Дважды рожденный (СИ)

Глава 5

Нет ничего таинственнее сил человеческих. Вот хотя бы такая странность: известно, что многие гибнут еще до того, как штык пронзит их бренное тело, и это понятно. Но есть и те, кого убивать устанешь, а они назло врагам все равно выживут. Примеров тому хватало во все времена. И что тут решает — неясно. Настрой, характер, здоровье, гены, судьба или промысел свыше? Оставалось надеяться, что двоюродные братья — люди упрямые и переборют смерть. У самого же Марта гематома на боку показывала чудеса самоисцеления и регенерации.

После целого дня иссушающей жары, от которой не спасали даже толстые стены, в квартире, куда Март добрался поздним вечером, было душно как в бане. Первым делом он побежал в душ, настроил прохладную воду и, как в детстве, весело отфыркиваясь, полчаса поливал себя из лейки. Немного полегчало, но дышать все равно было нечем. Вроде бы он настолько устал, что стоило упасть на кровать и мигом вырубишься.

Но не тут-то было: впечатления перехлестывали через край и сдерживаемый адреналин теперь выходил наружу. Нет, никаких угрызений совести и сожалений об уничтоженных врагах он не испытывал. Если что и было, то удовлетворение от хорошо сделанной работы.

Промаявшись некоторое время в постели, кинул одеяло и подушку прямо на ковер, укрывшись одной тонкой простынкой. Надеясь, что хоть деревянный пол остудит перегретый организм, подарит немного прохлады, и ему удастся уснуть.

Наверное, он все-таки задремал, так что, когда посреди ночи заметно похолодало, пришлось подниматься и впотьмах перетаскивать теплое одеяло из шерсти горбача обратно на кровать. Завернувшись в него, как в спальник, Март провалился в сон и крепко проспал до позднего утра.

Может и дольше бы провалялся в постели, если бы не озорные лучики яркого солнечного света, бьющего, отражаясь от зеркальной дверки плательного шкафа, прямо в глаза. Как же тяжело и медленно пробуждаться в темноте и холоде. И насколько легко при солнечном свете: сна как не бывало! Настроение на пять с плюсом. Отлично быть живым, здоровым, полным сил и молодого задора. И совершенно точно уж ему — дваждырожденному — не о чем горевать. А какие перспективы и возможности открывали опыт и знание сразу двух жизней! Главное теперь с умом всем этим распорядиться.

Март, встав посередине комнаты, словно заново окинул хозяйским взглядом привычную обстановку. Оштукатуренные, свежепобеленные стены, почти везде завешанные нарядными ткаными коврами. На деревянном полу тоже большой ковер, тот самый, что приютил его на ночь. Вся мебель из натурального дерева, ткани и кожи — массивная, тяжелая, даже на вид крепкая. В красном углу на божнице старинные, потемневшие от времени иконы, окруженные тканым, красным по белому, узорным рушником. Под ними на тройной цепи подвешена не зажженная сейчас лампада. На полках несколько книг, по большей части духовного содержания.

— Добротно, даже монументально, хоть и несколько архаично, — вынес Двойдан вердикт.

Под потолком на витом шнуре одиноко висела лампочка, а на стене у кровати расположился репродуктор. Включил его, повернув регулятор громкости вправо, и услышал какую-то приятную оркестровую музыку.

— Однако, цивилизация.

На столе стояла керосиновая лампа, но пользоваться ею приходилось не так часто, только когда случались перебои с подачей электроэнергии. Имелся даже персональный санузел. Роскошные условия! Положительно, сегодня его день!

В шкафу с большим зеркалом в створке нашлось много чистой одежды. Удивило, что у мирян в ходу вместо исподнего настоящие футболки, сатиновые трусы и даже носки. Явно не из домотканины, а фабричного производства. Рубашки тоже не на руках шитые.

— Ох и шевелюра у тебя, брат, — приосанившись перед зеркалом, попытался расческой привести в порядок густые, изрядно отросшие вихры, падающие на глаза. Не добившись толком результата, махнул на это дело рукой. — Оно, конечно, привычнее со стрижкой, по уставу, но, дабы не бросаться в глаза, оставим все как есть, — память и наблюдения вчерашнего дня подсказывали, что здешний народ вообще коротко стричься не считает приличным.

Завершили утренний туалет мыльно-рыльные процедуры. К слову, щетка, как сразу для себя отметил Март, тоже была явно привозная — с пластиковой рукоятью и сложно устроенной щетиной. А вот мыло и зубной порошок точно местного производства.

Еще раз критично, но благосклонно рассмотрел собственную юную физиономию и остался в целом доволен. Из зеркала на него смотрел юноша с правильными чертами лица, крепким подбородком, прямым носом и синими, как небо в солнечную погоду, глазами. В этой жизни природа одарила его светло-русым цветом волос, с редким, каким-то платиновым оттенком.

— А я ниче так… Норм!

