Дьявольские шутки

ГЛАВА 20

«НАКАЗАНИЕ»

— Что ты здесь делаешь, Габриэль?

Рагиро был удивлен. Он не услышал, не увидел, не почувствовал приближение Габриэля Грэдиса. Сохранять спокойствие не получалось — слишком резко его вырвали из каюты Эйлерта, слишком быстро вернули на Маледиктус.

— Иди за мной.

Рагиро хотел бы воспротивиться приказу Габриэля, но что-то в его интонации, в его взгляде, во всем внешнем виде подсказывало: лучше не делать этого, не показывать свой характер сейчас. Следующие его слова подтвердили догадку:

— Если не хочешь, чтобы твой любимый капитан пострадал.

Габриэль не угрожал. Но Рагиро знал, что это не было пустыми словами и что Габриэль скорее всего не раз воспользуется именно этой уловкой, воспользуется Эйлертом, чтобы заставить себе подчиняться. Ведь за всю его службу Морскому Дьяволу у Рагиро не было слабых мест. Теперь Габриэль Грэдис нашел одно и единственное.

Габриэль вёл его по такому же коридору, как и в прошлый раз. Тёмные кирпичные стены сдавливали виски все сильней. Звук чужих шагов — шагов Габриэля — сводил с ума, и ощущение, что всё шло по накатной, не давало покоя. Он снова облажался, позволил себя схватить и, скорее всего, подвергнул опасности жизнь Эйлерта в очередной, возможно, последний раз. Интуиция подсказывала, что ему отсюда не выбраться, а за Эйлертом скоро явится сам Бермуда. Явится вовсе не потому, что Эйлерт Лир представлял ценность, а только из принципа, чтобы наказать Рагиро и напомнить: от Морского Дьявола не скрыться, как ни пытайся.

Размеренное дыхание Габриэля за спиной раздражало. Габриэль специально чуть ли не наступал ему на пятки, словно лишний раз говорил: сбежать у Рагиро не получиться.

Он привёл его в странную комнату в подвале, вымощенную белым кирпичом. Белым кирпич уже, конечно, не был: где-то заляпался кровью и неприятными, поблекшими разводами, где-то просто стерся к серому из-за времени. На стене напротив входной двери висели стальные оковы для рук и ног, и Рагиро сразу же понял, где оказался. Для этого не нужно было смотреть по сторонам и замечать орудия пыток, начиная обычными ножами и заканчивая железной девой.

Рагиро остановился на самом пороге, замерев и уставившись на пустые металлические цепи на стене. Пытками его сложно было напугать, но как же сильно он не хотел испытывать это вновь. Габриэль положил одну ладонь на его спину и слегка, едва ощутимо подтолкнул вперед. Рагиро не сопротивлялся; он сделал шаг вперед, услышал, как дверь за его спиной захлопнулась. Следом щёлкнул замок. Габриэль все ещё не проронил ни слова.

В месте, которого коснулся Габриэль на спине, до сих пор оставалось неприятное тянущее ощущение, но Рагиро упорно его не замечал, чувствуя, как Палач позади него улыбался.

— Не думал, что мы вновь встретимся так скоро, мой дорогой Рагиро, — в самое ухо, вплотную приблизившись к Рагиро, прошептал Габриэль. — Тем более, что при таких плачевных обстоятельствах. Видишь ли…

Он отошел, приближаясь к стене с висящими цепями и беря одну в руки.

— Тут птичка нашептала, что ты не послушался меня. Не послушался Хозяина Тихого Океана. А такое не может оставаться безнаказанным, ты и сам прекрасно это знаешь, верно?

— Верно, — подтвердил Рагиро с легкой улыбкой на губах. Ему стоило очень многих усилий совладать с собой и не вступить в открытый конфликт с Габриэлем после сказанных слов. Рагиро был в ужасе, но пытался дать понять Гаюриэлю, что он его не боялся. Это было не правдой.

Габриэля Грэдиса не боялся только сумасшедший. И Бермуда. Рагиро предпочитал не думать о том, что Бермуда тоже в своем роде был сумасшедшим.

Габриэль Грэдис прекрасно это знал и бесцеремонно пользовался, наслаждаясь своим положением. Получал от этого непреодолимое садистское удовольствие, потому что не было ничего прекраснее в его мёртвой жизни, чем поставить на колени кого-то, кто был слабее.

