Душа императора

День семнадцатый

Прохладный ветерок принес сквозь щели в перекошенной оконной раме ароматы незнакомых специй. Снаружи доносился оживленный гул. В городе праздновали Дельбахад — праздник, о котором еще два года назад никто не слышал. Фракция «Наследие» не уставала возрождать из пучины забвения античные торжества, пытаясь перетянуть общественное мнение обратно на свою сторону.

Никакого толку от этого не будет. Империя — не республика, и право голоса при возведении на трон нового императора есть только у арбитров различных фракций. Шай переключила внимание обратно на дневник императора: «В конце концов я решил согласиться с требованиями своей фракции. Я предложу свою кандидатуру на пост императора, к чему так часто подталкивал меня Гаотона. Болезнь все больше подрывает силы императора Язада, и скоро мы встанем перед новым выбором».

Шай добавила заметку. Гаотона поощрял Ашравана добиваться трона. Однако позже Ашраван отзывался о Гаотоне с презрением. Что изменилось? Шай дописала заметку и перелистнула дневник на несколько лет вперед.

Личный дневник императора Ашравана завораживал. Император делал записи собственноручно и оставил указания уничтожить дневник после своей смерти. Арбитры вручили его Шай с неохотой и многословными обоснованиями. Император не умер. Его тело еще живо. Следовательно, можно с чистой совестью не предавать записи огню.

Они говорили с убежденностью, но Шай видела в их глазах сомнения. Арбитров было легко прочитать — всех, кроме Гаотоны. Его сокровенные помыслы все так же от нее ускользали. Арбитры не понимали, для чего велся этот дневник. Зачем писать, недоумевали они, если не для потомков? Зачем доверять мысли бумаге, если не для того, чтобы их прочитали другие?

«Все равно что спрашивать поддельщика, почему тот испытывает удовлетворение, когда его работу выставляют на всеобщее обозрение и ни один человек не догадывается, что восхищение вызывает именно его фальшивка, а не оригинальный предмет искусства», — подумала Шай.

Дневник поведал об императоре намного больше, чем официальные хроники, и не только из-за содержания. Страницы были потрепанными и запятнанными от частого листания. Ашраван писал дневник, чтобы читать самому.

Какие воспоминания он так усиленно выискивал, снова, и снова, и снова перечитывая дневник? Предавался ли он тщеславию, переживая восторг прошлых побед? Или наоборот, сомневался в себе? Или часами искал нужные заметки, чтобы оправдать ошибки? Или была другая причина?

Дверь в комнату открылась. К ней больше не стучали. Да и с какой стати? Ее уже лишили даже намека на личное пространство. Шай по-прежнему пленница, просто более важная, чем прежде.

В сопровождении капитана Зу вошла Фрава, мрачная и элегантная, в одеянии приглушенного фиолетового цвета. Вплетенные в ее седую косу ленты на этот раз были фиолетово-золотыми. Мысленно вздохнув, Шай поправила очки. После того как Гаотона ушел на праздник, она рассчитывала, что никто не нарушит ее уединение и ночь пройдет в исследованиях и разработке плана.

— Мне сообщили, что ты не слишком торопишься, — сказала Фрава.

Шай отложила дневник.

— На самом деле это еще быстро. Я почти готова к изготовлению печатей. Сегодня я напомнила арбитру Гаотоне, что мне по-прежнему нужен человек для проверок, который знал императора. Благодаря связи между ними я смогу опробовать печати. Продержатся они недолго, но мне хватит времени, чтобы кое-что проверить.

— Мы найдем такого человека. — Фрава прошлась вдоль стола, ведя по нему пальцем. Наткнулась на красный оттиск, потрогала его. — Как бельмо на глазу. Столько усилий, чтобы сделать стол красивее, так почему не поставить печать с обратной стороны?

— Я горжусь своей работой, — ответила Шай. — Любой поддельщик, который это увидит, может изучить печать и оценить мое мастерство.

Фрава фыркнула.

— Нечем тут гордиться, воровка. К тому же, разве весь смысл не в том, чтобы скрыть факт подделки?

— Когда как. Если копируешь подпись или картину, приходится идти на уловки. Но если занимаешься подделыванием, истинным подделыванием, нельзя это скрывать. Печать останется навсегда, а с ней — подробное описание проделанной работы. И этим можно гордиться.

Странный парадокс ее жизни. Поддельщики не просто учились изготавливать духопечати, но овладевали искусством подражания во всей его полноте. Письмо, живопись, личные перстни-печатки… Ученики, которых в ее народе наставляли тайком, сначала осваивали обычное подделывание и только потом переходили к духопечатям.

Печати считались вершиной искусства, но прятать их труднее всего. Конечно, печать можно поставить не на виду, а потом прикрыть. Бывало, именно так Шай и поступала. Однако подделку нельзя считать идеальной, пока печать можно обнаружить.

— Оставьте нас, — приказала Фрава капитану Зу и остальным стражникам.

— Но… — Зу шагнул вперед.

