Два письма

Глава 6. Перфорации Назарова

После воскресенья мы всю неделю занимались реализацией идеи перфорированного настила. В понедельник на большой перемене мы подступили к нашему Моисею Ароновичу. Валерка как смог нарисовал отдельный элемент и схему соединения нескольких. Теперь мы пытались объяснить физику, что нам требуется помочь рассчитать все необходимые параметры, такие как толщина железного листа, какую арматуру можно использовать для соединения отдельных секций между собой, оптимальную с точки зрения общей прочности к весовым нагрузкам форму, размеры, протяжённость и направление перфораций. Сначала он даже не понял, для чего это требуется, попытался отшутиться, видимо предположил какой-то розыгрыш, которых, за годы учёбы, мы устроили не мало. Но когда внятно объяснили, что это и для чего нужно, он подтянулся, собрался и пригласил в свой класс, где дежурные семиклассники поправляли стулья и протирали доску после урока. От короткой убедительной команды грозного Мишки семиклассников сдуло. А Ароныч поправил свои очки:

— Нуте-с, молодые дарования! Что вы хотите от старого учителя?

Аронович был настоящим учителем, который искренне радуется успехам учеников, считая, что их успехи – это самое главное подтверждение его профессионализма и высшая оценка его труда. Он очень быстро разобрался, что сформулированная Валеркой задача, рассчитать требуемую прочность на изгиб, чтобы выдержала нагрузку около пяти тонн, не соответствует действительности, ведь настилу не требуется держать такую нагрузку на весу, его задача совсем в другом, перераспределить нагрузку по поверхности грунта, на которой он всей поверхностью лежит. В результате на бурные обсуждения, мы потратили почти всё время следующего урока, который у Моисея Ароновича был свободен. Пришли к результату, который он чётко сформулировал, как невозможность никаких теоретических расчётов, а возможность только грубых прикидок, которые могут проэкзаменовать только практические испытания. Прикинули примерную требуемую толщину и он закончил:

— Да-с! Очень любопытно! А знаете, молодые люди! Я вам дам телефон своего ученика, он как раз занимается металлом на Кировском заводе, я почему-то думаю, что он как никто сможет вам помочь. Только звоните ему утром с половины, до восьми, он сказал, что это самое надёжное время, когда до утренней пятиминутки его можно застать в отделе, а потом никто не будет бегать его искать по цехам… — Ароныч быстро черкнул цифры телефона и имя на листе с Валеркиным чертежом. Валерка с обречённостью приговорённого агнца посмотрел на издевательство над его вчерашним трудом. Впрочем, чертёж уже и так исчиркали, так что последняя надпись ничего принципиально не меняла.

— Ну вот! Теперь, снова рисовать!

— Валерка! Если ты хочешь эту идею реализовать, то рисовать тебе ещё не раз и даже не два. И надо продумать несколько вариантов перфораций в пластине настила, не нравятся мне твои параллельные…

— Метка, но ведь так происходит продольное усиление!

— Вот именно продольное. А поперечное? Только за счёт усиления и крепления на стыках? А если ты сделаешь перфорации поперечно, то ослабишь продольное усиление, что тоже плохо. Но в любом из этих вариантов, как правильно сказал Аронович, у нас чётко формируются две оси противодействия нагрузке. А желательно иметь три или четыре, тогда можно считать, что как таковой оси усиления у нас не будет, а нагрузка распределится более равномерно.

— И что ты предлагаешь?

— Разместить перфорации под углом сорок пять градусов. А ещё мне не нравится, что ты на схеме установки пластины распределил строго как клеточки, то есть на каждом стыке встречаются углами четыре секции, а значит, эта точка оказывается самой ослабленной. Думаю, что даже вариант смещения на половину неправильный, нужно смещать на треть или четверть, тогда массив настила будет более однородным и устойчивым. А ещё можно паркетную ёлочку за образец взять…

— Если тебя послушать, то край будет весь из выступов…

— Ну можно для края специально укороченные пластины сделать, хотя, мне кажется, что неровный край даже имеет свои плюсы, и вообще эти нюансы должны решить практические испытания, без них, все наши прикидки и споры это гадания, как сказал Аронович.

— И где мы будем испытания проводить?

— Думаю, что испытания должны проводить сами военные, ведь им этим пользоваться и только их заключение для них вес имеет. А мы можем только предварительные прикидки сделать, надо штук десять пластин, собрать в кусок настила и поездить по нему на машине, по крайней мере, принципиальную картину получим.

— Ты предлагаешь, не ехать на Кировский к ученику Ароновича?

— Мне кажется, что если мы для пробы сделаем несколько пластин и обкатаем их машинами, то нам не понадобится никуда ехать…

— А пластины мы в нашей школьной мастерской рубанками сделаем? — ехидно встрял в разговор Мишка.

