Движущая сила

Глава 2

Как и можно было ожидать, проснулся я, окоченев от холода, когда естественный свет уже начал смешиваться с электрическим. Зевая, я побрел на кухню в поисках тепла и кофе. Принесли газеты и почту. Я рассортировал счета, пробежал заголовки в газетах, открыл страницу с отчетами о скачках, съел кукурузные хлопья и ответил на первый телефонный звонок нового дня.

Как правило, мой рабочий день начинался в шесть или семь утра и заканчивался, если все нормально, в полночь, во все дни недели, включая воскресенье, но для меня такой режим давно стал образом жизни, а не бедствием. Так же работали и тренеры, которым, судя по всему, казалось, что, поскольку они сами встают на заре или до зари, чтобы присмотреть за лошадьми, все их служащие должны поступать аналогичным образом.

Планы менялись со дня на день. Сегодня, в пятницу, первым позвонил тренер, чей жеребец поскользнулся в стойле и покалечился, пытаясь снова встать на ноги.

— Поганец вывихнул себе заднюю ногу. Когда старший конюх пришел, он прыгал на трех ногах. — Низкий, звучный голос сотрясал мою барабанную перепонку. — Он не сможет бежать в Саутуелле, чтоб ему пусто было. Вычеркни его из списка, ладно?

Я сказал, что все сделаю.

— Спасибо, что предупредили.

— Я знаю, у тебя все забито, — гремел он. — Значит четверо в Сандаун. Только Бретта не посылай, он нытик, расстраивает моих парней.

Я заверил его, что не пошлю Бретта.

— Порядок, Фредди. До встречи на скачках. Не теряя времени, я позвонил своему старшему водителю и спросил, ушли ли уже фургоны на Саутуелл.

— Разогревают моторы, — сказал он.

— Вычеркните Ларри Делла. У них жеребец захромал.

— Понял.

Я положил трубку телефона в кухне и направился в гостиную, где на письменном столе были разложены подробные графики на неделю с данными, куда и чьих лошадей должен везти тот или иной фургон. Я всегда составлял эти графики в карандаше, так как постоянно приходилось вносить изменения.

На соседнем столе, до которого можно было легко дотянуться, повернувшись во вращающемся кресле, стоял компьютер. Теоретически проще было вызвать данные по каждому фургону на экран и внести нужные изменения. Я и закладывал в компьютер все сведения о ездке, но только после ее завершения. Что касается текущих дел, я продолжал предпочитать карандаш и ластик.

На ферме, в главном офисе, две мои умницы-секретарши Изабель и Роза старательно и аккуратно вводили в компьютер все новейшие данные и посмеивались над моими допотопными методами. Компьютер в моей гостиной играл роль своеобразной подстанции, в которой немедленно отражались все изменения, внесенные в главный компьютер. Я его использовал в основном с одной целью: проверял, что было сделано в мое отсутствие.

В свою очередь я вводил в компьютер все данные, которые поступали до начала или после окончания рабочего дня, и таким способом мы еще ни разу не оставили ни одного скакуна безнадежно ждать кареты для поездки на бал.

Я сверился со списком, который был вполне типичным для пятницы начала марта. Два фургона направлялись в Саутуелл, где в любую погоду всю зиму проводились гладкие и барьерные скачки. Четыре фургона должны были везти скакунов на дневную программу стипл-чейза в Сандауне, к югу от Лондона. Один девятиместный фургон вез племенных кобыл в Ирландию. Еще один шестиместный — племенных кобыл в Ньюмаркет, другой — в Глостершир, а третий — кобыл к жеребцу в Суррей: март — самое время для спаривания племенных лошадей.

Один фургон не был задействован, так как должен был пройти технический осмотр. Еще один направлялся во Францию. Один будет перевозить молодых кобыл Джерико Рича в Ньюмаркет. Бретт и его девятиместный фургон, стоящий в данный момент под лучами поднимающегося солнца у меня во дворе, должен был весь день ездить туда-сюда, перевозя всю конюшню тренера, переезжающего из Солсбери в Пиксхилл, — не слишком длинный маршрут, но многократный и, с моей точки зрения, выгодный.

На будущей неделе состоится челтенгемский фестиваль, главное соревнование по стипл-чейзу в году, а еще через неделю наберет обороты сезон гладких скачек, который своей плотной программой обеспечит меня работой на полгода вперед. В марте уже можно вздохнуть с облегчением. Ослабли зимние холода, меньшую опасность стали представлять туманы. Ведь ничего не заработаешь на фургонах, стоящих молчаливыми рядами в снегу, а зарплату водителям все равно надо платить.

Позвонил мой старший водитель Харв, сокращенное от Харви.

— У Пат грипп, — сказал, он. — Лежит в постели.

— Вот черт!

— Все эта дрянь, нынешний грипп. Прямо с ног валит. Не ее вина.

— Знаю, — согласился я. — А как Джерри?

— Все еще плохо. Может, отложим перевозку племенных кобыл до понедельника?

— Нельзя, им скоро жеребиться. Я обещал отправить их в Суррей сегодня. Что-нибудь придумаю.

Пат и Джерри были надежными водителями, так что, если они утверждали, что не могут работать, значит, так оно и было. Требовалась перестановка.

— В Глостершир кобыл может повезти Дейв вместо Пат, — сказал я. Дейв ездил медленно, и я не сажал его за руль, если мог этого избежать. — Там нет четкого срока.

— Ладно.

