Дьявольский план

Глава 3

Дело сделано, сказала я себе, выходя из зала, где мы общались с Юрием Назаровичем, в так называемую приемную, имея в виду, что мне удалось получить от Корниенко «добро» на поиски Петрова.

Назарыч перед уходом давал последние наставления начальнику своего штаба. Марат крутился рядом, ища, чем бы угодить боссу. Вадим Михайлович отложил газету и поднялся, собираясь, кажется, удалиться вместе с Корниенко.

– Владислав Леопольдович, – громко произнес Корниенко, заметив, что я вышла в приемную, – вы бы нашей корреспондентке кофе предложили. А то подумают, что в «Родине» негостеприимные люди собрались.

– Это мы мигом, Юрий Назарыч, – откликнулся Наперченов, но не двинулся с места, а просто зыркнул глазами в сторону Татьяны.

Та, обдав меня холодным взглядом, принялась суетиться у стола, на котором были расставлены чашки.

– Собственно, мне… – попыталась я отказаться, но Корниенко почти силой усадил меня за стол.

– Может быть, с коньячком? Кофе с коньяком я себе позволяла и за рулем, потому что другие напитки (за исключением шампанского в малых дозах) просто бросали меня в сон. А мне предстояло еще работать сегодня.

Бросив всем жизнерадостное: «Общий привет», Юрий Назарович покинул свой штаб в сопровождении помощника. Марат, что-то шепнув на ухо Наперченову, тоже куда-то исчез, а сам Владислав Леопольдович подсел к столу составить мне компанию. Татьяна принесла печенье, вафли, большую коробку шоколадных конфет, выставила тарелку с крупным черным виноградом и початую бутылку дагестанского коньяка, налила кофе в разнокалиберные чашки и уселась за свой стол. Неплохо живут партийцы! Стоит подумать, может, мне тоже вступить в ряды «родинцев»?

Парень с хвостом как сидел, уставившись в свой компьютер, так и остался сидеть, никак не реагируя на происходящее в комнате. Я вспомнила, что мне его даже не представили. Ладно, успеется еще.

– Может, рюмочку? – Наперченов придвинул к чашкам с дымящимся кофе небольшие хрустальные стопочки с металлическим дном.

– Спасибо, я за рулем, – отказалась я, плеснув в чашку немного коньяку.

– А я в качестве лекарства, – Наперченов наполнил одну рюмку, – нервы, знаете ли.

– С такой работой и спиться недолго, – усмехнулась я.

– Знаете, как говорит Жванецкий? – отозвался на мою шутку Наперченов. – Спиртное в малых дозах полезно в любых количествах.

Он медленно опорожнил рюмку и, поставив ее на стол, долго чмокал губами.

– Владислав Леопольдович, – я отпила из чашки ароматную жидкость, – а вы мне еще вашего компьютерщика не представили.

– А-а, – обернулся к нему Наперченов, – это наш компьютерный гений – Аркаша Зинченко. Правда, Аркадий?

– Правда, – хмуро отозвался из-за машины гений, продолжая двигать «мышкой».

– Он не очень-то разговорчивый, – снова повернулся в мою сторону Владислав Леопольдович, – но работу знает отменно.

Я поставила чашку на стол и направила на гения объектив своего «Никона», после чего сделала снимки Наперченова и Татьяны. За работой, так сказать.

– Коньяк снимать не нужно, – Наперченов поспешил убрать бутылку со стола, – мало ли что могут подумать.

Пока мы с Владиславом Леопольдовичем непринужденно болтали за кофе, в штаб несколько раз заходили молодые и не очень люди, приносившие листы с подписями в поддержку Корниенко. Наперченов отсылал их к Татьяне, которая в связи с отсутствием «друга степей» взяла на себя его обязанности.

Звонок мобильника раздался, когда я уже почти опорожнила свою чашку, а Наперченов налил себе из-под стола еще рюмашечку коньяка, которую выпил с не меньшим удовольствием, чем первую.

– Алло, – прислонила я трубку к уху.

– Это… – узнала я нерешительный голос Самаркина. – Ты просила позвонить.

– Леша, ты где?

– Я из автомата у консерватории звоню.

