Дьявольский план

Глава 2

Утро следующего дня было чуть приветливей вчерашнего. Дождик перестал, небо немного просветлело, да и термометр, привинченный к оконной раме, показывал на три градуса выше, чем вчера. Я не могла не порадоваться такому незначительному, но все-таки ощутимому улучшению погоды.

Принимая душ, я несколько лишних минут понежилась под упругими струями горячей воды. В голове сами собой сложились вопросы, которые я намеревалась задать сегодня Корниенко. Я попробовала вчера набросать кое-что по этому поводу в блокноте, но, видит бог, делать предварительные пометки мне в тягость. Скажу без ложной скромности: я – дитя импровизации. Вот так, импровизируя под горячим душем, я мысленно приготовляла себя к грядущему интервью.

Акция протеста, к которой так убедительно и проникновенно призывал вчера Корниенко, действительно прошла перед зданием мэрии. В ней приняло участие не менее трех тысяч человек. Похоже, людей расшевелить все же удалось, и не последнюю роль в этом сыграло исчезновение Петрова. Конечно, акция была намечена задолго до этого происшествия и так и так состоялась бы, но случай с Петровым придал ей актуальную душераздирающую конкретику.

Перекусив на скорую руку бутербродами с сыром, я прошла в спальню, открыла шкаф и принялась перебирать его содержимое. Мой выбор пал на черный в тонкую белую полоску брючный костюм и строгую белую блузку.

Я сделала легкий дневной макияж, оделась и, прихватив с собой свой неизменный «Никон», вышла из квартиры. Я прямехонько отправилась в штаб «Родины», где меня должен был ждать Юрий Назарович.

Оставив машину на платной стоянке, без десяти десять я вошла в трехэтажное здание с темно-серым фасадом, что на улице Чапаева. Именно здесь и размещался штаб движения «Родина – это мы». Предъявив консьержке, сухопарой, ворчливой старушонке, свое удостоверение, я поднялась на второй этаж и что было сил толкнула высокую тяжелую дверь. Она с большой неохотой подалась, и я очутилась в неком подобии прихожей. Справа на обычной деревянной, выкрашенной лазурно-голубой краской двери висел плакат, напоминающий гражданам о неминуемости выборов в Думу и о готовности «Родины» не проиграть их. Я легонько постучала. Мой деликатный стук был неделикатно проигнорирован. Тогда я толкнула и эту даже не деревянную, а скорее фанерную дверь и вошла в большую, немного вытянутую комнату с так и эдак расставленными столами. На одном из столов, который как бы разделял комнату на два отсека, стояли два телефона, на ближнем к входной двери столе я увидела не самый слабый компьютер, за ним сидел русоволосый парень с хищным взором, трогательно пробивающейся бородкой под нижней губой и длинными волосами, забранными в хвост. У парня было волевое, сосредоточенное лицо, представлявшее причудливую, но столь дорогую сердцу любого россиянина смесь ювенальной восторженности на ясной, как сказочное утро, физиономии Алеши Поповича с орлино-гордой и победоносно-недоверчивой зрелостью на лике Ильи Муромца.

Напротив парня, на тумбочке, у одного из двух высоких и широких окон, благодаря которым сотрудники штаба могли долго не зажигать электричества, – такая светлынь несмотря на происки враждебной погоды стояла в помещении, – примостился новый «ЭЛ ДЖИ». Рядом с телевизором, как верный пес у ног хозяина, расположился видеомагнитофон. В комнате царила нормальная рабочая атмосфера, никакой суеты, только тихое жужжание голосов. Прямо по курсу, как говорится, сидела черноволосая, совершенно несимпатичная девица, которую я сочла секретаршей. На ней была бледно-кофейная блузка и черная жилетка. Мало того, что ее лицо не отличалось привлекательностью, растекшееся по нему выражение рождающейся в жутких муках мысли застыло на нем гигантским родимым пятном. Глубоко посаженные глазки – обильная тушь только подчеркивала их узость – были подернуты пленкой безрезультатной вдумчивости. Когда же она подняла их на меня, я подумала, что уже где-то видела этот взгляд – недоверчиво-острый, с оценивающе лукавым прищуром. Точно, мысленно сказала я себе, у Ильича и у комсомольских вожаков!

– Доброе утро, – улыбнулась я ей, – у меня назначена встреча с Юрием Назаровичем.