— Такие пластины в столярной мастерской никак не сделать, надо на заводе. У меня папа работает на Балтийском, как и твой, а твоя, Валерка, мама на сталепрокатном, но она не на производстве, а в бухгалтерии, так что не считаем. Поэтому, нам с Мишкой нужно с нашими отцами поговорить, и подготовиться к тому, что придётся идти на приём к директору, объяснять, что и для чего мы хотим. Всё-таки Балтийский завод режимный и секретность нам нарушать никто не даст. С другой стороны мы ведь не для игры или своей корысти хотим, это дело государственное и как раз это нам нужно объяснить. Ну как, Мишка! Возьмёшься с отцом поговорить? — Мишка немного сбледнул, папаня его мужик очень резкий и на расправу скорый может и выпороть не вникая.

— Ну я попробую…

— Мишка! Знаешь, это ведь дело Валерки и я поучаствовала, так что давай с твоим отцом мы все придём говорить. А сначала я со своим поговорю, может и не понадобится дядю Витю просить.

Мишка сразу повеселел. Тем более, что я уже сообразила, что особенной нужды для нас в том, чтобы выйти именно на кузнечный цех дяди Вити нет, если мы пойдём официальным путём через начальство. Так что, скорее всего, хватит того, что папа поможет нам попасть на приём к директору или на партком завода выведет…

Валерка, озадаченный рисованием нового варианта пластин с косыми перфорациями и другими ушками на боковинах для скрепляющих пальцев из арматуры, которые позволят по-разному сцеплять настил из пластин, но будут при этом максимально длинные, для обеспечения достаточной жёсткости. По этому поводу Сосед спокойно заметил, что особенно упираться смысла нет, потому что практики, имеющие дело с металлом, наверняка поправят и улучшат наши разработки, как с точки зрения качества и функциональности изделия, так и с точки зрения технологичности его производства и использования. Но я говорить это Валерке не стала, с одной стороны, не стоит его расхолаживать, пусть глубже вникнет и прочувствует проблему, с другой стороны не нужно создавать прецедент, что вот пришли взрослые дяди и всё сделали. И так Валерка чувствует себя неуверенно, ведь это я ему идею подсунула, если ещё и здесь его отодвинуть, совсем плохо получится, а нам взрослеть пора. Так что Валерка азартно чиркает и чего-то считает. Сосед сразу предложил делать соотношение сторон кратное четырём или пяти, но я Валерке этого тоже не стала говорить, и так влезла по самые уши. Не такой он дурак, сам додумается.

С отцом удалось поговорить вечером и очень хорошо вышло, сразу два вопроса. Первым делом он без проблем согласился отправить маму и мелких к бабушке. А по второму вопросу, долго и дотошно выспрашивал подробности, так что у меня возникло подозрение, что он это делает с целью найти предлог отказаться. Потом мне стало стыдно, что я плохо про него подумала, когда услышала его вердикт:

— А интересно получится! И мне кажется, нужное дело вы затеяли. Про директора сразу скажу, даже не суйтесь, нет у него времени такой ерундой заниматься. Завтра зайду к нашему начальнику охраны, он у нас главный от НКВД, и с ним сходим к военкому, они оба мужики нормальные, думаю, что помогут. А чтобы не просто сделать, но и вам помочь, попрошу их на испытания пригласить знакомых лётчиков, которых можно будет попросить дать своё заключение – оценку этому вашему настилу. Я думаю, что так будет лучше всего сделать. А по изготовлению, подключу комсомольскую организацию, останутся на полчасика после смены, и сделаем пару десятков штук для испытания. Согласна?

Вместо слов я радостно повисла у него на шее, расцеловала в колючие щёки и сообщила, что у меня самый лучший папка на всём свете. На мои крики тут же в отгороженную шкафом родительскую спальню прискакала Верочка, и сунул нос Васька, ну, как же без него что-то интересное происходит и на кровати образовалась куча-мала, когда мы втроём со смехом и визгом взгромоздились на отца. На всё папа попросил время до конца шестидневки и рисунок, который я тут же и нарисовала.

А наша весёлая компания занялась тем, что я им объяснила, что мало сделать чертёж и на пальцах чего-то объяснить. Если мы влезли во взрослые дела, то и действовать должны по-взрослому. То есть нужно сформулировать и подготовить письмо – обоснование нашей придумки. С меня написать всё красивым почерком, а они как настоящие мужчины должны мне подготовить текст, который я постараюсь без ошибок и красиво написать, а им нарисовать все чертежи и схемы. Мальчишки сначала вскинулись, дескать с такой ерундой они за две минуты и одной левой… Оказалось, что не две и не минуты, и про одну левую я им после напоминать не стала.

После долгих обсуждений и кучи испорченных и перечирканных черновиков стали вырисовываться контуры будущего документа, но до изготовления изделия в металле решили пока не писать чистовик.

