ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Столкновение с коллегами. Встреча с бывшим премьером, последствия которой чреваты опасностями. Провокация

Карел Долли проводил эксперимент над больным в присутствии академической комиссии. До известного этапа он ничего не скрывал от них. Сильно ослабевший Берт Гешшонек прошел весь путь от первого анализа до «купели» на глазах ученых. Им оставалось только восхищаться продуманностью опыта и глубиной познания ведущих сотрудников лаборатории.

Когда дошло до использования засекреченного фермента, Карел сказал с извиняющейся улыбкой:

- Господа, теперь я попрошу вас удалиться.

- Почему, Долли? - спросил председатель.

- Единственная тайна, которую я не намерен открывать, это белковый фермент, полученный мною специально для такого рода опытов.

- Вы хотите утаить от нас сердцевину эксперимента?

- Да, коллеги.

- Вы не доверяете нам?

Карел почтительно склонил голову.

- Я и мои друзья по лаборатории относимся к вам, господин профессор, и к остальным членам комиссии с самым глубоким уважением. Я готов хоть сейчас изложить перед вами последний секрет. Но кто гарантирует, что рецепт ферментального белка, который я скрываю, не станет известным уже завтра такому, скажем, недобросовестному дельцу, как Хеллер? Мы вовсе не хотим, чтобы паше открытие использовали для наживы, для торговли или для иных неблаговидных целей. А ведь Хеллер и ему подобные способны на все, они доказали, что для достижения цели хороши все средства.

- Ваше открытие принадлежит человечеству, Долли.

- Вы правы, оно принадлежит человечеству. Именно потому его и надо уберегать от злого глаза. Человеческое общество? Оно состоит из очень разных людей, из богатых и бедных, добрых и злых, умных п глупых, из тех, кто обкрадывает общество, и тех, кто обогащает и украшает его.

- Люди - братья, они все равны перед богом.

- Равны перед богом? Может быть. А здесь, на земле, они далеко не равны друг перед другом.

- Это уже политика, господин Долли.

- Возможно, что и политика, хотя я всю жизнь сторонился ее, - ответил Карел. Но тем не менее я убежден, что вторую жизнь надо даровать далеко не всем. Право - кому давать еще одну жизнь - пока что в наших руках. Мы убеждены: ее надо дарить только хорошим людям, которые всей своей жизнью, своим трудом уже сделали полезные дела, совершили добрые поступки и могут совершать то же самое впредь.

- Но кто определит, что хорошо и что плохо?

- Сейчас мы трое - Полина, Ласкар и ваш покорный слуга. А дальше… Пусть соберется специальная конференция, пусть этим займется ООН, Всемирный Совет Мира или еще столь же представительный, уважаемый, беспристрастный орган. Когда возникнет такая организация, мы передадим ей все свои права. А пока…

- Вы убеждены, что не ошибаетесь, поступая подобным образом?

- Убежден. До сих пор мы не сделали ошибки, дали вторую жизнь людям, которые творят добрые дела. И отказываем в этом дурным людям.

- А если у вас попробуют купить рецепт?

- Он не продается. Всякие попытки повлиять на наше решение подкупом и посулами обречены на неудачу. Но я уже повторяюсь, господа. Обо всем этом мы сказали в своем первом сообщении.

- Все так, Долли. Но ведь если мы не узнаем схему опыта до конца, то не сможем сделать вывода.

- Точнее?

- Комиссия не составит заключения, вы не получите официальной поддержки со стороны Академии.

Карел прикусил губы. Он понял, что оказался в ловушке. Или - или… Открыть тайну? Нет, нет и нет! Пусть не будет признания, пусть открытие повиснет в воздухе, но выдать секрет… Хеллер, Стэнриц, надменный Шерер… А, поди они все к дьяволу! И он сказал:

- Пусть будет так. Но секрет останется в лаборатории, господа. Он не выйдет за ее двери.

