Зеркало зазвенело, как столкнувшиеся в ударе клинки — резко, со скрежетом. Я вздрогнула.
Рис посмотрел на Дойля, на меня. Дойль сказал:
— Нам с Эйбом лучше уйти. Чем меньше народу в стране фейри будет знать о наших ранах, тем лучше.
Он сжал мне руку на прощанье и попытался встать с привычной легкостью, но остановился посреди движения. Не то что пошатнулся — просто застыл.
Я подставила ему руку, а Мороз подхватил под локоть, и помог скорее он, чем я. Дойль попытался отстранить руку Мороза, но пошатнулся; Мороз перехватил его прочнее. Дойль практически оперся на руку друга — а значит, ему было очень больно.
— Ты что, отказался в больнице от болеутоляющего? — спросила я.
Зеркало заскрежетало еще пронзительнее — казалось, мечи вот-вот не выдержат, сломаются.
— Гоблины терпением не отличаются, Мередит, — немного искаженным голосом сказал Дойль. — Ответь им.
Он пошел к двери, не протестуя против помощи Мороза — ясно было, что ему по-настоящему плохо. Хуже, чем казалось на вид. У меня сердце сжималось при мысли, что мой Мрак так сильно ранен, и не только потому, что я его люблю, а еще потому, что он самый сильный из моих воинов. Пусть Мороз не уступает ему в бою, но стратег у нас Дойль. Он мне нужен, нужен во всем.
Наверное, эти мысли отразились у меня на лице, потому что он сказал:
— Я тебя подвел, прости.
— Таранис едва не выжег тебе глаза, — возразил Рис. — Никого ты не подвел.
Воздух опять наполнился злобным скрежетом.
— Идите, — сказал Рис. — Я останусь с Мерри.
— Ты не любишь гоблинов, — заметил Мороз.
Рис пожал плечами.
— Ту, что лишила меня глаза, я прикончил. Месть адекватна. Да и не стану я подводить вас и Мерри, изображая великовозрастную деточку. Иди, пусть Дойль отдохнет и примет что там врачи прописали.
— Я пойду с Дойлем, — предложил Гален. Мы все повернулись к нему.
— Если Мерри должна обходиться без Дойля, то пусть с ней останется Мороз, — объяснил он.
Эйб с кровати спустился самостоятельно.
— Да… Мне-то помочь никто и не подумает.
— Тебе нужна помощь? — спросил Гален, уже протягивая ему руку.
Секунду Эйб смотрел ему в глаза, потом качнул головой, но тут же остановился от боли.
— Нет, малыш, идти я сам смогу. Короля оттащили раньше, чем он успел напрочь сжечь мне спину.
Он пошел к двери не быстро, но вполне твердой походкой.
Гален повел Дойля к двери, прочь от зеркала. Мороз вернулся ко мне, Рис потянулся рукой к зеркалу, но остановился на полпути:
— Не хочу я, чтобы ты с этими двумя спала.
— Мы все уже обсудили, Рис. За каждого полукровку-гоблина, который с моей помощью обретет силу сидхе, наш союз с Курагом продлевается на месяц. Без поддержки гоблинов нам не выстоять.
Зеркало опять противно заскрежетало.
— Нетерпеливый народ — гоблины, — отметил Мороз.
— Они нам нужны, Рис, — сказала я.
— Знаю. Думать больно, но знаю. — По лицу Риса пробежала тень, слишком быстро, чтобы я догадалась, о чем он подумал. — Хотел бы я, чтобы когда-нибудь ты смогла делать то, что тебе хочется, а не то, что тебя вынуждают делать.
Ответа я не нашла.
Рис прикоснулся к зеркалу. Металлический скрежет поднялся крещендо, мне захотелось зажать уши, но при гоблинах нельзя показывать слабость. В двух верховных дворах страны фейри твоими слабостями воспользуются к своей выгоде, но гоблины слабость попросту считают поводом тебя помучить. В мире гоблинов ты либо хищник, либо добыча, и я очень стараюсь не стать добычей.