Соседа очень удивляло наше поведение, что перед самыми выпускными экзаменами мы не зубрили ничего и не сидели в библиотеке, а носились с этим настилом, и вообще занимались, чем попало. Пришлось ему объяснять, что у нас ещё зимой состоялось открытое комсомольское собрание, на которое мы пригласили наших учителей и решили, что на экзаменах мы должны показывать объективные знания, которые у нас есть, а не завышенные за счёт зубрёжки перед самым экзаменом. Что для настоящих комсомольцев недопустима ложь в любой форме, а показуха и завышение экзаменационных результатов именно такой и являются. Учителя пробовали вяло возражать, но в результате согласились с нашим решением, хотя для собрания их согласие не особенно требовалось. Но в ответ на наше решение, все эти полгода на всех уроках учителя нас стали спрашивать по всему пройденному материалу и при попытке возражать, напоминали нам наши же слова. Так что нужды готовиться к экзаменам у нас не было, мы собирались идти на экзамены со своим обычным багажом знаний. Сосед попытался было вякнуть против, но видать понял, что ничего не сможет изменить.

Через три дня папка после работы велел мне сбегать и собрать всю нашу банду. Когда настороженные Мишка с Валеркой пришли, мы с мамой уже накрыли на стол ужин. За чаем, наконец, начался разговор, папа рассказал, что за эти дни успел сделать на заводе, что нас завтра ждут к обеденному перерыву: военпред, мастер кузнечного цеха и представители комитета комсомола и парткома. Попросил у Валерки подготовленные чертежи, внимательно их посмотрел, сделал пару замечаний, которые нужно до завтра исправить и сказал, где нас будет ждать и чтобы мы с собой взяли документы для бюро пропусков.

На заводе нас сразу взяли в оборот, в комнате которую мы заняли, скоро уже было накурено несмотря на распахнутые окна, а к встречавшим нас шестерым добавились ещё человек пять, которые насели на Валерку, о чём-то спорили, чиркали, рисовали на притащенном кульмане. В конце нас вежливо выставили, с обещанием за неделю сделать и позвать уже на испытания "настила Назарова".

Даже раньше в середине следующей шестидневки папа передал приглашение на испытания через два дня с утра, А так как у нас в этот день запланирован экзамен по химии, пришлось идти объясняться с директором. Выслушав наши пожелания, он дал разрешение сдавать химию на день раньше с "Б"-классом. Извечные конкуренты и соперники нас, конечно, вперёд не пропустили и сдавали мы последними, а с учётом того, что пришли мы на экзамен почти на час раньше на всякий случай, и чтобы учителя предупредить, уже к двум часам мы морально вымотались ужасно. Сосед сказал, что едва не "перегорела", к счастью, это видимо заметила проходившая классная и утащила нас в свой кабинет пить чай. После мы по её совету ещё прогулялись по улице и к экзамену вернулись отдохнувшими и собравшимися. Я получила свою заслуженную четвёрку, Мишка пятёрку, а Валерка трояк. Грубо говоря, все получили что заслуживали, хотя Валерке могли и четыре поставить, но не умеет он отвечать и складно излагать свои мысли, а когда волнуется начинает руками махать и заикаться.

Назавтра пошли на испытания при заводе. Честно сказать, я даже не ожидала, что заводчане так размахнутся. Во дворе прямо на земле при нас собрали площадку настила, вернее две, одну паркетной "ёлочкой", но она местным почему-то не нравилась, а другую из полос. При этом короткие стороны скрепляли вырезанными зацепами как на боковинах кроватей, На загнутых приёмных частях в прорези вставлялись ушки с пропилами и закреплялись смещением по оси зацепа. А когда соседние полосы соединялись арматурными пальцами, зацепы расстегнуться уже не могли. Заводчанам эта конструкция нравилась гораздо больше, чем соединение боковушек короткими пальцами. Для "чистоты" испытания поверхность двора ровнять не стали, так что под настил в паре мест попали ямки и одна лужа больше полуметра длиной и глубиной сантиметров десять, палочкой померила. Потом сначала осторожно по настилам проехала пустая полуторка, потом заводской ЗИС. Когда настил это выдержал спокойно, только поскрипывая, началась вакханалия, по другому не знаю как назвать, Валерка глядя на это чуть не плакал, а заводчане гоняли по настилу в разных направлениях на гружённых и пустых машинах, и в конце пригнали многотонный огромный погрузчик, который утробно порыкивая проехался пару раз вперёд и назад пустой, а потом со взятой на рога здоровенной железной конструкцией. Местный комсомолец с азартно горящими глазами успокаивал Мишку с Валеркой, что это самое надёжное испытание на износ в максимально жёстком режиме. Здесь же оказались три лётчика и два танкиста, про которых я сначала подумала, что лётчики именно они, судя по зелёной полевой форме. Но лётчиками оказались три моряка, которые не выделялись рядом с одетым в морской мундир военпредом. Танкистов из автобронетанкового отдела округа пригласил начальник автобазы завода, когда увидел, что делают в кузнечном цехе. К двум часам настил местами явно деформировался, и некоторые края довольно опасно задрались и вылезла частично часть крепежных пальцев. С матерками настилы быстро разобрали и секции рассортировали. Две секции попавшие на лужу оказались не только мокрыми и грязными, а серьёзно деформированы и одна даже треснула, пришлось Валерку успокаивать, что мы специально испытывали настил на предел и получили хороший результат. Фактически, тщательно осмотрели все секции и решили, что настил после рихтовки можно собирать и использовать повторно. После сортировки и осмотра почти все секции в момент растащили местные водители, очень уж им понравились секции настила. Специально для нас были оставлены три разных по типу крепления секции. Красивые, новенькие, не использованные секции были покрашены и выглядели восхитительно, Валерка их разве, что не облизывал. Водители каждый посчитал своим долгом пожать Валерке руку и потрясти её, у меня, глядя на это, возникло подозрение, что скоро могу получить однорукого друга, ведь оторвут ему руку старательные. По результатам проведённых испытаний, которые снимал фотограф заводской газеты, нам пообещали предоставить несколько номеров газеты и фотографии испытаний, настила и отдельных секций, не говоря о всей техдокументации по изготовлению.

