Дядя Кузя - куриный начальник [авторский сборник]

Кура-дура, дядя Кузя — молодец!

Всякое в жизни бывает. Работал дядя Кузя на птичнике, кур разводил, с врагами разными боролся и — на тебе! — пришлось ему агитацией заниматься.

Прошлая осень на Урале была очень… вот так и напрашивается слово — капризная. Но какой уж тут каприз! Каприз — это когда человек не хочет манную кашу есть, или шаньгу[20] с творогом, или утром вставать в школу, или… да мало ли какие капризы бывают.

Но когда в сентябре, в так называемое бабье лето, начинает валить густой, рыхлый снег, валить среди бела дня на неубранные хлеба, на картошку, на свёклу и морковь — это уже не каприз, это бедствие.

Урожай убирать трудно. Коров на пастбище не погонишь, значит, питаться они должны теми кормами, которые на зиму заготовлены.

Казалось бы, какое отношение всё это имеет к птичнику? Оказывается, самое прямое и пренеприятное. Вместо того, чтобы бродить на воле, рыться в ворохе листьев, на огородах, где так много корма бывает после уборки в добрую осень, куры жмутся под навесом. Сидят куры нахохлившись, упрятав головы под крыло: дремота, леность одолевают их. А раз курица ленится, не работает — значит, и нестись не будет, это уж точно.

Вот в такой-то слякотный день дядя Кузя вышел из птичника, глянул на небо, непочтительно помянул «небесную канцелярию», потом на хохлаток взглянул. Затаились хохлатки, прижались одна к другой: вместе теплее. Одна курица до того заспалась, что с завалины свалилась. Захлопала она крыльями, возмущённо закудахтала, да так внизу и присела — неохота ей снова на завалинку взлетать. Петух глянул на неё сверху, приоткрыв один глаз, и как-то знобко, старческим горлом проскрипел: «У-ух, кура-дура, вовсе обленилась…» — и сам тут же сомлел, засыпая.

Привык дядя Кузя к шуму и беспокойству на птичнике. До того привык, что тошно ему стало смотреть на всю эту картину.

— Дрыхните, окаянные, дрыхните! — рявкнул он. — А чем я вас кормить буду?

Куры в ответ только слегка колыхнулись. Плюнул дядя Кузя с досады и пошёл к председателю — требовать корм птицам.

Председателя он отыскал на дальнем поле возле тракторов. Несмотря на непогодь, трактористы работали, таская машинами прицепы.

Выслушал председатель дядю Кузю, на пенёк присел и задумался. Потом поднял усталые глаза:

— Ты слышал про человека, у которого голова пухнет?

— Ну, слышал.

— Так это я. Голова у меня, как перезрелая тыква, скоро развалится.

— Ну и что из того? — возразил дядя Кузя. — Твоя голова за всё в ответе. Оставишь без корму птицу — ещё шишек тебе на голову посадят.

— Посадят, — уныло согласился председатель, — и не одну. А всё-таки ты от меня отвяжись. У меня не только твои куры на уме. У меня хозяйство…

— Кура — тоже хозяйство.

— Слушай, Кузьма Варфоломеевич, добром тебя прошу — исчезни! Отдадим половину кур на мясозаготовки, и все дела.

— Чего-о? Чего-о? — насторожился дядя Кузя. — Я всё лето цыплят чуть ли не в шапке вынашивал, а вы их на мясозаготовки?! Да я тебя самого вместе с правлением отправлю на мясозаготовки!

Председатель бросил с досады окурок и пошёл от дяди Кузи прочь. А тот семенил за ним и бушевал. Председатель не выдержал, остановился и сказал, подняв глаза к небу:

— Ну, мокропогодь свалилась, ну, снег… Ну, всё выдержу, но только не старика этого! Извёл, нечистый дух! Начисто извёл! Я уже скоро сам по-петушиному закукарекаю. — И с мольбой к дяде Кузе — Кузьма Варфоломеевич, окаянная ты душа, выходи из положения сам, ты же старый партизан, придумай чего-нито…

И дядя Кузя придумал. Он заявился среди уроков в школу, протиснулся в класс и, робко стащив с головы шапку, кашлянул, чтобы обратить на себя внимание учителя.

— Вам чего, Кузьма Варфоломеевич?

У дяди Кузи сразу перехватило горло.

— Хочу речь сказать…

Учитель улыбнулся, ребята в классе зашевелились и выжидательно замолкли. Они знали потешного старика и любили его слушать. А дядя Кузя оттеснил в сторону учителя и достал из кармана яйцо. Свеженькое, чистенькое яйцо, чуть розовеющее изнутри.

