Душа в лунном свете

14

Девятилетний Криспин вечером 29 сентября, в праздник архангелов…

Две маленькие кошки в крошечном окне, сидящие в уменьшенном «Терон Холле», реагируют одновременно, утекая от гигантского мальчика, который подглядывает за ними. Они несутся через смоделированную гостиную в коридор, убегают.

Он мог бы быстро перемещаться от окна к окну в их поисках, но прежде, чем может это сделать, вспоминает произошедшее в ночь, когда пропала Мирабель. Вид кошек — очищает, вымывая из него все иллюзии, все чары и магию. Всё, что он забыл — или что его заставили забыть — возвращается к нему потоком воспоминаний.

Как он притворялся спящим, когда нянюшка Сэйо стояла у его кровати. Как он прокрался в комнату Мирабель. Лепестки роз в ванной, серебряные чаши, пропавшие игрушки, пустая гардеробная. Призыв сестры, разрывающийся как снаряд в его голове: Криспин, помоги мне! Спальня их родителей, украшенная так искусно, что от её богатства и пышной обстановки он задыхался. Криспин, помоги мне!

Теперь его ноги слабеют. Он падает на колени возле масштабной модели «Терон Холла».

Он также вспоминает, как торопился через таинственно безлюдный дом, прислуга, не работающая и отсутствующая в своих комнатах, помочь некому. Южная лестница, изгибающаяся вниз, к закрытой двери в подвал. Голоса по ту сторону. Песнопение.

В воспоминании он поворачивается, чтобы подняться по лестнице. Над ним возвышается повар Меррипен в чёрном шёлковом халате. Держащий термос, с которого скрутил крышку. Возможно, это тот же термос, в который нянюшка Сэйо наливала куриную лапшу для мальчика, когда он болел. Повар толкает мальчика назад, к закрытой двери. Мальчик кричит, термос наклоняется, и поток чего-то тёплого и мерзкого выливается в его рот. На вкус как куриный суп, но протухший, лапша склизкая. Криспин давится ею, пытается вырвать, но его заставляют глотнуть. Когда его зрение заволакивается, а тьма растекается по разуму, последняя вещь, которую он видит — перекошенное от ненависти лицо Миррипена, когда он говорит: «Поросёнок».

Совершенно обессиленный, на полу комнаты с миниатюрой, ещё больше ослабленный подлинным пониманием о слабости в последние дни, досадующий на свою доверчивость, смятённый чувством вины в том, что не смог помочь сестре, он некоторое время плачет… пока его плач не начинает звучать жалко. Вскорости он становится ещё хуже, чем жалким — как несчастное поскуливание раненого и беспомощного животного.

Хныкающий мальчик, он слышит себя таким, каким не хочет быть, мальчиком, который не является истинным Криспином, которым он способен быть. Досадующий снова, но по другим причинам, он встаёт на руки и колени, а затем на ноги, покачивающийся, но уверенно стоящий.

Он знал, с того момента, как проснулся, что сегодня 29 сентября, праздник архангелов, но с новой ясностью разума он неожиданно осознаёт, что сулит эта дата.

— Харли, — говорит он, и, пока произносит имя своего брата, его слёзы, кажется, почти мгновенно высыхают.

В 15:37 спускается вечер, но время ещё есть. Их теперь двое, двое мелких ублюдков, поросят для чего-то. Если Криспин из себя что-то представляет, если в нём есть потенциал быть мальчиком, которым он хочет быть, то он отменит их праздник, сорвёт их торжество и покинет «Терон Холл» с невредимым братом.

Любой ценой он должен казаться несведущим, ни подозрительным, ни напуганным. Он медлит в комнате с миниатюрой до тех пор, пока ноги под ним не окрепнут, а руки не перестанут трястись.

Криспин спускается на второй этаж и идёт прямо к комнате Харли. Он пугается, но не удивлён, обнаружив, что его брата там нет.

Игрушки мальчика не исчезли. Его книжка с картинками здесь. Его одежда не убрана из гардеробной. Ещё есть время, чтобы спасти его.

В ванной комнате Харли, около шести десятков свечей мерцают в стеклянных подставках. В расположенных напротив друг друга зеркалах неисчислимое множество язычков пламени горят рядами, уходящими в бесконечность.

Две серебряные чаши оставлены на полу.

На дне ванны блестит плёнка воды. Лепестков роз нет. Вместо этого налипшие на эмалированной поверхности несколько видов влажных листьев, часть из них, должно быть, базилик, судя по тому, как они пахнут.

