная история. Я и сам думал тебя предупредить, но очень уж не хотелось портить тебе праздник… Так что дождись Константинова, выслушай его. Он правильно сделал, что позвонил и собирается тебя предупредить…

– Фима, но при чем тут я? Я же не любовница ему?! Я его бывшая жена и нисколько не претендую на него…

– Береженого бог бережет, Тома. Так мне покупать вино или нет?

– Кагор, – бросила она с раздражением, не понимая, почему Фима все знал и ничего ей не сказал.

И только она подумала о том, что Фима в последнее время что-то слишком много работает и что им пора бы уже вместе поехать куда-нибудь отдохнуть, как в дверь позвонили. Константинов, подумала она. Но, подойдя к двери и спросив, кто там, услышала незнакомый мужской голос. Она похолодела от ужаса. Сейчас ее разрежут на кусочки, на полосочки… Бред какой-то!

– Хозяйка, водички бы попить… – Она увидела в глазок мужчину, мастера, который вот уже второй день красил стены в подъезде. – Жарко, сил нет… Воду свою уже всю выпил.

Ей стало не по себе. А что, если этот мужик здесь второй день нарочно стены красит, чтобы втереться в доверие; и вот она сейчас дверь откроет, а он загипнотизирует ее да порежет…

– Сейчас открою, подождите!

Она вздохнула глубоко и открыла.

…Константинов звонил долго. В подъезде было душно, он уже начал задыхаться и от запаха краски, и от жары… Но Тамара не открывала. Вскоре появился Ефим. С букетом роз. Увидев Константинова, подал ему руку.

– Звонишь? – спросил он неприязненно. Он так любил Тамару, что мысль о том, что она могла когда-то принадлежать этому пройдохе, этому ловеласу, этому блудливому коту, вызывала в нем отвращение и презрение. Но Тамара была когда-то его женой и родила от него двоих детей, которых он, Фруман, теперь вынужден воспитывать, тем более что своих-то у него как раз и нет. Хотя, возможно, когда-нибудь и будут… Он растил бы и пятерых ее детей, лишь бы она была рядом с ним, лишь бы не вспоминала про жизнь с Константиновым, не любила его. Но как заглянуть в женскую душу, как узнать, любит ли она его до сих пор?

– Звоню уже полчаса, а она не открывает, – возмущенным голосом ответил Константинов.

Он заметно подурнел, отметил про себя Ефим, похудел, побледнел, постарел… Запутался в своих женщинах, задушили они его…

– Как это не открывает? – спросил Фурман вначале как будто машинально, роясь в своих карманах и выуживая связку ключей. – Сейчас откроет.

– Говорю же, Ефим, черт бы тебя подрал, она не открывает! Если была бы дома, открыла бы, тем более что я звонил ей, ты же слышал, наверное, про этих… «гуинпленов»… Вот я и подумал про Тамару.

«Ты бы раньше о ней подумал, когда ночевать домой не приходил, когда от заразы всякой лечился…»

– Стой. Как это не открывает? – Ефим открыл дверь, которая почему-то оказалась незапертой, и позвал жену. – Тома!!!

Он звал ее, кричал, бегал по квартире, распахивая двери, пока наконец глазами, полными ужаса, не уставился на Константинова.

– Ее нет, ее нигде нет, ты слышишь? Где она? Что с ней?

– Понятия не имею, я даже не знал, что дверь открыта… Я не посмел бы, даже если бы и знал… Я же звонил ей, предупреждал ее…

– Здесь краской пахнет, чуешь? – Фима выбежал в подъезд, спустился на этаж ниже и схватил за грудки маляра. – Ты мою жену не видел, Тамару? Из сто пятнадцатой квартиры?

– Такая… симпатичная женщина… Видел, – как ни в чем не бывало ответил маляр. – Она мне еще пить давала.

– Чего пить?

– Воды с лимоном. Такая добрая женщина. Я свою всю выпил, позвонил ей…

– А почему именно ей? – вскричал Фруман в бешенстве.

