Глава 9

Я постучала, услышала «войдите» и открыла дверь. Францевич лежал на кровати.

– Иди сюда, – томно посмотрел он на меня своими затуманенными глазами и положил мобильник на тумбочку, – не бойся.

– Я и не боюсь, с чего ты взял, – я присела на стул около постели.

– Поцелуй меня, – сказал он сдавленно.

«Неужто волнуется? Как в первую брачную ночь?» – хихикнуло у меня внутри.

Тем не менее я наклонилась и исполнил! его просьбу, чувствуя, что мое сердце разрывается между ним и Алексеем. От этого мне стало как-то тоскливо.

– Неплохо повеселились, – невесело произнес он, после того как я прервала поцелуй.

– Прости, но я не буду с тобой спать, решила я расставить точки над "i". – Я тебе очень благодарна…

– За что? – недоумевающе посмотрел на меня Михаил.

– Ну, что привез меня сюда, – я провела рукой по его волосам.

Он поймал мою руку и поднес к губам.

– Я не нравлюсь тебе? – с горечью спросил он, когда я высвободила руку.

– Ну почему? – проникновенно посмотрела я на Францевича. – Просто…

– Просто что? – нетерпеливо спросил он.

Я и сама не знала, что хотела сказать, – мысли спутались, и потом мне хотелось спать (обычное следствие потребления алкоголя).

– Нам нужно лучше узнать друг друга, – нашлась, наконец, я.

– Чушь! – раздраженно выпалил Францевич. – Пойдем лучше еще выпьем.

Он поднялся с кровати и стал застегивать рубашку. В его жестах читались досада и разочарование. Я чувствовала себя прямо-таки преступницей.

– Пить я больше не хочу, – устало произнесла я.

– Значит, рядом посидишь.., или оставить тебя в номере?

– Нет, пойдем.

К нашему общему удивлению, пьяная компания предпочла утехам плоти чревоугодие. За столом сидели все те же веселые мужи, девиц не было. Францевич прямо разозлился.

– Не посидишь один, – недовольно пробурчал он.

Я видела неодобрительные взгляды, которые бросали участники вечеринки на моего спутника, мол, зачем эту папарацци приволок сюда? Францевич игнорировал их с олимпийским спокойствием. В нем вообще каким-то диковинным образом безучастность сочеталась со страстностью. Интересный тип, что ни говори. Он налил себе теперь уже водки и залпом выпил. Потом подошел к разомлевшему Саблину, который с тупым видом зажравшегося помещика сидел в обнимку с Чижиковым, что-то шепнул ему на ухо и снова занял свое место рядом со мной.

Компания, которая неожиданно как-то протрезвела (видно, секс сыграл свою роль), шутливо попеняла Францевичу за его одиночную «пьянку». Неунывающий Наперченов заливисто засмеялся и фамильярно хлопнул по спине Антонова.

В общем, зрелище было таким живописным, что я опять почувствовала искушение взяться за «Никон». Осторожно, не привлекая к себе внимания, я вынула его из сумки и принялась щелкать тем же «слепым» методом, что и пару часов назад. Только на этот раз мои действия не остались незамеченными.

– Чем это вы там занимаетесь?! – возопил Антипов, приподнимаясь со своего места. – Господа, это провокация, нас снимают!

Я быстренько сунула аппарат в сумку, стоящую у ног, но было уже поздно. Саблин, оторвавшись от Чижикова, бросил на меня грозный взгляд, вытянул вперед руку как на митинге, и заорал:

– Ну-ка, дай сюда свою игрушку.

– Не могу, – сказала я, подхватив сумку пятясь к двери, – она очень дорого стоит, а с вашими физиономиями ей вообще цены нет.

– Оля, – Оленич поставил на стол рюмку, – мы так не договаривались.

– Какого черта ты вообще припер ее сюда? – продолжал орать Саблин, только теперь на Францевича. – Максимыч, – Саблин принял на себя роль руководителя и посмотрел на Антипова, – забери у нее аппарат.

– Не волнуйтесь, Глеб Филимонович, – Антипов оттолкнул Наперченова и стал выбираться из-за стола, – никуда она не денется.