Зеркало вдруг открылось окном в тронный зал двора гоблинов. Царя там не было, перед пустым каменным троном стояли Падуб и Ясень. Зеркала касался Ясень — это его магия извлекала из зеркала звуки битвы.
Он моргнул нам в лицо ярко-зелеными глазами. В глазах не было зрачка, только слепая стеклянная зелень, и немного белка вокруг. Светлые волосы острижены коротко, потому что только мужчинам сидхе позволено носить длинные волосы, но кожа у него была золотистая, поцелованная солнцем. Пусть она не сверкала золотыми искрами, как у Айслинга, но немногим была хуже. У обоих близнецов была золотистая кожа Благих сидхе. Лунная белизна, как у меня или Мороза, считалась красивой при обоих дворах, но вот такой золотистый цвет, будто цвет легкого загара, встречался исключительно при Благом дворе. А глаза у Ясеня были гоблинские, если не считать цвета.
Падуб шагнул к брату. Он во всем был копией своего близнеца, кроме цвета глаз — алого, как ягоды падуба, в честь которого он назван. Красные глаза без зрачка — отличительная черта не просто гоблинов, а Красных колпаков.
Рис отступил от зеркала и вернулся ко мне — теперь я стояла между ним и Морозом.
— Договор отменяется! — Красивое лицо Падуба исказилось от ярости. Он из двух близнецов первым терял терпение.
— Вот так заставить нас ждать — это выставить на позор перед всем двором, — поддержал его Ясень. Тон у него мало чем отличался от тона брата, что было плохо, ведь именно Ясень у них в паре олицетворял голос разума.
— Нас задержала королева Андаис, — сказал Мороз.
Рис только подвинулся ко мне ближе, словно близнецы одной своей яростью могли причинить мне зло.
Они взглянули на него мельком и снова повернулись ко мне.
— Это так, принцесса? — спросил Ясень.
— У королевы было что нам показать, — сказала я, не убирая из голоса нотку тревоги, которую я испытывала по поводу Кристалла и его участи.
— Она развлекается с сидхе, которые не успели за тобой, — кивнул Ясень.
У Падуба на лице проступило смущение, гнев начал таять — необычная для него реакция.
— Королева с вами говорила? — спросила я.
Они переглянулись; ответил Ясень:
— Наверное, королеве понравилось смотреть, как мы слизывали с тебя ее кровь. Мы не думали, что у кого-то из сидхе, пусть даже Неблагих сидхе, будут такие гоблинские вкусы.
Кровь Андаис залила меня, когда она пыталась меня убить — совсем недавно. Тогда она очень была мной недовольна. Потом недовольство прошло, так что больше она пока попыток меня убить не предпринимала, и счета от адвокатов оплачивала исправно.
— Она предложила вам постель? — спросил Мороз.
— Мы не с тобой говорим, Смертельный Мороз, — буркнул Падуб.
Я погладила Мороза по руке, говоря ему, что все правильно.
— Я должна блюсти гордость всех мужчин, что меня окружают, — сказала я. — Один из них — Мороз, а если нынешняя ночь пройдет, как задумано, то и вы ими будете. Я понимаю, что вы чувствуете себя оскорбленными нашим невниманием к вашему звонку, но желания королевы для нас закон, и нам всем порой приходится им подчиняться.
— Нам — нет, — отрезал Падуб.
— Вы ей отказали? — спросила я.
— Мы начали обговаривать, кто что будет делать, — сказал Ясень, — но она не соглашалась на боль. Совсем. Она желает только мучить сама.
— Она так прямо и предложила пытать вас во время секса? — удивилась я.
— Да! — чуть ли не выкрикнул Падуб.
— Она не знает, что для вас это смертельное оскорбление.
— А ты знаешь, — сказал Ясень.
