Когда я уже совсем собрался ехать в Винчестер, зазвонил телефон, и голос Изабель сказал:
— Как хорошо, что я тебя застала. Тут опять полиция насчет Джоггера.
— Какая полиция?
— Не Сэнди Смит. Двое других. Они хотят знать, когда ты вернешься.
— Скажи, через двадцать минут. Компьютерный мастер приходил?
— Он сейчас здесь. Ему еще надо минут тридцать, так он сказал.
— Чудно.
— Нина Янг звонила. Сказала, что они с Найджелом забрали жеребца Джерико Рича и возвращаются. Она велела передать; никаких происшествий.
— Прекрасно.
Я поехал на ферму и заставил полицейских подождать, пока я не пообщался с молодым компьютерным мастером в офисе Изабель. Да, подтвердил он, он захватил с собой компьютер, чтобы заменить тот, что был у меня в доме, и прямо сейчас может этим заняться.
После того как я поговорю с полицейскими, сказал я.
Он посмотрел на часы и взъерошил волосы.
— Мне еще нужно к Уотермиду. Такая же работа, как у вас. Сначала съезжу к нему, потом вернусь к вам.
— К Майклу? — удивился я. Он улыбнулся.
— Бойкий малый, этот Микеланджело, но он не считает, что это смешно.
— Какой уж тут смех.
Не успев еще переварить информацию об отказе жесткого диска у Уотермида, а тем более не осознав ее важности, я отправился в свой офис, где ждали полицейские.
Они оказались теми же, чьи манеры так легко вызвали мой антагонизм в понедельник. Ради Сэнди Смита я решил быть общительнее и правдиво, вежливо и четко ответил на их вопросы. От них так и несло враждебностью и подозрительностью, для которых я лично не видел оснований, и вопросы они мне задавали в основном те же, что и в понедельник.
Они также объявили, что им необходимо взять образцы грязи с краев смотровой ямы. Никаких проблем, согласился я. Еще они сказали, что продолжают расспрашивать моих сотрудников, пытаясь выяснить, что привело Джоггера на ферму в воскресенье утром.
Никаких возражений.
Посылал ли я его на ферму в воскресенье утром?
Нет, не посылал.
Возражал ли я против того, чтобы он ездил на ферму по воскресеньям?
— Нет. Как я уже говорил, все мои работники могут приходить на ферму и уходить оттуда, когда им заблагорассудится.
— Почему так?
— Такая у нас практика, — сказал я. Мне не захотелось объяснять, что у водителей особое чувство к своим фургонам, им хочется привнести туда что-то личное, и делают они это в основном по воскресеньям: вешают занавески, надевают чехлы на сиденья, на полу появляются коврики, до блеска начищаются металлические части, жены помогают навести уют. Все это делалось по воскресеньям.
— А Джоггер обычно ездил на ферму по воскресеньям?
Я ответил, что, как правило, мы и по воскресеньям работаем, хотя и не так интенсивно, как в другие дни недели. Так что для Джоггера было вполне нормальным появляться на ферме в воскресенье.
Как и предсказывал Сэнди, они спросили, что я делал в то воскресенье утром. Я рассказал. Они старательно записали. Вы говорите, что рвали нарциссы у себя в саду и относили их на могилу родителей? Да. Это что, у вас привычка такая? Я время от времени вожу туда цветы, сказал я. Как часто? Пять-шесть раз в году.
По их поведению и задаваемым вопросам я понял, что они до сих пор не решили, как относиться к смерти Джоггера: как к несчастному случаю или чему похуже.
«За них решит ржавчина», — подумал я.
Я пошел вместе с ними посмотреть, как они соскребали грязь с краев ямы. Они укладывали комочки грязи в полиэтиленовые пакеты и помечали на них, откуда взят данный образец. С северной стороны ямы... с восточной, западной, южной.
Они были добросовестны и объективны. Так или иначе, ржавчина покажет.
Наконец они уехали, оставив меня в растрепанных чувствах при двух секретаршах.
— Они спрашивали, ладил ли ты с Джоггером! — возмущенно воскликнула Изабель. — Ведь Джоггер свалился в яму, разве не так?
— Надо все выяснить.
— Но... но...
— Угу, — сказал я. — Будем надеяться, что свалился.
— Все водители говорят, что свалился. Они всю неделю так говорят.
«Пытаясь убедить самих себя», — подумал я. Я поехал домой, и вскоре ко мне присоединился компьютерный гений. Он долго стоял, расставив ноги, в центре моей разгромленной гостиной, и непрерывно взъерошивал волосы.
— Да, — нарушил я молчание, — это делали с большой силой и удовольствием.
— Удовольствием? — Он задумался. — Пожалуй, так. Он положил останки старого компьютера на единственное свободное место в центре ковра и установил на его место новый, присоединив его к одной линии с компьютером в офисе Изабель. Хотя у меня все еще были карандашные графики, было приятно видеть светящийся экран и знать, что есть связь с конторой.
— Я гарантирую, что этот диск чист, — сказал эксперт. — И продам вам дискету, с помощью которой вы сможете следить, чтобы он оставался чистым. — Он показал мне, как ею пользоваться. — Если вдруг обнаружите вирус, звоните мне немедленно.
