Двое из будущего. 1901 -…

Глава 10

Для показа выкупил на целый день зал синематографа, притащил свою аппаратуру и, поставив механиком наиболее талантливого паренька, запустил показ. Бедный тапер старался изо всех сил, пытался подстраиваться под динамику фильма, менял темп игры и под конец совсем вымотался. Последние кадры он сопровождал совсем уж сбивчивой мелодией. Но на его усталую игру уже никто не обратил внимания, потому как все, буквально все приглашенные оказались заворожены новым фильмом. И когда на потолке загорелись электрические свечи, зал разом выдохнул и зашуршал одеждой. И самый первый возглас, что прозвучал в небольшом зале, вопреки моим ожиданиям оказался неожиданно негодующим:

— Это просто возмутительно! Как такое возможно допускать?

И еще два голоса его подхватили:

— Неслыханно! Безобразие! Куда смотрит общественность!

А я, сидя в первом ряду, недоумевал. Не мог понять причины недовольства. Все же вроде неплохо получилось, вон и круглощекий Мендельсон недоуменно крутит головой пытаясь найти незнакомого крикуна.

Я встал, повернулся к залу. Окинул собравшихся тяжелым взглядом, от которого малознавшие меня люди предпочли отвернуться. А кричавший не стал прятаться, вскочил с задних рядов, и гневно тряся в мою сторону кривым пальцем, фальцетом завопил:

— Да как вы можете показывать такое! Как вы себе такое позволяете! Развели тут порнографию, церкви на вас нет!

Вот тут он меня совсем сбил с толку. Порнография? В моем фильме?

— Подождите, не кричите, — сказал я громко и жестом пригласил выйти. — Идите сюда, я вас не очень понимаю. О чем вы говорите?

Но мужчина видимо был из той породы, что проводят жизнь в ругани и скандалах. Мое приглашение он проигнорировал, но, тем не менее, стал пробираться по ряду, топча людям ноги. И при этом не забывал ругаться, обличая меня во всех мерзостях, которые он сумел усмотреть в моем труде. И, по его словам, я оказался и извращенцем и эротоманом и прелюбодеем и вообще… Сжигать таких как я на костре надо. И вот, дойдя до последнего стула, наступив сидящему на ногу, он выкрикнул последнее «мерзавец» и вышел вон, оставив после себя недоуменно притихший зал.

— Это что такое было? — тихо спросил я Мишку. — Что это за клоун вообще?

— Журналюга какой-то, — подсказал друг. — Готовься, завтра он тебя раскатает. Может его перехватить, попытаться уговорить?

А я, призадумавшись на секунду, кивнул. Узнать хотя бы из какой он газеты, попробовать подкупить редактора. И Мишка, правильно поняв мой жест, привстал, нашел глазами Орленка, коего он притащил на просмотр и незаметно кивнул в сторону двери. Наш начальник охраны мгновенно сорвался с места, выбежал из зала, впрочем, аккуратно придержав дверь, чтобы та не хлопнула. Будем надеяться, что скандалист не уйдет.

Этот неприятный инцидент не испортил нам вечер. После просмотра состоялся небольшой фуршет по принципу «шведского стола» и гости изрядно накушались как в прямом, так и в переносном смысле. И все или почти все подходили ко мне и выражали свое восхищение от проделанной работы. Сам фильм им очень понравился и это мне льстило. Было приятно выслушивать витиеватые речи и хвалебные тосты. Особо старались лично высказать свое восхищение люди, не являющиеся моими друзьями, коллегами или близкими знакомыми. Чаще всего подходили люди коих я знал совсем чуть-чуть или же не знал вообще. Незнакомые журналисты так те вообще как акулы описывали вокруг меня сужающиеся круги и просили рассказать меня обо все поподробнее. То есть, говоря языком будущего, просили дать интервью. Что ж, мероприятие для того и предназначалось и потому, после первого насыщения и обмена эмоциями я удовлетворил желание пишущей братии. Отошел с ними в сторонку и честно ответил на все интересующие их вопросы. И они, исписав не один десяток страниц в блокнотах, остались весьма довольны. А вскоре незаметно исчезли, по-видимому готовить статьи к выпуску. Конкуренция в их среде чрезвычайна высока, чуть промедлишь с выпуском и все — твоя статья никому не нужна и значит, твоя работа не оплачивается.

Здесь же в зале присутствовали наши главные актеры — Серафим собственной персоной, Ванин Денис, смущенный вниманием, и главная актриса Настя с обыкновенной фамилией Иванова. Они втроем откровенно купались во всеобщем внимании. Серафим с Настей под ручку ходили пот залу, продолжали играть влюбленных. А вот Ванин, не привыкший быть центром маленькой вселенной, откровенно смущался и потому медленно, но методично накидывался коньяком, впрочем, не забывая хорошо закусывать огромными шматами сала с белым хлебом. На ногах он вроде бы пока еще держался, но вот речь стала изрядно подтормаживать. Я еще не знал как действует на него алкоголь и потому, чтобы не случилось конфуза, вежливо попросил его удалиться. Денис адекватно отнесся к моей просьбе и даже поблагодарил за нее и с облегчением скрылся, оставив все лавры «влюбленной» паре.

