Два адмирала

Глава IV

Сэр Джервез, убедившись в безопасности своей эскадры, которая расположилась на якорях, вознамерился окончить скорее дела, для которых вышел на берег.

— Как ни очарователен этот вид, и как ни радует он старого моряка, но всему должен быть конец! — сказал он. — Морские маневры для меня чрезвычайно интересны, тем более, что мне так редко удается видеть их с такого выгодного места. Поэтому я надеюсь, сэр Вичерли, что вы извините меня за мою смелость и решительность, с которыми я появился на ваших высотах.

— Пожалуйста, без извинений, сэр Джервез! — отвечал баронет. — Хотя мыс этот и принадлежит мне, но он отдан в аренду казне, и, следовательно, никто не имеет большего права посещать его во всякое время, как служащий его величества. Правда, Вичекомб более частная собственность, но в нем нет двери, которая была бы закрыта для наших храбрых моряков. Дорога к нему, сэр, самая короткая, и ничто не может меня столь осчастливить, как самому указать вам путь к моему бедному жилищу и увидеть вас под его кровом таким же спокойным и раскованным, как и в собственной вашей каюте на «Плантагенете».

— Одно только ваше радушие, сэр, в состоянии сделать для меня ваш дом столь же приятным, как моя собственная каюта! Я принимаю ваше предложение так же прямодушно и искренне, как оно мне сделано. Но у меня есть к вам небольшая просьба: я и Атвуд вышли на берег единственно для того только, чтобы отправить в адмиралтейств-совет важные депеши, и потому мы были бы вам очень благодарны, если бы вы доставили нам возможность исполнить это скорейшим и надежнейшим образом.

— Не нужен ли вам, сэр, курьер, хорошо знакомый с местностью? — спросил лейтенант довольно скромно, но с пылкостью, обнаруживающей в нем самую пламенную ревность к службе.

Адмирал внимательно взглянул на лейтенанта, будучи, по-видимому, чрезвычайно доволен этим предложением.

— Умеете ли вы ездить верхом? — спросил он улыбаясь.

— Вы, вероятно, сэр, в шутку меня об этом спрашиваете? — отвечал Вичекомб. — Какой бы я был виргинец, если бы не умел ездить верхом?

— То же самое сказал бы вам Блюуатер и о себе, как об англичанине, а между тем я не могу видеть его верхом на лошади, чтобы не пожелать о превращении ее в лисель-спирт, выстреленный под ветер. Скажите мне, сэр, можно ли здесь достать теперь где-нибудь лошадь до ближайшей станции, откуда отходит дневная почта?

— Вполне возможно! — отвечал баронет. — Вот, например, хоть лошадь моего Дика, это такой славный бегун, лучше которого вы не найдете во всей Англии. Я надеюсь, что мой молодой тезка не откажется испытать его быстроту. Наша малая почта только что отправилась и теперь раньше суток не пойдет, но при быстрой езде еще можно успеть на большую дорогу до проезда большой лондонской почты, которая проходит через ближайший городок ровно в полдень. Надо проскакать десять миль туда и назад, и я ручаюсь за господина Вичекомба, что он успеет еще воротиться к нашему обеду.

Молодой Вичекомб с радостью изъявил готовность исполнить не только это, но и гораздо более важное поручение, и, таким образом, все было устроено как нельзя лучше. Получив от адмирала депеши и некоторые наставления, он сел на поданную ему Диком лошадь и менее чем в пять минут исчез из вида. Тогда сэр Джервез объявил себя на этот день совершенно свободным, приняв приглашение от баронета на завтрак и обед. Когда они собрались уже оставить сигнальную станцию, старик отозвал адмирала в сторону, прося его со всевозможным уважением разрешить его сомнение.

— Сэр Джервез, — сказал он, — вы сами знаете, что я не моряк, следовательно, вы верно благосклонно простите мне какую-нибудь ошибку, если только она будет сделана в неведении. Я знаю, сэр, что на квартердеке соблюдается строгий этикет, которым нельзя пренебрегать, но, сэр, господин Доттон, наш сигнальщик — прекрасный человек, его отец был стряпчим соседнего города и во всей округе считался настоящим джентльменом — почтенный старик этот очень часто обедал у меня еще сорок лет тому назад.