Домой мы шли какие-то оглушённые, было полное ощущение, что нас как щепки подхватило стремительным потоком, и несёт, уже не спрашивая нашего мнения и желания. Неизвестно, как у нас получится внедрение, но то, что все свободные секции настила растащили по машинам ушлые заводские водители, уже говорит о том, что даже эта пробная партия не пропала впустую, и уже будет приносить какую-то свою малую пользу. Лётчики, начальник охраны и инженер-технолог кузнечного цеха дали свои отзывы и заключения. Танкисты писать что-либо наотрез отказались, но глаза у них горели и мне кажется, что не просто так. Валерка всю дорогу пытался прийти в себя, такого размаха он явно не ожидал. А я уже думала, что нам нужно теперь как-то попасть на приём к начальнику ВВС округа и может начальнику ВВС Краснознамённого Балтфлота. А для этого нужно доделать и скомпоновать все бумажки. И вот, что у нас получилось:

К сожалению, знакомых лётчиков у нас не было, но где находится штаб округа, мы знали и поехали туда сразу после экзамена по физике в понедельник девятого июня. Часовой, совсем молодой парень сначала попытался нас просто прогнать, но потом вызвал разводящего. С разводящим прошли в какое-то помещение, и мы долго объясняли ему, что мы хотим и для чего мы пришли. Только через час он, наконец, вызвал дежурного по штабу капитана, на наше счастье он оказался лётчиком, ну, по крайней мере, петлицы и околыш у него были голубые и винты с крылышками в петлицах. Поначалу он тоже хотел от нас избавиться, но нашему упорству не смог ничего противопоставить, а когда, наконец, прочитал обоснование, которое мы подготовили, велел нам ждать и куда-то убежал. Я пыталась поддержать ребят, явно начавших терять надежду и павших духом, всё-таки пацаны они ещё, хотя и сама понимала, что время уходит, и сейчас все начнут расползаться по домам и скоро просто никого на рабочих местах не будет. Это же я сижу, как на пороховой бочке своих знаний и понимаю, что до войны остались неделя-две максимум, а они живут в вальяжной расслабленности мирного времени, и хоть все знают и понимают, что будущая война неизбежна, но эта неизбежность где-то вдалеке и из-за этого уже стала какой-то эфемерно-сказочной.

Но капитан оправдал наши самые оптимистичные планы, вернувшись, он сообщил, что начальника ВВС округа вызвали в Москву ещё до выходных, а вот его зама и главного техника-инженера он успел застать на рабочих местах и сейчас нас к ним отведёт.

В кабинете, мы как-то неловко сбились в кучку, а когда седой могучий полковник предложил нам присесть за стол, за которым уже сидел какой-то совершенно не военного вида военный в очках, меня мальчишки вытолкнули вперёд, а сами сели дальше, я поняла, что их заколодило и говорить придётся мне:

— Товарищ… Я не знаю вашего звания…

— Я, милая барышня, полковник авиации.

— Спасибо, товарищ полковник авиации! Мы пришли к вам с предложением, — и протянула наше обоснование, а оставшиеся у меня в руках остальные бумаги ловко перехватил второй военный, оказавшийся военным инженером.

Пока они читали и разглядывали наши схемы и фотографии, мальчишки начали приходить в себя, я же внутри чувствовала, что натянулась как струна и готовилась бороться против их явного нежелания делать какие-либо движения. Инициатива, она ведь наказуема, как Сосед говорил, и не только в армии. А мальчишки вертели головами и явно этого не понимали.

— Это, конечно, интересно! Но это производство, расход и так дефицитного металла, и ещё неизвестно, что из этой затеи получится, ведь самолёт это не грузовик…

— Товарищ полковник авиации! Мы прекрасно понимаем, что наше предложение повлечёт целый ряд действий и траты народных денег…

— Вот видите! Вы и сами это понимаете…

— Вот только, товарищ полковник авиации, даже один не потерпевший аварию при взлёте или посадке самолёт окупит настил для десяти взлётно-посадочных полос минимум. А сколько жизней наших бойцов и командиров спасёт то, что в период распутицы наши самолёты смогут взлетать не только со стационарных бетонных полос, но и полевых оборудованных таким настилом? Мне кажется, что у вас, товарищ полковник авиации, несколько искажённое представление об экономии народных средств, — военные оторопели от моего напора, переглянулись, слово взял полковник, а инженер спрятал скользнувшую по лицу ехидную усмешку.