К сожалению, Орленок так и не смог догнать скандального журналиста и потому на следующий день в «Новом времени» я читал разгромный отзыв. Вернее Маринка читала вслух за завтраком. Читала и возмущалась откровенной ложью, материлась как самый последний сапожник. Такой я ее еще не видел. Понадобилось нечто действительно возмутительное, чтобы она забыла про рамки приличия и вспомнила жаргон последних деревенских босяков. Я не стал ждать, когда она выругается и дочтет статью до конца, отобрал у нее газету и сам вник в текст. В общем, статейка оказалась мусорной, в которой не было ни слова правды. И главным желанием написавшего подобное было желание как можно глубже макнуть меня в выгребную яму. Персонально меня! Складывалось впечатление, что статейка-то проплаченная! Кому-то я очень сильно я наступил на любимую мозоль. Про сам фильм автор статьи тоже отзывался нелицеприятно. Упоминал убогость картины, пошлость сюжета, бездарность актеров и бескультурие режиссера, что в своем творении взывает к самым низменным чувствам зрителя. Знал бы журналист бытовое значение слова «лох», то, думаю, так бы в своей статье и написал: «Рыбалко — лошара».

Но странное дело, эффект от негативной публикации оказался совсем противоположным. О моем фильме заговорили. Обыватели, болтая меж собой, высказывались в том духе, что были бы не против хотя бы одним глазком взглянуть на творящуюся пошлятину. Тем более что, статьи в конкурирующих газетах были более правдивы и особенно восхваляли техническую часть картины, где люди двигались на удивление плавно. Перепало и талантом актеров, где особо выделили Ванина. В общем, к выходу картины в продажу всем салонам синематографа и к собственному прокату все было готово, а публика разогрета. Но в самый последний момент пришел запрет на показ и продажу картины от отдела охранки заведующего цензурным надзором. До выяснения всех обстоятельств. И это была катастрофа. Все договоренности рушились, а деньги, что были авансом получены за будущие продажи копий, возвращены. На следующий день я навестил охранное отделение, где поимел унылую беседу со скучным жандармом. Убеждал его, доказывал, объяснял, но все было бессмысленно. Стандартная фраза «надо проверить» рушила все мои доводы. И потому, я решил устроить второй закрытый показ моей картины, но на этот раз специально для охранного отделения. И тут мне пошли навстречу. Дали неделю на подготовку, сообщив дополнительно, что церковь, обеспокоенная негативным отзывом, тоже желает оценить мое творение. Что ж, церковь ныне сращена с государством, по сути, являясь фундаментом общества. Игнорировать ее требования было просто нельзя. Любое ее недовольство могло сказаться на наших успехах. А потому, за эту неделю я еще раз перекроил картину, досняв и добавив несколько минут специально для церковников. Надеюсь, проскочит.

В том же зале синематографа, на той же аппаратуре я показывал «Два сердца и крепкий кулак» высокой публике. Не более десяти человек в высоких чинах и санах сидели на жестких стульях и с придыханием смотрели на экран. Целый час неотрывно шевелили губами, читая диалоги, и блестели глазами, наблюдая за разворачивающимся лихим действом. Вместо тапера я поставил подходящую пластинку. И вот, когда мелькнули финальные титры и зажегся свет, самый старший из жандармских чинов, повернул голову к своему соседу и громко спросил:

— Ну, как вам, ваше преосвященство? Что скажете?

У священника, мне стыдно признаться, я даже не знал сана — так и обращался к нему «ваше преосвященство». Он глубокомысленно прочистил горло кашлем и ладонью огладил шикарную, по форме напоминающую совковую лопату и черную как смоль бороду. Поправил на груди массивный золотой крест и хорошо поставленным голосом выдал:

— Синема, конечно, увлекательная…, — я воспрял было духом, но следующая его фраза меня сразила наповал, — но показывать такое людям нельзя. Срамота… М-да…

— Вот и я смотрю — срамота, — охотно поддакнул ему жандарм. — Девки полуголые бегают, целуются почем зря.

— Во-во, — чинно кивнул головой церковник. — Из дому девка убежала, родительского благословения не испросила. А почему ни разу не была показана служба в церкви? Непорядок.

— Вот и я говорю — непорядок, — снова вставил жандармский чин. — Это что же получается, теперь всем бабам из дома можно убегать?

— Во-во, — многозначительно поддакнул «его преосвященство», уничтожая меня надменным взглядом. — А этот ваш негодяй… Он что же перед своим лихим делом к богу вздумал обращаться, помощи его просить? Пред иконой колени склоняет?

— Вот и говорю — нельзя показывать такое людям.

Они меня размазали. Вдвоем, поддакивая друг друга как влюбленные голубки, разбирали мою картину по кусочкам, находя в ней все новые и новые недостатки. Я даже не знаю, чем заслужил такую неприязнь. С моей точки зрения картина была верхом целомудрия, никакой обнаженки. Ну да, было несколько секунд чуть-чуть сверкнувшего плеча Насти Ивановой, но и только. Это же не повод… И что делать совершенно не понятно…

— Господа, ваше преосвященство, — подал голос я, не давая обсуждению дойти до крайней степени. — Предлагаю всем присутствующим подкрепиться. Не гоже обсуждать такое непростое дело на голодный желудок.

И жандармский чин вопросительно посмотрел на своего собеседника и тот едва заметно кивнул.

— Ну что ж, подкрепиться не помешает, — ответил он за всех присутствующих.