— Но поначалу пришли его сюда, как только он появится на ферме, он мне нужен. Бретта тоже.

— Сделаю, — сказал он. — Это насчет покойника?

— Да.

— Вот идиоты.

— И скажи Джоггеру, что он мне нужен. Пусть за-, хватит салазки.

— Он придет не раньше чем через полчаса.

— Годится.

— Что-нибудь еще?

— Сейчас нет, но через пять минут будет. Он засмеялся и повесил трубку. А я сидел и думал, как же мне повезло, что он у меня работает. В мою бытность жокеем Харв обслуживал меня в весовой, каждый день принося на скачки вычищенные седла и чистые бриджи. Такие слуги были чем-то вроде театральных костюмеров, и один человек обслуживал десять или больше жокеев. Несмотря на это, подобная служба требовала близких личных отношений, потому что жокею было практически невозможно скрыть какие-либо свои физические особенности от такого слуги.

После того как я повесил свои сапоги на крючок и занялся перевозками, он в один прекрасный день появился на моем пороге.

— Пришел узнать, может, на работу меня возьмете? — сказал он, сразу переходя к делу.

— Но мне больше не нужен слуга.

— Я не о том. Хочу бросить эту работу. Мой старик умер, и теперь весовая совсем не то, что при нем, и я хочу уйти. Корыто обрыдло. Возьмите меня шофером. Я каждую неделю вот уж много лет накручиваю сотни миль.

— Но, — осторожно заметил я, — тебе потребуются права на вождение тяжелого грузового транспорта.

— У меня есть.

— Фургоны ведь не просто машины. Придется подучиться.

— Если я пройду курс, дадите мне работу? Я ответил утвердительно, потому что мы всегда хорошо ладили, и вот так, практически случайно, получил самого хорошего помощника, какого только можно себе вообразить.

Он был русоволос и силен физически, примерно моего возраста, на пару дюймов выше ростом. Будучи чем-то недоволен, он принимался ругаться, но делал это так, что все вокруг улыбались. Как-то он сказал мне, что Бретт имеет привычку перекладывать вину на другого, прежде чем ты осознаешь, что вообще есть виноватые.

— У него с собой постоянно целый мешок алиби, и он вытаскивает любое по мере необходимости.

Я поднялся наверх, принял душ, побрился, поправил покрывало на постели и опять вернулся к окну все с тем же видом на фургон.

Джоггер, механик нашей фирмы, на своем пикапе въехал во двор и под визг тормозов остановился бампер к бамперу с фургоном. Жилистый, кривоногий, лысый, и к тому же кокни[1], он ужом выскользнул из пикапа и замер напротив фургона, почесывая затылок. Затем своей необычной походкой, из-за которой он и получил свое прозвище[2], направился к дому. Он не шел, а практически бежал, как при спортивной ходьбе: руки согнуты, но одна нога обязательно касалась земли.

Я вышел к нему навстречу, и мы вместе пошли к фургону, причем он нетерпеливо притормаживал, приноравливаясь ко мне.

— Что за супчик? — спросил он.

Говорил он на своем собственном варианте ритмического сленга кокни, большую часть которого, на мой взгляд, он придумывал самостоятельно. К тому времени я уже привык к его манере выражаться. Супчик здесь означал: супчик — еда — беда.

— Просто все проверь, ладно? — попросил я. — Обрати особое внимание на двигатель. Потом подлезь под машину, нет ли где течи или чего постороннего.

— Схвачено, — ответил он.

Я посмотрел, как он проверил мотор, время от времени утвердительно кивая. Взгляд его был острым, пальцы чуткими.

— Все тип-топ, — заметил он.

— Хорошо. Действуй дальше.

Он сходил к своему грузовичку и принес оттуда гибкий трос с зеркальцем на конце, с помощью которого можно заглядывать за всякие углы, а также низкую платформу на колесиках, на которую он ложился лицом вверх и проскальзывал под фургон для быстрого осмотра днища машины.

— Когда закончишь, я буду в доме, — сказал я.

— Я там ищу чего-нибудь определенное?

— Все непонятное.

Он взглянул на меня оценивающе.

— Тачка надысь была в Италии, так?

Я подтвердил, что да, была, — фургон отправился в прошлую пятницу и вернулся во вторник вечером, хотя никаких проблем и задержек в пути не было, во всяком случае, насколько мне было известно.

— Этот Бретт никогда как следует не вычистит. Нет гордости.

— У Бретта в среду был выходной, — сказал я. — Харв возил жеребят в Ньюмаркет в этом фургоне. Потом Бретт на нем ездил в Ньюмаркет, туда и обратно. Тут кое-что странное произошло, так что... продолжай проверку.

— Ты о том трупе?

— Частично.

— Ты думаешь, он успел что-то сотворить с фургоном, так что ли?

— Знаю не больше тебя, — сказал я. — И пошевеливайся, Джоггер. Мне эту штуку надо вычистить и отправить самое большее через час.

С философским видом он улегся и без колебаний исчез под десятью или вроде того тоннами стали, только ноги торчали. Одна мысль об этом вызывала у меня нечто вроде клаустрофобии. Джоггер знал об этом, но благородно прощал мне эту слабость, которая повышала его самоуважение. Вреда в том не было. Я вернулся в дом, и тут позвонил Харв.

— Дейв едет к тебе, — возбужденно сказал он. — Он говорит, что Бретт собирает вещи.

— Что он делает?

