Два шага маятника

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Освещенные окна лаборатории. Ганс Хеллер - гость из Урдона. Испытание

Когда братья остались одни, Ласкар спросил:

- Итак, что ты собираешься делать?

- Продолжать свою работу.

- Цель?

- Все та же. Отодвинуть старость.

- Средства для этого?

- Вторжение в живую клетку. Изменение структуры молекул, воздействие на ход жизненных процессов, на их направление.

- Очень серьезный замысел, Карел. Хватит ли у тебя знании, энергии?

- Ты хочешь сказать - у нас? Уж не собираешься ли ты бросить меня и Полину? Если говорить начистоту, мы не мыслим этой ответственной работы без твоей самой энергичной помощи.

- Если я не сдам…

Карел засмеялся.

- У тебя такой целитель!

Ласкар строго посмотрел на него.

- Это тот редкий случай, когда шутка явно неуместна.

- Прости, пожалуйста. Я не думал, что так серьезно. Будем надеяться, что ты не сдашь.

- Будем надеяться. Хотя, по правде говоря, надежда - это отличительное свойство молодости, а не старости. Убежденность в собственном бессмертии, оптимизм, бездумный и веселый взгляд в будущее - все это для молодых. Что же касается меня… Знаешь, Карел, временами я не могу равнодушно смотреть на часы. Секундная стрелка бежит, бежит, а мне кажется, что это бесповоротно уходит жизнь, как сухой песок между пальцев. Хочется прижать стрелку, остановить. Смешно, не правда ли? Ход времени не остановишь.

- Ты уверен? Как же тогда расценить фразу Бине, который заявил, что мы можем «добавить жизни к годам»?

- Добавить жизни? Это совсем другое понятие, Карел. Бине имеет в виду отодвинуть старость, чтобы люди и в семьдесят, и в восемьдесят лет не ощущали груза прожитого, не страдали от старческих болезней, не портили себе и другим настроение, как это делаю сейчас я. Но он вовсе не собирается остановить ход времени. А профессор Сорбонны Бурльер, труды которого ты знаешь, выражается еще откровеннее. Он утверждает, что «надежду на то, что мы научимся останавливать старение, надо считать иллюзией, а мысль найти лекарство, которое позволило бы противостоять действию времени, - фантазией».

Ласкар говорил эти слова печально. Глаза у него потухли. Он произносил фразы с улыбкой обреченности. Что заупокойный тон! Неужели болезнь снова подкрадывается к нему и готова уже вывести его из состояния неустойчивого равновесия? А эта женщина? Или она не в силах помочь больному? Тогда к чему вся затея с лечением?

Карел сказал как можно веселей:

- Ты расстроен, Ласкар, ходишь туча тучей. В чем дело? Читай Фильдинга, Гашека, Свифта и оставь в покое Бурльера, Бине и прочих унылых авторов. Предоставь их мне. Мы еще поспорим с этими авторитетами.

- Они как раз под мое настроение.

- К черту пессимизм! Все-таки мы будем действовать, не оглядываясь на законников в науке. Мы не станем опровергать Бине и спорить с Бурльером. Нет! Нам надо работать, добиваться удлинения жизни человека, доказывать делом свое право. Не только добавлять жизни к годам, но и сами годы…

- Что ты придумал?

- Я уже сказал.

- Замедлять старение?

- Нет.

- Отодвигать смерть?

- Тоже нет.

- Тогда что же?

- Вот этого я тебе пока не хочу говорить. До норы до времени. Потерпи, дай мне обдумать все еще раз.

Ласкар недоверчиво посмотрел на брата и вздохнул.

- Карел, - сказал он, вставая. - Ты просто хочешь подбодрить меня. У тебя нет никакой загадки.

Физик посмотрел на часы.

- Ухожу. Время укола. Мелкая поправка, а все же реальный факт. И в него веришь.

