Дыхание ветра

Анна

Началась третья четверть, учиться оставалось около полугода. Стоял снежный и морозный январь. Зима завладела окрестными горами, лесами и нашим маленьким посёлком. Всюду лежал большой слой снега, крепчал мороз. Но зима не желала останавливаться на достигнутом, то и дело, подсыпая всё новые и новые порции снега, примораживая всё с новой силой.

Посёлок, словно вымер, был тих, как никогда. Жители лишний раз не выходили из домов, топили печи — из трубы каждого дома поднимался высокий столб серого дыма, что предвещало сильный мороз.

Детвора была занята в школе, выбегая только на переменах поиграть в снежки, все дороги были занесены сугробами, через которые можно было пробраться только лишь по узким тропинкам.

Отец строго настрого приказал мне не задерживаться в школе, ни в коем случае, иначе, по его словам, всем было бы плохо. Я не стала проверять, что конкретно могло случиться, если бы я нарушила указание, так как папа был непредсказуем.

Конечно, мне совершенно не хватало времени, чтобы насладиться общением с Александром, но за неимением лучшего приходилось довольствоваться хотя бы тем, что вижу его почти каждый день.

Отношение Алекса ко мне стало ещё более подчёркнуто вежливым. Он постоянно заботился обо мне, буквально сдувая каждую пылинку, оберегал, словно я была фарфоровой куклой и могла разбиться в любой момент, встречал меня по утрам возле дома, а по окончании уроков провожал, несмотря на то, что мой папа запретил ему приближаться к нашему дому на расстояние выстрела.

Если я замерзала, парень буквально отогревал меня своим тёплым дыханием, согревал мои руки своими горячими руками. Но стоило мне ненадолго остановиться с ним возле калитки, чтобы продлить так быстро уходящие минуты счастья, как в доме открывалось окно, и раздавался громогласный голос отца, приказывающий, во что бы то ни стало, идти внутрь.

Алекс неохотно выпускал мои ладошки из своих больших горячих рук и быстро исчезал, растворяясь среди сугробов снега и тёмных стволов деревьев, растущих вдоль заборов. Хорошо, что он умел так быстро уйти, иначе бы я нарушила волю отца. Каждый раз расставаться с любимым было всё тяжелей.

Меня тянуло к нему, словно между нами протянулась незримая связь, которая с каждым днём становилась прочнее.

Александр был заботлив и ласков, только и всего.

Мне же хотелось большего. Я мечтала, чтобы Алекс хотя бы одним словом намекнул мне о своей любви, тогда бы я не выдержала и, наплевав на приказание отца, открыла свои чувства.

На его губы было невыносимо смотреть, так страстно желала узнать их вкус.

Когда он приближался, моё сердечко начинало отчаянно биться, стремясь вырваться из груди, дыхание перехватывало, тело начинало трепетать. Но, парень, казалось, ничего не замечал, мило улыбался и держал себя в строгих рамках, не переходя границу дозволенного.

Так продолжалось весь январь, и почти весь февраль.

В феврале начались оттепели, на дорогах растаял снег, превратив дороги в месиво из грязи и снежной крупы, а в лесу на прогретых склонах появились чёрные прогалины с первыми весенними цветами — цикламенами.

Они росли везде, где только пригревало солнышко, большими полянками, похожими на розово-белый ковёр, расстилающийся по земле в тех местах, с которых сошёл снег. Так и не терпелось оказаться на одной из таких полянок, чтобы вдоволь налюбоваться первыми весенними цветами, вдохнуть их аромат, и почувствовать приближение весны.

Мне же с каждым прожитым днём становилось всё тяжелее от разрывающих сердце чувств. Сил держаться больше не осталось. Я решилась открыть своё сердце.

Со временем моя решимость окрепла, но поговорить мы не могли, так как нас постоянно окружало множество людей, а остаться наедине не было никакой возможности.

Мои родители были непреклонны в своём решении — помешать мне видеться с Алексом вне школы, так и не простив его.

Неприятная ситуация давно забылась, они даже поверили, что ничего между мной и Александром не было, но остался какой-то странный осадок. Отец по-прежнему не желал его видеть, тем более отпускать с ним куда бы то ни было свою дочь.

