Двойные листочки

Петя удивлённо вскинул брови:

— И Мариша отпустила?

Вика кивнула.

— Я умею быть убедительной.

— И что ты ей сказала?

— Правду: что поедем Ванечку навестить и что нам нужно передать ему кучу материалов от учителей. Она дала добро. Давай поторопимся, в магазин заскочим, купим апельсинов и чего-нибудь ещё, что там положено болеющим. Ты говорил, адрес у тебя есть?

— Да, у меня есть адреса всего класса.

— Откуда?

Петя ухмыльнулся.

— Когда Мариша в начале года попросила помочь ей с таблицами в электронном журнале, я на всякий случай сфоткал страницу с личными данными.

— И зачем, дорогой сталкер, тебе адреса всего класса?

— Как раз для такого случая, как сегодняшний: сюрприз кому-нибудь устроить или с днём рождения поздравить, или ещё что-нибудь. Как видишь, пригодилось.

— Да, — Вика выглядела впечатлённой. — Значит, у тебя и мой адрес есть?

Петя хмыкнул.

— Разумеется. Так что если захочешь от меня скрыться, как… — Петя вспомнил, что они не одни и что рядом стоит Миля. — Как кое-кто от Вани, советую сначала переехать.

Вика рассмеялась. А вот Миля нахмурилась. Она обратилась к нему неожиданно ядовитым тоном:

— Петруша, прости, правильно ли я поняла: ты договорился поговорить со мной и через десять секунд соглашаешься ехать к Ване?

— Миль… — Петя провёл рукой по волосам. — Мы к нему давно собирались. Тут возникли некоторые сложности. Нам нужно к Низовцеву, кажется, у него какие-то проблемы…

— Но мы же с тобой договорились, Певцов! Буквально. Только. Что.

— Милёк, я понимаю, просто…

— Знаешь, что? Забудь, — Миля махнула рукой и, развернувшись, быстро пошла к кабинету.

Петя подбежал к ней.

— Миля, подожди, прости, я не подумал, у меня вылетело из головы…

— Вот именно. У тебя всё вылетело из головы. И в первую очередь я. Когда мы с тобой последний раз разговаривали? Когда ты последний раз интересовался моими делами? Ты договариваешься со мной, и тут же, даже не задумываясь, несёшься решать проблемы Вани, потому что они внезапно стали для тебя важнее, чем мои.

— Твои? Ты сказала, что всё в порядке! — Петя нахмурился. — Ты хотела поговорить о чём-то конкретном. О чём? Что у тебя случилось?

— Уже ничего! — Миля бросила на него настолько недовольный и обиженный взгляд, что Пете почти физически стало больно. — Тебя это больше не касается. Иди к Низовцеву, пока Мариша не передумала и не оставила вас на классный час.

И Миля пошла к классу. Петя стоял, глядя ей вслед, и чувствовал себя ужасно паршиво. Он услышал рядом Викины шаги.

— Смена плана. Ты остаёшься и разговариваешь с Милей, а я поеду к Ванечке.

Петя посмотрел на Вику.

— Ты сможешь съездить одна?

— Конечно. Миля права, мы… Кажется, мы немного забыли про наших друзей.

Они с Викой обменялись красноречивыми ухмылками. Петя вздохнул и посмотрел на дверь, за которой скрылась Миля. Громко ею хлопнув. Он кивнул.

— Ладно. Тогда напиши мне, как доедешь до Низовцева. Если он и правда здоров, брось ему апельсином в глаз.

Вика хмыкнула.

— Так и сделаю.

Она быстро его чмокнула и повернулась, чтобы уйти, но Петя её придержал, обнял за талию и продолжил поцелуй. Поцелуй, совершенно не подходящий для школьного коридора. От звука звонка они оба вздрогнули и, отстранившись друг от друга, снова ухмыльнулись. Вика махнула ему рукой и быстро зашагала к лестнице, а Петя пошёл на классный час.

Он почти не слушал Маришу, полностью проигнорировав речь о съехавшей успеваемости класса. Он думал о Миле, которая сидела нахмурившись и ни разу на него не посмотрела за весь урок. Она права, Петя давно не спрашивал, что у неё происходит. После звонка он подошёл к ней с самым виноватым видом.

— Милёк.

Она молча собирала с парты вещи, не глядя на него. Закончив, Миля развернулась и пошла к выходу из класса. Петя тихо шёл рядом. В абсолютном молчании они дошли до первого этажа. Там Миля направилась прямиком к гардеробам девочек.

— Миль, ну прости. — Петя придержал её за локоть. — Миля… Что случилось?

Миля оттолкнула его и снова зашагала к гардеробам.

— Миль, я знаю, я идиот. Но сейчас-то я здесь, я же остался, пойдём поговорим.

Миля резко развернулась к нему и сердито прошипела:

— Не хочу я говорить с тобой, Певцов. Спасибо, что выделил на меня пять минут своего драгоценного времени, надеюсь, Ваня сможет это пережить.

— Миля… — Петя запустил руку в волосы. Они с Милей никогда не ссорились. Даже когда с кем-то встречались, они всегда друг друга поддерживали. Почему сейчас всё по-другому? — Послушай, я действительно много времени провожу с Викой, но…

— Да дело не в Вике, Певцов, не будь идиотом. Я рада, что у вас всё отлично.

Последняя фраза Мили была наполнена слезами. Петю озарило. Господи, какой он фантастический кретин.

— Дело в Ване… — протянул он.

Миля сглотнула и посмотрела на него печальным и уставшим взглядом.

— Почему ты не сказал мне, что он с кем-то встречается?

— Потому что это не так. Он не встречается, но…

Петя замялся, и Миля это заметила.

— Но что?

— Но это не моя тайна.

Миля горько усмехнулась.

— Конечно. Я и не прошу назвать мне имя, но на кого-то он явно запал, и, судя по тому, что я слышу в обрывках ваших разговоров, это не я.

— Я не знал, что он тебе до сих пор настолько интересен…

— Он мне не настолько интересен, Певцов, но я всё равно зла на тебя! Ты же мой друг, но не сказал мне ни про Зиновьева, ни про то, что у Вани кто-то есть! А это, между прочим, важные новости. Ты должен был сказать мне, чтобы я не вела себя как дура, а ты… — Миля сделала глубокий вдох. — Ты должен был сказать мне.

Петя вздохнул.

— Да. Ты права. Прости, мы должны были поговорить об этом.

Миля кивнула.

— Да я уже и сама поняла, что шансов у меня здесь нет. Их не было с самого начала, и ни Хэллоуин, ни концерт ничего не изменили. — Она печально улыбнулась. — Должна признать, это довольно непривычно. Даже немного освежает.

Петя несмело улыбнулся.

— Милёк, мы с Низовцевым — два слепых кретина. Уверен, что он полностью с этим согласится. Прости нас. Ми-и-иль. — Петя мягко ткнул её в плечо. — Ну хочешь, я прямо здесь на глазах у всех упаду на колени в глубочайшем раскаянии?

— В костюме от «Армани»? Ни в коем случае. Костюм не виноват, что его хозяин — дурак.

Петя с облегчением выдохнул. Если Миля обзывается, значит, уже меньше на него злится.

— Ну так что, как насчёт пойти и объесться сеном с укропом?

Улыбка Мили немного сникла.

— Спасибо, но… Нет. Мне нужно… Я лучше пойду.

— Давай я тебя провожу.

Миля покачала головой.

— Я в порядке. Позвони Ване и езжай к нему. Ему ты сейчас, наверное, нужнее. Я в порядке! — Увидев, что Петя собирается спорить, Миля сказала последнюю фразу чуть громче. — И я правда хочу побыть одна. Домой не хочется, может, посижу… в зале с художкой.

С этими словами она ему кивнула и зашагала в сторону библиотеки. Петя стоял и раздумывал, не пойти ли вслед за Милей, но тут у него завибрировал телефон. Звонила Вика.

— Ты добралась?

— Вани нет.

— Как это нет?

— Вот так. Дверь никто не открывает. И трубку он не берет.

— Может, он уснул?

— Может. Или просто не хочет никого видеть. Надо было раньше к нему приехать. Прошла целая неделя…

— Подожди, я сейчас сам ему позвоню.

Петя набрал номер Низовцева, но тот не ответил. Да, кажется, Вика права, и они должны были понять, что что-то не так, намного раньше. Петя набрал номер повторно. А потом ещё раз. На четвёртой попытке гудки наконец прекратились, и в трубке раздался недовольный голос Вани:

— Певцов, как думаешь, если человек не берёт трубку, что это значит?

— Что человек глухой. Где ты?

Петя слышал, как Ваня выдохнул через нос.

— Дома.

— Тогда открой дверь.

— В смысле?

— В том смысле, что Вика у тебя под дверью.

— Под какой... Откуда она узнала мой адрес?

— Ты всё ещё нас недооцениваешь, Низовцев. Мы хотели тебя проведать, но я задержался, так что отправил Вику в сопровождении апельсинов. А теперь скажи, где ты на самом деле.

В трубке снова послышался вздох.

— Где-то.

— В каком смысле где-то? — Петя почувствовал укол тревоги. — Ты цел?

— Цел. Я в автобусе, но не знаю точно, где именно мы едем.

— И ты, что же, так катаешься целую неделю?

— Вроде того.

— Если ты решил стать экскурсоводом, то должен тебя огорчить — школу закончить всё равно придётся.

Ваня хмыкнул, но ничего не ответил.

— Что у вас произошло?

В трубке снова повисла тишина.

— Ладно, это не телефонный разговор. Завтра в школе расскажешь.

— Я… не приду завтра.

— Почему?

— Не могу. Не хочу. Не знаю.

— Не валяй дурака, неделю поотдыхал — и хватит. Мама знает, что ты не в школе?

— Нет.

— Тем более. Мне кажется, ты поступал сюда не для того, чтобы твоя мама позорилась у директора из-за твоих прогулов, а её могут вызвать со дня на день.

— Ты собрался меня сдать?

— Нет, конечно. Но Мариша про тебя спрашивала. Она потребует справку. Неделя пропусков — это серьёзно, Низовцев. Даже для экскурсовода.

Ваня немного помолчал.

— Ладно. Завтра приду.

— Дай слово, что придёшь.

— Певцов, не драматизируй. Я приду.

— Ладно.

На следующее утро Ваня пришёл под самый звонок, так что у Вики с Петей не было шанса поговорить с ним перед уроками. Низовцев был бледнее и молчаливее, чем обычно, а синяки под глазами говорили, что со сном у него явные проблемы. Он без энтузиазма отсидел все уроки, кое-как отвечая учителям, которые, конечно, после стольких пропусков дружно на него набросились.

После уроков Вика схватила Ваню за руку и потащила в столовую. Они набрали себе еды (Вика насильно накидала Ване целую гору фрикаделек), и Вика с Петей сели по бокам от Вани. Низовцев хмыкнул.

— Вы прямо как рассерженные родители. Сейчас будет серьёзный семейный разговор о моих оценках?

Вика, уже вовсю уплетающая горячую картофельную запеканку, тут же возмущённо воскликнула:

— Объясни нам, что с тобой происходит! — Парни усмехнулись тому, как сильно её тон напоминал родительский. Вика закатила глаза и указала на Ваню вилкой, отчего на его пиджак попал кусочек пюре. — Мне плевать, что я звучу, как старая училка, рассказывай давай! Почему тебя не было в школе? Что произошло? Как ты себя чувствуешь?

Ваня, протирая пиджак салфеткой, вздохнул.

— Физически или морально?

— Морально. Физически мы и так видим, что хреново, — сказал Петя, поливая кетчупом свою порцию фрикаделек.

— Ну спасибо, — проворчал Ваня, отбирая у Пети кетчуп. — Морально… — Налив себе соус, Ваня отставил бутылку и посмотрел в свою тарелку так, будто только что приправил блюдо ядом. — Морально мне ещё хуже.

Петя с Викой молча ждали продолжения. Ваня вздохнул и, так и не съев ни куска, отложил вилку и откинулся на спинку стула.

— Она влюблена в другого.

— Что?! — Вика с Петей уставились на Ваню.

— Это она тебе сказала? — спросил Петя.

Ваня кивнул.

— И ты думаешь, это правда? — невнятно уточнила Вика.

Ваня снова кивнул, а Петя, от души сочувствуя Низовцеву, не смог не восхититься Викой, которая сумела задать вопрос и даже звучать взволнованно с таким количеством еды во рту. Он не уставал поражаться Вольской, которая каждый раз ест, будто это её последняя еда в жизни. Прожевав, Вика сделала глоток чая и с улыбкой посмотрела на Низовцева.

— Ванечка, этого не может быть. Ты вообще видел, как она на тебя смотрит? И на концерте глаз не сводила, и на уроках постоянно тебя спрашивала, ну брось, не может быть!

— И тем не менее, когда я спросил, она не стала это отрицать.

Все замолчали.

— И что ты теперь будешь делать? — наконец спросила Вика.

— А что я могу сделать? Точнее, что ещё я могу? Мы поговорили, и она дала понять, что я ей не интересен.

— Но… Она же тебе нравится.

— Да. — Ваня вздохнул и невидящим взглядом уставился в заснеженное окно. — Да, нравится. Но… Но всё это было зря. И я с самого начала подозревал, что чем-то таким это и закончится. — В Ванином голосе была горечь.

— Жаль, что так, — пробормотал Петя. — Она… Хорошая.

— Хорошая, — повторил Ваня и отпил из чашки с таким видом, будто хотел, чтобы вместо чая там было что-то покрепче.

— Ваня, — Вика мягко тронула его за руку. — Даже если всё так неудачно получилось, и у неё кто-то есть, ты… Тебе придётся смириться. Ты не должен из-за этого забивать на школу.

Ваня опять перевёл взгляд в окно и ничего не ответил. Петя с Викой тревожно переглянулись.

— Ты же не собираешься уходить из школы, верно? — спросила Вика.

Ваня не ответил.

— Да ты спятил! — воскликнул Петя, резко опустив свою чашку на стол. — Ты можешь считать себя дураком, что запал на Яну, но… — Вика резко на него шикнула, чтобы он говорил тише, и Петя продолжил на три тона ниже: — Низовцев, если тебя отчислят за прогулы, ты будешь окончательным кретином.

Вика чуть расширила глаза, глядя на Петю.

— В следующий раз ободряющую речь мы отрепетируем заранее, — качая головой, проговорила она. Но Петя продолжал сверлить Низовцева сердитым взглядом.

— Понятно, что сейчас тебе тяжело, особенно в школе, особенно на русском. Но ты же поступал в нашу школу столько лет. И твоя мама… Она что подумает? Почему ты ничего нам сразу не сказал? Ты не должен справляться с этим сам, у тебя, чёрт возьми, есть друзья, нравится тебе это или нет. И мы готовы тебя поддержать.