— Извините, милая барышня, вы не представились, это ваша фамилия Назарова?

— Нет, товарищ полковник авиации! Моя фамилия Луговых. А Назаров это Валера, — я показала рукой на Валеру, который дёрнулся встать, но вместо этого только втянул голову в плечи, до него начало доходить, что нас пытаются отфутболить, и я тут бьюсь, а они оба этот момент прощёлкали клювами. Я продолжила. — Просто мы друзья и мальчики у нас умные, а я говорить умею!

— Очень приятно! Но вы понимаете, что такие вещи не делаются с наскока, ваше предложение нужно передать в профильный институт или КБ, они должны дать инженерно-техническое обоснование, поставить в график производства, составить план, смету, график и базу для проведения испытаний. Потом нужно собрать комиссию, оценить результаты и вынести их на обсуждение штаба ВВС и министерства авиапромышленности… — если у меня не было опыта общения с бюрократами, то Сосед аж заискрился от радости и перебил поющего соловьём полковника.

— Товарищ полковник авиации! Мне бы хотелось записать вашу фамилию и должность! Я с удовольствием расскажу про этот разговор дяде Саше, мы как патриоты нашего города не хотели передавать всё в столицу, но если нашим землякам не нужно совершенствование наших ВВС и жизнь наших бойцов и командиров, то мы поедем в Москву.

— Простите, милочка! О каком дяде Саше вы упомянули?

— Дядя Саша Голованов! Он тоже лётчик и очень хороший лётчик. Думаю, ему будет интересно всё, что мы ему расскажем. Вы не сказали как ваша фамилия и должность…

— Ну зачем же сразу так?

— Как, товарищ полковник авиации?

— Я хорошо знаю товарища Голованова, и мы тоже патриоты нашего города. Думаю, что мы сможем всё решить без Москвы, вы же этого хотите?…

— Хорошо! Тогда давайте пригласим товарища из секретного отдела, который завизирует и примет все предоставленные материалы, а нам нужно знать только входящие номера, чтобы ничего не потерялось, и при необходимости всё можно было проконтролировать и отследить…

Полковник почти слышно скрипнул зубами, так вздулись желваки у него на челюсти, второй после моего спича тоже уже не смеялся, но мне их было не жалко, сам загнал себя в ловушку, не фиг было куражиться, поднял трубку и позвонил куда-то и попросил какого-то Николая Павловича подойти с журналом входящих документов. Мальчишки съёжились и кажется, физически уже просто хотели рассосаться и испариться из помещения. Вот так! Пацаны! Это и есть взрослая жизнь, где плавают такие мерзкие акулы бумажных морей, вершители судеб, хреновы!

Прихода секретчика ждали в абсолютной тишине. Напряжение в кабинете, кажется, материализовалось в какой-то кисель, в который мы все влипли, как муха в смолу. Не знаю, как воспринимали этот адреналиновый шторм мальчишки, я на нервах вдруг поняла, что у меня противно тянет внизу живота и завтра я "кровь уроню", а ночь у меня сегодня будет беспокойная с пробуждениями от болей в животе. И с завтрашнего дня носить противные трусы с резинками, в которые между ног вкладывать свёрнутую в несколько слоёв стиранную и глаженную страшную в бурых разводах льняную тряпочку. Но это завтра, а сегодня ещё нужно этого гада в полковничьем звании продавить. Сама может и отступила бы, но пачкать об эту гнусь, чистые души моих друзей не дам, я сейчас не за настил этот дурацкий бьюсь, а за светлую веру моих мальчишек. От постоянных комментариев Соседа стала совсем иначе смотреть вокруг, мне уже говорили, что я стала по-другому разговаривать. А однажды толкнувшего меня в трамвае поддатенького мужичка назвала "Промонториум вертебралис!", его словно сдуло, только когда у горного института основная масса вышла, увидела мужичка и услышала, как он жалится какой-то старушке: "Вот ведь девки пошли, так ругаются страшно, лучше бы уж по матушке обозвала и в рыло дала…". Сосед сквозь смех сказал, что сказанное это "позвоночный мыс" на границе верхней внутренней тазовой дуги на латыни, когда учился в институте обнаружил, что этот анатомический термин обладает убойным действием на неподготовленную аудиторию, так с тех пор и пользуется в качестве ругательства… Наконец, пришёл немного суетливый осуществитель секретного делопроизводства, который без возражений предъявил документы, данные из которых я демонстративно переписала себе в тетрадь. Секретчик быстро и ловко скомпоновал все материалы в папку, всё отштемпелевал, проставил гриф "ДСП" (Для служебного пользования), записал все данные Валерки, мои и Мишки и продиктовал все положенные атрибуты входящих документов.

Едва секретчик ушёл, смысла нам задерживаться не осталось, и невольно ожидая какой-нибудь мелкой гадости от присутствующих, ведь по их критериям их размазала на их поле какая-то маленькая девчонка, а это очень унизительно.