Я не стала дожидаться, пока Леонид Максимович доберется до меня, и бросилась вон, захлопнув за собой дверь.

– Держи! Лови! Охрана! – раздался позади меня нестройный хор полупьяных голосов.

Положим, охраны, кроме оленического мордоворота, я не заметила, а если она и была, то скорее всего отрывалась по полной программе где-то в другой комнате. Только бы наружная дверь была незапертой!

Добежав до вестибюля, где раздевалась, я схватила с вешалки плащ, надевать который у меня не было времени. Поэтому я просто сунула его под мышку и понеслась дальше. Спасительная дверь была уже близко, как вдруг прямо перед ней, отрезая мне путь, появился мордоворот Оленича. Видимо, шум, поднятый Саблиным, долетел до него, и он вылез проверить, в чем дело. Я развернулась и кинулась назад, но увидела в конце коридора Антипова, возглавлявшего погоню. Он притормозил, видя, что я в западне, и неторопливо пошел ко мне, расставив руки, мерзко улыбаясь и поблескивая стеклами очков. «Вот влипла-то!» – подумала я, останавливаясь и лихорадочно соображая, что делать.

Прямо рядом с собой я увидела окно, за которым было спасение. Конечно, меня бы не убили и, может быть, даже не тронули бы, но уж с «Никоном» мне бы точно пришлось распрощаться. Вцепившись в ручку окна, я повернула ее и с силой рванула створку на себя. Она подалась, и мне в лицо ударил сырой холодный воздух. Я кинула в окно плащ, сумку надела на плечо и перелезла через подоконник. До земли было метра два. Я оттолкнулась и прыгнула. Приземлившись, почувствовала небольшую боль в левой ступне, но тут же вскочила и, схватив плащ, кинулась бежать вдоль стоянки. Сзади были слышны крики Антипова: «Держи» и топот охранника, опередившего его.

Спасибо, мамочка, что уродила меня с такими длинными ногами! Я хоть и прихрамывала, но бежала так, что намного опередила грузного охранника. Только вот долго ли придется бежать? Я выскочила за освещенную территорию турбазы и уперлась в сплошную черноту. Не было видно даже на расстоянии вытянутой руки. Где же он? Я зажмурилась и, постояв немного с закрытыми глазами, снова открыла их. Это помогло, я начала различать стоящие по краям дороги тополя и, оглянувшись на приближающегося монстра, снова припустила вперед.

Яркий свет автомобильных фар осветил дорогу – со стороны турбазы двигалась машина. Я метнулась в сторону и спряталась за деревом. Машина, поравнявшись со мной, остановилась. Заметили? Я затаилась и старалась даже не дышать.

– Оля, – вдруг услышала я голос Самаркина, – ты где?

– Лешечка, миленький! – Я выбежала из-за дерева и бросилась к своей «Ладе», за рулем которой сидел Самаркин.

Я плюхнулась на сиденье, мотор взревел, машина рванула с места.

– Я уж думала, ты заснул, – сказала я, едва переводя дыхание.

– Обижаешь, – произнес Алексей, крутя баранку.

Я с благодарностью посмотрела на него, потом приподнялась и, обхватив его за шею, чмокнула в щеку. Навстречу нам по краям дороги неслись стволы деревьев, дождь перестал, и я, опустив голову на грудь, задремала.

* * *

Я проснулась дома и, открыв глаза, посмотрела на часы. Девять утра. Я лежала на кровати в одних трусиках, рядом на стуле аккуратно висела моя одежда. Накинув халат, я вышла в гостиную. Алексей спал на диване, накрывшись покрывалом. Его длинные волосы разметались по подушке.

– Привет, – он открыл глаза и улыбнулся, – как спала?

– Это ты меня раздел? – спросила я.

– А что, надо было уложить тебя прямо в костюме? – Он хитро посмотрел на меня. – Ты вчера полностью отключилась.

– Да, коньяк сделал свое дело, – кивнула я. – Во сколько мы приехали?

– Около трех.

– Ты всю ночь спал здесь? – Я подозрительно посмотрела на него.