— Как? — спросил Ваня едко. — Как вы можете меня поддержать? Завернёте в плед и будете ходить со мной по коридорам, обняв с двух сторон?

— Мы начнём играть, — твёрдо сказал Петя. — Репетировать. Постоянно.

Ваня фыркнул и закатил глаза.

— Я знаю, о чём ты сейчас подумал, — продолжил Петя. — Что Певцов — бесчувственный урод, которого волнует только поступление. Отчасти это так, оно действительно меня волнует, потому что это важно для меня. Как и для тебя. И ты не хуже меня знаешь, что музыка помогает, когда… Да всегда. Музыка помогает всегда. И если ты хочешь хотя бы на какое-то время перестать обо всём об этом думать, репетиции тебе помогут. Я это знаю, и ты тоже это знаешь. Так что… — Петя посмотрел на часы. — Сегодня суббота… В понедельник встречаемся в восемь утра в кабинете музыки.

Во время этой речи Ваня всё так же невидящим взглядом смотрел в окно. Петя вообще не был уверен, что Ваня его слышал. Но потом он перевёл взгляд на Петю и кивнул.

— Да, пожалуй, ты прав.

— Что-то ты звучишь не слишком воодушевлённо.

— Петруша, господи, где твоё чувство такта? — Вика кинула в него солёный кренделёк. — Давай, я тебя брошу и посмотрю, как ты весело побежишь репетировать на следующий день.

— Куда это ты меня бросишь? — Петя швырнул в неё крендельком в ответ.

— Куда-нибудь, где тебе отсыпят немного сочувствия, — ответила Вика со смешком.

— Я очень сочувствую и именно поэтому считаю, что нужно начать играть. Так можно бесконечно ходить и страдать. Музыка… — Петя посмотрел на Ваню. — Музыка поможет.

С этим Низовцев спорить не стал.

ВАНЯ

В понедельник Ваня титаническим усилием заставил себя встать рано. Он опять почти не спал. И продолжал при любом уведомлении телефона испытывать раздражающую надежду. Чего ждало его глупое сердце? Яна ему не напишет. Никогда.

Он приплёлся в школу к восьми и направился в музыкальный класс с огромной неохотой. Певцов, конечно, был прав, музыка отвлекает, но для этого нужно начать играть, а Ваня никак не мог заставить себя это сделать всю ту неделю, что прогуливал школу. Гитара ему теперь тоже напоминала о Яне. Он играл первый аккорд и сразу мысленно переносился в кабинет русского, где она сидела напротив него и смотрела горящими глазами. Чтобы не изнывать дома и не лезть на стену, Ваня выходил на улицу и просто шлялся по городу, пока в наушниках играл самый агрессивный рок, который только был в его плейлисте. Он понимал, что это ужасное решение, но просто не мог заставить себя делать что-либо ещё: при мысли о школе и об уроках русского с Карловной у него начинался приступ тошноты и удушья. Но в конце концов, когда Певцов ему позвонил и неожиданно упомянул маму, у Вани как будто спала пелена — что же он делает? Мама будет в ужасе. Он поступал в эту школу прежде всего ради неё, а теперь… Никакое разбитое сердце не может быть оправданием, если он подведёт её и вообще никуда не поступит, ещё и вылетит из школы за три месяца до экзаменов.

Так что в понедельник Ваня зашёл в кабинет музыки с гитарой на плече. Певцов уже готовил оборудование. Они приветственно сцепили руки в замок, Ваня достал из чехла гитару, покрутил колки, невероятным усилием воли изгнал из головы Яну, тут же возникшую перед глазами в первом ряду актового зала, и быстро пробежал пальцами по струнам, разминаясь. Петя тоже разыгрался, после чего они посмотрели друг на друга.

— AC/DC? — спросил Петя.

Ваня кивнул, и они заиграли песню, которую исполнили во время украшения класса к Новому году. Ваня остановился через три аккорда.

— Давай другую.

Они вместе полистали Петин плейлист, который до смешного точно повторял Ванин собственный, и вместо «Thunderstruck» выбрали «Back in Black», партии которой оба знали наизусть. Они сыграли песню от начала до конца, несколько раз прерываясь и ловя упущенный ритм. Ваня понимал, что играет он неважно, но поделать ничего не мог, руки его сегодня слушались плохо. Он был благодарен Певцову за терпение и за то, что не осыпал Ваню потоком ругательств каждый раз, когда тот ошибался на ровном месте. С другой стороны, может, как раз это и нужно было Ване, потому что сам он чувствовал себя абсолютной размазнёй, и даже бодрый музыкальный мотив не помогал ему сегодня собраться. Парни прогнали песню ещё несколько раз, прежде чем в кабинет зашла Вероника Николаевна и сказала, что скоро будет звонок, и ей нужно приготовиться к уроку.

Как и намеревался Певцов, парни вернулись к инструментам на большой перемене. В этот раз Ваня уже не испытывал приступы тахикардии каждый раз, когда дёргал струны, и игра пошла бодрее. Ваня с ужасом предвкушал урок русского, но Карловна дала им контрольную, так что занятие, слава богу, прошло в звенящем молчании. С литературой повезло меньше. На дом им задавали учить стихотворения поэтов Серебряного века, и училка, хищно прищурившись, вызвала Ваню к доске первым. И устроила самую настоящую публичную пытку. Как только Элле Карловне казалось, что Ваня выбирал неподходящую интонацию, или когда он вспоминал следующую строчку дольше двух секунд, она прерывала его и заставляла начинать сначала. Спустя двадцать минут попыток ответить Есенинское «Письмо к женщине», Элла Карловна в очередной раз рявкнула:

— Заново!

Голос её сочился злорадством. И Ваня не выдержал.

— Покажите, как надо.

Карловна приподняла бровь.

— А чего тут показывать, молодой человек? Вы уже не в третьем классе. Надо медленно, с выражением и наизусть. — Карловна хлюпнула чаем и махнула головой в сторону Ваниной парты. — Садись уже. Два. Надо было сразу сказать, что не готов, и не унижать память великого поэта своими жалкими попытками.

Гнев заклокотал где-то на уровне горла, и Ваня процедил с ядовитой усмешкой:

— Не унижать поэта? С радостью это сделаю. Как только вы перестанете унижать учеников своим псевдо-преподаванием.

В классе и так было тихо, но после этой фразы тишина стала просто оглушающей.

— Псевдо-преподаванием? — со змеиным прищуром переспросила русичка.

Ваня кивнул. Он это сказал, и терять ему уже нечего.

— Вы нас не учите, только спрашиваете. Стихотворение я знаю. Покажите, как вы хотите, чтобы я его рассказал, я так и сделаю.

Русичка поднялась из-за стола и елейным тоном, от которого сморщился весь класс, проговорила:

— Пойдём-ка со мной, молодой человек. В этом кабинете ты сказал достаточно. Дальше директору будешь рассказывать.

Карловна молча вышагивала рядом по коридору и злорадно сопела. Когда они с Ваней спустились на первый этаж и подошли к кабинетам администрации, она дважды стукнула в директорскую дверь, после чего распахнула её и чуть ли не втолкнула Ваню в кабинет.

— Елена Викторовна, этого мальчика я больше учить не буду, он всё знает лучше меня. Понабирали бюджетное хамло в школу. На ближайшем педсовете я вынесу на обсуждение вопрос об отмене бесплатного направления.

Ваня сжал челюсти.

— Элла Карловна. — Директриса недовольно подняла бровь, оторвавшись от кипы листов, и посмотрена на русичку и Ваню. — Что происходит?

— Происходит нарушение школьного устава, Елена Викторовна. Я не собираюсь и дальше терпеть такое отношение, будет ещё меня учить, как надо работать. Да у меня стаж больше, чем ему лет исполнилось…

— Элла Карловна. — Директриса подняла ладонь. — Если не ошибаюсь, у вас сейчас урок? Низовцев останется здесь, а вы возвращайтесь к одиннадцатому «А». — Русичка набрала в грудь воздух, собираясь спорить, но Елена Викторовна строго добавила: — Бросать класс без присмотра — тоже нарушение устава.

Русичка поджала губы.

— Очень хорошо. Но научите этого мальчика разговаривать. Без объяснительной с вашей печатью и подписью его родителей на урок пусть не является. И я ожидаю публичных извинений! — напоследок кинула она и с хлопком закрыла дверь.

Ваня вдохнул через нос. Ещё никогда ему так сильно не хотелось, чтобы на учителя свалился потолок. Или рояль. Елена Викторовна покачала головой.

— Садись. — Она махнула Ване на стул напротив.

Ваня сел. Директриса дописала что-то на листе, громко шлёпнула печатью и бросила взгляд на Ваню.

— Расскажешь, что случилось?

— Ну… — Ваня посмотрел директрисе в глаза. — Меня вызвали к доске, и спустя тысячу попыток рассказать стихотворение я… был слегка резок. Наверное, можно сказать, что немного нахамил.

— Насколько немного?

— Я сказал, что Элла Карловна не учит. И ничего не объясняет. И это правда, думаю, весь класс это подтвердит. А потом я назвал её… псевдо-учителем.

Глаза Елены Викторовны увеличились вдвое.

— Ох, Низовцев… — Она снова громко приложила к листу печать. — Нашёл, кому такое говорить. Конечно, Элла Карловна — непростой человек, где-то немного старомодна, но это вынужденная мера, в январе очень сложно найти учителя… — Елена Викторовна снова покачала головой и подняла на него строгий взгляд. — Прекрати доводить учителей русского, Низовцев, одна вон уже ушла из-за тебя, если уйдёт и эта… Хотя, конечно, скорее вся школа уйдёт, чем она…

Директриса говорила что-то ещё, но Ваня ничего не слышал, он лишь чувствовал жар, хлынувший по его шее. Внезапно охрипшим голосом он сумел прервать поток директорской речи:

— Яна Сергеевна… ушла из-за меня?

Директриса поморщилась, будто была не рада, что проговорилась, и что Ваня это услышал. Она вздохнула:

— Я обещала ей не говорить, но…

Она отодвинула стул, достала из нижнего ящика стопку листов и молча протянула Ване. Чем дольше Ваня смотрел, тем хуже ему становилось. Это были распечатанные снимки с камер. И на снимках были… Они с Яной. Их танец на дискотеке. И несколько снимков, как Ваня заходит в её кабинет. Один.

Ваня поднял взгляд на директрису.

— Вы с Яной Сергеевной привлекли всеобщее внимание на дискотеке, и мы решили проверить. Оказалось, не зря. Хотели вам обоим объявить выговор с занесением в личное дело за нарушение субординации, но Яна Сергеевна сказала, что это она во всём виновата, а ты ни при чём. Написала заявление, только бы мы не портили тебе документы перед поступлением. Мы решили, что так и вправду будет лучше. Зря мы её такую молодую взяли. Сделали исключение, и вот на тебе. Хорошо, что никто из родителей не успел скандал устроить…

Директриса продолжала что-то говорить, но у Вани в ушах глухо, как сквозь вату, стучал пульс. Яна уволилась из-за него. Он рывком вскочил из-за стола и бросился к выходу из кабинета. Чуть ли не пинком распахнув дверь, Ваня едва не сшиб Певцова, который стоял под дверью и, видимо, ждал его. Ваня пролетел мимо и, перемахнув через турникеты, выскочил на улицу.

У ворот Ваня чуть не зарычал — карточку для выхода с территории он оставил в куртке. Как разъярённый лев, он прошёлся вдоль калитки, потом размахнулся и резко ударил по ограждению. Гулкий звук удара разнёсся по всему металлическому забору. Легче не стало. Ваня замахнулся ещё раз, но его руку схватили, словно в клещи.

— На твоём месте я бы этого не делал. По периметру тоже висят камеры. Ещё один такой удар, и директриса швырнёт тебе твои документы прямо из окна.

Ваня, тяжело дыша, обернулся и резко вырвал руку из Петиной хватки.

— Всё из-за меня! — Ваня провел рукой по лицу. — Она ушла из-за меня, у неё не было других причин, она меня спасала! Чтобы мне чёртову характеристику не испортили. Это всё я виноват, я так и знал, что она не просто так, что-то случилось, она ничего не сказала, я даже не знаю, где её искать, она не отвечает и…

Ваня с размаху пнул калитку.

Петя схватил его за плечо и развернул к себе.

— Дай свой телефон. Разблокируй и дай мне. Немедленно.

Ваня, тяжело дыша, достал телефон из внутреннего кармана пиджака. Практически швырнув телефон Пете, Ваня снова продолжил ходить вдоль калитки и прикидывал, получится ли у него перелезть. Он приложил руку к ограде и уже собирался подпрыгнуть, как за спиной раздались единственные слова, которые могли его остановить.

— Яна Сергеевна?

Ваня резко обернулся. Певцов, прислонив к уху свой телефон, бросил быстрый взгляд на Ваню.

— Яна Сергеевна, это Пётр Певцов, надеюсь, вы меня ещё не забыли? Отлично. Яна Сергеевна… Боюсь, по телефону это решить невозможно. В общем, если вам хоть сколько-нибудь дорог Низовцев, скажите, где вы сейчас находитесь. Иначе… — Петя снова покосился на Ваню. — Иначе этот идиот сейчас может натворить что-нибудь непоправимое.

Не веря своим глазам, Ваня наблюдал, как Петя что-то печатает у Вани в телефоне. Яна действительно диктует ему адрес?

— Мы сейчас приедем, — сказал Петя и тут же повесил трубку. Он протянул Ване его телефон, затем быстро защёлкал по экрану своего.

— Напиши Вольской, что мы уехали, — сказал он, не отрывая взгляд от экрана. — Пусть вещи наши заберёт.

Ваня это сделал. Он как раз закончил печатать, когда Певцов открыл калитку своим пропуском, который, конечно, всегда был у него с собой.

— Пойдём, такси уже здесь.

Ваня всё так же молча сел с Петей в такси. Удивление от того, что они едут к Яне, немного остудило его гнев, и теперь Ваню раздирали нетерпение и обида. Она должна была сказать. Они же могли просто перестать общаться, могли что-то решить вместе. Уходить должен был он, а не она — у неё карьера, а он всего лишь… И теперь она осталась без работы, без средств к существованию. И всё из-за Вани и его внимания. Его подарков… Почему она не сказала?.. Ване опять захотелось что-то ударить, чтобы хоть как-то унять эмоции, которые клубились колючим комком. Вместо этого он сидел и нетерпеливо постукивал пяткой по полу, глядя в окно и остатком сознания запоминая маршрут.

Через мучительные двадцать минут Певцов, очевидно, понявший, что они подъезжают, тихо обратился к нему:

— Прежде, чем ты, как гепард, вылетишь отсюда, — два момента: во-первых, я буду ждать тебя вон там, возле красного кирпичного дома в конце улицы. — Петя кивнул головой в сторону дома в отдалении. Такси остановилось, и Ваня, заметивший Яну, схватился за ручку двери, но Певцов его удержал, сжав предплечье. — Во-вторых. — Петя серьёзно на него посмотрел. — Помягче. Мы оба понимаем, почему она так поступила.