И опять «шведский стол» только на этот раз народу было существенно меньше, а закуски и выпивки больше. На алкоголь была моя надежда, может быть он как-то размягчит спевшуюся парочку. И Шустовский коньяк, о котором в последнее время было немало разговоров, должен был сыграть в этом деле главную роль. Коньяк ведь и в самом деле был так хорош, как о нем говорили, не зря же французы не так давно присудили ему Гран-При на своей выставке и разрешили именоваться именно коньяком, а не бренди, как было до недавнего момента. У меня для этого дела закуплено пару ящиков этого замечательного напитка.

За шведским столом дело пошло живее. Его преосвященство, презрев благородный напиток, закидывал в луженую глотку обыкновенную сорокаградусную и закусывал ложками паюсной икрой. Он подобрел, поплыл осоловело глазами, приобрел словоохотливость и после моих настойчивых увещеваний, убедительных аргументов и нескольких стопок вдруг признался, что фильм ему все-таки понравился. И жандармский чин поспешил поддакнуть, соглашаясь.

— Только вот, что я вам скажу, голубчик, — менторским тоном, выговаривал мне церковник, — то, что ваша актриса убегает из дому это, конечно, неприятно, но бывает. Смириться с этим можно. Но вот то, что она потом выскакивает замуж без родительского благословения…! Тут уж простите. Эдак все девки последуют этому примеру, а для церкви сие невозможно. И уберите этот богомерзкий и пошлый засос.

Я лишь кивал, внимая истину. Изображал из себя внимательного слушателя, остерегаясь серьезно вступать в споры. Глупо из себя строить борца за идею и отстаивать свои взгляды, в данный момент лучше действовать хитрее. Необходимо смиренно выслушать высокие чины, принять их мнение во внимание, а когда они под действием алкоголя серьезно раздобреют, следует попытаться вступить в диалог, аккуратно привести свои доводы. Может быть повезет и меня услышат. И тогда возможно смягчат они свою критику и позволят выйти картине с небольшими правками. Плечо обнаженное можно вырезать, откровенно долгий поцелуй тоже, снять и вмонтировать благословение на брак родителей, Ванина, что осеняет себя крестным знамением, тоже вырезать к чертям собачьим — пусть лучше будет ярым безбожником, справедливо получающего по сусалам. И прочую ерунду подправить тоже. Жалко, конечно, кромсать фильм, но тут уж ничего не поделаешь. Либо так, либо никак. В любом случае, оригинал можно продать за границу, где действительно по достоинству смогут оценить мое творение. Перемонтировать фильм с английскими, немецкими и французскими титрами и пустить в оборот. В той стороне наша цензура не властна, да и клиент побогаче российского — окупиться лента должна гораздо быстрее.

Целый час мы общались. Выпивали, закусывали и чесали языками. Жандармский чин откровенно попал под влияние церковника — поддерживал его мнение во всем, буквально заглядывал ему в рот. Своего мнения у него не оказалось. И потому, поняв это, все общение я стал вести с его преосвященством. И, слава богу, после обильных совместных возлияний я нашел с ним общий язык. Нам удалось прийти к компромиссу — я изрядно перелопачиваю картину и убираю все неудобные и неправильные с точки зрения церкви вещи, а он после всего этого дает свое разрешение. Ведь картина ему действительно понравилась, лихость, с которой Серафим расшвыривал негодяев, оказалась ему по душе. Ну а чтобы не обделять вниманием и государева служащего, я поинтересовался и его мнением, и оказалось, что у него с самого начала никаких претензий и не было — никакой политики в фильме не присутствовало. Что ж, хоть по этой части я оказался не тронут.

Повторно фильм комиссии я продемонстрировал спустя две недели, когда лето подходило к концу. Я учел все замечания, исправил все ошибки и как обычно накрыл обильный стол. Но теперь пустил пастись на недешевой поляне высокие чины и сановитых персон прежде показа фильма, желая создать нужное мне благостное настроение. И у меня получилось. Слегка пьяные и с сытым желудком важные персоны смотрели мою картину с некой ленцой. Его преосвященство вообще умудрился вздремнуть и громко всхрапнуть во время просмотра, от чего он потом передо мной немного смущался. Но зато нареканий с его стороны более не последовало, и я наконец-то получил разрешение на продажу и показ своей картины.

Для показа «Двух сердец и крепкого кулака» я на месяц выкупил зал синематографа находящийся в самом центре столицы. Здесь был максимально большой охват зрителя, что для меня очень важно. Для наиболее правильного показа, так чтобы и картинка шла плавно и количество кадров было правильным, нужна была именно наша усовершенствованная аппаратура. Месяца должно мне хватить. Сама картина шла чуть более часа, сеансов за день могло быть около восьми, а при вместимости зала около полутора сотен зрителей… То за месяц при семидесяти процентном заполнении, при средней цене за билет в сорок копеек я мог бы отбить около десяти-одиннадцати тысяч рублей. Минус половину от заработанного отдать хозяину заведения. Это при хорошем раскладе. Вроде бы неплохие деньги, но наши затраты на картину они не покрывали. Надежда на копии фильма, что мы будем активно продавать и в Российской Империи и за границей.