26 июля торжество проводилось в поздние вечерние часы, после девяти тридцати. Вероятнее всего, в этот раз расписание будет таким же. Возможно, за шесть часов до этого события Харли жив, но где-то удерживается.

От комнаты своего брата Криспин решает воспользоваться северной лестницей, чтобы спуститься в подвал. Дверь внизу не заперта. Он открывает её, шагает в темноту и включает в проходе свет.

Он долго стоит, слушая тишину, такую глубокую, с какой не сталкивался до этого, как будто подвал является не частью дома, а, вместо этого, часть корабля, дрейфующего в глубоком космосе, в значительном отдалении от света любого солнца, в вакууме, который непроницаемом для звука.

Страх крадётся по комнатам его разума, но его долг перед потерянной сестрой и всё ещё живым братом — держаться, убрав страх в пятки.

Коридор отделяет переднюю часть здания от задней. Впереди и с западной стороны расположены две двери. Первая ведёт в плавательный бассейн длиной сто футов, а вторая содержит нагревающее-охлаждающую установку.

Харли нет ни в одной из комнат.

С западной стороны коридора расположены две двери. За одной из них кладовка, и Харли там тоже нет.

Судя по размерам кладовки, пространство за следующей — и последней — дверью должно быть примерно восемьдесят на тридцать пять футов. В эту огромную комнату можно попасть не через простую металлическую противопожарную дверь, как у всех остальных комнат, а через холодную плиту из нержавеющего металла, подвешенную на непрерывную петлю в виде трубки. Сейчас она закрыта, как и всегда.

Когда он стучит одной костяшкой пальца по двери, она звучит так, что кажется настолько прочной, что выдержать батальоны с кувалдами, невероятный вызов для девятилетнего мальчика.

Если Харли находится здесь, то он проиграл. Однако, прислонив голову к стали, Криспин убеждает себя, что мальчика в этой загадочной комнате ещё нет. Он уверен, что знал бы, если бы его брат был здесь закрыт и удерживался; он бы, конечно, почувствовал отголоски отчаяния Харли.

Он погасил свет и вышел на первый этаж.

К тому времени, как дошёл до библиотеки, он решает, что должен позвать на помощь. Но кого? Джайлз Грегорио, должно быть, самый богатый человек на Земле, а Кларетта говорит, что у него в друзьях не только начальник полиции и мэр, но также короли и президенты по всему миру. Криспин же всего лишь мальчик, не имеющий собственных денег, не имеющий друзей, кроме собственного брата.

Пожарные. Пожарные храбрые. Они рискуют своими жизнями ради людей. Возможно, пожарный ему бы поверил.

В библиотеке, после того как убедился, что никто не скрывается среди нагромождения полок, он снимает телефонную трубку, чтобы позвонить в пожарное депо. Сигнала нет. Он несколько раз нажимает на рычажки, но линия по-прежнему недоступна.

Ему не требуется переходить от комнаты к комнате, пробуя другие телефоны. Он знает, что не сможет воспользоваться ни одним из них.

У Кларетты, Джайлза и работников есть мобильные телефоны. Но Криспину нужно было бы стать невидимым, чтобы проскользнуть между ними и стащить один из них.

До того, как они попали в «Терон Холл», у них не было компьютеров. Но они никогда не использовали их и здесь, мистер Мордред не учил их этому, и Криспин не знает, как отправить электронное письмо.

Он достаёт с полки книжку, очередной приключенческий роман для мальчиков. Он не собирается её читать, только использовать как прикрытие.

Притворяясь, что погружён в историю, он бродит по дому, якобы читая на ходу, иногда останавливаясь посидеть, надеясь, что когда его увидят, то никому не покажется, что он находится в отчаянном поиске.

Через полтора часа Криспин отважился побывать везде, где мог, не обнаружив ни единой зацепки о местонахождении Харли. Он даже осмелился зайти в комнату родителей и обыскать её.

Плюс к комнате в подвале за стальной дверью, ему недоступны только комнаты прислуги на первом этаже и апартаменты Джардены на третьем. Если бы он думал, что Джардена могла бы пойти по магазинам, он бы рискнул войти в её владения, но в свете приближающегося торжества глава семейства почти наверняка дома. Готовится.

Он подозревает, что Харли находится не в комнатах Джардены и не закрыт в одной из комнат прислуги. Его ощущение в последние дни, что «Терон Холл» больше, чем кажется, что он постоянно становится больше, сейчас служит основой для нового убеждения, что в доме есть секретные переходы и скрытые комнаты, которые он должен каким-то образом найти, если хочет спасти брата.