– Отлично, Леша, – я представила себе его открытое лицо и широкий лоб, – если ты не занят, я сейчас подъеду, подожди меня там, хорошо?

– На сегодня я закончил, так что времени у меня – хоть отбавляй, – вздохнул Самаркин и повесил трубку.

– Господа, – сказала я, вставая, и, вспомнив про Татьяну, добавила:

– ..и дамы, прошу меня извинить, но должна откланяться, меня ждут спешные дела.

Поправив ярко-желтый ремень «Никона» на плече, я всем кивнула и направилась к выходу.

– Не забывайте к нам дорогу, – напутствовал меня на прощание Наперченов.

Ну и фамилия, подумала я, спускаясь по лестнице, даже во рту горько стало.

В хорошем расположении духа я села за руль своей «Лады» и направилась к консерватории. Впечатление, произведенное на меня каждым в отдельности и всеми вместе сотрудниками штаба «Родины», не было, надо сказать, однозначным. Я по-прежнему симпатизировала Корниенко. Наперченов – личность более одиозная, но живая и неординарная – тоже затеплил в моей душе звездочку умеренной симпатии, что же касается Чижикова, Марата и Татьяны, то, несмотря на неприязнь, которую они вызвали у меня, я все-таки полагала, что и они не лишены определенных положительных качеств, и если эти самые качества и остались мной не узнаны, все же не стоит подозревать в их отсутствии перечисленных штабистов.

Я еще издалека заметила желтую спортивную куртку Алексея. Припарковав машину, я скорым шагом пошла к консерватории. Игра солнечных лучей была недолгой, небо опять заволокли громоздкие ленивые тучи, и начал накрапывать противный мелкий дождик. Поднялся ветер, казалось, наступил вечер – так нахмурилось небо. Я подняла воротник своего короткого кожаного пальто и поспешила к навесу. Алексей тоже заметил меня. Я призывно помахала ему рукой, он выскочил из-под козырька консерватории и побежал ко мне. Он улыбался.

– Ну и погодка! – воскликнула я.

– А чего ждать от второй половины октября? – резонно заметил Алексей. – Может, кофе выпьем?

– И то правда, чем еще заниматься в такую погоду?

Мы поспешили в подвальчик, перед которым мелким жемчугом капель поблескивала вывеска: «Куры-гриль, манты, хинкали».

– Я, откровенно говоря, рад твоему приглашению… – начал было Алексей, когда мы влетели в помещение и ринулись к гардеробу.

– А я тебя, собственно, никуда не приглашала, – пошутила я, но увидев, как опечалился мой спутник, поспешила добавить:

– Приглашала, конечно, иначе зачем подсовывала свою визитку.

Лицо Алексея как по мановению волшебной палочки просветлело, рот разъехался в наивной улыбке.

– Давай-ка лучше не кофе возьмем, а чего-нибудь посущественней. Если уж мы попали в этот гриль-бар, так давай отведаем изделия местных поваров, – весело сказала я.

Лицо моего нового друга вновь посерело и вытянулось. В глазах проступило растерянное выражение.

– Насчет денег не волнуйся, – ободряюще улыбнулась я, удивляясь про себя тому, с какой быстротой и непосредственностью лицо Алексея выдает его мысли и реагирует на внешнюю ситуацию.

– Нет, я так не могу, что я, альфонс, что ли? – заартачился он, останавливаясь посреди зала. – Давай вот как сделаем. – Его лицо немного просветлело. – Раз уж у меня нет наличности, чтобы купить курицу, я возьму себе кофе, а ты себе – гриль.

– Эврика! – рассмеялась я. – Вставай в очередь и обеспечь, пожалуйста, нас обоих нормальным ланчем, – я сунула ему в руку две сотни.

– Ты че! – ошарашенно посмотрел на меня Алексей. – С ума сошла?!

– Кроме курицы, возьми также чего-нибудь на десерт, соку, фруктов, – окончательно добила я моего незадачливого друга.

– Ну ты даешь! – с восхищением и оторопью воскликнул Самаркин. – С тобой не соскучишься.

– Устами младенца глаголет истина, – шутливым тоном сказала я и, заприметив свободный столик в уютном уголочке, двинулась в глубину зала.

