Дурная Слава

22

Путник не шелохнулся, дожидаясь их.

— Скажите, это Новоапрельск? — спросил Бен, поздоровавшись, тот подтвердил. — Мы приезжие, слегка заблудились, не могли бы вы нас в город вывести?

— Отнюдь, — проговорил мужчина.

Предложив идти за ним по узкой тропке, он пошел впереди. Руки висели словно плети, на спине небольшой горбик от старости. Бен решил, что тот видно совсем недавно кого-то похоронил, вид у него был нездоровый.

Гражданин неожиданно оступился на узкой тропинке, желая ему помочь, Бен неловко подхватил под руку. Рука оголилась, открыв вид на татуировку, змеей уползавшей к локтю.

— Мы, пожалуй, дальше сами, — сипло выдавил из себя Бен.

Мужчина понял, что его раскрыли. Распахнув полы пальто, оказавшиеся неожиданно широкими, он хлестнул ими в разные стороны. Бен, стоявший ближе, получил болезненный удар. Подкладка оказалась твердой и пахла смесью нафталина и формалина. Запах сладковатый и тошнотворный.

Они с Полиной кинулись наутек. Мужчина последовал за ними, слегка поотстав.

Вскоре им встретилась скорбная процессия, и неизвестный напасть не решился, и, круто развернувшись, ушел.

— Что ему надо было? Ограбить хотел? — стуча зубами, спросила Полина. — Куда он нас вел?

— Туда, где меньше народу.

— Какие твои дальнейшие планы? Ты ведь не хочешь сразу вернуться?

— Еще не пришло время. Когда можно будет, ты почувствуешь. Что касается планов, то я хочу найти Базилевского. Адрес должен быть в автобиографии, что ты достала.

Он на ходу достал смятые листки и мысленно поблагодарил особый отдел, заставлявший людей подробно информировать обо всех своих адресах с момента рождения. Адрес погибший указал "Улица Октябрьская, 86".

— Тогда улицам названия месяцев давали? Как интересно, — удивилась девушка.

— Ага, и дней недели тоже, — угрюмо проворчал он.

Они вышли в город. На дорогах практически не было легковых автомобилей. Изредка проезжал диковинный ландолет. Бен с трудом вспомнил его название "Москвич-420".

Кажется, он как раз в это время сменил более старую модель, 412-ю.

— Знаешь, шока я не испытываю, — призналась Полина. — Люди вокруг, вывески на русском, а не на марсианском. Я думаю, что сорок лет для цивилизации это не срок, за который она может кардинально измениться. Практически, мы проживаем жизнь в одном и том же времени. Что я вижу? Ну, девчонки юбки здесь носят, а не брюки, и не курят, а остальное все такое же. Ты имел обыкновение тыкать меня своим возрастом. Это все смешно, Бенчик. Пройдет пара десятков лет, я стану старухой, а окружение вокруг останется таким же. Ну, разве что, девчонки опять юбки начнут носить и бросят курить.

Бен промолчал, только скрипнул зубами, она была права. О чем они мечтали пацанами? Что в двухтысячном году автомобили будут летать по воздуху и изобретут таблетки от старости. Кончилось же «комками» на каждом углу и извечной нехваткой денег. Что их в прошлом не хватало, что в будущем.

Спросив дорогу, они узнали, что нужная улица располагается в частном секторе, известном более как Южный поселок. Вскоре они вышли к двум холмам с прудом у подножия. Бен узнал это место. Только в предыдущий прилет он попал к нему с другого места. Школа осталась вдали, ближе располагались убогие одноэтажные дома, прореженные грунтовой дорогой. Повезло, что грязи не было. У Бена возникла мысль, которую он смог сразу же проверить. Достав газету из почтового ящика, он понял, что два полета разделяют пять лет.

У дома номер 86 имелся палисадник с нависающим кустом сирени. В тени стояла скамейка, на которой сидел, поигрывая мячом, паренек в выцветшей цветастой рубашке и фуражке-блине с поломанным козырьком.