Очень тяжело оказалось договориться с хозяином бывшего театра ныне приспособленного для просмотра фильмов. У него и так доход был хоть и небольшой, но достаточно стабильный. Крутил одну-две короткрометражки в час и заполнял зал с обеда на треть, а к вечеру наполняемость возрастала до уровня восьмидесяти процентов. Так он мне сказал. Стоимость просмотра тоже в районе от пятнадцати-двадцати копеек до рубля-полутора в зависимости от времени сеанса и комфортности места. Тут как и в обычном театре особо ценились балконы с которых было очень удобно смотреть на экран. Да и головы впереди сидящих не мешали. В общем, владелец здания и без меня неплохо жил. И когда я пришел к нему с коммерческим предложением он лишь посмеялся надо мной и не слишком любезно отказал. Мне пришлось применить все свое умение дипломатии и давления, чтобы он хотя бы выслушал мои выкладки. Ну а потом он, подумав пару суток, пошел на встречу и разрешил крутить мне свою киношку, только потребовал за это половину от сборов. Пришлось пойти на это, ибо очень уж удобное место оказалось в плане расположения. Но за его жадность так и хотелось обозвать мироедом. А вообще, стоило бы задуматься о собственной сети кинотеатров. Таких, что отвечали бы нашим с Мишкиным требованиям комфортного просмотра. С небольшим возвышением рядов, удобными креслами, с отдельной операторской будкой. И удобным фойе, где можно будет скоротать время до начала просмотра. Жаль что пока настоящей, а не наркоманской кока-колы, сахарной ваты и попкорна в Империи еще нет. Так бы можно было на этом зарабатывать. Хотя в нынешние времена дополнительный заработок приносили чайные буфеты с их пирожными и пирожками и горячительными напитками. Только вот денег для строительства собственной сети кинотеатров не было, все и так в производстве. Но это дело со всех сторон выгодное и потому надо бы что-то придумать. Возможно, будет иметь смысл взять кредит в одном из банков. В том же самом Русско-Азиатском, например. Моллер как-то высказывался, что мог бы поспособствовать в этом деле, как-никак хорошее знакомство в управление у него осталось.

На мое счастье прокат «Двух сердец» не провалился. Зритель охотно пошел на сеанс и по достоинству оценил как художественную ценность картину, так и техническую ее часть. Уже знакомых с синематографом очень удивляла та плавность в движениях героев. Глаз на нашей ленте совсем не уставал, голова из-за дергающейся пленки после сеанса не болела. Да и длительность фильма народ признал вполне удачным. Нынешние картины, по моему мнению, были слишком уж коротки — какие-то пятнадцать-двадцать минут. В эту длительность и историю-то нормальную не впихнешь и героев не раскроешь. Потому и проигрывал нынешний синематограф тому же самому театру, где зрители героям сопереживали по-настоящему.

По правде, признаться, я ожидал, что к концу прокатного месяца у нас пойдет спад на зрителя. Но я приятно ошибся. Про мой фильм заговорил и простой обыватель, и утонченный аристократ. Как о новом феномене написали в ведущих газетах, перепечатали статьи в заграничных изданиях. Часто на улице и в ресторанах я стал слышать восторженные пересказы сюжета в лицах и видел, как мальчишки грозно дергали ногами, пытаясь подражать «летающему» Серафиму. Я случайно прочитал в газете, что в народе это прозвище приклеилось к нашему главному актеру едва ли не мгновенно. Серафим наш потом долго обижался и дулся на журналистов, что о нем так написали, но потом плюнул на это дело и перестал обращать внимание. А жанр кинокартин, где главные герои непринужденно, легко и весело мутузят негодяев, получил народное название «как у Серафимки летающего».

Каждый, кто посмотрел мою картину, находил в ней что-то свое, что-то, что ему особо понравилось. Гимназистам и молодым студентам очень приглянулись драки, дамочек всех возрастов привлекла история про горячую любовь, а их кавалеров зацепила наша веселушка Настя Иванова. Наверное, я зря вырезал мимолетную сцену с приобнаженным плечиком, надо было порадовать мужиков. В общем, по истечению месяца, видя не угасающий интерес публики, я договорился с владельцем здания продлить наш договор еще на тридцать дней. И тот, наблюдая такое положение дел, охотно согласился. В деньгах он почти не терял, но зато весьма неплохо зарабатывал на своем буфете, где продавал разные вкусности для дамочек и подростков, и дешевый алкоголь, и разбавленное пиво для мужчин.

С прокатом у нас было все просто замечательно, но что же касается продажи копий самого фильма для других синематографов, то там дело обстояло не так радужно. Наслышанные об успешности картины и желающие ее приобрести владельцы синематографов, приехали ко мне достаточно быстро. И так же быстро разочаровались, когда поняли, что для такого же эффекта им придется приобрести у меня модернизированные кинопроекторы. Весьма недешевые, кстати. Без них не будет той плавности, о которых в восхитительных тонах писалось в газетах. Можно, конечно, и от руки покрутить, но, во-первых, крутить оператору придется быстрее, чем он привык, а во-вторых, заниматься этим дурным делом придется целый час, а ни один человек подобный темп не выдержит. Картинка обязательно или задергается или сбавит в темпе. И тут, либо ты покупаешь у меня громоздкий и дорогой аппарат, либо выходишь из ситуации, нанимая оператором второго человека. И многие пошли по второму варианту. Так для них было и дешевле и проще. Когда на мою картину перестанут ходить, человека можно и уволить, а вот от купленной аппаратуры уже не избавиться. Что ж, действительно, моя недоработка всплыла в весьма неожиданном месте. И потому, срочно обратившись в наш НИОКР, я потребовал от них новый компактный редуктор, который позволял бы переключать скорость с моих двадцати четырех кадров в секунду до общепринятых шестнадцати. Обещались изготовить через пару недель первый образец.