— Дейв говорит, Бретт не полный кретин и соображает, что его испытательный трехмесячный срок подходит к концу и что ты его не оставишь. А так он сможет всем говорить, что сам тебя бросил, а не наоборот. Будет кругом ныть, как тут тяжело работать, и никакой благодарности, так Дейв говорит.

— Пусть делает что хочет, — заметил я. — Вопрос в другом: как насчет сегодня?

— Челночные перевозки для Мэриголд, — вспомнил Харв. — Бретт должен был ехать.

— Именно. Кто у нас еще есть? — Не успев спросить, я уже знал ответ. У нас был я.

— Ну... — Он заколебался.

— Ясно. Я поеду, если больше никого нет.

— Тут не только эти челночные ездки, — добавил он осторожно. — Жена Вика сказала, что у него температура под сорок, так что в Сандаун он не сможет поехать.

Да, плохой выдался денек.

— Они сейчас оба здесь, на ферме, — продолжил Харв. — Вик и его благоверная. Он хочет ехать, а она грозит, что разведется с ним. Хотя и так видно, что у него температура.

— Отправь его домой, только заразу распространяет.

— Ладно. Но...

— Дай мне пять минут. Авось придет вдохновение. Он рассмеялся.

— Поторопи его, — сказал он и отсоединился. Я принялся думать. Если бы тренеры не были такими привередливыми, я бы мог прихватить двух племенных кобыл, направляющихся в Суррей, в фургон, везущий скакунов в Сандаун. Фургон мог бы доставить двух скаковых лошадей, затем отвезти кобыл в пункт их назначения и вернуться в Сандаун, чтобы забрать лошадей со скачек домой. Может, я и рискнул бы так поступить, если бы не был уверен, что означенный тренер непременно все узнает от своих конюхов. А означенный тренер никогда не разрешал возить его лошадей вместе с лошадьми из других конюшен. Если я повезу его скакунов вместе с племенными кобылами, то потеряю его как клиента сразу и навсегда.

Я пошел к фургону. Джоггера нигде не было видно, но, когда я громко позвал его, из-под машины сначала показалась пара ботинок, затем измазанные мазутом штаны, грязный армейский свитер и лицо с потеками грязи.

— Ты был прав, мы подобрали незнакомца, — отрапортовал он и усмехнулся, показав желтые зубы. — Ты что, знал? Наверное, знал.

— Нет, не знал. — И меня его сообщение вовсе не обрадовало. Напротив, очень огорчило.

— Полезай посмотри, — предложил он, слезая с салазок и лукаво предлагая мне занять его место.

— Верю тебе на слово, — сказал я, оставаясь стоять. — Что ты нашел?

— Я бы сказал, эта штука держится на магните, — высказал он свое мнение. — Навроде ящика. Вроде как для денег, только крышка снизу.

— Блестит? — спросил я.

— Да нет. Хочешь вытащу?

— Да, но постой... видишь ли, трое водителей свалились с гриппом. Может, выручишь, сделаешь одну ездку?

Джоггер вытер о штаны измазанные маслом руки и с сомнением посмотрел на меня. Сесть за руль значило вымыться, а, вне всякого сомнения, он уютнее чувствовал себя грязным. Я редко обращался к нему с такой просьбой, и он сидел за рулем, как правило, только во время пробных ездок на всех фургонах, когда он прислушивался к шуму мотора, как к человеческой речи, и обнаруживал неполадки, прежде чем они случались.

— Племенные кобылы, не на скачки, — пояснил я.

— Тогда ладно... а когда?

— В обед.

— Заплатишь дополнительно?

— Конечно, если сделаешь и свою основную ремонтную работу.

Он передернул плечами, снова лег на салазки и исчез под фургоном. Я же вернулся к письменному столу, позвонил Харву и сказал: «Джоггер».

— Он за рулем? — Казалось, он не верит своим ушам. — Он согласился?

— Повезет племенных кобыл в Суррей, — подтвердил я. — В ремонте фургон Фила, верно? Разбуди его, выкручивай ему руки или рыдай на груди, как хочешь, но скажи, что выходной переносится и что он нужен нам, чтобы гнать фургон Вика в Сандаун.

— Понял.

— Пожалуй, все, — сказал я.

— Постучи по дереву.

— Загляни сюда сам, когда освободишься на минутку, ладно?

Последовала короткая пауза, после чего он сказал:

«Сделаю».

Он будет думать, что такое мне могло от него понадобиться, но до беспокойства дело не дойдет. Во всяком случае, я на это надеялся.

В этот момент во двор въехал на велосипеде Дейв и прислонил свое ржавое средство передвижения к поленнице дров. Машина у Дейва была, но еще более ржавая, чем велик, и он ею редко пользовался. Когда-нибудь, уже много месяцев уверял он всех, он обует ее в новые покрышки и начнет ездить. Никто ему не верил. Все свои деньги он тратил на гончих.

Он постучал в дверь, уже войдя в дом, и появился в гостиной с видом великомученика, только что слезшего с двуколки.

— Звал меня, Фредди? — Он нервничал и безуспешно старался скрыть волнение за бравадой.

— Ты и Бретт должны вычистить фургон. В девять он должен быть в пути.

— Но ведь Бретт... — начал он и замолчал.

— Продолжай.

— Харв же тебе сказал, правда? Бретт заявил, что будет ждать у дверей конторы, пока не придет Изабель, чтоб получить свои деньги, и тут же отчалит.