— Это не он, — шепотом заявила Полина.

Бен и сам это видел. У парня было широкоскулое нагловатое лицо, он слушал доносившиеся голоса из-за забора и ухмылялся.

— Подслушивать нехорошо, — укорил Бен.

Паренек показушно прочистил застарелый насморк и сказал, что это не его дело.

— А ты крутой, — сказал Бен, хотя определение «крутой» подходило к сопливому оборвышу не лучше, чем корове мотоциклетное седло.

— Какой? — не понял паренек.

— Не важно.

У Бена завалялась в кармане красная книжечка "Удостоверение идиота", купленная им шутки ради. Сейчас она пригодилась, и он невнятно помахал ею перед носом переростка. Эффект получился. Паренек даже ноги втянул под лавку.

— А чего я? Я ничего не сделал!

Бен велел ему валить, и он с готовностью исполнил пожелание. Отойдя на безопасное расстояние, припустил со всех ног. Полина не поняла, чего он так испугался.

— Имиджа! — поднял палец кверху Бен. — Но это долго объяснять. Я лучше тебя тут оставлю на пару лет, чтобы у тебя не возникало наивных вопросов.

В саду разговаривали двое: мужчина и парень. Полина сразу узнала голос молодого Базилевского. Старый, судя по всему, отец, выговаривал.

— Ты не должен идти на поводу у плохих мальчиков, сынок. Сколько раз я говорил, чтобы ты был честным, никогда не врал.

— Я не вру, но остальные считают меня стукачом.

— Ты про этот случай. Но ведь синяки зажили, зато совесть твоя осталась чиста.

Это очень важно, иметь чистую совесть. Надо мной тоже все смеются, ну и что?

Начальник раз по ошибке премию по ошибке выписал, так я пошел и вернул. Пусть смеются, зато честь спасена. А про газеты ты знаешь.

— Знаю. Когда почтальонша ошибается, ты сам разносишь газеты соседям. А когда не знаешь, чья именно газета, то бросаешь в первый попавшийся ящик. Кому повезет.

— Вот. Нам чужого не надо, — назидательно изрек отец.

— А девушка?

— Что девушка? — осекся старший.

— Ты говоришь, что я должен делиться всем, чем имею. Ты знаешь, что я дружу с Верой Хан.

— Красивая, душевно чистая девочка. Я видел ее. Кстати, это должно быть естественно, что ты советуешься со мной насчет своих личных дел. Как старший товарищ я всегда помогу тебе советом и укажу правильный путь. Ты еще молод, можешь наломать кучу дров и совершить массу ошибок. Чтобы предостеречь от опрометчивых поступков у тебя есть я. У меня богатый жизненный опыт. За свою жизнь я болта ржавого не вынес с завода. Пусть смеются, что у нас ничего нет, и что мы всю жизнь живем в чужом доме. Они не понимают. Так что ты хотел спросить насчет девушки?

— Петька Кривоногов просит одолжить ее.

— Как это одолжить? Человека нельзя одолжить, это же не три рубля. Извини, я пошутил, и, кажется неудачно.

— Мы с Верой собрались идти в кино. Новый фильм идет в «Восходе». "Укрощение огня".

Все наши уже ходили. Петька просится сходить с Верой. Я заранее купил два билета, теперь все билеты проданы, я не знаю, что и делать.

— Значит, он просится в кино сходить с Верой? Всего то и делов. Ты должен поступить по товарищески и отдать билет. Сам сходишь в другой день.

— Но это моя девушка. А этот Петька, он такой наглый, пахнет от него нехорошо. Он и в школе к Верке прижимался.

— Ты должен взять с него честное слово, что он будет вести себя достойно. Надо верить людям. Отдай билет, сынок, не будь скрягой.

— Верка не хочет с ним идти. Петька говорит ей всякие гадости. Сеанс вечерний, и он обещал ей что-то показать, о чем она не хочет говорить, а только краснеет.