Рагиро Савьер не был слабее Габриэля, и именно поэтому Палач так желал его сломать. В честном бою Рагиро мог бы одержать победу, но он никогда бы не посмел выступить против того, кто был страшнее Бермуды.

— Тогда отчего же ты так рьяно пытаешься сделать то, что тебе не позволено?

Заметив легкую, нервную улыбку Рагиро, Габриэль тоже стал улыбаться — широко, обнажая белые-белые зубы. А глаза у него оставались холодными, жестокими, бьющими наотмашь. От такого взгляда хотелось бежать без оглядки.

От такого взгляда убежать было невозможно.

Габриэль терпеливо ждал ответ, но его терпение всегда быстро заканчивалось. Его терпение не имело ничего общего со снисхождением, оно исторгало настойчивость и жестокость. Он выжидал, перебирая пальцами рук стальные цепи. Звон от железа эхом ударялся о стены и повисал в воздухе невидимым грузом, который давил на каждую клеточку тела. Габриэля это не напрягало, Рагиро был готов в любую секунду сорваться с места и рвануть прочь.

— Рагиро, — слащавый тон резко сменился на жёсткий, не терпящий отказов. — Ты сам подписал своему обожаемому капитану и всей его команде смертный приговор. Я принесу тебе его голову, когда дело будет сделано, и заставлю поставить её в твоей каюте прямо на столе, чтобы ты никогда не забывал своей ошибки.

Рагиро передёрнуло, он сделал глубокий вдох и рваный выдох, бросил беглый взгляд на Габриэля.

— Мне казалось, Бермуда хотел завербовать его и сделать капитаном собственного корабля, — говорил он чуть тише, чем следовало. Это выдавало бушующую внутри тревогу, несмотря на то что голос так ни разу и не дрогнул.

— Да, кажется, об этом шла когда-то речь, но не думаю, что твой капитан представляет ценность. У него нет магической силы, как у большинства тех, кто служит нашему господину. Он не проходил Шесть Путей, как мы с тобой…

— Что? — резко перебил Габриэля Рагиро.

Сахарная улыбка вновь тронула тонкие губы Палача, и Рагиро почти физически ощущал во рту сладкий привкус.

— О, — со смешком воскликнул Габриэль. — Так ты не знал, что не ты один имеешь силу Шести Путей? Не прибедняйся, мой дорогой Рагиро, не надо. Ты не единственный. Поспешу тебя разочаровать, но все семь из нас, Палачей, прошли через то же, что и ты.

— Хочешь сказать, что нытик Кей и шлюха Каприс тоже выдержали это? Не пойми меня неправильно, — продолжал Рагиро. Ему удалось окончательно совладать с собой, хотя сердце с каждым новым произнесенным словом билось быстрее. — Но такие как они вряд ли смогли бы…

— Ты плохо их знаешь, — беспрецедентно отрезал Габриэль, пресекая любую возможность возразить. — Нытик Кей с легкостью может вскрыть человека живьем, а шлюха Каприс — самый искусный и жестокий манипулятор из всех, кого я знаю. Они не хуже меня или Бермуды могут сломать тебе хребет. Разница лишь в том, что Кей сделает это сам, а Каприс — заставит кого-то другого, но все равно это будет её рук дело. Не стоит настолько пренебрежительно отзываться о моих подчиненных.

Внутри у Рагиро всё заледенело: он не понаслышке знал, как умели работать Палачи. Несколько раз встречался с ними лично и ещё парочку — приходилось работать бок о бок по приказу Бермуды, но ни один раз никто из Палачей не действовал в полную силу. Рагиро знал, на что они способны, но всегда считал, что у него есть достаточное преимущество, чтобы они его не трогали. Сейчас Габриэль Грэдис это преимущество отобрал, находя такое стечение обстоятельств крайне забавным.

Рагиро чувствовал на себе его пристальный взгляд каждой клеточкой тела, каждым вдохом и выдохом ощущал, как Габриэль Грэдис изучал его своими светлыми голубыми глазами, как следил за его движениями, взглядами, эмоциями, дыханием.

— Не думаешь, что нам пора начинать?