Он ушел, а Карел так и остался стоять посреди комнаты и думать, так ли он прав, обнадеживая брата и себя. В самом деле, задуманное им было пока еще туманным и неопределенным. Биолог шел ощупью, ›как в сумерках. Но он уже знал, куда идти, и не топтался на месте. Все, что было сделано им до сих пор, требовало продолжения. Поездка в Москву тоже не прошла даром, он еще раз убедился, что прав в своих взглядах. История с космическим опытом была отличным подтверждением его опытов. Правда, потом наступило разочарование. Сколько ни поднимали животных в стратосферу, их организм никак не реагировал на полет или свидетельствовал лишь о слабом поражении. У самой Зорьки месячная встряска сменилась болезненным состоянием, а потом здоровье (и старение!) вошло в норму. Факты очевидные, ясные. Но они не заставили его отказаться от намерения вести опыты именно в этом направлении. Так что пока была лишь гипотеза. И острое желание работы. Ведь можно считать, что существуют факторы, сочетание которых способно круто повернуть ход жизненных процессов в организме.

Карел не собирался предавать забвению слова своего брата насчет того, чтобы использовать в биологии достижения современной физики. Но как это сделать, что конкретно предпринять, он еще не знал или знал весьма смутно.

Как только Карел с женой приехали в Санта-Рок, они в тот же день начали опыты на животных, у которых были искусственно ослаблены главнейшие жизненные функции. В подобном состоянии организм как бы дремлет и теряет способность активно сопротивляться резким изменениям. Воздействия были разные и сильные. Мир малых величин, энергия во всех ее видах врывалась в живые клетки, изменяя процессы развития и наследственность. Опыт в сотне вариантов уже шел. Даже в этот вечер, пока он и Ласкар упражнялись в споре, Полина безвыходно находилась в лаборатории. Искусственное облучение, сверхглубокая гипотермия, литическне коктейли, анестезия, огромные дозы наркотиков, - весь арсенал лаборатории пришел в движение и поверг подопытных кроликов и предшоковое состояние, сбросил их на грань жизни и смерти.

Резкий звонок вывел Карела из раздумий. Он вздрогнул и бросился к телефону.

- Карел? Мы ждем тебя.

Говорила Полина.

- Разве пора? - он вскинул руку, посмотрел на часы.

- Мы подготовили раньше.

- Прекрасно, я сейчас выезжаю.

- А Ласкар?

Карел вспомнил усталое лицо брата, его потухшие глаза.

- Ему нужен отдых. Сами справимся.

Через несколько минут он уже мчался в лабораторию.

Все окна большого одноэтажного дома, где находилась лаборатория, ярко светились. За матовым стеклом двигались тени. Карел кивнул привратнику, надел халат и спустился в зал физических машин.

Дани, Полина и еще три сотрудника регулировали пучок электронов, который выбрасывала небольшая машина. Серые стены ее, сделанные в виде подковы, тускло светились. Равномерно, как заведенный автомат, щелкала стальная заслонка. Гудели выпрямители тока. Шепеляво, вкусно причмокивали резиновые губы компрессоров, создавая в аппаратах вакуум.

Под мертвым светом неоновых ламп на столах, обитых цинком, лежали распластанные кролики. Для них лабораторные столы были Голгофой. Животные мигали красными глазками, шевелили усами, дергались.

Полина обернулась, кивнула мужу.

- Никак не можем подобрать схему, - виновато сказала она. - Вычислительная машина мудрит. Сюда бы Ласкара…

- Попробую, - сказал Карел и прошел к узкому шкафу с десятками глазков и кнопок. Из щелевого отверстия машины выползала лента с пробитыми отверстиями.

Он подвинул себе винтовой стул, одним движением руки вывернул сиденье повыше и сел перед упрямой машиной. Вторая профессия, без которой биологу не обойтись…

Часы отщелкивали время. Шла ночь. И до самого утра не гасли окна в лаборатории, где делалась большая наука.

За час до рассвета Карел и Полина возвращались к себе домой.

