Другое имя зла

Глава 1. Пыльный ангел.

Из всех достижений почти издохшего человечества шестисотый Мерседес самое великое.

Очень неприятно быть придуманным. Пусть выдумка вытащила из долгого, пустого небытия. Воплотила. Осуществила, зарядила неистощимой энергией. Тем не менее, существовать в рамках, нарисованных безумным богом! При таком потенциале эти рамки равносильны тому, чтобы быть голодным и не иметь рта. Безусловно, последний период существования человечества был очень интересным. А финал!!! Какой финал! Он нарисован кровью и нежитью. Страх и боль! Боль страха. Страх боли. Потенция. Пища! Реальность и ощутимость. Возможность и осуществимость. Если бы при всем этом не было никого сверху!.. Он, тот что наверху очень и очень непредсказуем. Но, конечно, нельзя не признать, его гениальность. Настолько, насколько может быть гениальным больной Бог.

Он открыл глаза и заворочался на заднем мягком сиденье Мерседеса:

– Азазель, по истечению друскавра я хочу, чтобы казнили: девяносто семь католиков. Пятьдесят два мусульманина. Тридцать восемь иудеев. Триста пятьдесят четыре сектанта, включая сто пятнадцать протестантов. Для полного счета сто двадцать пять православных. Католиков жечь. Мусульман – четвертовать. Иудеев – распять. Сектантов на кол. Православных – вешать.

Существо, сидевшее за рулем, повернуло безликую, черного цвета голову. Небольшие пупырышки, покрывавшие все то место, где должно было быть лицо, поползли вниз. Они собрались в большую складку, страшное подобие рта. Щель раскрылась. Раздался хриплый голос из вонючей пустоты:

– Хозяин, из оставшегося материала вряд ли удастся наскрести такое количество представителей разных вероисповеданий.

– Ты прекрасный исполнитель. Но фантазии у тебя нет совсем. Какая разница, к какой конфессии принадлежал тот или иной представитель человечества! Набери мне нужную сумму, и казни их по счету, во славу Атмана. Двадцатый век был веком безликой статистики. Не нам менять устоявшиеся правила. На кресте католик станет иудеем. В очистительном костре православный станет католиком, всего и делов – то. Меня больше интересует, почему Атман так тяготеет к культу Сатаны. Почему в сумме опять нелепое число – шестьсот шестьдесят шесть? Другие признаки тоже говорят сами за себя. Какой то дикий интерес недоучившегося школяра. То девственниц ему подавай, то грудных розовощеких младенцев… Бред! Где их взять? Прежде, при общем уровне сексуальной культуры и демографическом кризисе не сыскать было днем с огнем, а теперь и подавно. Когда все началось, мы перебили девяносто шесть процентов населения Города. Без разбора. Без системы, за два ихучкуратавра… Непоследовательно! Ты все понял?

– Да, хозяин. Аваддон шепчет мне, что в поле ощущения его детекторов появились те двое. Спрашивает, какие будут распоряжения?

– Оставить две машины. Послать Других. Пусть их схватят и доставят в Дом. Вреда не причинять. Колонне двигаться дальше. Ага, теперь и я их вижу… О, смотри, побежали. Ладно, пусть пока ими занимаются Другие. В Дом! И быстрее!

Атман придумал его очень красивым. В далекой нежити он выглядел, по – другому. На исходе веков его облик поражал. Породистое лицо с печатью давно исчезнувшего из этого мира благородства. Устремленное вперед. Хищное, ястребиное. И имя. Имя давно забытого ангела смерти. Малах Га – Мавет. Когда мир подошел к последней черте, произвести должное впечатление головой хищной птицы, рогами, крыльями, когтями, хвостом, можно было только на очень впечатлительного ребенка. Атман прав, наделив его внешностью прекрасного мужчины. Пристальный взгляд карих с золотыми искорками глаз всегда прятался за стеклами черных очков. Прямые брови, словно две черты, вразлет проведены углем. Черные, блестящие волосы, гладко зачесанные назад, мягко лежат на широких плечах. Высокие скулы. Узкий с горбинкой нос, в профиль – клюв хищной птицы. Тонкие, четко очерченные, сочные губы. Ослепительная, добрая, белоснежная улыбка. Правда, зубов в этой улыбке, слишком много. Тяжелый подбородок. Никакого намека на щетину. Прекрасно вылепленная голова прочно держится на мускулистой шее, немного длинноватой, что еще больше делало его профиль похожим, на птичий. Прямые, широкие плечи. Крепкие, но не слишком руки. Длинные, изящные пальцы, с овальными, черного цвета ногтями. Он редко снимал перчатки, но когда снимал, руки пугали не меньше взгляда. Большая выпуклая грудь и плоский живот. Длинные ноги с большими ступнями. Само совершенство.

Он всегда носил одну и ту же одежду. По натуре, будучи щеголем, сделал из своей униформы наряд самовлюбленного модника. Но вся одежда была одного цвета – черного. Кое-где проблескивали серебряные аксессуары. Свитер с высоким треугольным воротом. Блестящие кожаные штаны. Широкий брючный пояс с серебряной прямоугольной пряжкой. Кожаный пиджак с глубокими, пустыми карманами. Черные перчатки украшены серебряной нитью. Он никогда не расставался со своей тяжелой тростью. Она была сделана из черного дерева. Платиновая рукоятка выполнена в форме сидящего ястреба с опаловыми глазами. На ногах сапоги с прямоугольными носками. Они были украшены квадратными серебряными пряжками.

Он всегда улыбался, очень любил смеяться. Смех завораживал. Жертва не могла сдвинуться с места, когда он все так же смеясь, подходил, не мигая, глядя в глаза. Он вынимал из трости длинный закаленный клинок. С любовью глядя на обреченного, всаживал горячее лезвие вниз живота. И все так же, улыбаясь одним рывком вздергивал острую сталь до подбородка, уже мертвого, разваливая грудину надвое. Кровь и внутренности его не пачкали. Попадая на одежду, исчезали. Он впитывал боль всем телом, каждой частицей. Смотрел в глаза обреченных. Все они умирали с открытыми глазами. Но до последнего момента они видели его глаза и улыбку. В них застывал их последний миг.

Но Атман величайший насмешник. Он сделал его бесполым. Он не мог чувствовать сексуального возбуждения, чувствовать это ему было нечем. Малах Га – Мавет не мог простить Атману этого. Наделив человеческой внешностью, тот не дал ему самого главного. Он закрыл для него источник чувственного наслаждения. О, если бы он мог… но единственное, что было доступно, добрая улыбка и жизнерадостный смех. Он издевался, куражился, но уделом было холодное равнодушие. Чувство долга. Преклонение перед великими творениями Атмана. Благодарность за подаренное существование. Страх перед возможностью утратить полученное. И боль. Боль невозможности. Она росла и пульсировала там… между ног. Там было абсолютно гладко. Там было полное и ровное ничто.

В этом была суть зарождающегося в корчах нового мира. Страх и боль. Они ни миновали никого. Ни жертв нового мира, ни его преданных и истовых слуг. Демон не мог общаться с безумным Богом. Если ему было надо, рисовал причудливой вязью в его голове приказы. Они часто противоречили друг другу. Смысла не было. Атман убил время и сократил пространство до размеров своего воображения. Он возродил из праха его верных и вечных спутников. Ближайших помощников Азазель и Аваддону. Атман приказал им осуществить мечту. И тогда все это началось.

Хмурым, зимним утром 24 февраля. Началось. Возникнув Малах Га – Мавет, отряхнул прах с ног своих и посмотрел по сторонам. Слева чуть сзади стоял Азазель. Справа Аваддон. Молчаливые, без лиц, но готовые идти. Первые шаги были шагами нового мира. Их ждали. Со всех сторон к ним стали стекаться люди. И с каждым шагом, приближающим к демонам, они менялись. Люди становились Другими. У них исчезали лица. Они теряли пол. Еще одна великая шутка Атмана. Бывшие мужчины и женщины превратились в андрогинов. Другие были гермафродитами. Из отбросов человечества Атман воссоздал Перволюдей! Другие, как и те от кого произошло человечество, сочетали в себе половые признаки обоего пола. Они были готовы и ждали. Божественная воля, немного изменив тела, превратила бывших людей в носителей страха и боли. Их были тысячи. Похожие друг на друга, словно сошли с конвейера. Им не надо было объяснять, они знали. Малах Га – Мавет махнул рукой, и все пришло в движение. Другие бойко, но без лишней суеты начали хватать людей на улицах, вытаскивать из домов. Они убивали. Обстоятельно и добросовестно. Причудливая фантазия Атмана переполняла и насыщала пустоту внутри. Другие со старательностью талантливых подмастерий, вставляли, втискивали, вписывали мертвые, обезображенные тела в интерьер города.

Другие были переполнены собой. Они устраивали сами себя и внутренне и физически. Законченные эгоцентрики, но исполнительные до абсурда. Пастухами были боль и страх. Стадо было всегда послушным. Все были рабами воли Атмана.

Бога не интересовали маленькие слабости главного Демона. Одежда, машины, Дом. Ему необходимо беспрекословное исполнение приказов. Малах Га – Мавет, увидев благородные очертания сто сорокового Мерседеса, сразу полюбил эту машину. Он приказал собрать со всего города четырехсотые, пятисотые, шестисотые Мерседесы и посадил на них свою свиту.

Первое время, появляясь то тут, то там, он убивал всех без разбора, насыщаясь болью и страхом. Пищей стали все. Дети, старики, женщины, мужчины, бедные, богатые, тонкие и толстые. Пожирал их сотнями, переполняясь их ужасом до отрыжки, до рвоты. Но вскоре он насытился, и ему стало скучно. Теперь Демон вкушал только в Доме. Почти человеческое тело нуждалось в отдыхе. Оно нуждалось в уюте и комфорте. Окружавшие его безлицые, были всего лишь орудием исполнения желаний Атмана. Демон не мог общаться с ними, да и кто сможет разговаривать с замкнутым на себя гермафродитом? Пытался разговаривать с теми, кого убивал. Диалог получался односторонним. Жертвы только мычали и испражнялись от переполнявшего ужаса. Даже самая любимая работа рано или поздно становится рутиной. В Доме Малах Га – Мавет отдыхал. Дом как ничто отвечал его представлениям о Жилище. Здесь он помнил себя молодым, сильным, ужасным ангелом смерти. Сейчас он не был старым. Что такое десять тысяч лет для Пыльного Ангела? Пустяк! Но что – то изменилось в нем, внутри его. Только в Доме он мог отрешиться от суеты повседневности и попытаться ответить на терзавшие вопросы. Бывший старый жилой дом, его снесли до основания. Резиденция Демона находилась в подвале. А сами развалины вблизи от Волкуши. Здесь рядом с центром города были два кладбища. Просто Волковское и Волковское Лютеранское. Часто он выбирал между ними и, уходя от всех, подолгу бродил между могилами, вспоминая былое. Видел себя на заре времен. Во всем своем демоническом великолепии он подходил к изголовью постели умирающего. Склонялся над ним, тот, видя его, от ужаса открывал рот. Малах Га –Мавет капал желчью, текущей с меча, в рот несчастному. Наступала смерть. Тихое и благостное было время. Он нес облегчение, и освобождение от невыносимых тисков плоти. Но все это в прошлом. Теперь ношей было страдание, которое он щедро раздаривал всем без исключения. На этих кладбищах в ватной тишине он сравнивал прошлое и настоящее. И настоящее ему нравилось больше.

Они согнали всех оставшихся живых в три закрытых стадиона. Там выжившие ожидали своей участи. Все было предрешено. На свободе оставались два человека. Атман повелел оберегать их. Оберегать, как самого себя. Особенно того, которого звали Юрием. Тогда на льду Демон чуть не потерял этого человека. Что – то почти убило его. Что – то, чьей сущности Малах Га – Мавет понять не мог. Он пытался успокоить себя тем, что это была простая случайность. В былые времена Случай, тоже был Богом. Но Атман изгнал всех богов за пределы своего воображения, и стал единственным. Так хотелось думать. Демона очень настораживало одно обстоятельство – он был волен в своих мыслях. Неоднократно задумывался о целесообразности приказов, столько же раз недоумевал их явным противоречиям. И даже позволял себе ругать Бога! Атман дал ему слишком много ума. Но этот ум был почти человеческим, то есть допускал сомнения. Раньше Демон не знал этого слова. Он делал то, что должен был. А сейчас его ни на мгновение не отпускало чувство, что Атман лукаво прищурясь не выпускает его из вида. Это ощущение держало в постоянном напряжении. Сомнения пожирали, и ему не с кем было поделиться этим. Его спутники были, только исполнителями. Они не имели интереса и фантазии. В их окружение Демон тосковал. Органы чувств Других, были исключительно физиологичны. Когда им надо было говорить, у них появлялся рот. Видеть – глаз. Слышать – ухо. Они были начисто лишены человеческих достоинств и недостатков. А ему Атман даровал главное достоинство и главный недостаток человека – сомнения. Когда Демон исполнял свою работу, сомнений не было. Но почему безумный Бог уделял такое внимание этому человеку?! Что было в нем? Какие загадки он тащил в своей душе? Встреча с Юзовским была предрешена. Каждое пролетающее и проползающее мгновение делало эту встречу все более и более необходимой для Пыльного Ангела. Атман запретил ускорять процесс. Теперь, когда свидание стало вопросом одного страухентуратавра, внутри все буквально стекленело от предвкушения. Он чувствовал что – то необычное. Что – то такое, что могло раскрасить, придать вкус существованию.

Глава 2. Встреча с разлукой.

Мы бежали по нижней галерее Гостиного двора. Ничего не видел перед собой. Всю голову занимал растущий, пульсирующий, черный ком ужаса. Легкие разрывались. Во рту обжился и уже не покидал его вкус ржавого железа. Вместо дыхания – сиплый хрип. Из глаз катились кровавые слезы. Резь в боку парализовала правую ногу. Свалился. Следом упала Наташа. Все время нашего бегства мертво державшаяся за мою руку. Попытался плюнуть куском железа, растекшимся во рту. Слюны хватил лишь на нижнюю губу.

– Ты как? – Прохрипел я.

– Они нас видели?!

– Не знаю. Они были примерно в километре. За мостом, это уж точно. Может быть, нам повезет! Достань из рюкзака воду. Пожалуйста!

Наташа вытащила бутылку, открыла и протянула. Я перевернулся на спину. Оперся на рюкзак, принял полусидящее положение. Большая часть воды пролилась на грудь. Черные мухи кружившееся пред глазами, улетели.

– Юра, надо уходить!

– Нет! Нам надо спрятаться внутри. Забиться в какую – ни будь щель с двойным выходом, и затихнуть там. Гостинка большая. Звуки распространяются далеко. Если что, услышим и успеем перепрятаться. Надо пересидеть. Но почему, черт возьми, я ничего не слышал?! В тот раз услышал их, находясь на другом берегу реки, теперь они двигались совершенно бесшумно! Просто случайно заметили их сейчас! Еще мгновение, и не осталось бы никаких шансов!

– Юра, пойдем. Хватит разглагольствовать! Или уходим, или прячемся!

– Да, да. Идем! – Торопливо поднялся и помог встать ей.

– Мы поднимемся на второй этаж?

– Нет. Выйдем во двор и залезем в какое – нибудь складское помещение. Во дворе их должно быть много. Там больше пространства для маневра. Постарайся двигаться как можно тише!

Сказал, когда мы подошли к большой двери ведущей, наверное, во двор. Прошли коротким коридором и оказались внутри двора. Петляя между складами, выбирал место, которое могло стать для нас временным убежищем. Место, в котором можно было спрятаться. Из которого в случае опасности мы могли бы беспрепятственно бежать. Нашел здание, отвечавшее этим условиям. Это было большое складское помещение. В нем хранилась верхняя одежда. Ворота, расположенные на торце, были распахнуты. На противоположной стене была маленькая дверь. Прошел через все помещение, попробовал открыть дверь. Она была не заперта.

– Надо прикрыть ворота, – сказал Наташе шепотом.

– Закрыть? – Переспросила она.

– Нет, именно, прикрыть. Все должно быть естественным и не вызывающим подозрений. – Указал на левую створку. Сам закрыл правую. Наташа сделала то, о чем просил. Кинулись к дальней двери. Помог Наташе забраться на стеллаж с одеждой.

– Устраивайся удобнее. Будь готова по первому моему сигналу бежать к маленькой двери.

Закидал какими – то куртками. Сам забрался следом. Вытащил нож и, помогая одной рукой, как крот, зарылся в ворох мягкой одежды.

– Ты не заметила, сколько было машин?

– Не меньше десятка.

– Выходит охотников будет около сорока. Они будут прочесывать здание. Или оцепят его, и часть войдет внутрь. В любом случае они должны разбиться на небольшие группы. Хотелось бы верить, что в каждой группе будет не более двух человек, тогда у нас будет шанс прорваться. Если войдут сюда и подойдут близко. Настолько близко, что ты будешь, уверенна, что вот– вот заметят, быстро выпрыгивай. Да, открой нож, который я дал тебе. Выпрыгивай молча. Слышишь, молча, бей куда попало ножом того, кто будет ближе всех. Только не кричи.

– Юра, я не смогу, – прерывающимся шепотом ответила Наташа, – не смогу убить человека!

– Они не люди. Заруби себе это на носу! Здесь все на самом деле. Если не мы их, значит они нас. Потом, ты не должна убивать. Твоя задача, просто отвлечь внимание. Убивать буду я. Сразу, как только выскочишь, не старайся попасть в кого – нибудь. Убедишься, что они заметили, отбегай. Дальше моя забота. И еще одно. Если меня схватят, не старайся прийти на помощь. Думай о себе сама. Беги, прорывайся из города. Я попробую их задержать. Я хочу, чтобы ты пообещала это!!!

Долго молчала, потом не уверенно сказала:

– Хорошо. Я сделаю так, как ты хочешь.

Поискал ее руку в ворохе одежды. Нашел. Крепко сжал.

– Мы прорвемся. Обязательно прорвемся.

– Я так не думаю.

Не стал убеждать ее в обратном. Мне бы очень хотелось в это верить. Но что – то внутри сводило все шансы к нулю. Однако, не смотря на пораженческое настроение, был исполнен решимости задорого продать наши жизни. Для этих настроений план был совсем не плох. Все лучше, чем выйти к этим ублюдкам с поднятыми руками. Но как было неосмотрительно с нашей стороны, впереться на Невский, как две слепые коровы. Потом стоять, раззявив рты, словно жители села Малые Кондубы внезапно оказавшиеся на седьмой авеню. Я не профессионал. Это, конечно, мало оправдывало. В армии из автомата стрелял всего два раза. Остальное время проводил в кабинете, каллиграфическим почерком переписывая списки личного состава. Вся моя военная подготовка. Драться приходилось. В последний раз, уже в этой жизни пришлось убить. Теперь должен нападать с единственной целью – уничтожить врага. От этого зависела не только моя жизнь, но и Наташкина. Лежа в этой импровизированной засаде, среди мягкой рухляди, решимость с каждым мигом сокращалась. Моя жизнь зависела и от нее. От того, как поведет себя, если нас найдут. В любом случае должна быть готова сражаться.

– Ты не заснула? – Почувствовал, как она вздрогнула.

– Нет. Юра, а может нам все– таки бежать?

– Милая, тебе не приходилось в детстве ловить кузнечиков?

– Ты издеваешься?

– Кузнечики обладают прекрасной мимикрией, но совершенно не обладают выдержкой. Когда он не двигается, его совсем не видно в траве. Но стоит приблизиться к нему, нервы не выдерживают. Кузнечик прыгает, пытаясь, спастись бегством, и тем самым демаскирует себя. А дальше поймать его дело техники и сноровки человека, который ловит. В нашем случае, примерно, то же самое. А в их технике и сноровке я не сомневаюсь.

– Ты так говоришь, будто знаешь кто они. Ты что – то скрыл от меня? Юра, ты встречался с ними?!

– Встречался с ними… – успел произнести я .

Колонна Мерседесов, не снижая скорости, пронеслась мимо Гостиного Двора. Две последние машины резко затормозили. Раздался визг. Они остановились посередине Невского проспекта. Все двери одновременно открылись. Из машин грациозно выплыл десяток существ. Издалека они совершенно не отличались от людей. Другие размеренно и неотвратимо двинулись в сторону Гостиного Двора. Сильные тела обтягивали плотные комбинезоны. Шапочки аквалангистов оставляли свободными место, где должно было быть лицо. Но лиц не было. Был розовый овал, покрытый мельчайшими пупырышками. С каждым шагом с ними происходили изменения. У двоих, тех, что шли впереди пупырышки потекли вниз. Они образовали складку, которую можно было назвать ртом, только потому, что она располагалась на месте, где у людей были губы. У четверых возникло по огромному глазу в центре лица. Глаза были черными и без зрачков. У замыкающих четверых выросло по огромному уху. Трансформация закончилась перед входом в Гостиный двор, куда семь шикумов назад забежали звери. Двое со ртами повернулись к восьмерым. Вместе заговорили, отчеканивая приказы и дублируя их в мозгах остальных.

– Разбиваетесь на пары. В паре зрение и слух. Прочесываете по секторам. Одна пара поднимается на второй этаж и ищет там. Одна пара идет по первому этажу вправо, прощупывая все помещения. Другая идет влево, прощупывая все помещения. Четвертая пара идет во двор, ищет там. Один приказывающий ждет здесь. Второй ждет с противоположной стороны. Когда разыскиваемые будут обнаружены, действий по задержанию не предпринимать. Вызвать все группы. Локализовать объект. Ждать прибытия приказывающих. Предупреждаем, обнаруженным вреда не причинять. В случае сопротивления – обезоружить и лишить подвижности поцелуем забвения.

Хриплый дуэт замолчал. Один из приказывающих развернулся и пошел к углу здания. Второй обозначил рукой пары и показал направления. Спиной назад отошел на два шага от восьмерых и просипел:

– Исполнять.

Сам, не разворачиваясь, сделал еще ровно тридцать шагов назад от места развода. Рот расползся по месту, где должно было быть лицо. Отдающий приказы замер. Он сосредоточил все органы восприятия. На голове у него их были тысячи. В центре его внимания находилось разрушенное и обгоревшее здание. Там, в глубине, прятались два беглеца. Они были нужны живыми хозяину. Хозяина звали Аваддон, что значило Погибель.