Я сделала шаг по направлению к этой партийной нимфе, которая пристально смотрела на меня. Но быстрота ее реакции оставляла желать лучшего.

– Обещал быть не позднее половины одиннадцатого, – бодро ответил за нее высокий, худощавый, длинноногий парень, внешность которого тоже по-своему была «замечательна».

Он отошел от стола, за которым разрешал какие-то проблемы с благообразным бородатым мужичком. Парню было не больше двадцати двух. Когда он повернулся ко мне в профиль, у меня появилось желание поймать его в объектив. Скошенный череп, узкий лоб, прямой, чуть вздернутый нос, пухловатые губы. Он повернулся анфас, и в его татаро-монголо-казахских глазах я увидела море амбиций и океан нарочитой серьезности.

На «друге степей» были темно-синие джинсы «Версаче», серый джемпер и черные замшевые туфли. Вот такой потомок Чингисхана.

– Марат, – обратилась к парню черноволосая девица, – сколько у нас листов вчера было забраковано?

– Двенадцать, по-моему… – небрежно ответил «друг степей». – Вы можете подождать Юрь Назарыча прямо здесь, – вяло улыбнулся он мне.

– Спасибо, но вообще-то я человек занятой, а мы с вашим шефом на десять договорились, – решила я показать этому молодчику свое "я".

Он только выпятил свои пухлые ярко-розовые губы и красноречиво пожал плечами, мол, ничего поделать не могу, у начальников свои высшие резоны.

Я вышла в прихожую, которую уже про себя окрестила предбанником. Набрала номер редакции и предупредила Кряжимского, что зависаю в штабе «Родины» и сколько это продлится, не знаю. Что делать? Помотаться по городу или зайти на Главпочтамт, посмотреть, какие новые лотки с книжной и журнальной продукцией там появились? Нет, ни то, ни другое… Ежели я – журналист, то почему бы мне не потрепаться с работниками штаба?

Я снова толкнула фанерную дверь и оказалась в той самой комнате, из которой минут пять назад вышла, горя негодованием и усердно подавляя его в себе.

– Я вообще-то фотокорреспондент еженедельника «Свидетель» Бойкрва Ольга, – как-то неловко представилась я, – у меня сегодня интервью с Юрием Назаровичем…

Озадаченные работники штаба непонимающе переглянулись.

– Давайте знакомиться, – с энтузиазмом беря ситуацию под свой контроль и глуша в себе ростки неуверенности, начала я:

– вы, – улыбчиво обратилась я к казаху, – Марат, а как вас зовут?

Я посмотрела на несимпатичную брюнетку, которая как-то затравленно, исподлобья пялилась на меня.

– Татьяна, – снова услышала я ее глуховатый голос.

– Очень приятно, – широко улыбнулась я, радуясь своему новому приколу – устроить импровизированную летучку с незнакомыми партийцами, – я ведь вчера свою подпись в поддержку Корниенко отдала, так что мы с вами в одной лодке.

Лица неоперившихся и вполне маститых функционеров просветлели, ну, точь-в-точь сегодняшнее небо. Только серьезный русоволосый парень по-прежнему не отрывал глаз от компьютера.

– Очень мило, – заскрипел бородатый мужичок, с отстраненным видом куривший у окна, – приятно, когда твое движение поддерживают журналисты, работники газет… Напер-ченов Владислав Леопольдович, начальник штаба, – с достоинством представился он. Я вежливо кивнула.

– Слышала, у вас несчастье случилось, – осторожно продолжила я, – но ваш шеф здорово вчера по телевизору выступал, уверена, его слова будут иметь широкий общественный резонанс, – польстила я Корниенко. – А как вообще обстановка?

– Наш рейтинг растет; вот представьте, чтобы партию зарегистрировали, нужно было собрать двести тысяч голосов по стране, а только у нас, в Тарасове, уже собрано более семи тысяч и это, уверяю вас, не предел, – авторитетно сказал Наперченов. – Думаю, последнее событие, я имею в виду Петрова, всколыхнет весь город. Сами понимаете, как мы, я конкретно, Марат, Татьяна, чувствуем себя. Сегодня Петров, а завтра… – он сделал грустное лицо и задумчиво посмотрел в окно, за которым творилась одна из самых захватывающих метаморфоз – солнце пробивалось сквозь курчавую тянучку сизых облаков и начинало золотить серые тротуары.

