Дыхание страсти

Глава 7

Нина вышла наконец из палатки. Ее мокрые волосы были зачесаны назад и собраны в пучок. Защищаясь от ночной прохлады, девушка накинула короткую шерстяную курточку. Теперь, вымывшись и переодевшись, она чувствовала себя гораздо уверенней. В лагере воцарилась тишина. Большинство людей и животных расположились у края лощины.

Нина подошла к Клею, прижимая к груди свою рваную и грязную одежду. Лейтенант сидел возле мирно потрескивающего костра. Где-то рядом слышалось негромкое журчание ручья. Клей взглядом приветствовал девушку. Она гордо посмотрела на него, подошла к костру и бросила туда старые лохмотья, которые тут же вспыхнули.

— Не хочу больше видеть эту одежду, — сказала она суровым голосом.

Клей понимающе посмотрел на девушку. Потом отпил глоток кофе из чашки, которую держал в руках. В тусклом свете костра он не заметил, как покраснели щеки Нины. Она думала, что мог увидеть гринго, когда перерезал петлю на ее шее. Ей стало не по себе от мыслей о том, в каком виде он ее застал. Нина со стыдом вспоминала, как искала утешения в прикосновении его рук, в звуке его голоса.

— Спасибо вам за ванну, — сказала она и села рядом.

В полутьме он мог различить только темные синяки на ее лице. Девушка с вызовом вздернула подбородок и посмотрела прямо в глаза офицеру.

— Теперь я, по крайней мере, предстану перед судьей в пристойном виде, — произнесла она.

Клей едва сдержался, чтобы не улыбнуться после этих слов, в душе восхищаясь ее мужеством. Он испытывал к ней смешанные чувства: восхищался красотой и негодовал из-за того, что она конокрадка. Он был тронут ее невинностью, которую девушка пыталась скрыть, притворяясь грубой и воинственной.

— Вы ведь не ранены и не нуждаетесь в медицинской помощи? — поинтересовался он.

Нина посмотрела на огонь, потом взяла палку и стала ворошить угли.

— Если бы в мире существовало лекарство, чтобы лечить уязвленную гордость, я бы охотно приняла его, — проговорила она с мексиканским акцентом, который Клей находил весьма милым.

— Сожалею, но у нас такого лекарства нет. Хотите кофе?

Нина вздохнула.

— Да. Я выпью, если только американские военные умеют делать приличный кофе.

На этот раз лейтенант не смог скрыть улыбки.

— Ну, этого я вам не могу гарантировать. — Он обернул тряпкой ручку кофейника, стоящего на раскаленных углях, и налил кофе в чашку. — Мне кажется, вы, мексиканцы, можете есть и пить все что угодно, если уж ваши желудки переносят этот жгучий перец, который вы так любите.

Он протянул ей чашку. Их пальцы соприкоснулись, взгляды встретились вновь. Странное беспокойство овладело Ниной с такой силой, что у нее перехватило дыхание. Что же делают с ней эти голубые глаза?

— Вы пробовали этот перец? — спросила она, снова обращая взгляд к костру, в страхе, что лейтенант может прочитать по глазам ее сокровенные мысли.

— Да, пробовал и весьма об этом сожалею, — ответил он. — Готов поклясться, что тот, кто станет регулярно есть эту гадость, в конце концов, сожжет себе желудок.

На этот раз улыбнулась Нина.

— Только в том случае, если этот человек — гринго. Мой отец говорил, что в наших желудках есть особая прокладка, которой нет в желудках белых людей. У нас и кожа толще. Мы не так обгораем на солнце.

— Что ж, думаю, в его словах есть смысл.

Нина потягивала кофе и смотрела на пляшущие языки пламени.

— Мой отец был хороший человек. Пока не пришли техасцы, мы жили очень счастливо. Они называли себя военными, но сожгли наш дом, увели наш скот, убили отца. Моя мать…

Стало совсем тихо. Лишь потрескивал костер, в котором сгорела старая одежда девушки.

— Эмилио рассказал мне о том, что случилось с вашей матерью, — осторожно произнес Клей. Он поставил чашку кофе на землю, вынул тонкую сигару и потянулся за горящей палкой, чтобы прикурить от нее. Нина посмотрела на Эмилио.

— Ему надо поспать, — заметил Клей. — И вам тоже, я полагаю.

Нина глубоко вздохнула.