Тем временем пары бесшумно расходились по зданию. Первая пара поднялась на второй этаж. Видящий заглядывал во все закутки, под прилавки. Мягко обтекая разбитые витрины, осматривал кабинки для переодевания. Сумрак не был ему помехой. Слышащий, останавливался у запертых дверей и прикладывался к ним ухом, выросшим на лбу. Он был способен слышать во всех диапазонах. Так же как видящий обладал способностью улавливать своим глазом любое инфракрасное излучение. Двигались неторопливо. Спешить было некуда. Была уверенность, что объекты поиска находятся на территории Гостиного Двора. Это придавало розыску неспешную, обстоятельную дотошность. Площадь сужалась. Другие, на первом этаже, действовали по той же схеме. Все досконально просматривалось и прослушивалось. Исполнение приятной обязанности на первом этаже затруднено наличием метро. Пара других, которая пошла влево, вошла в вестибюль станции Гостиный Двор. Один остановился. Второй прошел несколько шагов и спустился на три ступеньки вниз по неработающему эскалатору. Замер. Прислушался. Вернулся к слышащему. Повернулись головами друг к другу. Замерли. Потом покачали головами. Развернулись и направились к выходу. Поверхностный, казалось, осмотр, был тщательным анализом, давшим полную уверенность в том, что внизу никого нет, кроме крыс. Другие знали и чувствовали все то, что знали и чувствовали остальные. Пока поиски результатов не принесли. Но мест, где могли затаиться звери с каждым шагом, с каждым отделом, с каждой секцией становилось все меньше и меньше. Где – то за безликой внешностью каждого Другого трепетал азарт охотника, вышедшего на след дичи. Предвкушение. Страх, который они внушали жертвам, был премией, наградой за верную службу. Им нравилось охотиться. Выследив и поймав жертву, парализовали ужасом. Когда та становилась беспомощной, Другие убивали. Они высасывали человеческую сущность и заполняли изуродованные тела страхом. Эта охота была без интересного финала. Но все равно это была охота! Это было развлечение! Это был пир!

Другой, стоявший напротив фасада здания, внимательно следил за всеми поисковыми группами. Он находился в постоянной связи со вторым приказывающим. Они окружили всю Гостинку своим ментальной контактом. Словно, накрыв непроницаемым колпаком, ускользнуть через который незамеченным было невозможно. Разыскиваемые находились внутри. Но вот где? Времени не существовало, главное, точно выполнить приказ.

Первый приказывающий вдруг пошевелился. Быстро опустился на колени. Обнял себя за плечи, перекрестив руки, начал медленно опускать их вниз, вдоль спины. Другой гладил и ласкал свое тело. Покачивался взад и вперед, исполняя медленный, чувственный танец соития самого с собой. Что-то зашевелилось в паху. Натягивая плотные кожаные штаны это что– то холмом поползло в промежность. Со стороны казалось, что в штанах у него медленно ползет большая змея. Вот голова этой змеи скрылась глубоко между ног. Змея начала совершать движения в такт размеренно раскачивающемуся Другому. Как огромная капля ртути каталась под блестящей материей. Другой задергался все быстрее и быстрее. Быстрее стала перемещаться по промежности складка. Скоро это стало крупной дрожью, как в лихорадке сотрясающее тело. Потом несколько раз он импульсивно дернулся. Замер. И в изнеможении оперся руками об асфальт. Через мгновение Другой поднял голову и посмотрел на небо. Сладострастная волна прошла по всему телу. Резко, рывком поднялся на ноги. Настороженно заводил головой. Несмотря на очень плотную связь с остальными Другими, оргазм, который он только что испытал, был личным ощущением. Остальные знали, только что он трахался, но не могли разделить физиологического экстаза. Атман дал исключительную возможность любить самих себя. Он сделал эту территорию заповедной для вмешательства извне. Все это время Приказывающий поддерживал связь с поисковыми группами и знал, что розыски пока безрезультатны. Попыток выбраться из – под колпака предпринято не было. Другие не обладали ни человеческой логикой, ни ситуационными инстинктами, ни психологией людей. Ни одно из их качеств не вписывалось в уходящие критерии. В совершенстве владели сверхчувствительными сенсорами, действие которых тысячекратно увеличивалось коллективным резонансом. Ум, чувства, эмоции заменяли приказы высших демонов. Они могли выйти из подчинения, но сдерживало постоянное поле боли и страха. Поле размером с мертвый город.

Тем временем пара вышедшая во двор Гостинки, методично обыскивала каждое строение и каждый закуток в этих строениях. Прежде чем зайти внутрь, они внимательно просматривали и прослушивали, пытаясь отыскать признаки присутствия зверей. Половина складских помещений была обследована. Пусто. Но удача предначертана. Двое подошли к длинному зданию, в большие ворота свободно мог въехать грузовик. Ворота были приоткрыты. Видящий вошел и встал на границе разделявшей сумрак и полумрак. Замер, всматриваясь в длинные ряды стеллажей, заваленные одеждой. Слышащий пошел вокруг здания, внимательно изучая молчаливую, настороженную пустоту внутри. Там было тихо, но что – то там было. Он обошел строение и остановился перед небольшой дверью. Прислушался. Положил пальцы на дверную ручку. Потянул на себя. Дверь, скрипя, открылась. Другой вошел внутрь склада…

Раздался ужасный скрип. В голове запульсировало: нашли, нашли, нашли!!! Но надежда умирает предпоследней. Перед тобой. Следующим умираешь ты. Послышались шаркающие шаги со стороны ворот. Шаги становились более отчетливыми. Рука, сжимавшая нож, истекала потом. Нож сплавился с рукой. Сердце колотилось так, что в ритме сокращалось все тело. Я чувствовал их близость. Это ощущение стало невыносимым. Теперь понимал, каково это быть в шкуре кузнечика. Ожидание развязки стало нестерпимым. У меня не выдержали нервы. Вскочил с единственной мыслью отскакивающей от внутренних стенок черепа: не орать, не орать!!! Только не орать! Соскакивая со стеллажа, правая нога запуталась в тряпье. Свалился прямо под ноги, существу сумев зафиксировать его облик. Точно такой же, как и убитая мной тварь из подворотни. Распластался у его ног, как раздавленная асфальтоукладчиком лягушка. Он стоял надо мной, раскинув руки в сторону. Голова задрана вверх. Огромный темный глаз внимательно изучал потолок. Я смотрел на него. Не знаю сколько бы продолжалась эта нелепая игра в гляделки, если бы вне поля моего зрения не раздался шум. А потом пронизывающий крик Наташи всколыхнул воздух.

– Юра-а-а-а!!! Крик хлестнул по ушам. Вернулась способность двигаться. Опираясь левой рукой о землю что было силы, ударил тесаком снизу вверх в промежность стоящего надо мной чудовища. Нож вошел строго вертикально в тело. Не вытаскивая, дернул его всем лезвием к себе. Без усилий и препятствий сталь прошла сквозь плоть, только затрещал разрезаемый комбинезон урода. Из огромной раны вывалилась дымящаяся требуха. Вместо того чтобы упасть, скорчиться от боли, он медленно опустил руки. Чуть присел и начал запихивать внутренности обратно. Я вскочил и обернулся. Картина четко отпечаталась. Наташа забилась в угол, который образовывали стена и стеллаж. Стояла, закрыв лицо руками. Второй с огромным ухом, растущим изо лба, медленно поворачивался к ней. Настолько медленно, что я успел увидеть торчавший у него из груди швейцарский, армейский складной нож, всаженный по самую рукоятку. Тварь почти закончила поворот, когда я толчком подлетел к нему и наотмашь рубанул по голове. Нож прошел до половины лица и разрубил огромное ухо пополам. Выдернул нож и ударил тварь в грудь. Показалось, будто шилом проткнул картонку. Небольшое сопротивление, а потом беспрепятственное движение. Чудище уронило, было поднятые руки, потом еще раз всплеснуло ими. Отпрянуло от меня. Качаясь, боком пошло в сторону стеллажа. Дойдя до него, запнулся. Его качнуло. Попытался зацепиться за что – нибудь руками, но не найдя опоры, сунулся головой вперед, словно нырнул. Ноги, согнутые в коленях, продолжали, скрести пол, туловище оказавшееся на стеллаже, оставалось неподвижным. – Голова, голова, вот их больное место. Надо бить в голову! – строкой телетекста пробежало в мозгу. Развернулся к первому, с распатрашенным пахом, надеясь увидеть его на полу, дохлым. Тварь разочаровала меня. Он стоял. Мало того, между ног торчала, какая то черная змея. Она толчками увеличивалась в размерах, вся сотрясаемая мелкой дрожью. На абсолютно круглой голове змеи блестела серебром капля. – Сейчас он меня трахнет! – в том, что это за орган сомневаться не приходилось. Вот только представить эту штуку в качестве оружия было нелегко. Оружие это было или нет, но допустить возможность прикосновения этой гадости я не мог. Внутри всколыхнулась мутная волна тошноты. Его член почти касался меня. Оцепенение прошло. Махнул перед собой ножом и черная толстая змея упала. Оставшийся от нее конец начал на глазах сокращаться. Из него вдруг ударила струя темной, маслянистой жидкости. Тварь нисколько не обескураженная раной, раскинув руки, словно для объятий, двинулось на меня. Я беспорядочно махал ножом перед собой. Некоторые удары достигали цели, но это не останавливало его. Урод хотел дотянуться до моей шеи. Где – то внутри разорвалась алая бомба ненависти.

– Ах ты, гадина вонючая!!! – Заорал я. Почти выдернув руку из плеча, воткнул ему нож прямо в центр мертвого глаза. Лезвие, пробив голову насквозь, с треском выскочило из затылка. Тварь дернулась всем телом, да так сильно, что чуть не вырвала у меня из руки нож. Вцепился в рукоять второй рукой и выдернул лезвие из головы. Урод начал падение назад, на спину. Сила инерции толкнула меня в противоположную сторону. Я засучил ногами, пытаясь сохранить равновесие. Поскользнулся на мерзости вытекшей из члена твари и хлестко, всем весом шлепнулся на задницу. Всплеск боли из ушибленного копчика пробежал внутри и сыпанул искрами из глаз. Вместе с вышибленным куском воздуха изо рта непроизвольно выскочило:

– Блин! Больно-то как!!! – Оглянулся и отыскал глазами Наташу. Она была все в том же углу. Только руки теперь закрывали щеки, оттянув веки до невозможности вниз. Скользя, на крови твари, поднялся. Вытирая руку и одновременно потирая ушибленное место, пошел к ней.

– Все, милая! Кончено! Они подохли. Нам надо уходить отсюда. – Еще раз оглядел место побоища. Убедился, что твари мертвы.

– Пойдем! Валим отсюда. Их может оказаться гораздо больше! – Взял за плечи и повел к двери. Наташа совершенно ничего не соображала. Приводить ее в чувство времени не было. Слишком высока была вероятность появления других. Мы подошли к выходу. Я отпустил Наташку и медленно начал открывать дверь.

Другие, получив информацию о том, что четвертая поисковая группа обнаружила объекты на складе, со всех сторон торопливой трусцой спешили к обозначенному месту. На ходу они извлекали жезлы забвения и приводили их в рабочее состояние. Это было их единственное оружие, но не единственный орган наслаждения. Жезлы пришли в готовность. Готовность составляла примерно метр в длину. Из пор на конце стали конденсироваться вязкие, бесцветные капельки. Они стекались как ртуть в центр головки, образуя большую каплю. Эта капля была слюной забвения. Оружие умиротворения готово. В случае необходимости Другие могли передвигаться очень быстро. Через три альтувра все они – во дворе Гостинки. Сейчас узнали о схватке происходящей между ними и дичью. Дичь оказалась с зубами. Другие стали двигаться медленно. Им не был присущ инстинкт самосохранения, но они знали боль. Вдруг все остановились. По черным телам пробежала судорога. Один был мертв. Боль и страх! У слышащего было уничтожено девяносто процентов жизненных рецепторов. Его восприятие, корчась, умирало. Видящий попытался усмирить человека поцелуем забвения. Зверь отрубил жезл, нанеся смертельную рану. Но, видящий, подхваченный волей остальных, повинуясь приказам, попытался вцепиться в человека. От боли и страха движения были замедленными, и это позволило зверю пробить глаз и умертвить тело. Потери не имели значения! Кольцо сжималось! Людям не вырваться!

За дверью никого не было.

– Бежим! – Дернул Наташку. Побежал первым. Увидел через плечо, что не отстает, бежит следом. Мы бежали по узкой дорожке между двумя складами. Уже были видны ворота, через которые можно было выскочить в город. Еще раз оглянулся и убедился в том, что она рядом. – Черт! Рюкзак забыли! Неужели их было всего двое?! Дай Бог!!! – Без паузы промчалось в голове. Когда до края склада осталось метров десять, а до ворот двадцать. Из – за угла первого склада на дорожку выскочил еще один. У него не было ни уха, ни глаза, за – то был огромный щелеобразный рот. В пяти шагах от него я резко остановился и выставил перед собой нож. С лету Наташка налетела на спину. Я покачнулся.

– Человек, брось нож! Мы не причиним вреда!

Обернулся, сзади бежало еще двое, их штуковины качались в такт движению. Вверх – вниз. Вверх – вниз.

– Человек, брось нож! Мы не причиним вреда!

Я почти ослабил хватку на рукояти. Но вид огромной черной штуки с каплей расплавленного серебра на конце не оставил выбора. В два прыжка преодолел разделявшее расстояние. Ловко увернулся от радостно потянувшегося ко мне органа. Наотмашь рубанул по шее говорящего. Голова со звонким чпоком отскочила от тела. Отлетела к стене, гулко ударилась об нее, рикошетом откатилась к ногам Наташи. Та пронзительно завизжала.

– За мной!!! – Срывая голос, проревел и, увидев, что она начала движение ломанулся к спасительным воротам. Там был город, там можно было начать игру в прятки сначала.

Услышал позади звук упавшего тела. Сразу за ним, еще такой же, точно. Обернулся. Увидел лежащего на животе безголового и рядом, касаясь его рукой, лежала Наташа. Те двое, что были сзади, стояли над ними, замерев.

– Нет!!! – К ним, размахивая ножом, как саблей. Перепрыгнув через Наташку, подлетел к этим двоим. Они отпрыгнули в стороны и прижались спинами к стенам складов. Ударил по члену того, что стоял справа, с ухом. Опять густая струя тягучей, черной жидкости. Он дернулся, ударился спиной о стену и начал медленно сползать вниз. Резко развернулся и ударил ножом второго, с глазом. Тот успел пригнуться и нож с грохотом ударился о металлическую стену. Замахнулся снова, но ударить не успел. Что – то мягко, почти неощутимо коснулось моей спины. Тогда понял, что случилось с Наташей. Побежав, она наткнулась на член безголового. Ее парализовало, так же, как парализовало сейчас меня. Начал валиться на спину. Кто – то бережно подхватил и аккуратно опустил на землю. Я продолжал все видеть и слышать, но начисто был лишен возможности двигаться. Бревно с бегающими глазами. Потом глаза тоже застыли. Продолжал видеть, но не мог даже моргнуть. Надо мной склонились три головы. В ассортименте полном: ухо, глаз, рот. Обладатель рта открыл пасть и произнес:

– Видящие, подгоните сюда машины. – Глазастый пропал из поля моего зрения. Ушастый встал на колено и начал возиться в области моей правой руки.

– Нож, нож! Он вытаскивает нож из ладони. Нож вытаскивает! – Но я ни чего не чувствовал. Вдруг, тот, что говорил начал меняться. Рот расползался какими-то маленькими прыщиками, через мгновение вся харя была покрыта пупырышками. Рот перестал существовать.

Меня за руки подняли и потащили к машине. Наташи не увидел. Наверное, уже погрузили. Пока грузили на заднее сиденье роскошного Мерседеса, заметил, как двое притащили, того со склада, с разрубленной головой и положили к двоим убитым. Потом развернулись и пошли обратно к складу. Очевидно, за последним. Несмотря на просторный салон машины, им пришлось согнуть мои ноги, чтобы закрыть дверь. Один сел за руль, второй рядом. Двери бесшумно закрылись. Машина плавно и беззвучно тронулась с места. Все, что теперь мог видеть, было ограниченно мягким потолком, обтянутым серой кожей. Куда ехали? Сколько раз поворачивали? Определить не в состоянии. Мерседес ехал быстро, я чувствовал это. Мотор работал совершенно бесшумно. Казалось, что машина ехала, не соприкасаясь с землей.

Что же будет? Но была какая-то отстраненная отчужденность. Словно, все это происходит не со мной. Полная апатия. Потом пришла мысль о Наташе. Где она, что с ней? Но и эти мысли расплывались и утрачивали четкость. Что – то приходило в голову еще, но соскальзывало, не задерживаясь в пустоте. Вслед за ним упал и я. Уснул. Сон был очень крепким. Забыл все. Забыл жизнь. Оказался в спасительной, доброй темноте небытия.

Проснулся оттого, что машина резко затормозили. Сила инерции стряхнула меня на пол между сиденьями. Из груди попытался пробиться стон, но звука не было. Уроды вышли из машины, закрыв дверцы. Я остался один, но что толку? Двигаться не мог. В голове все также зияла тупая пустота. Там не было никаких планов, так свойственных моему деятельному мозгу. Превратился в оболочку куколки, а бабочка-то уже улетела! Одним словом, кома. Полная. Мог только ждать. Терпение было безграничным. Ждал решения своей судьбы, впрочем, спокойно, безучастно. Что меня: повесят, сожгут, отрубят голову, или… Да, наплевать! Лучший вариант, лежать здесь, между сиденьями, как забытая газета, и ждать конца времен. И этот конец не замедлил наступить…

Дверь открылась. Попытался перевести взгляд. Не получилось. Вверху все тот же серый потолок автомобиля. Вдруг потолок пополз назад. Сквозь отупение пробилось: "Тащат из машины. Ну вот и все…". Показалось свинцовое, ровное небо. Снег падал с него все так же – медленно и обречено. Не долетая миллиметра до лица, он исчезал без следа. Поставили и прислонили спиной к машине. Передо мной стоял безлицый. Только вот безличье его было черным. Еще одно отличие делало его непохожим на тех других. Он был меньше ростом, примерно на голову. Карлик. Почти. Черномордый стоял и пристально, казалось, изучал меня. Потом откуда – то возникла ладонь, затянутая в черную кожу. Эта ладонь, взмахнув, звонко хлопнула по моему лбу. Моргнул, и в тело иголками вернулись ощущения. Справа от ударившего меня стоял точно такой же урод и как тисками сжимал мою руку. Левая рука была пристегнута к правой блестящими браслетами. От середины цепочки наручников вниз сбегала еще одна. Она соединялась с браслетами, сковывавшими мои ноги. Стреножили, как коня!

– Вот тебе и хрен-то!!! – Сказал с заметной дрожью в голосе. Огляделся, желая отыскать взглядом Наташу. Но ее не было. Вдоль дороги стояло много машин. Все они были Мерседесами представительского класса. Словно оказался на бандитской стрелке. У каждой машины стояло по несколько розовых безликих. Кругом простирались руины. Ни одного целого дома. Все разбомбили. Через небольшую площадь, в центре которой стоял закованный я, виднелась желтая арка ворот. Ограда. Высокие деревья за оградой. Это было кладбище. Узнал это место, но никак не мог вспомнить название. Карлик стоявший передо мной вновь взмахнул рукой, налаживаясь еще раз треснуть по лбу. Инстинктивно вздернул скованные руки вверх, пытаясь прикрыть голову. Не вышло. Пришлось просто быстро закрыть глаза. Удара не последовало. Когда расслабил руки и медленно открыл глаза, у черной твари заканчивал формироваться рот. Открылась пасть полная ужасных кривых, тонких, ржавых, но очень острых иголок. Решил снова закрыть глаза. Но не успел. Из мерзкой ямы без усилий и движений раздался хриплый голос:

– Юра, ты пойдешь с нами. Вопросов не задавай. Все ответы узнаешь позже. Если попытаешься бежать или сопротивляться получишь еще один поцелуй забвения. Если понял, закрой глаза.

Моргнул. А что мне было делать?! Эти двое производили куда более серьезное впечатление, чем розовомордые. Они крепко подхватили меня под руки с двух сторон. Обошли машину и направились в сторону развалин.

Медленно, удерживаемый с двух сторон, семенил к руинам, как японская гейша. Цепь заставляла делать шаги короче вдвое. Если бы не заботливые сопровождающие, двигаться смог только ползком, как дождевой червь. Пытался сдернуть с себя пелену отупения. Считал Мерседесы, на тридцать четвертом хвост стоявшей колонны скрылся за поворотом улицы. Вошли в пролом в стене. Идти туда страшно не хотелось. Предпринял неловкую попытку упасть. Меня бережно поддержали. Губастый вновь ощерился:

– Не дури. – Сказал без интонации и без всякого выражения. Решил последовать совету, именно, из – за голоса. Сразу они увеличили скорость движения. Перестал успевать за ними то и дело, спотыкаясь о кучи хлама. Теперь они уже просто волокли меня, как пьяного. Если цепь ножных кандалов цеплялась за что – либо, они рывком освобождали ее и не сбавляя темпа, продолжали движение. Вперед и вперед. Вот только куда? За разрушенным простенком увидел еще двоих – розовомордых. Стояли, не шевелясь у лестницы, которая вела вниз, к металлической, внушительной двери. Лестница была совершенно чиста, никакого хлама и мусора. Мало того, застелена причудливой, насыщенно – синего цвета, ковровой дорожкой. Меня протащили по ней вниз, к двери. Один из моих поводырей стукнул в дверь два раза, потом еще два. Конспираторы хреновы! Дверь беззвучно отворилась. Мы вошли во мрак подвала. Очень длинный коридор сделанный из кирпича. Потолок арочный. К кирпичным стенам были приделаны хитрые держатели. В них вставлены большие, чадящие факелы. Призрачный, колеблющийся свет. Он очерчивал фрагменты коридора. Чередование освещенных участков и неосвещенных создавало иллюзию подвижности стен. Сама подвижность исчезала в бесконечности коридора. Мы шли по этой бесконечности, лишь увеличивая ее. Прошли мимо нескольких маленьких железных дверей. Навстречу никто не попался. Коридор под прямым углом разбежался в обе стороны. Повернули налево. Шли довольно долго мимо факелов, дверей, ниш, ответвлений. Размеры этого подвала не вмещались в метрическую систему счета. Несколько раз повернули. Окончательно потерял способность ориентироваться. Еще один поворот. Узкий, как щель коридорчик. Мои провожатые разделились. Один пошел впереди, другой сзади, держал меня за подол куртки. Куда я мог отсюда убежать? Плечи почти касались стен. С высокого, арочного потолка на цепях свисали колеса. На них были установлены глиняные плошки. Они были заполнены маслом и фитили, плавающие там, горели. Алые языки пламени вырывались из этих плошек, ломая тени об углы и стены коридора. Вышли к месту, где стены коридора расступались, образуя полукруглое помещение со сводчатым потолком. Центр стены напротив украшала большая темная двустворчатая дверь. Дверь была покрыта искусным орнаментом. Большая, но изящная ручка, видимо, золотая магнитом притягивала взор. Первый дошел до двери, повернулся, и встал у стены, скрестив руки на груди. Второй легонько подтолкнул меня вперед. Сделал два шажка и остановился. Он обошел и повернулся черным безличьем. Раскрыл пасть:

– Сейчас сниму с тебя оковы. Думаю, глупые мысли посещают тебя не часто? На всякий случай предупреждаю: если они появятся сейчас, гони их, прежде чем начнешь, что – то предпринимать. Просто, стой спокойно, а то твоя подружка пожалеет, что мы не познакомились с ней до вашей встречи.

Упоминание Наташи ничего существенно не изменило в мыслях. Я не собирался биться с ними. Они были карликами по сравнению со мной, но я чувствовал, что их сила значительно превосходит силу смертного. Говоривший наклонился к моим ногам. Немного повозился, я почувствовал, что ножные кандалы сняты. Он выпрямился и отомкнул наручники. Перекинул звенящую конструкцию через плечо.