— Уж эти девчачьи штучки. Уж поверь мне, сынок, девчонки склонны все преувеличивать. Я то знаю и чудесно разбираюсь в таких делах. Ты должен уговорить ее. У тебя все? А то сейчас телестудия «Товарищ» начинается.

— Но, папа. Этот Петька хулиган. Никто в школе не хочет иметь с ним дела.

Прозвище ему дали «Вонючка», все над ним открыто потешаются. Он вечно грязный, не умытый. Штаны в пятнах жутких, как будто он в туалет сквозь них ходит.

— Изгой значит, — с сочувствием проговорил старший. — Тем более, надо ему помочь.

Доброта твоя окупится сторицей. Это мое крайнее слово. Так что, завтра в школе отдашь ему билет.

— Он меня на улице дожидается.

— Тем более. Иди и отдай. По жизни надо идти с открытым забралом. Так все книжки учат, а их написали умные люди.

Хлопнула калитка, выпуская хрупкого паренька в светлой рубашке и трико. Полина чуть не вскрикнула от неожиданности. Паренек спросил, не видели они здесь паренька с мячом. Они ответили, что тот свернул за угол.

— Ты знаешь, я ведь с ним чуть по имени-отчеству не поздоровалась! — призналась Полина.

Бен увлек ее следом за Базилевским.

— Его на вшивость проверяют, а отец морали ему читает, старый придурок!

Базилевский и Кривоногов разговаривали за углом.

— Ну и что, посоветовался с батраком? — с ленцой поинтересовался Петька.

Базилевский вяло ответил.

— Если не хочешь Верку за так уступать. Давай ее на удар поставим, — предложил Петька. — Забью гол, стало быть, отдашь билеты. Без понтов.

— Но я в чистой рубашке, — неуверенно возразил тот.

— Низом бить не стану!

Бен выглянул вовремя, чтобы увидеть, как хулиган вопреки обещаниям пнул мяч по земле. Базилевский вытянул ногу, почти мяч достал, но тот заскакал и издевательски вкатился в импровизированные ворота.

— Ты низом ударил! Мы так не договаривались! — возмутился Базилевский.

— Что ж ты хочешь, это футбол! Видал, как Сулаквелидзе мяч бразильцам вкатил.

Тоже, между прочим, низом. Давай билеты, — он жадно выхватил их из протянутой руки, понюхал. — Вкусно пахнут. Прям как Верка. Ей не будет скучно, не сомневайся.

— Ты же обещал! — чуть не плача выкрикнул бедный мальчишка.

— Я тебе ничего не обещал, хмырь! — Кривоногов демонстративно и шумно стал мочиться на забор, у подростков в этом возрасте случается, что члены растут несоразмерно с телом, у Петьки он вымахал длинным, словно у коня, на Базилевского попали брызги, и он отскочил.

Ну, я тебе устрою, решился Бен, и в этот момент услышал "Как мне плохо!", и Полина свалилась ему в руки.

— Надо идти, нас зовут, — шептала она с закатившимися глазами.

Бен ничего не слышал, но девушке становилось все хуже, и он, перекинув руку через плечо, повел ее словно пьяную обратно. Чем дальше они уходили от поселка, тем легче ей становилось. Она шла сама. Так они пришли на кладбище.

В домике исчезли лопаты, зато прописалась знакомая лестница. Они спустились, без приключений миновали «кислотный» участок. У самой «Кончитты» он едва не оглох, словно ему крикнули в самое ухо. Вот когда его позвали по настоящему.

Они заняли места, задраили люк, и путешествие возобновилось. Из эйфории его выдернуло то обстоятельство, что машина встала. Люк не открылся, похоже, путешествие не было завершено.

— Там какие-то подозрительные звуки! — прошептала Полина.

Снаружи кто-то был. Раздавались бормотания, машину трогали, похлопывали, пытались открыть люк. Гидравлика не действовала, люк удерживался лишь собственным весом. Это почуяли неизвестные и потянули люк кверху. В узкую щель полезли тонкие белесые ручки. Из множества глоток вырвался заунывный вой.