В наступившей тишине вопрос Палача прозвучал как удар колокола. За этой омерзительно грязной беседой Рагиро забыл о том, что Габриэль привёл его сюда не просто так.

— Видишь ли, мой дорогой Рагиро, — в одно мгновение Габриэль вдруг оказался рядом со своим собеседником, вновь едва ощутимо касаясь кончиками пальцев его спины. — Наш господин может быть невероятно щедрым, когда доволен своими верными слугами. И так уж сложилось, что мной он бывает доволен… всегда.

Рагиро не улавливал сути, не понимал, к чему вёл Габриэль, говоря о Бермуде, но тихий расслабленный голос, неосязаемые прикосновения и размеренное дыхание не предвещали ничего хорошего.

— Господин дал мне разрешение.

— На что? — напряжённо спросил Рагиро, повернув голову чуть в бок.

Ответил Габриэль не сразу. Он специально выждал достаточно долгую паузу, прежде чем ответить, и сначала очередным невесомым прикосновением заставил повернуться Рагиро к себе лицом и посмотреть себе в глаза, один из которых неожиданно обрёл красный цвет:

— Делать с тобой всё, что я захочу.

Это не было новостью. Это даже не то чтобы удивляло, хотя страх новыми несгибаемыми стрелами впивался под кожу намертво. Единственное, что видел Рагиро в тот момент, были разноцветные глаза Габриэля Грэдиса, словно его собственные, только на несколько оттенков светлее. Раньше такие глаза он видел лишь в зеркале, но его собственный взгляд всегда был немного затравленным, а у Габриэля — властным.

— Знаешь, в чем наше различие? — спросил Габриэль вслух, но в коротких паузах между слов Рагиро слышал другой вопрос. «Знаешь, почему я всегда буду сильнее?» — безмолвно спрашивал Палач, смеясь ледяными глазами. — Тебя всегда вынуждали обстоятельства, а я пошёл на это по доброй воле.

Это — Шесть Путей, служба у Бермуды, бесконечная темнота и боль. Габриэль Грэдис был рожден для всего, что было связано с Дьяволом, в отличие от Рагиро, желавшего нормальной, спокойной жизни с человеком, которого он любил. Ему не нужна была сила, которой он обладал с рождения и которую заполучил, пройдя испытания, собственный корабль и команда, власть, неожиданно появившаяся с силой, кораблем и командой.

— Знаешь, в чём наше различие? — эхом повторил Рагиро, отчаянно игнорируя нарастающую панику. — Я не забыл, что значит быть человеком, а ты никогда им и не был.

— Если эта мысль тебя успокаивает, то не стану с тобой спорить, — не переставая слащаво улыбаться, отозвался Габриэль.

Он не предал особого значения словам Рагиро, потому что был уверен, что сказано это было либо из страха, либо из желания казаться сильнее, но ни то, ни другое не могло затронуть каменное сердце Палача. Мысленно он уже видел, что должен сделать, чтобы наконец образумить, сломать, морально убить Рагиро. Иногда Габриэль даже признавал его как равного себе, но не сегодня.

Белые стены как будто бы стали жёстче, когда Габриэль опустил свою руку, и Рагиро наконец сделал шаг назад, незаметно дернув плечом. Неприятные ощущения чужих пальцев все ещё фантомными болями мешали сосредоточиться, но смотреть Габриэлю Грэдису в глаза все равно стало немного легче, пусть даже цвет радужек сбивал с толку.

В абсолютной тишине Палач развернулся и, стуча невысокими каблуками, вернулся к тому месту, откуда ушел несколько минут назад: к висящим на стене металлическим цепям.

— Подойди.

Не просьба — прямой приказ, нетерпящий неповиновения и допускающий лишь абсолютное подчинение. Внутренности скрутились в ком, перекрывая дыхание. Рагиро сделал один шаг вперед, но сразу же остановился: кончики пальцев дрожали, плечи и спина разве что не раскалились до предела. Он не мог дышать, и каждый вдох, каждый выдох был готов сорваться на просьбы остановиться.

— Я. Сказал. Подойди.

Стальной голос Габриэля Грэдиса выжигал клеймо на ребрах, пронзая тонкими иглами насквозь. Рагиро не смотрел на него, но на несгибаемых ногах подошел настолько близко, насколько мог, и Габриэль уже не улыбался своей омерзительной слащавой улыбкой, наблюдая за скованными движениями и наслаждаясь каждым мгновением.