Наша смешная перепалка не осталась незамеченной собравшейся в подвальчике публикой. Когда я шла вдоль рядов деревянных столов и лавок, то ловила на себе заинтересованные взгляды мужской половины и высокомерно-насмешливые – женской. Что поделаешь, если женщины в нашей стране в любой себе подобной видят свою соперницу? А уж если представители сильного пола начнут поедать вас воспаленными взорами – тут уж держись! Нимфы превращаются в злобных фурий.

Это хорошо известно любой дамочке, обладающей не только красивой внешностью, стройной фигурой, но еще и некой изюминкой, до которой так охочи мужики.

Я уселась за стол, демонстративно закинула ногу на ногу и, пользуясь вынужденным простоем, так сказать, вернулась мыслями к Корниенко и его штабу.

Я не могла понять, почему среди конкурентов и врагов движения не называлась партия «Народная власть».

Вернее, называлась, но как-то вскользь, неакцентированно-стыдливо. Я знала, что «Народная власть», несмотря на такое ничего не значащее, можно сказать, размытое и банальное название, отличалась радикально-демократическими устремлениями, защищала и отстаивала ярко выраженные правые взгляды, а потому была партией интеллигенции и вообще всех высокообразованных людей. Знала я также и то, что во главе избирательного штаба «Народной власти» стоит отец моей приятельницы Супрун Евгении, с которой я познакомилась в агентстве по недвижимости, когда получила, наконец, возможность купить себе квартиру.

Супрун Теодор Георгиевич, будучи довольно крупным бизнесменом, отличался завидной широтой взглядов, образованностью, обходительностью и так-том. Был у него, правда, один грешок, в котором, возможно, был повинен его пылкий темперамент и склонность почудить на романтический лад – он был чертовски уязвим для хорошеньких женщин. Но даже если таковых и не оказывалось радом и приходилось довольствоваться сомнамбулами вроде встреченной мной в штабе «Родины» секретарши, то ему на выручку приходило его буйное, сексуально ориентированное воображение. Он выпивал, как шутливо рассказывала о нем Женька, сто, потом двести, потом еще двести граммов спиртного и без труда представлял себе, что перед ним не тупая дремучая каракатица или сыплющий физическими формулами или духовными выкладками синий чулок, а очаровательная в своей мнимой небрежности и капризах красавица. Как говорится, не бывает некрасивых женщин, а бывает «мало выпил». Или еще лучше сказал Фоменко по «Русскому радио»: «Не бывает страшных женщин, бывают трусливые мужчины».

С женой Теодор Георгиевич вот уже семь лет как разошелся, сочтя семейный быт, причем хорошо организованный, непреодолимым препятствием для скаковой лошади, коей и была поначалу его любовь к Веронике Сергеевне – матери Женьки. Холостяцкая жизнь вполне удовлетворяла Женькиного папашу, позволяя ему не зацикливаться на какой-нибудь одной дамочке, а иметь их в изобилии, причем по несколько одновременно. Ну разве не чудо: не успеет один роман кончиться, как ему на смену уже спешит другой, сплошная свежесть, как шутила Женька, которая была отменной хохотушкой – унаследовала это благое и ценное качество от отца родимого. Я долгое время не могла понять, зачем Теодору Георгиевичу понадобилось встревать в политику, ведь то волшебно-романтическое и стойкое весеннее настроение, в котором он шествовал по жизни, казалось, должно было с лихвой вознаграждать его жизнерадостную душу и за возможные промахи в бизнесе, и за тягостные минуты неизбежно тоскливых воспоминаний.

Потом решила, что дела коммерческие требуют от Супруна участия в «Народной власти» – ведь он как никто другой должен был быть заинтересован в глубинных экономических преобразованиях и прежде всего в отмене таких чудовищных налогов, благодаря которым наше производство стоит, а реки и озера день ото дня все более отвечают экологическим нормам.

Да, есть и свои прелести в «застое».

Интересно было бы посмотреть на Теодора Георгиевича и очно, как говорится, убедиться, что его каштановые волосы по-прежнему излучают здоровый блеск и силу, словно только что вымытые «Пантином-про-ви», в зелено-карих глазах с восхитительной хитринкой буйствует «половодье чувств», а в крови поет «неутраченная свежесть», но это пока не входило в мои планы.

– А вот и наша курочка-ряба, – повеселел Алексей.