Прощание с комиссией было довольно прохладным.

А дальше началось что-то странное.

Ночью к лаборатории подошла зловеще-молчаливая процессия. Люди, одетые в черное, несли хоругви и кресты. Они пели псалмы. Толпа остановилась против дома. Зажглись дымные факелы. Некто, похожим на полоумного монаха, долго и страстно выкрикивал ругательства в адрес биологов; длинной рукой с зажатыми четками он грозил «безбожным силам, посягнувшим на веру». Но толпу он так и не зажег. Цепь гвардейцев недвижно стояла у входа.

- Фанатики! - презрительно сказал Карел, наблюдая из окна за черными тенями.

- Мне страшно, Карел, - прошептала Полина. - Это напоминает инквизицию.

- Сейчас двадцатый век, а не шестнадцатый. Скорее смешно, чем страшно. Словно съемка фильма по «Испанской балладе…»

Утром явился встревоженный Зуро.

Ои не напевал, лицо его выражало усталость и тревогу.

- Вы знаете, кто стоит перед вами, Карел? О, вы ни за что не угадаете, - сказал он с горькой улыбкой. - Скажете, учитель Зуро? Музыкант Зуро? Нет и нет, дорогой друг. Перед вами сбитый с толку человек, у которого все помешалось в голове. Перед вами отступник. Точнее, богоотступник!..

- Но, милый Зуро, мы знаем вас, как незапятнанного католика.

- Вы-то знаете. И я сам знаю. А вот они…

- Кто - они?

- Дева Мария, он все еще не догадывается! - Зуро всплеснул короткими ручками и вдруг ткнул своей палкой в сторону двери. - Они - это патер Ликор и его помощники. Его преподобие пригласил меня сегодня чуть свет для беседы. Он спросил, верно ли, что Зуро, - то есть я, - подвергся операции в лаборатории Карела Долли и теперь молодеет? Я с удовольствием подтвердил эту радостную весть: да, да, - сказал я. - Так было, ваше преподобие, Зуро молодеет, он уже не боится смерти, и если ему еще удастся похудеть, то он получит достаточно времени и сил, чтобы выпестовать своих лучших учеников, и особенно Мишу Ясанека, за которого он ручается. Вот увидите, Миша станет великим музыкантом. Ему суждено сравняться с Давидом Ойстрахом и еще кое с кем… Так вот, я сказал все это Его преподобию, но он почему-то не порадовался вместе со мной. Он воздел очи к небу и произнес: «Вы совершили великий грех, Зуро». Я думал, он шутит, и тоже пошутил, заявив, что Карел Долли мог бы исправить старость и у Его преподобия, если он хорошенько попросит. Не оценив юмора, патер Ликор набросился на меня, назвал богоотступником и осквернил церковь, послав в ее стенах проклятие на мою голову. Он выгнал меня из церкви. За что, Карел, скажите, пожалуйста? Что худого сделал Зуро и вы вместе со мной? Но это еще не все… Сегодня в трех семьях, в самых состоятельных семьях, мне отказали в уроках. Ха-ха! Кого наказали святоши? Меня? О, нет! Они наказали детей своих. Мне объявили, что не хотят иметь дело с человеком, продавшим свою душу дьяволу. Это вы-то дьявол, Карел, дорогой мой! Смешно и глупо, не правда ли? И в то же время тревожно. Чего они хотят, скажите пожалуйста? Ну, хорошо. Я выйду из положения. Найду трех новых учеников. Пусть они не так богаты, зато юные создания всем сердцем любят музыку, и я полюблю их не меньше, чем прежних. У меня ничего не убудет. Но каково вам, Карел?

- Слуги церкви не согласятся признать наше открытие, Зуро.

- Вот как! Тогда пошлите их к… - Он запнулся, так и не решившись вслух отправить святых отцов далеко-далеко, хотя в душе, кажется, уже сделал это. Тревога все-таки не покидала его. Богоотступник…

- Опасный противник ваш преподобный Ликор!- сказал Карел задумчиво.