— Ему полагается какая-то зарплата и деньги за отпуск, — спокойно заметил я. — Давай садись на свой велосипед и езжай обратно. Скажи ему, что он может получить деньги здесь, но вычистить фургон он должен был вчера, так что, если он этого не сделает, я уволю его со вчерашнего дня, ясно?

— Ты не имеешь права, — неуверенно заметил Дейв.

— Давай поспорим? По правилам, он должен предупредить меня за неделю. И еще, он что, думает, ему никогда не понадобится рекомендация?

Дейв взглянул на меня ввалившимися глазами.

— Поторапливайся и тащи его сюда, — сказал я. — Сам тоже возвращайся.

Когда он уехал, я включил компьютер и вывел на экран данные по Бретту. Там были перечислены все ездки с датами, количеством потраченных часов, именами лошадей, затратами и другими замечаниями.

Маршрут девятиместного фургона в Ньюмаркет значился там только как «предполагаемый»; никаких данных о мертвецах пока не было.

Там же имелись и условия его найма, количество проработанных дней и компенсация за отпуск. Так что подсчитать, сколько ему полагалось, не представляло труда. Я отпечатал для него листок с информацией о доходах.

Через окно я видел, как Джоггер поскакал к дому, неся в руках нечто серо-коричневое, по форме напоминающее коробку для ботинок. Он вошел в гостиную и водрузил ее прямо на мой график, не отягощая себя такими пустыми соображениями, как боязнь что-то испачкать. Он очень удивился моей просьбе приподнять ящик, чтобы я мог подстелить под него газету.

— Пришлось потрудиться, чтобы снять, — заявил он. — Прямо навроде магнитной мины.

— А где магнит? — спросил я.

— Все еще на шасси, за вторым топливным баком. Похоже, прилеплен потрясным клеем. Коробку с трудом удалось отодрать, пришлось поработать монтировкой. Скажу тебе, приделывали это намертво.

— И долго она там проторчала, как по-твоему? Вся коробка была покрыта толстым слоем жирной грязи, за исключением круглого пятна на нижней стороне, где она соприкасалась с магнитом. Джоггер неуверенно передернул плечами.

— Я в эти места не так уж часто лажу.

— Неделю? Месяц? Дольше?

— Хрен его знает, — ответил он. Я поднял коробку вместе с газетой и потряс ее. Весу в ней было немного, и внутри ничего не гремело.

— Пусто, — подтвердил Джоггер, кивнув головой. Размером 15 на 10 дюймов и шесть дюймов в высоту, коробка представляла собой прочный металлический ящик для денег старого образца, из серого металла с закругленными углами, с ручкой для переноски в углублении и прочным замком. Ключ, естественно, отсутствовал. Вмятина сбоку образовалась вследствие общения с монтировкой. Ручка, прочно прилипшая к крышке, отказывалась подниматься.

— Открыть можешь? — спросил я. — Не ломая? Джоггер искоса взглянул на меня.

— Могу, если возьму инструменты и ты не будешь стоять над душой.

— Валяй.

Подхватив коробку, он отправился в свой пикап, чтобы там заняться ею, и вскоре вернулся с открытой коробкой и кривой усмешкой на лице.

Внутри пусто, только пыль. Я понюхал ее. Запах был на удивление чистый, если учесть грязь снаружи. Можно сказать, что она пахла чем-то свежим, вроде талька или мыла.

— Трудно было найти? — спросил я.

— На салазках без проблем. Из смотровой ямы тоже легко, если знать, где смотреть. Хотя я ее чуть не пропустил. Она ж того же цвета, что и все внизу. Понимаешь, ты ее найдешь, если только заранее знаешь, что она там. И на яму надо гнать, а обычно такое не делается.

— А когда последний раз ты осматривал фургон Бретта из ямы?

Он поднял брови:

— Ну, менял масло, тормоза проверял недель так пять назад. А полный осмотр, так то еще до Рождества. Точно не помню.

— В компьютере есть, — заметил я.

Джоггер без одобрения взглянул на темный экран. Ему больше по душе было гадать о прошлых событиях, а не проверять, так это или не так.

— Все равно спасибо тебе, — от души сказал я. — Я бы этого ящика не нашел и за миллион лет.

Джоггер снова на мгновение показал желтые зубы.

— Тебе пришлось бы туда слазить.

Вот этого я как раз и не хотел.

Появился Дейв на велосипеде, а за ним медленно ехавший на машине Бретт. Утро, похоже, было не в радость ни тому, ни другому. Они вошли в гостиную, без энтузиазма поздоровались с Джоггером и не выказали никакой реакции при виде лежащей на газете коробки.

— Кто-нибудь из вас видел это раньше? — спокойно спросил я.

Без всякого интереса оба ответили отрицательно.

— Не моя вина, что фургон не вычищен, — заявил Бретт. — Сэнди Смит меня вчера к нему и близко не подпускал.

— Так вычисти его сейчас, а я пока приготовлю для тебя деньги.

— Это Дейв предложил подвезти того человека.

— Я уже слышал.

— Сам бы я не стал.

— Все было не так, — энергично запротестовал Дейв.

— Вы оба заткнитесь, — перебил я его, — и вычистите фургон.

Кипя от гнева, оба удалились, и я мог наблюдать через окно, как они, всем видом выказывая негодование, проследовали к фургону. Без сомнения, идея подобрать попутчика принадлежала Дейву, но мне почему-то легче было простить ему его безответственность, чем Бретту его уверенность в собственной невиновности. Разумеется, оба они прикарманили деньги Кевина Кейта Огдена, но сколько — этого они не сказали бы никогда.