— Я не люблю повторять, капитан, — отрезала Фрава.

Зу заворчал, но поклонился в знак повиновения и, одарив Шай угрожающим взглядом — в последние дни это стало едва ли не его второй работой, — удалился со своими людьми.

Дверь со щелчком закрылась. Ее все так же пятнала обновленная с утра печать кровопечатника. Кровопечатник приходил почти всегда в одно и то же время — Шай тщательно записывала. В те дни, когда он немного задерживался, перед самым его приходом печать начинала тускнеть. Он всегда успевал ее обновить, но, может быть, однажды…

Фрава оценивающе оглядела Шай.

Та ответила ей твердым взглядом.

— Зу думает, что, пока мы наедине, я сделаю с вами что-нибудь ужасное.

— Зу умом не блещет, — отмахнулась Фрава, — хоть и весьма полезен, когда нужно кого-то убить. Будем надеяться, тебе не доведется испытать на себе его умения.

— Вам совсем не страшно? — спросила Шай. — Вы ведь наедине с чудовищем.

— Не с чудовищем, а с авантюристкой. — Фрава подошла к двери и осмотрела печать. — Ты не причинишь мне вреда. Тебе слишком любопытно, почему я отослала стражников.

«На самом деле, — подумала Шай, — я прекрасно знаю, зачем ты их отослала. И зачем пришла сюда, пока твои собратья-арбитры совершенно точно заняты на празднествах». Шай ждала, что Фрава предложит сделку.

— Ты никогда не задумывалась, — начала Фрава, — как полезно было бы для империи, если бы император прислушивался к голосу мудрости?

— Наверняка император Ашраван так и делал.

— Иногда, — согласилась Фрава. — Но иногда он вел себя… откровенно глупо. Разве не было бы чудесно, если бы после перерождения император лишился этой склонности?

— Я думала, вы хотите, чтобы он поступал в точности как прежде. Как можно ближе к себе настоящему.

— Да, верно. Однако ты прославилась как одна из величайших поддельщиков в истории, и мне достоверно известно, что ты особенно преуспела с печатями для собственной души. Безусловно, тебе по силам в точности воссоздать душу нашего дорогого Ашравана, чтобы при этом он прислушивался к голосу разума… когда тот исходит от определенных лиц.

«О ночи в огне, — пронеслось в голове Шай. — Хочешь, чтобы я оставила лазейку в душу императора, и вот так просто об этом заявляешь? Как только стыда хватает?»

— Вероятно… я могу это сделать, — протянула Шай, как если бы подобная возможность впервые пришла ей в голову. — Это сложно. И мои усилия потребуют достойного вознаграждения.

— Тебя надлежащим образом вознаградят. — Фрава повернулась к Шай. — Скорее всего, ты собираешься покинуть столицу после освобождения, но зачем? С благосклонным правителем на троне перед тобой и в этом городе откроются большие перспективы.

— Говорите прямо, арбитр. Пока другие празднуют, меня ждет долгая ночь исследований. Я не в настроении играть словами.

— В городе процветает подпольная торговля контрабандой. Приглядывать за ней — мое увлечение. Мне бы не помешал подходящий человек, который возглавит дело. Я поручу это тебе, если ты выполнишь мое пожелание.

Все они совершали одну и ту же ошибку, считая, что знают, почему Шай занимается своим делом. Они считали, что она обязательно уцепится за подобную возможность, считали, что контрабандист и поддельщик — примерно одно и то же, раз уж оба нарушают чужие законы.

— Интересное предложение. — Шай пустила в ход свою самую искреннюю, откровенно обманчивую улыбку.

Фрава широко улыбнулась в ответ.

— Так подумай над ним. — Она толкнула дверь и хлопнула в ладоши, подзывая стражников.

Шай опустилась на стул. Ее охватил ужас, но не из-за предложения Фравы. Чего-то подобного она ожидала уже давно. До нее наконец дошли все возможные последствия. Разумеется, предложение о торговле контрабандой — ложь. Может, Фраве и по силам провернуть такое, но делать она этого не станет. Даже если раньше она не собиралась убивать Шай, теперь это неизбежно.

Конечно, это не все. Далеко не все. «Она думает, что просто внушила мне мысль о манипулировании императором. Но на мою подделку нельзя полагаться. Она ждет, что я сделаю лазейку для себя и полный контроль над Ашраваном будет у меня, а не у нее».

Что же это означает?

Это означает, что в запасе у Фравы есть другой поддельщик. Скорее всего, у него не хватает ни таланта, ни смелости, чтобы подделать чужую душу, но он способен изучить работу Шай и найти любые ее лазейки. Этому поддельщику доверяют больше, и он перепишет сделанное Шай так, чтобы передать контроль Фраве.

Возможно, у них даже получится закончить работу Шай, если та продвинется достаточно далеко. Она собиралась использовать все сто дней, чтобы спланировать побег, но теперь осознала, что ее могут устранить в любой момент.

И чем ближе она к завершению работы, тем больше опасность.