— Обязательно. — Я последил за его умелыми пальцами и задал несколько вопросов. — Если кто-то введет Микеланджело в компьютер в конторе, этот компьютер тоже окажется зараженным?
— Да, стоит только вывести здесь на экран программы с компьютера в конторе. И наоборот. Если кто-то введет вирус сюда, компьютер в конторе тоже его получит. Это касается всех компьютеров в этой сети.
— Значит, и компьютер Розы?
— Роза — ваша вторая секретарша? Да, конечно, мгновенно.
— И... если мы делаем копии на мягких дисках, вирус туда тоже попадает?
— Если у вас есть копии, будет лучше, если я их проверю до ухода, — заявил он.
— Есть.
— Но ваши девушки в конторе сказали, что они уже давно перестали делать копии.
— Знаю. — Я помолчал. — А секретарша Майкла Уотермида делала копии? Он поколебался.
— Не уверен, должен ли я вам говорить.
— Профессиональная тайна?
— Вроде того.
— Она все равно скажет Изабель.
— Тогда... вообще, да, она делала, и на ее гибких дисках с копиями тоже Микеланджело. Мне пришлось там весь комплект чистить.
— Так что их отчеты не пропадут.
— Скорее всего нет.
Он закончил установку и с жизнерадостной жалостью посмотрел на меня.
— Вам надо поучиться, — сказал он. — Прежде всего вам надо знать, как предохранять гибкие диски. Я мог бы вас научить, хоть вы и старый уже.
— А вы давно занимаетесь компьютерами? — спросил я.
— Как только научился держать в руках ручку.
«Как я ездить на лошади», — подумал я.
— Я приду на занятия, — пообещал я.
— Правда? Чудесно. Просто чудесно.
После его ухода мне удалось досмотреть все скачки в Челтенгеме и не заснуть. Мне было одновременно горько и приятно видеть, как конь, которого я когда-то тренировал и в которого вложил столько сил, выиграл Золотой кубок.
На нем должен был выступать я. Я мог бы... Что ж, с меня хватит и воспоминаний о его первых победах, например в двухмильной барьерной скачке. Или о его первом стипл-чейзе, который он выиграл, обойдя всех соперников, хотя чуть было не проиграл, замешкавшись на финише. Я ездил на нем восемь раз, и каждый раз побеждал. И вот он снова, все еще «звезда», хоть ему уже девять лет, стремительно несется к финишу, и все в нем есть — и выносливость, и мужество — предел мечтаний жокея.
Черт бы все побрал...
Я постарался стряхнуть с себя тошнотворную жалость к самому себе. «Давно пора забыть», — сказал я себе. Какое-то время было позволительно потосковать, но через три года уже хватит оглядываться назад, в прошлое. Только мне почему-то казалось, что я не смогу избавиться от ностальгии, пока последняя лошадь, на которой я когда-либо выступал, не попадет в центр для престарелых. Да и тогда вряд ли, если на моем пути опять встретится какой-нибудь Петерман.
Не успел я выключить телевизор, как зазвонил телефон и я услышал удивленный голос Лиззи.
— Привет! А я думала, попаду на автоответчик. Что же ты не в Челтенгеме?
— Не поехал.
— Да уж вижу. А почему? С головой все в порядке?
— Ничего страшного. Все время хочется спать.
— Естественное желание. Не противься ему.
— Слушаюсь, мэм.
— Спасибо, что одолжил мне Азиза. Крайне занимательный молодой человек.
— Чем же?
— Чересчур умен для своей работы, так бы я сказала.
— Почему ты так думаешь? Зачем мне дураки?
— Большинство водителей вряд ли в состоянии обсуждать периодическую систему элементов, да еще на французском.
Я рассмеялся.
— Поразмысли над этим. Теперь так, — перешла она к делу, — готов результат по твоим пробиркам.
Потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить, о каких пробирках идет речь. Видать, мозги у меня еще не в полном порядке.
— Ах, пробирки, — наконец сказал я, — чудесно.
— Каждая содержит десять миллилитров жидкости для транспортировки вирусов.
— Чего?
— Ну, если точнее насчет составляющих, то жидкость содержит бычий белок, глютаминовую кислоту и антибиотик, который называется гентамицин, и все это растворено в дистиллированной воде.
— Знаешь что, — сказал я, хватаясь за карандаш, — давай-ка еще раз и помедленнее.
Она засмеялась и выполнила мою просьбу.
— Но зачем это? — спросил я.
— Я уже сказала, для перевозки вируса.
— Какого вируса? — Мне вдруг припомнился Микеланджело, что было явной несуразицей. Микеланджело потребовалась бы совсем другая тара.
— Да любого вируса, — сказала Лиззи. — Вирусы крайне таинственны и так малы, что с трудом различимы даже под микроскопом. Обычно мы сталкиваемся уже с результатами. Можно также разглядеть антитела, вырабатываемые организмом для борьбы с вирусами.
— Но... — Я помолчал, пытаясь собраться с мыслями. — Там в пробирках был какой-то вирус?
— Неизвестно. По-видимому, да, ведь пробирки были тщательно загерметизированы и перевозились в термосе, а термос нужен, чтобы поддерживать пониженную температуру, скажем четыре градуса Цельсия, но ведь у тебя этот термос находился несколько дней, так?