Он выгрузил на стол содержимое большого пластикового подноса: две тарелки с половинками курицы, пиалки с томатно-чесночным соусом, салат, пару апельсинов, чашки с кофе, тарелку с хлебом и гроздь бананов.

– Отлично, – удовлетворенно сказала я, принимаясь за еду.

– О, – обрадованно воскликнул Алексей, – а курица-то хорошая, не тренированная…

– Как-а-ая? – с недоумением взглянула я на него.

– Ты не представляешь, купили мы как-то раз с моей девушкой в Крытом огромную-преогромную курицу у пожилой сельчанки. Купили по подозрительно невысокой цене. Обрадовались: какие-де мы хитрые и рачительные! Запекли в духовке.., и не смогли толком съесть. Курица оказалась такой же пожилой, как та тетка, что нам ее продала. Да мало того – старой, так еще и мускулистой. Мы потом долго смеялись: наверняка эта бабка курицу по горам гоняла, мыщцы ей наращивала.., ха-ха! – засмеялся с набитым ртом Алексей.

– А где сейчас твоя девушка? – заинтересовалась я.

Лицо Алексея потемнело.

– А нигде, – с вызывающей беззаботностью хмыкнул он, – была и кончилась!

– То есть?

– Расстались мы, вот и все, – отрезал Самаркин.

– Из-за чего, если не секрет? – Я с сочувствием посмотрела на него.

– Тебе это что, для работы надо? – смерил меня недоверчивым взглядом Алексей.

– Интересно… – я перестала жевать и уставилась на него.

– Интересно за углом, – грубо отозвался Самаркин, макая белое мясо в красный соус.

– Ну зачем ты так? Просто скажи, что не хочешь об этом говорить, я клещами тянуть из тебя не стану, – с обидой в голосе попеняла ему я на его неделикатность, хотя как раз себя и чувствовала сейчас неделикатной. Самокритика?

– Не такого я происхождения для ее семейки оказался, понятно? Папаша у нее крутой дядя, мамаша тоже не бедная, да еще чванливая такая! Хотя они и развелись… А Женька веселая, но задавала страшная! Она мне прямо сказала: на что мы будем жить, если поженимся, а если ты жениться не собираешься, то зачем тогда встречаться, у меня есть с кем и в бар, и на дискотеку сходить, я думала, что с тобой у меня что-нибудь серьезное получится, а так…

– Ну а ты, что ты?

– А что – я? И так и эдак – все впустую. Потом осерчал, разорался: ежели ты знала, что у меня ни кола, ни двора, так чего ж ты со мной любовь крутила?! А Женька: ошиблась, что мне и ошибиться нельзя? Она крутая, эта Женька, – в агентстве по недвижимости работает, там вокруг нее такие мужики вьются – красивая, да и партия завидная! Папашу что ни день по телеку показывают: Теодор Георгиевич, – пародируя подобострастное сюсюканье ведущих телепередач, принялся картавить, ломать язык и пищать Самаркин, – что вы об этом думаете, а об этом?

Он отчаянно гримасничал, словно старался развеселить меня и по ходу освободиться от кипящей в нем горечи и обиды, но мне было не смешно. Я опять почувствовала себя в кольце причудливого совпадения: ну посудите сами, у меня назначено интервью с Корниенко, тут пропадает его помощник Петров, я начинаю подумывать, а почему бы не принять деятельное участие в расследовании этого таинственного исчезновения, потом ко мне за подписью в поддержку Корниенко приходит Самаркин, сегодня я решаю навестить отца Женьки, а оказывается, что моя приятельница была девушкой Алексея…

Мне было не смешно еще и потому, что мог полететь к чертям собачьим мой план, над осуществлением которого я теперь ломала голову.

– А ты знаком лично с родителями твоей девушки? – решила я сделать необходимую прикидку.

– Бывшей девушки, – подчеркнул Алексей, – бывшей. Нет, не знаком, а что? – насторожился он.

– Хорошо, – я рассеянно посмотрела на него.

– Что здесь хорошего? – удивленно поднял он на меня свои малахитовые очи.

– А то, что у меня к тебе одно деловое предложение имеется, – с загадочной улыбкой произнесла я, вытирая рот салфеткой.