Ваня ничего не ответил. Он кивнул и с медленным вздохом вышел из такси. Яна стояла возле подъезда. Было непривычно видеть её в джинсах и кедах, и, как бы Ваня ни злился, он всё же отметил, что в таком виде Яна выглядит ещё моложе и не менее привлекательно. Он подошёл к ней почти вплотную. Слова, что так хотели вырваться несколько минут назад, застряли в горле. Вместо громких обвинений Ваня тихо произнёс:

— Я знаю.

Яна, до этого пристально смотревшая на него, нахмурилась, скрестила руки на груди и отвела взгляд.

— Зачем ты это сделала?

Когда она ответила, голос её звучал хрипло и тоже очень тихо:

— Я сделала то, что было единственно правильным.

Ваня сжал челюсть и заставил свой голос звучать спокойно.

— Я тоже на этих снимках и имел право знать.

— Ты всё равно ничего не смог бы сделать.

— Я мог бы уйти. И должен был.

Яна хмыкнула, всё так же глядя куда-то в сторону.

— Нет, не мог бы. И уж точно не должен был.

— Это не тебе решать.

— Мне. Я старше, и вся ответственность на мне.

— Я совершеннолетний.

— А я с образованием, — голос Яны сделался громче. — И не просто с образованием. Я — учитель. И вина за выговор и сломанную судьбу лежала бы на мне.

— Моя судьба — это моё дело. — Ваня боролся с желанием схватить Яну за плечи и заставить поднять на него глаза. — Ты не должна была…

Яна повела бровью, едко улыбнувшись сугробу.

— Я спасла тебя и твоё поступление, Низовцев, ты должен быть благодарен.

— Благодарен за то, что ты себя утопила?

— Я в порядке.

— Ты осталась без работы. Без хорошей работы. Из-за меня.

— Я найду работу. А ты… — Яна повела плечом. — А тебе теперь ничто не помешает поступить за рубеж, как ты и хотел.

— Но, может, я уже не хочу? Может, я передумал? Ты меня даже не спросила! — голос Вани опасно приближался к крику. Он заставил себя говорить тише. — Ты ничего не знаешь, и решила всё за двоих, взяв всю вину на себя…

Яна резко мотнула головой.

— Нет.

— Что нет?

Яна промолчала.

— Посмотри на меня.

Яна продолжала сверлить взглядом сугробы.

— Посмотри мне в глаза и скажи.

После мучительно долгих секунд она всё-таки подняла на него взгляд.

— Что же я должна сказать?

Ваня сделал шаг вперед.

— Скажи, что я тебе не нравлюсь. Что я тебе безразличен. Скажи это.

Яна улыбнулась ему холодной чужой улыбкой. После продолжительной паузы она сказала:

— Тебе показалось, Низовцев.

— Что?

— Всё, что было в прошлом полугодии, — это просто наивная школьная фантазия. Тебе только показалось, что между нами… что-то возникло, и что это похоже на какое-то чувство. Тебе показалось, что ты, возможно, немного увлёкся мной. Точно так же тебе кажется, что ты передумал поступать за рубеж, — Яна говорила до того отрешённо, что Ване захотелось зарычать от бессилия. Яна смотрела на него в упор глазами, в которых вместо карамели сейчас был лёд. — Это пройдёт. Мы больше никогда не увидимся, и вся эта история забудется.

— Ты сейчас убеждаешь меня или себя?

Яна промолчала.

— И я не увлёкся.

— Тем более, — Яна кивнула и снова отвела взгляд. — Тогда и волноваться не о чем. Я знала, что…

Ваня положил руки Яне на плечи и слегка повернул к себе, заставив снова поднять на него глаза.

— Я больше чем увлёкся. И ты это знаешь.

Яна упрямо мотнула головой.

— Ничего я не знаю, Низовцев. И знать тут нечего.

Ваня горько усмехнулся.

— А самое интересное — ты тоже.

— Что я тоже?

— Ты тоже увлеклась. Ты пытаешься меня оттолкнуть, но своими действиями, особенно увольнением, только подтвердила то, о чём я и так догадывался.

Яна покачала головой и развернулась, чтобы уйти, но Ваня удержал её руку.

— Послушай. Я уже давно думаю о том, чтобы остаться. Чёртов Певцов своим чёртовым талантом сбил мои планы раньше, чем мы… раньше, чем я по-настоящему узнал тебя. Если мы с ним пройдём прослушивание, я останусь. И даже если не пройдём, возможно, и тогда… И ты бы это знала, если бы поговорила со мной. Если бы не увольнялась. Я останусь, и…

— И это ничего не изменит!

— Почему?

— Потому что я старше!

— Всего на три года!

— На целых три года, Низовцев! Между нами пропасть. Ты ещё учишься в школе, и тебе нужно уезжать, ты же так хотел этого! И ты не посмеешь из-за меня передумать!

Ваня поджал губы. Он сделал медленный вдох и так же медленно выдохнул.

— Что ещё?

— Что?

Ваня в упор посмотрел на Яну.

— Какие ещё есть причины? Я младше, я учусь в школе, — Ваня говорил и загибал пальцы. — Мой возможный отъезд. Что ещё?

Молчание.

— Яна… — Она нехотя подняла на него глаза. — Есть ли что-то ещё?

Яна едва заметно качнула головой. Ваня ухмыльнулся.

— Вот и прекрасно.

— Что же в этом прекрасного? — недовольно спросила она.

Ваня наклонился к её уху и с улыбкой, которой не мог бы представить пять минут назад, прошептал:

— А то, что в этих пунктах нет ни единого слова о том, что у тебя есть парень. — Яна, кажется, собиралась что-то возразить, но он склонился ещё ниже. — И ты так и не сказала, что я тебе не нравлюсь. А значит… — Ваня немного отстранился и мягко усмехнулся. — Отдаю тебе должное, ты предприняла неплохую попытку. Особенно сегодня, всеми этими словами. Но со мной это не сработает. Так что… — Ваня отошёл на шаг и склонился в графской манере. — Мы закончим этот разговор позднее, сударыня. Я ничего не могу сделать со своим возрастом. Но вот с остальными пунктами — вполне.

Яна покачала головой.

— Ты ошибаешься. Ваня, пойми, сейчас тебе кажется, что всё серьёзно и навсегда, но пройдёт время, и ты посмотришь на это с другой стороны. Ты пожалеешь, что не уехал. Тем более, из-за какой-то училки. Есть много прекрасных девушек, которые подходят тебе по возрасту и… по всему остальному. Ты не должен идти на жертвы из-за меня. И ты не должен оставаться, если поступал в школу ради зарубежных вузов. Что бы ты там не говорил про Певцова. Это всё… — Яна провела рукой между ними. — Не стоит таких усилий.

Ваня склонил голову на бок и слегка усмехнулся.

— Скажи это себе, когда увольнялась из лучшей школы города ради моего личного дела.

Их взгляды пересеклись — Ванин насмешливый и Янин… Печальный? Влюблённый?.. Она действительно пыталась заставить его поверить, что ей всё равно, но взгляд выдавал её. От этого взгляда Ване отчаянно захотелось прижать Яну к себе и... Но не сейчас. Раз это для неё так важно, школьник её целовать не будет.

Ваня отошёл ещё на несколько шагов.

— До конца учебного года осталось три чёртовых месяца. И после… — Ваня кивнул в знак прощания. — Мы поговорим.

Не дав себе передумать, он развернулся и быстро зашагал к такси, в котором его ждал Певцов. Он спиной чувствовал, как Яна смотрит ему вслед. Когда он дошёл до такси и, не устояв, всё-таки обернулся, Яны уже не было.

ПЕТЯ

Петя зашёл в школу. Сегодня он приехал раньше, потому что не хотел завтракать с отцом, который в последнее время всё чаще стал расспрашивать об универах, факультетах, оценках, то есть обо всём, о чём Петя с ним разговаривать не хотел. Так что сегодня Петя переступил порог школы ещё до восьми утра, прошёл к шкафчику и подумал, что Низовцев, возможно, знает толк в атмосфере — в школе действительно было по-утреннему тихо и приятно. Переодевшись в этой приятной тишине, он пошёл по коридору, но тут до его слуха донёсся звук, от которого сердце подскочило. В кабинете музыки кто-то играл на гитаре. И, конечно, так играть мог только Низовцев. Петя направился туда. Кабинет музыки был оборудован специальными звукоподавляющими панелями, так что когда Петя открыл дверь, его буквально накрыло звуковой волной электрогитары. Ваня стоял спиной ко входу и играл что-то очень интересное. И красивое. И был полностью поглощён процессом. Да. Вот с таким Низовцевым Петя и хотел поступать. Дружить он может с любым, но поступать — только с этим. Петя дождался, когда Ваня остановится, и сказал:

— Да уж, из Яны мотиватор получился получше, чем из меня.

Ваня обернулся. Петя подошёл, усмехнувшись:

— Мог бы сразу сказать, что нужно просто перестать отвечать на твои сообщения…

В Петю полетел медиатор. Ваня явно целился ему в глаз, но Петя поймал медиатор одной рукой у своего лица и стал подбрасывать, как монетку.

— Как ты попал в кабинет?

— Попросил охранника открыть, сказал, что Вероника Николаевна разрешила приходить, когда здесь свободно.

— Полагаю, мы наконец-то начинаем готовиться. У нас всего два месяца, а готовность — ноль процентов.

— Не ноль.

— Нам нужно придумать концепцию, подготовить один кавер и что-то своё, а у нас ни...

— Я песню написал.

Петя вскинул брови.

— Ты пишешь песни?

— Ты настолько удивлён после того, как осенью мы уже одну мою исполнили? — Ваня отобрал у него медиатор и приложил к струнам. — Я пишу стихи, которые могут стать песнями, но у меня проблема с аранжировкой. Этому… Этому меня не учили.

— Не учили? Так ты всё-таки с кем-то учился?

Ваня кивнул. Петя заметил, что челюсть Вани немного напряглась.

— Меня учил отец.

— Твой отец тоже был музыкантом? Или прошедшее время неуместно? Ты не рассказывал, так что поправь меня, чтобы я не выглядел грубияном.

Ваня поднял уголок губ в какой-то недоброй усмешке.

— Присядь, это лучше слушать сидя. — Ваня серьёзно посмотрел на Петю. — Мой отец — один из первых проектов Зиновьева.

— Чего?! Ты шутишь!

Ваня покачал головой.

— Мой отец — крутой гитарист. Его группа была довольно популярна в местной тусовке, и Зиновьев их заметил. Тогда ещё не было никакой академии, разумеется. Через некоторое время он предложил им контракт в Штатах. Мама не хотела, чтобы отец уезжал, но он обещал, что заберёт нас, когда там устроится. А через год… Попросил развод. Мне было десять.

Петя уставился на Низовцева. Да, это многое объясняло. Талант, навыки, нежелание петь на сцене и поступать в академию…

— Значит, отец научил тебя играть, — задумчиво подытожил Петя.

— И петь. Немного. Он постоянно играл дома, а я повторял. Мне нравилось играть вместе с ним, это было… — Ваня помедлил. — Это было счастливое время. А потом он уехал. После его отъезда я не хотел притрагиваться к гитаре, чтобы не расстраивать маму, но… Ничего не смог с собой поделать. Я знаю, что кое-что у меня неплохо получается. Но к Зиновьеву я не хотел, боялся, что маму это расстроит.

— Но теперь ты передумал? — с сомнением спросил Петя.

— Не то чтобы передумал. Скорее смирился с тем, что, похоже, и так неизбежно бы случилось. Даже смешно. — Ваня горько улыбнулся.

— Но если твой отец уехал, почему ты так стремился поступать за рубеж?

— Ну, во-первых, мне хотелось сделать то, чего не сделал отец, — вернуться. Дело принципа. Во-вторых, зарубежный вуз казался мне какой-то голливудской мечтой — стоит туда поступить, как все проблемы решатся. Казалось, что здесь нет таких перспектив. Но проучившись с вами полгода, я понял, что уезжать необязательно, здесь тоже есть место… Деньгам. Успеху. Ваши родители же как-то зарабатывают, не так ли? Ну а в-третьих… Я пытался наступить на горло своей любви к музыке, заменить её учёбой. По понятным причинам. Я не хочу быть похожим на отца, но, кажется, есть вещи, которые…

— Которые у тебя в крови. — Петя понимающе кивнул. Мда, вот так история. Если и существует судьба, то она сыграла с ними очень весёлую шутку. — А если мы не поступим? — спросил он и почувствовал, как у него защемило сердце от собственного вопроса.

Ваня посмотрел на него и твёрдо сказал:

— Мы поступим. Другого варианта теперь нет. Ни для тебя… Ни для меня.

— Но ты же всё равно подал документы вместе со всеми, кто претендует на зарубежные направления, я видел списки.

— Да. Но если мы поступим, я не уеду. Мама будет этому рада, хотя новость про Зиновьева, скорее всего, её шокирует. Яна убедится в серьёзности моих намерений, ну а я… — Ваня провёл рукой по грифу гитары. — А я буду заниматься тем, что люблю.

Петя кивнул и сел за ударную установку.

— То, что ты играл, когда я вошёл, — звучит неплохо. Это и есть твоя песня?

— Да, но я пока не придумал, как сыграть в конце. И слова — припев не совсем ложится на музыку, кажется, надо подобрать другой ритм.

— Покажи слова.

Ваня протянул ему телефон, и Петя пробежал глазами по строчкам. Да, Низовцев не зря самый крутой в кабинете литературы.

— Напой, как ты это представляешь.

Ваня напел куплет. Петя кивнул.

— Что-то в этом есть. Начнём с начала. Сыграй, как там было.

Ваня сыграл первый куплет, и ещё раз — уже вместе с Петиной импровизацией. Когда они остановились перед припевом, Ваня сказал с довольной ухмылкой:

— С тобой звучит получше.

Петя тоже усмехнулся.

— Получше. Звучит, как надо, потому что теперь это не сопли, а музыка. — Петя снова посмотрел слова. — Припев не ложится на такой ритм, ты прав. Что, если сменить здесь размер на семь восьмых? И петь более отрывисто, почти слогами. И стаккато на гитаре. Давай попробуем.

Ваня вскинул брови, но кивнул, и парни, вместе негромко напевая слова, стали подбирать ритм для припева. Петя несколько раз переходил от куплета к припеву, пытаясь выбрать подходящую барабанную сбивку. Звонок на первый урок обоих привёл в замешательство — они даже не заметили, как пролетело время. После уроков они снова заняли класс. Провозившись ещё час, они, наконец, оба были довольны припевом.

Ваня наклонился к педалборду*.