— Кажется, я понимаю вас, сэр Вичерли, — прервал его адмирал, — и благодарю вас за то внимание, которое вы желаете оказать моим привычкам; но вы полный господин в своем владении, и потому я считал бы себя самым тягостным вашим гостем, если бы вы не позвали к своему столу всех, кого вам только угодно.

— Ну, это не совсем то, о чем я хотел просить вас, сэр Джервез. Доттон не более как штурман, а штурман на судне весьма отличен от штурмана на берегу, по крайней мере, мне всегда говорил так сам Доттон.

— Он прав в отношении королевских судов, но на других судах эти две должности почти одно и то же. Во всяком же случае, дорогой мой сэр Вичерли, мне кажется, что адмирал никогда не может унизить себя, находясь в обществе со штурманом, если только этот штурман человек порядочный. Впрочем, сэр Вичерли, позвольте мне самому пригласить господина Доттона к вашему обеду.

— Этого-то я и желал, сэр Джервез, — отвечал радостно баронет. — Теперь мой добрый Доттон будет счастливейшим человеком во всем Девоншире. Я желал бы, чтобы и миссис Доттон и Милли были также с нами, и тогда наш стол, как обыкновенно говаривал мой бедный братец Джеймс, имел бы самый геометрический вид. Он говорил, что все стороны и углы стола должны быть непременно надлежащим образом заняты.

Адмирал поклонился и, обращаясь к штурману, пригласил его к обеду баронета с той приятностью, которую он умел придавать своему обращению.

— Сэр Вичерли настаивает, — продолжал он, — чтоб я его стол воображал поставленным в моей собственной каюте. Поэтому я не нахожу лучшего средства выразить ему мою душевную благодарность, как вполне исполнить его желание и наполнить дом его гостями, которые обоим нам будут приятны. Кажется, миссис Доттон и мисс, мисс…

— Милли, — подхватил баронет, — мисс Милдред Доттон, дочь нашего друга Доттона, леди, которая сделала бы честь лучшей гостиной Лондона.

— Вы видите, что наш добрый хозяин предугадывает желание старого холостяка и просит, чтобы дамы тоже не отказались от нашего общества. Мисс Милдред найдет между нами, по крайней мере, двух поклонников ее красоты, а мы, старики, будем вздыхать издали, не так ли, Атвуд?

— Моя Милли, — отвечал Доттон со всей учтивостью, какую только мог обнаружить в подобном случае, — не совсем была здорова сегодня утром, но я надеюсь, что она сумеет оценить честь, которую ей оказывают, и соберет силы, чтобы присутствовать на обеде и тем доказать свою искреннюю признательность. Что же касается жены, сэр, то я думаю, сэр Вичерли, что и она сегодня будет у вас, если только Милдред хоть сколько-нибудь оправилась.

После того собеседники расстались, и Доттон не надевал шляпы до тех пор, пока адмирал со всей компанией не скрылся за углом его дома. Тогда он вошел в свое жилище, чтоб сообщить своим домашним об ожидающей их чести.

Между тем общество сэра Вичерли направилось прямо к замку Вичекомбского поместья.

Деревня, или деревенька Вичекомб, лежала на половине дороги между сигнальной станцией и замком владельца поместья; она состояла из нескольких скромных домиков самого сельского вида и не имела ни лекаря, ни аптеки, ни стряпчего.

Неудивительно, что прибытие целой эскадры на тамошний рейд произвело в маленькой деревеньке большую тревогу.

Долго непроницаемый туман скрывал от почтенных обитателей деревеньки нежданных гостей, пока два выстрела не достигли их слуха, тогда эта важная новость очень быстро распространилась по всем окрестностям. Хотя поместье Вичекомб и не было видно с моря, однако его маленькие улицы уже были наполнены порядочным числом матросов, когда сэр Вичерли и его спутники вступили в благословенные его пределы; каждое судно прислало на берег одну, а многие три и четыре лодки.

— Несмотря на туман, наши молодцы уже успели отыскать вашу деревеньку, сэр Вичерли, — заметил адмирал, рассматривая с веселым расположением духа полную жизни улицу.

— Но вот и сам адмирал Блюуатер идет сюда!