Возбуждение долгого, тяжелого и напряженного труда уже прошло, усталость владела ими, хотелось только одного - ни о чем не думать, идти и молчать.

Полина шла, опустив голову. Временами она тяжело повисала на руке мужа. Она не выходила из лаборатории больше двух суток.

- Знаешь, Карел, - вдруг сказала она, - я все равно не усну теперь. Давай выйдем к морю, посидим на берегу. Скоро утро, мы встретим его у моря.

Карел посмотрел на сереющее небо, прислушался. Тихо. Город спал глубоким сном. Ни один лист на деревьях не шелохнулся.

Они свернули к пляжу, прошли мимо темных, непривычно пустых соляриев и углубились в редкий сосновый лес. Через лес добрались до самой воды, выбрали плоский камень и уселись на него.

Береговой ветер не достигал сюда. Море, уставшее за день, лениво набегало на камни, бормотало что-то свое, непонятное людям. На темной, по-ночному страшной, поверхности воды играли неяркие звездные блики, от только что народившегося месяца до самого берега шла робкая, вся в морщинах оранжево-зеленая таинственная дорожка. Затаенной силой дышало море. В нем было что-то от дремлющего зверя: скрытая ярость и уверенная сила. Море навевало мысли о вечности, жизнь со всеми ее радостями и огорчениями казалась здесь, рядом с огромным бесконечным мором, ничтожно малой, до смешного крохотной. Она пройдет, теперешнее поколение состарится, умрет. Вырастут дети, тоже состарятся и уйдут, на смену будут приходить все новые и новые поколения. А море все так же будет набегать на берег, бормотать вечные свои мысли, свирепеть и яриться в штормах, тихо убаюкивать в теплые, летние ночи, - и нет природе конца, море, как и жизнь, бессмертно и вечно. А вот люди…

Полина и Карел сидели долго, тихо. Она дремала, положив голову на плечо мужа, иногда вздыхала. И он, видимо, уснул ненадолго, а когда открыл глаза, то увидел посветлевшее небо, зеленую воду и услышал шум прилетевшего ветра. Мышцы тела отдохнули, в голове прояснилось.

Карел встал и безотчетно засмеялся. Полина улыбнулась. Все на месте. Все хорошо. Вот берег, камни, сосны на твердой спокойной земле и зыбкое море до горизонта, а там за горизонтом опять земля, снова люди, много-много людей, чей здравый смысл и неистощимая энергия уже покорили и землю, и море, а теперь упрямо стремятся в небо, к звездам.

Людям недостает лишь одного - долгой жизни.

- Большой жизни! - сказал Карел громко.

Полина испуганно посмотрела на него. И он о том же думал! Она подняла голову и сказала берегу и морю:

- Вечности людям!

- Видишь, как хорошо, - немного погодя сказала Полина. - Море, как волшебник. Убаюкало, сняло усталость.

- Наша детская колыбель. Все живое вшило из моря.

Они пошли берегом. Полина расшалилась, подпрыгивала, напевала, дурачилась, дергала его за рукава, за волосы. Все-таки хорошо быть молодыми!

- Стой! - скомандовала вдруг она и внимательно посмотрела в глаза Карелу.-Ты, кажется, думаешь о завтрашнем дне? Тобой владеет та самая мысль?..

- Да. А ты разве не об этом думаешь?

Она кивнула и пророческим шепотом произнесла:

- В лаборатории нас ожидает чудо, вот увидишь…

Они, не сговариваясь, повернули назад и пошли по тихим, еще не проснувшимся улицам города опять к своей лаборатории, откуда ушли всего два или три часа назад.

Привратник дремал в широком деревянном кресле. Он открыл глаза, поморгал и, ничего не сказав, опять погрузился в блаженное ничегоневедение.

- Пусть его, - прошептала Полина.

Комнаты лаборатории были затемнены. Лишь в одной горел свет. Данц спал на узком диване. Возле животных сидела лаборантка, она непрерывно измеряла температуру, давала кроликам кислород.