— Вот спасибо, товарищ полковник авиации! Я дяде Саше обязательно расскажу при встрече, как нас здесь хорошо приняли и чутко отреагировали на предложения народа. Хоть вы так и не сказали, как вас зовут, но не думаю, что ему составит труда узнать, какой из заместителей начальника так хорошо себя зарекомендовал. Мы пойдём! Вы вызовете сопровождающего или нас и так выпустят?!..

Мы выскочили из кабинета. До самого выхода с часовым мальчишки держались, но едва мы оказались на улице на меня обрушился поток их возмущений, претензий и непонимания. Я выждала, пока не стих первый вал и задала вопрос:

— А вы так ничего и не поняли?!

— Ну он же всё правильно говорил…

— Он врал, глядя нам в глаза! Он прикрывал свою лень и нежелание что-либо делать красивыми словами. И если бы мы развесили уши, он бы нас с улыбочкой выставил, а то, что мы сделали в лучшем случае засунул бы куда-нибудь в шкаф, а в худшем просто выкинул или если он не просто лентяй, а враг, то отправил бы немцам.

— Как ты можешь говорить такое про красного командира и полковника?

— Если я не права, то, как ты объяснишь, что он перепугался, стоило ему только чуть намекнуть на то, что мы можем создать ему проблемы и проверить его работу?

— А кто такой дядя Саша?

— Да просто слышала как-то, что есть такой лётчик в Москве, которому сам товарищ Сталин доверяет, почти как Чкалову.

— Так, ты его сама не знаешь?

— Откуда я его могу знать?!

— А как же ты сказала, что его хорошая знакомая?

— Когда это я такое сказала? Я сказала, что могу рассказать Голованову и всё, а остальное он и вы сами додумали…

— Ну ты, Метка, даёшь!

— Валера! А тебе не кажется, что у тебя эта фраза становится слишком частой?

— Нет! Ну, ты правда… Знаешь, Метка, ты здорово изменилась…

— Понимаете, я в книжке читала, что девочки быстрее мальчиков развиваются, может я просто немного взрослее?

— Даже не знаю… А ты, Мишка, чего молчишь?

— Ну вообще-то, мы шли, чтобы наш, вернее твой, Валера, настил приняли и внедрили. И здесь, Метка права, нас хотели обмануть и не дать продвинуть дело, а благодаря неожиданным словам Меты мы свою задачу выполнили…

— Уж не хочешь ли ты сказать, что здесь все средства хороши?

— А какие средства тебя не устраивают?

— Ложь! — как отрезал Валера…

— И где я соврала?

— Ты сказала, что пожалуешься своему дяде Саше, а сама его не знаешь даже!

— Валера! Или ты сейчас извинишься, или я с тобой не желаю разговаривать!

— И не подумаю!

— Ты совсем дурак?! Она во всём разговоре ни разу не сказала ни слова неправды, а как её понял полковник и ты, это уже не её вина!

— Она сказала, что она позвонит своему хорошему знакомому или родственнику в Москву, который всем здесь головы пооткручивает!

— Я думал ты умнее! Валера!

— Это чего это я дурак?

— А то, что она не говорила, что собирается звонить, что он её друг или родственник, она только сказала, что скажет при случае, а ты и полковник уже сами всё остальное додумали…

— Как это додумали? Я же своими ушами слышал!

— Правильно! Слышал, что она "расскажет дяде Саше" при встрече и всё! Даже не было сказано, что по телефону!

— Ну я же слышал…

— Извиняйся, придурок!

— И не подумаю…

— Тогда и я с таким дураком разговаривать не хочу, тем более, если он оскорбляет и незаслуженно наговаривает на моего друга, тем более, что она девушка!

— Ой, да подумаешь! Жених и невеста!.. Ой!.. — из двух прилетевших затрещин он увернулся только от одной. До дома ехали молча и глядя в разные стороны. Настроение было оплёванное…

Вот и делай людям добрые дела! Валера придурок и искренне уверен, в своей правоте, а даже если не уверен, для него сдать назад – это урон его мужского достоинства. Ладно, помолчим пару дней. Но надо как-то этого противного полковника простимулировать и проконтролировать… Хоть правда ищи этого Голованова…

А ведь самое обидное, что смысл в этих настилах реальный, а дела на копейку, ведь, правда, один разбившийся из-за плохого состояния грунтовой полосы самолёт окупит затраты на десять настилов, и это не затрагивая здоровье и жизни лётчика, а цену самолёта считать по минимуму. Я часть памяти Соседа уже словно вижу и без его слов и знаю, как много в воспоминаниях лётчиков описаний, как сидели и ждали, пока полоса просохнет. Или взлетали по приказу, когда только лучшие асы могли по самому краешку не сильно разбитому умудриться взлететь, а посадка превращалась в рулетку, скапотирует самолёт или нет. А про бомбардировщики вообще молчу, что они с полной бомбовой нагрузкой взлететь не могли. И один из главных аргументов в пользу По-2, что летали почти при любом состоянии полосы, потому что им для разбега той полосы нужно всего ничего, да и разбивают полосу они гораздо меньше.