При этом внезапном известии взоры всех обратились в ту сторону, куда указывал секретарь; скоро на противоположном конце улицы они увидели человека, который своей походкой, наружностью, одеждой и манерами составлял поразительный контраст с живыми, веселыми и молодыми моряками, наполнявшими деревеньку. Адмирал Блюуатер был очень высок и худощав, а потому, как и все моряки такого телосложения, был сутуловат. Такая сутуловатость лишала его того бодрого и воинственного вида, которыми отличался его друг, но зато придавала ему то спокойствие и важность, которых не было в сэре Джервезе. На нем был контр-адмиральский мундир, который он носил всегда с такой небрежностью, которая показывала, как много он был убежден в той истине, что никакая тщательность не придаст его наружности воинственного вида. Несмотря на это, все на нем было красиво и внушало невольное к нему уважение.

Лишь только сэр Джервез заметил своего друга, как тотчас же изъявил желание обождать его, но радушный сэр Вичерли предложил своим гостям пойти ему навстречу. Между тем Блюуатер был до того рассеян, что не заметил даже приближающегося к нему общества, пока сэр Джервез, несколько опередив остальных, не заговорил с ним.

— Добрый день, Блюуатер! — начал он дружеским тоном. — Я очень рад, что ты оторвался хоть на часок от своего судна.

Контр-адмирал улыбнулся и приложил руку к шляпе. В это время к ним подошел сэр Вичерли со своим обществом, и тогда качались обыкновенные представления. Баронет с таким радушием убеждал нового своего знакомого присоединиться к числу его гостей, что тому почти невозможно было отказаться.

— Вы и сэр Джервез так настойчивы, сэр Вичерли, — отвечал Блюуатер, — что я должен согласиться на ваше предложение, но так как порядок нашей службы повелевает не отлучаться обоим адмиралам со своей эскадры на чужих рейдах, то и прошу вас вечером отпустить меня на корабль. Погода, кажется, установилась, и нам нечего опасаться на это время за свою эскадру.

— Ты вечно воображаешь, Блюуатер, будто наша эскадра лавирует среди страшной бури. Будь спокоен и пойдем отобедать с сэром Вичерли, у него мы, верно, найдем какую-нибудь лондонскую газету, которая познакомит нас с настоящим положением отечества. Нет ли каких-нибудь известий, сэр Вичерли, о нашей армии во Фландрии?

— Там все по-прежнему, — отвечал баронет, — после того ужасного дела, в котором герцог победил французов у… у… вот никак не могу запомнить ни одного иностранного слова; оно намекает еще на крещение, что ли! ..

— Мне кажется, — заметил хладнокровно секретарь, — что сэр Вичерли Вичекомб говорит о битве, которая происходила в прошлую весну у Фон… Фонт… а фонт2, кажется, в порядочной связи с самим крещением…

— Так и есть, так и есть, — сказал сэр Вичерли с некоторым жаром,

— Фонтенуа действительно то место, где герцог непременно обратил бы в бегство маршала Саксонского и переколотил бы всех его лягушкоедов, если бы наши союзники, голландцы и германцы, вели себя получше. Уж такая участь нашей бедной Англии: что она приобретет собственными силами, то и потеряет через своих союзников.

На лице сэра Джервеза мелькнула ироническая улыбка, между тем как его друг сохранил всегдашнюю свою важность.

— Кажется, «великая» нация и маршал Саксонский рассказывают дело совсем иначе, — заметил он. — Недурно вспомнить, сэр Вичерли, что каждая вещь имеет две стороны. Чтобы ни говорили о Деттингене3, а за Фонтенуа история не украсит его величество, нашего короля, победным венком.

— Уж не считаете ли вы возможностью, сэр Джервез, чтобы французское оружие могло одолеть британскую армию? Мне кажется, что подумать только об этом — есть уже измена.

— О нет, сохрани меня Бог от этого, дорогой мой сэр! Я так же далек от подобной мысли, как сам герцог Кумберлендский, хотя в жилах его, мимоходом сказать, столько же английской крови, сколько в Балтике воды Средиземного моря, не так ли, Атвуд? Вот мой секретарь, сэр Вичерли, дело другое: у него уж природная привязанность к претенденту и всему клану Стюартов.

— Не может быть, сэр Джервез, не может быть! — воскликнул баронет с жаром и с некоторым беспокойством, потому что его преданность новому дому была чиста и бескорыстна. — Господин Атвуд, кажется, человек слишком рассудительный и потому легко может видеть, на чьей стороне настоящее, несомненное право.

— Ваша правда, сэр Вичерли, — отвечал адмирал. — Я не хочу представлять вам своего друга в ложном виде и потому скажу вам, что хотя шотландская кровь и клонит его к тори, но английский рассудок обращает его в вига. Если бы Карл Стюарт решительно не мог взойти на престол без помощи Атвуда, мой Атвуд и тогда не погнался бы за честолюбием.