Вообще, новые производства плодились под нашим контролем как грибы после летнего дождя. Начиналось все с одного небольшого цеха, потом созрел НИОКР, где сейчас помимо исследований налажено небольшое серийное производство настольных телефонов. Далее появились маленький заводик металлообработки в столице, что был нам жизненно необходим и небольшая компания-посредник по поставке угля. Появились большое складское помещение в портовой зоне, моя личная страховая компания, литейный заводик под Новгородом, который сейчас довольно неплохо развивается. Его основным профилем деятельности, как ни странно, стала выплавка различным мелких деталей из цветмета и их последующее хромирование. Литейный завод работал не только для нас, покрывая защитным слоем хрома части деталей мотоцикла и замков, основную массу заказов он принимал со стороны. Очень уж понравилось населению блестящие и коррозионностойкие декоративные детали. А что до выпуска профильного проката, о котором я когда-то подумал, то спецы, прикинув все расходы, сообщили, что перепрофилировать завод будет стоить очень уж больших денег. Дешевле было бы построить новый с нуля. Так что, этот вариант пока откладывается на неопределенное время. Там же под Новгородом полным ходом идет строительство химического завода, где будут производить фенол и карболит. На данный момент там выбран вручную котлован и залит фундамент. Скоро, когда бетон наберется крепости, будут возводить стены. Оборудование, что Мельников закупал по Европам, обещали привезти ближе к следующему году. Потому еще установка, наладка, обучение персонала… В общем, песня эта долгая, дай-то бог, если мы выйдем на проектную мощность по карболиту к концу следующего года. Опять же, надо что-то придумывать с электричеством. Работа на паровом приводе меня категорически не устраивала. И если в столице Сименс нам пошел на встречу и пообещал в будущем прокинуть в нашу сторону силовые кабеля, то в Новгороде все обстояло совсем печально. Для наших нужд электроэнергию нам никто поставить не сможет. Ни сейчас, ни в ближайшем будущем. И все-таки придется нам там стоить свою электростанцию. Черт, а так не хочется ввязываться в эту историю… Там же, под боком химзавода, будут изготавливать изделия из карболита по заказу со стороны. Тот же Сименс весьма заинтересован в нашем материале и с каждым месяцем просил его все больше и больше. Простой народ пока еще на распробовал карболит, но уже появилось несколько стабильных покупателей, что придумали изготавливать из карболита разнообразные футляры. Для очков, письменных и швейных принадлежностей, для папирос и папиросных гильз. И это хорошо, надо приучать население к новым и удобным материалам. Надо бы нам выпускать еще и различные кислоты для производственных нужд, но это пока терпит. Сейчас, в связи с бушующим кризисом по миру, проблем с покупкой едких веществ не существует. Но это лишь пока. Через несколько лет мы наверняка столкнемся с дефицитом. А если мы сумеем наладить выпуск тротила в больших количествах, то тем более. Для его производства нужны как раз серная и азотная кислоты в весьма немалых количествах. Покупать их со стороны при будущем дефиците станет нам весьма накладно. Лучше раз крупно потратиться, но зато потом не знать головной боли с доставкой. Да и доход дополнительный не будет лишним. Мельников, кстати, когда работал на Тентелевсвком заводе, как раз и специализировался на различных кислотах. Для него организовать процесс ее производства раз плюнуть. Надо только ему правильную задачу поставить и организовывать сразу крупное производство, такое, чтобы себестоимость продукта получалась минимальной.

Что касается зеленки, о которой я когда-то удачно прочитал в википедии, то она худо-бедно, но набирала обороты. Медики оценили ее качество и дешевизну. Но тут, правда, много зарабатывать не получалось, сырье не дорогое, растворить кристаллы красителя и разлить по баночкам любой дурак сможет. Вот у нас и появились конкуренты, отбирающие значительную часть рынка. И повлиять на них мы не можем, ибо патентное право здесь бессильно. Единственное, на чем мы выигрываем, так это на громком названии «Антисептик № 1. Зеленка» и умной рекламе, которую помогает продвигать Мишка. Так название «Зеленка» и закрепилось в сознании врачей, а через них и у обывателей. Для пущей эффективности нам бы следовало запустить целую серию медицинских препаратов и материалов. Таких как йод, перекись водорода, стерильные бинты, вату, марлю, лейкопластыри, жгуты и много чего прочего. Но на наши фантазии пока нет ни времени, ни денег. У нас сейчас главная цель — становление моторного транспорта и химической промышленности. Подшипники вот еще головную боль приносят. Завод во Швайнбурге активно поглощал наши средства, модернизировался и пытался выкинуть на рынок новые виды роликовых подшипников. Туда приезжал Мендельсон, разбирался с патентованием, налаживал процесс в местном юридическом отделении. Старательные немцы с энтузиазмом взялись за дело и спустя некоторое время выдали кучу свежих привилегий нового вида подшипники и на новые станки, шлифующих до зеркального блеска ролики. Наверное, мы разделим производство во Швайнбурге. Часть оборудования вывезем в Россию, в тот же самый Новгород, например, поставим завод и будем снабжать всех желающих в стране доступным и относительно недорогим продуктом. Если так, то опять же все будет упираться в деньги и в опытные кадры. И вот так всегда. Наши с Мишкой неуемные амбиции тормозятся обычным дефицитом наличных денег и уже ощутимым отсутствием грамотных кадров. Моллер за наши аппетиты, наверное, нас уже давно проклял и с досадой вспоминал тот день, когда дал свое согласие стать директором нового финансового учреждения. Банк под его управлением изыскивал любую возможность, чтобы достать наличность для нашей жадности.