Тут в мои размышления влез Сосед:

— Знаешь, я ведь хирург, а потому в какой-то мере авантюрист, то есть всегда готов даже в самой безвыходной ситуации быстро придумать какой-нибудь ход, даже если его реализация связана с риском. Вот я и думаю, если мы с тобой найдём коммутационную коробку, даже городской сети, мы вполне можем отправить телефонограмму в штаб округа. А чтобы не было накладок, выйти не на связистов, которые быстро просекут, что на них вышли не через армейскую сеть, а из городской. А дежурному фиолетово, звонит телефон, по которому привычно передают телефонограмму, понимаешь?

— Это понимаю, но для этого ведь нужно не просто желание?

— Само собой! Нужно три вещи, первое, это полевой телефон с возможностью посылать в линию тональный вызов или на худой конец с ручкой динамомашинки, которая тоже может посылать вызов в линию. Второе, нужно узнать позывной узла связи округа и номер дежурного по штабу округа. Хотя может это даже не понадобится. И третье подготовить текст телефонограммы и вызубрить весь диалог, который ведут при передаче телефонограммы.

— И как я узнаю всё это? И где взять полевой телефон?

— Знаешь, а почему бы тебе не съездить к вашему руководителю радиокурсов?

— А чем нам Александр Петрович поможет?!

— Там посмотрим, думаю, что надо просто заехать. Купим пирожные к чаю и зайдём проведать-поболтать. Знаешь, тех, кто приходит с какими-то меркантильными целями очень не любят, а вот тем, кому ничего от тебя не надо, кто просто душевно зашёл, люди сами очень хотят помочь и готовы сделать даже больше, чем, если бы их просили очень убедительно, но сразу. Сама подумай! Он старый связист, в связи все ходы и выходы знает, только ничего не проси, просто между делом расскажи о какой-нибудь проблеме… Ладно, не бери в голову, я сам чего-нибудь придумаю…

— Чего не брать?

— Это присказка такая: "Не бери тяжёлого в руки, а трудного в голову, жизнь будет лёгкая и счастливая…"

На удивление… Поехали к Петровичу, посидели, поболтали ни о чём, ничего у него не просили, говорили про экзамен, про его новую группу, где таких талантливых уже нет… Сосед чего-то наплёл про телефон у соседей, который барахлит, а во дворе узнали, что они с Валеркой радисты, то есть в связи и теперь просят помочь отремонтировать. Телефонист сказал, что где-то провод замыкает, что его нужно прозванивать участками, но у него нет времени, а там женщина пожилая очень больная и дети ей с работы звонят, волнуются, для этого и телефон поставили, у них знакомый в штабе округа, кого-то попросил, им военные выделили пару…

На удивление байка проскочила и даже между делом прозвучал позывной узла связи штаба округа. Из своей каморки заваленной какими-то кошмарными грудами проводов, катушек и корпусов радиостанций, Александр Петрович выращил небольшую изящную деревянную коробочку. Бережно сдул с неё пыль, открыл… И вот она – трубка с тангентой и рядом с местом для трубки торчит маленькая ручка с откидывающейся частью, за которую можно крутить. А рядом два контакта с гайками-зажимами для подключения проводов, которые тут же, как пенале, свёрнутые лежат. Грубо говоря, нам больше и не нужно ничего. Но Петрович уже начавший над нами своё шефство, покопавшись достал ещё и пару проводов с цветной многослойной шёлковой обмотке между слоями покрытой специальным лаком. На концах проводов уже припаяны маленькие зажимы-крокодильчики. Договорились, что через три дня я верну всё обратно.

Послезавтра у нас немецкий, ну что скажешь. Язык будущего противника знать стоит, но не с нашей Лауреттой Карловной, которая сама немецкий знает и с Мишкой они шпрехают, как две кумушки на завалинке. Ну это понятно, оба немцы потомственные, хотя у Мишки от немцев только фамилия осталась, да семейная традиция разговаривать дома на немецком. А так, дядя Виктор как-то рассказывал, что его прадед действительно был остзейским немцем и женат был на немке, а вот с деда начиная все женились на русских, так что у Мишки немца не больше осьмушки осталось, но фамилия обязывает, Кронберг – это какая-то главная гора или что-то вроде. А мне немецкий не даётся, вернее не интересно мне его учить, если бы была какая-нибудь цель, а так учить ради самого процесса… Так что мои познания: "Дер квакер, дер берег, дер шлёп, дер шлёп, дер шлёп!" — это по-немецки "Лягушка прыгает по берегу!", а "Айне кляйне поросёнок вдоль по штрассе шуровал!" – это, соответственно, "Маленький поросёнок бежал по улице!". А с Карловной у нас многолетние контры, что тоже не добавляет мне желания учить немецкий, ну, не любим мы с ней друг друга, может даже из-за Мишки она на меня крысится. Сосед ехидно добавил в мой немецкий лексикон: "Шайзе! Швайнехунд! Хенде хох! И Гитлер капут!". Я бы просто так наверно согласилась учить французский, он хоть звучит красиво: "Шерше, понимаешь ли, ля фам!" или итальянский, хотя смысла тоже нет. Где я, а где тот Париж или Милан?… Так что послезавтра не выше тройки мне гарантировано. Текст я как-нибудь со словарём переведу, по теме пару предложений составлю. И войти на экзамен со словами: "Гутен морген! Ис хайзе Комета Луговых." Это даже дрессированная собачка выучит, даже немецкая, та самая швайнехунд…