Подойдя к распахнутому настежь окну, долго с интересом рассматривал светлые, высокие башни, без всякой системы разбросанные тут и там, соединенные узкими улочками, между которыми проглядывали черепичные крыши обычных домов.

Еще пока умывался и чистил зубы, в голове нарисовалась программа действий. «Начнем со знакомства с городом. Так сказать, окинем свежим, незамыленным взором достопримечательности Тары. И заодно прикинем, что и как я здесь могу сделать на перспективу. Вчера я привычно проехал по знакомым, темным улицам, так ничего и не рассмотрев. А очень интересно, как тут местные обустроились».

Ради такого случая можно было и приодеться. Свободного покроя льняные штаны, светло-серая футболка и темно-синяя, под цвет глаз, рубашка с распашным воротом. Полы ее заправлять за пояс не стал, да и застегивать не захотел. Пусть это и нарушало местные правила, зато было стильно, модно и молодежно. А также в меру по-раздолбайски. Что тоже плюс. Но нашелся и минус — единственной подходящей обувью оказались изрядно потрепанные легкие туфли, но тут уже выбирать не приходилось. Давали себя знать финансовые проблемы семьи, навалившиеся в последнее время.

Кобуру с пистолетом на пояс — без этого даже внутри башни никак. Критически посмотрев на получивший повреждения бронежилет, решил одеть его прямо на футболку, но попозже, перед выходом на улицу. Сначала следовало завершить домашние дела. Первым делом перекусить, потом разобраться с добычей и обязательно разузнать новости про раненых парней. Не успел шагнуть за порог, как из двери напротив появился Зотей и, обнажив ровные белые зубы в радостном оскале, пошел навстречу.

— Ну, здравствуй, герой!

— И тебе не хворать, братуха.

— Ты утреннее моленье пропустил.

— Зато выспался, — резонно возразил ему Март, но тот лишь отмахнулся, мол, не про то разговор.

— Есть хочешь?

— Вроде того. А с какой целью интересуешься?

— Да вот хотим от души тебя угостить. Марфа с утра пораньше наготовила пирогов с мясом и сладких, а сейчас жарит твои любимые сырники. К ним сметана и вишневое варенье.

— Да кто ж от такого откажется⁈ — простонал Март, а желудок его пробурчал что-то невнятное, но явно выражая полное согласие.

— В столовой сегодня ячневая каша на молоке, — ставя окончательную жирную точку в уговорах, доверительно сообщил родич.

— А по поводу чего такое пиршество? — тут до него явственно долетел аромат жарящихся сырников, захотелось по-быстрому свернуть диалог. — Впрочем, мы это еще успеем обсудить. А то мне до того жрать хочется, аж спать негде…

Башня больше всего напоминала укрепленную одноподъездную многоэтажку с пищеблоком и прочими хозбыт заведениями в цоколе и подвалах. Для холостых и просто тех, кому некогда было заморачиваться готовкой, варили на общей кухне. Пища самая простая, зато сытная. Он туда и направлялся. А тут такой подарок судьбы!

— Тогда милости прошу, гость дорогой! — как-то даже торжественно и напевно, словно обряд совершал, а не в суете житейской, произнес Зотей. И отступив назад, посторонился, всем видом приглашая к себе.

Его понять было можно. Они ведь с Гришей родные братья. К тому же погодки. Росли вместе. Младшие сыновья Поликарпа Маркеловича. И еще одно умозаключение проскочило в голове. Раз хозяин дома улыбается и за стол зовет, значит, с Григорием все более-менее в порядке. Вахрамеевы не только упертые, прижимистые и двужильные, но еще и благодарными быть всегда умели. А долг платежом красен. Вот и решили отблагодарить, чем смогли.

Утреннее застолье — отличный повод разузнать в подробностях, что и как. Зотей во всех новостях семейных всегда в курсе. Ему по должности положено. Его отец — старший над дружиной клана. Вроде военного вождя. А еще он капитан городской конной стражи. Сын при нем помощником. Отвечавший за караулы, внутренний распорядок, ворота и охрану родовой башни.

Март и прежде бывал у них. А сырники у Марфы и в самом деле, как говорила бабушка Катя, ум отъешь. Усадили, предложили на выбор — взвар и простоквашу со льда. Тоже, скажу вам, вещь! Крупными мягкими комками, нежная, вкусная, а под сырники так и вовсе идеал.

— Хозяйка, добрый день.

— Проходи, Март, садись, — широко улыбнувшись, почти пропела она.

Два раза повторять не надо. Перекрестился и за стол. Первым делом спросил:

— Какие вести? Что с нашими?

— Григорию несколько часов делали операцию. Вытащили несколько пуль, почистили раны. Сейчас он спит под капельницей.

— Слава Богу! А что с Ефимом? — не без тревоги задал вопрос о втором.

— Врач сказал — жить будет! Но на поправку еще не скоро пойдет.

