Духовные оды

О Сый, которого пером[6],

Ни бренным зрением, ни слухом[7],

Ниже витийства языком

Не можно описать, а духом[8]

И верой пламенной молить!

Твоею благодатью пленный,

Как бы на небо восхищенный[9],

Тебя дерзаю я гласить[10].

Тебя! — но кто же сущий Ты,

Что человеком чтим и Богом?

Лице, как солнца красоты![11]

Хитон, как снег во блеске многом!

Из ребр нетленных льется кровь![12]

Лучи — всю плоть просиявают!

Небесный взор, уста дыхают

Сладчайшим благовестьем слов!

Кто Ты,— что к нам сходил с небес

И паки в них вознесся в славе[13]?—

Вовек живый и там и здесь

Несметных царств своих в державе[14],

В округе и средине сфер.

Хлеб жизни и живот струй вечных[15],

Сам свят, безгрешен; а всех грешных

Единая к спасенью дверь![16]

Кто Ты,— кого из древних лет

Сивиллы, маги и пророки[17]

Приход предвозвестили в свет;

Полк горних сил сквозь блеск далекий[18]

Дивился с трепетом кому,

Что Бога и Царя небесна,

Бессмертна суща, бестелесна,

Сходяща видят смерти в тму?

Кто Ты,— в котором сквозь эфир[19]4

С горы ниспадший зрелся камень,

Кем мира сокрушен кумир;

Тот лепый юноша, что пламень[20]

Внутрь пещи в росу претворил,

И прежде, чем на свет явился,

Во тьме чудес предобразился

И чаяньем языком был?[21]

Кто Ты,— которого звезда[22]

Час возвестила в мир явленья,

Казала путь к кому ведя

Царям, волхвам для поклоненья;

Чей трон не в злате средь порфир,

Но в верте[23], в яслях был возвышен[24],

Над кем лик ангелов был слышен:

Сошел во человеки мир!

Кто Ты,— вспять Иордан бежал[25]

Кого омыть с стремленьем шумным,

В пустыне свет осиявал;

Глас Агнцем проповедал чудным[26],

Могущим всех грехи подъять.

Таинственным страша всех слухом,

Что, не родясь водой и духом[27] ,

Небес не можно достигать.

Кто Ты,— что отверзал слух, взор

Глухим, слепым — прикосновеньем[28];

Кротил свирепость бурь и морь[29]

Единым перста мановеньем?

И не Тебе ль был сонм духов[30]

Послушным, всякая стихия,

И глас не Твой ли из земныя

Взывал утробы мертвецов?[31]

Не Ты ль величественный муж

Во славе, в блеске несказанном[32]

Между живых и мертвых душ[33]

На холме зрелся лучезарном,

Как некий дивный властелин

И днешня и грядуща мира?

Над коим гром гремел с эмпира:

«Се мой возлюбленнейший Сын!»[34]

Как! — Неба сын Ты? — ужас, мрак

Мои все пробегают кости!

Ты Бог? — но Твой поруган зрак

От человеческия злости!

Окровавленны красоты!

С злодеями на древе крестном[35]

Висишь в томленьи скорбном, смертном,

Бледн, бездыханен, мертв! — Кто ж Ты?

Кто Ты? — и как изобразить

Твое величье и ничтожность,

Нетленье с тленьем согласить,

Слить с невозможностью возможность?

Ты Бог,— но Ты страдал от мук![36]

Ты человек,— но чужд был мести![37]

Ты смертен,— но истнил скиптр смерти![38]

Ты вечен,— но Твой издше дух![39]

О тайн глубоких океан!

Пучина див противоборных!

Зачем сходил Ты с звездных стран

И жил в селениях юдольных?

Творец Ты,— мог все с высоты;

Ты тварь,— почто же трепетала[40]

Вся твердь, как жизнь Твоя увяла?

Открой, открой себя мне Ты!

Открой себя, открой, молюсь!

И се — глас слышу сердца в дверях:

«Доколь воплю, доколь толкусь[41]

Воскреснуть в хладных маловерах?