— Сегодня ровно неделя, как его привезли в одном из моих фургонов.
— Я так и думала. Что же, вирусы могут жить вне живых организмов очень непродолжительное время. Подобная жидкость используется для перевозки зараженного вирусом материала в лабораторию на исследование, а также для заражения другого организма в научных целях. Но вирусы и в этой среде живут очень недолго.
— Сколько?
— Мнения расходятся. Одни говорят, только пять часов, другие настаивают, что до двух суток. После вирус гибнет.
— Но, Лиззи...
— Что?
— Я что-то ничего не понимаю.
— И не один ты, — сказала она. — Существует около шестисот известных вирусов, а на самом деле их может быть вдвое больше, и все они неопределимы на взгляд. Они — части ДНК, в оболочке из белка. По форме — цилиндрические или многоугольные, но на взгляд нельзя определить, на что они способны. Это тебе не бактерии, которые можно сразу же идентифицировать по внешнему виду. Большинство вирусов похожи. Они существуют, проникая в клетки живого организма, где и размножаются. Это и человека касается. Грипп, простуда, полиомиелит, оспа, корь, краснуха, СПИД и десятки других болезней переносятся вирусами. На что они способны — знают все. Откуда они берутся — никто. Некоторые к тому же постоянно изменяются. Вспомни грипп.
Я долго молчал, размышляя над услышанным, пока она не спросила:
— Фредди, ты слушаешь?
— Да, — ответил я. — Значит, ты хочешь сказать, что можно взять вирус гриппа, перевезти его на какое-то расстояние и заразить другого. То есть нет нужды в непосредственном контакте?
— Ну разумеется. Только зачем?
— Чтобы принести вред.
— Фредди!
— Но ведь такое возможно, верно?
— Насколько я в этом разбираюсь, для этого необходимо иметь изрядное количество прививочного материала в небольшом количестве среды, активность вируса должна быть высокой, а рецептор должен быть крайне восприимчивым.
— Цитата из профессора Куиппа?
— Если хочешь, да, — ответила она неохотно.
— Лиззи, — сказал я извиняющимся тоном, — нельзя ли мне все объяснить на простом английском?
— Ладно. Ну, это означает, что ты должен иметь очень активный вирус в максимальных количествах по отношению к среде, и тот человек, которого ты хочешь заразить, должен быть подвержен этому вирусу. Ведь бесполезно пытаться заразить человека, которому сделана прививка. Тебе не удастся заразить полиомиелитом человека, имеющего против него прививку. То же самое касается оспы или кори. До сих пор нет вакцины против СПИДа, и, самое ужасное, есть подозрение, что этот вирус изменчив, как вирус гриппа, хотя точных данных нет.
— Если в пробирках был вирус, — задумчиво спросил я, — как его вводить, внутримышечно?
— Нет. Грипп распространяется капельным способом, попадая в дыхательные пути. Тебе достаточно слизи из носа больного человека. И все.
— Можно также и в пищу добавить?
— Не самый надежный способ. Респираторный вирус должен попасть в дыхательные пути, а не в желудок. Из носа или легких он может легко заразить весь организм, в то время как этого может не случиться, если его ввести внутримышечно или внутривенно. — Она помолчала. — У тебя несимпатичные мысли.
— У меня была малосимпатичная неделя. Против такой оценки она возражать не стала.
— А мой дорогой вертолетик все там же, где я его оставила?
— Да. Что ты хочешь, чтобы я с ним сделал?
— Мои партнеры хотят погрузить его на тягач и привезти домой.
— Вы надеетесь, что что-то можно спасти? — Наверное, ей показалось, что я удивился, потому что она сказала, что кое-какие детали остались неповрежденными. Хвостовой мотор, к примеру, а также система крепления винта, самая дорогая деталь вертолета. Так что его можно восстановить. Однако пока он должен оставаться как есть, приедет инспектор и составит отчет. Похоже, все несчастья на земле расследуются по одинаковой схеме.
— Кстати, о вирусах, — вспомнил я, — у нас завелся один паршивец в компьютере.
— О чем ты?
— Смертельный. А прививку вовремя не сделали.
— Слушай, я тебя не понимаю. Я рассказал ей все.
— Некстати, — заметила она. — Дай мне знать, если тебе понадобится что-то еще.
— Непременно. Между прочим, Азиз сказал, что ты очень милая дама.
— Надеюсь.
Я засмеялся и повесил трубку. В этот самый момент я увидел в окно, что во двор въехала маленькая юркая машина и остановилась как вкопанная, когда ей открылся вид на крепко обнявшихся «Ягуара» и «Робинсона».
Я с удовольствием увидел, что моей гостьей была Моди Уотермид. Выбравшись из машины, она остановилась у обломков. Невысокая худенькая блондинка в голубых рабочих брюках.
Я открыл окно и окликнул ее.
— Привет, — прокричала она в ответ. — Войти можно?
— Сейчас спущусь.
Я кубарем скатился по лестнице и открыл ей дверь.
— Полагаю, у тебя не постель была на уме, когда ты ехала сюда? — спросил я, поцеловав ее в щеку.
— Ни в коем случае.
— Тогда выпей со мной.