– Да потому, что на вашей площадке стену красил, а в других квартирах никого не было. Я звонил всюду…

– И что дальше было?

– Она дала мне графин с холодной лимонной водой и сказала, чтобы я потом вернул его. Да вон он, графин, вода еще не кончилась, я ее берегу… А что случилось?

– Ее нет. Она исчезла. Ты никуда не уходил?

– Уходил. Я же пил много, вышел, чтобы отлить, во дворе, за домом…

– Ты ничего не видел, не слышал, может, она кричала?

– Нет, ничего…

Ефим с Константиновым поднялись в квартиру.

– Она во всем домашнем ушла – в брюках и майке. Но куда она могла уйти?

– Может, к соседке?

Ефим снова ушел, вернулся весь потемневший, осунувшийся.

– Ее нигде нет. И соседей, с которыми мы общаемся, тоже нет дома. Это ты, скотина, во всем виноват. Это ты, ты! Какая-то ненормальная вспарывает щеки твоим любовницам, а ты гордишься этим, сукин ты сын, а моя Томочка здесь при чем? Она моя, ты понял, моя, моя!!

– Ефим, да успокойся ты, не переживай, отыщется Тамара, куда ей деться? Я же предупредил ее, она не могла вот так взять и открыть дверь постороннему…

– Значит, ты хочешь сказать, что маляр этот ей не посторонний, что у нее с ним шашни? – И Ефим, потеряв от горя голову, набросился на Константинова. Он, маленький, но цепкий и страшный в своей силе зверек, схватил Константинова за ворот рубашки и чуть не повис на нем. – Отвечай, скотина?

…Тамару нашли утром у входа на чердак этажом выше их квартиры, у шахты лифта. Она была жива, но внешне выглядела как мертвая. На крики в доме первым отреагировал не спавший всю ночь Фруман. Он словно ждал этих криков, встал, набросил на себя куртку и вышел из квартиры. Увидел залитую кровью жену, ее лицо, перепачканное кровью, и из горла его исторгся вой. Тамара дышала, как будто спала. Губы ее, рассеченные чьей-то жестокой рукой сверху вниз, были грубо перехвачены толстой синей ниткой. Под спиной ее лежала новенькая книга Виктора Гюго «Человек, который смеется».

Володю у себя не оставила. Настроения не было. Решила просмотреть почту. Перечитала письмо Т. Она пишет: «Послушай, не хочу портить тебе настроение, но и не рассказать не могу – я видела их… Видела, и мне показалось, что он несчастлив. Думаю, он по-прежнему любит только тебя. Жаль, что ты у нас такая мягкая и не могла в свое время встретиться с ней – лицом к лицу – и все выяснить. Неужели она обманывала тебя с самого начала? Знаешь, я набралась храбрости и встретилась с этим режиссером…»

Как и в первый раз, когда я прочла эти строки, так и сейчас сердце подпрыгнуло, чуть не оборвалось: «встретилась с этим режиссером. Ты меня знаешь, я могу разговорить кого угодно. Даже флиртовать пробовала, но он оказался непробиваемым. Не знаю, кто уж распускает про него слухи, будто он бабник. Да ничего похожего! Он помешан на кино, он думает только о кино, спит и видит кино, ест на завтрак, обед и ужин… Какие там бабы?! Вот я и подумала, а что, если эта твоя подружка все придумала про Собакина? Как проверить? Разве что рассказать ему все, как есть? Но где гарантия, что он, выслушав, вместо того чтобы помочь и признаться в том, что О. действительно была какое-то время его любовницей, не напишет сценарий по твоему рассказу и не опошлит историю? С такими людьми нужно держать ухо востро, они же как губка впитывают все, что видят и слышат. Твой рассказ может вдохновить его, не больше. А свою тайну он тебе так и не раскроет. Для него важен будет сам образ покалеченной молодой женщины…»

Что же это, О. выдумала историю с Собакиным, лишь бы проникнуть ко мне в дом? Но зачем? Чтобы поближе познакомиться с Д.? Не проще ли было устроиться к нему в офис, чтобы иметь возможность видеть его каждый день и, если повезет, отбить его у меня? Хотя Моника именно это и имела в виду, когда задавала свой простой до гениальности вопрос… Ведь в результате всех этих преступлений выиграл только один человек – О.!