О света сын! о раб днесь тмы!

Свлеки с себя покров твой бренной

И мыслью, верой воскрыленной

Мой Промысл о себе вонми:

Премудрость, сила и любовь,

Бог дух, в трех светах Свет ввек живый[42],

Единством троичным до веков

В своем совете положивый

Свою в тме славу проявить,

Воззвать из бездн созданье ново

Послал единородно Слово[43],

И словом: — тма — вселенной бысть[44].

Изобразилось естество,

Незримое всезримым стало

И в человеке Божество,

Как солнце в море, воссияло!

Все покорилося ему[45],

Что благ был, кроток, чист, незлобен

И во зерцале как подобен

Творцу бессмертну своему[46].

Но поелику создан он[47]

С свободною душой из персти;

То обаял мечтаний сон

Его и ухищренье лести[48]:

Он, в красоту свою влюбясь,

Возмнил быть Бог — и возгордился,

От Единицы отклонился

И отблеск в нем Ея погас.

Погас! — пал в тму вселенной царь,

Нетленье превратилось в тленье[49];

Ему совоздыхая тварь[50],

Доднесь страстей своих в боренье,

Век будет в пре — не утолить

Доколь гнев Отч сей низкой долей[51],

Что волей пал, и той же волей

Себя к Нему не возвратить,

И плоти не отвергнет так[52],

Ничто чтоб дух не отягчало;

Но пал как в толь глубокий мрак,

Что сил его восстать не стало[53];

То тут Любовь, времен в исходе[54],

Сошла смирить страстей злых ревы:

Сый воссиял от чистой Девы,

Как солнца луч от чистых вод!

Им пробудилось божество,

Уснувше чувств от обольщенья,

Духовно света существо,

Как искра камня от биенья,

Вспрянуло,— и явился Бог

В плоти его страданьем Слова:

На свет Им трисвятый зреть снова

Адам сподобиться возмог.

Адам бы падши не восстал,

Когда б в Христе не воскресился,

Не воскресясь — не воссиял,

Не воссияв — не возродился

В блаженство первородно вновь.

Се, как смирением, терпеньем,

Страданьем, скорбью, умерщвленьем

Возводит всех к себе Любовь!

Так подлинно, без плоти дух

Не мог в тлен пасть. Без духа ж силы

И плоть слаба духов втечь в круг

К земле с прикованными крылы:

То по совету трисвяту,

Скудель в сан серафимск восставить,

Бессмертьем смертного прославить

Предоставлялося Христу.

И Им со славой, с торжеством

Явилась миру Божья сила:

Как запад, нас златым лучом[55]

Святая кровь Его покрыла,

И осветила благодать,

Дав область в чад Его вчиняться[56],

Младенцев смыслом умудряться[57]

И разум вере покорять,—

Чтобы, надеясь на Его

Одну мы благость, милосердье,

Могли искать себе того

Наследна, прежня озаренья,

Им кое только можно зреть:

Святым внутрь духом очищаясь,

Живясь, светлеясь, возвышаясь,

Любовью к Божеству гореть.

Се, что есть Сый, что есть Христос,

Что Бого-Человек, что Слово:

Он самый тот, который взнес

Духовно и телесно в ново

Тем бытие, что, страждя сам,

Всем подал ясные примеры[58],

Как силой доблести и веры

Входить возможно к небесам!

Так, Он един: никто другой

Слепца привесть не может к свету,

Потерянному чувств стезей;

Лишь словом уст Его согрету

Внутрь вскрыться могут очеса.

Поит струей Он вечной жизни

И сладость древния отчизны

На землю сводит, небеса.

Он — сшедша Истина с небес,

Он — Добродетель воплощенна,

Отерша токи смертных слез.

В лице подобострастна тлена

Сходил Он к смертну естеству[59]

От уз греховных мир избавить,

На прежней степени поставить

И уподобить Божеству.

Так, без Него никто к Отцу[60]

Его приближиться не может.

Без Сына дверь наград к венцу

Таинственную не проторжет.