- Именно потому я и пришел к вам. Вы должны это знать, Карел.

Он попрощался и ушел, не рассеяв своей тревоги. Во всяком случае, Карел не слышал песни. И это было так не похоже на прежнего Зуро.

На следующую ночь под окнами снова прошла черная процессия. Она сгрудилась у входа в лабораторию и затянула молитву. Горели дымные факелы, сверкали глаза фанатиков, шелестели темные одежды, и в хоре голосов слышалось завывание средневековых ведьм. Тревога усилилась. Но охрана стояла.

- Психологическая атака, - сказал Данц.

Никакого сообщения о выводах комиссии газеты не печатали. Однако разговор Карела с председателем комиссии, - тот последний разговор, где речь шла о секрете белка и о том, кому передать этот секрет, - весь разговор, сдвинутый несколько в сторону, напечатали без комментариев все газеты.

Они как бы говорили: «Судите, читатель, с кем мы имеем дело…»

По городу ходили слухи, что преподобный Ликор выступил в церкви с проповедью, направленной против Карела Долли и его сотрудников. Он угрожал им карой небесной, а поскольку такое наказание является чисто моральным фактором, служитель церкви присовокуплял к небесному взысканию и более веское, земное: он попросту призвал «не допустить развития ереси в науке, оградить от красного проникновения биологию и наказать еретиков по всей строгости государственных законов». Как стало известно позднее, кардинал Силурии одобрил эту проповедь.

- Собака лает, а караван идет дальше, - насмешливо сказал Карел Долли словами восточной поговорки. - Пусть преподобный отец говорит что угодно, наше дело продолжать работу. Факты против домыслов, что может быть вернее?

- Будем брать новых пациентов? - спросила Полина.

- Вот именно! На вызов ответим вызовом. Недостатка в претендентах нет. Кого только взять? - задумчиво закончил он.

- Гешшонек чувствует себя хорошо, - сказала она. - Может быть, у него спросить?

- Вот именно, - обрадовался Карел. - Он знает людей лучше нас, это точно!

Берт Гешшонек не удивился вопросу Карела. Он долго не отвечал, задумчиво рассматривал потолок. Кого? Кого? Потом решительно сказал:

- Ладно, пишите…

После седьмой фамилии Карел остановил его.

- Довольно. Вы хорошо знаете этих людей?

- Как самого себя. Старики отдали силу и жизнь народу. Честнейшие люди. Вам за них краснеть не придется.

Через день в газетах появилось короткое сообщение, окрашенное в тот же недружелюбный цвет. Называлось оно так: «Карел Долли протягивает руку помощи семерым старым рабочим. Все они - или коммунисты, или сочувствующие коммунизму».

Под вечер за Карелом приехали.

Темно-вишневый автомобиль с дипломатическим знаком Браварской республики остановился у подъезда лаборатории. Единственный пассажир предъявил свою визитную карточку: «Поль Рихтер». И больше ничего.

Карел вышел к нему в рабочем халате, ответил на молчаливый поклон и уже приготовился спросить, чем обязан, как Поль Рихтер быстрым расчетливым жестом выхватил из кармана конверт и протянул Карелу.

- Будьте добры…

Карел сел, прочел письмо. Сказал:

- Подождите.

Он нашел Ласкара и Полипу, протянул им письмо.

- Что будем делать?

- Этого надо было ожидать, - произнес Ласкар, прочитав послание.

- Он долго не давал о себе знать, - улыбнулась Полина.

- Следил за развитием событий, - заметил Карел. - Но как мне вести себя, друзья?

- Ты знаешь… - Ласкар смотрел на брата очень серьезно.

- Может быть, не ехать, отказаться?

- И нажить опасного врага.

- Он и так будет врагом.

- Но ты узнаешь его, а возможно, и поймешь замысел.

- Тогда еду.