Вскочил Данц, коротко потянулся, кивнул.

Все четверо наклонились над распятыми телами животных. Наступила тишина…

Часов около трех у дверей лаборатории остановилась машина, и шофер передал записку.

- Карелу Долли, - сказал он. - Я буду ждать.

Ласкар писал:

«Понимаю ваше увлечение делом. И тем не менее прошу приехать ко мне. Очень нужны. У меня гость из Урдона».

- Я останусь здесь, - сказал Данц.

Карел Долли знал своего коллегу из Браварии со слов брата, по научным статьям и отзывам других биологов. Так получилось, что они до сих пор не встречались. Но он сразу догадался, кто этот плотный, широкоплечий господин, который сидел в кабинете Ласкара по правую руку от хозяина и увлеченно курил, посмеиваясь и болтая всякий легкий вздор: Долли и Хеллер были товарищами еще по университету.

- Ганс Хеллер, - чуть картавя, сказал гость, живо вскочивший со своего кресла. Он протянул Карелу крепкую, такую же розовую, как и лицо, руку. - Очень рад, коллега, - добавил биолог и улыбнулся еще шире. Повернувшись к Полине, Хеллер сделал глубокий поклон.

Памела Гривс сидела чуть в стороне. Не белое, фарфоровое лицо было напряженным.

- Много читал о вас, Долли, всегда восхищался вами, но как-то вот не приходилось встречаться, хотя мы давно работаем в смежных областях знания, пожалуй, даже над близкими проблемами, а?

Карел с интересом разглядывал его. Он почему-то не представлял его таким. Думал, старик, съевший зубы на фармации. Его суждения в биологии, в частности в гериатрии, вызывали всегда удивление: статьи Хеллера были наивными, даже спорить не хотелось.

И тем не менее Хеллер постепенно стал одним из богов, на которого буквально молились старые люди во всей Браварии. Он был владельцем и научным руководителем фирмы, производящей лекарства главным образом для лечения старости. Говорили, что Хеллер очень богат. Понятно: надежда богатых стариков, которые ни перед чем не остановятся, лишь бы остаться «в форме». Имя Хеллера благодаря идеальной рекламе стало широко известно в Браварии и в других странах. Что же касается патентованных средств фирмы… Но об этом Карел не хотел говорить сейчас. Ведь Хеллер был гостем, а хозяевам при всех обстоятельствах следует быть тактичными и вежливыми.

- Очень рад знакомству, Хеллер, я тоже хорошо знаю и вас, и ваши труды. Сожалею, что визит не случился раньше. Вы сейчас из Урдона?

- Да, из-за границы. Но она, к счастью, более иллюзорна, чем реальна. И, конечно, не помешает научным связям, если они наладятся. Л я этого очень хочу, Долли. Я и в Санта-Рок приехал не только к Ласкару, но .и лично к вам, чтобы ознакомиться с достижениями вашей лаборатории.

- Какие там достижения, Хеллер!

- О, не говорите… Я читаю журналы и, кроме того, достаточно осведомлен. Когда вы только начали операции на хромосомах, я понял, что в биологию пришел незаурядный ученый. А.опыты по выращиванию готовых органов из одной клетки?

- Ни один из этих экспериментов пока что неприменим практически… - Карел старался быть объективным.

- Но все мы знаем, что и это не за горами. Когда-нибудь, возможно в самом скором времени, вы, Карел, вместе с вашей очаровательной супругой предложите человечеству целый набор готовых запасных частей взамен износившихся.

Все засмеялись.

- Кроме головы, да-да, кроме головы! - сквозь смех проговорил Хеллер. - Тут никакой ученый не поможет.