Он поднял высоко над головой это самое яйцо и спросил:

— Что есть это?

— Яичко, — ответили ребятишки, делая по-уральски ударение на букву «я».

— Правильно, в точку! — ответил дядя Кузя. — А что требуется для того, чтобы его курица снесла? Что наиглавнейшее требуется птице?

— Пища, — нашёлся кто-то из ребят.

— Во! — обрадовался дядя Кузя. — В самую точку! А какая пища? Откуда и зачем?

И тут дядя Кузя произнёс ту речь, о которой до сих пор помнят на селе. Дядя Кузя колотил себя в грудь кулаком, бил шапкой об пол, призывая молодое поколение «пойти на прорыв и спасти кур, а они на заботу ответят делом».

На другой день после уроков к птичнику привалила целая ватага ребятишек, и пошла работа. Ребята копали на поле морковь, свёклу, картошку и засыпали её в колхозный подвал. Там дядя Кузя отгородил два больших отсека специально в «фонд птичника». Затем ребятишки сушили и веяли овёс, утепляли здание птицефермы. И, когда уже казалось, что вся работа сделана, дядя Кузя отыскал им новое хлопотное дело — собрать по всей округе кости и навозить с реки гальки и песку.

— Нет привередливей скотины на свете, чем курица, — терпеливо разъяснял ребятам дядя Кузя. — Она требует полного рациону. Вот глядите сюда, — тащил он ребятишек в птичник и показывал печь, издолблённую клювами кур. — Почему курица клюёт кирпич, залетевши почти под потолок? Может, озорует, как вы в школе? Нисколько. Брюхо у ней с запросами. Брюхо её, куричье, требует всяческих разносолов: извёстку, овёс, овощ, даже мясо сырое или рыбу. И вот из этих-то… — Дядя Кузя мучительно наморщился, вспоминая учёное слово, слышанное по радио, — вот из этих-то компонентов и образуется яйцо.

Спал ли в те дни дядя Кузя — никому не известно. Если и спал, то час-два в сутки. Он старался всюду успеть. Подбодрить словом «молодое поколение», доглядеть, чтобы ребята не озорничали на птичнике, чтобы ссыпали куда надо гальку, песок да не подпалили бы птичник, сжигая кости.

С этими костями получился непредвиденный конфуз.

В деревне и в округе их оказалось мало, а норму дядя Кузя установил на каждого ученика не меньше трёх кило. Некоторые ребятишки даже костяные бабки принесли и сдали. Иные вовсе ничего собрать не сумели. А старик взял каждого на учёт и требовал выполнения нормы.

Котьке Пичугину не повезло: он не сумел сдать ни одного килограмма. Ребята подсмеивались над ним, а дядя Кузя, хитровато щурясь, говорил:

— Ничего, ничего, Котька — парень глазастый, он ещё всем на диво кость сыщет.

И Котька действительно приволок такую кость, что у самого дяди Кузи глаза на лоб полезли. Кость была в столб толщиной, коричневая, как орех, с чёрными пятнами. Дядя Кузя сначала принял её за гнилую корягу. Но кость гудела при ударе и не рассыпалась.

Стали расспрашивать Котьку, где он добыл этакую диковину.

Котька помялся и рассказал.

В пяти километрах от села, возле той самой речки, к которой жалась птицеферма, летом работал экскаватор, добывал глину для кирпичного завода. И раскопал кости мамонта. Часть костей отправили в музей, а часть или не успели отвезти, или забыли.

Вот Котька и привёз на тележке пудовую кость, чтоб уж сразу рекорд установить.

Дядя Кузя был ввергнут в смятение и не знал, как ему поступить с этакой находкой.

— В какие же времена эта животная на земле обитала? — осторожно расспрашивал он у ребят и, когда те сказали, заключил: — Вот видите, значит, ещё задолго до того, как я партизанил и беляков крушил. И выходит что? Выходит, мы не знаем, были во времена мамонтов куры или нет. И если были, то кто кого ел. Опять же кость в земле лежала и… — дядя Кузя пощёлкал в воздухе пальцами, — и какие питательные компоненты её, мы не знаем. А может, в кости этой больше вреда, чем пользы? Может быть? Запросто.

И порешили ребята совместно с дядей Кузей отвезти кость мамонта в школу и организовать там исторический уголок.

— А взамен этой мамонтовой кости вы мне потом, ребята, пуд мелких насобирайте, вот мы и будем квиты.

Ох и хитёр дядя Кузя! Выкрутился той осенью. Кур обеспечил всеми «компонентами» и колхозу крепко помог. На отчётном собрании хвалил председатель дядю Кузю и премию ему вырешили — электроутюг.