В шесть часов он находится в детской столовой, потому что они его там ожидают, притворяясь, что читает роман за столом, когда Арула входит с сервировочной тележкой.

— Я не знаю, где Харли, — говорит Криспин. — Возможно, играет где-то ещё. Он всегда теряет счёт времени.

— О, я догадываюсь, тебе никто не сказал, — говорит Арула, когда ставит перед ним тарелку. — У бедняги зубная боль. Твоя мама отвела его к зубному.

— Зубные врачи работают так поздно?

— Для ребёнка такого важного и восхитительного человека, как мистер Грегорио, люди охотно сделают любое исключение.

После того, как Арула уходит, Криспин некоторое время пристально смотрит на свою еду: два хот-дога с красным перцем и сыром и картофель фри. Он никогда больше не съест ни крошки из того, что приготовлено в «Терон Холле».

Предчувствуя визит нянюшки Сэйо, Криспин прячет целый перцовый хот-дог и оторванный кусок другого, плюс горсть картофеля в выдвижном ящике буфета, между сложенными скатертями. Он возвращается на своё сидение и вытирает грязную руку о салфетку.

Вскоре появляется нянюшка. Она уже переодета для сна в чёрную шёлковую пижаму и красный шёлковый халат.

Он держит книжку-прикрытие в правой руке, притворяясь, что сделал паузу в своей трапезе, увлечённый рассказом.

— Сладенький, ты заболеешь, если будешь есть так быстро.

— Я умирал с голоду, и это на самом деле здорово, — говорит он, надеясь, что она ничего не подозревает.

Она приставляет стул к его, поворачивает его боком и садится лицом к нему.

— О чём книга?

Глаза прикованы к странице, он говорит:

— Пираты.

— Захватывающе, да?

— Да. Сверкают мечи и всё такое.

Она кладёт свою правую руку на его правую кисть.

— Я люблю хорошие истории. А ты читаешь так хорошо для мальчика своих лет. Возможно, мы могли бы уютно устроиться в кровати вместе, под одеялами, только мы двое, и ты мог бы почитать мне. Ты был бы не против?

Она никогда не была с ним под одеялами. Он не знает, что она подразумевает под этим, почему она это предлагает, что он должен сказать.

Он встречается с ней глазами — они большие, чёрные, и милые. Её взгляд такой колкий, что он почти верит, что она может засечь любую ложь, которую он говорит, и видит правду, которую он скрывает.

И всё же он говорит:

— Это было бы прикольно. Но, может быть, ты почитаешь мне. Я немного сонный.

— Правда, сладенький? — спрашивает она. — Так рано?

Он подавляет фальшивый зевок.

— Да. Я правда устал.

— Уверена, что так, — говорит нянюшка Сэйо и мельком смотрит на его тарелку. Она снова встречается с ним глазами, её правая рука теперь нежно массажирует его кисть. — Возможно, ты сможешь почитать мне следующим вечером. Нянюшка тоже устала.

Она лжёт. Криспин удивлён тем, как очевидна её ложь. Он больше не лунатик. Он настороже. Она совсем не устала. Она возбуждена и едва способна сдержать своё возбуждение.

Более двух месяцев прошло с 26 июля, ночи, когда они забрали Мирабель в подвал. Они жаждут схватить Харли. И они думают, что схватят Криспина тоже, всего через пять дней, в праздник святого Франциска.

Нянюшка Сэйо немножко сжимается на своём сидении, возможно, не осознавая, что делает, как маленькая девочка, которая очень хочет выйти из-за стола.

— Следующим вечером я тебе почитаю, — говорит Криспин. — Я почитаю тебе перед сном.

— Это было бы прекрасно, — говорит нянюшка. — Разве это не было бы прекрасно?

— Конечно. Действительно, прекрасно.

А затем, не зная, что он имеет в виду, и беспокоясь о том, правильное ли делает предложение, говорит:

— Только мы вдвоём, и мы не должны никому говорить.

Её взгляд, кажется, просверливает его и выходит через затылок. Наконец, она шепчет:

— Правильно, сладенький. Мы не должны никому говорить.

— Хорошо, — произносит он.

Она наклоняется вперёд, её лицо в нескольких дюймах от его:

— Подари нянюшке поцелуй на ночь.