— Я так устала и слишком взволнована. Не знаю, смогу ли уснуть. С вами когда-нибудь было такое?

Клей сделал несколько затяжек.

— Да, было. После одной стычки с индейцами. Мы преследовали команчей без передышки. Временами мне кажется, что индейцы могут не спать целыми неделями. Мы гнались за ними три дня, имея возможность вздремнуть лишь сидя в седле. Когда нам наконец удалось их догнать, все мы были в полуобморочном состоянии, но мы их одолели — часть была убита, остальные взяты в плен. Однако к этому времени на меня навалилась смертельная усталость, и один из команчей сумел задеть мою грудь своим томагавком. Эта рана — худшая из всех, которые мне наносили. Я считаю, что это произошло из-за моей усталости: реакция притупилась, вот я и пропустил этот удар. После этого я целую неделю не мог нормально спать, и не только потому, что был ранен. Я никак не мог успокоиться.

Нина сделала еще несколько глотков кофе, отдавая себе отчет в том, что она впервые мирно беседует с гринго. Ею владели самые странные ощущения. Она хотела оскорбить его и дать ему понять, что он ей так же ненавистен, как и другие американцы. Ведь он собирается передать ее властям. Но они сидели рядышком и беседовали, будто старые знакомые. Она не испытывала к нему никакой вражды, и это сбивало ее с толку. Она говорила себе, что ей следует быть поосторожней. Может быть, он хочет выудить у нее какие-нибудь сведения. Возможно, он хитрит.

— Если вы, гринго, перестанете вмешиваться в дела других народов, у вас не будет таких неприятностей, — сказала Нина, желая показать, что на нее не производят впечатления рассказы лейтенанта о его воинских подвигах. — Вы называете себя техасцами, но Техас по праву принадлежит моему народу. Вы пришли сюда без приглашения и отобрали у нас нашу землю. Поделом вам достается от команчей и апачей. Раньше мы страдали от индейцев, теперь от них страдаете вы.

Она говорила, а Клей пристально вглядывался в тонкие черты ее необычного лица.

— Вам, возможно, будет небезынтересно узнать, что я не техасец. Я просто служу в армии и делаю то, что мне приказывают. Техас, как мне кажется, не самое лучшее место в мире, но меня послали сюда, если я не хочу быть расстрелянным за неповиновение, я должен выполнять приказы.

Нина засмеялась горьким смехом.

— Да, я лучше многих знаю, что американские военные делают в Техасе.

Клей вздохнул.

— Война окончена, Нина. Вам с братом придется с этим смириться. Теперь мы стремимся лишь сохранять здесь мир. У нас, разумеется, остаются сложности с индейцами.

— А сейчас великий борец с индейцами командует цирком, — захохотала она. — Выступают невиданные животные из далекой заморской страны!

Клей понимал, что она хочет его оскорбить, но чувствуя, что ее слова были вызваны тем, что девушка сама боялась его.

— Что ж, кому-то и этим надо заниматься. Я же сказал, что должен подчиняться приказам.

Нина повернулась к лейтенанту, внимательно всматриваясь в его лицо.

— Если вы не техасец, то кто же вы тогда? — спросила она, в душе уже сожалея о своем язвительном замечании. Она хотела сменить тему разговора. Более того, ей было приятно сидеть рядом и разговаривать с ним. Она вспомнила слова Эмилио о том, что ей надо быть поласковей с офицером, чтобы смягчить его, если только это возможно. Значит, она должна забыть о гордости и не показывать своей враждебности. Он шел ей навстречу, выказывая лишь дружеские чувства.

— Я из Пенсильвании, — ответил он.

Нина подбрасывала палкой горячие угли.

— А где находится эта Пенсильвания?

Он рассмеялся.

— Очень далеко от Техаса, можете быть уверены. Около пятнадцати сотен миль отсюда. Зимой там очень холодно.

Она вытащила из костра уголь и бросила на песок.

— У вас есть жена? Она живет в Пенсильвании? — Какого черта она задает ему такие вопросы? Ей захотелось взять свои слова обратно.

Последовало продолжительное молчание. Клей сделал несколько глубоких затяжек, прежде чем ответить на вопрос.

— Она похоронена там, — наконец вымолвил он.

Нину поразила горечь и боль, прозвучавшие в его словах. Волна жалости окатила ее сердце. И тут же она с удивлением осознала, что жалеет человека, который должен быть ей ненавистен.