Она приняла это менее рискованное приглашение как само собой разумеющееся и вошла за мной в дом. Увидев состояние моей гостиной, она открыла от изумления рот.
— Boт это да, — прошептала Моди, переводя дыхание. — Все в Пиксхилле слышали об этом, но чтоб такое...
— Тщательность, с какой это делалось, — сказал я сухо, — впечатляет.
— О, Фредди! — В голосе ее чувствовалось сочувствие. Она обняла меня, слегка, не так чтобы уж очень. — И твоя великолепная машина... — Она наклонилась и подняла с пола одну из фотографий. Посыпались осколки стекла. На фотографии был запечатлен я в полете через барьер на скачках за Большой национальный приз. — И как ты это все пережил?
— Без слез, — сказал я.
Она искоса взглянула на меня.
— Ты все такой же крутой.
«Что значит „крутой“, — подумал я. — Бесчувственный?» Такого я про себя не мог сказать.
— Я говорила с этим мальчиком, мастером по компьютерам, — сказала Моди. — Он мне все это описывал. Еще заметил, что если бы с ним кто так поступил, то он бы тем самым топором проломил ему голову.
— Угу. Только надо знать, на кого идти с топором, ведь он же забыл оставить здесь свою подпись. — Что-то щелкнуло у меня в голове, что-то насчет подписей. Щелкнуло и пропало. — Что будешь пить? — спросил я. — В холодильнике есть шампанское.
— Ну, если хочешь, — неуверенно промолвила она.
— Почему бы и нет?
Мы пошли на кухню, сели за стол и выпили шампанского из моих лучших бокалов, которые уцелели в буфете на кухне.
— Майкл просто в ярость пришел из-за компьютера. Молодой гений, который чинил его, сказал, что вирус у нас в компьютере не больше месяца. Бетси начала пользоваться новыми гибкими дисками для копий месяц назад. На этих дисках вирус был, а вот на тех, которыми она пользовалась раньше, не было. Потому этот умелец и сказал, что тогда наш компьютер был чист.
Я призадумался.
— Значит, Бетси в последнее время не пользовалась старыми гибкими дисками?
— Нет. Зачем? Они ведь нужны, только если компьютер забарахлит, верно?
— Верно.
— Мастер сказал, что таких поганых вирусов буквально сотни. Майкл даже подумал, а не вернуться ли к пергаменту и гусиным перьям.
— Вполне с ним солидарен.
— Бетси рассказала, что Изабель жаловалась ей, что вы в конторе копий не делали.
— Век живи, век учись.
— Но что же ты будешь делать?
— Ну, — проговорил я, — примусь за пергамент и гусиные перья, что же еще. Я хочу сказать, что все данные, введенные в компьютер, есть где-то на бумаге. У Розы есть копии всех счетов. Есть накладные на поставки. И журналы водителей.
— Да, но какая гигантская работа.
— Просто ужасная, — согласился я.
— Так почему же ты не рычишь и не скрежещешь зубами?
— Не поможет.
Она вздохнула.
— Ты меня просто удивляешь, Фредди, Честное слово.
— Но того, что я хочу, я не могу получить. Она хорошо знала, что я имею в виду. Слегка покраснев, она сказала, пожалуй, слишком твердо:
— Верно, не можешь. — И отпила глоток шампанского. — Я приехала узнать, не могу ли я чем-то помочь, — продолжила она и, прежде чем я успел заговорить, добавила:
— И не в том смысле, так что не глупи.
— А жаль.
— Майкл велел пригласить тебя на обед в воскресенье.
— Обязательно приду, скажи Майклу спасибо. Скажи Майклу, попросил Сэнди, что у его дочери Тессы склонность к уголовщине.
Я посмотрел на высокие скулы Моди, прямые брови и щедрый рот. Я знал, что она разумна и добра. У кого бы хватило смелости предупредить такую мать и такого отца, что их дочь легко может попасть в беду? Разве что какая-нибудь строгая тетка, но не я.
У меня на то не было ни права, ни желания. Больше того, они мне не поверят, и я легко могу лишиться их дружеского расположения. В душе я подозревал, что Сэнди прав, но вслух этого высказать бы не рискнул. С другой стороны, я вполне мог предупредить Моди насчет другой, менее грозной опасности.
— Ты моего водителя Найджела знаешь? — спросил я как бы между прочим. Она подняла брови. — К нам чаще Льюис приезжает.
— Да, но... Найджел слегка сексуально озабоченный, так мои секретарши говорят, и...
— Продолжай, — приказала Моди.
— Я просто подумал... тебе может не понравиться, если он слишком часто будет встречаться с Тессой.
— Тессой! Господи, а я-то думала, ей Льюис нравится. Она с ним вечно шепчется.
— Хозяин паба рассказал мне, что однажды Найджел угощал Тессу и Эда кока-колой. Разумеется, причин для беспокойства никаких нет, я просто хотел, чтобы ты знала.
— Глупые дети! — Мое сообщение ее не слишком взволновало. — Кока-кола в пивной! В мои молодые годы родители волновались, когда мы пиво со спиртным мешали.
Я долил ей шампанского. Она нахмурилась, но не по поводу шампанского, а внезапно что-то вспомнив, и задумчиво сказала:
— Ты присылал этого Найджела на прошлой неделе перевезти этих проклятых лошадей Джерико Рича в Ньюмаркет, не так ли?