– Да, – просто ответил он. – А где я должен был спать? Не мог же я оставить тебя одну после всего, что вчера произошло.

– Спасибо тебе, Лешечка, – я шагнула к нему, наклонилась и поцеловала в губы, которые ответили мне долгим поцелуем.

– Это за помощь? – спросил Алексей, когда я выпрямилась.

– Не только, – я улыбнулась ему и пошла в ванную.

– Да, всю ночь надрывался твой сотовый и домашний, – крикнул мне Самаркин, – я их отключил.

– Разберемся, – буркнула я себе под нос, вставая под горячие струи.

Приняв душ, я вышла из ванной с полотенцем на голове и, включив телефоны, пошла на кухню. Тут же зазвонил домашний аппарат.

– Алло, – сказала я, приложив трубку к уху.

– Наконец-то, – узнала я голос Михаила. – Ты что, телефон отключила?

– Что-нибудь случилось? – наивно спросила я, проигнорировав его вопрос.

– Не прикидывайся глупенькой девочкой, – Оленич был серьезен и, мне показалось, даже подавлен, – нам нужно поговорить. Почему ты не сказала мне, что руководишь «Свидетелем»?

– Хотела сохранить инкогнито, – усмехнулась я. – Ты о чем-то собирался поговорить? Говори, только предупреждаю, у меня мало времени.

– Это не телефонный разговор. Я к тебе приеду.

– Я уже ухожу, – соврала я, – так что говори по телефону, если хочешь.

– Ладно, – вздохнул он, – ты должна вернуть пленку, которую снимала вчера на базе, и тогда тебя никто не тронет и даже заплатят.

– И сколько же? – поинтересовалась я.

– Ты, я вижу, деловая дама, – сказал он, – значит, мы договоримся. Я думаю – двести тысяч…

– Ты меня удивляешь, Миша… – хмыкнула я.

– ..долларов, – глухо сказал Михаил.

– Я знаю, сколько стоит предвыборная кампания, Миша, – я села в кресло рядом с телефоном. – Если снимки появятся в прессе, а ты еще не знаешь, какие я кадры сделала в номерах, как минимум два наших кандидата пролетят мимо Думы, как фанера над Парижем… Собственно, тебе-то что волноваться, ты ведь в политических дрязгах не замешан?

– Считай, что я выступаю в качестве посредника.

Мне поручено предложить тебе триста, и это последняя цена. Это огромные деньги, Оля. Ты сможешь уехать отсюда и спокойно жить, где тебе понравится. И не думать больше о деньгах. Я гарантирую, что тебя никто не тронет.

– Вот как? Значит, ты гарантируешь? А кто мне компенсирует моральный ущерб за вчерашнее нападение в собственном подъезде? Думаешь, я не знаю, откуда ветер дует?

– Моральный ущерб мы тоже сможем возместить, – он говорил так сухо и по-деловому, как будто речь шла не о моем здоровье или моей жизни, а о чем-то вроде вложения капитала в недвижимость. – Скажем, еще двадцать тысяч?

– Ладно, Миша. У меня есть другое предложение. Вы оставляете свои грязные деньги у себя, а пленка останется у меня. Я не буду публиковать эти скабрезные снимки и не передам пленку никому другому. Но если со мной что-нибудь случится, Миша, фото появятся не только в тарасовских газетах, но и в московских тоже. Ты меня понял? Так и передай своим шефам. Пленка мне гарантирует безопасность.

– Ты очень рискуешь, Оля, – в его голосе проклюнулась человеческая теплота, – я не хочу, чтобы у тебя были неприятности.

– А у меня их не будет, если вы об этом не позаботитесь.

Все, у меня мало времени. И пусть больше не следят за мной.

– Я передам, прощай, – вздохнул Францевич и повесил трубку.

Я еще некоторое время сидела, держа трубку в руке, а Самаркин с восхищением глядел на меня.

– Круто ты с ними! – уважительно произнес он.

– Я, как и ты, не люблю, когда мне приказывают, – ответила я.