– Вам очень повезло с вашим лидером, – ободряюще улыбнулась я Марату, – только вот с пунктуальностью у него нелады, – с шутливой иронией добавила я.

– Если Юрь Назарыча нет, то, значит, он занят, – по-взрослому назидательно ответил мне не оценивший моего юмора Марат.

– Понимаю, понимаю, – дипломатично согласилась я.

– Вот, хотите почитать? Это наше партийное издание, – Марат взял с подоконника тонкую газетку и протянул мне, – «Молодой Тарасов».

– А почему «молодой»? – наивно спросила я.

Марат строго, а Наперченов насмешливо посмотрели на меня.

– Потому что наше движение молодое, – лукаво улыбнулся Наперченов, – две трети его сторонников – люди от двадцати до сорока. И потом, молодость – это всегда будущее, а так как мы будущее нашего города связываем с движением «Родина – это мы», то выходит, что название «Молодой Тарасов» как нельзя лучше отражает смелые, так сказать, устремления нашей партии расчистить это самое будущее от завалов прошлого и построить не тот иллюзорный коммунизм, который наши отцы строили, строили, да так и не построили, – пригладил он свои зачесанные назад жирные русые с рыжеватым оттенком волосы, – а просто обеспечить людям хорошую сытую жизнь в условиях демократического режима по типу, например, шведского. И партия наша социал-демократическая. А кому-то это очень не нравится, я даже скажу вам, кому, – нынешней нашей власти и Наганову.

– Оголтелый тип, – подтвердила я, – и, что самое главное, если, не дай бог, к власти придет, опять в этой стране начнется поножовщина, перераспределение собственности, экспроприация, национализация – пошло-поехало…

– Вот и я про то же, – Наперченов как страус вжал голову в плечи, а потом стремительно вытянул шею и выставил вперед свой квадратный подбородок, ослабляя одновременно рукой тугой узел светлого галстука, – поэтому мы и должны сплотить ряды, помешать этому ленинцу недобитому взять над нами верх. Вот и приходится нам иногда лукавить, строить работу свою таким образом, чтобы, например, в тех социальных слоях, где Чужкова любят, только о нем и говорить, а вот где народ уважительно к другому нашему российскому лидеру Ирмякову относится, вещать лишь о нем. Стратегия и тактика, ха-ха, – с глухим скрипом закоренелого курильщика рассмеялся Наперченов.

– Так вы считаете, что исчезновение Петрова Александра Петровича – результат происков со стороны нагановцев или нынешней администрации? – развернула я разговор лицом к интересующей меня теме.

– Ничего я не считаю, – довольно резко произнес Наперченов, – но предположить могу, что Александр Петрович пал от руки коммунистов или других наших политических конкурентов и соперников. Кто еще, по-вашему, может быть в этом заинтересован? – Он сурово насупил брови.

– А не может это быть личной историей? – осмелилась спросить я.

– Что-о?! – одновременно негодующе, насмешливо и пренебрежительно воскликнул Наперченов. – Вы имеете в виду семью Александра Петровича?!

– Семью, друзей, знакомых, приятельниц, – невозмутимо сказала я.

– Да вы отдаете себе отчет в том, что говорите? Если вы явились сюда, чтобы поливать грязью Ольгу Юрьевну, то… – задохнулся от сильного эмоционального шока Наперченов.

– Все журналисты одинаковы, им палец в рот не клади, – вмешался в разговор молчавший доселе лысоватый дядя в годах. Все это время он не отрывал глаз от газеты. Его круглое, как луна, гладкое, как у евнуха, лицо и высокий, как бы хихикающий голос оставляли тяжелое впечатление природной дефективности.

– А вот с вами мы так и не познакомились, – с язвительной иронией обратилась я к этому партийному кастрату. – Как вас зовут?

– Вадим Михайлович Чижиков, – кокетливо улыбнулся мне толстяк, напоминающий педераста на пенсии.

– Очень приятно, – выдавила я из себя.

– Вадим Михалыч – помощник Юрь Назарыча, – гордо пояснил Наперченов, – а вы, девушка, поосторожнее на поворотах, этак можно все и всех одним махом очернить…

– Что-что, а чернить наша пресса умеет, – ядовито хихикнул Чижиков, – из всего выгоду извлечь горазда и все на потребу широким массам… А ведь эти массы читают вас, слушают, вы для них – единственный источник, из которого они узнать могут, что в стране творится.