Он снял халат, переоделся.

- Вы ничего не берете с собой, доктор? - спросил Поль Рихтер, снова увидев Карела в приемной. Он полагал, вероятно, что доктор обязательно потащит с собой приборы и оборудование.

- Беру только то, без чего решительно не могу обойтись.

- Понимаю: стетоскоп…

- Нет, голову.

Машина миновала окраину Санта-Рок, проскочила через красивый мост, выстроенный Мигуэлем, оставила позади район заводов и вырвалась на приморское шоссе. Здесь Карел Долли еще ни разу не был. Шоссе петляло по горам, покрытым буковым лесом. Никто не встретился им, никто не перегнал. Прекрасное шоссе поражало безлюдьем. Карел догадался: они ехали по дороге к виллам высших чинов Силурии. Чудесное местечко, один из красивейших уголков мира. Море внизу, лесистые горы, сосновый заповедник, излучающий терпкий аромат смолы. Скалы в горах, альпийские поляны, и среди этой благодати кое-где разбросаны виллы, скрытые зеленью. Тишина, рай.

Карел вздохнул и закрыл глаза. Вот бы хорошо закатиться сюда с Полиной и братом, скинуть бремя забот, вооружиться теннисной ракеткой, провести вдали от города месяц или хотя бы неделю - другую…

Когда он открыл глаза, машина медленно шла по боковой дороге к серому, замшелому от времени замку. Он гордо и красиво стоял на холме, огромные буки бросали тень па его мавританские башни.

Биолог вошел в сумрачный и тихий холл. Его провели наверх. В соседней комнате возник суетливый шум, но тут же все стихло. Появился Поль Рихтер.

- Пожалуйста, доктор, - сказал он с поклоном. - Вас ждут.

И приоткрыл дверь.

Войдя, Карел увидел странную картину: старый премьер, знакомый по множеству фотографий и газетных оттисков, сидел лицом к нему в старинном кресле с высокой спинкой. Его тощие, голые ноги стояли в тазу с водой. Колени были прикрыты клетчатым плодом.

- Простите, - произнес Карел, смутившись. -Меня не предупредили…

Старик заставил себя улыбнуться. Темное лицо, покрытое складчатой желтоватой кожей, растянулось, глаза блеснули из-под сухих век. Он устало махнул рукой.

- А, что за условности, Долли! Не обращайте на меня внимания. Старость. Пока я ждал вас, разболелась голова, а я знаю только одно верное средство: в таких случаях надо спокойно посидеть, опустив ноги в холодную воду. Помогает. Вы усаживайтесь сюда, поближе ко мне и забудьте о моих ногах. Давайте поговорим как друзья.

Он смотрел на гостя добродушно, изучающе. Подождал, пока Карел уселся, и тогда только спросил:

- Как доехали? Вам нравятся эти места? Ваш премьер знает, где свить себе гнездышко! Очаровательное побережье. Когда-то я тут… - Он вдруг как-то странно хмыкнул и продолжал: - Но вас, наверное, не проведешь, Долли! Я не хочу хитрить. В моем ли возрасте? Вы прекрасно понимаете, почему на этот раз старик Стэнриц поселился здесь, а не в излюбленной Каннаббии.

- Догадываюсь, - коротко и возможно вежливей сказал Долли.

- Ну вот, я так и думал о вас, как о человеке дела. А когда встречаются деловые люди, они не тратят время на пустые разговоры.

- Я слушаю, - отозвался Карел.

- Знаете сколько мне? Восемьдесят девять. Много, а? Страшно много, Долли, и не дай вам бог пережить все то, что пережил я. Конец уж близок. Осталось немного жить, а задуманное все еще не исполнено. Очень обидно, друг мой. Хочется довести дело до конца, хочется видеть свою страну богатой, а народ счастливым. Пусть вас не смущает, что я в отставке. Зато партия, которой я руковожу… Но это уже политика, а вы, как я знаю, далеки от нее. Правильно делаете! Наука… Вы понимаете, с какой надеждой я следил за вашим» работами, как хотел успеха вам и как обрадовался, услышав об открытии! Я молился за вас. Вы - гениальный человек, Карел Долли, и я преклоняюсь перед вами. Очень жалею, что теперь вы не подданный нашей страны. Бравария так нуждается в светлых умах!