– Все. Теперь жди. Тебя позовут. Помни, любая попытка к сопротивлению отзовется громким эхом боли у Наташи. Пока, прощай.

После этого предупреждения они развернулись и ушли обратно. Туда, откуда только что пришли. Повернулся и дернулся следом. С потолка упала толстая, кованая решетка преградившая путь назад. Я был заперт. Хотя.… Хотя была дверь с золотой ручкой. Возник извечный вопрос: открывать или нет? Эти уроды что – то говорили про Наташу. Самому тоже рисковать было не с руки. Не надо пытаться торопить события, они сами сделают это за меня. Сел на пол у стены и принялся ждать, когда это произойдет. Здесь не было времени. Но ведь что – то было?! И это что – то тянулось чертовски долго. Каких – либо конкретных мыслей не было. Голова, на удивление, чиста и легка. Опять вернулось ощущение, все события, которые произошли, произошли не со мной, и было ли это все на самом деле? Сейчас всего этого не было. Не было вообще ничего.

Вдруг ноздри забило такой вонью, что на мгновение потерял сознание. Отвыкшего от запахов, меня, словно, контузило. Обоняние вернулось, но в тот момент очень пожалел об этом. Вонь была такой густой, что если бы был нож, смог бы резать ее на куски. Она забивала рот и выедала мои глаза. Умершие запахи реанимировались и всем своим многообразием пытались расплющить. Это был запах загаженных всеми живыми существами подворотен. Многослойные пласты их испражнений, как кремом были щедро пересыпаны хлоркой. Пирог обильно пропитан мочой. К общему букету добавлялся запах гниющих органических отходов. Все это в тридцать шестой степени заполняло сейчас маленькое помещение, в котором находился я. Концентрация вони делала воздух здесь желеобразным. Она падала с потолка. Достигнув пола, заворачивалась краями и наползала на уже образовавшиеся наслоения. Толщина вони достигла плеч. С огромным трудом, опираясь на стену, поднялся. Что раньше делали люди в подобных случаях? Закрывали лицо влажной тряпкой. Платок был. На нем бурые пятна Наташиной крови. Болото вони увеличивалось. Оно вновь достигло груди. А как быть с жидкостью, что бы смочить платок? Жить захочешь и не так подскочишь. Выход один – моча. Быстро расстегнул ширинку и оросил платок. Не отжимая, расправил. Закрыл глаза и прижал платок ладонями к лицу. Платок был большой, все лицо спряталось под ним. Эта была ситуация, когда свое, действительно, не пахнет. Тугая вонища доползла тем временем до подбородка.

Неожиданно раздался какой-то звук. За ним до ужаса знакомый смех. Он опять раскатывался серебряными горошинами, отскакивал от стен и потолка, катался по полу. Веселый, заливистый, так не вяжущийся с вонью. Но она исчезла. Теперь вдыхал только запах мочи.

– Ну, и долго ты собираешься так стоять? Я знал, что ты эстет. Но не подозревал, что твой эстетизм простирается так далеко. До чего человека может довести любовь к прекрасному?! Неужели испытываешь, такое острое наслаждение от запаха собственной мочи?! Или может быть это новая форма религиозных обрядов? Как благоговейно прижимаешь этот платок к своему лицу! Или ты проходишь курс уринотерапии? Не стесняйся, я могу принести тебе стакан, что бы увеличить дозу. Давно не приходилось так веселиться!.. Ну хватит! Убери платок и посмотри на меня Человек!!!

Мне страшно не хотелось убирать платок от лица. Запах собственной мочи можно было пережить, а можно ли пережить взгляд на чудовище?

– Довольно! Слышишь?! Я сказал, хватит! В Гостином Дворе ты казался более мужественным. Убил четырех Других. Почти вырвался из кольца. Почти. Тебя подвела сентиментальность и влюбчивость. Вот и теперь, поддаешься эмоциям. Что может случиться, если ты просто уберешь вонючий платок от лица и откроешь глаза?

– Я не хочу видеть тебя, Малах Га – Мавет.

– Послушай! Я уже говорил и повторю еще раз, – в мои планы не входит причинить тебе вред. Стоило ли разводить такую канитель вокруг твоей персоны, всего лишь ради того, чтобы убить? Подумай! Ты ведь считаешь себя разумным человеком. Всегда так гордишься несокрушимой логикой. Ну, смелее! Перепрыгни через страх!

Отлепил платок от лица, скомкал и бросил на пол. Глаза не подчинялись мне. Пытался. Изо всех сил пытался, даже вспотел от напряжения. Но веки, вдруг налившиеся тысячетонным чугуном, не подчинялись титаническим усилиям. Попытка открыть глаза забрала последние силы. Я почти упал на пол. На лицо набежала тень. Ноздрей коснулся запах очень дорогого мужского одеколона. Что – то притронулось к моему лицу. Пальцы легли на веки и открыли их. Первое, представшее перед глазами, квадратные носки черных сапог. Сапоги были украшены квадратными серебряными пряжками. Я начал поднимать взгляд. Черные, прямые, кожаные штаны, подчеркивающие стройность и мускулистость длинных ног. Ремень с прямоугольной пряжкой из серебристого металла. Черный пушистый свитер, заправленный под ремень. Сильная грудь, широкие плечи. Из меленького треугольного ворота, немного длинноватая, жилистая шея. Тяжелый, гладкий подбородок. Узкие, алые, улыбчивые губы. Прямой нос с трепетными ноздрями. Они, казалось, пожирали воздух, бесшумно втягивая его внутрь. Черные прямоугольные очки, полностью закрывающие глазные впадины. Над оправой разлетелись черно – угольные брови. Черные, блестящие волосы до плеч зализаны назад. Оставляют открытым высокий лоб, лишенный намеков на возраст. Маленькие прижатые ушки с острыми мочками.

Он стоял, немного склонившись, улыбаясь. Улыбался нежно и светло, так улыбаются вновь обретенной, любимой вещи, которую считали потерянной. Но мускулистые руки находились в постоянном движение. Он дергал попеременно за каждый палец черной, прошитой серебряной ниткой перчатки. Большой, указательный, средний, безымянный, мизинец. И обратно. Движение завораживало. Взгляд скользил по черным, непроницаемым стеклам очков и постоянно срывался вниз, на его руки. Они все так же без лишней суеты и очень манерно высвобождались из черной кожи перчаток. Снял перчатку с одной руки. Обычная, человеческая рука. Сильная. Мужская, но в то же время изящная, с длинными пальцами. Вскоре справился со второй перчаткой. Я заметил, что ногти у него были черного цвета. Это был не маникюр, это был естественный цвет. Сняв перчатки, он уронил их на пол. Двумя пальцами вытащил из кармана штанов черный с серебром платок. Тщательно вытер холеные руки. Платок упал вслед за перчатками.

– Извини. Не хотел нанести тебе оскорбление. Я испачкался о тебя. Некоторые продукты жизни и деятельности человеческих организмов вызывают у меня рвотные позывы. Ну, что? Шок прошел? Все в порядке? Может пройдем в более располагающее для бесед место? Надо умыться, привести себя в порядок, переодеться. А то знаешь ли, от тебя попахивает. Я, так уж вышло, очень слежу за стерильностью своих владений. Встать сможешь, или позвать Другого?

– Смогу – буркнул я. С большим трудом оторвался от пола. Опять, прибегая к помощи стены, удалось выпрямиться в полный рост.

– Еще один раз попрошу у тебя прощения и больше не буду. Так вот, прости покровительственный тон. Этому есть несколько причин. Я старше тебя, старше всего человечества. Знаю ответы на многие твои вопросы. Не на все, подчеркиваю, но на многие. Наличие знаний выстраивает, сам понимаешь, покровительственную форму общения, с желающим эти знания обрести. Совсем как между учителем и учеником. Кроме всего прочего ваша литературная традиция определяет именно такие отношения между человеком и запредельными силами. Так будет проще…

– Ты Бог? – перебил его.

– Нет. Зачем так примитивно? Хочешь сразу все квалифицировать? Расставить по своим местам? Я, видишь ли, некоторым образом – демон. Сущность приближается к божественной, но все– таки я не Бог. Скорее, первый помощник. Правая рука. Даже обе руки. Но это не дает права перебивать меня. Это просто невежливо. Ты ведь интеллигентный человек, хоть и убийца. Ответив на вопрос, я назвал еще одну причину из длинного ряда тех, которые определяют мое снисходительное к тебе отношение. Однако пойдем. Надо привести себя в порядок, перекусить. Потом за сигарами, коньяком и кофе наступит время вопросов и ответов…

Мы пошли. У открытой двери он пропустил меня жестом руки вперед. Зашел в помещение, размеры которого были спрятаны темнотой.

Малах Га – Мавет грациозно обогнул меня. Сделал несколько шагов во тьму, остановился. Взмахнул рукой…

Глава 3. Время вопросов. Время ответов.

Вспыхнул ослепительно яркий электрический свет. Низкий потолок, далекие стены, изящная мебель. Эта мебель, словно, натаскана беспризорниками из дворцов, чтобы украсить свою берлогу, не подчинялась единому стилю и дизайну. Со вкусом у демона большие проблемы. Не уютно, не красиво, и как – то холодно.

– Ну, добро пожаловать в мои апартаменты. – Сказал Демон, обводя рукой огромный зал.

– Не люблю высоких потолков. Голова кружится. Да и неба не люблю тоже.

– На склеп похоже. – Сказал, еще раз оглядываясь вокруг.

– Согласен, – легко согласился он и засмеялся. Отсмеявшись, сказал:

– Давай, отправляйся мыться. Там найдешь все, что нужно. – Показал рукой не маленькую, неприметную, деревянную дверь справа.

Я удивился своей покорности, но спорить с Демоном не имело смысла. Существо, уничтожившее огромный город и людей его населявших, с капризным, пускай даже последним, горожанином миндальничать не будет. Может быть, и правда убить он, не убьет, но силу применить сможет. Его поведение было странным. Довольно убедительно разыгрывал роль гостеприимного и радушного хозяина. Пока…

Я направился к двери. На ходу расстегнул куртку. За дверью оказался предбанник. Напротив входа на обшитой деревом стене висело прямоугольное, большое зеркало в черной деревянной раме. Слева от входа у стены стояла простая, деревянная скамья. Псевдорусский стиль. Над ней, к стене прибиты причудливой формы бронзовые крючки для одежды. На скамье, в углу лежало аккуратно сложенное гигантских размеров махровое полотенце. На крючке висел черный махровый халат. Медленно разделся, развешивая предметы своего гардероба, как попало на крючках. Очень хотелось собраться с мыслями. Сосредоточиться. Никак не получалось. Решил попробовать сделать это умываясь. Открыл вторую дверь.

Помещение было огромным. Гораздо больше, чем резиденция Малах Га – Мавета. Оно было воплощением дискомфорта и неуверенности. Сделал два робких шага вперед. Почувствовал, что дверь исчезла. Неприятный, мутный свет обрушивался с невидимых высот на грязный, заплеванный пол общественного туалета на вокзале. Он был выложен метлахской плиткой, цветом напоминавшее засохшее собачье дерьмо. Стены в рост человека выложены белым кафелем. Кафель местами отвалился, обнажая серые раны стен. Он покрыт сколами трещинами и надписями. Надписи сделаны губной помадой, мерзкого темно – вишневого, но сочного цвета. То, что написано, прочесть невозможно, рисунки не разборчивы. Но был уверен, что те и другие были верхом непристойности. Стоял абсолютно голый, закрываясь руками. Все убранство этого помещения от меня и до неизвестности, бесконечного пространства составляли – душевые открытые кабины слева и перегороженные фанерой унитазы справа. Выше человеческого роста, выше белого кафеля, пытающегося оправдать мою обнаженность, стены. Они выкрашены в отвратительный, гнойно-зелено-желтый цвет. Меня расплющило это обезличивающее пространство. Буду идти, бежать, ползти, но слева всегда будут душевые, а справа унитазы. Попал сюда и останусь здесь навсегда!!! Откуда – то снизу хлынула вода. Желтая, но не потерявшая прозрачности. Она парила, как моча на морозе. Этот поток нес мусор, окурки, какие – то комки слизи, клочки и грязные обрывки. Он разбивался о стену, у которой стоял я. Обтекал мои ноги. Было холодно и страшно. Я был наг, слаб и беззащитен перед тем, что надвигалось на меня. Оно было похоже на тесто, выползавшее из огромной, синей кастрюли. Тесто хотело заполнить собой все, и все заменить. Ужас, переполнявший меня, нагонял новые и новые волны отвратительной желтой воды Что – то толкало, тянуло навстречу тяжелому кошмару. Я побежал. Плитка битыми краями резала ступни. Следы, которые оставались, были воронкообразными завихрениями бледно – розового, переходящего в бурый цвет. Вода за мной менялась. Впереди ждало жадное тесто…

– Ты что заснул там, что ли? – в голосе Демона угадывались нотки беспокойства. Я стряхнул остатки сна и обнаружил, что сижу в просторной душевой кабине. Сверху летел частый горячий дождь.

– Але! Алле! Отзовитесь! Да что там с тобой?!

– Нормально все. Сейчас выйду. – Медленно поднялся. Не выключая воду, направился к выходу. В предбаннике Малах Га – Мавета не было. Тщательно вытерся полотенцем. Вся моя одежда исчезла. Пришлось надевать халат. Под лавкой стояли, незамеченные раньше, турецкие, расшитые золотом тапки, красные, с загнутыми носами. Обулся и вышел в зал. Демон сидел в кресле – качалке. В одной руке держал пузатый бокал размером с небольшой аквариум. В другой, между пальцами, клубами дымила гротескных размеров сигара.

– О, вот и ты! Я уже начал волноваться…

– Может, хватит издеваться?! То вонь! То сны, какие то мерзкие! Что тебе надо!!!

– Так и прет из тебя атеистическое воспитание! С одним из самых могущественных Демонов разговариваешь без должного почтения и пиетета. Уж не говорю о страхе и трепете, который должно нагонять одно мое имя! Ну, да я тебя прощаю! Списываю все это на общую усталость и последствия тяжелых событий пережитых тобой. Тебе надо переодеться. Твою одежду я утилизировал. Она очень не стерильна. Предлагаю вещи из собственного гардероба. Есть несколько новых комплектов. Можно сказать, одежда предоставлена бутиком Ангела смерти. Размер у нас примерно одинаковый. И черный цвет будет тебе к лицу. Он прекрасно сочетаться со светлыми волосами и серыми глазами. Это я тебе как ведущий стилист мира говорю.

Он жестом пригласил меня следовать за собой. Прошли почти весь зал. Подошли к огромному платяному шкафу. Оттуда он извлек: кожаные джинсы, шерстяной свитер, черные длинные носки, сапоги с квадратными носами, но без пряжек и ремень.

– Какой у тебя размер обуви?

– Сорок третий.

– Значит, будут в пору. Вот, еще и куртка. Одевайся, не стесняйся, не буду подглядывать.

Он положил вещи на маленький кривоногий столик и, направляясь обратно, обронил:

– Нижнего белья у меня нет. Такая одежда, как вторая кожа.

Смеясь, он вернулся к столу. Я начал медленно одеваться. Вещи и вправду оказались в пору. Только штаны немного жали в паху. Не поворачиваясь, Демон спросил:

– Что ты, Юра, говорил, по поводу снов? Вонь, признаюсь, моих рук дело. Хотелось таким образом отметить возвращение к тебе обоняния. А вот сны? Ты заснул в душе? Что снилось?

– Заснул, но это когда я твой голос услышал, выяснилось. Там не было ни какого перехода от реальности ко сну. Снилась, всякая мерзость. Тесто какое – то, туалеты, вода желтая.

Демон явно напряженно размышлял.

– Нет, не я.

– А кто же тогда?

– После поговорим. Давай заканчивай одеваться. Прошу к столу.

Я оделся, посмотрел в зеркало. Остался доволен. Расчесал пятерней волосы. Пошел к столу. Он ломился от разнообразия яств. Здесь было все. В огромном количестве, способном удовлетворить самых требовательных и капризных гурманов – обжор. Но сервирован на одну персону. Хотя два стула стояли в ожидание. Демон поднялся с кресла.

– Присаживайся. Не могу разделить трапезу. У меня иной метаболизм, следовательно, и пищу поглощаю другую. От вида моей еды у тебя пропадет надолго аппетит. Так что законы гостеприимства превыше собственного голода, как говорил один людоед. Кушай, не стесняйся. Компенсирую голод настоящим французским коньяком. Да, чуть не забыл! Что бы ты насладился трапезой в полной мере, возвращаю тебе вкус!

Он щелкнул пальцами, не прерывая движения, указал рукой на мое место. Есть, так есть! Подумал и принялся набивать брюхо деликатесами. Пища восхитительна. Что было тому виной нормальное ощущение вкуса, или еда и вправду великолепна, не имело значения. Он снял очки. Я не смог определить цвет его глаз, он постоянно менялся. Изредка отрывался от еды, бросал на него косые взгляды. Демон ласково щурился на меня и маленькими глотками шумно прихлебывал коньяк. Наконец я набрался наглости и спросил:

– Что на твоем метаболизме спиртное не сказывается? – Даже не пытаясь скрыть издевку. Демон не обратил на это внимание и спокойно ответил:

– Нет. Жидкость испаряется через поры. Алкоголь остается внутри. Ощущение примерно такое же, как и у людей. Одним словом – опьянение. Отличие в одном, никогда не испытываю похмелье.

Ел до тех пор, пока ремень не врезался в раздувшийся живот. Дышать стало трудно.

– Наелся? – Заботливо произнес Демон.

– Да, наелся.

– А где спасибо?! – Обида и сожаление в голосе.

– Спасибо. – Ответил нехотя.

– Пожалуйста! – Демон был доволен. Внешне.

– Теперь кофе, коньяк, сигары. Или предпочитаешь сигареты?

– Я не могу курить. Не чувствую ничего.

– Опять ошибаешься. Я вернул тебе все ощущения. Предлагаю перейти к камину. Там очень удобные кресла.

Вытер губы и пальцы мягкой салфеткой, бросил ее в тарелку. Сыто отрыгнул и поднялся из-за стола. Пересели к камину. Огонь весело голубыми острыми язычками гулял по углю. Малах Га – Мавет приподнялся и бронзовым совком подкинул огню пищи – блестящего угля. Я сидел в низком кожаном кресле и почему – то наслаждался мнимым покоем. Закончив кормить пламя, демон отошел к сервировочному столику, заставленному разнообразными бутылками в картонных коробках и без них.

– Что будешь пить? У меня есть все! – Прозвучало с большой гордостью.

– Коньяк.

– И сигареты?

– Да.

– И кофе?

– Кофе не хочу.

– Вот и настало страшное время вопросов и ответов. – Протянул бокал, гораздо меньший, чем тот, из которого пил сам. Вот, тварь! Передал открытую пачку сигарет Парламент. Я вытащил одну, но пачку не вернул. Обойдется. Он любезно дал прикурить от платинового Ронсона. У Демонов тоже, оказывается, есть слабость к роскоши. Затянулся и с наслаждением заполнил легкие ароматным дымом. Ни с чем не сравнимое удовольствие! Меня удивляло и забавляло собственное спокойствие.

Курил, стряхивая пепел на пол. Хотя Демон предусмотрительно поставил рядом большую хрустальную пепельницу. Какая то маниакальная тяга к чистоте, это при его то работе?! Краем глаза внимательно наблюдал за его реакцией. Ему все это не нравилось, совсем как человеку. Но делал вид, что не замечает происходящего. Пока успешно гасил вспышки раздражения. Я развлекался. С удовольствием выкурил сигарету. Но не накурился. Слишком велик был никотиновый голод. От окурка прикурил следующую. Зубами оторвал от новой сигареты фильтр и выплюнул его на пол. Окурок аккуратно задавил в пепельнице. Демона, наконец, проняло. Первым нарушил молчание.

– Уважаю твое желание показаться крутым. Это почти удается. Тебе даже наплевать, что на тебе надеты штаны, которые выделаны из прекрасной женской кожи. Сапоги и ремень из кожи зрелых мужчин. Свитер и носки из натуральных волос молодых брюнеток. Причем носки сотканы из лобковых волос, этих самых брюнеток… О, да тебе плохо?!

Последнее, он произнес под звук оглушительных каскадов рвоты. Вместе с которой из меня исторгалась уверенность и самообладание.

– Эк, тебя развезло-то! Глянь-ка, штаны уделал! Сапоги забрызгал, их теперь, наверное, выбросить придется.

Он вскочил, быстро побежал к гардеробу. Вернулся оттуда и бросил мне на колени полотенце.

– Думаешь, существует человеческое достоинство?! – Теперь в голосе остался один звенящий металл.

– Сидишь, играешь в гордость, весь из себя такой неприступный! Да, у тебя в башке нет ни одной мысли! Тебя выхолостили! Тебе ни приходит в голову, ни что может случиться с Наташей, ни собственная дальнейшая судьба! Ты как свинья спокоен и благостен до тех пор, пока не пришло время забоя и придется становиться салом. Я хочу, чтобы ты ожил! К тебе должна вернуться жажда жизни! Сейчас нужен не только я тебе, но и ты мне. В тебе есть ответы на жизненно интересные для меня вопросы!

Слова хлестали меня плетью. Возвращался в себя, к своим проблемам. Слова разрывали благостную пустоту, переполняя ее болью. Сжал череп руками. Его просто бы разорвало от чехарды желаний, воспоминаний, вопросов и стремления узнать на них ответы. Закрыл глаза. Голова опасно трещала. Он толкнул меня в плечо. Я посмотрел. Демон держал перед моим лицом стакан с водой. Половину стакана занимал лед.

– Выпей, станет легче.

– Спасибо! – Искренне поблагодарил я. Двумя глотками осушил стакан до льда.

– Иди, умойся.

Я отрицательно помотал головой.

– Ты боишься? Понимаю! Хорошо. – Щелкнул пальцами обеих рук и у стены рядом с камином возник дачный умывальник. Не твердой походкой я подошел к нему и стал плескать холодную воду горстями в лицо. Это была живая вода. Она помогла прийти в себя. Малах Га – Мавет сделал вращательное движение кистью правой руки, и все следы недавнего происшествия исчезли сами – собой. В том числе и с моей одежды.

– Это правда?! То, что ты сказал по поводу одежды?

– Что это меняет? Другой все равно нет. Если тебя не смущает разговаривать со мной голым, милости прошу, ни мужская, ни женская обнаженность меня не трогает. Пойми! Ты сейчас единственный человек в этом мире, которому удалось сохранить здравомыслие. Это не просто удивляет, шокирует. Почему, как тебе это удалось? Мне необходимо знать, почему Атман проявляет к тебе такой интерес?

– Кто такой Атман? Это Бог, которому ты служишь? Какой бог мог сотворить такое!!! Зачем?!

– Ты что идиот! Что есть бог в твоем представление?! Слезливое изображение бородатого мужика? Бог – это большое, червивое дитя! Он един во всех лицах, других здесь нет! Он во всем, но ему на это наплевать! Мотивы его действий не то, что не понять, их страшно пытаться понять. Страшно даже для меня – Пыльного Ангела, возраст которого само время. Он безумный исследователь. Объектом изучения является все. Не буду лукавить. Если бы не он, ты и твоя подруга висели бы на ржавых крючьях, где – нибудь на Петроградской стороне. Сейчас я действительно в тебе заинтересован. За всем этим стоит Атман. Но почему ему настолько интересна эта игра?