Он умел создавать атмосферу непринужденности, этот Ганс Хеллер. Крупное, покрасневшее лицо его лоснилось от удовольствия. Он говорил, шутил и смеялся больше всех, но знал меру воздействия на общество и потому не казался назойливым. Веселый, умный человек, открытая душа! Лишь одна Памела Гривс сидела как бы в стороне от всего этого. Ее белое лицо было непроницаемым. Только когда Хеллер бросал на нее мимолетный, изучающий взгляд, Памела опускала глаза, словно не хотела, чтобы шеф проник в ее мысли.

Разговор все время вертелся вокруг проблемы борьбы со старостью и старением. Хеллер рассказал о работах своей лаборатории. Да, они синтезировали препараты, удаляющие из организма токсины старения. Да, в его клинике успешно лечат новокаином. Они нашли новые средства против склеротических изменений, одно из которых применяется сейчас «а его лучшем друге и нашем любезном хозяине.

- Но все это частности, мы так же далеки от серьезного вмешательства в организм, как и пять, и десять лет назад, - с горечью говорил Хеллер и вздыхал, с надеждой поглядывая на Карела Долли, призывая его разговориться, начать свой рассказ.

Однако биолог Долли не спешил. Он вежливо улыбался, кивал головой, поддакивал Хеллеру, в чем-то соглашался, спорил с ним, но ни словом не обмолвился о своей теперешней работе. Встречаясь с замкнутостью Долли, Хеллер все чаще и чаще замолкал, словно спотыкался.

Памела прекрасно понимала всю эту игру своего шефа,, иногда она затаенно улыбалась, но так и не вступила в разговор. Карел перехватил два-три раза ее взгляд, брошенный в сторону Ласкара, и в сердце его возникло беспокойство. Что-то должно случиться… Она слишком обаятельна, и брат, при всей его скромности, не устоит перед этой женщиной. Будет ли это к лучшему для него?..

Наконец Ласкар догадался прекратить ученые разговоры.

- Не знаю, как ты, Ганс, но все мы порядком проголодались, - сказал он. - Не пора ли за стол? Как говорят, баснями соловья не кормят. Прошу, мой друг…

- Но сначала вы пройдете со мной, - сказала вдруг Памела и довольно энергично взяла Ласкара под руку.

- Да, да, мы сейчас… - Ласкар вдруг растерялся. - Обязанность врача мадам Памела исполняет всегда с удивительной пунктуальностью!

Они возвратились в столовую через несколько минут.

Все славно посидели за столом, потанцевали, а потом произошло то, что всегда происходит на званых вечерах: Полина и Памела уединились и оживленно заговорили обо всем, что их касается и не касается, а мужчины, сбившись в группу, завели разговор о знакомых, о делах, которые их интересовали больше всего на свете.

Без всякой дипломатии Карел вдруг спросил своего браварского коллегу:

- Что интересует вас в моей лаборатории?

Ганс Хеллер улыбнулся своей обескураживающей улыбкой и, подавшись к биологу, доверительно, как близкому другу, сказал:

- Сейчас говорят о ваших опытах в связи с поездкой в Москву. Национальная Академия Браварии, членом которой вы, дорогой мой друг, все еще состоите, несмотря на разделение страны, считает вашу прошлую работу в области геронтологии выдающейся. А новую - тем более интересной для всех. И, пожалуйста, без протестов. Это так, Я буду очень рад, если мне удастся познакомиться с постановкой дела. Может быть, вы сумеете сделать то, что никак не удается сделать с применением лекарств.

Мы сами не знаем, - сказал Карел не очень уверенно. - Понимаете, я еще не разобрался в проблеме, мы еще в поиске…

- Позвольте и мне присоединиться к вашим поискам.

- Это не так просто, Хеллер. У нас разные точки зрения на проблему в целом.

- Не думаю. Ведь вы хотите коренного изменения процессов…

Карел поморщился. Что он знает? И откуда?

- А вы?

- Я тоже.

- Будем работать параллельно. Хорошо?

- Но лучше, если вместе. - Хеллер настойчиво шел по избранному пути.

- У нас пока нет успехов, Хеллер.

