Два мага

Удача Кулугина

Не было ничего удивительного, что Кулугин, получив от Нади, когда она уезжала с маскарада, указание на Таврический дворец, загорелся тем же желанием, что и Бессменный, то есть пойти на другой же день к Таврическому дворцу. Однако увидеть Надю сейчас же он, конечно, рассчитывать не мог. Он понимал, что если она не посмела выдать свое местопребывание при своем провожатом, а сделала это потихоньку, то это, несомненно, значило, что ее скрывают и пробраться к ней будет нелегко. Поэтому он решил на первый раз разузнать лишь, что можно, и осмотреть хорошенько местность.

Сделать это было, конечно, удобнее не в мундире офицера, который мог весьма естественно возбудить подозрение, а в каком-нибудь ином виде. Одежда мастерового подходила более всего для такого случая. Мастеровой мог свободно разгуливать вокруг и около и даже проникнуть с заднего крыльца в самый дворец и там получить какие-нибудь сведения от прислуги.

Переодевшись мастеровым, Кулугин отправился на разведку и с первого же шага увидел, что судьба как будто благоприятствует ему. Со стороны пустыря у частокола он наткнулся на карету и был невольным свидетелем конца сцены, происшедшей тут с Бессменным. Он слышал отчаянный крик князя: «Надя, Надя!» – и видел, что произошло с ним потом.

«Получил отставку!» – решил Кулугин с радостным биением сердца, не смея, однако, еще верить сейчас же пришедшим ему в голову соображениям.

Эти соображения были не сложны, но довольно последовательны, в особенности для влюбленного Калугина.

Надя «дала отставку» Бессменному, а между тем вчера ему, Кулугину, шепнула о Таврическом дворце и была мила с ним. Это могло значить, что причиной немилости к князю являлись вчерашнее происшествие на маскараде и участие в нем Кулугина, который имел успех и завоевал себе положение ухаживателя, сменив отставленного прежнего.

Теперь Кулугину казалось, что все зависит от того лишь, сумеет ли он пробраться к Наде. Он не сомневался в себе и, конечно, не желал ограничиться, как этот Бессменный, разговорами через частокол.

Цветинский не узнал его, переодетого, и он помог ему донести до кареты Бессменного.

Не успела уехать карета, как медальон, брошенный Бессменным, был в руках Кулугина. Он не старался допытаться, как и почему попал этот медальон снова в руки к князю; ему важно было лишь одно, что теперь он имел средство достигнуть свидания с Надей скорее, чем думал, потому что мог уже рассчитывать на помощь графа Феникса: условие, поставленное графом, он выполнит – принесет ему медальон.

Откладывать это было незачем, ничто не мешало отправиться к графу как можно скорее, и Кулугин так и сделал.

Забежав домой, только чтобы переодеться, он поспешил на набережную Фонтанной.

«Положительно я родился под счастливой звездой! – самодовольно думал он. – В один день и все сделалось сразу; если застать теперь графа дома, тогда совсем хорошо будет».

Он застал Феникса у себя, только что вернувшегося из Таврического дворца.

– Победа! – торжественно заявил он графу. – Полная победа! Я исполнил поставленное вами мне условие; теперь сдержите ваше слово.

Граф поглядел на него, видимо, не понимая причины выражения такой радости с его стороны.

– В чем дело? Какое условие? – спросил он.

– Я принес вам медальон.

Этого никак не ожидал граф Феникс.

– Не может быть! Вы шутите?

– Не шучу, граф; вот он, передаю его из рук в руки вам, – и он достал из кармана медальон и передал его графу.

Тот взял, внимательно осмотрел и не мог скрыть радостную улыбку, убедившись, что медальон тот самый, который он искал так долго.

– Наконец-то! – проговорил он, вздохнув с облегчением. – Благодарю вас. Вы, значит, вчера, после того как мы с вами не дождались ухода византийского царя, все-таки продолжали поиски?..

Вчера они простояли у дверей до самого конца маскарада и пропустили мимо себя последнего гостя, но, разумеется, не видели византийского царя, потому что тот уехал раньше, чем им пришло в голову сторожить его.

– Продолжал, – ответил Кулугин.

– Как же вы нашли? Расскажите, пожалуйста! – стал спрашивать Феникс, уверенный, что Кулугин достал медальон непосредственно от вчерашнего ряженого. – Видите ли, мне интересно было бы знать, кто такой этот византийский царь?

– Этого я не могу сказать вам. Да и не все ли вам равно, как я достал медальон?

– Но я бы желал знать правду.

«Так я и скажу тебе ее!» – подумал Кулугин и ответил:

– Я ничего не могу вам рассказывать! Медальон в ваших руках, он вам передан мною, и больше ничего вы требовать от меня не в праве. Теперь очередь за вами, граф. Вы обещали мне свидание с Надей...

– Разве я обещал вам свидание?

– Даже больше – любовь ее! – ответил Кулугин.

– Но она может любить вас и вдали!