– Что значит его имя?

– Давай сядем. Выпьем чего – нибудь, и поговорим обо всем по порядку. Что будешь пить?

– Воду. – Сказал, вновь устраиваясь в кресле. Он налил коньяку. Мне протянул воду со льдом.

– Насколько я понимаю у нас своего рода временный договор о сотрудничестве? Тогда скажи. Только правду! Что с Наташей?!

– Она жива. Пока. Пока Атман не давал никаких указаний на этот счет.

– Почему я должен верить? Покажи ее! Где она?!

– Стоит вам позвоночным дать маленькую слабину, как вы тут же норовите забраться с ногами на голову. Она в отстойнике. Все зависит от тебя. Насколько хорошо будет протекать беседа, удастся тебе ответить на вопросы и удовлетворить мое любопытство. Настолько быстро я организую с ней встречу.

– У меня есть еще одно условие. – Опять начал наглеть я.

– Не слишком ли это дерзко с твоей стороны?!

– Нет. Все равно завишу от тебя. Моя дерзость, это дерзость обреченного.

– Логично. Говори условие.

– Прежде, чем задашь свои вопросы. Я хотел узнать, как все это произошло и почему?

Малах Га – Мавет глотнул коньяку и пристально посмотрел мне в глаза. Попытался, не мигая ответить ему. Удалось узнать цвет его глаз. Обычные карие глаза, ничего демонического. Даже показалось, что стал жертвой идиотского розыгрыша, а передо мной сидит просто человек.

– Сомневаешься в моей демонической сущности? Действительно, Атман воспроизвел меня очень похожим на человека конца двадцатого столетия. Но к делу! На второй вопрос ответить не могу. Скажу то, что думаю. Червивое дитя, мне кажется, сам не знает почему. Но что хуже всего, я думаю, он не знает зачем? О том, как все это произошло, в двух словах не расскажешь. Это длинная история, готовься выслушать ее, не перебивая.

Я кивнул. Взял из пачки сигарету и закурил. Демон сделал большой глоток и начал:

– Я, Азазель, Аваддон, были задолго до того, как твои предки выбрались из пещер и у них появилось неравенство. Тогда мы не были демонами в том смысле, какой обрели позднее. Мы были необузданными проявлениями сильной природы. Засухи, ураганы, потопы, болезни, все, чего так боялся человек. Я был конкретным носителем смерти, во всех ее проявлениях, от старой смерти, до предумышленного убийства. Забирал жизнь и даровал облегчение, снимая ее бремя. Не был ни добрым, ни злым. Малах Га – Мавет выполнял свою работу. Впрочем, тогда меня звали иначе. Для людей, окружающий мир был соткан из тайн. Они не пытались постичь эти тайны. Спускали с поводка разума глупого пса воображения. Это воображение творило с ними забавные вещи. Но оно меняло не только их, оно делало другими нас. Я стал жестоким и злым, сверхъестественным существом. Естественно, для них я был сверх, да и для вас то же. За века для вас мерилом всего остался человек. Более нелепый эталон представить трудно! Они определили мою сущность. Но этого показалось мало, вечно голодной собаке необузданной фантазии. Они придумали мой внешний облик. Меняясь, подстраивался под человеческие представления обо мне самом. Люди постарались. Когда кому – то из них случалось видеть меня, это было самым ярким впечатлением их жизни, для них, неверное. К сожалению последнее…

Он замолчал. Неотрывно смотрел на огонь.

– Такова сущность, всех сверхъестественных созданий. Мы становимся такими, какими хочет видеть нас человек. Появились демоны. Жестокие, незнающие справедливости погубители рода человеческого. В противовес люди придумали богов заступников, покровителей. Человеческая фантазия нарисовала вечную борьбу между нами и богами покровителями. Люди думали, что добрые и злые боги находятся в постоянной конфронтации. И предметом этой войны, по их мнению, является такая вошь – как человек. Человечество всегда переоценивало себя. Все не так. Добро и зло придумано человеком. Древнегреческие боги не были ни добрыми, ни злыми. Они обделывали свои дела с помощью смертных. И когда человек переставал быть нужным, его убивали. Это единственная правда о Богах. Между нами не было войны. Мы и боги пантеона, именуемого человеком – добрым, просто выполняли работу. Схема проста, каждый делает свое дело. Один пытается погубить, другой спасти и все. Вы напридумывали себе неизвестно чего. А добро и зло это лишь слова, тоже, кстати, ваше изобретение. Они ни чего не значат для нас. А вы оправдываете борьбой добра со злом все мелкие, а других у вас и не может быть, амбиции. Жажду власти, жадность, пороки, и прочее и прочее и прочее. Эти два термина для вас действительно могли объяснить и оправдать все. Смерть, любовь, жизнь, страх. Так было.… Это всех устраивало. Но человек не может остановиться. Он жаден, патологически жаден до изменений. Люди начали меняться, вместе с ними менялся привычный миропорядок. Уходили одни Боги. Им на смену извлекались новые. Пришло время, уходить и нам. Мы исчезли, наше место заняли следующие. Неразрывно связанные для человека со злом. Ушедшие упали в микрокосм. Распались на мельчайшие частицы. Но каждая частица всегда помнила о целом. Нам не известно слово – надежда, мы ничего не ждали. Знали, что места заняты и возвращение наше невозможно. Не скажу, что там для нас было хорошо или плохо, там было пусто. Там нет ничего кроме самого себя разбитого на атомы и бесцельно летящего нигде. Так было. Пока не пришел Атман. Он изменил все. Атман является носителем божественного Я. Он един. Все прошлые боги исчезли в пустоте. Устранив их, он уничтожил основной стержень человеческого мировоззрения. Добра и зла больше нет. Атман стал единственным воплощением божественной воли. Эта воля проистекает от персонифицированной его сущности. Ни на верху, ни внизу больше ничего нет, все замкнуто на нем. Пространство сжалось до его представления о вселенной, все остальное исчезло. Оно стало этим городом. Время замерло, ожидая приказа Атмана, рвануть вперед, или поползти вспять. Он вытащил нас из ничто. Создал соизмеряясь со своими представлениями о том, какими должны быть демоны. Из тех, кто в прошлом мире был отребьем и изгоями создал Других. Я, Азазель, Аваддон, мы бесполы. Лишены возможности испытывать сексуальное влечение, любить, ненавидеть, сопереживать и сожалеть. Но Атман дал мне много других качеств присущих человеку. Хотя об этом его не просил. Мы носим в себе элементы нашей многотысячелетней сущности. Но иногда кажется, что это еще больше приближает нас к человеку. Другие и вправду другие. Атман полностью изменил этих бывших людей. Там не осталось ничего человеческого. В них этого меньше чем в демонах. На восходе времен люди и вправду были андрогинами, то есть гермофродитами. Они носили признаки обоих полов. Потом боги разделили их. С тех пор, до появления Атмана люди должны были искать свою половину. Атман, создавая Других опирался на то, что материал из которого он будет лепить новое население мира, насквозь эгоцентричный. Люди, из которых произведены Другие, в прежней жизни существовали, руководствуясь одним правом. Правом своей личности. Собственное право, получать все то, что захочет их личность. Перволюди были бессмертны, не имели возможности продолжить свой род. Другие смертны. Бог дал им возможность для воспроизводства. У них есть член и есть вагина. Каждый может получить удовольствие сам с собой. Могут рожать себе подобных. Процесс зачатия происходит тогда, когда Другой вдруг захочет родить. Вынашивать дитя не надо, оно появляется опять таки по воле самого беременного. Там на складе, кстати, ты убил одного такого.

Он сделал паузу. Вновь приложился к бокалу. Закурил сигару. Воспользовавшись перерывом, я осмелился встрять в монолог Демона.

– Эти штуки, что торчали у них между ног и которыми они парализовали нас, это и есть детородный орган?

Малах Га – Мавет кивнул.

– В мифологии народа йоруба существовали фаллические существа, которые потом стали олицетворением зла. Божества имели общее имя – Элегба. Другие называют члены элегбами. Элегбы выполняют функцию не только детородных органов, это еще и орудие усмирения. Секрет выделяемый элегбами имеет эффект временно парализующего яда. Этим веществом, которое Другие называют слюной забвения вас и угомонили. Но для наглядности и для того, чтобы ты ни обвинил меня в голословности, я тебе кое– что продемонстрирую. Закрой глаза.

Я повиновался. Почувствовал его ладонь на плече. Потом мое тело сместилось. Ненамного, но все сразу. Для этого не пришлось, делать никаких движений.

– Открой глаза.

Мы оказались в темном помещении. Чтобы ни касаться головой потолка, приходилось держать ее склоненной. Все освещение давал догорающий с копотью факел. У стены на полосатом матрасе лежал Другой. Он был обнажен. С точки зрения антропологии мало чем отличался от человека. Отличие заключалось в розовой коже, цвет которой скрадывался сейчас тусклым факелом. Головой без лица. И этим самым элегбой, большим, черного цвета. Вдаваться в подробности женских половых органов было противно. Хватало и мужских первичных признаков, даже с избытком. Порнографы заплатили за участие в своих фильмах такого урода астрономические суммы.

Мячеподобная голова Другого была закинута назад.

– Они могут в зависимости от необходимости трансформировать на своем лице, глаз, ухо, рот. – Продолжал лекцию по анатомии Малах Га – Мавет. Я опасался, как бы он не заставил перейти меня к практическим занятиям. Принять роды у Другого, Господи помилуй!!!

Руки Другого безвольно лежали вдоль тела. Ноги согнуты в коленях и широко разведены в стороны. Тварь слабо зашевелилась. Пальцы нашли края матраса и сильно вцепились в них.

– Сейчас он репродуцирует себя. – Продолжал озвучивать происходящее сильно образованный Демон. Волна началась от горла. Казалось, какой то зверек быстро двигается внутри тела. Вдруг между ног роженицы раздался громкий всхлип. Следом за этим звуком оттуда вылетел бесформенный комок. Он пролетел три метра до ближайшей стены, с чавкающим звуком ударился об нее, слизью сполз на пол. Пыльный Ангел подтолкнул меня в спину:

– Иди, посмотри на новорожденного. Эти существа скоро окончательно заменят людей. Тебе дано видеть зарю нового мира.

Подошел к стене. Опять преследовали рвотные позывы. На полу лежало гнойное, бесформенное дрожащее нечто. Очень похоже на вывернутый из тарелки овсяный кисель. Сопли, – одним словом.

– Он уже ощущает себя. Окончательно оформится в Другого тогда, когда захочет этого. Так что даже в этом вопросе, они более свободны, чем люди. – Прокомментировал финальную часть величайшего события Демон. Что, он так много говорит? Понимаю Наташку, которая считала меня болтуном. Действительно, иногда трудно выносить. Но в сравнение с этим сделанным из ястреба, я просто нем как рыба. Или мое молчание производная страха? Думал, глядя на мерцающий свет факела.

– Вернемся обратно. Закрой глаза. – Опять ощущение смещения всего тела без усилий. Мгновение и оно прошло. Огляделся. Вновь в черном кожаном кресле, в руке стакан с водой, в которой уже почти растаял лед.

– Они забавны. У Атмана отменное чувство юмора. Его создания способны сочетать сентиментальную нелепость и ночной кошмар. Прекрасные исполнители. Иногда, правда, могут сойти со своего ума. Тогда они становятся неуправляемыми. Как в том случае, в подворотне. Когда остаются одни, ими движет только одно желание – убивать. Но это происходит крайне редко. В том случае просматривается определенная странность. Прежде, чем напасть Другой обычно парализует свою жертву. А потом над беспомощной творит, что угодно. В этом отношении их фантазия очень затейлива. Но на тебя почему – то бросился сразу. А они ведь не настолько отважны. Все это можно отнести на счет чистой случайности. И сбросить со счетов…

– А ты видел этого Атмана?

– Просил не перебивать! Его не видел никто. Но существование, бесспорно, доказывается всем происходящим вокруг. Я могущественный демон, не в состоянии остановить время и свернуть пространство. Продолжу. Я не знаю, как возник Атман, какие люди стимулировали оформление. Не предполагаю, каковы цели. Уж слишком много всего понаворочано. Раскопать эту кучу хлама, чтобы найти бриллиант истины, дело бесперспективное. Итак, он возник, вытащил меня, и моих вечных спутников. Переделал часть людей в Других. Всех остальных определил в социальный статус – жертвы. Они и раньше были жертвами, вашего государства, только менее заметно, скучно, буднично и не красочно. Они не мертвы. Их человеческая сущность стала пищей для нас. Их тела порваны ржавым железом. Но мы никогда не берем не отдавая. Они переполнены страхом и болью. Это как оболочка, кокон, в котором вызревает чудовищное насекомое. Представь, все процессы, происходящие в организме: чувства, эмоции, привычки, которые тоже, по существу – физиология, заменены страхом. Тела мертвы, но не исчезла возможность чувствовать. А чувствовать можно только одно – страх. Страх заменил собой всю физиологию. Очень чистое и высокое чувство! Нами было уничтожено более девяноста процентов живых. Остальные согнаны в три больших спортивных комплекса. В одном из этих фильтрационных пунктов находится твоя подруга. Как и все остальные, ожидает очередного сумасбродства Атмана. Таким образом, с людьми все ясно и с живыми и с мертвыми. Остается непонятной твоя роль во всем этом. Почему Атман оберегает тебя? Самым простым объяснением могло служить то, что ты являешься подопытным кроликом в эксперименте. Но чувствую, это нечто большее, чем просто исследовательский интерес. Ведь ты самый обычный, заурядный человек. По всем показателям олицетворение посредственности. Способности средние, никаких талантов. Физически развит, чуть выше нормы. Психических заболеваний не было. Хронических заболеваний не было. Зависимости от алкоголя нет. Наркотиков никогда не употреблял. Серость и скукота. Странно все это. А странности лишают покоя.

Он встал и прошелся по залу.

– Сейчас у меня есть некоторые неотложные дела. Перед тобой, как всегда есть выбор. Можешь поехать со мной. Продолжим нашу беседу. Либо подождешь, прикованным к стене. Вот такая вот альтернатива. Выбирай.

– Первое.

– Что– то Юра подрастерял ты свою красноречивость. С чего бы это. Ну да ладно, пора. Надень куртку.

Он протянул мне куртку, точную копию своей. Натянул свою. Пригладил у большого мутного зеркала черные, блестящие волосы. Нацепил очки. Взял со стола трость с ручкой в форме сидящей хищной птицы. Кивком головы предложил следовать за собой. У двери оказались одновременно. Пыльный Ангел распахнул дверь, пропуская меня вперед.

Сразу оказался на лестнице ведущей на поверхность. Там нас ждали Азазель и Аваддон. Кто из них кто я не знал. От других отличались нездоровым цветом лица, да более неказистым ростом. Малах Га – Мавет из – за моей спины спросил:

– Все готово?

Один из черномордых величаво опустил голову.

– Прекрасно! Едем. – Кивнул Демон, проходя мимо. Прошли по руинам и очутились на тротуаре перед бывшим домом. Рядом стоял черный блестящий Мерседес с тонированными стеклами. Тонированным было даже лобовое стекло. Помощники Демона сели вперед. Мы устроились сзади. Пыльный Ангел вальяжно раскинулся на сиденье, поставив между ног трость. Обе руки покоились на серебряной ручке.

– Вперед. – Сказал и засмеялся. Машина незаметно тронулась с места. Объехали площадь. Выехали на узкую улочку. Из прошлой жизни я помнил, что вся она была искорежена трамвайными путями, многочисленными выбоинами на асфальтовом покрытии. Однако безлицый водитель скорости не снижал, ехали плавно, словно, по стеклу. Оглянулся и увидел, что за нами прется значительный эскорт, состоявший из самых престижных Мерседесов. Повернули на широкий проспект. Он был разделен на две части трамвайными путями

– Сердце не щемит? – Спросил демон.

– Все– таки едешь по местам детства. Лиговский проспект. Самая клоака города.

Точно, Лиговский. А сердце и вправду щемило. От детских воспоминаний. Чтобы отвлечься, спросил:

– А почему машины едут бесшумно.

– Желание Атмана.

Вот так! Этому козлу даже законы физики не помеха для осуществления желаний.

– Куда мы едем? – Молчание было не выносимым.

– У нас запланировано одно мероприятие. Что – то типа праздника сбора урожая в третьем рейхе. Торжественный обед, то се, короче говоря. Ты уже поел?! Нам тоже время от времени необходимо вкушать даров господних. Так как ты сыт, не приглашаю преломить хлеб – соль. Но посмотреть на это зрелище очень интересно и поучительно. В своей прежней жизни, ты пытался сидя дома постигнуть суть вещей. А в этой, сидя в салоне комфортабельного автомобиля, будешь задаваться вопросом о сути бытия. Прогресс на лицо! А?

Я не хотел быть свидетелем этого обеда. Но выбирать было не из чего. Быть прикованным к стене, перспектива не из приятных. Еще хотел узнать, где Наташа. Попытаться увидеться с ней. Кое-что вызревало в глубине. Мысль абсурдная, с какой стороны не посмотри. Но она очень грела и давала определенную надежду. Эти клоуны, несмотря на демоническую сущность, были всего лишь исполнителями. Кем бы Атман ни был, но даже его помощник ни разу не видел червивого бога. Это подтверждает старую русскую поговорку. До бога высоко, до царя далеко. Бог и впрямь был неизвестно где, а от царя надо держаться как можно дальше. Надеялся, что можно будет убежать. А дальше? Дальше абсурдной мысли о возможности удачного побега от Демонов, дело не шло. Почувствовал пристальный взгляд Малах Га – Мавета. Повернулся. Он смотрел на меня поверх очков и улыбался.

– Мне нравится, что свои мысли ты сам считаешь абсурдными. Тебе некуда бежать. Я не знаю, как выглядит Атман, но все это,– он сделал круглый жест рукой.

– Все это, его фантазия. Все находится в его башке, ты не исключение. Так вот, теперь подумай, куда ты денешься из головы сумасшедшего бога. А Наташа? Наташу ты увидишь. Я ведь не переставая изучаю тебя. Пока безрезультатно, но чувствую, разгадка близка к поверхности. Не отчаивайся. Выход всегда есть. Вот только куда ведет этот выход?

Мы подъезжали к повороту на Невский проспект. Меня не удивило, что Демон способен читать мысли. Что бы он был за сверхъестественное существо, если бы не умел делать этого?!

– Расскажи мне, что произошло у моста. Когда вы пытались перебраться через Неву.

Я стал восстанавливать эти события в памяти. Как давно это было!

– У меня сложилось впечатление, что происшествие у моста и случай у подворотни, дело одних и тех же рук…

– В подворотне была случайность. Мы это выяснили. Кроме всего прочего, как и всякая случайность, она была прогнозируема. Это Другой, просто отбившейся от стаи. Когда ты вступил на лед, я получил приказ помешать тебе. Заставить идти по мосту. Но ты был кем – то закрыт. Я изменил цвет льда в твоем восприятии, чтобы в голове возникли сомнения по поводу целесообразности продолжения пути по нему. Тебя это не насторожило. Слишком плотно обволакивало что – то. Тогда я начал доставать твою подругу. Но тебя ведь ни что не остановит, если считаешь себя правым! Даже любовь! Она закатила истерику. Единственное, что я выиграл от этого, ты пустил ее вперед. Что – то там, подо льдом, схватило твою женщину, но поняло, что обозналось и отпустило…

– А веревка?

– Что веревка?

– Ну, мы были связаны веревкой. Если бы это, что – то хотело убить меня, оно бы затащило под лед обоих.

– У тебя не было мысли обрезать веревку?

Я замялся, но нашел силы сказать правду:

– Была, в первый момент. Но потом к ней больше не возвращался.

– Еще одна странность! Я не знал о веревке.

– Может это твой бог забавляется? Он же, судя по твоим словам, великий шутник и большой затейник!

– Он не только мой Бог, но и твой. Что касается твоего предположения, меня бы подобное объяснение вполне устроило. Однако, вряд ли. Понимаешь, большинство его действий не отягощены смыслом. Но в них есть какая-то последовательность. В данном случае, я думаю, что проявила себя сила, не учтенная Атманом. Но что это? Каковы его цели?

Демон был подозрительно откровенен. Это настораживало. Он тем временем глубоко задумался. Положил подбородок на руки, которые держали трость. Казалось, что Пыльный Ангел взвешивает, прикидывает, просчитывает варианты. Скорее всего он в своей красивой голове, оценивал силы этих двух сторон. Явно противоборствующих. И оттого, на чью сторону решит встать Демон, зависела не только его судьба, но и моя. В этой игре я был разменной картой. Это очевидно. Смущало другое. Почему Атман, исходя из слов Пыльного Ангела, защищает меня? А тот второй, он, по идее, должен играть добрую роль, хочет уничтожить? Если Демон решит принять сторону второго и предать Атмана, то в его рукаве я из разменной карты превращаюсь в очень неплохой козырь. Сдать меня, тому, другому и получить хорошие дивиденды.

– Не так плохо для человеческой логики. – Демон смотрел и улыбался.

– Я ведь тоже не лишен честолюбия и азарта. Но, к сожалению слишком мало информации, о другой силе. Мало для того, чтобы начинать большую игру. Она проявила себя только один раз. Тогда у моста. Еще, эти крысы не вписываются в миропостроение Атмана. Они вообще ни во что не вписываются. Но ты прав в одном. Ты, какая никакая карта в этом раскладе. И начинаю подозревать, что не настолько мелкая, какой кажешься…

Он опять засмеялся. Очень жизнерадостный Ангел Смерти.

– Может быть, съесть твою печень? Она ведь по вашим представлениям является обителью души. Наверно, поэтому вы, так стараетесь разрушить ее алкоголем и наркотиками?

– А проблем с вышестоящим руководством не боишься?! – Улыбаясь ему в ответ, не удержался от хамства.

Он перестал смеяться и пристально посмотрел в глаза. От взгляда у меня похолодели ладони.

– Замерз? – Заботливо спросил, вынимая из воздуха черные, кожаные перчатки. Протянул мне.

– Возьми.

– Тоже из человечьей?!

– Не надо больше шутить. Пока не надо. Пошутим с тобой после обеда. Моего обеда! Кстати, уже приехали.

Он кивнул в сторону собора Спаса на Крови. Я не успел удивиться возвращению памяти. Машина остановилась. Он вышел, со сладким стоном потянулся. Взмахом руки позвал меня следом. Я полез за ним, на ходу натягивая перчатки.

– Знаешь, вдруг захотелось, что бы эти сумерки кончились. – Повернулся демон в мою сторону.

– Ты как? – Я неуверенно пожал плечами. Мы стояли лицом к Спасу.

– Да и обед менее романтичен, чем ужин. – Он опять засмеялся. Его смех все больше и больше раздражал. Такой жизнерадостный, звонкий, объемный.

– Да прибудет с нами тьма! – Он театрально вскинул руки к небу. Потом нелепо подпрыгнул. Стало темно. Сумерки кончились. Пришла ночь. Мерцающие звезды и полный мутный глаз луны. На Невском проспекте медленно, но все ярче и ярче начали разгораться фонари, рекламные щиты и другие сохранившиеся источники электрического освещения. Снег прекратился сразу, как только освещение достигло максимальной силы. На меня эта демонстрация способностей произвела неизгладимое впечатление. Возможности демона колоссальны. Но каков же тогда сам Атман?!!