- Успехов в чем? - спросил Хеллер, улыбаясь, как деревенский простачок.

- В познании сил природы.

- И только?

- Разве этого мало? - вопросом на вопрос ответил Ласкар, все время напряженно слушавший разговор.

- Да, мало. Нужно овладеть силами природы, - сказал Хеллер, убежденно пристукнув ладонями по ручкам кресла.

Его жест, его улыбка и тон разговора - все свидетельствовало о страстном желании опять завязать большой и откровенный спор. Как раз этого и не хотелось Карелу. Выдавать свои еще не устоявшиеся взгляды, видимо, рано. Да и не к чему. Он промолчал, а Ласкар сдержанно поправил Хеллера:

- Овладение силами природы, дорогой Ганс, не мыслится без познания этих сил. Сперва знать, потом направлять.

- Насколько мне известно, Карел Долли уже сейчас ставит дело на практические рельсы. Ведь он же…

Хеллер оборвал фразу и выжидающе посмотрел на Карела. Он нарочно не договорил, в этом Карел был готов поклясться. Хитрец!.. Ласкар быстро глянул на брата.

Но Карел так и не досказал за Хеллера фразу. Она повисла в воздухе. Незачем ему знать подробности.

- Я покажу вам лабораторию, и вы убедитесь, что наше дело пока что не вышло из области теорети-ческой, - миролюбиво сказал Карел. - Разве что в будущем…

Хеллер вздохнул. Войти в доверие к молодому биологу на этот раз не удалось. А что касается лаборатории… Разве он покажет?

После ужина Хеллер стал прощаться.

- Ты в гостинице? - спросил Ласкар.

- Я не хотел тебя стеснять. Тем более, что Памела… - Он посмотрел на нее, спросил: - Вы проводите меня, доктор?

- Хорошо, - сказала она, не подымая головы.

Ласкар нахмурился. Это ему не понравилось. Но он сдержался. Хеллер подал физику руку, шепнул:

- Я хочу поговорить с Памелой о тебе. Ведь и я отвечаю за твое здоровье, раз взялся, правда?

- Понимаю. Когда ты приедешь?

- Завтра же… Нам есть о чем поговорить и что вспомнить. Верно?

Когда они вышли, Карел засмеялся.

- Ну и хитрец! Он всегда был таким?

- Он всегда делал бизнес, - без улыбки ответил Ласкар. - Это его стезя. Удачливый малый. Ведь он уже сейчас миллионер. Знаешь, что он предложил? Уговорить тебя объединить лаборатории - не больше и не меньше.

- Вот как! - Карел и Полина переглянулись.

- Да, так. Его деньги, ваши труды.

- Но он ничего не знает о наших трудах! - воскликнул Карел.

Видимо, чувствует. У него обоняние бизнесмена.

- Что ты ему ответил?

- Отказал.

- Спасибо. Это правильно. Мы ничего не покажем ему, верно, Полина?

- Ужасно настойчивый человек, - сказала она.- Напорист, но весь на виду. Что у них общего с милой мадам Гривс? Они ведь очень разные люди! Правда, Карел?

Ласкар вдруг замкнулся. Напоминание о Памеле расстроило его. Где она там? И правда, что у них общего?

- Мы пойдем, - сказал Карел.

Хлопнула дверь. Быстро вошла Памела. Ласкар облегченно вздохнул.

- Вам пора отдыхать, Ласкар, - заметила она.- Вид ваш мне не нравится. Румянец, глаза блестят. Волнуетесь? Надо лечь.

В ее словах была необычайная для врача нежность

Когда Ласкар лег в постель, в дверь постучали.

- Вы? - сказал он, приподымаясь.

- Лежите, пожалуйста, я на минуту. - Памела протянула лекарство. - Возьмите.

Он покорно выпил. Памела не уходила.

- Что вам сказал шеф? - спросил он.

- Ничего нового. Обычные расспросы. Он беспокоится о вашем здоровье так же, как п я.