— А с этим что будем делать? — спросил Джоггер, указывая на ящик.

— А... оставь его здесь. И спасибо.

— Куда Бретт должен был ехать сегодня в этом фургоне? — спросил он, проследив за моим взглядом.

— Никуда. Он увольняется. Сам поеду.

— Прямо сейчас? Тогда я окажу тебе услугу. Я перевел свой взгляд на грубое морщинистое лицо этого человека пятидесяти трех лет от роду. Старый солдат-хитрюга, знающий все трюки своей профессии, но живущий тем не менее в основном по своим законам чести, особенно если это касалось всего, что могло передвигаться на колесах.

— У тебя там под фургоном очень сильный магнит в открытом виде, — заявил он. — Если ты не побережешься, то нахватаешь по дороге всякого хлама вроде железных прутьев и можешь за что-нибудь зацепиться, пропороть бак с горючим или чего похуже.

Я понимающе кивнул головой.

— А что же делать?

— Хочешь, закрою чем-нибудь?

— Спасибо, Джоггер.

Он услышал нотки настоящей признательности в моем голосе и коротко кивнул.

— Что это мы такое возили, а? — спросил он. — Тюленей?

— Тюленей? — переспросил я в полном недоумении.

— И котиков. Наркотики.

— А, — запоздало сообразил я. — Надеюсь, что нет. — Я немного подумал. — Не болтай об этом, ладно? Пока я тут не разберусь.

Джоггер пообещал молчать, и я знал, что он сдержит свое обещание до третьей кружки пива в местной пивной, а вот что будет дальше, сказать было трудно.

Вблизи от него пахло маслом и пылью, его постоянными спутниками, и еще дымом и немного грязью. Мне этот запах нравился куда больше, чем тот мощный лосьон после бритья в сочетании с полосканием для рта, которыми злоупотреблял один из моих водителей. Запах этот был настолько сильным, что им провонял весь фургон. Он даже перебивал лошадиный.

По возможности один и тот же водитель ездил постоянно на одном и том же фургоне. Он как бы становился его собственным. Я знал, что им так больше нравится, и они с большим усердием следили за чистотой и порядком, лучше понимали их особенности и в целом гордились ими как своей личной собственностью. Каждый водитель держал ключи от своего фургона у себя и, если ему так хотелось, мог привнести туда кое-что от себя лично. Те из них, кто предпочитал ночевать в машине, вешали на окна занавески. У Пат, которая сейчас болела гриппом, всегда были в кабине свежие цветы, а еще она придумала такую хитрую ширмочку для переодевания. По кабине я всегда мог безошибочно определить, чей это фургон.

Кабина Бретта говорила о том, как мало души он вкладывал в свою работу. Ничего личного там не было. Я буду рад распрощаться с ним, хотя его уход усложнит и без того тяжелую ситуацию с водителями.

Сказав, что он захватит что-нибудь для магнита и что ему лучше приниматься за дело, если он собирается везти племенных кобыл в Суррей, Джоггер проковылял к своему пикапу, погрузил салазки и уехал. Дейв из шланга помыл фургон и протер окна, а Бретт небрежно вымел из фургона мусор и через дверь для грумов высыпал его на землю.

Внутри тридцатипятифутовый фургон был разделен на девять стойл, сгруппированных в секции по три, с проходами между каждой секцией. В эти проходы высовывались морды лошадей, и там же зачастую сидел и сопровождающий и конюх.

По ширине три стойла в фургоне помещались только в том случае, если перевозимые лошади были средних габаритов. Такие тяжелые и мускулистые лошади, как старые стипл-чейзеры, могли ездить только по две рядом. То же самое относилось и к племенным кобылам. Поэтому при перевозке жеребых кобыл мы снимали перегородки, превращая три стойла в одно, большое и просторное. Таким образом, в этом фургоне можно было перевозить или девять двухлеток, или трех жеребых кобыл.

Такие переделки не требовали от нас больших усилий благодаря остроумной системе передвижных перегородок, сделанных из дерева и обитых войлоком, чтобы избежать травм у животных. После погрузки лошадей мы надежно закрепляли стойла болтами.

Чтобы лошади не скользили, пол в стойлах был застелен толстой черной резиной, которую мы иногда посыпали опилками в санитарных целях, особенно если путешествие намечалось длинное. В пункте назначения сопровождающие или водитель выметали мусор из стойл. А так как вчера девятиместный фургон прибыл из Ньюмаркета порожняком, то там было относительно чисто.

У задней стенки каждого фургона находился узкий шкаф, где размещались метлы, лопата, шланг, губка и швабра. Мы также брали с собой пару ведер, иногда еду для лошадей и несколько пластмассовых емкостей с питьевой водой. В ящике под сиденьем для конюхов, на котором, кстати, и умер Огден, хранились запасная упряжь, веревки, ремни, пара попон для лошадей и кое-какие лекарства для оказания первой помощи. За сиденьем водителя находился мощный огнетушитель. Вот, пожалуй, и все, что мы брали с собой, за исключением личных вещей сопровождающих, хранившихся на полке с матрацем. Конюхи обычно брали в дорогу чистую смену одежды, чтобы выводить своих подопечных на парад. Потом они опять переодевались в рабочую одежду, в которой и возвращались домой.