И вот, в нагромождении различных производств, возникших за коротких четыре года, еще одним кирпичиком этого пазла стало наше новое производство киноаппаратов и кинопроекторов. И возникло оно от безысходности, ибо аппаратов под мои «скромные» требования в нынешнее время просто не существовало. Купленные в Америке аппараты Эдисона были до винтика разобраны нашими инженерами и переделаны под требуемые характеристики. Где-то что-то подправлено, подточено, заменены ненадежные детали, поставлен электродвигатель и редуктор. Оптику для первого раза трогать не стали, но наши инженеры уже вышли на компанию Цейса и попросили их разработать новый объектив, такой чтобы и фокусное расстояние можно было менять и поток света регулировать. Закупили в Америке еще с пяток кинопроекторов, и сейчас идет их активная модернизация с целью последующей продажи кинопрокатчикам. Хотя аппараты и оказались весьма недешевыми сами по себе, то после нашего вмешательства их стоимость взлетала вообще до небес. И это отпугивало многих мелких и средних прокатчиков. Кстати, шустренько подсуетились французы. Каким-то образом узнав про мои нововведения задолго до выхода фильма, вышли на меня и предложили покупать аппаратуру у них. Мы пока думаем, прикидываем что выгоднее, но судя по всему, дадим им отказ. Не будем покупать у них саму технику, но зато с удовольствием приобретем механическую начинку. А корпуса мы и сами сможем соорудить из того самого карболита. Да и над компактностью поколдуем, а то слишком уж тяжелая и габаритная машинка получалась.

К концу лета мы запустили производство новой картины. Не продолжение «Двух сердец и крепкого кулака», а совершенно новую историю. Тоже боевик, тоже с красивыми драками, но уже без оголтелой городской банды и любви. История была про боксерское восстание в Китае и нашу доблестную армию. Вернее, про небольшой конный отряд, что заблудился при длительном переходе и оказался застигнут врасплох большим отрядом повстанцев. Серафим с Денисом играли двух друзей поручиков, которые после внезапного и подлого нападения, похоронив своих друзей, оторвались от отряда и пошли совершать акт мести. Банальная история, от которой пахнет нафталином, но для этой эпохи сойдет. Для зрелищных сцен со стрельбой и драками лучше идеи и не придумаешь. Сценарий опять написал я, нелепости любезно поправил сам Серафим, а Маришка с вдохновением взялась за организацию процесса. Она же озаботилась костюмами, декорациями в павильоне, подобрала массовку. Все было хорошо, только со злыми китайцами возникла проблема. Кроме наших двух помогаек ни одного азиата в округе и не было. И вот, когда я решил было их попробовать на роли и уже приступил к первым съемкам, как заявился Мишка. Завалился шумно в павильон, постучал сапогами об пол, сбивая грязь, да и подсел рядом со мной на стул, молча уставившись на гримасничающих перед камерой китайцев. А когда я, отсняв дубль, крикнул «Стоп!», пододвинувшись, шепотом спросил меня:

— Ты, Вася, нехороший человек и вообще редиска. Ты зачем их у меня отобрал?

— Чего? — не понял я, оборачиваясь.

Мишка, пододвинувшись еще ближе, почти в самое ухо повторил вопрос:

— Я говорю, ты зачем их у меня отобрал?

— Кого? Ты про китайцев что ли? — догадался я о ком шла речь.

— Про них, про них, — кивнул Мишка. — Я их для особого дела приберег, а ты без разрешения их у меня забрал, да еще на всю страну показать их морды хочешь. Нехорошо так поступать, Вася.

Я мотнул болящей головой и поднялся с места оператора. Раскинул в стороны руки, потянулся, хрустнув хрящами позвоночника. Спина затекает от долгого сидения за этой шарманкой.

— А тебе жалко, что ли? — в ответ спросил я. — У меня тут проблема с азиатами, а ты зажлобился как самый последний кулачина. Нехорошо так поступать, Михаил Батькович. Они ж у тебя ни черта не делают, только слоняются по городу, кабаки околачивают. А у меня они при деле.

— Ты, Вась, меня не понимаешь, — по-прежнему негромко сказал друг. — Моим китайцам светиться на экране ну просто никак нельзя. Нельзя в степени абсолютно. Они мне для важного дела нужны. Причем уже совсем скоро. А твой фильм с их мордами мне рушит все планы.

— О чем ты говоришь? Какие такие планы? Для какого дела тебе они нужны?

Мишка вздохнул. Покрутил головой, ища лишние уши, встал со стула и, кивнув головой в сторону двери, предложил:

— Пойдем-ка, уединимся. Надо пошушукаться. Дело серьезное.

Я пожал плечами. Мы вышли из павильона, зашли в небольшую комнату, где стоял небольшой чайный столик и примус со стальным чайником. Тут же в кулечке лежали ломаные остатки печенек.