– Ну, что, свечи зажжены, стол накрыт, гости собрались! Милости просим!

Быстро взял меня за руку и развернул лицом к Казанскому собору. Перешли Невский проспект. Я оцепенел. Он превратил сад перед собором, в лобное место! Стояли четырехсторонние виселицы. С них свешивались многочисленные веревки со скользящими петлями на концах. Под перекладинами подставлены широкие темные скамейки. Металлические, острые пики с приваренными перекладинами снизу лежали напротив выдолбленных в асфальте отверстий. Плахи с воткнутыми тяжелыми мясницкими топорами. Вкопанные в землю столбы, опутанные цепями, обложенные хворостом. Тяжелые деревянные кресты. Вокруг всего этого бесшумно суетились Другие. Каждый занят делом. Своим любимым делом! Они заканчивали последние приготовления.

– Еще одна загадка натуры Атмана. Он любит театрализацию жестокости. Питает страсть, для меня совершенно не объяснимую, к сатанинским ритуалам. Для нас и для Других смерть не более чем пища. Людей обреченных на заклание, тоже, смею уверить, мало интересуют эти спецэффекты. Их сознание настолько парализовано страхом, что они не чувствуют боли в момент перехода из одного состояния в другое. Конечно, если бы я мог испытывать сексуальное возбуждение, все это было для меня несколько по – другому. Но на нет, как говорилось, ничего и нет. Все это не более чем перекус на скорую руку, в грязной, паршивой забегаловке. Пища, не чувствующая боли, совершенно безвкусна!

В голосе звучало сожаление настоящего гурмана.

– Но, к делу! К делу. Сейчас, здесь, на этом месте, во славу Атмана, будут принесены в жертву шестьсот шестьдесят шесть представителей разных конфессий. Азазель!!!

Я не успел дернуться, как почувствовал прикосновение к обнаженной коже на шее. Вновь окаменел. Но мог видеть и слышать. Малах Га – Мавет решил не портить себе аппетит непредсказуемостью моего поведения на званном обеде. Азазель и Аваддон подтащили меня поближе. Вся площадь была перед глазами. Пыльный Ангел стоял чуть впереди, слева. Он опирался на трость, медленно покачиваясь с пятки на носок.

– Азазель, начинаем! Кто там у нас по списку?

Черномордый ощерил возникший рот.

– Девяносто семь католиков – сжечь на костре.

Малах Га – Мавет кивнул. Говоривший демон черной тенью метнулся к Казанскому собору. Пыльный Ангел обернулся через плечо и улыбнулся.

– Пикантно, правда?! Последним местом, где эти люди все равно не обретут покоя будет бывший музей религии и атеизма. Если бы еще существовали школьники, для них можно было бы устроить весьма познавательную и наглядную экскурсию. По теме: "Различные религиозные конфессии". Им бы все это врезалось в память без труда. Не находишь? Ладно, не напрягайся…

Почувствовал мои исступленные, мучительные попытки закрыть глаза. Из больших дверей собора окруженные со всех сторон Другими безвольно выходили люди. Живые люди!!! На них были надеты белые саваны и длинные, остроконечные, картонные колпаки. Их вели к правому крылу собора. Там стояли столбы, обложенные хворостом и обломками деревянной мебели. Обезличенные толпой, понурые люди шли к этим столбам. Столбов хватило на всех. Другие быстро и ловко окрутили их цепями, полностью лишая подвижности. Никто не сопротивлялся, не бился, ни кричал и не терял сознания. Не знаю, понимали ли они, что обречены. В глазах застыл ужас, граничащий с безумием. Никаких попыток что – либо изменить. Наконец последняя жертва была прикована к столбу. Я не считал, сколько их было, мужчин, женщин, старых, молодых. Всех делал безликими ужас, вырывающийся из пространства между колпаками и саванами.

Один из Других поднял прямоугольный металлический ящик и надел его за спину. От коробки шел гибкий шланг, заканчивающийся блестящей трубкой на конце.

– Ранцевый огнемет. – Не оборачиваясь, сказал Демон. Другой с огнеметом подошел к первому, прикованному к столбу. Покрутил что-то на ранце, за спиной. Взялся двумя руками за наконечник. Из него вырвалась яркая, ослепительно – белая струя жидкого огня. Она охватила хворост и дрова в мгновения ока. Человек, прикованный к столбу, забился в безмолвном крике. Огонь жадно пожирал его со всех сторон. Другие стояли, вытянув шеи, устремив безлицые головы к огню. Они объедались этим зрелищем так же, как огонь обжирался телом несчастного.

Огнеметчик уже запалил с десяток костров. Занимался один человек, безуспешно вырываясь от боли и ужаса из крепких цепей, остальные были безучастны, пока очередь не доходила до них.

Я не знал, что можно потерять сознание с открытыми глазами. Но мне это удалось. Конца сожжения не видел. Зато Демон увидел мою попытку сбежать, и пресек ее. Я очнулся от резкого, неприятного запаха. Перед носом в руке что-то держал розовый Другой. Пелена забвения упала с глаз. Увидел Пыльного Ангела, который улыбался и грозил мне пальцем. Костры полыхали, облизывая и прорывая темень яркими, праздничными языками. Другие замерли в экстазе. Сполохи гуляли по нечеловеческим лицам… Они наслаждались, смаковали зрелище массового, бессмысленного убийства людей. А какой смысл может иметь любое убийство?!!

– Второе блюдо!!! Пятьдесят два мусульманина. Будут приготовлены прямо на глазах вкушающих! Четвертование!!! Слабонервных прошу собраться с силами и досмотреть наше представление до конца! – Малах Га – Мавет вновь бросил улыбку через плечо. Другой, стоявший рядом, опять протянул к моему лицу ладонь. В ноздри ударила нестерпимая вонь. Тем временем Другие приковывали обнаженных мужчин и женщин к огромным деревянным плахам. Человека подводили. Клали спиной на бревно, приковывали руки и ноги к кольцам вделанным в землю. Вскоре всех мусульман, хотя среди них было мало людей с азиатской внешностью, преобладали светлые волосы, распяли на горизонтальных плахах. К распростертым телам подошли Другие. Каждый сжимал в руках большие, разделочные топоры, которыми прежде рубили мясо в магазинах и на рынках. Азазель и Аваддон одновременно вскинули руки вверх, потом сразу бросили их вниз. Вместе с этим падением упали и топоры. Левые руки людей, отсеченные от тел с глухим стуком обрушились на землю. Опять взмах, кровь хлынула из ран оставшихся на месте правых ног. Земля пропиталась человеческой кровью. Взмах руки. Короткий, сильный полет топора. Удар. Обрубки человеческих тел уже не шевелятся. Последний взмах. На землю, стуча, как град по подоконнику, посыпались головы. Другие кинули топоры рядом с расчлененными телами. Нагнулись и подняли отрубленные головы. Выстроились в очередь, и каждый следующий, как и предыдущий бросали головы в фонтан, в центре газона. Оскаленные рты с кровавой пеной. Забитые неисчезающим ужасом глаза. Я опять спрятался в беспамятстве. Вонь уже не смогла вытащить оттуда. Малах Га – Мавет сам притащил в реальность. Они успели, насытиться вторым блюдом и готовили третье.

К лежавшим на земле крестам привязывали людей. Потом большими деревянными молотками вбивали в ладони и ступни ржавые, железные костыли. Демон, видимо, комментировал и это. Но, не увидев реакции глазах, приказал Другому привести меня в чувство. Когда это не удалось, сам подошел и щелкнул перед моим лицом пальцами.

– Тебе не удастся больше ускользнуть. Мало того, все то, что ты увидишь, навсегда врежется в твою память, какая бы судьба не ожидала тебя.

Они прибили последнего к кресту. Одновременно с помощью веревок и каких – то приспособлений поставили их вертикально. Чтобы люди не сорвались с креста от рывка при установке, они были привязаны веревками за грудь. Другие закрепили кресты с помощью клиньев. Опять замерли, любуясь делом рук своих.

– Ты не все видел и не в курсе. Это тридцать восемь распятых иудеев. Дальше, согласно меню у нас пойдут триста пятьдесят четыре сектанта. Должен тебе сказать, что мы постарались максимально представить все направления. Здесь и протестанты, Атман их тоже считает сектантами. Не мне с ним спорить. Иеговисты, богомилы, евангелисты, молокане, мормоны, староверы, баптисты. Не поверишь, есть даже два скопца, правда, оскопить их придется самим. Но ведь это не меняет сути вероучения?! Лишившись причинных мест, они станут на два шага ближе к своему Богу.

Он смеялся. Я думал, что его развлекают не столько жестокие казни, сколько мое присутствие здесь. И вообще весь этот спектакль смерти был устроен для одного зрителя. Для меня. Другие просто подбирают объедки со стола, на котором меня против воли пичкали смертью.

– Мы их на кол всех посадим. Так сказать сведем все извечные противоречия к общему знаменателю. Приступайте. – Ровным голосом отдал распоряжение.

– В этом деле есть одна техническая тонкость. Нюанс. Кол в заднепроходное отверстие надо вбить так, что бы кончик выглянул из глотки. Признанным мастером этого вида спорта считается князь Влад Дракул Тапеш, в переводе Дракон Влад сажающий на кол. Большой затейник был. Мы по сравнению с ним любители дилетанты. Как – то раз, повелел, исходя из тактических интересов, посадить десять тысяч турок, разумеется, на кол, вдоль границы милой сердцу Валахии. Думаю, что в этом мероприятии преследовались не только военные цели. Но и просто князь был больно охоч до этого дела. В любом случае, неплохой масштаб для человека.

Людей держали за руки. Они лежали на спине. Другие сгибали ноги в коленях, разводя их в разные стороны, прижимали колени к груди мучеников. Один вставлял металлический штырь в анус. Другой, сильными, размеренными, размашистыми ударами тяжелого, деревянного молота вгонял в тело. Когда перекладина в нижней части штыря почти касалась пронзенного человека, один из палачей запрокидывал голову несчастного, и жало стержня выходило изо рта. Иногда Другие промахивались. И острие пробивало горло или плечо. Еще два удара и перекладина вплотную прижималась к ягодицам уже мертвого, но не умершего. Асфальт стал жидким от горячей крови. Булыжники мостовой вымывало непрекращающимся темным потоком. Колы с нанизанными людьми устанавливались вдоль всего фасада Казанского собора. Я был сосредоточен на этом, ни одна деталь не прошла мимо, все видел, все запоминал. Пережил все смерти прошедшие перед моими глазами. Сам умирал, корчась сотни раз. Сам был принесен в жертву безумному Богу.

– И наконец! Последний номер нашей культурной программы! Повешенье ста двадцати пяти православных! Для членов клуба предусмотрены значительные скидки!!! Так что православные отделаются сравнительно легко…

Вскоре все было кончено. Скверик превратился в сцену, на котором закончила плясать свой танец смерть! Этот танец унес жизни ни в чем не повинных людей.

Малах Га – Мавет повернулся ко мне.

– Самое смешное во всем этом, что они становились приверженцами той или иной религии, только перед казнью. Думаю, в момент рождения нового мира, все они стали атеистами. Но человек все равно, рано или поздно обретает веру. И лучше поздно, чем никогда. Однако время не ждет. У меня есть еще дела, которые не терпят свидетелей. Тебе придется постоять здесь. Можешь спать, терять сознание. Двумя словами, релаксируйся, расслабляйся. Скоро вернемся!

Он приблизился и щелкнул пальцами. Я смог закрыть глаза. Послышались мягкие хлопки закрывающихся автомобильных дверей. Через мгновение все смолкло. У меня могли только открываться и закрываться глаза. Но ни то, что мог увидеть перед собой, ни то, что ждало за опущенными шторами век, не несло избавления. Никогда не узнаю, бодрствовал ли или пребывал в забвении. Возможно и то и другое. Разницы между сном и реальностью не было. Они сплелись в кровавый хоровод ужаса. Время умерло, именно тогда я понял значение этого события. Отстоял в том месте шестьсот шестьдесят шесть жизней. Рождался в муках, для того, что бы умереть бессчетное число раз. Ждал возвращения Демона, как избавления.

Умерла вечность. Трупы стали неотъемлемой частью вида глазами. Они стали такими же естественными атрибутами, как и колонны Казанского собора. Угли перегорели. На смену ночи вернулся привычный сумрак. Только освещение забыли выключить. Потерянный свет существовал теперь только для самого себя. Откуда – то возник Азазель или Аваддон. На лице присутствовала щель – рот.

– Малах Га – Мавет ждет тебя! – Он вновь хлопнул меня ладонью по лбу. Стоял я, наверное, очень долго. Потому что первым ощущением возвращения подвижности был удар о землю. Свалился, как подпиленный. Сразу и на бок. Неимоверная боль выкручивала тело, как постиранное белье. Урод смотрел и его приоткрытый рот, свидетельствовал, что увиденное доставляет ему немалое удовольствие. Он провел над разодранным червяком моего тела руками. Боли не стало. С его помощью, поднялся. Он отряхнул сзади. Сам почистился спереди. За спиной стоял Мерседес. Черномордый Демон помог дойти до машины. Ноги были сделаны из ваты. Услужливо открыл заднюю дверцу. Подсадил. Я растекся на мягком сиденье. На это путешествие ушли последние силы.

– Куда мы едем? – В ответ ни слова, ни звука. Машина тронулась.

– Как тебя зовут?

– Азазель.

Хоть что – то прояснилось. В голове запрыгало какое – то предощущение. Рождалась мысль. А что если этого сейчас, чем – ни будь грохнуть и на машине за город?! А как же Наташа? Если бы знал место, где ее держат, тогда можно было бы попробовать. Подорвать от них, а потом строить планы по освобождению. А что если не убивать, а взять в плен? Выпытать у него, где она! Он, конечно, Демон, но зацепить то его за что – нибудь можно?!!

– Зацепить можно. Но я не знаю, где она. Потом, тебе со мной не справиться. Я могу убить, даже не задумываясь над этим. Так же могу обездвижить, прямо сейчас. Малах Га – Мавет не стал бы возражать. Так что не рыпайся. Скоро приедем.

Еще один Демон – телепат на мою голову. Мы въезжали уже на Сенную площадь. Совсем недавно она должна была стать отправной точкой нашего с Наташей бегства из города. Мы смогли бы уйти, если бы не все эти материализовавшиеся Боги, Демоны, Другие. Но если бы не было их, не было бы и Наташи в моей жизни. Я никогда никого не любил. Человеколюбия хватало лишь на терпимость по отношению к тем людям, которые меня окружали. Этого казалось более чем достаточно. Было в моей жизни, в отличие от жизни этих демонов сексуальное влечение. Появлялись, какие – то женщины. Но дальше тела я их не пускал. И сам не забирался глубже их тел. Все они были по – своему хороши. Со всеми мне было нормально, но не более. Легко сходился, а расходиться получалось еще легче. Но Наташа!!! Все правильно. Произошло это из – за провала. Только из – за него возникла необходимость в ней, а у нее во мне. Любовь под прессом обстоятельств. Но я нуждался в этой любви. С ее помощью мог выживать. Наташа сумела объединить в этом мире все мои представления о том, какой должна быть идеальная женщина. И стала ей для меня. Изменился и я, поэтому, рождение любви, стало возможным. Я очень хотел выбраться из всего этого. Маленькая надежда была. Но дальнейшая жизнь имела смысл и значение только с ней. После всего, что пережил, собственная жизнь, не имела цены. Она ничего не стоила для меня. Мало того, если бы удалось убить себя, зная, что этим спутаю карты всем этим хреновым игрокам, смерть была бы счастьем и избавлением. Вот только решиться на это было очень непросто. Да и эти уроды не спускают с меня глаз. Вряд ли они не воспрепятствуют желанию наложить на себя руки. И Наташа. Я чувствовал не только необходимость в ней, но и ответственность. Надо выпросить у Пыльного Ангела встречу с ней. Осмотреться. А уж потом строить планы и заниматься их осуществлением. Все равно должен существовать хоть один шанс нае…ать этих богов и иже с ними. Убежать, забиться от них, спрятаться. Пускай даже всю жизнь бегать без остановок, главное сопротивляться, противиться их божественной воле. Если удастся выцарапать Наташку, то побег, длиной в жизнь обретает смысл.

Мимо пролетели Московские ворота. Азазель не сбрасывал скорости. Сколько раз гуляя я проходил его весь от Сенной до Площади Победы?! Меня вдохновляли тяжеловесные причуды Сталинского монументализма. Радовало небольшое количество людей для одной из самых оживленных магистралей города. Был счастлив, когда брел один по этому проспекту. Курил, смотрел. Ничего не надо. Ничего не хочу. Просто иду думаю о себе, обо всем…

– Почему вы так, бессмысленно жестоки?! – Обратился я к Азазель.

– Мы жестоки??? – Впервые послышались эмоции. Удивление казалось не наигранным. В голосе даже проскользнула обида. Он как бы посмотрел на меня в зеркало заднего вида.

– Ты думаешь, твой мир был добрее?!! У вас была такая штука – телевиденье. Так вот она показывала во время вашего вечернего приема пищи. Утром, во время еды. Ночью, перед сном разные передачи. Криминал, Чистосердечное признание, ТСБ, Дежурная Часть, Петровка – 38, Дорожный Патруль и многие другие, а вы смотрели и ели у этих ящиков. Ведь так?!

– Да, но…

– Никаких но. Вы за ужином, завтраком, обедом жрали мертвечину. Человеческую падаль. Засыпали и просыпались с ней! Вам показывали раненных, убитых, раздавленных, сгоревших, изуродованных маньяками и взрывами снарядов, выпущенных такими же маньяками в погонах. Пробитых трубами дорожного ограждения! Вы тщательно пережевывали мясо и смотрели на настоящую кровь, разлитую по земле! А ведь кровь, это не кетчуп!!! А для вас она была просто хорошей подливкой! Приправой к еде! Иногда телевизор заменяли газеты, радио. Они стремились не отстать, поливая ваш вкус к жизни чужой кровью!!!

Мне нечего было возразить Демону прокурору. Все это правда. Мы смотрели на смерть, страшную, жестокую, абсурдную. Мы переваривали ее уже без эмоций. Чужая смерть стала обыденностью. Повседневностью. Лишь бы миновала она нас. Ни у кого она не ассоциировалась с собственной смертью. И вот она пришла к каждому…

– Есть закурить? – Спросил моего неожиданно умного шофера. Он перекинул на заднее сиденье пачку Мальборо.

– Пожалуйста, открой окно. Не выношу табачного дыма. Я нажал клавишу на подлокотнике двери. Толстое стекло, тихо жужжа, опустилось. Ветер врывался в открытое окно вместе с мелькающими за окном домами. Это было единственное ощущение движения. Закурил. Надо сосредоточиться на одном. На Наташке. Надо вытаскивать нас обоих отсюда! Не верю я им. Не может за городом ничего не быть! А здесь до границы города, рукой подать! Мы повернули на Бассейную улицу. Едем, наверное, к СКК. Надо попробовать! Если Наташка там, на коленях выпрошу возможность увидеться с ней наедине. А там посмотрим!..

Машина пересекла проспект Гагарина и действительно направилась к Спортивно Концертному Комплексу. Надежда крепла.

– Приехали. Хочу тебе, Юрий, сказать еще одно и подвести черту под твоим вопросом. Мир, в котором ты жил прежде, был не менее жесток и бездушен. Просто та жестокость и смерть к которой вы привыкли, была неконкретна. Она была уделом других, тех, что были рядом. Вам она щекотала нервы. Добавляла соли и перца в ежедневный рацион. Так вы острее ощущали, что пока еще живы. А теперь смерть и боль и страх стали доступны каждому. И каждый может на своей шкуре испытать, каково это, умереть. Это ли не демократия и свобода?! Как говорит наш дорогой шеф Махал Гаваныч. – И он заквакал. Я нашел отражение его лица в зеркальце, и понял что это кваканье ничто иное, как смех. Черномордый лектор мало того, что был плагиатором, он еще обладал не плохим чувством юмора. Плагиат ему можно было простить, он и сам был в состояние до всего допереть, своей пустой башкой а вот, его идентичный с цветом лица юмор покоробил меня. Азазель умудрился достать не меньше, чем удавалось его хозяину.

Машина остановилась. От лестницы к нам шли трое других.

– Выходи, твой эскорт прибыл. – Я, кряхтя, но без сожаления, покинул чрево Мерседеса. Трое окружили и повели к центральному входу комплекса.

Вошли в громадное здание. Снующих взад и вперед Других сосчитать было невозможно. Не задерживаясь, прошли мимо анфилады торговых прилавков, которые теперь были пусты. Свернули и поднялись по лестнице на второй ярус. Другой, идущий впереди, не стуча открыл дверь и пропустил меня вперед. Дверь за спиной закрылась. За большим белым столом, вворотив на него ноги, в кресле сидел Малах Га – Мавет. На столе лежала его трость и стояла бутылка коньяка. В руке демон держал бокал, на дне которого плескалась золотисто – коричневая жидкость. Он смотрел на меня, на губах лежала задумчивая улыбка. Я не стал дожидаться приглашения сесть. Устроился на мягком кресле с металлическими подлокотниками, напротив него. Пыльный Ангел никак не отреагировал на бесцеремонность. Я потихоньку обалдевал от собственной наглости. Достал невозвращенные Азазель сигареты, он ведь, все равно не выносит табачного дыма. Закурил.

– Привет! Как самочувствие, Юра? Есть хочешь?

– Зачем меня сюда привезли?!

– А ты разве не соскучился по моему обществу?! Я, к примеру, очень тяжело переживал нашу разлуку!

Его кривляние окончательно разворошило муравейник ненависти к нему.

– Слушай, Демон! Хватит юродствовать! Твои замашки не тянут на манеры средней руки Нового русского, который нахапал всяких шалабушек, торгуя зелеными, но уже гнилыми бананами! Чего ты хочешь?! Хватит водить меня, как козла на веревке? Говори, что тебе надо!

– Ох, ох, ох. – По затихающей произнес он.

– Вопрос не в том, что мне надо от тебя. Мне от тебя уже ничего не надо. Впрочем, своей пламенной тирадой, ты натолкнул меня на одну очень забавную мысль. Мы еще никого не варили живьем в кипятке, масле или кипящей смоле. Техника этого дела тебе незнакома? Все равно, я не откажу себе в удовольствие посвятить в детали. Человека за руки привязывают к блоку. Под ним размещают вместительный котел, наполненный чем-нибудь выше перечисленным. Но главное, чтобы содержимое котла кипело. Знаешь, булькало так. Этого человека, медленно опускают в котел. Вначале ступни, кончики пальцев ног. Держат. Потом еще ниже, щиколотки, держат. И так далее. Так вот, смотрю я на тебя и думаю, какие песни будешь петь в кипящей смоле? А чтобы голос был громче и искреннее, не блокировать болевые центры.

Гонор мой как – то сразу испарился. Эта тварь могла сделать это, не испытывая никаких эмоций.

– Что замолчал? – Я не сразу нашелся с ответом.

– А что по поводу твоих мыслей скажет Атман?