Когда в конце февраля начались оттепели и днём воздух прогревался до двенадцати градусов тепла, а в один из дней погода обещала быть особенно тёплой, Александр, как всегда, ждал утром у калитки моего дома. Мы пошли по дороге к школе. Тёплый ветер, ласкающий лицо своим дыханием, принёс с собой нежный цветочный аромат.

— Приближается весна. Наверное, в лесу сейчас очень красиво! — вдохнув запах цветов, я мечтательно улыбнулась.

— Да, ты права, — сказал Алекс, ведь каждый день ему приходилось ходить в школу и возвращаться домой через лес.

— Мне бы очень хотелось прямо сейчас оказаться на лесной полянке с цикламенами! — высказала наивное желание.

— Так в чём дело? Лес начинается через сто метров от дороги. Вроде в школу идём, а как будто гуляем по лесу, — голос парня был серьёзным, но глаза искрились радостью, видимо парень тоже наслаждался весной.

— А где же цикламены? — с улыбкой спросила.

— Ну, если тебе нужны цветы, придётся свернуть с дороги. Пожертвуешь школой ради цветов? — сузив глаза, спросил Алекс, и я догадалась, что парень подтрунивал надо мной.

— Ты шутишь, да? — весело спросила.

— Конечно! Уверен, что больше всего на свете ты боишься прогулять хотя бы один урок, — произнёс он, рассмеявшись.

— А вот и нет! Я не боюсь. Уже не боюсь, — сказала отважно.

— Неужели? — изумлённо уставился на меня Алекс.

— Да! Давай прямо сейчас прогуляем уроки вместе? — предложила серьёзно.

Он оторопел, даже остановился, вглядываясь в мои глаза.

— Да… конечно, я этого хочу… — проговорил он неуверенно. — Но ты, ведь, не можешь ослушаться отца.

— Кто тебе сказал? Я могу делать, что хочу! Я уже взрослая! Ну что, идём в лес?

— Послушай, Ань, мне кажется, мы не должны сейчас прогуливать, — пробормотал парень, опустив вниз свои густые ресницы, почти прикрыв ими тёмно-серые глаза.

— Испугался? — засмеялась я.

— Совсем нет! — быстро ответил он.

— Тогда в путь! Сегодня мы прогуливаем, и никто не сможет нам помешать! — весело проговорила я и быстро пошла вперёд, добавив напоследок: — Догоняй!

На последнем повороте, который вёл к школе, мы не стали поворачивать, а отправились прямо к лесу. С утра было ещё совсем холодно, но на мне была тёплая куртка, а во время подъёма по крутой лесной тропинке мне стало совсем жарко, даже пришлось её расстегнуть.

Рюкзаки с учебниками мы оставили недалеко от дороги, чтобы не тащить их в гору, прислонив к приметному камню так, чтобы не было видно с дороги, и потопали налегке.

По лесу идти было не сложно. Там не было такой грязи, как на дороге. Земля, покрытая прошлогодними бурыми листьями, на выгревах совсем подсохла, сухие листья шуршали под ногами, пока мы поднимались всё выше и выше.

Алекс шёл очень легко, ничуть не уставая, и на самых сложных участках помогал мне, таща за руку за собой. Через десять минут, когда перед нами открылось бескрайнее море первоцветов, он сказал:

— Давай здесь остановимся!

— Красиво! — улыбаясь до ушей выдохнула я. — Но мне нужно побольше солнца!

— Этот склон весь солнечный, — ответил он. — Скажи мне, что ты ищешь?

— Самую красивую полянку, где будет больше всего солнца и цветов!

— Анечка, здесь везде множество цветов, — произнёс он, словно убеждая маленькую капризную девочку.

— А помнишь то место, где мы гуляли осенью? Там так красиво! Давай пойдём туда! — предложила я.

— Но это место далеко, ты устанешь, — заботливо сказал он.

— Саш, прекрати, я же не маленькая девочка, чтобы так со мной разговаривать, — буркнула я.

— Да? А ведёшь ты себя ещё хуже, чем маленькая девочка.

— Я взрослая! — воскликнула я.

— По-моему ты не права. Тебе кажется, что ты взрослая, а на самом деле это не так.