Я кивнула.
— Я не раз бывала в детстве при дворе гоблинов. Мой отец не боялся меня к вам привозить — чего не скажешь о других дворах фейри.
— Он не пускал тебя в холм Благих? — спросил Ясень.
— Не пускал.
— Гоблинов тоже надо бояться! Не меньше чем сидхе! — снова взъярился Падуб.
— Конечно. Но гоблины блюдут честь и не нарушают своих законов, — сказала я.
— А правда, что королева хотела тебя убить, когда ты была ребенком? — спросил Ясень.
— Правда, — опять кивнула я.
— Значит, тебе точно спокойней было с нами, чем с твоими сородичами.
— Да, с гоблинами и со слуа.
Падуб резко, неприятно засмеялся:
— Спокойней с нами и с ужасом всей волшебной страны, чем с прекрасными сидхе! Верится с трудом.
— Слуа, как и гоблины, чтут свои законы. Мой отец знал ваши обычаи и научил меня. Вот потому мы и встретились сегодня.
— Ты торговалась очень продуманно, принцесса, — сказал Ясень безо всякой похоти в голосе, хотя торговались мы из-за условий секса. Но у него в глазах светилось уважение, и я его заслужила.
— Понимаю, почему здесь Мороз — он с тобой чуть ли не постоянно, но другую твою руку обычно держит не Рис, — заметил Ясень.
— Где это Мрак? — обошелся без намеков Падуб.
— Он будто твоя тень, принцесса, — поддержал брата Ясень. — А сегодня с тобой только Рис и Мороз. И всем известно, что Рис не поклонник гоблинской плоти.
Последнюю реплику Ясень произнес с явным намеком. Рис напрягся, потянулся рукой к моему плечу — но ничем больше своих чувств не проявил.
Непонятно, знают ли гоблины о нападении Тараниса? Если знают, не посчитают ли оскорблением, что мы им не говорим? Гоблины нам союзники, но не друзья.
— Если ты с нами в союзе, — озвучил мою мысль Ясень, — то надо ли хранить от нас тайны?
Знают. Я решилась.
— Неужели слухи так быстро летят по стране фейри?
— Некоторые гоблины смотрят новости людей. Они видели Мрака на инвалидной коляске в дверях больницы. Мы не видели, так что не слишком поверили, но его с тобой нет. Мы с моим братом спрашиваем снова: где твой Мрак?
— Он вскоре будет здоров.
— Значит, он ранен, — заключил Ясень. Похоже, эти новости не оставили его равнодушным.
Я подавила желание облизать губы или сделать еще какой-нибудь нервный жест.
— Да, ранен, — просто сказала я.
— Должно быть, очень серьезно, раз он тебя покинул.
— Мрак в инвалидной коляске! — поразился Падуб. — Не думал, что увижу такой позор.
— Сидхе не считают позором лечиться, когда ранены, — возразила я.
— Если гоблина так сильно ранят, он сам свою жизнь оборвет, или ему помогут сородичи, — заявил Падуб.
— Тогда я рада, что я не гоблин, — заметила я. — Потому что меня ранить труда не составляет.
Я нарочно напомнила о своей уязвимости, надеялась увести разговор с Дойля на секс, предстоявший нам нынешней ночью. Ни Ясень, ни Падуб никогда не спали с людьми, никогда не занимались сексом с партнером, который настолько хрупок, которого можно убить по неосторожности, по-настоящему убить даже без холодного металла. Для них это в новинку. Ясень, конечно, надеялся стать королем. Оба полукровки — и Ясень, и Падуб, — надеялись, что со мной они обретут свойственную сидхе магию, как было с другими. Но не жажда силы наполняла нетерпением взгляд Падуба. Жажда была совсем другого рода.