– Вот это, вот вопрос! Но мой тебе совет, дружеский, можно сказать. На бога надейся, но и сам не плошай. На твоем месте я особо не обольщался бы интересом Атмана к твоей персоне.

Значит Атману я еще нужен! Я не в том положении, чтобы выбирать себе союзников. Но если сейчас мне покровительствует безумный бог, значит еще можно рассчитывать на кое – что. И название этому кое – что, жизнь! Хотя эта тварь может переметнуться к той, другой силе. Пока не известной, но мне однозначно, враждебной. Самообладание начало возвращаться.

– Ну, так может, поменяемся местами, демон?

Он как – то грустно хмыкнул.

– Не думаю, что на моем месте твоей заднице будет удобно! Ладно, хватит пикироваться. В своих собственных глазах тебе удалось утвердиться. Будем считать, что инцидент исчерпан. Хочешь выпить?

Я кивнул. Затушил, забытую сигарету, дотлевшую до пальцев. Бросил окурок под кресло. Демон достал из стола еще один бокал, наполнил на треть коньяком, и пальцами пустил его по столу ко мне. Я поймал его и сделал глоток. Нервное напряжение вытеснялось теплом, растекающимся по телу.

– Задавай свои вопросы.

– Какие еще вопросы. – Удивился я.

– Ну что у тебя вопросов нет?

Это был разговор похмельного утра. После грандиозной попойки. Просыпаешься с кем – то в постели, задаешь ненужные вопросы, получаешь еще более ненужные ответы. Делаешь это все для того, чтобы попытаться сохранить распухшее лицо человеческих отношений. Сам ждешь, не дождешься возможности уйти и остаться наедине со своей болью. Так и здесь. Мы смертельно надоели друг – другу. Но помимо нашей воли, должны были общаться. И стараться, что бы это общение не выходило за рамки. За какие?

– Где Наташа?!

– Наконец-то разродился. Она здесь. Атман приказал устроить вашу встречу. С глазу на глаз. Тэт – а – тэт. Наедине. В общем, я сделаю это. Скоро ее приведут. Но не для протокола, Юра, слова мои тебе. Для души, причем, твоей. Откажись от встречи.

– Почему я должен так поступить???

– Позволь не объяснять своих мотивов. А, впрочем, решать все равно тебе…

– Я хочу, что бы ее привели.

– Будь по – твоему. – Сказал он и вышел из кабинета. Я поднялся, воровато оглянулся на дверь и налил еще коньяка. Больше половины бокала. Прошелся по кабинету. Опять сел. Так, сейчас приведут Наташу, мы останемся с ней одни. Очень похоже на провокацию! Нельзя недооценивать даже душевнобольных богов. Все равно, это шанс, и другой вряд ли будет. Надо присмотреть какое – нибудь оружие. Окинул кабинет беглым взглядом, но ничего подходящего не обнаружил. Все равно попробуем. Под лежачий камень вода не течет. Но особой решимости в себе не находил. Даже не понимал, зачем все это. Господи! Черт бы все это побрал! Отчаянье накатило, как цунами. Оно смыло последние остатки самообладания и надежды. Внутри все опустело. Осталось только щемящее чувство непроходимой тоски и какой – то собачей, цепной беспросветности.

Дверь скрипнула. Вошел Другой. Сделал несколько шагов и развернулся кругом. Встал мордой к двери. Появилась Наташа. На ней была надета серая, до пола хламида. На голове по-крестьянски повязан платок. Конвоир сделал шаг и подтолкнул ее ко мне. Выполнив обязанности, он стремительно убрался и плотно закрыл дверь. Я сидел, подавшись телом вперед. Руками, мертвой хваткой вцепился в подлокотники кресла. Меня влекло к ней, но рук оторвать не мог. Наташа стояла, опустив глаза. Руки безвольно опущены вдоль тела. Они полностью, были скрыты рукавами бесформенного платья. Подняла глаза и посмотрела на меня. Глаза ожили. В них метнулся вначале испуг, потом он сразу сменился радостью, на смену радости пришло удивление, которое медленно переросло в недоверие.

– Юра???

Руки, наконец-то отлепились от подлокотников и я кинулся к ней. Обнял. Начал гладить, целовать.

– Наташенька, любимая. Как ты?! Что с тобой?!

– Юра, это правда, ты?! – Боже, какие банальности мы городили!!! А время убегало!

– Ну, конечно, кто же еще?

Она заплакала, беззвучно. Большие, очень большие, медленные слезы. Я целовал ее лицо. Губы чувствовали вкус слез. Стояли целую вечность. Наташа отстранилась.

– Почему на тебе его одежда? – Подозрение сквозило в голосе. Она не хотела верить тому, что видела.

– Это долгая история. Но, наверное, мне было легче надеть такую одежду, какую носит он, чем Демону принять мою внешность.

– Для него нет ничего невозможного. Кроме всего, на столе лежит его трость.

Я посмотрел туда, куда она кивнула головой. На столе лежала трость Малах Га – Мавета. Почему раньше ее не заметил? Он забыл ее. Выходит и на Демона бывает проруха?!

– Милая моя. Это действительно я. Он просто дал мне такую же одежду, какую носит сам. Ну чем тебе доказать, что я это я?!! Спроси меня о чем – ни будь, что знаем только мы!

Она задумалась.

– Нет ничего такого, чего не знал бы он.

– Подумай! Зачем ему с такими способностями ломать комедию?! Неужели, если бы его целью было обмануть тебя, он принял бы мою внешность и не подумал переодеться в мою одежду для большей достоверности?!

– Возможно. Покажи плечо, пожалуйста.

Я понял, о чем она просила. На плече у меня было три белых, едва заметных шрама. Однажды летом, когда нестерпимая жара наложилась на половину литра сибирской водки, вышел вместо двери через оконное стекло. Плечо распорол достаточно сильно. Мне наложили швы. Со временем шрамы почти исчезли. Остались только три параллельные полоски. Она заметила их в квартире на Садовой. Когда мы лежали в постели. Тогда рассказал ей эту историю. Быстро скинул куртку. Оттянул ворот свитера и оголил плечо. Она подошла и пристально изучила его, потом провела указательным пальцем по шрамам. Прикосновения всколыхнули во мне чувственные воспоминания. Я покрылся гусиной кожей. Наташа улыбнулась совсем как прежде.

– Это ты. Странно, убедили меня в этом не шрамы, а то, что от моего прикосновения, покрылся пупырышками. Что с тобой было?

Она, прикосновение, голос, улыбка, вся она, в этом нелепом наряде!!! Здесь мои мысли понеслись в направление, да простит Господь, Малах Га – Мавета…

– Наташа, это наш единственный шанс! Быть игрушкой в руках безумного бога хуже, чем погибнуть при попытке бегства! Как думаешь?!

– Что у тебя на уме?

– Нам надо попробовать подорвать отсюда.

– Но это безумие! У них здесь что – то вроде контрационного лагеря! Тут все кишит безлицыми!

– Все это менее безумно, чем оставаться рядом с ними. Здесь не выжить! Я много общался в последнее время с этими уродами. Решайся скорее!

Она раздумывала. Потом подошла ко мне вновь и обняла за шею.

– Я согласна.

Я освободился от объятий. Подошел к столу, налил в бокал коньяку, протянул ей.

– Выпей для храбрости. И за удачу!

Наташа одним глотком осушила бокал. Налил еще. Выдохнул и как водку залпом опрокинул коньяк внутрь. Перевел дух и сказал:

– За удачу!

– Слушай, сейчас выгляну в дверь и попрошу у Другого воды…

– Как ты назвал его?

– Не перебивай! Запоминай! Посмотрю сколько их там. Если там один, постараюсь завалить его с помощью трости демона. Если двое, один пойдет за водой, а второго сделаю. Потом спускаемся по лестнице в подвал и ищем там выход на улицу. Если нам пытаются помешать – деремся. Все поняла?!

– Поняла. – Прерывающимся голосом сказала она. Волнение с плеском выхлестывало наружу.

Я подошел к столу и взял в руки трость Пыльного Ангела. Она была тяжелой. Повертел в руках. Так и этак. Вспомнил, что рассказывал мне демон о своей прошлой жизни. О том, как он капал в открытые от ужаса рты умирающих желчью со своего меча. Чем черт не шутит?!! Взялся рукой за древко, другой за ручку. Сильно, рывком дернул в разные стороны. Стальной, темный клинок наполовину выскочил из палки. С восторгом посмотрел на Наташку.

Она завороженная ужасом смотрела на клинок.

– Что – то не так?

– Он этой штукой вспарывал живых людей!!!

– Ладно! Нам не помешает это выпустить требуху из пары, тройки Других! Все помнишь из нашего плана?!

Она несколько раз резко выдохнула и кивнула головой. Я вытащил клинок. Ножны бросил на стол. Он покатился и упал на пол. Подошел к двери. Прислонил этот вертел к косяку справа от себя. Отворил дверь. Перед ней, лицом ко мне, стоял Другой.

– Воды принеси! Слышишь, ей плохо! Ну, что ты вперился в меня?! Воды дай!!!

Он сделал несколько шагов на встречу. Я нашарил рукой рукоятку клинка.

– Ты что не понимаешь русского языка?! Прошу тебя, принеси воды!

На морде начал проявляться рот. Другой был уже в шаге. Я выхватил клинок и от пояса всадил в брюхо Другого. Не давая ему времени, левой рукой схватился за острое лезвие. Не обращая внимания на жгучую боль, вспыхнувшую в рассеченной руке, до отказа вдавил сталь в тело урода. Перехватился порезанной рукой. Взялся обеими за рукоять, с темными искрами из глаз потащил вертел вверх, вспарывая безмордого. Мне удалось разделать его на две половины. Клинок вырвался из плеча Другого. Лишившись единственной опоры, которая развалила его почти надвое, он рухнул на пол, распадаясь на части.

Я повернулся к Наташе. Не увидел на ее лице ожидаемого мной ужаса и отвращения. Девочка много чего уже успела повидать в жизни.

– Все пошли!

– Ты ранен?!

– Все в порядке. Быстрее!

Мы бесшумно, быстро скатились с двух пролетов лестницы. Миновали маленькую площадку, с которой можно было попасть в главный коридор. От нее спускалась короткая лесенка, ведущая в подвал. За две секунды успел перемолиться всем Богам, чтобы дверь в подвал не была заперта. Кто – то из них, видимо, услышал. Хотелось верить, что не Атман. Вбежали через открытую дверь в длинный и широкий, ярко освещенный коридор. Изолированные в толстую фольгу трубы, вдоль стен. Разбегающиеся волнами в разные стороны разноцветные кабели.

– Ты пятнаешь наш путь кровью. По эти следам нас быстро найдут!

Наташа без усилий оторвала кусок рукава от своего платья. Я протянул раненую руку. Боли не было, хотя порез был достаточно глубоким. Она быстро и ловко перевязала ладонь. Я сильно сжал кулак.

– Спасибо. Нам надо бежать! – Сделал сенсационное открытие. Рванулись плечом к плечу. Вдоль коридора не было никаких дверей. От него под прямым углом отходил темный проход. Мы остановились.

– Мне кажется, что выход на улицу должен быть там. – Махнул рукой в сторону темноты.

– Ну так что замер?!! Бежим!!!

Бросился первым. Наташка за мной. Пробежали метров двадцать. Вдруг слева в темноту упала щель света, раздался скрип открываемой двери. В проеме показалась фигура Другого. Вскинул клинок и наотмашь рубанул по его голове. Клинок перерубил руку, пытавшуюся защититься, и с треском вошел в череп. Выдернул лезвие. Умирающий урод попытался сжать пальцами уцелевшей руки расползающуюся рану. Я толкнул его покалеченной ладонью, сжатой в кулак, в грудь. Он отлетел к стене. Ударился и упал головой вперед на пол. Я заглянул в дверь, откуда так неосмотрительно вышел этот Другой. Увидел металлическую, невысокую лестницу, ведущую к выходу.

– Нам сюда! Здесь выход!!! – обернулся я к Наташе.

– Подожди, дай отдышаться.

Она подошла ко мне. Ткнулась лицом в грудь. Глухо заговорила.

– Юрочка, я хочу, что бы ты знал. Что бы ни случилось, я люблю тебя! И… спасибо тебе за все!

– Спасибо скажешь, когда выберемся отсюда!

Я замолчал. Она обняла меня за пояс и прижалась еще крепче.

– Наташенька, я тоже очень люблю тебя! Всем богам назло!!!

– Тогда пошли!

Поднялись по лесенке, и я дернул дверь на себя. Она тяжело и неохотно распахнулась.

В десяти метрах от выхода стоял Малах Га – Мавет. За ним Азазель и Аваддон. За их спинами целая армия Других. На этот раз безмордые были вооружены резиновыми, черными палками. В свое время они назывались "демократизаторами", теперь их можно окрестить "уравнителями", левеллерами. Сцена была немая. На устах Пыльного Ангела прилеплена его извечная ласково – снисходительная улыбка. Как быстро может исчезнуть надежда, сменившись тупой безразличностью? Хватит ли одного деления на секундомере, чтобы измерить это время?! Сколько раз происходило подобное? Кто сосчитает количество попаданий мной под этот контрастный душ жизни?!!

– А я-то ее обыскался! Захожу в кабинет, коньяк выпит, ножны от трости лежат, а клинка нет. Все перевернули вверх дном, перерыли, на пену изошли, я уже отчаиваться начал! А ты его нашел!!! Где он был-то, Юра, а?!!

– В пи – де, на верхней полке!!!

– Ты бы хоть дамы постеснялся. Такие выражения в приличном обществе недопустимы! Да, что тебе говорить?! Мои нравоучения и предупреждения до тебя не доходят. Поэтому от наглядных средств обучения переходим к предметным. Отдай ножичек! Или решил поиграть в Ледовое побоище?

Это побоище не выиграл бы даже Александр Невский. Кинул ему под ноги клинок. Когда тот, звеня, докатился до него, Демон, кряхтя, наклонился и подобрал его. Выпрямился с брезгливой гримасой на лице достал из кармана черный, шелковый платок и вытер лезвие. Бросил платок на землю. Черномордый слева протянул ножны. Демон собрал трость. Вновь обратил свой взор на нас.

– Все – таки, Юра, ты эгоцентричный дурак! Это еще мягко сказано. Этого, – показал тростью на меня, – заковать и в карцер. Женщину запереть к остальным.

Другие двинулись, но с опаской, исполнять приказание Верховного Демона. Меня заковали, завязали глаза. Я не сопротивлялся. За спиной послышалась какая-то возня. Раздался пронзительный крик Наташи. Я дернулся. Сразу получил такой удар в живот, что-нибудь на моих глазах повязки, они бы выскочили из орбит и разбились об асфальт. Медленно стек на колени и уперся лбом в землю. Еще пара ударов с двух сторон по почкам. Из меня выколотили крик. Завалился на бок. Хлесткий удар резиновой палкой по голове. Он вышиб из меня дух. Пришел в себя от той вони, что возвращала меня в сознание напротив Казанского собора.

– Не трогайте его, сволочи!!! – Это Наташа, отстранено подумал, сквозь пелену боли.

– Юра, Юрочка, я люблю тебя!!! Вы убили его, твари вонючие!

– Да, заткните ей рот, – раздраженный голос Демона.

Надо пошевелиться, что бы Наташа поняла, что жив. Застонал и с бока перевалился на спину. В голове грохнула граната красной боли. Сознание опять переползало через барьер боли, медленно. Очень медленно! Последнее, что услышал:

– А эта падаль долго будет здесь валяться?! Убрать, живо!

Вдруг стало мокро и холодно. Я очнулся. Голова, как мозаика разваливалась на стеклянные куски. Они падали, разрезая воздух, и разлетались по сторонам от удара о землю. Остального тела не было. Глаза открылись легко. Перед ними медленно вправо вращался пол. Я вращался в другую сторону. Тошнило. Попытался найти остальное тело. Спустя время, которое потратил на восстановление мозаики моей разлетевшейся головы, понял. Вишу на вывернутых руках прикованных к стене. Общее положение тела – коленопреклоненное. Четко восстановил картину. Меня сидящего на коленях, приковали к стене, на вывернутых руках. В лицо опять хлестнуло холодной водой. Поднять голову можно было только с помощью гидравлического домкрата. Собравшись с силами, сумел обойтись без него. В двух шагах от меня стоял Другой. В одной руке он держал ведро – источник водопада. На запястье правой руки висела дубинка. На харе присутствовал рот, с мерзкой пародией на улыбку. Он ощерился:

– Человек, ты убил семерых Других. Теперь Другие тебя трахнут.

– Все сразу? Женилки не выросли! – Выхрипел я. Он без размаха ударил ногой по ребрам. Протяжный "ох" вылез из груди. Выступать в роли подпольщика, забитого в подвале контрразведки, опыта не было. Дебютировать в этом качестве тоже не хотел. Поэтому предпочел притвориться заснувшим. Попытаться сорвать постановку.

– Жди, человек. Скоро порвем тебя.

– Как грелку, – добавил про себя ему в спину. Правда, мужества хватило произнести это одним шевелением губ. Умирать не хотелось. Язык скуден. Поискал слова, что бы найти точные определения того, как мне хотелось жить, и не нашел. Прекрасно понимал, что жить осталось ровно столько времени, сколько займет у Малах Га – Мавета принятия решения, в чем меня варить. В кипятке, масле или смоле. Для такого эстета как он особого труда это не представляет.

Появился Другой. Отомкнул меня от стены. Помог лечь на спину. В затекшее тело начали возвращаться ощущения, и всем этим ощущениям было одно имя – Боль!!! Небывалым подвигом была удачная попытка свести вопль к мучительному стону. Другой игнорировал мои страдания. Ушел. Но сразу вернулся. Бросил на пол полосатый матрас. Поставил передо мной пластиковый поднос с белыми тарелками и чашкой. Все это я отмечал краешком сознания, не задетого болью. Урод снял тарелки и чашку с подноса, вилок и ножей не было, даже пластмассовых. Засунул поднос подмышку, ногой раскатал матрас. Повернулся.

– Сначала ешь. Затем спи. Потом, быть может, ты умрешь.

Иди на хрен. Подумал, но не сказал. Что бы, не получилось так, что он подумал. И ударил.

Другой ушел. Боль отступала. Осмотрелся. Карцер немаленький – метра четыре на четыре. Напротив меня массивная железная дверь с зарешеченным окном посередине. Под потолком плафон, рассеивающий блеклый свет, метров с трех, от потолка до пола. Отсюда уже не подорвешь. Так, скоро сдохну и все это для меня кончится. Было бы, что – нибудь из – за чего смог бы поторговаться с Демоном. Но ничего нет. Даже не знаю ни какой маленькой, военной тайны, способной заинтересовать этих тварей. Рассчитывать на легкую смерть не приходится, они неблагородные противники. Сварят в дерьме без сомнений. Когда будут выводить, или зайдет еще один Другой, кинуться, чтобы забили насмерть?! Могут и не забить. Оглушат, потом, как снулую рыбу повесят на крюк и закоптят, по горячему, в смоле!

Варианты, варианты!!! Какие могут быть варианты?! Ох, как не хочется умирать. Как этого можно избежать?! Избежать этого можно по кругу. Может убить себя?! Но как??? Если только разодрать руками горло, или зубами перегрызть вены на руках?!! Даже ремень забрали сволочи. Ни вилок, ни ножей не дали. Не хотят себя лишать удовольствия лицезреть мучительное издыхание! Стоп!!! Так и там с этой чертовой тростью тоже была засада! Провокация! Этот упырь провоцировал на побег. Говорил что – то, мол не советует встречаться с Наташей. А что с ней? Да какое это сейчас имеет значение! Если сам не смогу отсюда выбраться, то и ей уже ни чем не поможешь! О самоубийстве думать рано. Они играют с нами, как кошка с мышкой. Силовое соотношение примерно равное. Но ведь бывает, так, что и мышке удается вырваться из цепких, когтистых лап безжалостного охотника! Поэтому сейчас поедим, силы нам еще понадобятся. Отдохнем, а потом будем бороться за наши жизни! Болело все тело. Но привыкнув к постоянному страху за жизнь. Научившись задвигать его на дальнюю полку, можно то же самое попытаться сделать и с болью, не со всей, хотя бы с ее маленькой частью. Главное сосредоточиться на чем-нибудь другом. Например, на еде. Тарелки были одноразовые. В первой, нечто похожее на прямоугольный бульон из кубика снесенного Галиной Бланка. Во второй, мелкой тарелке шлепок перловой каши, тоже весьма "аппетитной" на вид. В маленькой чашке была индотифицированна вода. Трапеза предстояла та еще. Но последний раз ел в резиденции Пыльного Ангела, и мало что внутри удержалось, после его удачной попытки сбить с меня спесь. Вызвать аппетит удалось с большим трудом. Но жизнь, процесс физиологический. Через край выпил сильно пересоленный бульон. Каша совершенно безвкусная. Надо было есть кашу, запивая бульоном. Но если бы бабке хрен, она бы дедкой была. Воду пить не стал. Покурить бы не мешало. Завалился на матрас. Усердно сосредоточился вместо боли на сне. Получилось! Аккуратно уснул.

Другой просто поленился создавать рот. Лень ему было и наклоняться. Пнул меня ногой по ребрам. Добиться желаемого результата с наименьшими физическими затратами удалось. Я проснулся. Рукой Другой приказал подняться и следовать за собой. Я встал, потянулся. Это было не сладко, опять вернулась боль. Тот почти дошел до двери, а я все стоял и потирал наиболее сильно болевшие на теле места. Идти не хотелось. Другой заметил, что его путешествие остается одиноким. Повернулся и решительно направился ко мне. Собрался, преподать урок послушания. Учиться в мои планы не входило, хотя говорится, что этим заниматься никогда не поздно. Взбесило подобное отношение этого мутировавшего дегенерата. Он явно забыл о моем праве вытатуировать на лбу семь черных крестов. Знак моих воинских успехов и память о семерых Других, которые уже никогда не смогут репродуцировать себя. Он подошел, вцепился в левое плечо. Резко дернул. Я сделал шаг в задаваемом Другим направлении, и вместе с шагом всем весом впечатал ему в морду правый кулак. Такой прыти он, надо думать, не ожидал. Урод оторопело отлетел на метр, не сумел найти в воздухе равновесие, рухнул на пол. Я разбежался, насколько было возможно, преодолел земное притяжение. В прыжке согнул колени, с хрустом распрямил ноги, достигнув его груди. Хруст ребер заглушил хруст, произведенный моими суставами. Прыгал на нем, как гимнаст на батуте, пока окончательно не раздавил грудину. Он был плохим учителем, а я был еще более плохим учеником. Урок, который он хотел преподать, никому не пошел впрок. Восстановил дыхание. Оно стало ровным, прошла злость. Опустился на матрас. Удивился. Последнее время голова чаще была пуста, чем больна какой – либо мыслью. Что это, свидетельство душевного здоровья?! Сидел и тупо смотрел на раздавленного Другого. И эта комната была тупиком. Вся моя жизнь была тупиком. Малах Га – Мавет говорил, что всегда есть выход, вопрос в том, что ждет тебя за дверью?! Я больше не хотел искать выход, узнавать, что находится там. Сейчас сидел и ждал. Чего? Да просто сидел, и мое седалище являлось олицетворением всего, что меня окружало. Весь мир – одно большое седалище!!! Время остановилось. Никто не приходил, не выволакивал из камеры, не тащил, не вязал, не варил. Это вернуло меня в ощущение моей прежней жизни. Всем наплевать на все, а мне наплевать на всех. Очень милое состояние, близкое к нирване. Посмотрел на свой пупок, но сияния вокруг не обнаружил. Открытие не могло отравить общее состояние. Если бы был сквозняк, мог бы левитировать. Но все хорошее ни когда не наступает, когда так ждешь его! Не наступило оно и сейчас. Вместо него в камеру вошло четверо Других. Я даже успел испугаться, но бить не стали. Один вытащил наручники. Сковали за спиной руки. Подняли, но без хамства и лишней грубости. Вновь завязали глаза, словно повезут на конспиративную квартиру. Если это и так, то продать их секреты все равно некому. Скованные за спиной руки и завязанные глаза делали мерзко беспомощным. С таким можно делать все. Была бы фантазия. Но их фантазия опять отдыхала. Повели, поддерживая с двух сторон. Путешествие много времени не заняло. Оказались на улице. Плохо быть слепым! Хотя тоже есть свои плюсы. Не видно конца. Затолкали в машину. С обоих сторон теснили Другие. Машина понеслась. На встречу чему?!!

