Дыхание ветра

Анна

Идя вдоль реки вниз по течению, я зашла за поворот, здесь можно было спокойно вытереть свои слёзы и не беспокоиться, что их кто-то увидит.

Присев на сухую корягу, которая была принесена сюда большой водой со времени прошедших дождей и уже успела высохнуть, ожидая следующего путешествия, которое начнётся во времена следующих ливней, я смотрела на воду и пыталась справиться с нахлынувшими переживаниями.

— Анюта, что ты здесь делаешь? — услышала позади себя голос Алекса, который звучал таким же чистым бархатом, как в первые дни нашего знакомства, и вздрогнула — не ожидала, что он за мной пойдёт.

А он остановился в нескольких шагах позади и ждал ответа. Едва справляясь с волнением, я не смела повернуться к нему, боясь, как бы он не увидел моей слабости, и не смогла произнести ничего толкового, кроме одного слова:

— Ничего.

— Аня, — снова произнёс он тихо. — У тебя всё хорошо?

— Да, всё в порядке! — ответила я преувеличенно бодро, всё ещё боясь обернуться и взглянуть в его прекрасные глаза.

— Что-то мне подсказывает, что это не так…

— Ты ошибаешься! — резче, чем нужно, так что вышло почти грубо, ответила я, глядя на бурлящую воду реки. — Уйди, пожалуйста!

— Ладно, — нейтральным тоном, по которому невозможно было понять, что он чувствовал, сказал Алекс.

Послышались удаляющиеся шаги, я оглянулась, но он вдруг остановился и посмотрел на меня.

Пристальный взгляд его суженных глаз пригвоздил меня к месту.

— Анна, что происходит? — сухо поинтересовался он и приблизился ко мне.

— Ничего! — буркнула я, опустив глаза долу.

— Что-то случилось? Скажи мне.

Вспылив, я вскочила с коряги и поглядела прямо в его глаза, в сердцах воскликнув:

— Да что ты понимаешь? — А слёзы предательски лились из уголков глаз, скатывались по щекам и никак не унимались.

— Что это? — смягчив тон, спросил Алекс, внимательно и в то же время растерянно всматриваясь в моё лицо, на его красивом лице отобразилась гамма эмоций: удивление, смятение, боль, растерянность, он вздохнул и почти утвердительно прошептал: — Это слёзы?

Я ничего не ответила. Да и что можно было ответить на такой очевидно глупый вопрос? "Конечно, это слёзы, а чем же ещё это может быть?" или "Нет, это дождь!", например, но это было бы очевидной ложью, или "Нет, соринка в глаз попала". Пока я, еле дыша от смущения и злости, раздумывала над ответом, он шагнул почти вплотную ко мне и, протянув правую руку к моему лицу, лёгким движением пальцев нежно вытер слёзы с моей щеки.

Его пальцы были такими тёплыми, а ласка столь неожиданной, его глаза согревали меня своей теплотой и нежностью, что в один миг моя злость улетучилась, словно её никогда и не было.

Он нежно коснулся моего подбородка, затем тыльной стороной ладони вытер слёзы с моей правой щеки. Я застыла в изумлении, не сводя своих глаз с его лица. Он был почти одет, только не успел застегнуть рубашку, видимо надевал её второпях, когда догонял меня.

Мокрые волосы в беспорядке разметались по его лбу, падая на глаза, взгляд которых был таким тёплым и ласковым, что я буквально ощутила волну жара, разливающуюся от сердца по всему телу.

Его пальцы задержались на моей шее ниже уха, но затем Алекс медленно убрал руку, хотя глаза его продолжали ласкать и согревать меня. От неожиданной ласки я готова была расплакаться ещё сильнее, поэтому заморгала, высушивая на ресницах слёзы, и тяжело вздохнула.

— Почему ты плачешь? — мягко спросил он, согревая меня теплом своих серых глаз.

— А ты не догадываешься? — уже без претензий спросила я.

— Нет, — тихо ответил он. — Расскажи мне…

— Я расстроена, Саш…, — прошептала я.

— Расскажешь? — всё так же мягко совершенно без нажима спросил он, внимательно глядя мне в глаза, но, не дождавшись ответа, подсказал: — Тяжёлый день?

— Да, наверное… позже… — пробормотала я.

— Я тоже расстроен, — тяжело вздохнув, так, что защемило в сердце, мягко произнёс он. — Если хочешь, объясню причину.