Если предположить самое невероятное, что она любила Д. еще до того, как пришла ко мне тем дождливым вечером, то как должен был себя вести Д., встретив ее у меня? Если она ему не дорога, то он бы просто выставил ее за дверь, как поступают многие мужчины, избавляясь от назойливых, способных помешать новому роману женщин. Если же дорога, то какой смысл ему было притворяться передо мной, демонстрируя свою любовь, причем настолько высокую, что я в заоблачности этого чувства потеряла нормальные человеческие ориентиры и, попав на больничную койку, вместо того чтобы обратиться к любимому человеку, просто спряталась от него… Я не богатая наследница, не фотомодель, известная всему миру, – зачем было ему лгать мне? Да еще на глазах своей бывшей любовницы? Нет, эта версия не выдерживает никакой критики…

Собакин. Почему я, собственно, должна доверять мнению Т.? Она могла просто-напросто не понравиться Собакину, а она уже решила, что он не бабник. О. – совершенно другого типа женщина, быть может, поэтому Собакин и вел себя с Т. спокойно. Как же мне не хочется, чтобы О. оказалась обыкновенной мошенницей, обманщицей…

Сегодня Володя снова пришел с Максимом. Оба разодеты в пух и прах. Володя наконец-то сделал мне предложение. Максим постоянно улыбается, это начинает уже раздражать. Меня так и подмывает его спросить, что он делает здесь, каковы его планы и не кажется ли ему, что он злоупотребляет гостеприимством Володи. Но я пока повременю со столь откровенными и явно не касающимися меня вопросами. Володя сам знает, как ему поступить.

Я не знаю, как мне отнестись к предложению. А что, если все это лишь фарс и за этим скрывается очередной страшный спектакль? Ведь и с Д. мы тоже в свое время говорили о браке, о том, как мы станем жить, какой у нас будет дом, он даже присмотрел участок, где сразу же после нашей свадьбы начнется строительство… Все слишком красиво, чтобы быть правдой. Вот и Володя собирается купить виллу «Алиса» и подарить ее мне. Чтобы я ничего не боялась, как он говорит, и не думала, что развод с ним сделает меня нищей. Его послушать, так он действительно любит меня… И его чувство такое же высокое, как у Д. А что, если и у Володи за спиной хвост из его бывших любовниц, романов? И не придет ли в голову одной из его бывших пациенток (а я уверена, что все его любовницы были в свое время его пациентками) заняться членовредительством и оттяпать мне, к примеру, руку или ногу? Может, ну их всех, богатых женихов, укатить подальше отсюда, от этих роскошных вилл куда-нибудь в Тмутаракань, влюбиться в простого парня и выйти за него замуж? Нашими свидетелями в забытой богом деревне будут местный дурак с зеленой соплей под носом да беззубая шлюха в платье, купленном на вещевом рынке на вес… Чем не свадьба?

За обедом сегодня много ели. Я даже подумала, что скоро не буду влезать в джинсы. Я совсем не пила, боялась, что не справлюсь с собой: наговорю Максиму что-нибудь лишнее или снова обижу восторженно-торжественного Володю. Мне кажется, что сегодня должно что-то случиться. Но что, я пока не знаю.

Максим весь вечер вел себя вызывающе, много пил, шутил и пытался заигрывать со мной. Володя смотрел на него округлившимися глазами и не знал, как на это реагировать. Если Макса выставить вон, то об этом узнают их общие друзья и неправильно поймут. Остается одно – терпеть.