- Хеллер… Вам известна такая фамилия? - не вытерпел Карел.

- О да! Мошенник, который к тому же причинил вам немало хлопот. Поверьте, я сделал все, чтобы он не путался у вас под ногами. Сейчас вам никто не мешает, вы не можете пожаловаться на недостаток внимания. Ваш премьер, ученые, весь народ с должным почтением относятся к работам лаборатории.

- Однако признания я еще не получил.

- Слышал. Там какая-то тайна, или ваша позиция…

- И одно, и другое.

- Ну, дело поправимое. Мое расположение, Долли, разве не является своего рода признанием ваших огромных заслуг?

- Если это только любопытство…

- Как бы не так! - с грубоватой фамильярностью отозвался старик. - Э, да вы и сами прекрасно знаете, что не любопытство тут в основе…

Карел промолчал. Не спешил с решающим разговором и его собеседник. Он завозился в кресле. Послышался плеск воды в тазу, потом короткий звонок. Тотчас в комнату вошел человек.

- Унесите воду, Франц, - приказал экс-премьер. - А потом помогите мне, пожалуйста, одеться.

Обернувшись к Карелу, он улыбнулся, как бы прося извинить его. Тяжелые, набрякшие веки старика приподнялись. Карел увидел наконец глаза собеседника - прозрачные, внимательные глаза неглупого, много пожившего человека, строгие, а точнее говоря, безжалостные глаза деспота, умеющего повелевать людьми.

- Вот теперь голова моя в порядке. Что значит простая холодная вода для ног! Как вы это расцениваете, Долли, с позиций медицинской науки?

Карел пожал плечами. Ему не хотелось заводить всегда длинный разговор о сосудах, давлении и прочих таких вещах. Стэнриц понял это и не мешкая вернулся к главному. Он спросил:

- Вы поняли, что я хочу, Долли?

- Да, конечно, понял. Вы хотите пойти на риск.

- Правильно. Я хочу пойти на риск. Я очень этого хочу. Готов па любой эксперимент. Я приеду к вам в любое удобное для вас время. Никто не будет знать. - Он оборвал фразу, подумал п добавил: - Я не поскуплюсь на благодарность. Нет, нет, не о деньгах пойдет речь, Долли. Но вы будете иметь все, что хотите. Я готов предложить вам очень высокий пост в Урдоне, самые большие почести среди людей науки, самые выгодные условия для дальнейшей благородной деятельности, а если угодно, то и гражданство и широчайшие возможности в Браварии. Ведь я все еще имею вес… Только помогите мне.

Последние слова он произнес тихо, с непривычной для него жалостной интонацией. Он готов был унизиться, лишь бы получить согласие.

Карел молчал. Тогда экс-премьер поднялся и тяжело, молчаливо прошелся по комнате.

- Как прекрасна жизнь! Как красива природа, небо, море! Вы только посмотрите, Долли!

Карел тоже встал, но не подошел к окну, не ответил на тираду. Он спросил:

- Вы читали наше сообщение?

- «Опыты по продлению жизни»? Да, конечно.

- Тогда вы должны понять, почему я не могу так просто дать свое согласие.

Стэнриц подошел к Долли вплотную. Карел посмотрел в глаза бывшему главе государства. Но глаз он теперь не увидел. Тяжелые веки сузились, в узких щелях светилась едва скрываемая тоска.

- Вы хотите сказать, что Стэнриц недостоин чести стать молодым? Моя прошедшая и нынешняя жизнь не заслуживает благодарности и уважения человечества? Так я понял вас?