— Да, в пятницу. Но я больше не стану присылать его к вам.
— Бетси сказала мне... Он вроде слишком рано приехал, и Тесса залезла к нему в кабину и заявила, что поедет с ним вместе, но тут вмешался Майкл и запретил.
Этот вариант событий звучал значительно более правдоподобно, чем услышанный мною от Изабель. Что якобы добродетельный Найджел отказался ее везти, ссылаясь на мое запрещение.
— Майкл сказал мне, — добавила Моди, — что его очень удивило желание Тессы сопровождать лошадей Джерико Рича, поскольку она всегда утверждала, что ненавидит этого человека. Но если она хотела поехать с Найджелом, то тогда понятно. Ты думаешь, у нас могут здесь возникнуть проблемы?
— Он не женат и очень нравится женщинам, так мне говорили.
— Надо же. — Она улыбнулась. — Я прослежу. И спасибо, что предупредил.
— Ты ведь знаешь, не люблю сплетни.
— С Тессой иногда сложновато. — Она была обеспокоена, но не слишком. — Они все в семнадцать бунтуют, как ты думаешь?
— А ты бунтовала? — спросил я.
— Вроде нет. Не думаю. А ты?
— Занят был, ездил на лошадях.
— И ты все еще здесь, в доме твоих родителей. — Она слегка подшучивала надо мной. — Ты никогда не убегал из дома.
— Для меня — где я, там и дом.
— Ого! Какая самоуверенность.
— Надо думать, ты никогда не бросишь Майкла? И четверых детей? И устроенную жизнь? Да и старше я тебя.
Я мог себе позволить играть в эту игру — я точно знал, что мне ее не выиграть. Она весело допила свой бокал. Мое явное желание было так же приятно и так же слегка опьяняло, как и шампанское. Случайная связь могла испортить ее будущее, да и она была слишком порядочным человеком, чтобы пойти на это. Она поставила бокал и, улыбнувшись, встала.
— Если что потребуется, дай знать.
— Договорились, — сказал я.
— Тогда до воскресенья.
Я проводил ее до машины и получил в награду ничего не значащий поцелуй. Потом она беззаботно махнула мне рукой из окна машины и уехала. Обет безбрачия, размышлял я, возвращаясь в дом, оказался что-то уж слишком затяжным — больше года. Чем старше я становился, тем яснее представлял себе последствия и все больше заботился, как и Моди, о том, чтобы не нанести непоправимого вреда ради минутного удовольствия. Я с ужасом вспоминал минувшие годы. Потеряв Сюзан Палмерстоун, я сменил нескольких женщин, не отдавая себе отчета в том, что, возможно, пробудил более глубокие чувства, чем испытывал сам. Увертываясь от пары летящих мне в голову тарелок, я смеялся. Мне потребовалось много времени, чтобы прекратить такое порхание. И все же... Я вздохнул.
Потом отправился в гостиную посмотреть, что можно спасти из всей этой кучи мусора, и остановился перед разрубленным надвое автоответчиком. Внутренности его в виде кассеты с лентой вывалились и валялись на полу.
На этой ленте, подумал я, записан голос Джоггера. Так случилось, что я не записал его слов, и, хотя я более или менее помнил, что он сказал, за точность ручаться не мог. Если я что-нибудь перепутаю, никакой словарь рифм мне не поможет. Я нашел на кухне отвертку и другие инструменты и высвободил кассету, стараясь не порвать ленту. Однако выяснилось, что топор не пощадил и кассету, и лента в некоторых местах была разрублена на мелкие куски.
Чертыхаясь, я разыскал старую кассету, на которой ничего важного не было записано, разобрал ее и вынул ленту. Затем я осторожно размотал самый длинный кусок ленты с неповрежденной катушки автоответчика и намотал его на освободившуюся катушку. Затем склеил порванные клочки, намотал и их и завинтил кассету. Потом я долго искал по всему дому редко мною употребляемый карманный плеер, но, естественно, когда я его наконец разыскал, батарейки в нем оказались севшими Потребовалось еще время на поиски прибора с действующими батарейками того же размера. В конце концов, помолившись в душе, я включил плеер.
— Ненавижу эту проклятую машину, — раздался голос Джоггера. — Куда ты подевался, Фредди?
Четко и ясно. Ура!
Все его послание сохранилось. Только небольшие осложнения из-за того, что я неровно смотал ленту. После перемотки искажения исчезли. Взяв листок бумаги, я записал все, что он сказал, слово в слово, поставив многоточия вместо пауз. Но смысл его послания яснее для меня не стал.
«Мертвый крестик в яме прошлым августом».
Полная бессмыслица! Что рифмуется со словом «крестик»? Крестик, пестик, ластик, частик...
Нет, не так. Какую пару можно подобрать для этого слова?
Но мне ничего не приходило в голову. Надо будет показать запись Нине, подумал я, пусть в жокейском клубе помучаются над разгадкой. Больше того, сообразил я, даже если мы и разгадаем, что хотел сказать Джоггер, смысл послания может оказаться вполне безобидным. Судя по всему, Джоггер и не подозревал, что скоро умрет. И вовсе не пытался передать мне что-то особо важное, так сказать, напоследок.