Я кивнула в ответ, и Алекс продолжил, внимательно глядя на меня:

— Из-за нашей ссоры… Просто скажи мне, что случилось? За что я впал в немилость? Сначала кричишь на меня, а после просто уходишь и игнорируешь весь день… Ты должна понимать, как я чувствую себя после всего этого, не можешь не понимать? Ты, ведь, обещала мне не поступать со мной так.

По мере того, как он продолжил говорить, в его тоне снова появилась твердость металла, но я заметила, что усилием воли он пытался смягчить свою речь, словно щадя меня. Я же смутилась не в силах подобрать слов для оправдания.

— Ты единственный мой друг здесь, но, — он замолчал на мгновение, гася жёсткость в голосе. — Но даже тебе я не могу позволить так с собой обращаться.

В смятении чувств я хватала ртом воздух, почти физически ощущая его боль. Моё сердце словно прожгла раскалённая игла, и в тот момент я поняла, как сильно я его люблю.

Люблю.

Но причиняю ему боль…

Не зная, как оправдаться, прошептала, на большее просто не хватало сил:

— Прости… Да, я обещала, но я сердилась не просто так. Ты исчез из пещеры, я так волновалась, везде искала, обегала всё, что только можно: и пещеру, и стоянку, и окрестность, затем снова спустилась вниз, предполагая самое ужасное, продолжила искать. А потом экскурсовод буквально заставил подняться на поверхность, а ты, как ни в чём не бывало, преспокойно ждёшь наверху. Причём уже в другой одежде, значит, переодеться ты успел, но даже не задумался, что кто — то разыскивает тебя и с ума сходит от тревоги!

Где-то в середине своей речи я перешла с шёпота на голос, говорила всё более уверенно и твёрдо.

— Значит, заметила, что я переоделся, — произнёс Алекс будто бы озадаченно, а затем расслабленно, как будто с усмешкой добавил: — Просто в той одежде мне было жарко. Скажи, а это всё, что тебя волнует? Я имею ввиду одежду!

— Да не волнует меня твоя одежда, — снова вспылила я. — Где ты был тридцать минут? Это ты можешь мне сказать?

— Но я, ведь, тебе не обещал, что буду отчитываться о каждом моём шаге? — напряжённо, почти гневно, выговорил он, и металл в его голосе звенел, так как его уже никто не скрывал.

— Да, ты прав, не обещал, — опустив глаза, проговорила я отрешённо, скрывая предшествующую слезам горечь в горле. — Прости, это всё не моё дело… Забудь, хорошо?

Внезапно Алекс снова коснулся моего подбородка, приподнимая моё лицо так, чтобы я взглянула на него снова, отрицательно покачал головой и, внезапно смягчаясь, тихо сказал:

— Ладно, прости.… Я не предполагал, что ты расстроишься…

— А ещё, ты, сломя голову, бросаешься в реку, — всхлипывая, проговорила я. — Ты же мог утонуть!

Алекс нахмурился и спросил:

— Так что же, по-твоему, мне следовало дать Антону утонуть?

— Нет, нет! Всё правильно! Но я ведь не знала, что ты так хорошо плаваешь! Особенно после того, что было в пещере. С такой фобией можно ожидать чего угодно! — выпалила я на одном дыхании, даже не задумавшись, что снова говорю обидные вещи.

— С фобией!? — Раздался рык, похоже, я его всё же довела до той точки, после которой он больше не мог сдерживать гнев, куда только делась вся его мягкость.

Но меня уже понесло, словно все механизмы самосохранения разом отключились:

— У тебя же страх замкнутого пространства!

— А ты уже и диагноз мне поставила! — прорычал он, хмурясь ещё больше.

— Я понимаю, что тебе сложно это признать, но ты же сбежал из пещеры. Тебя нигде не было. Что я могла предположить? — меня всё несло.

— Поэтому ты сразу решила, что у меня какая — то немыслимая фобия! — побледнев от гнева, почти прохрипел Алекс, сверкая почти чёрными глазами.

На его хмуром лице ещё не высохли капли воды, волосы были растрёпаны, но выглядел он словно разгневанный демон, тело его дрожало от гнева, и вдруг, схватив меня за плечи и сжав почти до боли с шипением прорычал:

— А что бы ты сказала, если бы узнала обо мне нечто другое, например, что внутри меня прячется дикий зверь? Какой диагноз ты бы поставила мне тогда?