— А что, если добавить дилей? Или реверберацию?** Не знаю.

— Попробуем все варианты? — спросил Петя.

(*Педалборд - специальная площадка для педалей эффектов, предназначенных для обработки звука музыкальных электроинструментов.

**Дилей и реверберация - названия педалей эффектов)

С того дня они репетировали постоянно — перед первым уроком, на больших переменах, после дополнительных занятий. Они играли и играли, пытаясь сделать так, чтобы мелодия звучала гармонично, оттачивали навыки, обсуждали детали. Помимо музыки они работали и над вокалом. Петя с удивлением обнаружил, что может чисто брать довольно высокие ноты, диапазон Ваниного голоса был гораздо шире, что с одной стороны создавало простор для исполнения, но с другой осложняло выбор. Они никак не могли определиться с тем, как лучше звучит припев, поэтому, в конце концов, призвали на помощь группу поддержки. В один из дней они выцепили Вику и Милю из библиотеки и усадили перед собой в музыкальном классе.

Когда девчонки сели на парты перед ними, парни сыграли им один из возможных вариантов. После того, как они допели и оборвали последний аккорд, в классе зазвенела тишина. Петя вышел из-за установки и, поигрывая палочками, облокотился на последнюю парту рядом с девочками.

— Ну как вам?

Миля шокировано на них посмотрела.

— Вы сами это придумали?

— Да, Ванчелло слова написал, а музыку вместе, но это всё ещё очень сыро, — забормотал Петя, глядя на свои пальцы, между которыми чёрная палочка летала так быстро, что белые узоры сливались. — У нас есть ещё несколько набросков, так что прежде, чем топить песню в критике, давайте вы послушаете альтернативный вариант…

— Топить в критике? — воскликнула Миля, выхватила палочку у Пети из рук и стукнула его по голове. — Вы шутите? Это же… Парни, это очень, очень хорошо! Мы послушаем альтернативу, но даже сейчас уже всё понятно.

— Что понятно? — спросил Ваня.

— Что вы, блин, талантливые. Вика, скажи им!

Вика кивнула.

— Да. Это правда красиво.

Петя прищурился.

— Красиво, но восторга не вызывает, как я погляжу.

Вика фыркнула.

— У меня фанатский шок, Певцов. Я не очень разбираюсь, но Миля права, звучите вы… что это за стиль? Это же не совсем чистый рок?

Ваня кивнул.

— Поп-рок. Он мягче и… попсовее?

Петя покачал головой.

— Давай заменим на слово «популярнее». Наша рок мягкий. А ещё очень красивый и популярный. Прям как мы.

— Как-всегда-очень-скромно-Певцов, — сказал Петя одновременно с Викой, подражая её тону и закатив глаза. Все рассмеялись.

Вика повернулась к Ване и задумчиво прищурилась:

— Вы немного напоминаете группу McFly, у меня в плейлисте есть несколько их песен.

Ваня кивнул.

— Да, мы где-то между ними и Jonas Brothers.

— Возможно, даже где-то рядом с Beatles, — задумчиво сказала Миля.

— Такие же красавчики? — с готовностью спросил Петя.

— Вас ждёт такой же успех, — уверенно ответила Миля. Вика согласно кивнула и спросила:

— И эти слова… Ванечка, когда ты это написал?

Ваня повёл плечами.

— Наброски давно были. А месяц назад как-то слова сами сложились.

— Месяц назад у нас был февраль, если не ошибаюсь? — Вика усмехнулась.

— Вольская, не глумись, любой знает, что музыканту нужна муза. Или, в случае с Низовцевым, её внезапное отсутствие.

Ваня наградил Петю неприличным жестом. Девчонки рассмеялись.

— А тебе, Петруша? Тебе какая муза нужна? — В глазах Вики появился весёлый блеск. — Может, тебе тоже исчезнувшая больше подойдёт?

— А куда это моя муза намылилась?

— Глобально — никуда. А сейчас — в кабинет рисования мастерить ваш первый фанатский плакат.

Парни улыбнулись.

— Подожди, сначала послушай альтернативу.

Парни сыграли несколько версий, но девочки были единодушны в том, что первый вариант, где Ваня поёт низкие ноты, а Петя — на октаву выше, — самый крутой.

После того, как парни составили общий скелет песни, они стали усложнять свои партии. Для Зиновьева мало было просто хорошей композиции. Ему нужно показать мастерство. Поэтому Ваня с Петей добавили соло для гитары и барабанов, которое повторяли десятки раз, чтобы даже в случае ошибки одного другой помог бы быстро влиться обратно в ритм. А ошибок было море. Они оба были талантливы и хотели показать свою лучшую игру, поэтому выбрали очень сложные техники. Такая музыка требовала полной отдачи и качественной отработки.

Параллельно они отрабатывали и кавер. Сначала они хотели взять тот же трек, что играли перед классом на новый год — Thundersruck, поскольку он звучал эффектно. Но в итоге поняли, что кавер и их собственная музыка должны сочетаться по стилю, чтобы отражать концепцию будущей группы. После долгих споров и перебора вариантов остановились на группе Звери и песне «До скорой встречи» из-за запоминающегося соло, однако и здесь они решили не просто исполнить оригинал, а сделать музыку интереснее, а ее звучание — более современным. Как и собственную песню, кавер они играли раз за разом почти ежедневно. К концу дня у Пети дрожали руки, он едва мог держать ручку, когда делал по ночам домашку.

Третья четверть закончилась без особых происшествий, началась четвёртая. Наконец стала известна дата прослушивания — двадцать второе апреля. Наличие точной даты как будто сделало, наконец, их цель более реальной. Парни репетировали, как сумасшедшие, каждый день приходя в школу раньше всех, а уходя настолько поздно, насколько это было возможно, чтобы Петин отец не начал задавать вопросы. В конце концов, за неделю до выступления они оба за день получили по двойке и на алгебре, и на геометрии, и на химии. После уроков Вика с Милей на них напустились и в два голоса напомнили, что прежде, чем отмечать поступление в академию, парням нужно сначала получить аттестат и сдать экзамены.

Поэтому в ту пятницу вместо репетиции Ваня и Петя первый раз за последний месяц зашли в библиотеку, где за большим столом у окна, как обычно, сидел их класс почти полным составом. Когда они вошли, все обернулись и с протяжным «о-о-о» зааплодировали. Переждав нравоучения библиотекарей из-за поднятого шума, ребята задвигали стульями, освобождая для парней место.

— Неужели ад замёрз? — воскликнул Трофимов.

— Мы уже почти забыли, как вы выглядите, — радостно сказал им Бунько.

— Мы виделись полчаса назад на химии, — сказал Ваня, вываливая на стол всё, что находилось в рюкзаке.

Бунько фыркнул.

— Вот именно. На уроки приходите со звонком, уходите сразу после. Ни в столовке вас нет, ни здесь. Только у доски на вас и любуемся.

Все тихо хихикнули. Парни со вздохом сели за стол. Петя скинул синий пиджак, повесил на спинку стула и сказал:

— Да, сегодня музыка подождёт. Пожалуй, три двойки за день — это чересчур даже для таких талантливых гениев, как мы.

— Однозначно подождёт! — воскликнула Миля. — И не только сегодня, но и завтра! Расслабьтесь хоть немного, вы и так пашете, как ненормальные.

— Если под «расслабиться» ты подразумеваешь вечер в библиотеке, то я бы предпочёл другое расслабление, — ответил ей Петя, и под смешки ребят открыл учебник по алгебре.

Какое-то время все работали молча. Петя быстро решил алгебру и геометрию, подивившись, как умудрился сделать на контрольной столько ошибок. Наверное, Миля права и ему нужно как следует выспаться. Закрыв учебник, он зашуршал тетрадью по химии.

— Петруша, подожди с химией, помоги нам здесь, — Ксюша ткнула в график в своей тетради.

Петя объяснил, как решить задачу, и ребята довольно заухмылялись.

— Нам тебя не хватало, Певцов.

— Знаю, — Петя провёл рукой по волосам. — Я незаменим.

— Как и твоё тщеславие, — хмыкнула Вика, сверяя свой ответ с ответом в Петиной тетради.

Ксюша тоже свесилась над тетрадью и слегка нахмурилась.

— У меня опять не сходится.

Вика бросила быстрый взгляд в её тетрадь.

— Вот здесь. — Она ткнула пальцем в её решение. — Здесь надо через теорему Лагранжа. Любимую теорему Петруши, — многозначительно добавила она и кинула в Петю лукавым взглядом.

Сердце у Пети ёкнуло. Когда-то он точно так же указал ей на решение задачи. После первой репетиции ко Дню учителя. Кажется, это было сто лет назад. Тогда Вика разозлилась и высмеяла его, но теперь Пете стало ясно, что она всё-таки слушала. И запомнила. Вся сила воли у Пети сейчас уходила на то, чтобы не перепрыгнуть через стол и не поцеловать Вику прямо здесь, на глазах у всех. Вика перехватила его взгляд, её улыбка становилась всё шире, а глаза горели всё ярче.

Трофимов оторвался от своей тетради, перевёл взгляд с одного на другую и сказал с усмешкой:

— Эй, парочка, остыньте оба, вы же в библиотеке, мало того, что мешаете сосредоточиться, ещё и пожарную безопасность нарушаете.

Все рассмеялись, Петя с Викой тоже. Они оба опустили глаза в тетради, но боковым зрением Петя видел, что губы Вики всё ещё слегка подрагивают от сдерживаемой улыбки.

— Так, тайм-аут! — неожиданно воскликнул Ваня, с хлопком закрыв учебник по алгебре, которую, очевидно, тоже дорешал. — Предлагаю немного развеяться. Подъём!

— Кому подъём? — спросил Савченко.

— Куда подъём? — вторил ему Бунько.

— Бросьте всё и следуйте за мной, господа, — с улыбкой сказал Низовцев.

Петя вместе со всеми поднялся из-за стола и пошёл за Ваней к выходу из библиотеки. Они с Викой переглянулись, спрашивая друг у друга без слов, а не сошёл ли Ваня с ума от перенапряжения. Но минуту спустя Петя понял, куда их ведёт Ваня, и ощутил приятное волнение. Они подошли к кабинету музыки.

Ваня встал у двери и повернулся к классу.

— Нам нужно привыкать играть перед аудиторией. Так что предлагаю повторить новогодний успех — мы вам сыграем, а вы зацените, что мы приготовили для прослушивания.

— А то вы не привыкли выступать перед аудиторией, — хмыкнул Антон Кулик.

— Все зануды могут вернуться в душную библиотеку, — сказал Петя, щёлкая пропуском и открывая дверь.

— Ну что ты, Петруша, как можно пренебрегать искусством? — картинно возмутился Кулик, и ребята, хихикая, вошли в класс.

Парни включили оборудование. Ваня взял гитару, которая теперь хранилась здесь под надзором учителя музыки, подключил пульт, педали и настроил звук, а Петя легонько постучал по тарелкам, привлекая всеобщее внимание.

— Итак, леди и джентльмены, по условиям поступления нам нужен один кавер и одна композиция собственного сочинения. Мы вам сыграем нашу программу, а вы скажете своё мнение. Выражать мнение можно танцем, подпеванием или бурными овациями. Одновременное выполнение всех трёх вариантов приветствуется.

— Поразительно скромные ожидания, — сказала Вика с улыбкой.

— Давайте, парни, мы давно хотели послушать, что вы придумали, так что начните со своего, — сказал Бунько, потешно разминаясь, как перед забегом.

Парни заулыбались вместе со всеми. Они не скрывали, что поступают к Зиновьеву, более того, постоянно об этом говорили, так что весь класс был в курсе. Может, и вся школа, поскольку Мариша иногда их отпускала с классного часа, чтобы они могли порепетировать подольше. Даже из «Б»-класса кто-то интересовался.

Петя уже начал отстукивать палочками первые четыре четверти, но Ваня неожиданно махнул ему остановиться. Он достал из кармана телефон, прислонил его к книгам на одной из полок ближайшего шкафа и включил запись видео. На вопросительные взгляды одноклассников Низовцев пожал плечами.

— На память. Не обращайте внимания, иначе будет не по-настоящему.

Петя снова ударил палочками четыре раза, замахнулся, и они с Ваней одновременно вступили с проигрышем. Бунько сразу изогнулся в танцевальном па, и к нему со смехом присоединились одноклассники. Парни ещё не начали петь, а ребята уже прыгали перед ними. Петя не мог оторвать глаз от барабанов, поскольку приближалось его сложное соло, но всё же успел подумать о том, как ему повезло учиться с такими прекрасными людьми, как Бунько. Как Ваня, Миля и, разумеется, Вика. И все остальные. Петя подкинул в воздух палочки и заиграл свой сложный ударный рисунок, буквально чувствуя восторг своих одноклассников. Да, ему очень повезло.

ВАНЯ

На улице вовсю разгоралась весна, было ещё светло, когда Ваня вышел из школы, домой не хотелось, и он привычно сел в автобус, идущий в противоположном от дома направлении. Ваня чувствовал себя если не счастливым, то гораздо более довольным, чем месяц назад. Репетиция прошла весело, ребята остались в восторге, и они пробыли в классе музыки дольше, чем планировали, играя всё подряд. Потом все дружно вернулись в библиотеку и совместными усилиями довольно быстро и, скорее всего, не слишком качественно расправились с оставшейся домашкой.

Ваня сидел у окна и пересматривал видео, которое снял. Слегка его подмонтировав и вырезав некоторые моменты, в которых одноклассники не смогли выразить свои восторги литературно, он отправил видео Яне. К его огромному удивлению, через десять минут она ответила:

«Это шикарно. Вы играете как боги)»

Прочитав эти слова, Ваня почувствовал, как его внутренности превратились в желе. Он ухмыльнулся. Осталось недолго.

ПЕТЯ

Последнюю неделю перед прослушиванием Петя не выпускал палочки из рук даже на уроках. Это было единственным, что хоть немного успокаивало, поскольку у него перед глазами то и дело возникали жуткие картины, как в самом разгаре их прослушивания он сбивается с ритма. Или сваливается со стула. Или под ним проваливается пол. Или на него падает люстра, непременно тяжёлая, как в театре, и вырубает Петю в двухлетнюю кому. Пугающие эпизоды разной степени правдоподобности преследовали его постоянно, и наяву, и во сне. Правда во снах, а точнее, в кошмарах, у него в самый ответственный момент выступления отрастали осьминожьи щупальца, к которым прилипали палочки, и играть было невозможно. В этих снах напротив него стоял Трофимов, обнимал Вику, тоже почему-то щупальцами, и громко хохотал. Петя просыпался в холодном поту и смотрел на свои руки, радуясь, что никаких щупалец у него нет.

В пятницу, в день прослушивания, Петя совсем не мог сосредоточиться на занятиях и, кажется, не слышал ни слова из того, что говорили учителя. В академию их пригласили к четырём часам, но парни решили, что приедут раньше, чтобы разведать обстановку и настроиться, поэтому Петя отпросил их с половины шестого урока.