Палач резким движением впился бледными ледяными пальцами в нижнюю часть лица Рагиро и заставил его смотреть себе прямо в глаза. Снова. В этот раз в глазах сверкал металлический блеск, предвкушающий то, что Габриэль Грэдис любил больше всего на свете: чужую боль.

— Скажи мне, — потребовал Габриэль, сильнее надавливая пальцами. Чужой холод пробирал до костей, морозил все изнутри, и сердце с пульсом переставали биться. — Что будет, если человек, прошедший Шесть Путей, пройдет ещё Шесть? Останется ли он человеком, как ты говоришь?

Рагиро непроизвольно дёрнулся в сторону, выдохнул так, что воздуха в легких не осталось, и вцепился рукой в запястье Габриэля в надежде, что чужие заледеневшие пальцы больше не будут так яростно впиваться в кожу.

— Нас, Палачей, правда семь, но это не страшно. Я придумаю, как себя развлечь, — губы все же расплылись в отвратительно приторной улыбке.

Габриэль Грэдис знал, куда давить.

Его ледяные пальцы разжали хватку, на несколько долгих мгновений задержались на губах, затем опустились на подбородок, шею и замерли, сжимая ровно настолько, чтобы хватало кислорода, но чтобы Рагиро не вздумал дёргаться.

Смотря глаза в глаза, Рагиро не смел произнести ни слова, едва ли мог удержать нарастающую панику и продолжать бесстрастно оценивать ситуацию. Хотелось умолять Габриэля остановиться, но именно этого он добивался: сломать Рагиро, заставить его признать собственную слабость, обещать сделать все, что угодно, лишь бы не повторять то, через что однажды ему уже пришлось пройти. Рагиро молчал, сосредоточившись на собственном дыхании. Кислорода уже отчаянно не хватало, пульс на шее бился бешено, губы дрожали в попытке сдержать рвущиеся наружу мольбы.

Габриэль Грэдис был Богом во плоти, а Бог, как водится, не знал ни пощады, ни сострадания, ни милосердия. Бог был жестче Дьявола и оттого не было никого равного Богу.

— Раздевайся.

Плечи Рагиро рефлекторно вздрогнули от такого хорошо знакомого приказа. Он уже это слышал. Ему уже приказывали это, и голос, прозвучавший сейчас, так сильно напоминал тот, другой, принадлежавший когда-то главе семьи Инганнаморте, религиозным сектантам, определившим его жизнь от начала и до конца и забравшим самое ценное, чем Рагиро мог обладать: его свободу и его выбор. Сейчас Габриэль Грэдис делал то же самое.

Беспощадно бил по самому больному.

— Мне снова нужно повторить дважды? — глаза у него сверкнули каким-то странным железным глянцем, пальцы на шее сжались сильнее, а потом резко разжались, и он с размаху ударил Рагиро по щеке тыльной стороной ладони. Лучше бы Габриэль врезал кулаком. Пощечина казалась слишком унизительной, оскорбительной и позорной. — Лучше тебе сделать это самому или голова твоего капитана окажется в твоей каюте. Раздевайся.

Рагиро был в ужасе. Он всегда знал, что Бермуда не терпел непокорности в любом её проявлении, но всегда из года в год выполнял каждое его поручение и лишь на одном оступился, не думая, что единственной ошибкой заслужил гнев Габриэля Грэдиса.

Дрожащими руками Рагиро расстегнул верхние пуговицы плаща. Остановился, закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Губы по-прежнему дрожали, в глотке застрял отчаянный вой и мольба. Он хрипло что-то прошептал, но сам не услышал собственных слов. Больше всего на свете Рагиро не хотел, чтобы Габриэль добился того, чего добивался сейчас, но повисшее молчание наносило последние удары так лихо, что сил не оставалось даже на дыхание.

— Ты что-то сказал? — спросил Габриэль, подался чуть вперед и погладил кончиками пальцев по горящей огнем щеке, словно щенка.

Рагиро не мог этого повторить. Он повернул голову сначала в одну, потом — в другую сторону, стиснул зубы и плотно закрыл глаза.