Живет в Отце, Отец же — в Нем[61];

Бездн, неба и земли посредник,

Ходатай, вождь, всех благ наследник[62]

И подвигоположник Он.

Предвечной Правде, трисвятой

Противно было б бесконечно,

Чтоб смертный за проступок свой

Пред Вечным не был винен вечно.

Кто ж Бога удовлетворит?

Лишь Сын Его из милосердья,

Взяв на себя всех преступленья[63],

Возмог мир миром примирить[64].

Се есть Христовых цель заслуг:

Да благость сблизить с правосудьем,

Да воцарить над телом дух,—

И сих великих дел орудьем

Он пребыл Сам, что Сам страдал:

Он мог призвать в защиту громы;

Но, волею на казнь ведомый,

Своей Он смертью смерть попрал.

И чрез пример явил сей свой,

Что не мирские наказанья

На лобном нас мрачат хулой[65],

Равно и не корон сиянья

Богоподобными творят;

Но правда, вера добродетель

Ввек провозвестник и свидетель

И блеск неложный света чад.

Се тако Иисус всех спас

И познан Человеко-Богом,

Что так ничей покоить глас

И сладость в нас лить в бедстве строгом

Не силен, как Его един.

Быв выше всех,— учил быть низшим[66],

Любить врагов, и сердцем чистым[67]

Молил за них лишь Божий Сын.

Он Царь, Законодатель тот,

Что уст своих одним глаголом

Ко благу общу всех ведет,

Равняет хижину с престолом:

«Просящему,— речет Он,— дай[68],

Болящего призри в больнице,

Печального утешь в темнице,

Голодна, жадна напитай».

Первосвященник Он, Пророк[69],

Кой верящим в Него любовью

Себя дал веры их в залог,

Запечатлев завет свой кровью[70],

И так его тем утвердил,

Что Им обещанный, небесный

В языках огненных чудесный[71]

Излил свой Дух и научил:

Былинки злобно не сломить[72],

Но быть всем кротким, всем радушным,

Лишь по себе других судить[73],

И не чрез рать себе послушным

Быть миру, но чрез рыб ловцов[74]

Простых велел,— и синагоги,

Ареопаг им пал пред ноги:[75]

Се силен как закон Христов!

Христос весь благость, весь любовь,

Блеск свойствам даже трисвященным;

Весь круг бы без Него миров[76]

Неполным был, несовершенным.

Бог-Ум мог все предначертать,

Бог-Мощь — все сздать; любви ж без Бога

Могли ль премудрость, сила строга

Горе к себе сердца воззвать?

Так, Бог и дивен и велик

Нам паче воплощеньем Сына:

Мог плоть и дух создать Он в миг,

Но связь сих крайностей едина

Всех удивительней чудес!

Адам пусть волею пал злою;

Но взнесся плотью он святою

В Христе превыше всех небес.

Отец и Сын и Дух Святый,

Незримый Свет триипостасный;

Но в плоти Сын прияв черты,

Как человек подобострастный,

Открыл Себя и научил

Чтить Бога истиной и духом[77].

Кумиров сверг своим Он слухом,

Как силу ада сокрушил[78].

Христос нас Искупитель всех[79]

От первородного паденья.

Он свет,— тмой необъемлем ввек[80];

Но тмится внутрь сердец неверья[81] ,

Светясь на лоне у Отца[82].

Христа нашедши, все находим[83],

Эдем свой за собою водим,

И храм Его — святы сердца[84].

О Всесвятый! Превечный Сый!

Свет тихий Божеския славы!

Пролей свои, Христе! красы

На дух, на сердце и на нравы,

И жить во мне не преставай;

А ежели и уклонюся

С очей Твоих и затемнюся,

В слезах моих вновь воссияй![85]

Услышь меня, о Бог любви!

Отец щедрот и милосердья!

Не презрь преклоншейся главы

И сердца грешна дерзновенья[86]

Мне моего не ставь в вину,

Что изъяснить Тебя я тщился,—

У ног Твоих коль умилился

Ты, зря с мастикою жену[87].