Когда, наконец, настало время уходить, они с Низовцевым многозначительно переглянулись. Ваня приставил два пальца к виску и дёрнул их на манер выстрела. Петя слегка улыбнулся. Хорошо, что он едет не один. Петя скинул все вещи в рюкзак и, жестом показав физику, что им пора, тихо встал и направился вместе с Низовцевым в коридор. Но бесшумно уйти не получилось — вслед им неожиданно полетели аплодисменты и радостные крики. Петя с Ваней обернулись.

— Удачи вам, парни! — крикнул Трофимов.

— Да, утрите там всем…всё! — добавил Бунько под общий смех.

Миля подбежала, быстро обняла сначала Петю, потом Ваню и в тысячный раз сказала, что они крутые. Когда Миля отошла, класс снова искупал их в овациях. Низовцев поклонился в своей графской манере и ухмыльнулся.

— Ну, в принципе, можно уже и не ехать никуда.

Все рассмеялись. Петя махнул Вике, кивнул улыбающемуся учителю, и парни вышли в коридор. Они успели отойти всего на пару шагов, как дверь за ними открылась, и из кабинета вышла Вика.

— Вы же не думали, что староста бросит вас одних? — радостно спросила она, захлопывая за собой дверь. — Я вас провожу.

— До академии? — удивился Ваня.

Вика покачала головой.

— Прости, но только до выхода. Я сегодня на школьном совете отдуваюсь за двоих.

— Класс на тебя рассчитывает, Вольская. — Хмыкнув, Петя обнял Вику, и все трое спустились на первый этаж. Они шли по коридору и перешучивались: Вика с Петей подкалывали Ваню, который, по их общему мнению, должен был ехать на прослушивание в костюме графа.

— В комиссии наверняка есть девушки, Низовцев! — возмущался Певцов. — Мне кажется, ты относишься к поступлению недостаточно серьёзно.

Ваня наградил его скептической гримасой.

— Что-то я не вижу на тебе шляпы и перстней, Джек Воробей.

— Капитан Джек Воробей! — одновременно воскликнули Вика с Петей.

Они всё ещё смеялись, когда завернули за угол, вышли в главный холл и увидели… Петиного отца. И Викину маму. Родители их не заметили, поскольку оба стояли лицом к турникетам и осматривали какие-то коробки. У Пети похолодела спина, как будто его позвоночник превратился в жидкий азот. Вика дёрнула его за рукав.

— П… Петруша, милый, — сказала она, не отрывая взгляда от взрослых. — Ты видишь то же, что и я?

— Кажется, мы незаметно прошли через портал и перенеслись в самую чудовищную параллельную вселенную — ту, где у выхода из школы в день прослушивания оказался мой отец. — Петя, как и Вика, пристально смотрел на стоящих у турникетов. — Что он здесь делает? Что он здесь делает сегодня?

— Может, мы уйдём с обзора? — Ваня практически отшвырнул Петю за угол, схватив за плечо. Вика нырнула в коридор следом за ними, но продолжала выглядывать. Ваня отодвинул и её. — Нам нужен план.

— Давайте я схожу на разведку, спрошу, зачем они здесь, и постараюсь спровадить побыстрее, — предложила Вика.

— Нет, нам некогда. Пошли вместе. — Петя судорожно запустил руку в волосы. — Скажем, что мы на каком-нибудь задании для старост.

— Мама нам не поверит, — сказала Вика, многозначительно глядя на Петю.

— Так. Ладно. Нужен план. Срочно, — Петя ходил из стороны в сторону, лихорадочно проворачивая палочки между пальцев. Он настолько не ожидал увидеть в школе отца, что окончательно растерялся. Бросив взгляд на часы на стене, Петя ругнулся. — Мы на пять минут отклоняемся от графика.

Ваня тоже посмотрел на часы, затем махнул головой в сторону выхода.

— Тогда не будем терять времени. Скажем, что нас физик отправил во двор, чтобы… Провести эксперимент.

— Какой же? — скептически спросил Петя.

— Твой отец разбирается в физике?

— Нет.

— Значит, любой. Главное — выглядеть уверенно.

— Да. Хорошо.

Петя вздохнул, убрал палочки во внутренний карман и уже сделал шаг вперёд, но Вика снова вцепилась ему в рукав.

— Это прекрасная мысль, парни, вы отлично придумали. Но у меня есть крошечный, ма-а-аленький вопросик. — Вика посмотрела на Ваню. — Если нас отправили проводить эксперимент, какого чёрта ты с гитарой?

Если бы ситуация не приближалась к критической, Петя бы расхохотался от Ваниного растерянного взгляда.

— Ладно, у меня есть идея. Лучшая защита — это нападение, — сказала Вика. — Мы просто завалим их вопросами, а сами толком ничего не скажем.

— Как ты… — начал было спрашивать Петя, но Вика выставила перед его лицом руку и постучала пальцем по своим часам.

— Тик-так. Некогда мне с тобой спорить, Петруша, у меня парень на прослушивание опаздывает. — Она поправила пиджак и выпрямила спину. — Доверимся богу импровизации, обычно он меня не подводит.

И она резко выскочила из их укрытия.

— Мама! Сергей Борисович! Какими судьбами в нашем захолустье? — громко спросила она, разведя руки в стороны, словно обнимала весь коридор. Петя, идущий рядом, готов был поклясться, что оба родителя подскочили и переглянулись.

— Ничего себе захолустье, — хмыкнул отец, многозначительно осмотрев школьный холл и задержав взгляд на одном из плазменных экранов. Петю тут же затопила благодарность судьбе, что на экране сейчас транслировали какие-то даты по истории, а не их новогодний концерт. Отец стрельнул в Софью насмешливым взглядом. — Губа не дура у твоей дочурки.

Софья кивнула с ядовитой улыбкой.

— Да, слава богу, хорошим вкусом обладает не только твой сын.

— Вкус тут ни при чём. Это, скорее… наглость?

— Уверенность в себе.

— Обесценивание?

— Критическое мышление.

— Высокомерие?

Софья подняла брови.

— Ты же не забыл, что мы всё ещё говорим о моём ребёнке?

Отец фыркнул.

— О ребёнке? Не смеши меня, Вольская. Я не так близко знаком с Викторией, но даже мне очевидно, что твоя дочь вполне могла бы возглавить Сицилийскую мафию.

Софья с гордостью улыбнулась и кивнула.

— Спасибо.

— Это был не комплимент.

— Ну я бы поспорила.

— Ты и так постоянно это делаешь! — неожиданно огрызнулся отец.

Софья же как ни в чём не бывало повела плечами и картинно развела руки в стороны:

— Ну кто-то же должен тебя бодрить, Сергей Борисович! Я забочусь о твоём кровообращении, мог бы сказать спасибо, говорят, с возрастом у людей бывают застои в…

— Прекрати делать из меня старика, Вольская, — прошипел отец, шагнув ей навстречу и гневно глядя на неё сверху вниз. — Я спортивнее всех, кого ты знаешь! Вместе взятых!

Софья подняла бровь.

— Очень скромно, Певцов.

Вика с Петей переглянулись, секунду смотрели друг на друга, а потом расхохотались.

— Интересно, мы со стороны так же выглядим? — спросил Петя сквозь смех.

— Да, — сказал Ваня, тоже улыбаясь. — Сходство достигло ста процентов.

Родители снова подскочили и, казалось, только сейчас вспомнили, что они не одни. Петя видел, как отец прищурился, глядя на него. Нужно срочно что-то придумать, как-то его отвлечь. Очевидно, Вика тоже это поняла, поскольку сделала шаг вперёд, как бы невзначай прикрывая Ваню с гитарой.

— Мамочка, вы так и не ответили, что вы здесь делаете, — сказала она и встала на цыпочки, заглядывая взрослым за спины. — И что там у вас за коробочки?

Неожиданно Софья и отец встали плечом к плечу и прикрыли собой коробки, загородив Вике обзор.

— Это сюрприз. Для вашего выпускного, — сказала Софья. — Я заказала доставку специально на учебное время, чтобы никто из вас не увидел. А Сергей Борисович пожелал взглянуть, точнее — проконтролировать и лично убедиться, что я не украла его деньги.

Отец закатил глаза.

— Я просто хотел посмотреть, что ты заказала, — хмуро буркнул он.

Софья закатила глаза в ответ.

— Я всё в родительском чате расписала, что ещё ты хочешь увидеть? — Она наградила отца насмешливой улыбкой. — Если ты решил проверить, не припрятаны ли внутри серебряные пули или несколько деревянных колов, можешь не беспокоиться, их здесь нет. — Софья повернулась к ребятам и добавила нарочито громким шёпотом: — Их доставили ещё месяц назад.

Вика с Ваней рассмеялись. Петя и сам едва удержался от смеха, с восхищением глядя на Софью, сияющую, словно комета. Эта женщина была единственным человеком на Петиной памяти, кто не только не терялся в присутствии отца, но и постоянно его провоцировал. Петя с удивлением обнаружил, что шея у отца немного покраснела. Испугавшись, что отец вот-вот захочет сменить тему и направит свой гнев на них, Петя тоже приблизился к коробкам.

— Если не серебро, то что же там?

Отец быстро захлопнул открытую коробку.

— Пока это вас не касается.

Он быстро поставил одну коробку на другую, поднял их и шагнул мимо ребят, махнув головой Софье.

— Пойдём, пока они ничего не увидели.

Глаза Викиной мамы округлились. Отец, поняв, что за ним никто не идёт, обернулся.

— Ты идёшь?

— Ты что… понесёшь коробки до класса?

Отец приподнял бровь, многозначительно глядя на тонкие шпильки Софьи.

— А ты собиралась сама это сделать?

— Нет, я хотела охрану попросить…

— Пока они будут копаться, юная мафия во главе с Викторией раскроет все твои замыслы. Ты… — Отец чуть приподнял коробки. Судя по напряжённым рукам, внутри лежало что-то увесистое. — Ты так и будешь тут стоять?

— Нет… Ладно. Раз уж ты взял… — Софья кивнула, явно пытаясь совладать с растерянностью. Она поправила сумку на плече и, хмыкнув, шагнула к нему. — Хорошо, Сергей Борисович. Пойдём. Но учти, если ты рухнешь где-нибудь от приступа межпозвоночной грыжи, я тебе помочь не смогу — буду стараться не умереть от хохота. Вообще, кажется, у меня где-то есть контакт хорошего остеопата…

Ребята смотрели вслед взрослым, которые быстро шли от них по коридору в сторону лестницы и продолжали тихо переругиваться. Вика перевела взгляд на парней и, довольно хмыкнув, сложила два пальца крестиком.

— Как я и говорила, бог импровизации никогда не подводит. Не благодарите.

Звонок с шестого урока заставил всех троих подскочить и отозвался у Пети панической волной, пробежавшей по телу.

— Мы опаздываем!

Ваня закатил глаза.

— Никто не опаздывает, Певцов, мы специально вышли раньше.

Ваня с Викой быстро обнялись на прощание, после чего Ваня тактично скрылся в гардеробе. Петя приблизился к Вике, крепко её обнял и уже собирался поцеловать, но она увернулась.

— Поцелую, когда увидимся в следующий раз и ты скажешь, что мой парень теперь крутой музыкант с личным продюсером, — лукаво сказала она и отошла от Пети на несколько шагов.

Он послал ей наглую ухмылку.

— Да уж, буду рассчитывать на твои самые горячие поздравления, милая.

Петя отсалютовал ей и поспешил в гардероб. Быстро сменив обувь, он вместе с Ваней бросился к выходу.

— Стоять! — прогремело Пете в спину. Голос отца пригвоздил Петю к полу.

Петя медленно вздохнул.

— Что ж. Бог импровизации нас всё-таки покарал. Жди меня на улице, — сказал он Ване. Тот кивнул и вышел во двор. Петя обернулся.

Отец медленно приближался к нему и выглядел рассерженным.

— Ты ничего не хочешь мне сказать? — спросил он, прищурившись.

За его спиной стояла Софья, скрестив руки на груди. Но, к Петиной радости, её недовольный взгляд прожигал отца, а не Петю.

— Если ты про контрольную по химии, то я уже исправил, не переживай. — Петя изо всех сил старался сохранить самообладание.

— Нет, я не про контрольную по химии, — слегка глумливо ответил отец. — Мы зашли в кабинет к Марине Викторовне, а она почему-то с порога начала желать тебе удачи. Сказала, что вы… обязаны пройти. Вы же столько репетировали.

Петя почувствовал, как щёки его обожгло огнём. Он стиснул зубы и кивнул. Отец чуть склонил голову.

— И когда же ты собирался мне сказать?

Петя пожал плечами.

— Никогда?

Он развернулся и пошёл к турникетам. Ему показалось, что за спиной он слышит сердитый шёпот Софьи. Не важно. Всё это сейчас не важно. Его ждёт Низовцев, и они опаздывают. Петя открыл дверь и уже занёс ногу над порогом, но внезапно отец сказал то, что всё-таки заставило Петю остановиться.

— Ладно. Я понял. Я был не прав.

Петя медленно обернулся и посмотрел на отца. Тот махнул охраннику, чтобы ему открыли турникет, и подошёл к Пете, подняв ладони.

— Я понял. Я не прав. Я не знал, что для тебя это настолько важно. Давай сядем и обсудим это. По-взрослому.

— У меня прослушивание через час. Обсудим после того, как я поступлю.

Отец немного помедлил.

— Я тебя отвезу.

Петя поднял брови.

— Отвезёшь меня? Ты? На прослушивание?

Отец серьёзно кивнул. Предложение было до того неожиданным, что Петя заколебался. Он переживал, что если откажется и продолжит разговор здесь, приедет в академию позже, чем планировал, но и принимать помощь отца ему не очень хотелось. Отец, словно прочитав его мысли, добавил:

— Поехали. В знак того, что я готов выслушать твою позицию.

Петя вздохнул. Таких слов он от отца не слышал ни разу.

— Ладно, — буркнул он и вышел с отцом из школы.

Низовцев стоял возле школьных ворот, скрестив ноги и сунув руки в карманы. Петя подошёл и неловко откашлялся.

— Отец хочет поговорить. Сказал, что отвезёт меня, и мы… обсудим моё поступление. Я, наверное, с ним поеду. Кажется, он готов смириться с моей музыкой, не хочу упустить шанс.

Ваня кивнул.

— Ладно. Встретимся у входа?

— Да. Извини, мы бы и тебя подвезли, но…

Ваня отмахнулся.

— Я понимаю. Поймаю такси. Увидимся через полчаса.

Парни стукнулись кулаками и разошлись в разные стороны. Отец ждал Петю возле машины.