— Надо же, варвары, подъели, — беззлобно констатировал я факт уничтожения неизвестными лицами единственного закусона к чаю. — Присаживайся, глотнем по кружечке английского с бергамотом, — и, поджигая спичкой горелку, поставил воду закипать.

А Мишка, присев на стул и облокотившись на спинку, сложил руки на груди и с укоризной посмотрел на меня. Я, присев напротив, поставил на стол два стакана в подстаканниках, ливанул туда крепкой заварки, напоминающей чифирь и пододвинул сахарницу. Ложкой Мишка завладел сам, тщательно обтерев ее об платочек.

— Ну-с, рассказывай, — разрешил я, разливая кипяток по стаканам. — Какие у тебя бармалейские планы на своих китайцев?

Мишка хмыкнул. Не спеша бросил в чай пару кусков сахара, методично застучал ложкой. А затем, отхлебнув, сказал:

— Через полтора года война с Японией.

Я кивнул, показывая, что я об этом помню. По нашему уговору после зимы я должен уехать на Дальний Восток, чтобы наладить там производство нашей колючей проволоки и боеприпасов к миномету. Ну и кое-какие веще туда перевезти — те же самые телефоны, приспособленные к военно-полевым условиям, мотоциклы наши с колясками и без, мопеды и велосипеды. И прочее в таком же духе, чтобы было, что предложить нашим военным уже на месте. Мы понимали, что особо-то в этой войне стране помочь не сможет, но попытаться спасти несколько человеческих жизней стоило. И даже если благодаря нашим усилиям война продлится хотя бы еще на пару месяцев, то это уже будет хорошо. У Японии людские ресурсы не безграничны, глядишь и покатятся их войска обратно к восточному берегу, испытывая недостаток резервов. Ну, это так, всего лишь предположение. Как на самом деле все будет покажет время.

— Про Японию я помню. А китайцы тебе зачем?

— Помнишь наш разговор про Куропаткина? — в свою очередь спросил друг.

— Ну…

— Так вот, Куропаткин до войны должен прокатиться по Дальнему Востоку с инспекцией. Это я помню. Но когда это произойдет, я точно не знаю, но у него остается не так много времени. И, кстати, в данный момент он находится в столице. Понимаешь, на что я намекаю?

— Надо успеть ему морду набить? — со смешком спросил я и Мишка кивнул. — А китайцы каким боком к этому делу?

— Ты что, забыл уже что ли? Мои китайцы будут изображать злобных самураев, что похитят господина Куропаткина, чего тут непонятного?

Я понимающе кивнул. Мишкин план был предельно прост. Похитить главного «торопыгу» русско-японской войны, втайне унизить и подставить Японию с той гнусной целью, чтобы наши на Дальнем Востоке хоть чуть-чуть зашевелились. По слухам и по заметкам в газетах, которые Мишка собирает со всей страны, уже сейчас строительство укреплений в Порт-Артуре значительно замедлилось — правительство экономило деньги. Но эта кажущаяся простота плана таила в себе множество подводных камней и оговорок.

— Ну и скажи, как ты их будешь использовать? Ты с датой определился?

— Надо совершать похищение как можно скорее. В течение месяца. Не ровен час рванет Куропаткин на восток и вспоминай как звали. Дело, в общем-то, несложное. Он хоть и министр, но его с легкостью можно подловить, когда при нем находится самый минимум людей. Например, когда он возвращается из театра.

— У него нет охраны? — удивился я.

— Есть, — недовольно ответил Мишка. — Но я б постеснялся назвать это охраной. Так, сопровождение по статусу. Против неожиданного нападения они ничего противопоставить не смогут.

— Вооружены?

— Конечно.

— Тогда обязательно какой-нибудь дурак стрельнет. Голову на отсечение даю. А вообще, у тебя готов сам план, люди, помещение?

И Мишка на мой вопрос лишь уклончиво качнул головой.

— Только помещение. Я снял на год домишко в Пскове с хорошим подвалом и глухим, высоким забором. Лучше не придумаешь. Но нам и месяца хватит.

— А как ты его будешь в Псков переправлять после похищения? Вся полиция и охранка на уши встанет. Всю столицу перевернут, все дороги перекроют. Все подозрительные кареты досматривать будут. Я уж не говорю про поезда. И на чем ты его повезешь?

Мишка молчал. Крыть нечем. Имелась двупутная железная дорога, но этот вариант отпадает. Переправлять министра своими силами в карете… Дороги до Пскова, как бы это сказать, имелись лишь условные. Набитая телегами и тысячью ног направление было, а не дорога. Конечно, кое-где попадалась мощенная «скоростная трасса», но это лишь кое-где. Я вообще до сих пор не понимаю, как Российская Империя разрослась до таких гигантских размеров при таких ужасных дорогах, по которым более или менее с комфортом можно было перемещаться только зимой на санях. Да и то это было сомнительным удовольствием… В общем, пока довезешь генерала до места, тебя десять раз проверят и пятнадцать раз грохнут. Не-ет, если уж прятать Куропаткина, то только в самой столице или в ее пригородах.

— И что делать?

— У тебя есть похожий дом как в Пскове, но только здесь, в столице?

Мишка мотнул головой.

— По газетным объявлениям надо поездить. А это время. Пока найдешь то, что надо может месяц пройти.