- Спасибо. - Ласкар поколебался мгновение, спросил: - А кто беспокоится о вашем здоровье, Памела?

Она посмотрела ему в глаза.

- Сама. Только сама. Почему вы спросили?

- Слушайте, Памела, - он оперся на локоть. - Позвольте мне узнать: что у вас общего с Гансом?

- Отвечу: ничего. Ни-че-го! Но я ему обязана. Когда-то он избавил меня от беды. С тех пор я работаю у Хеллера. И он не может на меня жаловаться.

- Вы одиноки?

- Да, - тихо сказала она.

- Как и я…

- Спокойной ночи, Ласкар. - Она повернулась и вышла.

Ласкар Долли пролежал с открытыми глазами почти до утра. Не мог уснуть.

…Резкий звонок поднял Карела в пять утра. Сильно застучало сердце. Полина открыла глаза.

- Тебя? - тревожно спросила она.

- Ты спи, я сейчас…

Говорили из лаборатории. Голос был взволнованный, хотя сотрудница и пыталась сдержаться.

- Повторите, пожалуйста, - попросил Карел, облизывая сразу пересохшие губы.

- Номер семь, девять, одиннадцать, тринадцать в состоянии агонии. Признаки паралича дыхания. Еще у четырех положение лучше, но я боюсь, что и они..

- Машину выслали за мной?

- Только что.

- Где Данц?

- Он ушел четыре часа назад.

- Пошлите за ним. Пока я приеду, подготовьте кислород.

Когда Карел вернулся в спальню, Полина уже одевалась.

Он ничего не объяснил, она все поняла по его лицу. Ну что ж, в их работе бывает всякое. Тревоге и даже беде не запретишь появляться в лаборатории. Нехоженые дороги - самые трудные дороги, это давно известно.

В машине, мчавшейся по пустынным улицам сонного города, она сказала, пытаясь отвлечь мужа от трудных дум:

- Наверное, до чуда еще далеко, правда? Придется потрудиться.

- Пожалуй, что так. Боюсь, увидим катастрофу… - Он говорил спокойно, но она знала, чего ему стоило это спокойствие.

Данц опоздал на полминуты. Карел и Полипа входили в лабораторию, а он только выскакивал из машины. Он догнал их, озабоченно кивнул и исчез в своем кабинете. А через минуту, уже в халате, стоял возле клеток вивария и ждал указаний.

Седьмой лежал вытянувшись: погиб. Остальные, старые, едва живые кролики, подвергшиеся жестокому опыту, агонизировали. Ну, нет! Маленький коллектив лаборатории явился бороться со смертью, они не могли стоять сложа руки. Все пошло в ход, вплоть до аппаратов искусственного дыхания. Доктор Данц никогда еще не был так безупречно точен, так скор в движениях, так понятлив, как в этот раз… А Полина… Она словно читала мысли Карела. В первые же минуты удалось вытащить из объятий смерти одно животное, потом другое, третье. Девятый был уже вне опасности, он хлопал красными веками и почему-то отчаянно чихал.

- За этого я спокойна, - сказала Полина и переключила все свое внимание на одиннадцатого. Смерть подкралась к нему вплотную, он судорожно вытягивался. Но они спасли и его. Шесть из семи возможных!

Это были отчаянные, страшные для Карела часы. Но он вышел победителем.

В окна уже заглядывал тусклый утренний свет, но и и кто не замечал его, все были еще заняты работой. Лаборатория напоминала полевой госпиталь в часы сражения. Большие электрические лампы заливали комнату ослепительным светом. Где-то наверху хлопали двери, раздавались голоса. Лаборатория работала, и только посеревшие от усталости и напряжения лица биологов и врачей говорили о страшном напряжении, которое они выдержали за ночные часы.

Наконец Карел помог жене снять халат, усадил ее в кресло и сам тяжело упал на соседний стул. Данц все еще прохаживался возле успокоившихся питомцев.