У Ясеня взгляд оставался задумчивым, возбуждение брата его не захватило. От Падуба можно ждать, что он забудется и покалечит меня по неосторожности, зато Ясень вполне может причинить мне боль нарочно. Он по складу ума был чуточку меньше гоблин и чуточку больше сидхе. Обретя с моей помощью магию сидхе, он может стать по-настоящему опасен. Царю гоблинов Курагу стоило бы за ним приглядеть: у гоблинов трон не наследуется, а завоевывается в драке, и дракой же и удерживается. Старый принцип: король умер, да здравствует король.
— Меня не отвлечь, принцесса, — сказал Ясень. — Даже твоим белым телом.
— Неужели я так мало стою? — спросила я, опуская взгляд. Гоблинам нравятся либо смелые до наглости, либо застенчивые и скромные. Наглостью мне с близнецами не равняться, так что сыграем на скромности.
Ясень коротко рассмеялся:
— Ты отлично знаешь себе цену, принцесса.
Падуб шагнул ближе к зеркалу, красивое лицо заняло большую часть обзора. Искажения, как в камере, не было — просто как будто стеклянная перегородка между двумя помещениями. Гоблин прижал палец к стеклу, посмотрел на меня, и в глазах у него была далеко не одна только похоть.
Я вздрогнула и отвела взгляд.
— Жалко, что через стекло я не чую запах твоего страха, — сказал он севшим от возбуждения голосом.
Мороз придвинулся ко мне, Рис обнял меня за талию. Прикосновения меня успокаивали, но мы имеем дело с гоблинами, они заметят все наши слабости и используют их против нас.
— Мы согласились, чтобы за нашим трахом следили Мрак и еще один по его выбору, — сказал Ясень. — Но раз он не может, то пусть никого не будет.
— Нет, — тихо сказала я.
— Тогда надо пересмотреть всю сделку.
Мороз собрался что-то сказать, но я тронула его за руку.
— Вам с Падубом выпал шанс вернуть гоблинам магию, настоящую магию. Выпал шанс участвовать в состязании за трон Неблагого двора. Такой удачей не жертвуют из-за того, что Дойлю не хватит здоровья присматривать за нами в постели. Я выберу двух других стражей охранять мою безопасность и прослежу, чтобы все устроилось к общему удовольствию.
— Мы приказам сидхе не подчиняемся! — фыркнул Падуб.
— Это не приказ. Просто так обстоит дело.
Я глянула на Ясеня у него за плечом, в глубине зеркала.
— Мы тебе дали слово, принцесса, — сказал Падуб. — Гоблины не то что сидхе, мы слово держим. Мы сделаем ровно то, на чем сошлись, ни капли больше. Не сделаем ничего, на что ты не согласилась заранее.
— Стражи должны быть при нас не только для того, чтобы не дать вам забыться в разгар утех, есть и еще причина, — сказала я.
— Какая же? — спросил Ясень.
— Чтобы не дать забыться мне.
— Это как? — не понял Падуб.
— Мы договорились, что вы не сделаете ничего, на что я не дам согласия или о чем не попрошу. Я опасаюсь, что в разгар страсти могу попросить о таком, чего не вынесет мое тело.
— Что? — Падуб нахмурился, пытаясь сообразить.
— Она говорит, что ей нравится боль, и что она может попросить такого, что сама же не перенесет, — объяснил Ясень.
— Врунья-сидхе! — скривился Падуб.
— Клянусь, что не вру. Мне нужно, чтобы за мной приглядывали и не дали мне навредить себе самой.
Падуб так стукнул по зеркалу, что на его стороне оно закачалось. Я невольно вздрогнула.
— Ты нас боишься, — сказал он. — Не бывает, чтобы сидхе хотел переспать с тем, кого боится.
— За всех сидхе я не отвечаю.
— Ты хочешь, чтобы я сделал тебе больно? — спросил Падуб.
Тут я подняла взгляд и посмотрела ему прямо в глаза, чтобы он увидел там эту правду:
— Очень хочу.