Глава 4. Одиночество.

– Ну, здравствуй. Хоть здравствовать тебе долго не придется. – Сказал Малах Га – Мавет снимая с моих глаз повязку и расстегивая наручники.

– Вот мы и опять вместе. Но ненадолго. Я не успею надоесть. В отличие от тебя. Ты успел опротиветь мне, хуже пареной репы…

Мы находились в зале, который не вызывал ни каких ассоциаций, кроме средневековой камеры пыток. В таком, наверное, в свое время инквизиторы выводили на чистую воду ведьм. На кирпичных стенах развешаны разнообразные приспособления о назначении, которых гадать не приходится. Напротив входа громадный камин. На ярких углях разложены раскаленные до бела щипцы, пики, клейма. Большое металлическое колесо. Дыба. Железная решетка, под ней противень с пылающими жаром малиновыми углями. Рядом с противнем, для поддержания нужной температуры, соплом к углям, приспособлены меха. Столы с разнообразнейшими ножами, топорами, крючьями, и другими безанстезионными хирургическими штуковинами. Плети, цепи, веревки. Полный комплект. Мечта любого садомазохиста. Жаль только я к их числу никогда не относился. В центре этого адского помещения стоял громадный, закопченный котел. Он был установлен на здоровую, раскоряченную треногу. Сразу под дном котла полыхал сильный огонь. Языки пламени с диким восторгом лизали черное дно. В казане варился не плов, там глухо булькало черное варево.

– Твое путешествие подошло к концу. Пора платить по счетам. Ты обвиняешься в убийстве восьмерых Других! Отягчающим обстоятельством является то, что один из убитых тобой, был беременным. Твоя вина доказана. Юрий Юзовский приговаривается к смерти без болевой блокировки! Ты будешь сварен в смоле. Сразу хочу предупредить и извиниться, теперь уже действительно в последний раз, натуральной смолы найти не удалось. Пришлось использовать гудрон. Для создания нужной квинтэссенции добавили несколько ведер керосина. По своим свойствам смесь максимально приближенна к адской смоле. Приговор окончательный. Обжалованью не подлежит! Приговор будет приведен в исполнение немедленно. Все! – Демон замолчал.

У меня подломились ноги. Без сил опустился на пол. Окончание речи дослушивал сидя. Это и правда все!!! Сейчас меня не станет. Все исчезнет! Но почему так жестоко?!! Последняя мысль была, кажется, произнесена вслух. Или демон опять читал в моей голове.

– А чем ты отличаешься от уже умерших! Почему мы должны даровать тебе легкую смерть?!!

– Но ведь другие люди, ты говорил, умирали без боли!!!

– На твой счет имею совершенно четкие указания от Атмана. Буквально, он велел убить тебя, со всевозможной жестокостью. Не знаю, почему он так резко изменил планы по отношению к тебе. Но факт то, что ты больше не находишься под его протекцией. Ты ему не нужен! А мне не нужен тем более. Последнего слова ты лишен. Хватит болтать. Но мы не звери, что бы жрать без паузы. Перед смертью тебе дарована возможность выкурить последнюю сигарету.

Закурил предложенную сигарету. Вибрировал и изнутри, и снаружи. Попасть сигаретой, удерживаемой всеми пятью пальцами, в рот было очень не просто. Мутило. Я не думал, что смерть так близка. Теперь ее ладонь лежала на моем плече, нетерпеливо барабаня пальцами. Нет, я не против умереть и закончить, наконец, все эти мучения!!! Согласен, если смерть будет внезапной, неожиданной! Чтобы не успел понять, что это она. Кто-то окликнул, а оглянулся уже мертвым. А так, когда она ждет, пока дотлеет моя сигарета?!! Нет! Нет!!! И НЕТ!!! Не хочу! Я не могу! Не заслужил подобного!!! Господи, ну за что??? Почему меня??? Неужели из всех умерших я самый грешный?!! Как же так, жил, жил, и вот на тебе… Торговаться, драться, вымаливать жизнь!!! Я еще не решил для себя, что мне пора умирать!!! Кто другой имеет право, сделать это!!! Что им надо?!! Я все сделаю! Господи, ну за что?!! Прости!!! Помоги мне сейчас!!! Сигарета выпала из ослабших, прыгающих пальцев. Я зажал голову руками. Помимо воли все мысли сложились и вырвались на свободу тяжелым, протяжным воем. Он разрывал изнутри.

– Только истерики здесь не хватало! – Брезгливо сказал Демон.

– Я не хочу! Не могу умирать! Пойми ты!..

– Тебя пугает смерть или то, как она осуществится?

– Да пойми, тварь, я боюсь!!! Просто боюсь! Ты не понимаешь, чертов урод!!! Если я умру, все кончится, все!…

– Как вы, люди, с поводом и без оного любите употреблять ненормативную лексику. Если бы ругательства могли становиться материальными, к примеру, куском кала. Земля давно бы перестала существовать, не выдержав бремени дерьма человеческих слов. Тебе не ругаться сейчас надо, а в ногах у меня валяться, вымаливая легкую смерть. А ты вместо этого пытаешься поведать о своей исключительной неповторимости. Бред! Никому ты не нужен! Даже Наташе несешь в себе смерть и боль. Если и сделаю, с человеческой точки зрения, что – либо хорошее за время своего существования, так это лишу тебя жизни. Многие грехи искупятся этим. Ну, довольно! Я вижу ты докурил. Больше нас ничто не задерживает.

Он махнул рукой. Появились четверо Других. Я понял, что смерть уже не просто держит руку на моем плече, а мертво вцепилась и тащит на Голгофу. Я вскочил. Четверо бросились, гремя цепями. Они навалились всем скопом. Сбили на пол. Я превратился в зверя. Остатки человеческого исчезли с взмахом руки Пыльного Ангела. Визжал, выл, рычал, царапался и кусался, отбрыкивался от них всем телом. Силы неравны. Выражение – бороться за свою жизнь, слишком абстрактно, чтобы его можно было применить для описания этого случая. Смерть выигрывала схватку. Мне сковали руки и всего окутали цепями.

– Рот ему не закрывать, хочу слышать его визг! – Это Малах Га – Мавет. Меня рывком подняли с пола и поставили на ноги. Пресекли попытки вновь упасть, чтобы продлить секунды жизни. Демон сидел в кресле и бархоткой полировал ногти. Другие уже прилаживали страшный карабин к наручникам. Что – то резко вздернуло вверх. Я оказался у самого потолка. Кисти рук отрывались от тяжести тела. Сталь наручников перерезала их. Извивался, усиливая эту боль. Если бы можно было оторвать руки и упасть куда – нибудь на пол, подальше от жадной, черной бездны под ногами!!! Другие замерли у блока, ожидая приказа Демона. Глаза вылезали из орбит. Я рычал. Ждал боли. И ожидание было не менее мучительным, чем сама боль.

– Как мне все это надоело! Вот сейчас я должен испытывать удовольствие и облегчение. Одним смердящим человеком станет меньше. А у меня пусто все. Ничего внутри нет. Ну, сдохнет он в корчах! Ну, перебью всех оставшихся. А дальше-то что?! Ладно, эпитафия:

– Опускайте. – Махнул черной бархоткой.

– Нет!!! Нельзя!!! – Я начал медленное погружение в смерть.

– Не хочу!!! – Пол метра. Жар становится нестерпимым. Он возведен в степень ужасом.

Сорок сантиметров… Тридцать…

– Не надо!!! Я сделаю все, что ты хочешь!!!

– Я ничего не хочу. – Продолжая чистить ногти.

Десять… Пять… Носки сапог касались кипящей пены.

– А-А-А-А-А!!! – Такой боли я не знал. Не предполагал существование ее!!!

– Не надо – о – о – о… – Я обмяк, теряя сознание на мгновение.

– Стоп. –Очнулся. Боль раскаленными пассатижами вырывала мне ногти, а потом засовывала обратно. Боль стреляла, рикошетом отлетая от внутренней стенки затылка. Она гигантскими волнами захлестывала, не давая передышки. Каждая следующая волна была больше предыдущей.

– Мне ничего от тебя не надо. Так, пустяк. Я хочу услышать одно слово из двух возможных. Это своего рода игра, ставка жизнь или смерть. Слова такие… – сказал он, поднимаясь с кресла и направляясь ко мне. С трудом понимал, о чем он говорит.

– "Согласен" или "не согласен". Если говоришь, – согласен, то вместо тебя казнят кого – то другого. Если твой ответ – не согласен, – значит, замены не будет, и умереть все – таки придется тебе. Дается времени ровно столько, сколько потребуется для того, чтобы вновь твои ноги коснулись смолы. Поднимите немного. – Сквозь туман боли понял, о чем он говорит. Меня слегка приподняли, но боль не уменьшилась. Кто– то может умереть вместо меня. Я смогу жить!!! Цепь вновь начала движение к боли и смерти.

– Да!!! Да, все что захочешь!!!

– Нет. Не так. Ты должен сказать, согласен или не согласен. У каждой игры есть свои правила.

– Согласен! Черт тебя дери!!! – Криком пытался остановить боль.

Он махнул рукой. Другой багром зацепил цепь и потащил меня прочь от смердящей смолы. Цепь ослабла. Я с грохотом обрушился на пол с двух метров. Упал по касательной к смерти. Плакал, сил ни на что не осталось. Я жив! Все остальное неважно. Мне опять удалось стряхнуть холодную ладонь с плеча. Все нормально. Все позади!!! Меня расковали. Малах Га – Мавет подошел, склонился и провел над моими ногами рукой. Боли не стало. Она была миражом. Демон помог подняться и усадил в свое кресло. Протянул откуда – то возникшую белую эмалированную кружку. Я, не глядя, выпил и задохнулся. Это была водка. Высокое напряжение смерти растворилось в ней. Зарыдал, содрогаясь всем телом. Он стоял рядом и гладил по голове. Уткнулся ему в живот, захлебываясь слезами. А он все гладил и гладил, едва касаясь моих волос. Стало легко и прозрачно. Я откинулся в кресле. Он тронул мое плечо и предложил еще водки. Выпил. Комната потеряла стены и стала подвижной. Пытался, зацепиться за что – ни будь взглядом, но незыблемого не было. Все куда-то уплывало. И я кружился, улетая вместе со всем. Демон провел перед моим лицом ладонью с распростертыми пальцами, и когда его ладонь опустилась, наступил мрак.

– Просыпайся, просыпайся. – Кто – то тряс за плечо, выволакивая из сна. Я открыл глаза.

– Кто ты?

– Азазель. Давай, поднимайся, приводи себя в порядок, ешь. Тут Малах Га – Мавет прислал новые сапоги и носки. Твои – то спеклись совсем.

Он издал, какой – то звук, отдаленно напоминающий хихиканье. Видя растерянность, помог мне подняться с постели. Я опустил ноги на пол, они были целы и невредимы, но фантомная боль притащила воспоминания о том, что произошло. Помнил все, кроме одного, – почему еще жив?!!

– Почему я жив? – Пришлось выдавливать это из себя по буквам.

– А ты что не помнишь? Ты же заключил с Пыльным Ангелом сделку. Подписал кого – то, вместо себя. Теперь его завалят, а ты будешь цвести и пахнуть.

– Кто будет вместо меня? – Слова вылезли с большим трудом, чем предыдущие.

– Ты же не со мной договаривался. Давай побыстрее. Малах Га – Мавет ждет. Он все объяснит.

Я не мог двигаться. Слабость сделала тело непослушным. Качнулся и опять сел на кровать. Азазель вздохнул и принялся надевать мне носки. Я инстинктивно поджал пальцы.

– Что я тебе денщик что ли? Не ломайся, натягивай носок. Ничего с твоими ногами не случилось. Угораздило же на старости лет натягивать носки смертному параноидальному шизофренику.

Он обул меня. Помог подняться и подвел к столу. При одном виде пищи меня замутило. Осторожно замотал головой.

– Что есть не хочешь? Ну, как знаешь. Умывайся, но я не потащу. Я тебе ни нянька. Меня это унижает.

Я добрел до умывальника. Долго мыл холодной водой лицо. Это не помогло прийти в чувство. Пришлось подставить голову под упругую струю. Стало легче.

– Накось вот, щетку и пасту. Зубы почисть. – Сварливо сказал Азазель, окончательно войдя в роль старого, заботливого денщика. Я почистил зубы. Все понемногу возвращалось на свои места.

– Готов? – Я кивнул. Вышли из комнаты. Оказались в длинном коридоре, освещенном неровным светом факелов. Я был в Доме, рядом с Волковым кладбищем. Вспомнил название улицы. Расстанная. Символично. Очень скоро дошли до покоев Малах Га – Мавета. Тот стоял и причесывался у зеркала. Жестом отослал Азазель. Демон вышел и плотно закрыл за собой дверь. Пыльный Ангел приветливо кивнул.

– Проходи, устраивайся поудобнее, – сказал, вновь возвращаясь к своему занятию. Исчез Ангел Смерти, уступив место радушному хозяину. Который ждал тебя для продолжения прерванного вчера интересного разговора. Теперь не показывает вида, что торопится продолжить его, из боязни, что слова утратят свою привлекательность.

– Вот, вроде бы и все. – Сказал, отойдя от зеркала.

– Выпьешь?

Я в который уже раз мотнул головой.

– Тогда и я не буду. – Расположился в своем любимом кресле.

– Что меня больше всего угнетает, так это половое бессилие. Среди вас всех, людей, был только один великий. Маркиз де Сад. Мы прямо таки аналоги. Он сидел в Бастилии и предавался дерзким мечтам о полной сексуальной свободе. Унижение, боль, страх и конечная цель – мучительная смерть. После революции декларировавшей свободу всем, его поместили в больницу для душевнобольных. Она мало чем отличалась от тюрьмы. Его уделом были мечты. И книги, в которых он давал волю необузданной стенами и решетками фантазии. Это ужасно, мечтать и не иметь возможности воплощения. Но кто из смертных знает, каково это, иметь возможность и не иметь мечты? Ваши богачи страдали от отсутствия фантазии, а не от скуки. Скука – симптом, пустота – болезнь. Но роднит меня с великим маркизом отсутствие возможности проявить потенцию. Правда, тому разные причины. У него неволя. У меня Божья воля. Если бы мог подчинять свои действия сексуальным мотивам!!! Какой же это был бы гимн! А так… рутина. – Он горестно вздохнул.

– М-да… потенция… – побарабанил пальцами по подлокотнику.

– Если бы была потенция, как бы я трахнул твою подругу!!!

Мое сердце подскочило к потолку. Наташа! Сейчас он говорит о ней! Коснулось черным, предчувствие страшной разгадки.

– Знаешь, у меня там, в заточение, столько красивых девок. Есть даже официальные победительницы разных конкурсов красоты. Для коллекции собирал. Все не то. В ней, Наташке твоей, какой-то внутренний стержень. Святая жертвенность. Я ведь с ней, после вашей попытки уйти на рывок, имел продолжительную беседу. М – да… – опять забарабанил пальцами по обтянутому кожей дереву. Звук нечеткий, приглушенный.

– Так вот она, значит, ни на какие компромиссы не шла. Делайте, мол, что хотите, а Юрию, – это тебе то есть, вреда, пожалуйста, не причиняйте. Мне даже стало завидно. Она, честно говоря, среди вашей человечьей породы, реликт. Смела, чиста, готова к смерти ради любимого человека. Такая редкость, знаешь ли… Тебе повезло.

– Что с ней?!!

– Пока ничего… – Он встал. Держа руки за спиной, прошелся по залу. В этот момент был похож на цаплю, расхаживающую по болоту в поисках лягушек. Прервать его задумчивость я не решался. Боялся услышать то, что был готов уже услышать.

– Ты помнишь, о чем мы договорились?! – Демон остановился напротив меня, скрестив руки на груди.

Я кивнул и замер, прилепив взор к носкам его ярко начищенных сапог.

– В двух словах позволю себе напомнить о сути нашего гешефта. Тебе было предложено выбирать. Поменять смерть на смерть другого человека. Или умереть самому и подарить жизнь человеку. Так?!

Сил хватило еще на один кивок.

– Ты, Юрий Юзовский выбрал жизнь и даровал смерть! Верно?!

– Да. – Едва выдохнул я.

– Громче! Не слышу! Хочу, что бы ты полностью сформулировал эту фразу.

Как сформулировать?!! Как найти слова, чтобы изменить все ничего не меняя?!!

– Не надо мучиться. Твои муки уже закончились. Я хочу услышать подтверждение. Слова не имеют значения. Они форма. В которую облекаешь суть. А суть в том, что ты хочешь жить, и готов ради этого жертвовать жизнями других людей! Ты сделал свой выбор, повтори его.

– Но от меня ничего не зависит!

– Ложь!!! Сейчас бы ты лежал куском черной, застывшей смолы и этого разговора не было. Итак!..

– Да, я хочу жить, что бы за меня убили другого человека, какого – нибудь. – Скороговоркой произнес эти слова.

– Как легко стать убийцей! Правда? Ты убивал Других не испытывая особых угрызений совести. Теперь подписал смертный приговор человеку. Быстро переключился с нелюдей на людей! Но и тот, и другой случай можно оправдать. Ты, просто борешься за свою жизнь. Жизнь и есть компромисс со смертью. Других убивать легко, у них нет имен и лиц, они лишены индивидуальности, как куклы. Человек, который умрет вместо тебя, тоже пока безличен. Это, как убить комара, который мешает спать. Ты просто прихлопываешь его, не задумываясь о том, что он вынужден пить твою кровь, чтобы жить. Просто убиваешь, потому что он мешает жить. А твоя жизнь это главное. Ведь так?

Я не пошевелился.

– Молчание знак согласия. Самое время поговорить о том, кто умрет вместо тебя. Ну – ну, не строй святое неведение, ты уже давно догадался о ком идет речь. Я прав?!

– Я не понимаю, о чем ты говоришь! Не хочу знать, как его зовут!!! Ничего не хочу знать обо всем этом!!!

– Нет, брат, шалишь!!! Тебе уже сделали одну уступку, – подарили жизнь. Никто не обещал, что дарованная жизнь окажется легче, чем смерть. Но это твой выбор!!! ВМЕСТО ТЕБЯ УМРЕТ НАТАША!!! Ты этого хотел, – ты это получил. Атман, на все твоя воля!!!

– Нет, не хочу!!!

– Что – то подобное ты давеча орал. Меня твои желания уже не трогают. Ты что думал, что Атман какой – нибудь заурядный гауляйтер Кох?!! Он что вместо тебя должен был грохнуть сотню совершенно не имеющих отношения ко всему этому людей?! А вот, хрен тебе!!! Ты будешь жить вечность. И всю эту вечность ты будешь тащить вину за то, что убил человека, который любил тебя. Человека, который согласился умереть, чтобы ты, говно, остался жить! Или хочешь сказать, что ни чего такого не думал?! Ты все знал и о товаре и о цене. Ты заплатил, а товар обратно не принимается, у нас не галантерея. Вот, теперь, – жри ее, свою жизнь!!! Самое развеселое в этом, что ты теперь бессмертен. Сам себя убить не сможешь, а все в этом мире будут оберегать тебя. Пылинки сдувать. Но, не хочу, чтобы ты понял меня неправильно, я совсем не осуждаю тебя. На твоем месте так бы поступил каждый, как говорится. Мне наплевать на это. Я восхищаюсь игрой Атмана. Она изящна и остроумна. Это развлекает, как интересный детектив. Банда 1, к примеру.

Я стоял на коленях и тянул к нему руки. Он сидел в кресле и улыбался, улыбка плавала вне лица. Она занимала все свободное пространство. Она была всюду.

– Я прошу тебя, Малах Га – Мавет, не надо, пожалуйста. Не знаю, как умолять тебя не делать этого! Не знаю, что могу предложить тебе взамен!!! Прошу не делай ей плохо…

– Спектакль продолжается. Мне надоели мизансцены, действующие лица, да и сам театр сидит уже в печенках. Тебе нечего мне предложить, проклятый бессмертием. Ты выбрал. Хватит лицедействовать. Она умрет вместо тебя. Единственным, что я сделаю для нее, она умрет окончательно, так, как умирали раньше. Просто перестанет быть. Везде. Только не в тебе!

– Я прошу, Демон, пусть она умрет без боли. – Что я еще мог сделать для нее?!!

– Да уж варить в смоле не будем. Она умрет на алтаре. Смерть относительно безболезненна. Ей надрежут вены. И вытекающая кровь вымоет жизнь из тела. Кровь я выпью. И последнее. Атман желает, чтобы ты видел, как она будет умирать.

– Нет, не хочу…

– Да плевать на это, хочешь ты или нет. Радуйся, что Червивое Дитя не выносит мелодрам и мыльных опер. Он не заставил тебя убить ее, или, чтобы она видела тебя умирая. Постоишь тихонечко. В щелочку посмотришь на ее кончину и все. Разговор закончен. Пошел вон! Пока свободен.

Я поднялся с колен, не поднимая глаз, волоча ноги, доплелся до двери. Когда собрался открыть ее, за спиной раздался голос.

– Кстати знаешь, что она беременна?

Обернулся, пытаясь собраться и ответить ему. Не успел.

– Про эту беременность ты не знал. – Оборвал мою попытку.

– Это твоя работа. Мог бы стать отцом, в полном смысле этого слова. Убирайся!!!