Они не торопясь ехали по узкой дороге вдоль школьной территории. Петя смотрел в окно на учеников: одни шли кучками, другие — как Низовцев — держались отдельно, отгородившись от окружающего мира наушниками. Светило солнце, некоторые сняли куртки и радовались теплу. Машина выехала на большой проспект, и отец, уверенно нажав на педаль газа, нарушил молчание:

— Так что же, ты, значит, всерьёз решил отказаться от будущего блестящего юриста и хотел провернуть всё у меня за спиной?

Петя поёрзал на сиденье и посмотрел на руки. Без палочек было ощущение, что на руках не хватает нескольких пальцев. Он отвернулся к окну и кивнул.

— Похоже, что так.

Отец немного помолчал, будто подбирал слова.

— Но ты ведь толковый парень… И учителя тебя хвалят. И в офисе все тобой довольны. Ты легко поступишь. А после пар будешь приезжать ко мне в офис на работу. Оклад тебе для начала дадим стандартный, но, если постараться, появятся и премии, и процент к зарплате. Ты сразу начнёшь жить самостоятельно, и, уж поверь, сможешь позволить себе гораздо больше, чем твои одноклассники в ближайшие пять лет.

Петя невидящим взглядом сверлил пролетающие за окном дома. Он так и знал, что отец будет соблазнять его деньгами. И это действительно звучало здорово. Петя мог бы снять квартиру. Дарить Вике цветы. Интересно, она любит цветы? Или ей лучше подарить абонемент на уроки стрельбы из лука? Петя хмыкнул, и отец, видимо, принял это за добрый знак и продолжил немного твёрже:

— Пойми, сейчас тебе кажется, что жизнь — это легко и ты сможешь всё сам. Но поверь человеку, который прокладывал себе путь к хорошей жизни огромным трудом, прогрызал зубами, — это не так просто, как ты думаешь. И не так быстро. А у тебя уже всё есть. Я всё подготовил. И ты хочешь так легко от этого отказаться? От всего, что я строил столько лет, зная, что мой сын однажды встанет со мной рядом и продолжит моё дело? Наше с мамой дело?

Петя почувствовал, как за рёбрами разливается чувство вины. Отец раньше не говорил ничего такого. Петя и не догадывался, как для отца, оказывается, важно, чтобы сын помогал ему вести дела. Он снова заёрзал, не зная, что сказать. Петя представил себя в той жизни, которую ему на блюдечке предлагал отец: всегда шикарный костюм, водитель, секретарша, огромный загородный дом, дорогая машина, на которой он ездит на работу, а там совещания, документы, вечно горящие сроки, партнёры по бизнесу, командировки… В горле стало сухо. А потом Петя представил себе другую жизнь: вот он сидит за ударной установкой и пятый час репетирует со своей группой. Или записывает песню в студии. Вот они выступают в небольшом камерном клубе, и все танцуют под ритм, который задают его, Петины, руки, бьющие по барабанам. После концерта они фотографируются с желающими, Петя улыбается, смеётся, шутит. И — от следующего видения сердце Пети подпрыгнуло — здесь рядом с ним есть Вика. В предыдущей версии его жизни он не мог её представить, но здесь она была везде — стояла в первом ряду во время их выступления, сидела рядом на репетиции, он учил её играть на установке, а она вместо этого лупила его палочками по рукам. Петя знал, что ни один из вариантов не обойдётся без трудностей и стресса, но на одном пути он будет замученным и злым, а на другом — счастливым и свободным. Живым. Поэтому он сказал отцу единственное, что мог.

— Прости меня. Я не могу.

Отец вздохнул.

— Не могу поверить, что мой сын, талантливый умный парень, готов променять всё, что я… всё, что мы с мамой, для него сделали, на музыку и наркоманские вечеринки. Вся эта ахинея с группой и славой — это мыльный пузырь, сын. Все этого хотят, но пробиваются единицы. Думаешь, ты тот самый везунчик? Сомневаюсь. Ты совершаешь ошибку. Потом сам же ко мне придёшь. Знай, что этот твой шум, твою так называемую музыку, я никогда не одобрю.

— Мне всё равно! — Петя почувствовал, как гнев накрывает его горячей волной. И в этот раз он позволил гневу говорить за него. — Ты собирался выслушать мою позицию, а сейчас снова её не принимаешь. Знаешь, что? Мне плевать, что ты не одобришь! Так же как тебе плевать на то, чего хочу я. А я ненавижу твою фирму, ненавижу документы, совещания, офис, и больше всего я ненавижу юридический, на который ты меня отправляешь. Я люблю музыку, ты понимаешь? И хочу заниматься только ею, потому что когда я играю, я живу! Я что-то контролирую. А когда я представляю, что перестаю играть, совсем перестаю, внутри меня появляется чёрная дыра с твоим профилем. Я сразу превращаюсь в Сына Певцова, в твою бледную тень, которую замечают только из-за фамилии. Я не хочу быть тобой. Я хочу сам чего-то добиться и чего-то стоить. Без твоих знакомств в юридическом, без офиса, без тебя!

Петя замолчал и перевёл дыхание. Отец, не отрываясь, смотрел на дорогу. Они свернули с центральной улицы и выехали на небольшой проспект. Чуть вдалеке уже виднелось стеклянное здание с эмблемой академии, горящей ярким неоновым светом. Петю колотило, но он смог заговорить снова, и голос его прозвучал неожиданно ровно:

— Я совершеннолетний. И могу делать всё, что захочу. Я буду поступать к Зиновьеву.

Отец, скривившись, снизил скорость и, покачав головой, едко сказал:

— Может, и хорошо, что мама этого не видит. Она была бы тобой разочарована.

Слова прожгли Петю насквозь. Отец, казалось, тоже осознал, что только что произнёс. Но удержать Петю он не успел. Остановить машину — тоже. Петя рывком дёрнул ручку и выскочил из машины. И хотя отец успел ударить по тормозам, машина всё ещё ехала, так что Петя, коснувшись асфальта, не смог удержаться на ногах. Мир вокруг него завертелся, и следующим, что он услышал, был громкий визг тормозов другой машины совсем рядом с ним.

Петя зажмурился, лёжа на асфальте в ожидании удара. Но его так и не последовало. Вместо этого Петю настиг крик отца. И в голосе его был не гнев. В четырёх буквах Петиного имени звучал только ужас.

Этот вопль привёл Петю в чувство как раз в тот момент, когда к нему подскочил отец. Петя перевернулся на спину. Отец, белый как мел, лихорадочно его осматривал.

— Ты цел? Руки? Ноги? Ты меня слышишь? Видишь? Голова кружится? Подожди, я вызову скорую…

Петя несколько раз моргнул и сел.

— Нет. Я в порядке. Мне надо идти.

— Ты никуда не пойдёшь!

Отец попытался его удержать, но Петя всё же медленно поднялся. Перед глазами расползались круги.

— Если хочешь меня остановить… Тебе придётся приковать меня цепями. Но, возможно, я даже тогда…

Тут Петя заметил что-то жёлтое на асфальте. Он опустился на колени и поднял деревянный обломок. В руке у Пети лежала часть палочки. Викин подарок. Он сломал их. Сломал лучшие на свете палочки, которые должны были принести ему удачу. Похоже, они выпали при падении… Петя положил обломок в карман, поднялся и медленно пошёл в сторону тротуара. Голова немного кружилась. Его трясло от адреналина. Или от обиды. Или от последних слов отца, которые до сих пор звенели в ушах. Мама была бы разочарована… Петя постарался заглушить эти слова. Его ждёт Низовцев. А Петя опаздывает.

Сзади кто-то сигналил. Отец, пытаясь быстро затормозить, перегородил другим машинам проезд, но его это, похоже, нисколько не волновало, поскольку он даже дверь не закрыл. Отец догнал Петю и развернул, вцепившись ему в плечо.

— Ты соображаешь, что творишь? Как ты можешь выпрыгивать из машины?! После того, что случилось с мамой, как ты смеешь…

— А как ты смеешь манипулировать моей памятью о ней? — с горечью перебил Петя. — Ты не можешь знать, что она одобрила бы, а что нет. Она меня любит. Любила… Она бы приняла…

Глаза предательски защипало. Петя развернулся и как только мог быстро пошёл в сторону академии. Отец снова заставил его остановиться.

— Ладно. Я не должен был так говорить, это вырвалось случайно. Я не подумал. Пойми, ты моя семья, и мне не…

— Нет у меня никакой семьи! — Петя почувствовал, как горечь снова сменяется злостью. Он резко вырвал руку из хватки отца и выплюнул: — Тебя нет, ты всегда в офисе. А если не в офисе, то всё, что тебя интересует, это мои оценки. Ты и понятия не имеешь, что я за человек. Что я люблю, кто мои друзья и есть ли у меня девушка.

Отец молча смотрел на Петю.

— Представь себе, есть. У твоего сына есть девушка, есть друзья и есть талант. Нет только семьи. Моя семья умерла вместе с мамой. А ты… А ты смеешь говорить, что только рад тому, что её нет!

— Я этого не говорил.

— Именно это ты и сказал. А теперь извини, мне надо идти. Из-за тебя я опаздываю. — Петя сделал шаг, но обернулся. — И не волнуйся о том, что я провалюсь и приползу к тебе. Этого не случится. Если мне когда-нибудь понадобится помощь, будь уверен, ты будешь последним, к кому я обращусь.

Петя отвернулся и зашагал прочь. Отец его больше не останавливал.

ВАНЯ

Ваня стоял в коридоре у двери и постукивал пяткой об стену. Он приехал в академию на час раньше, как они с Певцовым и договаривались, но в итоге ждал и нервничал один. В очередной раз взглянув на часы, он тихо ругнулся: было без пятнадцати четыре. Где носит Певцова? Если он до сих пор не появился, значит, что-то случилось. Ваня понятия не имел, где его искать, а телефон у Пети был выключен. Может, позвонить Вике? Но стоит ли её беспокоить? С другой стороны, если Петя до сих пор с отцом, то даже она ничего не сможет сделать. Ваня снова посмотрел на часы. Без десяти четыре. На него уже странно поглядывали окружающие ребята, которые кучковались по своим группам и тихо беседовали или в очередной раз прогоняли тексты песен. Почти в каждой компании легко было узнать барабанщиков по палочкам в руках. Без пяти четыре дверь напротив Вани открылась, и в проёме показался парень на вид всего на пару лет старше. Должно быть, он здесь учился и сегодня выступал в роли ассистента, вызывая участников по списку.

— Группа номер одиннадцать. Низовцев, Певцов. Есть такие?

— Да, — сказал Ваня и оторвался от стены.

Парень поднял бровь.

— Где твой друг?

— Я здесь, — раздалось у Вани за спиной.

Ваня не стал оборачиваться, чтобы не выказать удивления и злости, и не придал значения округлившимся глазам ассистента. Видимо, тот обомлел от Петиного дорогого костюма. Ваня только спокойно кивнул.

— Мы готовы.

Ассистент хмыкнул и мотнул головой, приглашая их за собой. Они прошли до следующей двери по небольшому коридорчику, такому узкому, что идти пришлось друг за другом. Парень открыл дверь, и Ваня, перешагнув порог, понял, что оказался в комнате, похожей на студию звукозаписи. Вдоль стен стояло несколько стоек с микрофонами, по центру располагалась ударная установка, за ней — пульт и усилители.

— Кто из вас поёт? — спросил парень, с которым они пришли.

— Оба, — ответил Ваня.

— Тогда берите стойки, подключай гитару, педалборд перед тобой, мы будем там. — Ассистент махнул в сторону стены, которую Ваня сначала принял за очень тёмное зеркало, но это оказалось тонированное стекло, за которым смутно виднелись фигуры. Ваня сглотнул. У него вспотели ладони, и он взмолился, чтобы в самый ответственный момент не выронить из рук медиатор. Они с Петей подошли к стойкам с микрофонами и потащили их в середину зала. Петя всё ещё тяжело дышал, когда повернулся к Ване и хрипло сказал:

— Начинаем с кавера.

Это шло вразрез с их планом: они хотели начинать с их песни, где было мощное красивое соло Пети, а завершать выступление кавером, чтобы комиссия, разогретая их шедевром, окончательно в них влюбилась после Зверей и Ваниной сольной партии. Ваня собирался спросить о причинах перестановки, повернулся к Пете, но слова застряли у него в горле.

— Что… Что с тобой случилось? — шокировано спросил Ваня.

На Петиной щеке красовались ссадины, галстука не было, а пиджак и брюки были… грязными? Под Ваниным взглядом Петя провёл слегка дрожащей рукой по костюму в бесполезной попытке его отряхнуть.

— Пустяки. Небольшое недопонимание Певцовых по вопросу родительской поддержки.

Петя отвёл взгляд и прошёл к ударной установке. Ваня продолжал смотреть на него. Он видел, как осторожно Петя касается рукой стойки микрофона, видел, что все ладони у него были разодраны и, похоже, до сих пор кровоточили. У Пети горели щёки, а руки так тряслись, что он даже не с первой попытки смог достать из кармана палочки. Другие палочки.

— Где твои? — шёпотом спросил Ваня, вынимая гитару из чехла.

— Мои выпали, когда я выпрыгнул из машины.

— Что?!

— Низовцев, милый, сейчас не время для расспросов. Эти палочки я одолжил у какого-то парня в коридоре, отдав ему всю наличку, что нашёл в кармане. Мы начинаем с кавера, потому что вывести своё соло я сейчас сходу не смогу. Начинай первым. Пожалуйста.

На последнем слове голос у Певцова так дрогнул, что у Вани пересохло в горле. Что могло заставить его выпрыгнуть из машины? Как им играть, если Петя настолько выбит из колеи?..

Но он прав — для расспросов не время, так что Ваня серьёзно кивнул и повернулся к стеклу. Лучшее, что он может сейчас сделать, — это сыграть кавер и выложиться на сто процентов. На тысячу. Однако, когда Ваня приложил медиатор к струнам и подошёл к микрофону, его затрясло. Вид Певцова, кажется, сбил и его.

Из динамиков раздался мужской голос:

— Мы готовы. Начинайте.

Ваня кивнул и сделал глубокий вдох. Затем закрыл глаза. Сейчас нужно собраться. Забыть обо всём. Сосредоточиться на аккордах, которые Ваня слышал даже во сне. Но как только Ваня прикрыл глаза, перед ним тут же возник облик растерянного Пети в рваном костюме. Ваня распахнул глаза, сжал зубы и… заиграл. Не дав себе ни секунды на тревожные мысли. Но он всё же нервничал — кажется, даже первый такт сыграл немного медленнее, чем нужно, но, слава богу, почти сразу поймал ритм, ведь Петя вступил вместе с ним. Как они и репетировали. Певцов может играть. Значит, всё в порядке.