Габриэль Грэдис не шутил, когда говорил про Шесть Путей.

Габриэль Грэдис действительно мог заставить его пройти через ад снова.

Габриэль Грэдис с радостью будет наблюдать за тем, как остальные Палачи один за другим подарят ему минуты, часы, дни, целиком и полностью окутанные болью.

А потом Габриэль Грэдис придумает свой Седьмой Путь и покажет Рагиро что-то, чего он ещё не знал.

— Не делай этого со мной, — он не сразу понял, как сказал это. Не сразу узнал свой голос, звучавший непривычно, испуганно и нерешительно. Словно Рагиро действительно молил его. Он не говорил так даже с Чезаре Инганнаморте, его личным Дьяволом. А с Габриэлем — заговорил. — Прошу тебя.

— Просишь? — Палач недоверчиво поднял брови и усмехнулся. И было что-то до странности знакомое в его интонации, в его реакции, в надменном, издевательском вопросе. Словно Габриэль рассчитывал на другую формулировку.

Не словно. Рассчитывал.

— Умоляю. Пожалуйста.

Тишина. Сахарная улыбка тонких губ, обнажённые кристально-белые зубы, светлые голубые глаза, смотрящие прямо в душу. Этот взгляд выжигал печати на костях, изнутри заставляя сгибаться пополам в неистовом желании задохнуться собственной болью. Приказы ложились ровными лезвиями на кожу, проходя насквозь, но не забывая задержаться в самых укромных, потаённых уголках души, цепляясь за стремительные удары сердца и захватывая его в тиски.

Рагиро действительно умолял. Затравленным взглядом, испуганным до невозможности голосом, дрожащими губами и пальцами, бешеными ударами сердца, эхом отдающимся в голове. Он забыл о гордости, забыл о достоинстве, и единственное, что заставляло его себя контролировать — призрачная надежда, что Габриэль по какой-то неясной причине ещё мог остановиться, посмеявшись, унизив, задев за что-то очень важное, но все же в конечном итоге отпустив.

— Я умоляю тебя.

— На колени.

И Рагиро без лишних слов, без промедлений рухнул перед Габриэлем на колени, склоняясь под его волей, его желанием и окончательно, без сопротивления отдавая себя в его власть. Плечи непривычно устало опустились. Габриэль рассмеялся. Противно, будто крыса. И положил ему ладонь на голову.

— Неплохо. Я впечатлен. Не ожидал от тебя такого, — чуть ли не пропел Габриэль, почти успокаивающе поглаживая Рагиро по темным непослушным волосам. — Думал, твоя гордость сильнее твоего страха, а оказалось, что нет. Признаюсь, ты застал меня врасплох.

Они оба знали, что это игра, как и знали, что рано или поздно Габриэль в любом случае добился бы своего. Как ни крути, а Габриэль Грэдис мог заполучить всё, что хотел. Всегда.

— Но этого недостаточно, мой дорогой Рагиро. Ничтожно недостаточно, —отрезал Габриэль.

Смех сразу же стих, улыбка исчезла с лица, а глаза стали по-жестокому непроницаемыми.

— Раздевайся, — в третий раз повторил Палач, и Рагиро понял, что спланированный сюжет Габриэля не терпел никаких отклонений. Что бы он ни сказал, что бы ни сделал, всё будет так, как хотел Габриэль Грэдис. Бесспорно. Бесповоротно. Без изменений.

Оцепенелое тело не слушалось. Рагиро поднял на Габриэля измученные глаза, расстегнул оставшиеся пуговицы плаща и стянул его с себя, откидывая в сторону. За эти года он успел забыть, насколько уничижительно снимать с себя одежду на глазах у кого-то, и молча просил разобраться с этим как можно быстрее, даже если ему предстояло вновь пройти Шесть Путей. И Габриэль чувствовал желания Рагиро, его просьбы, безмолвные мольбы, но не был уверен, что готов их выполнять. Габриэль любил растягивать удовольствие и отказывать самому себе не собирался.

Рагиро медленно неслушающимися руками стянул всю одежду, оставаясь полностью обнаженным, безоружным, беззащитным. Стоило больших усилий стоять прямо перед Габриэлем, не произнося ни слова, и терпеть его придирчивый, оценивающий взгляд на себе.