Чижиков назидательно покачал головой. Вот умора!

Я уже намеревалась послать ко всем чертям этого луноликого функционера, как дверь открылась и на пороге появился Алексей, мой вчерашний знакомый.

– Здравствуйте, – несмело поздоровался он с присутствующими, оторопев от того, что и я нахожусь здесь.

Он адресовал мне удивленный, немного растерянный взгляд, но спустя минуту, собравшись с мыслями, продефилировал мимо меня и подошел к столу, за которым куксилась секретарша.

– Марат, взгляни, – жеманно сказала Татьяна, вставая из-за стола, – а я чайник поставлю.

Боже, сутулая да коротконогая какая! Я смотрела на секретаршу и, кажется, постигала подлинный смысл ее присутствия здесь. Куда еще можно податься с такой заспанной физиономией и такими лилипутскими ногами? Передо мной был живой пример, подтверждающий положение Фрейда о том, что психика человека работает по компенсаторному принципу, и выводы его последователей, согласно которым принцип компенсаторности распространяется на всю человеческую жизнь.

Плоская как доска, но ширококостная сомнамбула подошла к столу, на котором лежали разнообразные кульки и стоял электрочайник в окружении бокалов из небьющегося стекла, и принялась хозяйничать.

– Так, Самаркин, – Марат деловито склонился над подписными листами, принесенными Алексеем, – а здесь даты выдачи паспорта нет. – Он серьезно и выжидательно посмотрел на Самаркина. – Забыл?

– Эх, черт, – почесал в затылке Алексей.

– И здесь тоже, – шуршал подписными листами Марат. – Придется еще раз к этим гражданам наведаться, а так молодец, сто пятьдесят человек обошел.

Самаркин забрал два забракованных листа и полюбопытствовал, нельзя ли получить деньги.

– Завтра после обеда, – равнодушно сказал Чижиков, рядом с которым на столе лежал плотно набитый кошелек-органайзер.

– Угу, – удрученно откликнулся Алексей и направился к выходу.

– Позвони мне часа через полтора на сотовый, – незаметно шепнула я ему, когда он поравнялся со мной, и сунула визитку в карман его куртки.

Он удивленно зыркнул на меня и вышел из комнаты.

– Неплохо работаем, Марат, а? – с довольной улыбкой купца, провернувшего крупную сделку с индийскими тканями или пряностями, сказал Наперченов.

– Стараемся, Владислав Леопольдович, разжевываем все. Иногда, правда, сборщики ошибки делают, но это уж… – Марат не договорил, потому что дверь стремительно распахнулась и в комнату широкими упругими шагами вошел Корниенко.

– Всем привет! – взревел он. – А, вы меня ждете? – бросил он на меня короткий острый взгляд. – Извините, дела задержали. Марат, проводи нашу очаровательную гостью в актовый зал, а мне еще пару звонков сделать надо.

Корниенко поднес к уху мобильник. На Юрии Назаровиче была джинсовая рубашка и коричневые брюки из крупного вельвета. Пока Марат искал какие-то бумаги, я в течение пары минут смотрела на Корниенко. Перехватив мой взгляд на лету, точно сокол – утку, он рассмеялся:

– Интервью без галстука у нас сегодня будет, согласны?

Я весело мотнула головой. У меня было ощущение, что с его приходом в штабе повеяло чем-то живым и настоящим, точно свежий морской ветер сдул паутину с лиц и сердец. Я вышла из комнаты вслед за ставшим еще более озабоченно-подобострастным Маратом и вскоре очутилась в актовом зале – огромной светлой комнате с трибуной и рядами красных кожаных кресел.

Через несколько минут появился Юрий Назарович.

– Ну что же вы стоите? – Он приобнял меня за плечи и проводил к столу. – Присаживайтесь.

Устроившись, я достала из сумочки диктофон и положила перед Корниенко, севшим напротив.

– Ну-с, – он нетерпеливо потер ладони, словно собрался выпить, – начнем?

Свет из окна падал сбоку на лицо Корниенко, выгодно подчеркивая его рельефность, и я не преминула сделать пару кадров. Он ничего не сказал, только весь подобрался и напрягся, будто фотографировался первый раз в жизни.