Нажав на рычаг, я набрала номер главного редактора еженедельника «Криминальный Тарасов» Шварца Юлия Моисеевича. Мы с ним были давно знакомы по работе и время от времени делились информацией. Мне было необходимо прояснить ситуацию с «ЮНК-Ойл», и я надеялась, что у Шварца в архиве найдутся сведения, которые помогут мне разобраться в этом.

Трубку взяла секретарша и, узнав, кто говорит, тут же соединила меня со своим шефом.

– Олечка, здравствуй, – обрадованно произнес Шварц своим прокуренным голосом, – совсем забыла старика.

Юлий Моисеевич в свои шестьдесят два мог дать фору некоторым сорокалетним, но частенько прикидывался этаким дедушкой.

– Я как раз собиралась к вам зайти, – сказала я. – Вы через часик будете на месте?

– Куда же я денусь? Конечно, заходи.

Пока я готовила на кухне завтрак, Алексей тоже отправился в ванную. Когда он вышел, у меня уже было все готово, и мы, быстренько перекусив, отправились в редакцию «Криминального Тарасова».

– Это со мной, – сказала я, показав глазами на Алексея знакомой вахтерше, и мы прошли к лифту.

В кабинете Шварца, обставленном допотопной мебелью, было накурено, и большая хрустальная пепельница, несмотря на то, что до обеда было еще далеко, уже наполовину была заполнена окурками.

Он поднялся нам навстречу, поправил свои жидкие седые волосы и внимательно оглядел Самаркина.

– Это Алексей Самаркин, – представила я своего приятеля.

– познакомьтесь.

Юлий Моисеевич.

– Ну-с, чем могу, так сказать, служить? – Шварц опустился в кресло и сунул в зубы новую сигарету.

– Меня интересует фирма «ЮНК-Ойл», – сказала я, закуривая, когда мы сели рядом на стулья, – дочерняя компания «ЮНК-Консалтинг».

– А-а, директора которой Александра Петровича Петрова убили недавно на своей даче?

– Я не знала, что его убили на даче, – сказала я.

– Ну, у меня свои каналы, – скромно ответил Шварц. – Ну-ка, говори, что ты об этом деле знаешь?

– Знаю, что у него была любовница, некая Дина Дашкевич, но не так давно она, кажется, стала оказывать знаки внимания его шефу.

– Корниенко? – Шварц уставился на меня своими карими глазами, в которых было что-то детское.

Я молча кивнула.

– Очень интересно, – сказал Шварц, затушил сигарету и тут же достал новую, – мне кажется, что про Дашкевич я где-то слышал. Да, да, да, Дина Дашкевич, – он держал незажженную сигарету во рту, – ну, конечно, мы же давали об этом заметку, правда, фамилию ее не упоминали.

Он щелкнул зажигалкой, но не прикурил, а держал ее в руке и вспоминал:

– Пару месяцев назад была небольшая драчка в ресторане «Русь»: молодой человек вступился за свою невесту, к которой пристал какой-то посетитель.

Шварц положил на стол зажигалку, вынул изо рта сигарету и подошел к стеллажам, на которых стояли разноцветные папки. Достал одну из них и положил на стол.

– У меня все по старинке, – произнес он и, открыв папку, начал листать подборку, беззвучно шевеля губами.

Наконец он нашел нужную бумагу и, вынув ее, стал читать заметку вслух:

– Третьего августа тысяча девятьсот девяносто девятого года в ресторане «Русь», защищая свою невесту Дину Аркадьевну Д., господин Петров… – он остановился и поднял на меня глаза, потом продолжил:

– ..господин Петров Валерий Александрович… Похоже, что это сын погибшего помощника, – вставил он, – Петров Валерий Александрович нанес телесные повреждения господину Шадрину… Ну, дальше неинтересно, – остановился Шварц и наконец закурил.

– Вот это номер, – произнесла я, – выходит, невеста сына была любовницей папаши? Вот тебе и примерный семьянин. Это про нее сказала Ольга Юрьевна, что эта женщина обладает такой властью над мужчинами… Да, она именно так и сказала: во множественном числе. Значит, она знала и про мужа.