— Я так и думал, сэр Джервез, — отвечал обрадованный баронет. — Ваш секретарь не может быть приверженцем династии, которая хочет все основать на каком-то «повиновении, чуждом малейшего сопротивления». С этим, вероятно, согласится и адмирал Блюуатер.

В прекрасных глазах Блюуатера промелькнула самая тонкая ирония, но он умел скрыть ее и отвечал на слова баронета одним только наклоном головы. Надо заметить, что Блюуатер был якобит4, чего, впрочем, никто не знал, исключая его ближайшего друга сэра Джервеза. Несмотря на совершенную противоположность политических мнений сэра Джервеза и Блюуатера, первый столько же был предан вигам, сколько последний тори, — согласие между ними никогда не нарушалось. Что же касается до верноподданничества, то сэр Джервез так хорошо знал своего друга, что считал самым лучшим средством удержать его от явной или тайной измены — это вручить ему под начальство хоть целый флот Англии. Он знал также, что чем неограниченнее будет власть Блюуатера, тем более можно ему довериться, и что если когда-нибудь настанет решительная минута, в которую он вознамерится оставить службу Ганноверскому Дому, то он сделает это открыто и присоединится к неприятельскому знамени, не употребляя во зло оказанного ему прежде доверия.

— Нет, — отвечал сэр Джервез Окес на замечание баронета, и важное, задумчивое выражение лица его ясно показывало, как мало в эту минуту чувства его согласовывались со словами. — Нет, сэр Вичерли, на линейном корабле не имеют даже понятия о том, что вы говорите; это учение папистов и тори. Посмотрите, как призадумался Блюуатер, — продолжал он, — вероятно, он соображает теперь, как бы удачнее нагрянуть ему на Monsieur de Gravelin, если только судьба снова сведет его с этим джентльменом; итак, если никто ничего не имеет против наших политических смут, перейдем лучше к другому предмету.

— С большим удовольствием, — отвечал добродушный баронет. — Нам мало пользы долее толковать о деле претендента, потому что его, кажется, вовсе позабыли после недавней неудачи Людовика XV.

— Да, Норрис раздавил ехидну в самом ее зародыше, и нам, кажется, можно считать это дело конченным.

— Так считал это дело и мой брат Томас. Он говорил мне однажды, что все двенадцать наших судей решительно отвергают требования претендента и что Стюартам нечего от них ожидать.

— А сказал ли он вам, — спокойно спросил Блюуатер, — на каком основании эти ученые мужи сделали такое мудрое решение?

— Да, он сказал мне, потому что хорошо знал мое ревностное желание иметь орудие против тори. Но я не в силах повторить слышанного. Несмотря на то, я очень хорошо помню, что все это было основано на акте парламента, а так как Ганноверский Дом утвержден на престоле актом парламента, то никакое судилище в мире не может отменить этого акта.

— Весьма понятно, сэр, — продолжал Блюуатер. — Позвольте мне только заметить, что ваше извинение насчет вашей памяти было вовсе лишнее. Мне хотелось бы знать теперь, объяснил ли вам брат хорошенько, что такое акт парламента? Король, лорды и депутаты — все нужны для утверждения парламентского акта.

— Разумеется, сэр, разумеется, нам, бедным жителям твердой земли, как и вам, морякам, это очень хорошо известно. Известно также и то, что наследие Ганноверского Дома было утверждено всеми тремя званиями.

— И королем?

— И королем! Или, что еще для нашего брата, холостяка, важнее, королевой! Королева Анна скрепила этот акт, и он сделался актом парламента.

— Кто же подкрепил акт возведения Анны на престол? Или она взошла на него по праву наследования? Обе они, Мария и Анна, были королевами в силу актов парламента, но мы должны посмотреть назад, должны найти акт, подписанный государем, носившем корону по праву наследования.

— Довольно, Блюуатер, — прервал его сэр Джервез, — пожалуй, сэр Вичерли подумает, что он находится в обществе двух отчаянных якобитов. Стюарты были свержены с престола революцией, которая происходит по законам природы и допускается Богом и которая, одерживая верх, опровергает всевозможные законы, что было и в настоящем случае. А вот и ворота вашего парка, сэр Вичерли, а там, далее, вероятно, и ваш замок?