— Извините, что я спросила об этом, — наконец проговорила она, опуская взгляд в чашку с кофе.

— Люди часто сожалеют о том, что сделали, — сказал он ей. Клей глубоко вздохнул, взял кофейник и снова наполнил свою чашку. — Все это произошло восемь лет назад. Но мы отклонились от главной темы нашего разговора. Давайте поговорим о вас и вашем брате. Вам грозит беда. Ну вот, наконец-то. Он все-таки гринго, и к тому же военный. Дело прежде всего — надо разобраться с этими мексиканскими конокрадами. К ним у него жалости нет. Нина посмотрела ему в глаза.

— Мой брат неплохой человек, сеньор лейтенант. И себя я плохой не считаю. Мы угоняли лошадей, чтобы не умереть с голоду. — Она кокетливо сложила губки, но Клей постарался не поддаваться ее чарам. И все-таки его сердце разрывалось на части при виде ушибов на ее лице, ссадин на шее и руках. Она, конечно же, натерпелась страху, оказавшись в руках бандитов, но сейчас по ней этого не скажешь — у нее вид храброй и самоуверенной женщины. Он еще ни разу не видел слез на ее глазах.

— Техасцы нам ничего не оставили, — продолжала Нина свой рассказ. — Мы похоронили родителей и попробовали сами обрабатывать землю на нашей ферме, но земля там очень плохая, а мы с братом были еще почти детьми. Родственников у нас нет. Вы бывали в Мексике, сеньор лейтенант?

Он вынул сигару изо рта и уставился на нее.

— Я пробыл там всего несколько дней.

— Там ни для кого нет работы. Мой народ все еще страдает от последствий этой войны. Если бы вы видели то, что довелось увидеть мне и брату, ваше сердце тоже ожесточилось бы. — Она улыбнулась горькой улыбкой. — Американцы отобрали у нас все, а потому, воруя у них, мы совершаем что-то вроде акта возмездия. Мы мстим за то, что случилось с нашими родителями, и добываем деньги себе на пропитание.

— Но вы же не можете до конца своих дней заниматься конокрадством, — возразил Клей. — Это надо прекратить, Нина. Неужели вам не хочется жить, как живут другие женщины, — иметь свой дом, мужа, детей?

Она растерянно отвернулась от него. Почему он спрашивает ее об этом? Неужели он читает ее мысли? И причем тут дети? У нее никогда не будет детей! Как бы ей порой и хотелось стать матерью, она не будет заниматься тем, от чего рождаются дети.

— Техасцы отняли у нас право жить нормально, — сказала она тихо.

— В самом деле? Это ведь только предлог, и вы отлично знаете об этом. Вы занимаетесь конокрадством, потому что любите приключения и риск. Жизнь, которую вы ведете, слишком опасна. Вас могут убить, Нина, или с вами произойдет нечто более страшное. Теперь, после того потрясения, которое вы пережили, вам должно быть ясно, чем вы рискуете.

Она повернулась к нему, тряхнув влажными волосами и бросив палку в костер.

— А вам-то какое дело? Если вы передадите нас властям, у нас с Эмилио все равно не будет никакого будущего. Пусть мы даже захотели бы оставить конокрадство, какое значение это имеет теперь? Эмилио повесят. Возможно, меня тоже повесят! Не притворяйтесь, что вас волнует наша судьба, сеньор лейтенант! Вы ничем не отличаетесь от других! Вы предадите нас, как Иуда, вот и все! — Нина встала, вызывающе упершись руками в бока. — Где я должна спать? Мне надоел этот разговор.

Клей бросил сигару в огонь. У него дико болела голова от того, что он никак не мог решить, что ему делать с этой юной и красивой сумасбродкой. Он медленно встал с земли и махнул рукой, указывая на спальный мешок, брошенный по ту сторону костра.

— Вы можете лечь там.

— Отлично. — Она повернулась и направилась к указанному месту. Подойдя к походной постели, она села и сняла сапоги. Проверив, нет ли внутри змеи или паука, она легла, подложив под голову еще одно свернутое одеяло. В глубине души Нина готова была согласиться с лейтенантом. Можно ли столько лет жить такой жизнью?! Она услышала его шаги. Он осторожно приблизился к ее постели и опустился рядом с ней на колени.