– Бросьте шутки, граф! От такой любви мне нет никакой прибыли. Я желаю ее видеть.

– Но теперь это довольно трудно сделать!

– Во всяком случае для вас это легче, чем для меня было достать медальон.

– Не думайте так! Вы ошибаетесь!

– Едва ли! Где и у кого был этот медальон, я не знал, между тем как вам, несомненно, известно, где теперь Надя.

– Почему вы думаете это?

– Потому что вы хорошо приняты в Таврическом дворце.

– Но при чем же тут Таврический дворец?

– При том, что она там.

– Вы знаете это? Каким образом?

– Вы сами любите все таинственное, считайте и меня магом на этот раз.

«Положительно из него будет толк!» – невольно подумал Феникс и проговорил вслух:

– Хорошо. Вы узнали верно. Она в Таврическом дворце. Но если вам известно это, то вы должны знать, что в ее положении пробраться к ней молодому человеку почти невозможно.

– Только «почти», граф, а это все, что нужно. Если «почти» – значит, не вовсе невозможно. И потом, для вас это возможнее, чем для кого-нибудь другого.

– Вы считаете мою силу значительнее могущества светлейшего князя Потемкина?

– Тут вовсе не в силе дело, а в вашем близком участии во всей этой истории.

– В чем же оно выразилось?

Кулугин, видя, что произвел уже раз впечатление на Феникса проникновением в тайну относительно места, где находилась Надя, не мог не поддаться соблазну притвориться еще более знающим. Он заговорил с графом таким тоном, как будто держал все его карты уже открытыми.

– Будем откровенны, граф, – начал он. – История с Надей произошла таким образом: она была только воспитанницей Елагина, который имел на нее лишь права воспитателя. Появились вы в Петербурге, и она почти вслед за этим, после первого своего появления в свет, была увезена беспрепятственно из дома Елагина неизвестно куда, – неизвестно, впрочем, для всех остальных, кроме меня, который видел ее с ее мадам из вашего окна в вашем саду. Помните день дуэли с Бессменным? Очевидно, вы имели на нее более прав, чем Елагин, и взяли ее от него к себе. Какие это права, я не знаю, но знаю, что вскоре вы получили при моей помощи свидание с Потемкиным, а затем Надя очутилась в Таврическом дворце, а вы там стали до некоторой степени интимным человеком...

– Что же вы заключаете из всего этого?

– Что граф Феникс, как бы это выразиться помягче, отдал красавицу девушку во власть князю Потемкину, а сам получил за это расположение его светлости.

– А вы влюблены в эту девушку и ревнуете?

– Я влюблен и ревную, но ревную только к равным себе, с Потемкиным же мне не тягаться, то было бы, во-первых, бесполезно, во-вторых, совершенно нерасчетливо. И, вздумай я тягаться, я не пришел бы к вам и не говорил бы с вами так откровенно. Нет, я пришел, чтобы сказать вам: я вам мешать не буду, а вы за это помогите мне. До поры до времени я желаю видеться с Надей тайно и ничем не стану препятствовать ее отношениям с Потемкиным. Временное его увлечение пройдет, а тогда Надя будет моей всецело. Вот мой расчет. Он нисколько не противоречит вашим планам.

Даже Феникс, выслушав эту речь Кулугина, не мог удержаться, чтобы не подумать:

«Какой же, однако, мерзавец сидит в тебе, голубчик!»

– Видите ли, – заговорил он в свою очередь, помолчав, – как ни искусно скомбинировали вы все известные вам обстоятельства, но я должен все-таки разочаровать вас. Для того чтобы казаться более осведомленным, чем это есть на самом деле, нужно быть очень осмотрительным и не увлекаться собственной комбинацией. Желая мне показать, что вы проникли в тайну, вы убедили меня лишь в том, что вы ничего не знаете, а хотите, чтобы я считал вас магом. Никаких прав на воспитанницу господина Елагина я не имею, и никогда ее у меня в доме не было. Для сближения же со светлейшим князем у меня существовали основания совершенно иные, чем то, о котором говорите вы. Я полагаю, что имею некоторые личные достоинства, способные сделать для меня лишним средство, придуманное вами, чтобы получить расположение князя Потемкина.

После такой отповеди всякий другой смутился бы, но Кулугин был человек особого разряда.

– Если вам угодно, граф, – сказал он, – будем считать мою комбинацию неверной. Но в таком случае вам еще легче помочь мне.

– Но сразу начинать со свидания затруднительно. Напишите сначала ей письмо: посмотрим, что она ответит вам.

– Это уже касается меня, граф.

На этом они расстались.

«Ну, – почти вслух проговорил Феникс, когда уехал Кулугин, – этот господин далеко пойдет – или наверх, к почестям, или, наоборот, в каторжные работы, но, наверное, далеко!.. – и, взяв со стола медальон, он добавил мысленно: – Впрочем, мне все равно. Теперь я не боюсь никого, ни даже индуса. А кстати, куда он пропал?»