Дверь закрылась, Малах Га – Мавет остался один. Странное ощущение не отпускало. Для него это было внове. Приказ Атмана воспринял с чем – то, что люди привыкли называть радостью и облегчением. Это разрешало загадку человека. Безумный Бог просто развлекался. Его веселили потуги посредственного человека найти ответы на неразрешимые вопросы. Попытки просто выжить и попытаться сохранить осколки здравомыслия. Человек нашел ответы на многие вопросы, опять таки не в силу великого ума, а скорее с помощью своей усредненности. Многого не видел и потому не искал глобальных ответов. Весь путь был задан одной целью, – выжить. Это ему удалось. Если бы мозгов было больше, невозможность найти ответы свела бы его с ума. Конечно, Демон не представлял предмета исследовательского интереса Атмана, да и не пытался узнать. Исполнял приказы бога и получал удовольствие от комбинации этих приказов. Единственное, что смущало в этом, фигура игрока. Слишком тот обычен, даже для самого себя. Из имевшегося материала можно было выбрать и более колоритную фигуру. Но, откровенно, в Юрии что – то настораживало Демона. Что – то не мог он просчитать до конца в нем. Приказ Атмана об умертвление фигуранта был для Демона благой вестью. Это убивало вместе с ним все сомнения. Он наслаждался, видя ужас человечишки, который заставил поломать его голову. Тот боялся смерти, хотя в своей прежней жизни не раз задумывался о самоубийстве. Но это были игры. Узнать смерть можно только тогда, когда табуретка из под ног падает вниз, а петля на шее дергает вверх. Только между двумя этими ощущениями приходит истинное понимание смерти. Человек узнает, хочет ли умереть или жизнь милее. Юрию на пороге была дарована жизнь. Он уже начал погружаться в никакое ничто, когда приказ Атмана выдернул обратно и поставил перед выбором. Сомнений ни у Демона, ни у Бога не было, и человек не разочаровал их. Там, перед дверью в его голове уместилось одно, – кто угодно, только не я. Это понятно. Но почему?!! Почему Червивое Дитя решило оставить жизнь Юрию?!! Все списанные загадки удесятеренными вернулись обратно. Далее. Наташа. Малах Га – Мавет не испытывал к ней никаких чувств. Вернее, ему нравилось то, что он называл стержнем в ней. Этот стержень было очень приятно ломать о колено. С треском, с хрустом. Если не сломаешь, то покарежешь. Если не удастся и это, ломать того, кто наиболее дорог. А если и это мимо, то просто убить. Итог один и путь к нему был приятным. Убил бы ее после Юрия, наслаждаясь её сломленностью или ненавистью. Теперь опять предстояло все менять. Его оставили в обществе перемолотого, высушенного Юрия. Мало того, Атман даровал этому слизню бессмертие. Зачем? Здесь и так все смердело!!! Но приказы и в этом мире не обсуждаются.

Пыльный Ангел вызвал Аваддону, отдал ему последние распоряжения о подготовке к церемонии.

Я закрыл за собой дверь. Меня окружали развалины и густое низкое небо. Побрел прочь от Дома. Пока выбирался из руин, несколько раз падал. Изодрал в кровь ладони. О кусок бетона больно ударил надкостницу. Шел к реке Волковке, мерзкой, слизистой воде. Она была мутно– зеленая и воняла. Стоял на мосту, положив подбородок на руки. Смотрел на воду. Тошнило. Вырвало черной слизью. Еще и еще раз. Спазмы не прекращались, кончились ресурсы. Желудок стал размером с кулак младенца.

Если я убью себя до того, как казнят Наташу, может быть тогда ей сохранят жизнь? Это не искупало вины предательства. Сейчас самому себе врать не надо. Висящий над черной, кипящей смолой, был готов на любую сделку. Когда Демон предложил ее, первым лицом возникшим перед глазами, было лицо Наташи. Уже тогда в паническом ужасе за свою жизнь, понял, какова будет цена этого договора. Они издевались. Они делали меня заложником страха. Я вынужден был идти на предательство, чтобы избежать ужасной смерти. А зачем мне она – эта жизнь?! Может быть, я просто выторговал перемену участи? Если сейчас сброшусь с этого моста и захлебнусь в жидком дерьме? Искупит это хоть что – нибудь? Конечно, утонуть тоже не особо приятно, но все лучше, чем быть заживо сваренным в смоле. И этот Демон, он ведь считает меня за червя! Он думает, что сожрал, сломал меня. Утоплюсь, он обломится! Еще одно, если подохну, смогу избежать увидеть смерть Наташи. А может быть, моя смерть дарует ей жизнь? Хочу надеяться на это. Итак, плюсы и минусы. Плюс. Я сбегаю из всего этого дерьма. Второе – быть может спасу этим ей жизнь. Третье – обломаю всех этих Атманов, Малах Га – Маветов. А в минусе? В голову ничего не приходило. Рано или поздно. Здесь в этом мире изменений не предвидится. Надо кончать со всем сразу. Тем более что моя смерть будет не напрасна, наверное. Рассусоливать тут нечего. Чем больше говоришь, тем меньше в этом уверен. А в результате можешь забыть о предмете разговора. Может быть, покурить напоследок? Похлопал себя по карманам. В левом, откуда – то появилась пачка Мальборо и зажигалка Зиппо. Закурил. Долго рассматривал своё отражение в блестящей поверхности зажигалки. Потом разжал пальцы. Она полетела вниз ровно, не вращаясь в воздухе. Без всплеска и шума исчезла в зеленой мути. Следом, выписывая пируэты, полетела недокуренная сигарета. Страха не было. Видимо, после последних событий он стал недосягаем. Но решимости перелезть через перила и броситься вслед за зажигалкой, отыскать в себе не мог. Искать решимость можно вечность. У меня времени гораздо меньше. Я перелез через них. Стоял на пятках на краю и держался сзади руками за холодный, круглый металл. Текущая внизу грязь увеличивалась и приближалась ко мне. Она заместила собой все. Смотреть на это не было сил. Разжал пальцы и закрыл глаза. Полет продолжался долго. Летел вниз, телом параллельно воде, распростав руки. Вода все не наступала. Открыл глаза и в этот же миг ударился всем телом о поверхность. Она была твердой в начале, но потом расступилась и пропустила меня в себя. Шел ко дну, раскрыв глаза. Вот она и смерть. Выпустил воздух из легких. С последним пузырьком желание дышать победило рассудок. Вздохнул. Вода вливалась в меня, как в банку из под крана. Желудок и легкие наполнялись ей, зеленой и вонючей. Я не хотел, но помимо меня руки начали загребать, а ноги выталкивать. Тело не слушалось приказов мозга. Оно хотело жить, и все равно как. Как свинья в дерьме или, как дерьмо в свинье. Главным было – ЖИТЬ!!! Руки вытащили меня на поверхность. Желудок толчками освобождался от зеленой воды. Тело толкало меня к берегу. Не хотел, боролся с ним. Что может разум, по сравнению с вышедшей из подчинения плотью? Тело подплыло к берегу. Руки вцепились в грязный, талый снег, перемешивая его с землей. Ноги соскользнули, но оно упрямо выпихивало меня на крутой берег. Вода выплескивалась изо рта, из носа без всяких болезненных ощущений. Я не мог умереть! Как бы этого не хотелось. Без сил я и мое тело лежали на берегу. Все еще воюя со мной, оно стало отползать от воды. Выбралось наверх. К могилам счастливцев умерших до всего. Даже тело!!! Мое тело стало врагом! Оно воссоединилось со мной, но было настороже, готовое в любое мгновенье пресечь попытку разума проститься с жизнью. Я вспомнил слова Малах Га – Мавета: "… ты теперь бессмертен, ты не сможешь убить себя…" Да я, не предполагал, насколько не могу убить себя!!! Сел на какую-то могильную раковину в полном согласии со своим телом. Было холодно. Не предпринимая никаких попыток броситься обратно, в воду, успокоил настороженное внимание тела. Умиротворенное оно легло со мной на могильный холм. Свернувшись эмбрионом, пытался удержать остатки исчезающего тепла. Глаза, которые принадлежали теперь моему телу, очень хотели спать. Последнее проскочило не в мозгу, где – то за его пределами. Не мытьем, так может быть, катаньем получится?.. Замерзну. Сон закрыл меня.

– Вставай человек! Время пришло! – Малах Га – Мавет пнул ногой скорченное тело Юрия.

– Не заставляй нас ждать. Мы и так с ног сбились, разыскивая тебя. Никому ведь не пришло в голову, что тебе захочется искупаться.

Видя, что Юрий не торопится подниматься и не спешит открывать глаза, сделал знак своим спутникам. Азазель и Аваддон подняли за руки тело, не подающее признаков жизни. Демоны принялись трясти его. Голова безвольно каталась по плечам.

– Пусть очухается! – Проволочка начинала злить Пыльного Ангела.

– Очевидно, переохладился. – Ответил Азазель.

– Ну так согрейте его, идиоты. Что забыли, – он бессмертен!

Демоны положили тело обратно, на землю. Аваддон склонился над бездыханным Юрием. Провел пальцем с черным, острым ногтем по лбу, потом по линии носа, разделяя лицо на две половины невидимой чертой. От горла до паха пролегла еще одна. Линии по рукам, до среднего пальца. Так же с ногами. Обвел на теле сердце, легкие и желудок. Приподнялся, отодвинулся и положил свою пятерню на лицо человека. Подержал мгновение, и все линии вдруг засветились красно – золотым огнем. Демон выпрямился и сделал знак своим спутникам отойти. Убедившись, что они отошли, рывком встряхнул руки в сторону Юрия. Из ладоней пошел жар. Он превращал воздух между руками демона и телом Юрия в плывущее марево. Линии начали впитывать жар, постепенно теряя яркость. От одежды и волос Юрия повалил пар. Он был бледно – зеленого цвета. Скоро кожаная одежда бывшая на Юрии распалась на твердые куски. Свитер и носки вспыхнули синим пламенем, распространяя запах паленой шерсти. Малах Га – Мавет брезгливо поморщился и сказал:

– Одежду можно было снять. Что я Большой Гостиный Двор – снабжать его каждый раз новыми шмотками.

Линии уже исчезли. Вместе с ними исчезала и мертвенная бледность, уступая место нормальному цвету кожного покрова человека. Юрий задышал, но в сознание не вернулся.

– Берите. В чувство приведем в Доме. Одежда, та в которой его поймали, сохранилась? – спросил у Азазель. Тот кивнул. Подняли Юрия на руки и потащили в сторону Дома. Малах Га – Мавет постоял, глядя на воду. Достал сигару, зубами откусил кончик, выплюнул. Раскурил от платиновой зажигалки и медленно зашагал следом.

И на конец четвертая.

– Одевайся! – Кинул одежду черномордый демон. Я с удивлением разглядывал свои старые вещи.

– Поторопись! – Я стал медленно одеваться. Умереть мне не удалось, или помешали. Но самым плохим было то, что проснулся, и все кошмары сна покажутся глупыми, по сравнению с ужасом реальности. О чем мечтали все люди, воплотилось во мне, я бессмертен. Но, как же хотелось заснуть и никогда не просыпаться. Вот это действительно смешно. Раньше часто хотелось умереть, но наступало утро, и я продолжал жить. Иногда нехотя, иногда с радостью. Теперь обречен, жить, а желание умереть стало неосуществимым. Даже мое тело не подчиняется мне. По – прежнему, живу, но у меня нет возможности умереть. Смешно!!! В голове все путается. Но я уже оделся.

– Руки протяни. – Я исполнил приказание. На них демон защелкнул наручники.

– Идем. – Они обступили меня, и повели к выходу. Как ни странно чувствовал себя великолепно. Вернее, так чувствовало себя мое тело. Душа ныла. Меня провели по винтовой лестнице. Она вывела в полукруглый коридор. Как только вступили в него, стало темно. Совершенно. Пошли вдоль правой стены. Двигались по кругу. Коридор был или очень большой, или мы ходили по одному и тому же месту. Ничего не видел, полностью полагаясь на своих конвоиров. Вдруг впереди тьму перпендикулярно прорезало полотно света. Он не рассеивался. Упирался в противоположную стенку. Когда подошли ближе, увидел, что свет пролезает в щель, в стене. Вернее не в щель, а в стреловидную бойницу. Демоны остановили меня и завязали глаза. Дальше они стали вести еще медленнее и осторожнее. Потом резко повернули на право. Задрали мои руки и приковали их вверху. Я стоял вытянувшись на цыпочках. Что – то обхватило шею сзади, натянулось. Лицо вжалось в бойницу. Больше не могу шевелить головой. Затянули что – то вокруг пояса. Меня прилепили к стене. Свободы движения никакой. То же произошло с ногами. Развязали узел повязки на затылке. Выдернули ее. Я открыл глаза, и закрыть не смог. Увидел небольшое помещение. Оно все было пред моими глазами. Видел и запоминал все детали. Там было светло, но источников света не было видно. Смотрел на него сверху вниз, а по-другому, и не мог, глаза застыли. Напротив щели, к которой прикован, видна неоштукатуренная стена. На ней большая двухстворчатая дверь.

Кто – то похлопал меня по плечу.

– Потерпи, скоро начнется. – Раздались удаляющиеся шаги. Я остался один. Прикованный зритель чудовищного представления. Начало не заставило себя ждать. Двери, скрипя, распахнулись. Появились Другие. Они с большим трудом тащили, какую-то большую каменную глыбу. По форме она напоминала кирпич. Установили в центре. В глыбе был отпечатан след человеческого тела. Это была, как бы половина формы для отливки людей в полный рост. У шеи, запястий, пояса, щиколоток были закреплены, какие – то ремни. Впрочем, все понятно. Человека положат в эту форму, привяжут, а дальше будут делать все, что может нашептать маньяку на ухо больная извращенная фантазия. Все это готовилось для человека, которого я люблю, человека, которого предал. Все предназначалось для Наташи. Другие продолжали возиться у цементного алтаря. К ним присоединился еще один. Он принес большой молоток и зубило. Начал вырубать желоб. Работал быстро и расчетливо, профессионально. Каждый удар молотка по зубилу выхватывал порядочный кусок цемента. Не отрывая зубила, он бил и бил по нему молотком. Куски и крошки летели во все стороны. Желоб получался очень ровным и аккуратным. Наконец, урод опоясал канавкой весь контур человеческого тела. Он принялся выбивать дорожки от конечностей силуэта к желобу. Кровотоки выполнены быстро и симметрично. Камнерез отошел, его место занял следующий. У этого в руках банка с краской и кисть. Принялся красить кровотоки белой краской. Все увиденное ошеломило. Приготовления становились все более бессмысленными и абсурдными. В какой-то момент даже забыл, для какой конечной цели это делается. Все прекратилось внезапно. Так же, как и началось. Один из Других подошел к алтарю и провел пальцем по свежеокрашенному желобу. Поднес руку к голове. Потом развернулся и показал чистый не запачканный палец остальным. Один из Других выскочил из комнаты. Оставшиеся расползлись, приклеиваясь спинами к стенам. Не знаю, сколько прошло времени, когда появился один из черномордых демонов. Он придирчиво исследовал работу Других. Видимо, остался доволен. Выволочек не последовало. Удовлетворенно кивнув в мою сторону, направился к двери. Ожидание невозможно переносить прикованным к стене. От него не скрыться!

– Тебе это должно понравиться. Особенно приготовления. Ты же всегда был очень обстоятельным человеком… – Голос очень знакомый. Он был из той, другой уже почти мертвой жизни. Мучительно знакомый. Но все потуги вспомнить, кому он принадлежит, канули всуе. Тогда просто спросил:

– Кто ты?

– Я Атман, бог тутошний.

– Ах ты сволочь!!! – Забился в своих путах, это привело лишь к тому, что в кровь расцарапал щеки о шершавые стенки бойницы.

Он засмеялся. Смех тоже был из той, прошлой жизни.

– Малах Га – Мавет много говорил о твоей непочтительности к Богам. Не просто говорил, жаловался и обижался на тебя. Просил наказать. Но я-то знал, что ты плюешь на любые формы религиозности и власти. Ведь ты, как Шариков, по определению Швондера. Анархист-индивидуалист.

– Я знаю тебя?!

– Угу, даже лучше, чем можешь себе вообразить. Ну, не буду, мешать, тебе наслаждаться зрелищем. Сам, честно говоря, не очень люблю физиологию, во всех ее проявлениях. Пока, скоро увидимся…

Его не стало. В зале опять поднялась суета. Вдруг все замерли на местах, как замороженные. В дверях появился Малах Га – Мавет. Я ожидал увидеть того, другого, который только что стоял за спиной. Такой знакомый и такой недостижимый для памяти. Я был разочарован. За Демоном вошли двое Других они тащили его любимое кресло. Пыльный Ангел ногой обозначил место. Уроды поставили на него кресло. Садясь, он посмотрел в мою сторону. Улыбнулся и приветливо махнул рукой. Я опять, как муха, забился в паучьих путах. Демон отвернулся и одним движением кивнул головой.

Вошли Азазель и Аваддон. Они вели под руки Наташу. Ее взгляд блуждал. Я дернулся, стремясь спрятаться. На какое-то мгновение показалось, что она заметила меня. Но взгляд не остановился на бойнице. Стыд, боль, бессилие, страх, все это комом билось в груди. На ней была все та же нелепая хламида, одетая в которую, она пыталась бежать тогда, вместе со мной. От одного рукава оторван лоскут. Тогда она перевязала им, мою руку. Теперь даже шрама не осталось. А повязка потерялась в драке.

Ее подвели к алтарю. Черномордые демоны сорвали платье. Зябко поежилась и медленно закрыла грудь руками. Палач указал рукой на алтарь. Она безвольно пошла к нему. Помогли лечь на спину. Прикрепили к камню руки и ноги. Обвязали ремнем талию. Закрепили ремень под подбородком. Она не сопротивлялась. Лицо было безразличным. В нем не было желания бороться, жить. Она приняла неизбежность и покорилась судьбе. Наташа лежала привязанная к камню. Обнаженная и беззащитная. Хотел позвать, ругаться, рыдать, просто орать, чтобы вернуть ее. Не смог. Не потому, что боялся, а понял, все, что можно было кричать, прокричал тогда, когда висел над кипящей смолой. И выбор действительно сделан. Ни чего не изменить, ни криком, ни тщетными попытками вырваться из пут. Оставалось только смотреть на то, как умрет моя любимая. И видимо, не зря в университете приятели сократили и переделали мою фамилию до клички, Азеф. Он был гением предательства и провокации. В той жизни я не оправдал это прозвище, зато в этой компенсировал все с лихвой.

Демоны отошли и встали за спиной Пыльного Ангела. Из строя Других вышел один. Он должен стать палачом. Демоны на моих глазах никого собственноручно не убивали. Сейчас то же не хотели делать исключения. В правой руке Другой держал мой нож. Конечно, разве могло Червивое Дитя избежать маленьких спецэффектов?!! Естественно, Наташа должна умереть от ножа принадлежавшего человеку, который любил и предал ее. Очень мелодраматично. Суки!!! Этот нож, который несколько раз спасал нас, теперь должен был забрать ее жизнь. Рассчитано это только на меня. Наташа не реагировала, ни на какие внешние раздражители. Не видела приближающегося к ней палача. Лица черных Демонов и Других стали трансформироваться. Они выращивали рты. Другой с ножом поднял руки и запрокинул голову. Остальные опустили подбородки на грудь. Малах Га – Мавет поднялся и скрестил руки на груди. Чистыми, звонкими, детскими голосами Другие хором заговорили речетатитивом.

– Разреши мне прикоснуться,

– Ну, я прошу, разреши…

– Я не причиню вреда,

– Для тебя,

– Я трону рукой солнце.

– Я буду дуть на обоженные пальцы…

– И смеяться,

– Как сытый и теплый ребенок.

– И нежный ветерок будет забавляться,

– Легкими,

– Как пух моими волосами.

– Я узнаю, и все встанет на свои места.

– И мне останется смеяться,

– Смеяться от счастья…

Это металось меж каменных стен. Возвращаясь снова и снова. Последним словом, счастья, счастья, счастья…

Все стихло. Пришел в себя от изумления. У этих тварей существует какая-то религия, какая то вера. Это молитва! Я уверен! Сейчас будет принесена жертва их ублюдочному, червивому Богу!

Другой с ножом коснулся самым его кончиком ямки между ключицами Наташи. Без усилия слегка утопил острие в этой ямке. Потом от нее провел медленно набухающую кровью борозду вниз живота. Кровь перелилась через края раны и потекла по телу, к жадному, изнывавшему от жажды камню. Ей не было больно. Она лежала не двигаясь. Взор уходил в потолок. Другой сделал такие же порезы вдоль рук и ног. Кровь теперь покрывало все тело, но ее было недостаточно, чтобы свободно течь по желобкам. Палач надрезал руки вдоль вен очень глубоко. Наташа вздрогнула, но не от боли. Когда кровь сворачивалась, Другой делал рядом с прежним разрезом новый. Кровь скапливалась в желобах и густела. Наташа медленно открывала и закрывала глаза. Она как бы боролась со сном. Но смерть, притворившаяся сном, побеждала. Вскоре все тело было покрыто ранами. Узкими, но глубокими. Старые раны подсыхали. Новые обильно истекали кровью. Наташа моргнула последний раз, и глаз больше не открыла. Палач все резал и резал ее тело. Кровь лилась не прекращая. Ее лицо было бледным, но спокойным. Не было ни напряжения, ни боли, ни страха. Оно было таким, как тогда, когда она спала со мной в огромной квартире. Спокойным и добрым. В дверях возникло движение. Появился еще один Другой. Он подошел к Наташе и поднес к ее губам маленькое зеркальце. Оно не запотело. Он вырастил на своей морде ухо и наклонился к груди. Постоял. Взялся двумя руками за голову Наташи и как кукле большими пальцами приоткрыл веки. Выпрямился, отошел от алтаря и поклонился в пояс Малах Га – Мавету. Тот вытянулся, воздел руки к потолку и глухим, жутким голосом произнес:

– Аскерахазакут стров!!! Она умерла…

Я не плакал. Не мог. Внутри было пусто. А теперь вот и ее не стало. Пыльный Ангел хлопнул в ладони и произнес:

– Церемония закончена! Омойте, умастите благовониями, оденьте все самое лучшее и предайте очистительному огню. Со всеми почестями! Слышите вы – уроды!!! Она первая мученица нового мира. Место ее упокоения по воле Атмана станет святым. Оно будет местом поклонения! Ничего не трогать здесь! Кровь ее священна! Здесь чистое место!!! Аскерахазакут стров!!!

Неимоверное напряжение покинуло меня. Смог закрыть глаза. Под веками было темно.

– Все равно не буду жить!!! Не буду вашей игрушкой! Будьте вы все прокляты, вместе со мной! Я уничтожу этот мир, и сам погибну вместе с ним.

Меня отвязали. Привели к пыльному Ангелу. Он сказал:

– Ты свободен. Надеюсь, пути наши больше не пересекутся. Но на все воля Атмана. Можешь, идти и путь твой продлится вечность! В этом мире ты не обретешь покоя. Живи и наслаждайся. Чем будешь жить мне не интересно. Отдайте ему вещи, и пусть убирается.

Повернулся к своим чернолицым братьям. Те принесли рюкзак, бросили к моим ногам. Я поднял его и на одну лямку закинул за спину. Демон протянул нож в чехле. Что – то мелькнуло в голове тенью. Я принял нож за рукоять, отрывистым движением сбросил с него чехол на пол. Одновременно кинул рюкзак в сторону ближайшего Демона, он попал тому в голову. Демон от неожиданности свалился на спину. Метнулся к Малах Га – Мавету целясь ему в улыбку. Не хватило метра. Откуда – то справа вылетел второй и сшиб на пол. Нож, звеня, полетел к стенке.

Все так же улыбаясь Пыльный Ангел, сказал без интонации:

– Надо же прорвало. Вышвырнете дерьмо…

И меня вышвырнули…