День за днем по всей стране караваны таких фургонов, как мои, перевозили скаковых лошадей на скачки. Обычно количество животных, участвующих в таких событиях, доходило до сотни, но бывали и плохие дни, когда их число падало до тридцати. К счастью, большинство лошадей, тренируемых в Пикс-хилле, путешествовало в моих фургонах, а поскольку тренировкой лошадей в нашем районе занималось по меньшей мере человек двадцать пять, я неплохо зарабатывал, хотя миллионером и не стал.

Перед всеми жокеями, занимающимися стипл-чейзом и достигшими тридцатилетнего возраста, неизбежно вставал вопрос: что дальше? Одна жизнь была прожита, впереди лежала неизвестность. Уже в восемнадцать я водил фургоны своего отца, у которого был свой собственный транспорт: возил его лошадей на скачки, присматривал за ними, участвовал на них в любительских скачках, отвозил их домой. Когда в двадцать лет я стал профессионалом, меня взяли на работу в один из лучших конных заводов страны, где я и проработал двенадцать лет, заканчивая каждый сезон если не вторым, то никак не ниже шестого в списке лучших жокеев. За год я участвовал иногда в четырехстах скачках с препятствиями. Не многим жокеям в этом виде скачек удавалось продержаться наверху так долго из-за травм при падениях. К тридцати двум годам такая же судьба постигла и меня, как, собственно, и должно было рано или поздно случиться.

Переход из жокеев в руководители компании по перевозке лошадей заставил меня резко изменить свои взгляды на некоторые вещи, но, с другой стороны, здесь мне многое было знакомо. Теперь, после трех лет работы, мне уже казалось, что такая перемена в моей судьбе была неизбежна.

Как и обещал, я достал деньги из сейфа и положил их в конверт для Бретта. Кроме того, я ввел необходимую информацию в компьютер, чтобы Роза у себя в конторе могла включить эти данные в платежную ведомость. Так или иначе, у нее было маловато опыта по этой части, поскольку у нас водители редко увольнялись.

С конвертом в руке я направился к фургону, где, таращась друг на друга, стояли Дейв и Бретт. Отвинтив шланг от крана за поленницей, Дейв стоял, намотав на руку его пластиковые зеленые петли, и, по-видимому, спорил с Бреттом, кто должен убрать шланг на место.

Господи, дай мне терпения, подумал я, и вежливо попросил Дейва убрать шланг самому. С кислой миной он полез в фургон, провожаемый презрительным взглядом Бретта.

— Это не первый раз, когда Дейв подбирал людей на дороге, — доложил он. Я выслушал, но промолчал.

— Его надо было увольнять, не меня, — заметил Бретт.

— Я тебя не увольнял.

— Как же, не увольнял!

На его молодом, резко очерченном лице не промелькнуло и тени юмора, и я даже пожалел его за то, что ему так и суждено прожить жизнь всеми нелюбимым. Создавалось впечатление, что изменить его невозможно, так нытиком и помрет.

— Оставь Изабель свой адрес, — сказал я, чтобы поддержать разговор. — Ты можешь понадобиться на следствии по поводу вчерашнего пассажира.

— Это Дейв им нужен.

— Неважно, оставь адрес.

Он что-то проворчал, забрал конверт и, не сказав спасибо, уехал. Дейв снова вылез из машины и встал рядом со мной, злобно глядя ему вслед.

— Что он говорил? — спросил он.

— Что ты и других подбирал по дороге. Дейв совсем разгневался.

— Уж он наговорит!

— Не делай этого, Дейв.

Он почувствовал, что я говорю серьезно, и сделал попытку пошутить.

— Угрожаешь?

— Предупреждаю.

— Тогда... ладно. — Он кисло улыбнулся и пообещал никого не подсаживать сегодня днем по дороге из Глостершира, после того как отвезет туда племенных кобыл.

— Я серьезно, Дейв.

Он вздохнул.

— Да знаю я.

Он забрал свой ржавый велосипед и со скрипом поехал по дороге, вильнув в сторону, чтобы пропустить возвращавшегося в своем пикапе Джоггера.

Джоггер привез с собой кусок дерева размером с книгу, с одной стороны утыканный гвоздями. Шляпки гвоздей притянет к магниту, объяснил он, но не настолько прочно, чтобы он не смог отодрать деревянную плитку при следующем осмотре. А дерево помешает магниту притягивать всякое барахло.

Я поверил ему на слово и посмотрел, как он лихо скользнул под фургон, на этот раз без салазок, и в считанные секунды водрузил деревяшку на место. Через мгновение он уже стоял рядом и хитро на меня поглядывал.

— Быстро ты управился, — задумчиво заметил я.

— Если знаешь, где смотреть, то проще пареной репы.

Не успел Джоггер уехать, как появился Харв. Мы вместе прошли в дом: я показал ему измазанную маслом коробку и объяснил, где ее обнаружил Джоггер. Харв был озадачен не меньше меня.

— А зачем она? — спросил он.

— Джоггер считает, что мы, сами того не ведая, перевозили наркотики.

— Чего?

— Ввозили контрабандой кокаин, понял?

— Да ты что? — возмутился Харви. — Без нашего ведома это невозможно.

На что я печально заметил:

— Может, кто из наших и знал.

Харв с этим не согласился. Если верить ему, все наши водители — святые.

Я поведал ему о ночном посетителе в черном, который лазил в фургон.

— У него был ключ к двери для грумов, — заметил я. — Наверняка. Замки-то целы.