ПЕТЯ

У Пети болело всё тело. Пока он бежал до академии, его трясло от адреналина и страха, что он может опоздать. Так что тогда ссадин и ушибов он не чувствовал. Но теперь он сел, и боль накрыла его с головой. Догнало и раскаяние. На кой чёрт он выпрыгнул из машины? Слова отца настолько его разозлили, что он ни на миг не задумался о последствиях. Не задумался, о том, как будет играть. И теперь расплачивался за свою горячность. Всё то время, что они с Ваней репетировали, Петя был непоколебимо уверен, что они сыграют лучше всех, но сейчас он едва мог удержать палочки в руках и нервничал как никогда в жизни. Вторая волна адреналина, к сожалению, уже не приглушала боль. Она добивала Петю.

Когда он выпал из машины, он рефлекторно выставил вперед руки, и теперь все ладони были разодраны, отчего палочки выскальзывали. Он заметил, что несколько капель крови уже попало на барабаны, но остановить игру сейчас не мог. Он должен справиться. Они столько репетировали. Низовцев отказался от поступления. Петя не может его подвести. Поэтому он сделал единственное, что ему сейчас оставалось, — до боли сжал зубы и перестал обращать внимание на горящие ладони. Да. Вот так. Они играют, и Низовцев хорош, как всегда. Ваня немного ошибся вначале, но сейчас его игра не могла не впечатлить комиссию, если они не глухие.

Постепенно мелодия заполнила Петю, вытеснив всё остальное. Ритм и аккорды электрогитары звучали ровно и слаженно. И громко. И чертовски быстро. Свой голос Петя оценить не мог, но вокал Вани был чистым и бодрым. Их обязаны взять. Этот кавер был сложным. Гораздо сложнее оригинала. И они его сыграли.

Когда песня подошла к последнему аккорду, Ваня подпрыгнул и резко оборвал звук, а Петя одновременно с ним вскинул руки вверх и сделал завершающий удар. Глубоко дыша, Петя снова почувствовал, как палочки выскальзывают из рук. Он скинул пиджак, вытер им руки, протёр насухо палочки, барабаны и снова сел. Ваня протянул ему бутылку воды. Петя благодарно кивнул и отпил. Бутылка ходила в руках ходуном.

Из динамиков снова раздался мужской голос:

— Спасибо за игру. Мы не даём обратную связь сразу, результат вы узнаете по почте, но… это было впечатляюще. Отличный выбор. Давайте следующую. Как будете готовы.

Ваня приложился к своей бутылке воды и осушил её полностью. Он ободряюще улыбнулся Пете. Хорошо, что Низовцев не заметил, в каком состоянии Петины руки. Петя изобразил в ответ что-то, что, как он надеялся, было похоже на дерзкую ухмылку, и поставил ногу на педаль. Ваня подошёл к микрофону. Петя поднял руки с палочками. Всего одна песня. Всего одно соло. Обычно он мог играть часами, но сейчас ему нужно было выдержать пять минут. Забыть обо всём. Вывезти своё сложное соло. Он сможет.

Петя ударил палочками друг об друга, отсчитав четыре четверти, и парни заиграли вступление. Ваня прислонил губы вплотную к микрофону и запел. Здесь его вокала было больше, Петя вступил чуть позже, порадовавшись, что, в отличие от рук, голос у него не дрожит. Лучше бы было наоборот, подумал Петя, понимая, что игнорировать огонь в ладонях становится всё труднее. Но Ваня звучал до того чисто, звонко и уверенно, что Петя доверился и последовал за ним. За звуковой волной, которая шла от Вани, как тёплый луч. Сейчас у Пети было только это — только луч надежды, что он не один, что рядом с ним друг, который подставит ему плечо и поддержит. Петя пел вместе с Ваней и боялся приближающегося соло. После второго куплета Ваня отошёл от микрофона, и ровно через три удара сердца Петя заиграл. Палочки скользили между пальцами, так что Пете приходилось держать их крепче, что едва не сказалось на ритме, но он справлялся. Да. Он играет, и он справляется. Всё хорошо. Они поступят. «Мама была бы тобой разочарована». Голос отца внезапно прорезался в Петином сознании так громко, что его руку свело судорогой. Он пропустил несколько ударов, но продолжил партию. Ничего. Не критично. Со стороны это могло выглядеть, как их задумка. «Мама была бы разочарована. Мама была бы разочарована. Разочарована… Тобой». Палочка выскользнула из правой руки. Петя зажмурился и, не думая больше ни о чём, продолжил играть. Изо всех сил пытаясь левой рукой сделать то, что должны были играть две. Его соло. Сложнейшее техничное барабанное соло, которое он пытался спасти, на ходу импровизируя и латая дыры. Играющая рука горела от кончиков пальцев до самого сердца. Петя не мог отвести взгляд от установки, но чувствовал на себе полный ужаса взгляд Вани, который играл свой перебор и, конечно, знал, какой звук должен был раздаваться от ударной установки.

Наконец, наступил последний припев. Петя допел, даже не понимая, попадает ли в ноты. Он просто стремился доиграть. Одной рукой. Не испортить Ванину песню. Не облажаться.

Парни сыграли последнюю ноту. Зазвенела тишина. Рубашку на Пете можно было выжимать.

— Спасибо, — раздался голос из динамика. — Вы получите от нас письмо с результатами через неделю.

Петя поднял с пола пиджак, снова вытер им ладони и лицо. Руки у Пети болели так, что он едва мог ими шевелить.

Ваня убирал гитару в чехол, когда Петя прошёл мимо него в коридор, не встречаясь взглядом. Он облажался.

ПЕТЯ

Парни вышли из академии и, после приглушённого освещения в студии, оба зажмурились от яркого солнца. По-весеннему тёплая погода и бодрая трель птиц, встретившие их на улице, совершенно не сочетались с отвратительным настроением Пети. Он рухнул на скамейку возле входа и, устало откинувшись на спинку, пересказал Ване разговор с отцом.

— В итоге я отвлёкся. И ужасно сыграл. И всё провалил, — уныло закончил Петя, с усилием приподнявшись и потянувшись к сумке. Ладони горели и пульсировали.

— Ты не был ужасен и ничего не провалил. Мы же всё сыграли. Нормально сыграли.

— Вот именно, — сердито буркнул Петя, с силой протирая руки влажными салфетками и морщась от жжения. — Мы сыграли нормально. Как обычные дилетанты.

Ваня собирался заспорить, но Петя его перебил.

— Низовцев, я уронил палочку.

— Все иногда роняют. Уверен, даже у Джона Бонэма* такое случалось.

— У него на концертах всегда были запасные.

(*Джон Бонэм — барабанщик группы Led Zeppelin, один из величайших и влиятельнейших ударников в рок-музыке. Специалисты отмечали уникальную мощь его игры и чувство ритма).

— Слушай, если они не возьмут барабанщика, который, уронив палочку, продолжает играть в диком темпе, то они идиоты, и нам с ними не по пути.

Петя кисло хмыкнул.

— Ладно. Посмотрим.

С отцом Петя не разговаривал. Совсем. Вернувшись поздно вечером домой, он не застал отца. Очевидно, тот снова поехал в офис. Гордость не позволила отцу позвонить и спросить сына о прослушивании. Что ж. Гордость была и у Пети. И после их ссоры она продолжала гневно пульсировать в груди. Зайдя на кухню, Петя достал из кошелька карту, на которую отец регулярно кидал ему деньги, и разрезал её кухонными ножницами. Немного подумав, он разрезал и другую, к которой был привязан счёт с доходами по акциям, которые отец купил ему на совершеннолетие. На третьей хранилась его зарплата за подработку у отца в офисе. Эту он резать не стал, решив, что раз честно заработал, то может этими деньгами пользоваться как своими, а не отцовскими. Обломки карточек он красноречиво оставил на кухонном столе. Затем Петя тщательно промыл царапины и порезы на руках, перевязал себе ладони и, запершись в своей комнате, почти сразу уснул. Он не слышал, когда отец вернулся, но утром они встретились на кухне. Отец, обнаружив на столе Петин карточный бунт, попытался с ним поговорить, но Петя полностью его проигнорировал. Он отложил нетронутый завтрак и, подхватив сумку, выскочил из дома.

Петя шёл до школы пешком и думал, как ему теперь справляться без отцовского финансирования. Денег, заработанных в офисе отца, при очень аккуратном расходовании должно хватить до лета. Если их возьмут в академию, у Пети появится внушительная стипендия. Жить он сможет в общежитии, которое академия также предоставляла. Он не собирался задерживаться в доме отца дольше необходимого. Получается, что ему нужно только дождаться осеннего семестра и первой выплаты. А на лето он мог бы найти подработку, заниматься с детьми математикой, как Низовцев, например. Да, он справится.

Но если их не возьмут… В этом случае Пете придётся поступать в обычный вуз. В общежитии ему, скорее всего, откажут, поскольку он не приезжий. И совмещать работу с вузом будет непросто… Ладно. Об этом он подумает, когда они получат ответ. Может, Низовцев прав? Может, они действительно были не так уж и плохи?

Прошла неделя. Это было самое тревожное время за всю Петину школьную жизнь. До экзаменов оставался всего месяц, о чём учителя неустанно напоминали им на каждом уроке. Их класс заваливали тестами, экзаменационными вариантами, пробниками и обрушили на них лавину домашней работы. Одиннадцатые классы теперь легко узнавались в коридорах, поскольку в отличие от более младших параллелей, радующихся приближению летних каникул, будущие выпускники ходили по школе бледные, с синяками под глазами, и больше всего походили на зомби. На очень нервных зомби, поскольку, в добавок к огромной нагрузке от учителей, в конце апреля-начале мая многие ждали ответов зарубежных вузов. Петя с Ваней тоже ждали ответа из академии. И хотя они больше не обсуждали своё выступление, чтобы не нервировать друг друга, всё равно оба переживали. А постоянные вопросы от одноклассников и учителей спокойствия не добавляли.

Прошло ещё несколько дней, результаты отборочного прослушивания в академию должны были вот-вот появиться, и Петя проверял почту каждые полчаса, ненавидя себя за это. За тупую надежду, которая никак не желала его оставлять. Напряжение струилось у Пети по венам. Как бы он ни старался не показывать, что переживает, он был рассеяннее и раздражительнее, чем когда-либо. В один из дней, когда они с классом сидели после уроков в библиотеке, и Петя то и дело огрызался на вопросы одноклассников, Вика не выдержала. Она с хлопком закрыла свой учебник и, встав из-за стола, нависла над Петей.

— Петруша, так не пойдёт. Тебе явно требуется либо свежий воздух, либо хорошая пощёчина. Я могу предоставить и то, и другое, но по доброте душевной даю тебе право выбора.

— Интересно, что же он выберет, — с усмешкой пробормотал Трофимов.

— Свежий воздух, я полагаю? — вопросительно ответил Петя с лёгкой улыбкой.

Вика пожала плечами.

— Тогда на правах старосты я изгоняю тебя из библиотеки. Шуруй во двор и занимайся там!

Петя даже не обиделся. Он понимал, что Вика права, она просто уберегает его от ссоры с друзьями. Они не должны были терпеть его плохое настроение. Так что он молча кивнул и собрал все учебники со стола. Увидев, что Вика тоже собирается, он вопросительно поднял брови.

— Я же не сказала, что твоё изгнание одиночное. Я с тобой пойду. Позагораю. В такую погоду тухнуть в библиотеке — преступление, — с хитрой улыбкой сказала она и, взяв Петю под руку, повернулась к Ване. — Ванечка, ты тоже присоединяйся, мне жутко лень делать самой литературу.

Низовцев хмыкнул. Судя по тому, как быстро он закрыл свою тетрадь, идея позаниматься на солнце пришлась и ему по душе. Петя усмехнулся, глядя, как Ваня запихивает учебники в рюкзак, будто куда-то опаздывает, и перевёл взгляд на Милю.

— Милёк, пойдём с нами. До момента, когда ты сможешь позагорать на море, ещё жить и жить.

Миля на секунду задумалась и тоже закрыла учебники. В конце концов с ними пошли все.

Ребята вышли в школьный дворик, залитый солнцем, и дружной кучей повалились на траву. Парни поснимали пиджаки и расстелили на земле, чтобы девчонки могли сесть, не запачкав юбки и платья. Петя тоже бросил на траву пиджак и сел, прислонившись спиной к дереву. Вика села рядом, хихикая над тем, что этот двор ещё никогда не покрывали такие дорогие ткани. Петя хмыкнул и обнял её. Она тут же прижалась к нему и опустила голову ему на плечо. Было бесконечно спокойно и уютно вот так сидеть с Викой в компании друзей и ни о чём не думать. Пете жутко захотелось растянуть это мгновение подольше — на день, на неделю, на всю жизнь... Он опустил щёку Вике на макушку и глубоко вдохнул сладкий весенний запах свежей зелени, окружавший их во дворе. Петя медленно наматывал на палец Викин локон и с улыбкой наблюдал за весёлой вознёй, которую устроили одноклассники, пока пытались угнездиться поудобнее и разбирались, кто на кого будет облокачиваться.

Когда все разлеглись, никто не спешил доставать учебники. Ребята тихо болтали и шутили про школьный вальс. В этой четверти у них начались репетиции к последнему звонку и выпускному, и вальс обернулся настоящим испытанием для их параллели. На пары их класс разбился довольно быстро и безболезненно. Поскольку они все между собой нормально общались, то разделились, в основном, по росту, чтобы удобнее было танцевать. Исключение составляли Вика с Петей — Петя был на голову выше, и по росту ему больше подходила Лиза Киреева, но танцевать с ней или кем-то другим ему совершенно не хотелось. Дальше начинался кошмар. Вальсировать их класс не умел. Особенно парни. И каждая репетиция оборачивалась настоящей пыткой. Девочки постоянно ворчали и фыркали, что парни двигаются, как будто у них вместо костей — цемент. А парни путались в движениях и уставали постоянно поднимать девчонок в поддержки. «Б»-класс был не многим лучше.

Теперь Петя вместе со всеми смеялся над возмущениями Бунько, что им нельзя танцевать на каких-нибудь мягких коврах, — ему вальс давался особенно сложно. Но улыбка Пети мигом растаяла, когда он увидел, как посерьёзнел Ваня, скользнув глазами по экрану своего телефона. Он многозначительно посмотрел на Петю, и словно в ответ на Ванин взгляд у Пети тоже пиликнул телефон. Все резко замолчали. Петя постарался как можно медленнее отстранить Вику, чтобы не выдать своего волнения, и полез в карман брюк за телефоном.

Парни переглянулись.

— На счёт три? — спросил Ваня с нервной улыбкой. Петя видел, что телефон в его руках слегка трясётся. У самого Пети так вспотели ладони, что телефон не выскальзывал только чудом.

— Давайте, парни, я уже готова заказывать нам фуршет с шампанским! — весело воскликнула Вика, потирая ладони и переводя взгляд с одного на другого. — Креветки, омары — что угодно для героев дня.