— Скажите мне, — сказал он очень тихо. — Мне нужно знать это, Нина. Джес Хьюмс первый человек, которого вы убили?

Она нахмурилась и приподнялась на локтях, чтобы посмотреть ему в глаза. Вопрос поразил ее и пронзил сердце. Она старалась не думать о содеянном. Каким бы плохим человеком ни был Хьюмс, именно она убила его. Что скажет на это Бог? Ком застрял у нее в горле.

— Да, — ответила она. Внезапно мужество покинуло ее, и от этого Нина еще больше разозлилась на себя. Почему лейтенант спрашивает ее об этом? — У меня не было другого выхода. Он хотел меня задушить. Он издевался надо мной. Это был очень злой человек.

Клей кивнул.

— Я знаю. Вы сказали мне, что рады его смерти. Возможно, так оно и есть. Может быть, найдется и немало других людей, которые тоже порадуются этому. Но я не верю, что вы можете убить человека и не сожалеть об этом.

Его слова, словно нож, пронзили ее грудь. Нина опустила глаза и вновь легла на свою постель.

— Если вы спрашиваете меня, сеньор лейтенант, убийца ли я, то мой ответ будет отрицательным. — Ее голос дрогнул, и она почувствовала сильное желание дать волю слезам. Это желание было унизительным, но она ничего не могла с собой поделать. Отвернувшись от офицера, Нина накрылась одеялом, изо всех сил пытаясь сдержать рыдания. И в этот миг сильная, но нежная рука легла на ее плечо.

— Это все, что мне нужно было знать, — тихо сказал Клей. — Я должен знать, кого я укрываю. — Он осторожно сжал ее плечо и ушел, а Нина задумалась о том, значат ли его слова то, что он сочувствует ей. А вдруг он их отпустит?

Утром в лагере царила деловая суматоха. Люди Клея навьючили на лошадей вещи бандитов и на скорую руку позавтракали картошкой, хлебом и луком. Нина все время проявляла нежную заботу об Эмилио, и у нее не было возможности вновь поговорить с Клеем, хотя этот голубоглазый гринго, приведший ее в такое замешательство, всю ночь до утра был предметом размышлений девушки.

Перед тем как покинуть лощину, Клей собрал всех у могил, где были похоронены трое бандитов, и, приказав военным снять головные уборы, произнес краткую речь.

— Возможно, покойные были убийцами и ворами, — говорил он, — но теперь уже мы не можем судить их. Пусть Господь вершит над ними последний суд.

Когда он стал читать молитву по мертвым, Нина вновь почувствовала, как сжалось ее сердце. Она взглянула на лейтенанта, который, на мгновенье перехватив ее взгляд, начал отдавать приказы военным. Глядя на него теперь уже при ярком солнечном свете, Нина дивилась красоте этого гринго. Самые противоречивые переживания рвали ее душу на части. Она по-прежнему желала ненавидеть его, не смея ему доверять. Но в то же время она помнила вселяющее надежду и исполненное понимания прикосновение его руки к ее плечу.

— Мисс Хуарес, вы можете ехать на вашей лошади, — обратился он к ней. — Мне кажется, вы говорили, что вон тот черный мерин принадлежит вам.

— Да, — ответила Нина, приближаясь к лейтенанту. — Он принадлежит мне законно. Это не краденый конь.

Клей улыбнулся.

— Мне такое даже в голову не приходило.

Она удивленно вскинула брови.

— Неужели?

Клей засмеялся заразительным смехом, и Нина обрадовалась тому, что у него хорошее настроение.

— Куда мы едем? — спросила она.

— В Сан-Антонио, — ответил он. Они шли туда, где Эмилио делал отчаянные попытки встать на ноги. — Там я передам вас техасским полицейским. Пусть они решат, что с вами делать.

Нина остановилась. Эмилио, находящийся на расстоянии всего нескольких футов от Клея и слышавший эти слова, в упор посмотрел на лейтенанта.

— Так вы все-таки хотите сдать нас властям? — переспросила Нина.

Клей поправил шляпу. Прядь русых волос упали ему на лоб.

— Да. Мы также оставим там людей Хьюмса, их лошадей и вещи.

Нина взглянула на него исподлобья.

— Но я думала…

— Что вы думали, мисс Хуарес? Я — военный человек. И должен передать властям конокрадов и доставить верблюдов в Кэмп Верде. Вот те две задачи, которые стоят передо мной. Сан-Антонио находится на пути к нашей цели, поэтому именно там я намереваюсь избавиться от вас.