– Какое?

– заинтересовался Алексей. В его глазах вспыхнул лукавый огонек.

– Ты знаешь, где находится штаб «Народной власти»?

– Ну? – нетерпеливо воскликнул он.

– Не хочешь ли ты, Алексей Самаркин, – притворившись до безобразия серьезной, напыщенно произнесла я, – стать оппортунистом?

– Я тебя не совсем понимаю, – недовольно посмотрел на меня Алексей, словно обижался на мою придурковатую манеру речи.

– Не хочешь ли ты пособирать подписи во славу Саблима Глеба Филимоновича? – к полной неожиданности Самаркина сказала я.

– Что-о? – Он отвесил челюсть и ошалело завращал глазами.

– Ты ведь, наверное, знаешь, что папаша твоей бывшей, – сделала я упор на слове «бывшей», – девушки и моей неплохой приятельницы – руководитель избирательного штаба «Народной власти»?

– Приятельницы?!

– Вот именно.

Прочь сантименты, мне нужна твоя помощь, сечешь?

– Собирать подписи? – нервно рассмеялся Алексей. – Ты в своем уме? Я ведь член «Родины», а ты мне предлагаешь…

– Сменить ориентацию, – притворившись невозмутимой, сказала я. – Я же тебе объяснила, что я от тебя хочу.

– В качестве платы за сытный обед? – взъерепенился Самаркин.

– Плачу тебе десять рублей за каждую подпись, не считая того, что заплатит тебе «Народная власть», – я с аппетитом ела банан.

– Ты точно ненормальная… – вытаращил глаза Самаркин.

– А тебе что, больше с нормальными нравится общаться? – задиристо спросила я.

– Но ведь… – вконец растерялся Алексей.

– Я знаю, сейчас у всех партий запарка с этими подписями. Пойми, я не предлагаю тебе выйти из «Родины» и вступить в «Народную власть». В ее штабе от тебя никто этого и не потребует, им сейчас не до того, да ты и сам прекрасно знаешь, какая в штабах обстановка, – доверительно сказала я. – Если кто заикнется о твоем будущем вступлении в партию, заверишь товарища, что непременно вступишь и будешь примерным партийцем, понял?

– Но это же вранье! – с негодованием воскликнул Алексей.

– Деньги просто так не достаются, – с назидательным цинизмом заметила я, – и потом, запомни, пока ты живешь в этой стране, так или иначе, но врать тебе придется, чтобы элементарно выжить. – Я в упор посмотрела на Самаркина. – Ты же в «Родину» деньги пришел зарабатывать? – с инквизиторской интонацией произнесла я.

– Одно другому – рознь, – продолжал упираться Самаркин.

– Но я еще не сказала тебе о настоящей цели оного сбора подписей. – Я выдержала артистическую паузу, прежде чем окончательно сломить волю Алексея или скорее волевым нажимом избавить его от глупых предрассудков. – А цель-то эта ой какая благородная… – Я лукаво заглянула в его расширенные от возбуждения глаза. – Расследовать исчезновение одного честного и преданного делу «Родины» человека…

– Петрова?

– Ты проницателен, мой юный друг, – подмигнула я ему, – так что можешь считать себя верным своему членскому билету, несмотря на сбор подписей в поддержку конкурентов своей партии, утешает?

– Или ты действительно так думаешь и преследуешь именно эту цель, или ты очень хитрая…

– Добро должно с кулаками быть, – с философским размахом произнесла я, закончив трапезу кофе.

– А ты сама не хочешь в этом поучаствовать?

Хочу и буду, но только в случае, если не нарвусь на Теодора Георгиевича. Мне нужно соблюсти инкогнито, а то все провалится, понимаешь?

– Понимаешь, – лукаво улыбнулся Алексей.

– Назначаю тебя своим помощником, – с комической торжественностью объявила я.

– Словно ты – Робинзон, а я – Пятница? – весело подхватил Самаркин.

– Вот именно. А наш необитаемый остров – это царство истины, которую нам предстоит добыть или отвоевать у океана грязных махинаций и коварных обстоятельств.

– И лживых, корыстолюбивых людишек, – добавил Алексей, подавая мне руку, которую я пожала, как пишут иной раз в газетах, с чувством глубокой признательности.