Полина сидела с закрытыми глазами. От напряжения у нее дрожали пальцы.

- Задали они нам хлопот, - сказал Карел охрипшим от волнения голосом.

- Этого надо было ожидать. Пожалуй, мы слишком понадеялись на выносливость организма. А ведь они старые, Карел. Старые, много пожившие кролики. И все-таки… - Полина улыбнулась.

Смерть животных, на которых биологи уже давно возлагали свои надежды, отбросила бы их далеко назад. Этого не случилось, они выиграли схватку со смертью.

- Животные еще покажут себя, - продолжала Полина. - Вот увидишь. Думаю, что сейчас как раз миновала первая половина задуманного нами: цепь изменений организма от начала процесса до порога смерти. Теперь мы знаем, как сложна эта цепь, сколько искусства требуется для того, чтобы затушить процесс у самого порога! Ну что ж, Карел. Начнем вторую половину: теперь пойдем как бы назад, до первичного акта. Помнишь, мы говорили о чуде. Вот когда оно подступает, это настоящее чудо!..

Он не ответил жене. Он думал сейчас о другом.

Химики всегда имеют дело с замкнутыми системами, где существует равновесие в процессах. Мертвые схемы. Спокойные реакции.

Совсем иная сфера у биологов. Они ведут работу с организмом, с безусловно открытой системой, компоненты которой все время подводятся и отводятся, с жизнью, вечно движущейся, взаимосвязанной, где никогда не знаешь, что начнется после твоего опыта и куда может привести цепь связанных явлений. Ученые называют такие опыты нестационарным равновесием. Биологов почти всегда поджидают сюрпризы, неудачи, потери. Где же выход? Уж не в том ли, чтобы попытаться перевести живой организм на время опытов в состояние закрытой системы, то есть подвести его к черте, где кончается жизнь? Именно это только что случилось с кроликами. Но какой ценой досталась победа? И можно ли подобными приемами экспериментировать дальше, думать об опыте над человеком? Нет и нет! Впереди долгий и трудный поиск. Помочь им может только физика с ее сложными машинами.

- Я знаю, о чем ты думаешь, - сказала Полина. - То, что можно было сделать с кроликами, нельзя повторять с…

- Нельзя. Ты угадала. Риск очень велик. Не оправдан, если угодно.

- Выход?

Переложить тончайшие расчеты на плечи машин.

- Кибернетика?

- Да. Успех решается часто в доли секунды, один упущенный момент - и все рушится. Человеческий мозг не в силах ухватить необъятное. Нам нужны машины. Но уж коль мы начали, не остановимся, не сдадимся.

Они еще раз осмотрели животных, сделали запись для дежурного медика и только тогда вышли из лаборатории.

И первым, кого увидели Карел и Полина, был Ганс Хеллер. Он бросился к ним, заулыбался, крепко пожал руку биологу и его жене.

- Я так долго искал вас, друзья!

- А мы искали вас, господин Хеллер, - живо и весело ответила Полина. - Как раз думали показать вам лабораторию и уделить час - другой обмену опытом.

- Тогда - за дело! - крикнул он.

- Увы! - произнес Карел. - Свободные часы окончились. Нас ждут. Очень неладно получилось, Хеллер. В другой раз нам надо договариваться о времени более точно. И заранее, конечно.

Хеллер растерялся.

- Может быть, несколько минут, Карел?..

Долли развел руками.

- У меня нет ни минуты свободной. Впрочем, вы можете поговорить с моим помощником. Он вам кое-что покажет. Данц, будьте добры… А вечером мы к вашим услугам, Хеллер. Верно, Полина?

- Будем рады увидеть вас, - сказала она с улыбкой.

Хеллер поклонился.

Когда гость вместе с помощником ушли, Полина спросила:

- Он предупрежден?

- Данц покажет только старые помещения, где мы занимались изучением гормонов. Пусть не думает, что мы скрываем от него… Главного он не узнает.