– Ты что, и с Петровой уже успела пообщаться? – удивился Шварц.

– Да, но она тоже не терялась, а крутила роман с Теодором Георгиевичем.

– Это она сама тебе сказала?

– Нет, просто я увидела у нее на мизинчике колечко, которое принадлежало раньше жене Теодора Георгиевича. Только он мог ей его подарить. А это значит, что они – любовники и, вполне возможно, Супрун имеет непосредственное отношение к смерти Петрова. Супруну была на руку смерть Петрова, в результате этого он занял место Петрова в бизнесе и, может быть, претендовал на его место на супружеском ложе.

– Иногда я жалею, что ты не работаешь у меня в штате, – с улыбкой посмотрел на меня Шварц. – Так ты говоришь, тебя интересует «ЮНК-Ойл»? Что-то конкретное?

– Меня интересует продажа нефтепродуктов за границу.

– Эк куда тебя занесло, – лицо Шварца помрачнело. – Это очень серьезно, девочка. Ты даже сама себе не представляешь, насколько это серьезно.

– Ладно, Юлий Моисеевич, не томите, вы же знаете, я упрямая, как сто ослов. Все равно не испугаете.

Он кинул короткий взгляд на Самаркина.

– Это свой человек, Юлий Моисеевич, – успокоила я его.

– Ну хорошо, только…

– ..вы мне ничего не говорили, – закончила я за него.

– Не в этом дело, – он снова встал и снял с полки другую папку, – мне известна вся схема продажи нефтепродуктов, но нет ни одного документа, подтверждающего это. Я бы и сам давно вывел их на чистую воду, но… – он со вздохом опустился в свое кресло, – без документов не могу ничего опубликовать.

– Мне не нужны документы.

– Ты, может быть, знаешь, – закурив новую сигарету, начал Шварц, – что продажа нефтепродуктов за рубеж, согласно инструкции Государственной налоговой службы, не облагается налогом на добавленную стоимость, не берутся акцизные сборы и железнодорожный тариф, но эти льготы не распространяются на страны СНГ.

Так вот, «ЮНК-Ойл» приобретает в огромном количестве нефтепродукты якобы для их дальнейшей реализации за рубежом и продает их своим же компаниям, зарегистрированным в офшорных зонах. Далее оформляются липовые документы о том, что нефтепродукты отправляются для продажи в Румынию, Венгрию, Турцию транзитом через Белоруссию, Украину или Молдавию. В тот момент, когда нефть находится на территории, скажем, Украины, вдруг появляются бумаги, предписывающие переадресовать данный товар покупателю на Украине. Таким образом, участники этого мошенничества умудряются продавать нефтепродукты в страны СНГ, не платя практически никаких налогов. Соответственно, прибыль увеличивается на сумму украденного налога и оседает на западных счетах.

– Как вы это узнали? – не удержалась я от вопроса.

– У меня есть друзья на таможне, в органах, в администрации… – Шварц сделал неопределенный жест, – кое-где еще.

– И что же, в администрации об этом знают?

– В этом-то вся загвоздка.

– стукнул Шварц кулаком по столу. – Администрация знает и закрывает на это глаза, потому что Корниенко финансирует избирательную кампанию губернатора, а губернатор, в свою очередь, закрывает глаза на махинации Корниенко. Да и не так-то просто схватить его за руку – все операции проходят через дочернюю компанию «ЮНК-Ойл», где директором был Петров. Если, конечно, губернатор захочет, то найдутся и документы, и доказательства, но пока, видимо, ему выгодно такое положение дел.

– Юлий Моисеевич, я все поняла, – закричала я, – это Корниенко убил Петрова.

– Ты хочешь сказать, – Шварц внимательно посмотрел на меня, – что Юрий Назарович, грубо говоря, замел следы. Нет директора – не с кого и спрашивать?

– Вот именно, – поддержала я его, – ему нужно было обезопасить себя на время избирательной кампании. Ведь губернатор мог включить в действие все свои силы, если бы почувствовал, что у Корниенко есть шансы на победу. А так – все шито-крыто, да еще и рейтинг поднялся – не подкопаешься.