— А ты ведёшь себя, как мой отец. Он тоже говорит, что я мелкая козявка.

— Знаешь, со стороны-то виднее, — засмеялся Алекс.

— Прекрати, — улыбнулась я в ответ. — Я хочу на ту полянку, подозреваю, что там куча цветов.

— Вот, пожалуйста, разве взрослые так себя ведут? Ты, как капризная девчонка, требуешь подать тебе понравившуюся игрушку с верхней полки, и не хочешь ничего слышать о том, что на других полках такие же игрушки и ничем от неё не отличаются.

— Ты мне не папочка, и нечего меня воспитывать, — возразила я в сердцах и обиженно надула губы.

Глядя на мою обиженную мину, Алекс расхохотался, тогда я улыбнулась ему в ответ.

— Ну, ладно, если ты так хочешь, пойдём, возьмём игрушку с верхней полки, — сказал он со вздохом, потом улыбнулся. — Только, чур, не жаловаться на усталость.

— Хорошо.

За время пути я не жаловалась на усталость, хотя она слегка ощущалась. Алекс, конечно, не торопил меня и постоянно помогал на особенно крутых подъёмах, протягивая мне свою крепкую руку. Мы шли через лес целых полчаса, пока не обнаружили ту полянку, которая была мне дорога. Отыскали мы её только благодаря Алексу. Сама бы точно не нашла, только если не направлялась бы прямо от дома по знакомой туристической тропе.

В самом деле, полянка ничем не отличалась от других, но мне казалось, что в этом месте было особенно солнечно, а цветочный ковёр был супергустым и ярким.

Я остановилась на склоне и, прислонившись к шершавому стволу толстого дуба, залюбовалась этим местом, от которого веяло тишиной и покоем.

Немного выше располагалась обзорная площадка, с которой в прошлый раз мы любовались открывающимся пейзажем, но полянка, где осенью на нас обрушивался золотой дождь из опадающих листьев, была мне дороже.

— Ну, теперь твоя душенька довольна? — спросил, улыбаясь, Алекс.

— Да, здесь замечательно! — воскликнула я. — Ведь, правда же, Саш?

— Да, здесь классно!

— Давай останемся подольше, — предложила я.

— Конечно, раз уж пришли, — согласился он, располагаясь на пригорке прямо на земле, совсем ещё не прогретой только начинающим пробовать свои силы весеннем солнышке. Закинув руки за голову, Алекс закрыл глаза, и его лицо выглядело спокойным и умиротворённым.

Я немного помолчала, любуясь играющими на розово-красном ковре из первых весенних цветов, по-весеннему яркими солнечными зайчиками, проглядывающими сквозь голые ветви грабов и осин.

Дышалось легко. Лесной воздух был наполнен тонким ароматом свежих цикламенов и едва ощутимым прелым запахом прошлогодней листвы.

Погладив ладонью шершавый ствол дуба, я ощутила исходящее от него тепло и, мысленно попросила у дерева так необходимых мне сейчас душевных сил. Чувствуя уникальность момента, собиралась признаться парню в своих чувствах.

Направилась к Александру и остановилась напротив него метрах в трёх. Он всё ещё лежал, закрыв глаза, и наслаждался весенним теплом.

— Тебе разве не холодно лежать на земле? — спросила.

— Нет, — ответил он, открывая глаза, и сфокусировал на мне свой взгляд, щурясь от солнца. — Но всё равно, спасибо за заботу.

— Знаешь, я должна сказать тебе кое-что очень важное, — проговорила я, собравшись с духом, надеясь, что мне хватит душевных сил.

Бешено колотилось сердечко в груди, дыхание спёрло так, словно мне внезапно перестало хватать воздуха.

— Очередной каприз маленькой девочки? — проговорил он шутливо.

— Нет. То, что я хочу сказать — вполне серьёзно.

— Ну, хорошо, я тебя внимательно слушаю, — тихо произнёс ничего не подозревающий Алекс. Лёжа на холодной земле, он смотрел на меня снизу вверх, наполовину прикрыв глаза, спокойный и расслабленный.

