Эпилог

21 сентября 2010

Марина и Тони сидели в Домодедово в ожидании рейса на Лондон.

Позади осталось сумасшедшее лето с его исландским вулканом, московской жарой и смогом, когда то и дело меняли билеты в Москву. Разорились на доплатах. Наконец в конце августа улетели. И все вышло просто замечательно: погода чудесная, и маму повидали, и детей, и внуков. Три недели прожили.

Просторный зал аэропорта пересекала группа чернокожих стюардесс — наверно, из какой-нибудь африканской авиакомпании. Шли, как по подиуму, высокие, стройные, элегантные. У Марины вдруг потеплело на душе. Оказывается, она соскучилась по людям с черной кожей — три недели в Москве не видела. Она и в Лондоне часто заглядывалась на них — женщин, мужчин, и детишек, но чтобы соскучиться… Не ожидала от себя такого.

В самолете, как только можно было расслабиться после набора высоты и опустить кресло, Марина заснула. Во сне она видела себя идущей по Красной площади на высоких каблуках (и это у нее легко получалось), высокой, стройной (о, как это было восхитительно) и… темнокожей. Цвета шоколада. Москвичи и гости столицы широко улыбались, как в фильмах тридцатых годов, и — она чувствовала это всей своей темной кожей — смотрели вслед. «Тони, я черная или шоколадная?» — спросила она во сне. «Спи, спи, ты цвета хаки», — почему-то наяву ответил муж, не отрываясь от чтения долгожданной английской газеты. Хаки?! Сон как рукой сняло. Судорожно достала из сумки пудреницу, увидела в маленьком зеркальце свой облупленный розовый нос: она по-прежнему белая. Одно радует: белая, но уже не другая.

Перед таможенным коридором Марина привычно напряглась: в Москве ли, в Лондоне, в Нью-Йорке — ей никогда не удавалось проскользнуть со своим чемоданом незамеченной. Таможенники неизменно выуживали ее из потока спокойно идущих к выходу пассажиров. Вот и в этот раз симпатичный рыжий таможенник преградил ей путь:

— Anything to declare, madam?[175]

Весь вид таможенника говорил о том, что сейчас он предложит ей рассказать, что она везет в своем чемодане и не превысила ли она положенных двух литров водки и скольких-то блоков сигарет.

— Yes, I am glad to be back.[176]

Таможенник расхохотался:

— No charge on that. Welcome![177]

Дорога домой была открыта.


Загрузка...