Чтобы отвлечься, я включил новый компьютер, от души надеясь, что не увижу на экране вспышку и затем сплошную муть, свидетельствующую о выходе его из строя. К моему удивлению, умелец сделал все как надо, и компьютер работал как ни в чем не бывало. Я позвонил в контору, чтобы узнать у Изабель и Розы, ввели ли они что-нибудь новое в компьютер за это утро.
Обе трудились не покладая рук, не жалея ни сил, ни времени. Я попросил их, начать с сегодняшних данных и понемногу двигаться назад, используя каждую минуту, но в любом случае не забираться дальше начала этого месяца.
— Пусть пока останется на бумаге, — сказал я.
— Но распечатки... — начала Роза.
— Оставь их в покое, — приказал я.
— Как скажешь, — согласилась она с сомнением в голосе.
— Это мы виноваты, что все пропало, — жалобно заметила Изабель.
— Ничего страшного. — Я все еще не говорил им, что у меня есть копии, если, конечно, они не погибли при взломе и если там не поработал Микеланджело. Опять же, мне не хотелось спровоцировать еще одно нападение на меня и мою собственность, если кто-то прослышит, что диски сохранились и содержат какую-то важную информацию. Синяк на голове понемногу исчезал, но обломки машины и хаос в моей гостиной живо напоминали мне, что пиксхиллская мелодрама, в которую я оказался замешан, до сих пор не подошла к концу.
Я прочитал на экране задания на день. Для такой недели совсем неплохо: отвезти лошадей на стипл-чейз в Уолвергемптон и Лингфилд-парк; доставить племенных кобыл к трем жеребцам; отвезти в аэропорт Бристоля ирландских лошадей, возвращающихся из Челтенгема.
Прогнозы на субботу тоже хорошие.
Я вызвал на экран список файлов, чтобы посмотреть, что еще Изабель и Роза успели ввести в компьютер, и увидел надпись: «Посетители».
Это оказался составленный по моей просьбе список лиц, побывавших на ферме за последнее время.
Умнички, подумал я с благодарностью. Всегда готовы помочь.
Вот что было в списке:
Все водители за исключением Джерри и Пат, у которых грипп. (Они говорят, что выйдут на работу на следующей неделе.) Вик с женой (тоже больны гриппом).
Тесса Уотермид (искала Найджела или Льюиса).
Джерико Рич (насчет своих лошадей).
Констебль Смит (по поводу покойника).
Доктор Фаруэй (по поводу покойника).
Мистер Тигвуд (сбор пожертвований) Бетси (секретарша мистера Уотермида).
Бретт Гарднер (перед уходом).
Миссис Уильямс (уборщица).
Лорна Липтон (искала Фредди К., но он был занят челночными перевозками).
Поль (брат Изабель, приходил занять денег).
Человек, доставивший хлорку.
Я напечатал благодарственную записку в конце списка и записал все на новый гибкий диск, хотя и подозревал, что отныне контора будет просто завалена копиями. Выключив компьютер, я приготовил себе поесть, допил шампанское и немного поразмыслил по поводу вирусов, как органических, так и электронных.
Около десяти позвонила Нина.
— Где вы? — спросил я.
— В кабине фургона на ферме. Мы дозаправились, и Найджел сейчас моет фургон из шланга. И слава Богу, потому что я валюсь с ног.
— Что случилось?
— Да ничего, не волнуйтесь. Все прошло по плану. Доставили жеребца. Отец хозяйки, Джерико Рич, тоже был, когда мы разгружались, орал так, что за версту было слышно. Какой неприятный человек. Я чуть голову ему не откусила, да передумала, ради вас. А так ничего больше. Просто такие длинные перегоны очень утомительны. Тут нужны молодые и сильные парни, вы были правы.
— Как вы поладили с Найджелом?
— Господи, он как репей. Пару раз положил мне руку на колено, а я ему в матери гожусь. Вообще-то с ним весело. Так что я не жалуюсь. Мы много болтали. Можно, я расскажу вам завтра? — Она зевнула. — Он уже почти кончил чистить фургон. На редкость вынослив.
— Его главное достоинство, — согласился я.
— Тогда до завтра. До свидания.
На следующее утро я поехал на ферму пораньше. Мне надо было повидаться с некоторыми водителями до их отъезда. Харв сам уезжал с утра в Уолвергемптон, а в его отсутствие я предпочитал находиться под рукой на случай каких-либо внезапных проблем или изменений.
Для нас было обычным делом выезжать рано, поскольку большинство тренеров предпочитали привозить своих лошадей на ипподром часа за три до начала скачек. Зимой скачки начинались в полдень, чтобы успеть закончить засветло, так что зачастую водителям приходилось грузить лошадей в темноте, в шесть или семь утра, и разгружать двенадцатью часами позже, тоже в темноте. Вообще, все зависело от длины пути. По весне мы обычно загружались и разгружались на заре, в сумерках. Все с нетерпением ждали длинных летних дней, и, за те годы, что я занимался перевозками, я успел узнать, как много сил прибавляет людям солнце. При одинаковой нагрузке в январе и июне зимой люди устают куда больше.