— Только ты меня пойми, я должна признаться, иначе меня разорвёт. Надо было давно это сделать, а я всё не решалась, — как бы оправдываясь, проговорила я, и глаза Александра открылись шире. Он, всё ещё ничего не понимая, уставился на меня изумлённым взглядом и рассеянно произнёс:

— Ну, говори…

— Я… люблю тебя, — произнесла я очень тихо, вглядываясь в его глаза.

— Что? — воскликнул вдруг парень, подскочив, как ошпаренный с того места, на котором только что расслаблено лежал. Глаза его расширились, словно от ужаса, и разом почернели, а лицо скривилось от боли, словно я не призналась в чувствах, а ударила его.

— Я тебя люблю! — уже уверенней повторила и шагнула к нему, чтобы быть ближе.

— Нет! Нет! Нет! — пробормотал Алекс. — Ты не должна это говорить! Ты что, сошла с ума?!

— Но почему? — в растерянности произнесла я. Уж такой реакции на своё признание я точно не ожидала.

— Ну, зачем? Зачем ты всё испортила? — похоже, что он был крайне возмущён.

— Что… испортила…? — пролепетала я поражённо.

— Теперь уже ничего не будет, как прежде… Зачем?… Зачем ты это сказала…? — продолжал он убитым, полным боли, голосом, отшатнувшись от меня, как от прокажённой, и, когда я сделала ещё шаг в его сторону, он вдруг отступил на несколько шагов, словно боялся, что если я коснусь его, то он сразу умрёт мучительной смертью.

Ожидая любой реакции на своё признание, я даже не могла предположить, что он может прореагировать именно таким образом, и была обескуражена и растеряна. Моё сердце, готовое всего несколькими мгновениями ранее выпрыгнуть из груди и улететь к небесам, сейчас почти остановилось.

Готовая разрыдаться, если бы только не высохли слёзы в ставших внезапно горячими, словно наполненными пустынным песком, глазах, я, разочарованно глядя на молодого человека, проговорила хриплым чужим голосом, так как в горле моём пересохло так, словно я несколько дней страдала от жажды:

— Алекс, что с тобой? Я призналась, что люблю тебя, только и всего, а тебя словно подменили. Твоя реакция оскорбительна.

Некоторое время он молчал, лицо его всегда такое светлое и доброе, теперь потемнело и выражало сильнейшую муку, и, когда я попыталась снова что — то сказать, Алекс, вдруг, заговорил таким глухим, безжизненным голосом, который напоминал стон раненого зверя.

Его некогда прекрасное лицо, ставшее таким пугающим, выражало невыносимую боль, которую он не мог скрыть, а слова, которые он произносил с трудом, ранили меня прямо в сердце:

— Нельзя было это говорить. Я не хотел этого знать.

— Почему? Разве я сказала что-то обидное? Ты, вообще, слышал, что я сказала? — проговорила я, едва справляясь с сухостью в горле.

— Уж, лучше бы я этого не слышал! — прозвенели нотки льда.

— Но почему? — возмутилась я.

— Меня нельзя любить…

— А кто мне запретит?

— Ты ничего не знаешь обо мне, совершенно ничего.

— Того, что я знаю, мне достаточно. Или ты хочешь сказать, что моё сердце меня обманывает?

— Я совсем не тот, кем ты меня считаешь. Меня нельзя любить! — с горечью в голосе произнёс он.

— Может, мне видней? — не унималась я.

— Сейчас ты увидишь, что я собой представляю, и тогда скажешь, кто из нас прав, — обречённо проговорил он.

— Что? Я не совсем тебя понимаю?

— Надеюсь, поймёшь… И тогда сможешь рассказать… о своих истинных чувствах ко мне, — криво усмехнулся парень.

Видимо приняв какое — то решение, он отошёл ещё на несколько шагов дальше и начал раздеваться.

Не вполне понимая, что он собирался сделать, я ошарашено уставилась на него. Видимо на моём лице отразилось большое удивление, потому что Алекс успокаивающе произнёс:

— Не бойся, я не трону тебя.

— Что ты собираешься делать? — спросила заинтересованно.

— Я хочу, чтоб ты увидела меня настоящего. Ведь то, что ты видишь каждый день — всего лишь маска. Мне жаль, но теперь ничего не будет, как прежде.