– Очень похоже на правду, – произнес Юлий Моисеевич, – если ты права, то остается только добыть доказательства виновности Корниенко в убийстве Петрова.

– Да, – протянула я, – начать и кончить.

– Ты, кажется, говорила, – встрял Самаркин, – что Корниенко в день исчезновения Петрова ушел из штаба только через час после своего помощника.

– Ну и что? – возразила я. – Мне кажется, что здесь не обошлось без той блондинки, на которую ты положил глаз в офисе Корниенко, – Дины Дашкевич.

– Ничего я не положил на эту Дашкевич, – обиделся Самаркин, – просто она так неожиданно появилась.

– Ладно, разберемся, – продолжила я, обратившись к Шварцу. – Скорее всего Дина по просьбе Корниенко, на которого она переключилась после Петрова, потому что Юрию Назаровичу в случае победы на выборах светила московская прописка, завлекла своего бывшего любовника на дачу, где подъехавший позже Корниенко его и застрелил.

– А как же они избавились от трупа? – снова вклинился Самаркин.

– Дальше могло быть так, – продолжил мое рассуждение Шварц. – Они погрузили труп в машину Юрия Назаровича, а Дина села за руль петровской «Волги». Они доехали до оврага, Дина вышла из «Волги», а Корниенко толкнул ее под уклон. «Волгу», конечно, а не Дину, – с хитрой улыбкой пояснил он, – потом они, чтобы еще больше запутать следы отъехали в другое место и там выбросили труп Петрова.

– Мне только кажется, – произнесла я, что Корниенко должен был убить и Дину она ведь очень опасный свидетель.

– Не забывай, Оля, – Шварц закурил очередную сигарету, – что Дашкевич, после того как пригласила Петрова на дачу, стала не просто свидетелем, а соучастником Корниенко. Ведь если бы все раскрылось и Юрий Назарович оказался бы за решеткой, она тоже не осталась бы на свободе. И хотя ей как соучастнице дали бы гораздо меньший срок, но согласись, сидеть в тюрьме на нарах или в московской квартире в престижном районе – две большие разницы.

– Да уж, не поспоришь. – Я тоже достала сигарету и закурила.

Некурящий Самаркин, задымляемый с двух сторон, брезгливо поводил носом.

– Надо сообщить в милицию, – сказал он, – а то Корниенко еще кого-нибудь замочит. Ведь наверняка это он подослал головорезов, которые вчера напали на тебя, когда почувствовал, что ты начинаешь приближаться к нему.

– Сообщить, – передразнила его я, – и что мы можем сказать в милиции?

– Ну, что Корниенко – убийца.

– Знаешь, как на тебя там посмотрят? – насмешливо спросила я. – А если представим себе, гипотетическую ситуацию, что Юрия Назаровича арестуют и вмешается Федор Дмитриевич, побоявшись, что Корниенко не будет молчать о финансировании его предвыборной кампании, то дело вообще спустят на тормозах.

– Ну и что же ты предлагаешь? – вопросил Самаркин.

– Нужно добыть неопровержимые доказательства его вины, а уж тогда передавать дело в органы, – заявила я.

– И как же ты собираешься добывать эти доказательства? – не без ехидства поинтересовался Алексей.

– Я поеду к Дашкевич и заставлю ее во всем признаться. Пусть она позвонит Корниенко и вынудит его встретиться с ней. Когда он приедет, она устроит истерику по поводу убийства Петрова, а я запишу их разговор на диктофон. Тогда уж Корниенко не отвертится.

– Я поеду с тобой, – заявил Самаркин.

– Нет, одна я скорее разговорю Дину, ты будешь только мешать.

– А если они сговорятся и убьют тебя, – заявил Алексей, – терять-то им нечего. Нет, одну я тебя не отпущу.

– Похоже, парень прав, – вставил Шварц, с одобрением глядя на Алексея.

– Ладно, – согласилась я, – только в разговор не вмешивайся.

– Я не из болтливых, – равнодушно пожал плечами Самаркин, но я видела, что он доволен поддержкой Юлия Моисеевича и тем, что настоял на своем.

Загрузка...