Когда я появился на ферме в пятницу, большинство водителей сидели в столовой. Небо было окрашено в ярко-розовые тона, и воздух был прозрачным и холодным. Чай в столовой — цвета тикового дерева и такой же крепости. В сахарнице торчали белые пластмассовые ложки.
— Доброе утро, Фредди...
— Доброе утро, — ответил я дружному хору.
Харв успел уже уехать в Уолвергемптон. Я сверился с листом, который спечатал с экрана компьютера, и выяснил, что все водители уже получили четкие инструкции от Харва и Изабель. Тут я осознал, что с прошлого вторника я взвалил на их плечи куда больше, чем обычно, так что, по-видимому, удар по голове оказался серьезнее, чем мне хотелось в том признаться.
В столовой были Фил, Дейв и Льюис. У Льюиса никаких признаков гриппа. Несмотря на поздний приезд накануне, Найджел был в отличной форме. Азиз, как всегда, улыбался. Остальные, поглядывая на часы, допивали свой чифирь, заходили в туалет и отправлялись в путь, чтобы забрать большинство пикс-хиллских лошадей, участвующих в сегодняшних скачках в Лингфилд-парк.
Дейв должен был вместе с Азизом гнать девятиместный фургон за племенными кобылами в Ирландию. Оба появились задолго до отъезда, поэтому я попросил Дейва зайти на минутку ко мне в офис кое-что обсудить. Он вошел с обычным для него беззаботным видом, с кружкой чая в руке и с дружелюбным взглядом человека, не подозревающего подвоха.
Я жестом показал ему на стул у стола и закрыл за ним дверь.
— Ладно, Дейв, — начал я, садясь за письменный стол и испытывая скорее раздражение, чем злобу, — рассказывай, кто придумал твой понос?
— Что?! — Он быстро моргнул, как бы отгоняя мысль, мелькнувшую у него в голове. Касательно того, что я знал о его проделках. Зря отгонял, между прочим, поторопился.
— Понос, — напомнил я, — из-за которого вы остановились на бензоколонке в Саут Миммз, имодиум купить.
— А... да. Ты про это. Верно.
— Так кто договорился, что вы там остановитесь?
— Что? Ну, никто. У меня были колики, вроде этого.
— Хватит валять дурака, Дейв, — сказал я устало. — Вы вовсе не случайно подобрали Кевина Кейта Огдена.
— Кого?
— Того пассажира. И кончай морочить мне голову. Ты прекрасно знаешь, о ком я говорю. Ты вчера ходил на слушание его дела. Вы с Бреттом остановились в Саут Миммз не из-за каких-то мистических колик, а чтобы подобрать пассажира и отвезти его в Чивели. И все это вы от следователя утаили.
Дейв уже было открыл рот, чтобы автоматически начать протестовать, но тут же закрыл, разглядев выражение моего лица.
— Так кто договаривался? — снова спросил я. Он не знал, что сказать. Я мог запросто догадаться, о чем он думает, — все это было написано у него на лице. Я подождал, пока он проконсультировался со своей кружкой с чаем и поискал подходящий ответ на светлеющем небе за окном. Детские веснушки, как обычно, придавали ему невинный вид, но оценивающий взгляд, которым он искоса меня одарил, говорил о вполне взрослой вине, — Ничего худого мы не делали, — бросил он пробный камень.
— Откуда такая уверенность?
Он попробовал на мне одну из своих обаятельных улыбок, но к тому времени они на меня уже не действовали.
— Почему ты решил, что мы заранее договорились? Я же рассказывал, встретили этого недотепу, попросил, значит, подвезти...
— Хватит, Дейв, — резко сказал я. — Если хочешь удержаться на работе, выкладывай правду.
От изумления он замолчал. Я никогда с ним так сурово не разговаривал.
— Правду, Дейв, — потребовал я.
— Честно, Фредди, я ничего плохого не хотел. — На лице у него появились признаки беспокойства. — Чего тут плохого?
— Какая была договоренность?
— Слушай, ну что плохого, что мы подвезли этого парня?
— Кто тебе заплатил?
— Я... ну... — Кто? — настаивал я. — Или забирай свой велосипед и не возвращайся.
— Никто, — сказал он в отчаянии. — Ладно. Ладно. Мне должны были заплатить, но так и не заплатили. — Он был искренне возмущен. — Мы, значит, тебе не должны были о нем рассказывать, а он возьми да помри... — Он замолчал, осознав, что проговорился. — Мне сказали, что я найду конверт в кабине шестиместного фургона утром в пятницу, но ведь фургон стоял у твоего дома, а утром никакого конверта там не было, хотя я смотрел, когда мы убирались, и я ничего больше от них не слышал, и это несправедливо.
— Так тебе и надо, — сказал я без всякого сочувствия. — Кто такие они?
— Что?
— Они, те, кто сказал, что конверт будет в кабине?
— Ну...
— Дейв, — проговорил я в изнеможении, — рассказывай.
— Да, но понимаешь, я не знаю.
— Значит, ты согласился сделать то, что я неоднократно запрещал, — с сарказмом сказал я, — и ты не имеешь понятия, ради кого рисковал своей работой?
— Да, но...
— Никаких но, — отрезал я. — Как они тебя нашли и кто это был, мужчина или женщина?
— Ну...
«Сейчас я его удавлю», — подумал я.