Почему он называет ее мисс Хуарес? Только ради того, чтобы произвести впечатление на своих людей? Чтобы показать им, что не питает к ней никаких симпатий? Холодность, с которой он беседовал с ней этим утром, злила девушку. Он что, считает ее за дуру? Нина упрямо тряхнула головой.

— Конечно, — процедила она сквозь зубы, — вы не можете питать к нам никакого сочувствия! Какое вам дело до того, что мы с братом никому не причинили никакого вреда! Какое вам дело до того, что мы попали в беду из-за военных, вроде вас, и какое вам дело до того, что мы собираемся вернуться в Мексику и уже больше никогда не заниматься тем, чем занимались раньше! Мы молоды, но какое это имеет значение? Зачем вам давать нам шанс начать все сначала, даже помня о том, что именно благодаря нам вы захватили бандитов, которых долго искали? В конце концов, мы всего лишь мексиканцы, все дело только в этом, не так ли?

Она резко повернулась и направилась к Эмилио, чтобы помочь ему сесть на лошадь. Молодой человек смотрел на Клея так, будто хотел его убить. Кое-кто из военных сочувствовал Нине: ее красота мешала им оценить ситуацию объективно. Они не могли понять, как Клей Янгблад может отдать эту девушку после всего пережитого в руки техасской полиции. Полицейские отнесутся к юной мексиканке с той же жестокостью, с какой относился к ней Хьюмс и его люди.

Клей, сидя верхом на лошади, начал взбираться вверх по крутому склону, на ходу отдавая приказы своим людям. Никто не понимал, перед какой дилеммой оказался этот человек. Он говорил себе, что выполняет свой долг, но не мог сохранять хладнокровия, потому что сердце разрывалось от жалости к Нине Хуарес, которая прочно завладела его мыслями. Но он должен поступать по закону. Кроме того, он ведь скрыл тот факт, что она убила Джеса Хьюмса. Он уже сделал для нее все, что мог.

Эмилио стоял возле Нины, которая взяла под уздцы его лошадь и приготовилась ее вести.

— Я думал, что ты сумеешь его уговорить отпустить нас, — сказал он сестре. — Но если ты будешь обращаться с ним так, как несколько минут назад, он ни за что не уступит!

— Я пыталась его убедить этой ночью, — шепотом ответила Нина с раздражением в голосе, наблюдая за тем, как Клей поднимается вверх по склону. Она восхищалась им, и это ее злило. — Порой мне казалось, что он уже готов смягчиться. Но он такой же, как и другие… у него холодное сердце — сердце гринго! — Она посмотрела на брата. Тот все еще был бледен и, по-видимому, сильно страдал. — Ты уверен, что сможешь ехать верхом, Эмилио?

— У меня нет другого выхода. Надо готовиться к побегу. Может быть, удастся напугать этих глупых верблюдов. Тогда мы сможем воспользоваться суматохой и исчезнуть.

Нина вздохнула.

— Я не знаю, Эмилио. Этот лейтенант — опытный военный. Не думаю, что нам будет легко от него удрать.

— Посмотрим, — усмехнулся юноша. Они подошли к Клею, который поджидал их, держа в руках длинную веревку.

— Так вам легче будет скакать, — сказал он, привязывая веревку к седлу Эмилио, потом пропуская ее под седло Нины и, наконец, привязывая к своей собственной лошади. — Это на случай, если вы вздумаете сбежать. — Лейтенант повернулся к ним. — Пожалуйста, не делайте глупостей. — Он пристально посмотрел на Эмилио. — Я не хотел бы связывать вас, потому что вам обоим всерьез досталось от бандитов. Но ты, Эмилио, больше не валяй дурака, подумай о своей сестре.

Эмилио слушал лейтенанта, не произнося ни слова. Теперь, когда ему стало немного лучше, он вновь почувствовал ненависть к гринго, пусть тот и спас Нину. Теперь ясно, что лейтенант это сделал только ради того, чтобы выслужиться перед начальством. Ему представился случай передать властям не только бандитов Хьюмса, но еще и двух конокрадов. Как и другие американцы, он был человеком без сердца и понятия не имел о справедливости.