А после экзамена мы с Мишкой пошли на дело. У Ветки в сарае оказался какой-то старый комбинезон, у Мишки не менее старая отцовская кепка год валяющаяся в сарае и побитая молью. Прямо поверх одежды натянула это грязное недоразумение, подпоясалась брезентовым ремнём, на ноги намотала по три штуки тёплых портянок, чтобы на ходу сапоги папкины не потерять, благодаря чему походка у меня получилась на загляденье. Пара мазков копоти на щёки, все волосы под кепку, трубку в брезентовую Мишкину сумку и пассатижи на ремень. В общем, надеюсь, что выглядела я заморённым хануриком – доходягой, которого только злой рок смог выгнать работать на линию. К счастью, длинные рукава скрыли мои мелкие кисти, а перчатки даже самые затрапезные из образа выбиваются. Мишка с Веткой страховали меня со стороны, но больше мешали, потому что не смеяться слыша периодически долетающий с их стороны истерический хохот было очень трудно. Удивительно, что никому до меня не было никакого дела, ну, шляется по улице какое-то мелкое вонючее недоразумение и ладно, только бы не испачкаться. До техникума, где мы знали, точно есть коммутационная коробка во дворе, добралась без проблем. Довольно обшарпанная деревянная будка, в которую по стене дома входит больше сотни проводов, закрытая на обычную задвижку, но внутри даже свет подведён и почти идеальный порядок. В двух коммутационных шкафах сведены пары, все аккуратно подписаны, а вверху отдельный выход пары городского коммутатора. Я подключилась, пристроила коробочку с телефоном, крокодилы ловко уцепились, даже подготовленные мной булавки не потребовались, достала листочек с телефонограммой, прокашлялась, постаралась сделать голос попротивнее, как у профессиональных телефонисток. Выглянула, не появился ли кто-нибудь во дворе? Вообще, Мишка должен громко свистнуть, если кто выйдет. Да кому есть дело до коммутационной коробки, стоит себе сарай и стоит… Собралась… Крутнула ручку, посылая вызов в линию.

— Ало! Городской коммутатор?

— Да! Чего вы хотели?

— С коммутатором Михайловской академии соедините…

— Минутку, сейчас переключу… Ало! Городская!

— Мне Михайловскую академию, коммутатор!

— А у вас разрешение им звонить есть?

— Это они сами знают! Соединяйте!

— Ваше дело, если они обругают, не удивляйтесь! Соединяю…

…

— Ало! Соедините со штабом округа!

— Соединяю…

…

— Узел штаба…

— Оперативного дежурного по штабу!

— Соединяю!

…

— Оперативный дежурный капитан Диконенко!

— Примите телефонограмму для командующего!

— Готов, записываю…

— Принято!

— Входящий номер продиктуйте!

— Номер шесть тысяч сорок три, дробь сто восемьдесят четыре, принял Диконенко.

— Передала Фролова. Отбой!

Я быстро отстегнула крокодильчики и тут меня начало трясти. Пока я смогла встать и идти просидела минут десять, только после этого в себя пришла. Перед уходом осмотрела место преступления, вроде не оставила ничего. И уже спокойно пошкандыбала в наш двор, где смогу спокойно переодеться, а то провоняла уже вся тухлым запахом лежалого комбинезона…

Перед сном, непривычно, мы с отцом ужинаем одни, я за хозяйку дома, мама с мелкими уехала ещё третьего. Вчера сварила суп на три дня, а на второе картошка с солёной селёдкой. Вспомнила, как на прошлой неделе с подачи Соседа сходила на курсы санинструкторов. Попросила у какой-то девочки посмотреть конспект, Сосед прочитал и сказал, что с этим лучше не связываться. Всё обучение построено на коротких и простых мнемосхемах для дураков, которые требуется тупо заучивать наизусть, а так как он их не знает, и знать не может, нам придётся либо всё учить наизусть, либо не соваться. Для проверки я спросила у девочки, правильно ли мы поняли, она не так поняла мой интерес и, сунув конспект мне в руки, радостно попросила проверить, правильно ли она выучила и начала рапортовать прямо по тексту дословно. Похвалила девочку, это действительно серьёзно, наизусть выучить такой объём нерифмованного текста. Мы с Соседом решили не соваться, тем более, что военная специальность у меня уже есть.

Засыпая подумала, что со слов Соседа, напасть немцы могут и не двадцать второго, а пятнадцатого… А это послезавтра…