— Ладно, — заторопился Дейв, — ладно. — Он горестно вздохнул. — Это была она, домой мне позвонила, а трубку сняла жена, она не любит, когда звонят посторонние женщины, понимаешь, не Изабель, но все равно та женщина только и сказала, что я не пожалею, если подвезу одного человечка, а кто же отказывается от таких подарков... на пиво же нужны бабки, правильно?
— Ты голос не узнал?
Он печально покачал головой.
— А какой акцент?
Он был искренне озадачен моим вопросом.
— Английский, не иностранный.
— Что она сказала?
— Так, значит, я уже говорил, подбросить парня...
— Как ты должен был его узнать?
— Сказала, он будет около насоса, увидит, как я подъеду, и подойдет... и он подошел.
— Кто придумал про понос?
— Значит, она. Она, значит, сказала, что мне как-то надо заставить Бретта остановиться в Саут Миммз. Ну я и сказал Бретту, что если он не остановится, то я сниму штаны прямо в кабине, а он пусть потом убирает. — Он неловко рассмеялся. — Бретт сказал, он меня мордой в это засунет. Но остановился.
— Бретт, выходит, в деле не участвовал?
Дейв разъярился.
— Бретт дерьмо.
— Почему так?
Возмущение Дейва несправедливостью взяло верх над осторожностью.
— Он сказал, никого не возьмет, если ему не заплатят. Ну я у этого Огдена спросил, но он заявил, что у него нет денег. Наверное, какие-то деньги у него были, но он сказал, что уговора такого не было, мне заплатят позже, так я сказал, Бретт не соглашается без денег, и этот Огден весь покраснел, но все же деньги нашел, немного, а Бретт сказал, что мало, и тогда я дал ему еще, проговорился, что мне их вернут, а он сказал, что он тоже хочет долю, если я не хочу, чтобы ты узнал, что я перевожу пассажиров за деньги. И это еще не все. — Ярость Дейва не знала пределов — Бретт пришел в паб в субботу и заставил меня заплатить за его пиво, и он ведь, блин, прямо издевался, а когда я сказал, что конверта с деньгами не было, он знаешь что сказал? «Плохо, приятель, не повезло тебе», — и продолжал наливаться.
— И ты попробовал отыграться на Джоггере?
— Понимаешь, он не хотел заткнуться, а я ужасно разозлился на Бретта, а Джоггер, значит, все молол и молол про какие-то штуки под днищами фургонов, и про старый грязный ящик для денег у тебя в гостиной, и про всякое разное, что перевозилось под фургонами...
— И ты понимал, о чем он говорит? — удивился я.
— Конечно.
— И насчет расчесок?
— Да, разумеется. Присоски.
— А насчет крестиков и арабов?
— Чего?
Полное непонимание. И для него это было абракадаброй.
— А Джоггер, — спросил я, — знал что-нибудь о твоем частном предпринимательстве?
— Что? В смысле об Огдене? Конечно, Джоггер знал, значит, что он помер. Я не говорил ему, что мы заранее договаривались. Я ж не полный дурак, знаешь ли, он бы тебе через пять минут все доложил. Всегда на твоей стороне был.
— Я полагал, и ты тоже, — заметил я.
— Ага. — Он выглядел слегка пристыженным. — Ну, значит, какой вред, чтоб заработать пару монет на пиво.
— На этот раз вред был.
— Так откуда мне знать, что он помрет? — печально осведомился Дейв.
— Что он вез? — спросил я.
— Вез? — Он наморщил лоб. — Портфель вроде «дипломата». И еще, это, сумку такую, с бутербродами и термосом. Я помогал ему положить их в кабину.
— Что он сделал с бутербродами?
— Съел их, наверное. Не знаю.
— А вы с Бреттом бутерброды покупали? Его удивляли мои вопросы, хоть и отвечать на них ему было легче, чем на предыдущие.
— Бретт покупал, — ответил он с готовностью, хоть и раздраженно. — Пошел и купил на мои деньги, еще смеялся, поганец.
— Бретт говорил, ты и раньше подсаживал попутчиков.
— Вот дерьмо!
— Так как, было такое? И каждый раз заранее договаривался?
— Да нет, те были случайными. Бретт не возражал, если я с ним делился бабками.
— А другие водители? Они тоже так делали?
— Не собираюсь никого закладывать, — сказал он с добродетельным видом.
— То есть и они тоже?
— Нет. — Его прямо корежило.
Я не стал настаивать. Вместо этого я спросил:
— За какое время до поездки в Ньюмаркет ты договорился об остановке в Саут Миммз?
— Накануне вечером.
— В какое время?
— Когда я вернулся со скачек в Фолкстоне.
— Значит, поздно.
Он утвердительно кивнул.
— Жена была недовольна.
— А та женщина пыталась дозвониться тебе до этого?
— Моя жена обязательно бы верещала по этому поводу, значит, нет.
Похоже, он был основательно под каблуком у своей жены, и ему не пришло в голову поинтересоваться, откуда та женщина знала, что он поздно вернется, а также, что он на следующий день собирается в Ньюмаркет. Больше того, она была осведомлена, что за деньги он согласится подвезти кого угодно.
Уж слишком много она знала.
Кто, черт побери, мог ей рассказать?