С трудом Эмилио сел верхом на лошадь. Нина последовала его примеру. Клей тоже оседлал своего скакуна, тянувшего за собой лошадей брата и сестры. По приказу лейтенанта караван тронулся в путь. Глядя на Клея, Нина думала о том, что если бы не ее ненависть к американцу, то она могла бы влюбиться в этого голубоглазого широкоплечего военного. Она заметила, что его лицо исказила гримаса боли, когда он прикреплял веревку к ее седлу, и поняла — ранение в руку дает о себе знать.

«Ну и хорошо, — сказала она себе, — надеюсь, в следующий раз, когда он наткнется на индейцев, кто-нибудь из них уж точно не промахнется и всадит ему свой томагавк куда надо!»

Клей встретился с девушкой взглядом, и она покраснела, думая, что он, должно быть, опять читает ее мысли. Его взгляд как-то странно действовал на нее: теплая волна прокатилась по всему ее телу. Вновь в ней затеплилась надежда. Она должна заставить его сжалиться над ними, пока еще не поздно. Нина вспомнила о том, с какой болью говорил он о своей покойной жене, похороненной в Пенсильвании. Да, он способен любить. Он не из стали. Он даже пытался утешать ее. К тому же лейтенант велел ей не признаваться в убийстве Хьюмса.

— Вперед! — закричал Клей.

Караван двинулся на север, в сторону Сан-Антонио. Нина находила некоторое утешение в мыслях о том, что она, по крайней мере, избежала ужаса, который готовил ей Джес Хьюмс. Даже если полицейские повесят ее, это все равно лучше, чем быть проституткой в борделе. Она готова скорее умереть, чем ублажать мужчин. Она вновь окинула взглядом Клея. «Даже вам, сеньор Янгблад, я не позволю ко мне прикасаться», — подумала она. Клей обернулся и посмотрел на нее, но она не смела глядеть ему в глаза. Потаенный внутренний голос пытался что-то сказать ей, но Нина отказывалась слушать. Голос говорил ей, что она очень хочет, чтобы красивый лейтенант прикоснулся к ней. И плевать на то, что он гринго.

Караван, состоящий из лошадей, мулов и верблюдов, продолжал свой путь. Нина оглянулась и увидела, что у бандита по имени Джон перебинтована голова, а возле него с мрачным и злым выражением лица скачет тот, кого зовут Вилли. Руки бандитов были привязаны к седлам. Нина вдруг поняла, что всю ночь не видела этих негодяев. Неужели лейтенант специально прятал их, чтобы не волновать ее?

Она вновь стала смотреть вперед, думая о Янгбладе и пытаясь понять его. Он кажется таким внимательным и заботливым, но как только дело касается соблюдения закона, все эмоции его покидают. Нина пыталась с ним заговорить, но он уклонился от беседы. Он был совсем не тот, что прошлой ночью. Возможно, темнота и костер подействовали на него умиротворяюще. Или, может быть, в ту ночь он испытывал к Нине жалость.

Когда они выехали на торную дорогу, ведущую в Сан-Антонио, лейтенант подозвал к себе капрала Миллса и, отвязав веревку, соединяющую его с лошадьми Нины и Эмилио, передал ее своему заместителю.

— Не спускай с них глаз. Я поеду вперед и предупрежу встречных о верблюдах, — объяснил он капралу. — Не хочу, чтобы случилось нечто подобное тому, что произошло в Индианоле. У меня больше нет денег для покупки лошади.

Капрал кивнул, и Клей поскакал по дороге, даже не оглянувшись на Нину. Ей показалось, что он намеренно избегает ее. Может быть, он боится, что их сближение повлияет на его решение передать конокрадов властям. Она улыбнулась в душе. Возможно, у нее все же есть шанс. Как бы она ни злилась на него, она все-таки найдет способ, чтобы смягчить его сегодня после заката солнца. Не исключено, что она нравится ему. Нина мало разбиралась в мужчинах, но знала, что ее красота может лишать их покоя и заставлять делать глупости, вроде тех, которые совершал Эрнандес. Джес Хьюмс и Хэйден из-за нее дрались. Если она может так сильно действовать на злых людей, то что уж говорить о таком законопослушном человеке, как этот лейтенант? И может быть, сегодня ночью все прояснится, а завтра она и Эмилио уже будут на свободе.