— Так он и не дышал почти.

— Дед ничего не пожалел. Отвалил часть Груза за лекарства иномирные.

— Да неужели… прежде за ним такого не замечалось…

— Ты бы, Март, такие слова не говорил, — осторожно попытался вразумить его Зотей, — не будет тебе добра от них. И так по краю ходишь…

— Есть что-то, чего я не знаю? — спросил, дожевывая последний сырник.

— У деда характер крутенек. С годами построжел того больше. А ты без должного почтения с ним.

— То есть наград и повышений мне от него ждать не приходится?

Двоюродный брат чуть не поперхнулся взваром. Привычным жестом огладил бороду и покачал головой.

— Ты ведь виноватиться перед ним не станешь?

— А за что?

— Вот и я о чем. Дед и за меньшее из рода изгонял. Тем более в вере не крепок, молишься мало… Вчера ты большое дело свершил для клана, но поскольку перед большаком не гнешься…

— Вышло только хуже? — понимающе качнул головой Мартемьян.

— Пойми, не может он допускать, чтобы в семье силу брали те, кто ему открыто противоречат. А то, что ты стрелок первейший и воин добрый, так это всем понятно стало. Легко сказать, в одного всю банду положил!!! Только это еще хуже. Сидел бы тихо, может, со временем бы и подзабылось все. А так…

— Оно так всегда в жизни. Наказывают невиновных, награждают непричастных, — притянув к себе на тарелку большой кусок ароматного, истекающего соком мясного пирога с картошкой, изрек известную армейскую мудрость. — Зотеюшка, будь добр, разъясни мне толком, чего ждать, к чему готовиться?

— Кто бы мне подсказал… ты вот о чем еще подумай, Март. Барантачей этих один ты видел живыми. Что про них тебе ведомо, никто не знает. А ведь от кого-то они узнали и про Груз, и про малый обоз.

— Думаешь, у нас завелась крыса-соглядатай?

— Тут и думать нечего. Наш род ослабел, могли сыскать иуду. Перекупили, посулив взять в свой клан или иным чем, — уверенно подтвердил мое предположение двоюродный брат. Марфа тем временем закончила возиться у плиты и молча присела рядом с мужем. — Вопрос в другом. Ты им дорогу перешел. И может быть, что-то о них знаешь.

— Считаешь, могут еще раз попробовать убить?

— Трудно сказать… Но и исключать такое нельзя. Так что будь осторожнее.

— Это мое второе имя. Тут можно не переживать.

Зотей переглянулся с женой, и они одними глазами улыбнулись друг другу. Очевидно, что на их взгляд человек он был буйный и бедовый.

— И вот еще что, Мартемьян. Про лошадей и прочее никого не спрашивай. Большак распорядился их в табун отогнать.

— Вот так поворот… — он даже растерялся на миг, — что за вопиющий волюнтаризм?

— Двух коней, что ты сам привел в башню, я сразу убрал в сторонку. Они — твои, — нарочито не обратив внимания на реплику, закончил он свою мысль.

— Вот за это спасибо, братан. И тебе, Марфа Ильинична, благодарствую. Накормила, просто отпад! Не сочтите за нахальство, но могу я пару кусков пирога с собой прихватить?

— Неужто не накушался? — широко улыбнулась Марфа и тут же принялась щедро укладывать пироги в деревянный туесок.

— Да я не себе. Угостить кое-кого хочу твоей великолепной стряпней.

— Вот, держи. После посуду занесешь.

— Вот спасибо, вот хороший человек. А теперь пора мне. Дел еще много.

Следующим пунктом плана на день значился поход на подвал. Добытые в бою стволы и броню, оставленные накануне вечером в оружейке, следовало привести в порядок, разобрать и тогда уже решать, что с этим стреляющим железом делать. Спешить было некуда, да и наелся он от души, до полнейшего осоловения. Организм молодой, но сигать с набитым животом по перилам пожарной лестницы ни смысла, ни желания не имелось.

В голове вяло крутилась мысль: «Сам Зотей решил со мной такие разговоры вести или дядька надоумил? И если так, то что из этого следует? Поликарп Маркелович — мужик сам по себе толковый. И к отцу относился всегда с уважением. Так-то его понять можно. Грамотный боец никому не лишний. Да и кровь не водица. Да и сына я ему спас. Должен он Марту Вахрамееву теперь, как земля колхозу. Как и дед. На котором нынче три пуда Груза повисли, спасенные мной. И вот, что точно можно сказать. Те, за кем власть, почему-то не любят быть должны тем, кто много ниже их. Тем более, что ведь кругом правда моя. И с лекарствами вон как вышло. И напали на обоз, потому что слабо его защитили. Все одно к одному».

За размышлениями и сам не заметил, как добрался до подземелий башни. По пути встретилось несколько родичей. Все первыми здоровались, даже те, кто старше. Дело небывалое. Уважили. Вроде и мелочь, а приятно.