— Трепеты! Они сейчас ворвутся! — Полина была вне себя, да и Бен чувствовал себя не лучше.

Удерживая люк одной рукой, он лихорадочно поколдовал с сенсорами, выбрав команду "Дополнительная накачка". На мониторе возникло предупреждение "Опасно!" Презрев опасности, он нажал кнопку пуска. Воздух расслоился словно желе. Его вывернуло, словно фарш, Бен увидел свой затылок и успел потерять сознание до того, как заблевал.

Полина привела его в чувство. Люк был задран исправно функционирующей гидравликой. Они вернулись.

На следующий день он выпросил себе командировку в Новоапрельск. Он должен был воочию увидеть эти места, откуда брала начало трагедия Базилевского. Ему надо было подумать. Прослеживалась явная связь трепетов с «Кончиттой». Они жили не только в месте старта, но в световом колодце. Нечто вроде паразитов, живущих на более крупных животных. Интересную машину придумал Афинодор, с собственным норовом и своим заданным курсом. В этой истории настораживало все. Особенно то, что машина раз за разом доставляла его в Новоапрельск.

За кольцевой развязкой сразу за «Росой» он подобрал Полину, тоже напросившуюся в поездку.

— Что за человек был Базилевский? — спросил Бен.

— В последнее время он сильно изменился. Стал лезть на рожон, отстаивал свою точку зрения и всегда оказывался прав. Но это, скорее всего, благодаря мощной крыше.

— Я подумал, а что если эта крыша — трепеты?

— Эти подземные Дауны? Что за чушь?

— И Краюшкину могли они звонить. Ведь неизвестные ничего не говорили, а трепеты немые.

Полина поежилась.

— Ты конечно не прав, но я представила, как по коридорам фирмы бегают голые карлики с большими головами. Бр-р!

— У меня из головы не выходит история с двумя билетами, которые Базилевский отдал Кривоногову, — признался Бен. — Как ты думаешь, там было какое-то криминальное продолжение?

— Ты стараешься словами закамуфлировать вопрос, который тебя действительно волнует. Впрочем, мужчины всегда болезненно относились к сексу.

— Не понимаю, при чем здесь секс? — раздраженно спросил Бен, не имея возможности оторвать глаз от девушки, та приоткрыла окно и пускала в щель дым от сигареты, ветерок развевал волосы, зрелище было незабываемое.

Девочка-весна, подумал он.

— Ты хотел знать, случилось ли что-нибудь с Верой Хан? Трудно будет проверить, что произошло в действительности, — призналась она. — Прошло лет больше, чем я прожила на свете. Повезет, если мы застанем отца Базилевского в живых. Сколько ему должно быть лет? 70? 80? Столько не живут.

Спустя час они проехали Сабару, областной центр, где, спросив дорогу, через полчаса въехали в Новоапрельск. Город изменился разительно. Где раньше были дома, проложили дорогу. По головам что ли? Парк урезали по живому. С большим трудом Бен нашел дорогу в Южный поселок. Тот существовал в сильно изуродованном виде.

Трубы, по которым мальчик Базилевский шел в школу, уже не располагались над землей, а были погребены грунтом, вынутым из котлованов под коттеджи новых русских. Вместо былых прудов отстойные лужи. В бывшей школе располагался наркологическая клиника.

— Где же выпускники встречаются? — недоумевала Полина.

— Это не самый волнующий меня сейчас вопрос. Похоже, смерть Базилевского связана с его изуродованным прошлым.

— С чего ты взял, что у него изуродовано прошлое?

— Иначе он не стал бы раз за разом возвращаться в него. Видно он что-то хотел изменить.

— А разве это возможно?

— Невозможно, но он не хотел в это верить.

На Октябрьской улице за прошедшие сорок лет появился асфальт, который успел состариться и придти в полную негодность. Объезжая огромные вымоины, Бен потратил времени, чтобы подъехать к 86-му дому даже больше, если бы асфальта не было вовсе.