Клей не разрешал каравану сделать привал до тех пор, пока совсем не стемнело. К тому времени, когда они остановились, чтобы разбить лагерь, до Сан-Антонио было уже рукой подать. Нина предложила свою помощь повару, и Клей разрешил ей ему помочь, но предупредил повара, чтоб тот не спускал с девушки глаз. К Эмилио он приставил солдата. Двое бандитов также находились под охраной. Клей знал, что негодяи ненавидят брата и сестру, и не хотел никаких осложнений.

Клей обратил внимание на то, с каким вожделением смотрели на Нину, разносившую еду, его солдаты, что сидели возле трех костров. Он и сам не мог оторвать он нее взгляда — как она ходит, какая у нее осанка! Весь день он избегал ее, не говорил с ней, но это не помогало: его неудержимо к ней тянуло.

Он видел, как Нина отнесла тарелку с едой своему брату. Они вполголоса беседовали о чем-то, и Эмилио, казалось, понуждал ее к чему-то, зло сверкая глазами. Клей догадывался, о чем юноша просит сестру. Через несколько минут Нина подошла к лейтенанту, неся в руках тарелку с бобами и копченой грудинкой. Сидя на бревне в некотором отдалении от других, Клей спокойно курил.

— Вы должны поесть, — обратилась к нему Нина, бросая кокетливый взгляд.

Клей взглянул на Эмилио, который издалека наблюдал за ними. Он взял тарелку, догадываясь о том, что на уме у девушки. Нина Хуарес действительно была необыкновенно красива, но у нее не хватало опыта общения с мужчинами, и она не знала, как их соблазнять. Кроме того, она не в силах была скрыть своего страха перед мужчинами и отвращения к ним. Беря тарелку из рук девушки, Клей улыбнулся.

— Спасибо.

Стоя перед лейтенантом, Нина смотрела как он ест. Потом, сложив руки на груди, спросила:

— Вы говорите по-испански? — Ей хотелось завязать разговор.

— Нельзя не знать этот язык, если ты живешь в Техасе. Я могу объясняться на испанском.

Она подошла к нему и присела рядом.

— Почему вы не пьете вино? — спросила она по-испански.

Клей рассмеялся.

— Боюсь, что наша скромная походная еда не подходит к вину, — ответил он.

Нина улыбнулась.

— Я просто хотела узнать, поймете ли вы меня.

Клей проглотил кусок мяса.

— Рад познакомиться с вами, сеньорита, — сказал он по-испански.

Улыбка мгновенно исчезла с ее губ.

— Вы практикуетесь в языке, или это действительно правда?

— О, я всегда говорю правду.

Нина отвернулась.

— Почему же вы рады познакомиться со мной?

Клей отодвинул тарелку в сторону и глотнул кофе из стоящей перед ним чашки. Потом поставил чашку на землю и опустил руки на колени.

— Потому что я еще никогда не встречал такой девушки, как вы. Потому что вы храбрая, независимая, умеющая постоять за себя. И вы красивая.

Нина встала и отошла от костра. Чего он добивается? Весь день он был так холоден с ней, казалось, ему на нее наплевать. А теперь вот опять потеплел. Она слышала, как он встал, и ощутила его присутствие у себя за спиной.

— Я не хотел обидеть вас, Нина.

Она вздохнула и шагнула в темноту. Нина терпеть не могла кокетничать с мужчинами, но если это единственный способ уговорить его, чтобы он освободил ее и Эмилио…

— Я не понимаю вас, сеньор лейтенант. Вы стараетесь понравиться мне, смешите меня. Вы заботитесь обо мне, утешаете меня, когда я плачу. А потом вдруг становитесь таким холодным и недоступным.

Нина повернулась к нему и взглянула в его мужественное лицо, освещенное лунным светом.

— Прошу вас, сеньор лейтенант, не передавайте нас полицейским. Я сделаю… все, что вы пожелаете.

Клей улыбнулся, отлично зная, что ей ненавистны прикосновения мужчин.

Да, эта красивая дикарка действительно очень храбрая. А не заставить ли ее сдержать свое обещание? О, ему бы так этого хотелось! Но с такими женщинами нельзя поступать подобным образом. Он хотел лишь преподать ей урок, чтобы она поняла — ей необходимо начать новую жизнь, пока еще не поздно.

— В самом деле? — поддразнивая ее, он наклонился над ней с видом похотливого самца. Клею нетрудно было делать это, потому что он действительно желал ее. Он объяснял себе это тем, что у него давно не было женщины.