Я согласно кивнул и задумчиво отхлебнул остывающий чай.

— А с людьми у тебя как? Ты вроде бы говорил, что озаботишься этим вопросом.

— С людьми все в порядке. Мои китайцы будут главными актерами перед Куропаткиным. Они будут его пытать, издеваться над ним, допрашивать. Жестко, но аккуратно, чтобы тот не поплыл. Еще есть три надежных человека, что пойдут на нашу авантюру не спрашивая, а потом язык будут держать за зубами. Конечно, заплатить им хорошо придется и за границу отправить на годик от греха подальше.

— Что за люди? Местные?

— Один сам Василий Орленок, а еще двое его людей из охраны. Что я надумал они пока еще не знают, но уверен, что не откажутся от разового дела. Молчать будут, я в них уверен. Эти двое очень сильно подсели на идеологию социалистов-революционеров и, похоже, только и ждут момента, чтобы применить свои силы на какое-нибудь «благое» дело. Узнают, что мы самого Куропаткина пойдем похищать — побегут впереди телеги.

Я поперхнулся чаем. Расплескал его по столу, запачкал брюки. Этого мне еще не хватало!

— Мишка, ты с ума сошел? Нам еще с эсерами связываться не хватало! И они у нас еще и работают?!

И мой друг удивленно пожал плечами.

— Ну, работают. И что? Ребята работящие, ответственные. Революционными идейками только интересуются, на собрание партийных ячеек не ходят. Конечно, кто-то их тщательно обрабатывает, литературку им подкидывает, но это все. Орленок говорит, что их еще не сильно засосало, но в нашем деле эти двое будут участвовать охотно. А потом, мы их в Америку отправим, охранять нашу юридическую контору. И никто не узнает. Так что риск раскрыться через них минимален. У них и семей-то нет, чтобы здесь задерживаться.

— А у тебя Орленок уже все знает что ли?

Мишка кивнул.

— Я с ним намеками поговорил и он понял. А потом согласился участвовать. Его тоже можно потом в длительную командировку отправить. Например, сопровождать по европам нашего главного химика. А то он жаловался, что неуютно ему с крупными суммами в одиночку перемещаться. Охрану просит. Главное, до «кровавого воскресенья» их продержать за границей от греха подальше, а потом охранке не до этого будет.

— Ну, ладно, будем считать что убедил, — поддался я Мишкиным аргументам. — Допустим…, дом мы найдем, людей подключим… А сам план похищения у тебя есть?

— Есть один. Довольно простой, но он обязан сработать без всяких сюрпризов. И людей хватит для этого плана.

— Давай, рассказывай, — потребовал я, подливая в стакан горячей воды. И Мишка, для страховки выглянув за дверь, меня просветил…

Что ж, план действительно был довольно прост. Поймать момент, когда Куропаткин будет проезжать в закрытом экипаже и, подменив или подкупив возницу, увезти его в нужное нам место. А там уже и делать с ним что хочешь, предъявив в качестве убедительного аргумента несколько револьверных стволов. Сопровождающие Куропаткина внутри экипажа сделать ничего не смогут, остается лишь вопрос с внешней охраной. Будут ли они вообще и в каком количестве? Надо бы аккуратно понаблюдать за господином военным министром, узнать, как он привык перемещаться по городу. Ну а потом, пересадить его уже в другой крытый экипаж и увезти без лишних свидетелей куда нам требуется. Ну а китайцы обязательно должны светить своей физиономией и громко бросать фразы на японском, так, чтобы ни у кого из сопровождающих не возникло ни тени сомнения в причастности к похищению японской разведки. С японским языком, правда, была проблема, ибо наши китайцы не знали на нем ни слова. Ну ничего, для того, чтобы бросить пыль в глаза достаточно и того словарного запаса, что я вынес со своих тренировок по каратэ. Счет от одного до десяти, названия ударов, обращение к тренеру и прочую ерунду. Никто их все равно не поймет, но в сознании свидетелей отложится чужестранная и неприятная речь.

— Ну, что скажешь? — поинтересовался моим мнением друг, выжидательно всматриваясь в лицо.

Я неуверенно пожал плечами:

— План вроде бы и не плох, но что-то слишком просто. Все ли учтено?

— Чем проще, тем лучше, — парировал Мишка. — Всего, конечно, не учтешь, но у нас особого выбора-то и нет. Мы с тобой в этом деле дилетанты, вот и будем действовать по-дилетантски.

— А, например, будет у него внешняя охрана из четырех конных, что тогда делать будем? Стрелять их?

И тут Мишка пожал руками. Что делать в этом случае он не знал. Но при любом раскладе сначала необходимо был провести хотя бы минимальную разведку. То есть определить при какой охране перемещается Куропаткин по городу. И вот на этом мы и остановились. Орленок со своими подопечными проследят за наиболее частым маршрутом военного министра и сосчитают охрану, а Мишка займется поиском подходящего дома. Ну а я оказался временно не при делах и потому продолжаю снимать свою синему. Хотя…, к черту эту синему. Весь сценарий полетел к черту. Придется его переписывать и вместо китайских боксеров использовать тему русско-английского противостояния. В Крым уехать на натурные съемки, да и с солнышком там веселее. А может быть Чаплина попытаться за это время отыскать? Или Бастера Китона? Когда они там сниматься начали? Может быть, они уже пытают счастье на ниве кинокомедий?