– Начнем, – согласилась я, – тем более что мне пришлось вас ждать.

– Был у самого, – сказал он в свое оправдание, – неожиданно вызвал.

– И о чем же был разговор? – Интервью начиналось немного не так, как я планировала, поэтому я и не люблю заранее готовиться.

– Это не для печати, – он показал на диктофон, – а вообще-то мы обсуждали предстоящие выборы. Федор Дмитриевич, честно говоря, не очень хочет, чтобы я прошел в Думу.

– Я знаю, что вы находитесь в оппозиции нынешнему правительству области, – сказала я, откинувшись на спинку стула. – Как это сказывается на вашей деятельности в качестве предпринимателя?

– Мне кажется, к моему бизнесу Яценков не имеет особых претензий, – Юрий Назарович развел руками. – Налоги мы платим вовремя, а это наполняет бюджет как местный, так и федеральный.

– Понятно. – Я достала сигарету и вопросительно посмотрела на Корниенко.

– Курите, курите, – милостиво разрешил он и встал, чтобы подать мне маленькую медную пепельницу, стоявшую на подоконнике.

Я поблагодарила его и задала следующий вопрос:

– Нашим читателям интересно, каков сейчас, накануне выборов, расклад сил? Есть ли у вас шансы победить?

– Я не сомневаюсь в своей победе, – уверенно ответил Корниенко, – поэтому-то мои соперники активизировались.

– Это серьезное обвинение, – ухватилась я за его мысль, – вы кого-то подозреваете конкретно?

– Ну, конкретно, конечно, нет, – он понял, что я поймала его, – но у меня нет других предположений. Петров был примерным семьянином, и я не могу себе представить, что он пал жертвой неразделенной любви, например, или каких-то махинаций в сфере бизнеса.

– Ваш основной конкурент на выборах – это лидер партии «Народная власть» Глеб Филимонович Саблин. Вы подозреваете его? – прямо спросила я.

– Во-первых, – выпрямился Корниенко, – Саблин не единственный мой конкурент, есть еще команда губернатора во главе с Федором Дмитриевичем и коммунисты, а во-вторых, у меня нет никаких фактов, чтобы разбрасываться обвинениями в адрес моих соперников. Мы ведем честную борьбу. Во всяком случае – я. – Но вы же только что сказали, что ваши соперники активизировались. Как прикажете вас понимать?

– Я не говорил, что в исчезновении моего помощника замешаны другие кандидаты, а сказал только, что они активизировали свою борьбу за депутатские кресла. Поэтому понимать меня нужно так и только так.

Вывернулся-таки, промелькнуло у меня в мозгу, формулировочка довольно размытая, но смысл ее вполне понятен: «Я не сказал этого, но это так и есть».

– Хорошо, с этим ясно. – Я затянулась и проверила, нормально ли функционирует диктофон. – А вы лично что-нибудь предприняли, чтобы попытаться разыскать Петрова, может быть, он жив и здоров?

– Это исключено, – Корниенко резанул воздух ладонью, – Александр Петрович непременно сообщил бы мне, если бы где-нибудь задержался… А насчет того, предпринимаю ли я какие-нибудь действия… Этим у нас занимаются профессионалы – наша доблестная милиция, и она сейчас прикладывает все усилия, чтобы как-то прояснить ситуацию.

– Вы не отказались бы от помощи других людей, если бы они изъявили желание принять участие в поисках Петрова? – Этим вопросом я расчищала плацдарм для своих дальнейших действий.

– Конечно, конечно, – закивал Юрий Назарович, – мы будем благодарны любому, кто предоставит нам необходимую информацию.

– Когда Петров уехал позавчера с работы?

– Я приехал в штаб сразу после совещания в офисе, это было примерно в половине седьмого, – начал вспоминать Корниенко. – Петров появился около семи. Мы обсудили, как идет сбор подписей, и он сразу уехал.

– Он ездил без шофера?

– Да, – снова кивнул Корниенко, – у нас все по-простому.

– И на какой машине ездил (почему-то чуть не сказала «товарищ») Петров?

– На «Волге», – произнес Юрий Назарович и тут же добавил:

– Но это была его личная машина.

– Он уехал один, – продолжала я интервью, плавно перетекшее в опрос свидетеля, – или с ним кто-нибудь был?