— Похоже на то, — задумчиво сказал Харв. — Но ведь ты знаешь, ключи к этим дверям иногда подходят и для других фургонов. В смысле, я знаю наверняка, что ключ от моего фургона точно такой же, как у Бретта. И это не единственный пример.

Я кивнул. Ключи к зажиганию делались по спецзаказу и не могли быть продублированы, а вот ключи к дверям для грумов поступали небольшими партиями, и у нескольких фургонов они совпадали.

— Что же он делал внутри фургона? — спросил Харв. — Ведь эта штука... тайник... был снизу?

— Понятия не имею. Одежда у него была испачкана. Может, он уже лазил под машину и обнаружил, что тайник пуст.

— Что же нам теперь делать? — проговорил Харв. — Скажем Сэнди Смиту?

— Может быть. Потом. Не хотелось бы без нужды впутываться в неприятности.

Идея Харву пришлась по душе.

— И вовсе не надо, чтобы таможня об этом знала, — сказал он, кивая. — А то будут держать нас часами при каждой переправе. Они расценят это как особо важную информацию, можешь быть уверен.

На его крестьянском лице отражалось лишь легкое беспокойство. Как я понял, неприятная находка паники на него не нагнала.

— Ладно, — сказал я, — давай будем пошевеливаться. Я с тобой прокачусь до фермы за горючим и примусь за челночные перевозки.

Выпустив Харва, я запер дом и поехал за ним на ферму, расположенную на милю ближе к центру Пиксхилла.

Харв с женой и четырьмя нечесаными детьми жили в доме бывшего хозяина фермы. В старом сарае теперь царил Джоггер, там у него была мастерская со смотровой ямой и всевозможными механическими приспособлениями, на покупку которых ему удалось меня соблазнить.

В бывшем коровнике теперь располагались небольшая столовая и контора из трех комнат, все окна которых выходили во двор. Через них можно было наблюдать отъезд и возвращение всех фургонов на раз и навсегда определенное место стоянки. За конторой находилась небольшая конюшня на три лошади, куда мы иногда временно помещали наших «пассажиров», если они должны были уезжать или приезжать среди ночи.

Несколько фургонов уже отправились в путь. Второй девятиместный фургон был готов к поездке за кобылами. Места для парковки фургонов на Саутуелл тоже уже были пусты. Джоггер загонял фургон Фила в сарай для осмотра.

Я остановился у бензоколонки и заправился. Как правило, мы заправлялись вечером по возвращении, чтобы избежать проблемы с водой, которая за ночь конденсировалась в полупустых баках. Один приятель подсказал мне эту идею. Вечером же мы мыли фургоны из шлангов и обрабатывали внутри хлоркой, так что утром они бывали чистыми и готовыми к отправке.

Я обратил внимание, что Бретт забрал остатки своей еды, но пятно на сиденье чистить не стал, а просто сложил лошадиную попону и положил ее так, что оно оказалось прикрытым. «Вполне типично для Бретта», — подумал я.

В конторе Изабель и Роза сверялись с компьютерами и пили кофе, принесенный из столовой рядом. Роза сообщила, что она уже отдала Бретту его документы и взяла адрес его матери и что вообще она рада его уходу.

Роза, пухленькая, средних лет женщина, занималась финансовыми делами, выдавала зарплату, рассылала наши счета, готовила мне на подпись чеки, следила за расходами. Изабель — молодая, отзывчивая и большая умница — отвечала на телефонные звонки, принимала заказы и не без пользы болтала с секретаршами тренеров, заранее узнавая о возможных передвижениях их подопечных.

У Розы и Изабель было по отдельному офису, где они и трудились с полдевятого до четырех. Третья комната, не имеющая такого делового вида и лишенная каких-то личностных черт, теоретически считалась моей, но Харв пользовался ею едва ли не чаще меня. Там в ящиках хранилась документация, а также дубликаты ключей зажигания. Причем ящик с ключами надежно запирался.

Несмотря на грипп, несмотря на Бретта и несмотря на беднягу Кевина Кейта Огдена, работа в ту пятницу шла без сучка без задоринки.

Водитель, который должен был в то утро перевозить жеребых кобыл Джерико Рича в Ньюмаркет, уже прибыл на ферму, потому что по непонятным причинам Майкл Уотермид пожелал, чтобы он выехал из его владений раньше, чем накануне, когда он перевозил двухлеток.

Я объяснил водителю, которого звали Найджел, что Майкл не пошлет с кобылами своих конюхов («Не дождется он от меня одолжений, этот Джерико!»), но что новый тренер пришлет пару своих парней из Ньюмаркета.

— Они и вчера так делали, когда Бретт ездил, и накануне, с Харвом, так что все будет в порядке, — заверил я.

Найджел кивнул.

— И трупов не подбирай по дороге домой. Он рассмеялся. Ему было двадцать четыре года, он был страстным поклонником женщин и обладал огромной выносливостью, что мне нравилось в нем больше всего. Когда требовалось долго ехать ночью, я, если мог, всегда посылал его.

Среди водителей у тренеров были любимчики, которых они лучше знали и которым больше доверяли. Майкл Уотермид, к примеру, всем предпочитал Льюиса, который в данный момент грел руки о кружку с чаем и слушал жалостливое повествование Дейва о последней поездке Кевина Кейта Огдена.

— Так ничего и не сказал? — спросил Льюис с интересом. — Просто откинул копыта и все?

— Заставляет призадуматься, верно?