Габриэль дотошно и сосредоточено рассматривал каждый сантиметр его кожи, каждый шрам, мысленно давал оценку всему, что замечал.

— Видишь, как просто, когда ты послушный? — усмехнувшись, он скрестил руки на груди и сделал несколько шагов назад, а потом взглядом указал на стену с цепями.

Не просто.

Рагиро, стиснув зубы, приблизился к каменной холодной стене. Палач в одно мгновение оказался рядом, и цепи с невероятной скоростью сами по себе сковали запястья и лодыжки, неприятным ознобом впиваясь в кожу.

— Прекрасно, — довольно протянул Габриэль, один раз хлопнув в ладоши.

На пороге у самой двери появились клубы дыма. Шесть.

Из клубов дыма вышли фигуры. Тоже шесть.

Палачи. Подчиненные Габриэля Грэдиса.

— Что ж, думаю, на этом нам с тобой, мой дорогой Рагиро, стоит попрощаться. Мои Маледикты сами с тобой разберутся, а я приду, когда они закончат.

Рагиро резко повернул голову в сторону Габриэля, краем глаза замечая шесть разных людей позади себя.

— Габриэль.

Он первый раз позвал его по имени. Голос предательски надломился. Он понятия не имел, что было хуже: остаться один на один с самым близким подчинённым Бермуды, самым страшным монстром, или иметь дело с шестью Палачами, в точности следующими приказам этого монстра.

Позади послышался ехидный смех Каприс и смешок, кажется, Кёртиса Нивена.

— Даже не проси меня, — покачал головой в ответ Габриэль и вновь погладил Рагиро по щеке. — Ты заслужил наказание.

Каприс запрыгала на одном месте и захлопала в ладоши, но, заметив на себе яростные взгляды со стороны всех Палачей, застыла на месте. Джаспер Аселет схватил её за шею и притянул к себе, то ли пытаясь обнять, то ли задушить.

— Габриэль, пож…

— О-о-о, наш дорогой Рагиро научился вежливым словам! — с ухмылкой протянул Джаспер, свободной рукой убирая упавшую на лицо прядь странного тёмно-болотного оттенка. С волос у него безостановочно капала вода. — Невероятно! Господин, неужели у вас получилось?

— Говоришь, будто бы сомневался в силе нашего господина, Джаспер, — фыркнула Каприс, отпихивая от себя мужчину в два раза больше неё.

Кёртис Нивен чуть ли не демонстративно закатил глаза и широкими шагами преодолел разделявшая их с Рагиро и Габриэлем расстояние. Его прищуренные тёмные глаза так и излучали ненависть ко всему живому. Немного худощавый, но по силе не уступающий ни одному из Палачей, он, подобно Джасперу Аселету, положил ладонь на шею Рагиро. Скорее всего, там останутся синяки: от рук Габриэля и от рук Кёртиса.

— Правила ты знаешь, дорогой Рагиро, — пропел Габриэль. — Оставляю тебя на попечение своих верных… слуг, — он запнулся перед последним словом, пытаясь подобрать правильное, но решил не делать исключений. Палачи были его слугами. Не друзьями и не подопечными. Слугами. И они должны об этом помнить.

Рагиро рвано выдохнул, дёрнувшись в сторону от цепких рук Кёртиса. Кей где-то сзади застонал и пробормотал что-то неразборчивое, хватаясь ладонями за жидкие серо-коричневые спадающие на плечи волосы. Его впалые бесцветные глаза вылупились на обнаженную спину Рагиро и стали подробно изучать шрамы с неприкрытым любопытством. Каприс откровенно радовалась всему происходящему, пританцовывая.

Последний раз взглянув Рагиро в глаза, Габриэль исчез в белом дыму. Он не любил сам пачкать руки в отличие от Кёртиса Нивена и Джаспера Аселета.

— Давненько мы с тобой не общались, Рагиро, — Джаспер отпустил брыкающуюся, но довольную Каприс и оказался рядом с Кёртисом. — Мы соскучились. А ты?

Рагиро ничего не сказал в ответ, лишь прислонился щекой к холодному бетону стены и закрыл глаза.

Первый Путь Ада был не самым страшным его испытанием. Пережить его ещё раз не было проблемой.

Пережить все Шесть Путей ещё раз…

…казалось невозможным.