Старик отбросил всякие условности. Он вел разговор начистоту.

Вот когда Карелу потребовалось все мужество, вся выдержка и колоссальное напряжение душевных сил. Перед ним стоял один из сильнейших мира сего, мудрый старец, многие годы железной рукой направлявший деятельность целого государства. И он должен был отказать ему. Должен отказать.

Карел не спешил с ответом. Страха он не ощущал. Но и жалости уже не было.

Стэнриц не отводил глаз. Он словно гипнотизировал биолога.

- Вам придется объясниться. - Спохватившись, он погасил гнев и уже более спокойно сказал: - Присядем, Долли. Высказывайтесь, я вас слушаю. Бояться вам нечего.

- Я не боюсь, Стэнриц.

- Вижу. Жду решения.

- Я не открою для вас новых истин, - сказал Карел. - Вы знаете сами.

- Знаю. Обо мне говорят и пишут много плохого. Особенно на востоке.

- Это так.

- Но меня любит мой народ. Любил, - поправился он, вспомнив свое теперешнее положение.

Карел промолчал. Он не считал, что это так.

- А вы как считаете?-прямо спросил Стэнриц.- Разве я не сделал доброго дела, подняв свою страну из руин? Разве моя политика…

- Ваша политика до сих пор очень опасна. От нее все время пахнет войной. Старый призыв к завоеваниям. И еще ненависть к людям и государствам, добившимся свободы, подавление свободы человека в своей стране. Много лет вы идете по этому пути. А ведь в конце его - истребительная война. Этого никто забыть не может, вы слишком часто подводили мир к опасной грани. И вас любят? За что? Когда вы станете моложе, уйдете от близкой смерти, разве не возрастет опасность для мира? Вы опять займете пост главы государства, и опять… Зачем же я, ученый, далекий от политики человек, буду подталкивать мир к катастрофе? Кто мне позволит?

Стэнриц натужно улыбнулся.

- Похоже, что вы прошли курс науки в Москве. Такое умилительное совпадение взглядов. Кому же вы с удовольствием продлили бы жизнь?

- О, всем людям, которые ценят жизнь. Есть тысячи и миллионы хороших людей!

- Я не в их числе?

Карел не ответил. Он не хотел обострять разговора.

- А если я пожелаю измениться, захочу стать другим, буду делать так, как угодно вам? Каковы будут тогда условия, Долли?

- Я не хочу и не стану диктовать никаких условий. У каждого, даже плохого человека есть добрые чувства. Дайте им волю.

- Вы наивны. Моя воля - это выражение духа нации, целого народа.

- Вернее, части нации. Ее меньшей, самой богатой части. Отойдите от нее.

- Предположим, я отойду. Тогда?..

- Тогда через год или два мы вернемся к нашему разговору. Время покажет, являются ли ваши слова правдой.

- Два года! Я могу умереть, Долли.

Карел развел руками.

Стэнриц встал и опять начал тяжело ходить по комнате. Время от времени он потирал лоб и хмурился.

- Значит, мы так и не придем к соглашению, Долли? Я не тот человек?

- Пока не придем.

- А вы понимаете, что играете с огнем? - он остановился и резко повернулся.

- Я не боюсь угроз.

- Смело сказано. Ну что ж. Заставить вас я не могу. Наверное, никто не может. Поживем, подумаем. Может быть, вы поймете, как наивны ваши суждения. Не берусь переучивать вас, но и сам вряд ли смогу перемениться. Только хочу предупредить: вас уже занесло, Долли. Нельзя диктовать государственным деятелям свою волю и становиться рядом с Богом. Не-досягаемо. И опасно. Очень опасно, как бы умны и велики вы ни были. Ведь при всем прочем, вы только человек.

Когда Карел вышел, экс-канцлер опустился в кресло. Позвонил и устало сказал Францу:

- Несите холодную воду.

Загрузка...