– Да, один.

– Вы знали, куда он собирался ехать?

– По всей видимости, домой, – неуверенно произнес Корниенко, – точно я не знаю.

– У вас и у ваших сотрудников есть охрана?

– У моего заместителя, например, есть, но он оплачивает ее из своих личных средств, а я до последнего времени считал это излишним, – ответил Корниенко, – но теперь, наверное, придется подумать об этом. Борьба впереди нешуточная. Власти предержащие просто так не расстаются со своими теплыми местами.

– Вы считаете, – снова зацепила я его, отвлекшись на время от опроса его как свидетеля, – что, заняв кресло в Думе, тоже получите тепленькое местечко?

– Вы думаете, что поймали меня? – добродушно усмехнулся он. – А вот и нет! Все дело в том, как относиться к месту в Думе. Если на выборы идти для того, чтобы обеспечить себе депутатскую неприкосновенность, то здесь вы правы, место это можно назвать не только тепленьким, но и довольно безопасным. Но я еще раз повторяю, – он говорил теперь громко, как с трибуны, – как коммерсант я вовремя плачу налоги и мне нечего скрывать от фискальных органов или скрываться самому. Моя задача как депутата сделать все возможное…

Минуты три он разглагольствовал о задачах своих и своей партии. Он говорил с воодушевлением, громко и четко произнося слова, и мне показалось, что он в это время и сам верил в то, что говорил. Может быть, я ошибалась.

– ..чтобы все жители нашей области и России достигли такого уровня благосостояния, какой имеют граждане развитых стран, например Америки и Швеции, – закончил он свою помпезную и убедительную речь со всеми присущими подобному демагогическому витийству хорошо отработанными приемами и партийными клише.

– Насчет Америки я поняла, – сказала я. – Союз, а потом и Россия всегда равнялись на нее, а вот насчет Швеции мне не совсем ясно. Может, поясните немного?

– Конечно, конечно, – бодро продолжил Корниенко: видно было, что он оседлал своего любимого конька. – В Швеции ведь, как вам, наверное, известно, – социализм. С человеческим лицом, между прочим. А наша партия социал-демократическая. Мы хотим, чтобы в нашей стране уровень жизни народа был таким же и даже еще выше, чем в Швеции, а в Швеции доход на душу населения один из самых высоких в мире, не считая Арабских Эмиратов и иже с ними, в которых на каждого младенца открыт нефтяной счет в банке.

Мне показалось, что Юрий Назарович может говорить на эту тему бесконечно, и я собиралась уже остановить его, но он вдруг закончил сам. И посмотрел на часы.

– Прошу меня извинить, – сказал он тоном человека, время которого расписано по минутам, – но у меня встреча с избирателями.

– Последний вопрос. Как в семье относятся к вашему решению идти во власть?

– С женой мы давно в разводе, сын живет с ней. Мы с ним часто видимся, и он одобряет мое решение.

Он снова взглянул на часы и поднялся.

– Если хотите присутствовать на моей встрече – милости прошу.

Меня совершенно не прельщало снова выслушивать красноречивые высказывания Корниенко, поэтому, сославшись на занятость (не ты один такой деловой), я спросила:

– Так вы не против, если «Свидетель» будет вести собственное журналистское расследование по факту исчезновения вашего помощника?

– Конечно, конечно, – закивал головой Корниенко, поднимаясь из-за стола, – буду только рад и окажу всяческое содействие.

– Тогда ловлю вас на слове, – я сунула в сумку диктофон и поспешила за Юрием Назаровичем. – Как насчет встречи с сотрудниками вашей фирмы?

– Это еще зачем? – Назарыч непонимающе обернулся в дверях.

– Мы, журналисты, – народ дотошный, – пояснила я, – собираем информацию по крупинкам где придется и как придется. А раз уж вы обещали свое содействие… Ведь Петров, насколько мне известно, работал на одном из ваших предприятий…

– Хорошо, приходите, – как-то без присущего ему энтузиазма ответил Юрий Назарович, – только предупреждаю, на работе нам нужно работать, а не лясы точить, так что покороче, если можно.

– Это можно, – сказала я ему вдогонку.

Значит, на работе вы, Юрий Назарович, делами занимаетесь, подумала я, а здесь нам, избирателям, мозги пудрите…