— Не может быть! — вырвалось у них одновременно.

На секунду им показалось, что на лавочке у палисадника сидел давешний паренек в той же самой цветастой рубашке и фуражке-блине. Даже мелькнула мысль о подтасовке. Может, они и не побывали в прошлом, а стали объектами бессмысленной шутки?

Когда подошли, наваждение исчезло. На лавочке сидел плюгавый старик, беззубый, плешивый, с трясущимися ссохшимися руками. Видя подошедших, он ухмыльнулся и сказал:

— Добрые люди, подайте на стакан, болею с утра, потом отдам, честное слово.

Именно по ухмылке они его и узнали. Это было немыслимое совпадение, но им повезло. Хотя почему не мыслимое. Бен присел рядом, пригляделся к трясущимся рукам старика. На пальцах были синие буквы «Петя». На сморщенной коже колокольня.

— Поносило тебя, Петя, покидало по северным краям. Но ты все равно вернулся.

— Куда же денусь? — бойко воскликнул старик. — Тут вся моя жизнь и проистекала.

Исключая ходки.

— Ходок много?

— Поправьте здоровье, скажу.

Бен дал ему червонец.

— Восемь раз мотался туда — обратно. Меня вся братва знает. Все крутые пацаны здороваются.

Заявление насчет крутизны вызывало сомнение. Вид у Кривоногова был непрезентабельный, и пахло соответственно. Мучивший после ночных путешествий Бена насморк пропал бесследно, зато глаза заслезились.

— За что сидел?

— Всякое было. Комок подломили. Ящик рыбы в томате умяли, с тех пор смотреть на нее не могу. За гоп стоп. Я крутой пацан был, да.

— Когда-то ты не знал этого.

— Чего? — подозрительно прищурился дедок и, как и сорок лет назад сплюнул. — Чего надо, говори!

— Кто в этом доме раньше жил, знаешь? — еще один червонец перекочевал к Кривоногову.

— Старуха жила, наркотой приторговывала, наркота дрянь.

— Еще раньше?

— Придурок один жил старый. В рваных штанах ходил. Один раз на прилавке кошелек кто-то позабыл, так он объявление расклеил. Прибег один барыга, он ему, не глядя, деньги и отдал. Настоящий хозяин потом нашелся, чуть в суд на него не подал. Он телевизор продал, чтобы расплатиться. Вся улица над дураком потешалась.

Бизнесмен!

— Фамилия старика Базилевский была?

— Да я и не знал его фамилии!

Вероятно, он не врал. Такие люди редко интересуются окружающими. Они их не запоминают, они их подминают под свои интересы. Великая вещь — собственный интерес, он позволяет вытирать ноги об этих самых окружающих.

— За что сидел первый раз, помнишь?

Кривоногов сделал печальный вид:

— За любовь. Была у меня любимая. Из-за нее я по малолетке и пошел.

Полина все испортила, выступила вперед, показав искренний интерес. Старик сразу угас и поставил условие, что ничего не расскажет, пока они не свезут его к комку похмелиться.

— Тебя ко мне в машину? — изумился Бен его наглости.

— Конечно. Что ж тебе западло хмыря до тошниловки добросить? Тем более ничего не расскажу. Хоть режь.

Делать нечего. Бен бросил уничтожающий взгляд на девушку. Сами сели впереди, дед сзади на расстеленную газету. В конце улицы купили бутылку водки, Кривоногов припал к ней, потом велел ехать к прудам. Там он вышел, маленький, косолапый, и на человека мало похожий, больше на карликовую облезлую обезьяну.

— Тут оно все и происходило, — сказал он. — Коттеджей еще не было, а кусты были.