Его хмурое лицо, его глаза, мечущие молнии, и хриплый, словно стон раненого зверя, голос, отрезвили меня. Широко раскрытыми глазами глядя на то, что я с ним сотворила всего за несколько минут, а ведь это моих рук дело, я растерянно хлопала ресницами. Слёзы мои давно высохли, уступив место раскаянью.

Глядя в эти почерневшие очи, не могла дышать. Нет, не от страха, страха не было вовсе, а от боли, снова сдавившей сердце.

— Ну, я жду! — рыком поторопил меня Алекс, не сводя взгляда с моего лица.

— Но ведь это неправда, — растерянно пролепетала я.

— А что если бы это было правдой? — не унимался он. — Что бы ты тогда сказала?

— Нет, я знаю тебя, ты не шизофреник, — пробормотала я смутившись.

— Что? — усмехнулся он. — Ты совсем меня не знаешь! Ты даже не представляешь, на что я способен!

Эти слова он произнёс очень тихо, но в каждом металлом звенела чистая ярость, слова, словно выстрелы, слетали с его губ. Его глаза горели чёрным светом, и всё в его поведении выдавало в нём ужасного хищника.

— Что ты говоришь? — потерянно проговорила я. — Ты хочешь напугать меня?

— Маленькие девочки очень доверчивы, а хищники бывают коварными, и на самом деле всё не так, как кажется, — произнёс он вкрадчиво, его тон был обманчиво ласков.

— Что ты хочешь этим сказать? — прошептала я.

— Ты… доверяешь мне? — прошипел он, странно заглядывая в мои глаза

— Да… — едва дыша, произнесла я дрожащим голосом.

— Почему? — сдавленно спросил он так, словно его что-то мучило.

— Я знаю тебя, ты ведь не такой, каким хочешь сейчас казаться. Когда ты настоящий — ты добрый и спокойный, я не понимаю, почему ты говоришь о себе такие вещи, — забывая дышать, пролепетала я в ответ уже почти испуганно.

Увидев в моих глазах зарождающийся страх, он застонал, как будто внезапно почувствовал ноющую боль.

— Ты… ничего… не знаешь, — сдерживая гнев, почти шёпотом произнёс он и опустил глаза. — Я не такой, каким кажусь. Что если настоящий я совсем другой, не такой, как ты себе представляешь?

— Ты пытаешься запугать меня до смерти? — сдавленно, словно мне не хватало воздуха, прошептала я.

— Не надо меня бояться… — внезапно осознав, что я задыхаюсь, Алекс выпустил наконец мои плечи из стального захвата и простонал. — Только тебе позволено всё…

— Да что с тобой такое? — воскликнула я, переставая что-либо понимать.

— Я не знаю… — хрипло прошептал он и тяжело дыша, отвернулся к реке и всё ещё дрожа смотрел на воду.

Между нами повисло тягостное молчание. Трудно было подобрать какие-либо слова, чтобы дать ему понять, что он был мне дорог, что ему я буду доверять всегда. Неважно, есть у него какие-либо фобии или нет, меня это больше не волновало. Важнее было то, что я не хотела его терять, пусть не как возлюбленного, а даже как друга.

Если бы он отдалился от меня, я бы этого не вынесла. На секунду я представила, что произошло то, чего я больше всего боялась, что я потеряла его навсегда.

В моём воображении всё выглядело столь реально, что внезапным порывом я просто бросилась к нему и обняла за талию. Уткнувшись лицом в его плечо, ощутила его дрожь, услышала бешеный стук сердца и тихий сдавленный стон в груди.

Его грудная клетка бешено вздымалась, словно в воздухе не хватало очень важного элемента, а тело было словно каменным и таким горячим, что мне показалось, что у него сильный жар.

Так вот с чем были связаны его бредовые речи! Похоже, он заболел и уже не контролировал, что болтает, а я уже выдумала целую проблему!

— Саша, ты болен — у тебя сильный жар, — прошептала я, и он вдруг пошевелился, обнимая меня. Его сильные руки обхватили мои плечи и спину, но уже ласково, не стремясь причинить боль, и он согласился:

— Да, болен… уже давно…

И в эту минуту у меня не нашлось бы никаких сил, чтобы оторваться от него хоть на миг, да это и не требовалось, так как теперь уже Алекс крепко, но бережно держал меня в своих объятиях.