Льюис кивнул коротко остриженной головой, соглашаясь с ним. Как и почти всем водителям, ему было где-то за двадцать. Он отличался покладистостью, изобретательностью и силой и имел татуировку дракона на одном предплечье. Его прошлая репутация была слегка подмочена, что сначала заставило меня сомневаться, брать ли его. Но он был вполне надежен за рулем своего сверкающего шестиместного суперфургона, и привередливый Майкл предпочитал его всем другим.

В результате Льюис возил престижных лошадей на крупные скачки. В настоящий момент в конюшнях Уотермида стояли прекрасные «классические» скакуны, и все водители уже поставили на Иркаба Алхаву, трехлетнего фаворита Уотермида, которого, если все будет нормально, Льюис повезет в июне в Эпстон на дерби.

В это утро он отправлялся во Францию, чтобы забрать там двух двухлеток, которых новый владелец собирался поставить в конюшню Уотермида. Поскольку он ехал один, без сменного водителя, что было заранее оговорено с Майклом, в пути он должен будет останавливаться на отдых и вернется домой не раньше вечера понедельника. Спать он будет в кабине, так как ему это больше нравится. !

Я проверил, есть ли у него все необходимые документы, а также запас еды и воды для лошадей, и посмотрел, как он с энтузиазмом тронулся в путь.

Еще раз обсудив с Харвом распорядок дня, я и сам поехал в холодную, продуваемую всеми ветрами долину Солсбери, чтобы наконец всерьез заняться челночными перевозками, которые, судя по всему, займут у меня время до самого вечера и обеспечат мне головную боль. Последнее наверняка будет следствием голоса и характера переезжающего тренера — напористей пятидесятилетней женщины с интонациями, а иногда и выражениями попугая, взращенного в солдатских бараках.

При моем появлении в ее дворе она размашистым шагом приблизилась к фургону и издала свой первый пронзительный выкрик за день.

— Босс собственной персоной? — иронически возопила она, разглядев мое лицо. — Пошто такая честь?

— Грипп, — коротко ответил я. — Доброе утро, Мэриголд.

Она взглянула поверх моей головы на пустое пассажирское сиденье.

— Разве ты не привез помощника? Твоя секретарша сказала, что вас будет двое.

— Ему пришлось сегодня сесть за руль. Мне очень жаль.

Она в раздражении пощелкала языком.

— Половина моих парней перезаразились. Прямо стихийное бедствие.

Я выпрыгнул из кабины и опустил борт, а она, ворча, наблюдала со стороны, худенькая, в теплой куртке и шерстяной шапке, с посиневшим от холода носом. Она заявила газетчикам, что перебирается в Пиксхилл, потому что там теплее для лошадей. Она составила список очередности, в которой ее лошади Должны перевозиться. Ее сильно поредевший отряд конюхов начал по сходням заводить лошадей в фургон, а я запирал болтами перегородки, пока первые девять не были погружены.

Мэриголд, или миссис Инглиш, как звали ее конюхи, способствовала погрузке при помощи хриплых эпитетов и выражения своего крайнего нетерпения. В этой ситуации мне пришлась бы кстати способность Дейва внушать доверие лошадям при погрузке их в фургон: метод Мэриголд заключался в том, чтобы, так сказать, вспугнуть их наверх, так что некоторые из них дрожали и озирались вокруг расширенными т ужаса глазами, когда я запирал их в стойла.

Она решила поехать на машине в Пиксхилл, чтобы встретить меня и лошадей на новом месте. Четверо ее конюхов ехали со мной. Все они, похоже, были в восторге от идеи переезда, поскольку ночная жизнь Пиксхилла казалась им крайне привлекательной по сравнению с ветрами Солсбери.

В Пиксхилле Мэриголд переоборудовала и модернизировала старые конюшни. Девять их новых обитателей с грохотом и шумом сошли по сходням и проследовали в свое новое жилище под присмотром своего громогласного тренера. Я сгреб навоз в мешки, приготовленные конюхами, и привел фургон в порядок для второй ездки.

Довольная Мэриголд сказала мне, что, поскольку я занимаюсь перевозкой лично, ей нет нужды мотаться взад-вперед весь день, чтобы наблюдать за погрузкой-выгрузкой, и что она впредь полностью мне доверяет. С тем она и вручила мне список. Я поблагодарил ее. Она взглянула на меня вполне благожелательно, и я с удовлетворением подумал, что к концу дня она превратится в моего постоянного клиента.

С такими приятными мыслями я отправился назад в Солсбери, но тут мир в моей душе был вдребезги разбит звонком Джоггера.

— Салют, начальник, — жизнерадостно сказал он, — тут у нас новая парочка расчесок объявилась.

— Джоггер... ты о чем?

— Ракушек, — сказал он с надеждой, — ну какие прилипают к днищам кораблей.

— Ты откуда звонишь? — спросил я.

— Из твоей конторы.

— Там есть кто-то еще?

— Ты быстро соображаешь, ничего не скажешь. Может, хочешь поболтать с констеблем Смитом? А то он тут.

— Стой, — перебил я его, — я, наверное, понял, что ты хотел сказать. Расчески... это присоски, так?

— Наконец-то.

— Вроде ящика для денег?

— Похоже, но не совсем. — Джоггер замолчал, давая мне возможность прислушаться к рокоту голоса Смита. — Констебль Смит, — сказал он, — хочет знать, когда ты вернешься. Говорит, что на того мертвеца был выдан ордер на арест.