Петя хмыкнул и щелкнул по уведомлению. Он прочитал несколько первых слов. Кровь его как будто на мгновение застыла, а потом бешено забурлила в венах. Все звуки перестали существовать. Все, кроме хриплого голоса Вани, который произнёс:

— Мы не поступили.

ВАНЯ

Певцов не говорил ни слова. Он молча прочитал сообщение от академии, в котором с наилучшими пожеланиями их приглашали попробовать ещё раз в следующем году. Молча поднялся и собрал вещи. Вика встала, чтобы пойти с ним, но Петя посмотрел на неё и покачал головой. Он подхватил с земли пиджак и направился к выходу. Дверь за ним закрылась с оглушительным хлопком.

Вика села рядом с Ваней, обеспокоенно глядя Пете вслед.

— Дай ему время, — тихо сказала Миля. — Ему нужно это принять.

— Как они могли отказать вам? — удивлённо спросил Бунько. — Они что там, глухие совсем?

— Похоже, что так, — Ваня убрал телефон и тихо вздохнул. Гнева он не чувствовал. Только пустоту. Тупую тишину и бессилие.

Вика осторожно дотронулась до его руки.

— Мы все были уверены, что вас возьмут. И, судя по реакции, Петруша тоже до самого конца в это верил.

Ваня посмотрел на дверь, за которой исчез Петя.

— Будем надеяться, что он быстро придёт в себя, и его посетит какая-нибудь гениальная идея.

Но прошло ещё несколько дней, потом неделя, прошли майские праздники, а Петя продолжал молчать. Он молча стоял в коридорах, держа Вику за руку. Молча сидел на уроках, отвечая только по необходимости. Молча уходил домой сразу после занятий. Часто не отвечал на звонки. Не шутил. Но не молчание пугало Ваню. Он по себе знал, что некоторые вещи нужно проживать самому. В одиночестве и тишине. По-настоящему Ваня испугался, когда Петя пришёл в школу… не в костюме. Нет, он всё ещё был в строгих брюках, как того требовали школьные правила. Но вместо рубашки он был в чёрной футболке-поло. Без пиджака, без галстука, без значка старосты Петя выглядел так, будто пришёл на физкультуру. Когда он в таком виде появился в классе, немного опоздав на урок, в кабинете зазвенела тишина. Все смотрели, как он быстро прошёл к своей парте. Даже биолог, казалось, потерял мысль и, прервав свои объяснения, вместе со всеми уставился на Петю. А тот молча сел, открыл тетрадь и не ответил ни на чей взгляд. Он щёлкнул ручкой и приложил её к листу. И всё. Не стал её крутить в руках, как он это делал обычно. Не достал из кармана палочки… Ваня смотрел на спину Пети и пытался вспомнить, когда в последний раз видел у Певцова в руках барабанные палочки. Ответ отозвался у Вани шокированным вздохом. На прослушивании. Певцов несколько недель не притрагивался к палочкам. Тогда Ваня и понял, что должен вмешаться.

После уроков он чуть ли не силой заставил Петю выйти с ним в школьный двор. Там Ваня сел на траву, облокотившись на фонтан, а Петя вздохнул и лёг, прикрыв правой рукой глаза, словно собирался вздремнуть. Но возможно он просто не хотел встречаться взглядом с Ваней. Или с кем-либо ещё. Какое-то время они оба молчали. Наконец Ваня заговорил:

— Слушай, я понимаю. Мы надеялись, что всё будет иначе. Ты думаешь, что виноват, но это не так. Ты ничего не испортил, поскольку даже одной рукой играешь, как грёбанное неземное божество. Я никогда в жизни такого не видел. И не жди, что я когда-нибудь ещё повторю тебе этот комплимент.

Петя издал какой-то неопределённый звук между смешком и стоном. Ваня продолжил:

— Оставь свою вину, Певцов. Я знаю, что тебе сейчас тяжело...

Петя хмыкнул.

— Ну, конкретно сейчас основную работу выполняет гравитация.

Ваня поднял бровь.

— Неплохо для первой шутки за три недели. На самом деле я знаю, в чём твоя проблема. Скажи, Певцов… — Ваня подождал, когда Петя на него посмотрит. — Когда тебе в последний раз отказывали хоть в чём-то?

Петя склонил голову на бок и уставился куда-то в пространство, видимо, задумавшись. Спустя полминуты Ваня слегка пнул Петину ногу.

— Удачливый придурок.

Петя не смог сдержать смешка. Ваня тоже хмыкнул, но потом серьёзно спросил:

— Ты же понимаешь, что жизнь не кончена, и можно снова пойти на прослушивание? В следующем году.

Петя молча смотрел перед собой.

— Да, эти глухие кретины нас не взяли, — продолжил Ваня, — но это не значит, что мы плохи. И уж точно не значит, что мы не попробуем снова.

— Нет, — ответил Петя тихо. — Мы уже ничего не попробуем, Низовцев. — Он медленно достал из кармана небольшой конверт. — Директриса сегодня раздала старостам, чтобы мы отдали вам. Это ответы от вузов. — Петя протянул коричневый конверт Ване. — Поздравляю.

— Я поступил? — удивлённо спросил Ваня, беря в руки крафтовый свёрток, словно из прошлого века.

— Как видишь, он запечатан, никто не знает. Но я уверен, что да. Готов спорить на крупную сумму, что по иронии судьбы ты прошёл.

Горечь в Петином голосе кольнула Ваню в рёбра. Он посмотрел на конверт. Петя пристально за ним наблюдал.

— Открывай. Чем быстрее узнаем, тем быстрее начнём отмечать. Миля тоже поступила. Будет двойной праздник. Ура.

Ваня поднял уголок губ.

— Тебе когда-нибудь говорили, что ты король драмы?

И Ваня резко порвал конверт пополам. Как он и предполагал, глаза Певцова увеличились втрое, и в них наконец-то показалась жизнь.

— Что ты… — Петя поднялся на локтях и шокировано наблюдал, как Ваня сложил два обрывка вместе и снова порвал. — Там твой пароль от личного кабинета на сайте вуза, — хрипло сказал Певцов. — Сто лет будешь его восстанавливать.

Ваня продолжал рвать письмо на мельчайшие клочки, потом собрал их все в ладони и швырнул в фонтан.

— Надеюсь, ты успел загадать желание? — с усмешкой спросил он.

Петя слегка кивнул.

— Пожелал тебе хорошего психиатра.

Он поднялся и, встав перед фонтаном, ошарашенно смотрел в воду, где размокали кусочки Ваниного письма.

— И кто теперь король драмы? Ванчелло, ты совсем рехнулся.

Ваня растянул губы в усмешке.

— Может, надо было выбрать способ поэкологичнее, но это стоило сделать хотя бы ради такого выражения на твоём лице.

Петя перевёл на него взгляд.

— Ты даже не посмотрел, поступил ли.

— А разве на почту мне не пришлют то же самое?

Петя провёл рукой по волосам и покачал головой.

— Нет, Низовцев. Наша школа в некоторых моментах ужасно пафосна и старомодна. Зарубежные вузы тоже любят выпендриваться, поэтому нам высылают конверты с паролями. Заходишь на сайт, и там высвечивается, зачислили тебя или нет. Теперь ты не узнаешь…

Ваня перебил его, беспечно пожав плечами.

— Ну и ладно. Возможно, это даже к лучшему. Я не хочу знать. Хочу остаться рядом с мамой. И встречаться с Яной. И поступить с тобой в чёртову академию. Мы не поступили в этот раз, значит, поступим в следующем году. Или ещё через год. Или через пять. Или мы пошлём Зиновьева и его идиотскую комиссию, и сделаем всё сами. Что эта комиссия вообще знает? Они могут ошибаться. Пусть нас рассудят люди. Мы будем выкладывать наши песни в соцсетях. Возможно, я даже иногда буду в костюме графа, — Ваня картинно закатил глаза и заметил, что губы у Пети слегка дрогнули в полуулыбке, но затем Певцов сдвинул брови и качнул головой:

— Но люди тоже могут ошибиться.

Ваня подошёл и крепко сжал Пете плечо.

— В искусстве люди никогда не ошибаются, Певцов. Мы хороши! «Мы невероятные красавчики, которых обожают барышни», — эту фразу Ваня сказал с Петиной интонацией. Оба усмехнулись. — Ты это знаешь, я это знаю, и весь мир тоже скоро об этом узнает. Соцсети, выступления на разогреве, прослушивания… Мы перепробуем всё. И рано или поздно мы всё равно соберём целый зал. Зал, который однажды будет скандировать наши имена. Так громко, что… — Ваня в упор посмотрел на Петю. — Так громко, что даже твоя мама услышит. Мы это сделаем. Так или иначе.

Петя вздохнул.

— Неплохая речь. Репетировал?

— Всю неделю.

Петя глянул вверх, на небо, и уголок его губ пополз вверх.

— Даже моя мама, говоришь? Что ж. — Петя пожал плечами. — Звучит неплохо.

— Рано или поздно, — сказал Ваня, подняв ладонь.

— Так или иначе, — кивнул Петя, с хлопком сцепив с Ваней руки.

— Ох, парни, вы как будто в фильме про супергероев и готовитесь к битве. — Вика, неизвестно откуда появившаяся возле них, со смешком обняла их обоих за плечи.

— Да, похоже, что именно битва нас и ждёт, — хмыкнул Ваня. — Битва за искусство.

— Звучит очень благородно, сэр Ванечка! Ну тогда, — Вика положила свою ладошку на всё ещё сцепленные руки парней. — Ведьма принимает вашу клятву, джентльмены.

ПЕТЯ

Петя точно не знал, что именно помогло ему взять себя в руки — Ванины слова или то, что идиот Низовцев разорвал своё письмо из вуза. Или абсурдная сцена, в которой ведьма скрепила клятву пирата и графа. В любом случае после того разговора в школьном дворе Пете стало легче. По крайней мере, он снова мог есть. Спать. Жить. В благодарность за то, что друзья и любимая девушка в него верили, он пытался улыбаться и шутить. Ради них.

Последние несколько недель Петиной воли хватало только на то, чтобы не быть грубым с Викой. Но всем остальным от него доставалось либо молчание, либо короткие резкие ответы, сдержать которые Петя даже не пытался. С отцом он по-прежнему не разговаривал и денег от него не брал. Обычно в тяжёлые времена ему помогала музыка, но в этот раз он не мог себя заставить снова взять в руки палочки. Слова отца о том, что он стал разочарованием для своих родителей, продолжали звенеть в ушах, отдаваясь жгучей болью в сердце. Первую неделю после прослушивания у Пети слишком болели ладони, чтобы играть, но даже когда порезы зажили, руки отказывались шевелиться, как только он садился за установку дома, и он просто молча сидел, уставившись на барабаны и раз за разом проигрывая диалог с отцом. И сообщение с отказом из академии.

Разговор с Низовцевым немного оживил Петю, он согласился с Ваниными доводами, но заставить себя начать играть по-прежнему не мог. А что, если он так и не сможет? Что, если что-то в нём умерло после слов отца? Об этом Петя решил сильно не задумываться, да было и не до того — теперь им с Низовцевым пришлось сосредоточиться на поступлении в обычные вузы, и Петя решил хотя бы притвориться, что он в порядке.

Так что волевым усилием он нацепил свою обычную ухмылку, в которой только Вика, Ваня и Миля угадывали фальшь, пристально на него поглядывая. Остальные же искреннее хихикали, когда Петя веселил всех тем, что громко перебирал вузы, подыскивая факультет, который сильнее всего взбесит его отца.

Когда в один из майских дней они в очередной раз разлеглись в школьном дворике, отдыхая от библиотеки и бесконечной домашки, Певцов листал в телефоне сайты вузов и вслух перечислял названия специальностей, которые могли бы ему подойти как самые маловероятные для «Сына Певцова».

— Как вы думаете, что хуже: учитель математики или инженер?

— Инженер, — хором сказали Савченко и Закиров.

Класс захихикал.

— Но вариант с педагогическим вообще-то хорош, — задумчиво протянул Петя. — Отец весьма удивится. — Тут глаза его загорелись. — Знаю! Физрук! Я поступлю в пед. На учителя физкультуры!

Миля, лежавшая на пледе, который принесла из дома, хмыкнула.

— Да, пожалуй, этот вариант точно возглавит топ профессий, которые доведут твоего отца до инфаркта.

— Ты уверен, Петруша? Там же надо сдавать экзамен на физподготовку, — лукаво проговорила Вика.

Петя поднял брови.

— У кого-то тут сомнения в моей физподготовке?

Прежде, чем Вика успела ответить, Петя резко подскочил с травы и поднял Вику на руки. Та заверещала:

— Отпусти! Не хочу получить сотрясение мозга перед экзаменами, Певцов!

— Я скорее приду в школу в пижаме, чем уроню тебя, — со смехом ответил Петя и начал приседать прямо с Викой на руках. Та крепче вцепилась в Петину шею.

— Ладно, ладно, ты качок, Халк, физрук и гроза неспортивных школьников, я поняла, отпусти уже! — со смехом взмолилась она.

Петя мягко опустил её на землю. К его чести, он почти не вспотел. Плюхнувшись рядом с Викой, он снова взял в руки телефон.

— Ладно, значит, решено. Педагогический! Отец, когда узнает, точно начнёт отрицать наше родство, — с наигранным весельем сказал он и стал сверяться с экзаменами, необходимыми для поступления.

Так и проходил их май. Петя притворялся, что смирился с отказом академии. Притворялся, что согласен пробовать поступать туда в следующем году. Но от всех предложений Вани пойти репетировать Петя отнекивался, напоминая, что теперь у них в приоритете обычные школьные экзамены. Так что они днями напролёт вместе со всеми засиживались в

библиотеке, решая экзаменационные задачи и исписывая горы листов сочинениями по русскому.

Когда погода позволяла, они занимались в школьном дворе, привыкнув работать лёжа и не отвлекаться на весну, которая словно испытывала их волю на прочность и подкидывала отличную погоду почти каждый день. Девчонки приносили пледы, парни покупали закуски, и класс рассаживался в тени деревьев большой дружной компанией. Время от времени они разделялись на группы по предметам и гоняли друг друга по формулам или темам сочинений, или тараторили монологи на английском или испанском, в зависимости от выбранных экзаменов. Не зная точно, куда всё-таки подавать документы, Петя решил сдать все предметы, в которых неплохо соображал, и в итоге готовился к профильной математике, физике, информатике и английскому. Русский, как один из обязательных, сдавали все. Низовцев сдавал то же самое за исключением английского — раз в зарубежный вуз он решил не идти, этот экзамен ему был ни к чему. Вместо него Ваня неожиданно записался на литературу, хотя для специальностей, которые он выбрал, она была не нужна. «Просто для себя», — отвечал он на многозначительные взгляды Вики и Пети.