Теперь они уже неплохо видели друг друга в свете луны. Нина с вызовом заглянула ему в глаза, стараясь показать, что ей на все наплевать. Когда он обнял ее, она постаралась изобразить улыбку, но сердце девушки бешено стучало от волнения.

— Может быть, я отпущу вас, — сказал Клей, прижимая девушку к груди. — Но вам придется заработать это. — Их лица были совсем рядом, и Нина сказала себе, что должна ему уступить. Она закрыла глаза, и в следующую минуту его губы уже были на ее губах, нежно приоткрывая их. Его язык осторожно поник в ее рот.

Кровь ударила в голову Нины. Она почувствовала слабость и была удивлена тем, что поцелуй этого гринго вовсе не оказался таким омерзительным, как она себе представляла. Она хотела оттолкнуть его, но не могла. Он обхватил ее голову и крепче прижал к себе, не переставая целовать и тихо постанывать, в то время как Нина говорила себе, что ненавистному гринго плевать на нее. Она предложила себя, и он, как животное, ее принял. Но она не может позволить ему овладеть ею. Пусть ее лучше повесят! Она не позволит мужчине наслаждаться ее телом, и сама не станет предаваться любви с человеком, который хочет лишь попользоваться ею точно так же, как техасцы пользовались ее матерью!

Нина сделала глубокий вздох и уперлась в широкую, сильную грудь Клея, пытаясь при этом высвободить свои губы. Но он с такой силой сжал ее в своих объятиях, что она чуть не задохнулась.

— Вы действительно думаете, что обманули меня, Нина? — спросил он грубо. — И вы думаете, что я клюну на это и заставлю вас сдержать свое обещание?

— Пожалуйста, отпустите меня, — произнесла она жалобным голосом.

— Послушайте, — сказал он, слегка тряхнув ее за плечи. — Вам не следует заниматься такими вещами, Нина, или однажды какой-нибудь повеса воспримет ваше предложение всерьез. Вы не хотите, чтобы к вам прикасались мужчины, но готовы на все ради своего братца, не так ли? Вы просто хотите, чтобы я отпустил вас!

— Пожалуйста. Я… вела себя как дура. Я не знаю… что я делаю, — плакала она.

Клей поднял ее голову и заставил посмотреть в глаза.

— Ага, наконец-то появились слезы. — Он покачал головой. — Вам не следовало делать этого, Нина. Разве вы не поняли, что я хочу вас отпустить?

Она шмыгнула носом и посмотрела ему в глаза, которые опять были исполнены доброты.

— Я не понимаю вас.

— Я просто хотел, чтобы вы задумались о том, что ждет вас с Эмилио, если вы не перестанете заниматься конокрадством. Однажды вам придется отдаться кому-нибудь ради спасения своей жизни. Так вы хотите, чтоб вашим первым мужчиной стал какой-нибудь зверь? Вы действительно желаете торговать собой ради своего брата?

— Прекратите, — прошептала Нина, вновь отталкивая его.

Но Клей не отпускал ее.

— Я все знаю, Нина. Любой мужчина, который касается вас сейчас, — кажется вам насильником. Если бы даже я страстно этого хотел, я бы не стал вас домогаться. Из этого ничего не выйдет.

Их глаза встретились.

— Вы… действительно не хотите меня?

Он смотрел на нее, едва сдерживая смех.

— А вам разве не все равно?

— Мне все равно.

— Я думаю, что вам далеко не все равно.

Ее глаза округлись. Знает ли он, какое пламя пылает у нее в груди? Но никакого пламени на самом деле нет. Все это лишь плод его воображения.

— Пожалуйста, отпустите меня.

Он неохотно разжал руки.

— Утром можете собирать вещи. Вы — свободны. Но я хотел бы, чтобы вы сразу же поехали в сторону Мексики. Помните, что если вы еще раз окажетесь в беде, я не смогу вам помочь. Не всегда ваша жизнь и свобода будет зависеть от таких людей, как я, Нина. Помните об этом.

Лейтенант пошел туда, где горел лагерный костер. Нина смотрела ему вслед, пораженная тем, что жаждет объятий этого человека. Она прикоснулась к своему телу. Оно было горячим. Ее лицо тоже горело. Он говорил правду, у нее в груди пылает пламя. Что же такое он сделал с ней?