Хорошие такие кустики, густые, места безлюдные. Как-то завел я свою ненаглядную сюда и опустил. То есть полюбил, конечно. Кожа у нее белая была как у лебедушки, у девочки моей, — он пустил пьяную слезу. — Все по любви у нас было, это уже прокурор потом оклеветал меня. Не было у меня подлого умысла. Такого про меня наговорил. Будто я месяцами не мылся, вонял, и она не могла запросто так минет мне сделать, а потом отдаться по полной. Девица была, то да се. Враки все это. А то, что она с ума потом спятила, и всю жизнь в дурке просидела, так это ее родители виноваты. Она меня после этого полюбила до смерти, а они не давали встречаться. Я парень видный был.

— Девушку звали Вера Хан? — спросил Бен, непроизвольно сжав кулаки.

— Кто ее знает, как звали. Не помню. Что у меня мало баб было?

Полина кинулась на него, лицо взъяренное, пунцовое. Бену с трудом удалось перехватить ее. Ему самому хотелось броситься и придушить мерзавца. Но поезд ушел. Подлец живет, водку трескает, а Базилевский в могиле гниет.

— Чокнутые вы оба! — подъитожил Кривоногов, отойдя на безопасное расстояние. — Что вы к человеку пристали? Жить мешаете. Нечего прошлое ворошить.

Зло плюнув в их сторону, он растворился между гаражами.

— Я не хочу больше в прошлое возвращаться! — заявил Бен.

— Придется, — вздохнула Полина.

Они вернулись на фирму к концу дня и в дверях столкнулись с Сухоносовым. Тот подчеркнуто вежливо поздоровался. Никаких следов ударов или укусов. Гладко выбритое невозмутимое лицо. Полина в испуге потянула Бена назад, он удержал ее, по существу ему нечего было бояться, пусть докажут сначала.

— Вы меня знаете? — спросил Бен. — Мы встречались раньше?

— У вас бейджик на груди. Я в подвале дежурю в ночную смену, вы разве были у нас?

— Конечно, нет. Вы и в прошлую ночь были? Как прошло дежурство?

— Нормально. Я пойду, мне смену принимать.

— Конечно, — у Бена возникла идея, как всегда авантюрная. — Теперь вы меня знаете.

Если я спущусь в ОПП по делам, вы, наверное, теперь меня узнаете и пустите.

Сухоносов подтвердил.

— Чего ты к нему пристал? — выговаривала Полина. — Ты нас чуть не выдал. Я хотела вмешаться. Он же прикидывается, что ничего не помнит.

— С этим парнем что-то не то, он как зомби. Взгляд неподвижный как у удава. Он даже не моргнул ни разу. Трепеты сильно его обработали.

— Мне страшно, Бен.

— Ты можешь сделать вид, что не знакома со мной. Чем дальше, тем становится опаснее. Забудь про все. Про подвал, про трепетов. Живи как жила раньше, до встречи со мной.

— А почему ты не хочешь все бросить?

— Хочу и очень сильно, — признался Бен. — Но обстоятельства вынуждают меня идти дальше. Я устал от всех этих мерзостей — трепетов, баптистов татуированных, от этого придурка Кривоногова, но у меня нет другого выхода. Я тебе говорил, что Базилевский вышел из прошлого исковерканным почище трепета, и его смерть как-то связана с этой историей. Я пришел на его место и не хочу оказаться следующим!

Помнишь, он не отбил тот мяч от Кривоногова, когда они на девушку поспорили. У меня до сих пор в памяти его слова "Я же в чистой рубашке!" А что если бы он был в грязной и мяч отбил? Все бы пошло по-другому. А как он умер? Голый, на заброшенном поле, весь в грязи. Это видится очень важным! Что если он решил исправить свою ошибку? Что если он играл, как и сорок лет назад, поставив все на единственный удар?

— С кем? — потрясено спросила девушка.

— Чтобы это выяснить, мне нужен еще один полет. Я сейчас вспомнил одну подробность нашего совместного полета на «Кончитте», которая в свете нападения татуированных совсем вылетела у нас из головы и осталась без должного внимания.

Почему нас выбросило на кладбище? Что нам хотели там показать?

— Что может быть на кладбище кроме могил?

— Вот! — поднял Бен палец.