Не смотря на то, что всегда до этого целовал её в щёку, он интуитивно понимает, что должен сделать, чтобы обеспечить её доверие. Он наклоняется вперёд и неуклюже целует её прямо в рот.

— Спи крепко, маленький мужчина, — шепчет она.

— Ты тоже.

После того, как нянюшка Сэйо ушла и отсутствовала несколько минут, Криспин скинул оставшуюся часть своего ужина в буфет, между сложенными полотнами.

В его комнате одна из горничных разложила кровать раньше, чем обычно.

С помощью дополнительных одеял он пытается создать очертания тела спящего мальчика. Он засовывает в рубашку одной из своих пижам свёрнутое полотенце, чтобы заполнить рукав, и этого вполне хватает, так как только рука выходит из-под одеял, а кисть, очевидно, под подушкой. Голова этого фальшивого мальчика находится также под одеялами, но Криспин часто накрывается с головой, когда спит, и для неё он будет выглядеть как прежде.

Он кладёт роман о пиратах на ночной столик и уменьшает яркость лампы до самого низкого уровня.

В тёмной гардеробной, оставив дверь на дюйм приоткрытой, Криспин в течение сорока минут нетерпеливо ждёт, пока вернётся нянюшка Сэйо. Она подходит к его кровати и вглядывается на то, что считает своим маленьким мужчиной.

В отличие от вечера 26 июля её визит не такой продолжительный, она останавливается, возможно, на полминуты, недостаточно долго, чтобы обнаружить, что этот спящий мальчик дышит слишком тихо, чтобы услышать. Когда она уходит, то торопится, шелестя шёлком, и закрывает дверь более тихо, чем обычно, уверенная в том, что он не ужинал.

Выждав пару минут, он с опаской покидает свою комнату. Коридор второго этажа безлюден. Неподвижность, обосновавшаяся в доме, напоминает ему зловещую тишину в ту ужасную ночь в июле.

Времени всего лишь 19:42. Тем вечером, в ночь святой Анны и Иоахима, в «Терон Холле» было не так тихо до девяти тридцати. Возможно, это торжество начнётся раньше.

Уверенный, что торопливость нянюшки Сэйо распространяется на всех остальных, что что-то плохое должно произойти с Харли, раньше, чем ожидалось, Криспин не пытается действовать скрытно. Он перебегает коридор к центральной лестнице, которую прислуга и дети никогда и не думали использовать.

Между вторым и первым этажами по стенам вокруг фойе спускаются два пролёта, образуя нечто вроде арфы, если посмотреть на них снизу. Он выбирает ближайшую, спускаясь на две ступеньки за шаг, и мчится по мраморному полу к передней двери.

Он намеревается выбежать на улицу, тормозить автомобили, заставить движение остановиться, искать полицейскую патрульную машину. Он скажет, что «Терон Холл» захвачен террористами, и они взяли всех в заложники, его родителей, брата и всех рабочих. Террористы с пушками, и они увели всех в подвал. Криспин создаст такую большую суматоху, что полиция вызовет отряд СВАТ,[30] как это всегда показывают по телевизору, и когда это начнёт происходить, никто не посмеет сделать что-нибудь с Харли. Они не посмеют.

Он резко открывает переднюю дверь и обнаруживает одетого в униформу полицейского, который стоит на пороге и смотрит не в сторону Криспина, как будто собираясь позвонить в звонок, а на улицу, как будто охраняя дом. Он крупный мужчина, и мальчик замечает, что он держит в одной руке полицейскую дубинку, когда тот поворачивается к нему. Его лицо грубое и твёрдое, и, в косом свете, красное от злости.

— Ты должен быть в кровати, поросёнок.

Криспин отпускает дверь, возвращается назад, а дверь с размаху закрывается. Силуэт полицейского виден через скошенное и слегка подмороженное стекло в верхней половине двери, но он не пытается войти внутрь.

Сердце Криспина сильно бьётся о грудную клетку, как будто пытается вырваться из неё.

Он бежит через дом в безлюдную кухню. Сейчас здесь должно быть людно, потому что обед для Кларетты и Джайлза всегда подаётся ровно в восемь часов. На конфорках ничего не кипит, а печи выключены.

Полицейский также стоит и на пороге задней двери. На самом деле, кажется, это тот же полицейский, или его близнец, на этот раз смотрящий на дверь, полицейская дубинка в правой руке, он угрожающе стучит ей по открытой ладони левой руки.

— Я выполняю своё задание, поросёнок. Ты увидишь меня у каждой двери, которую откроешь.