Дзен в большом городе

Глава пятнадцатая

Мне снилось, будто я стою на шатком деревенском мосту. Доски прогнили, сквозь множество дыр виднелась черная маслянистая вода омута.

Медленно всплыл утопленник, и, протягивая мне желтую кувшинку, прошептал сгнившими губами: «Поцелуй меня, Магдалина…».

В ужасе отшатнувшись, я наткнулась на Святошу.

«Я говорила, что я тебе отомщу?», — гадко захихикала она. Я вскидывала руки, пыталась колдовать, но губы мои не могли пошевелиться.

«Вот твой жених, вот твой муж! Живи навек с уродом!» — злобно крикнула она и столкнула меня с моста.

Камнем я полетела вниз, и мертвые руки подхватили меня. Застенчиво улыбаясь, утопленник воткнул кувшинку мне за вырез блузки.

«Будьте счастливы!», — хохотала сверху Святоша.

Я вздрогнула от ужаса и проснулась.

Тихо тикали часы, еле слышно шумел кондиционер. Дэн спал рядом, по-хозяйски обняв меня во сне рукой.

Вспомнилось, как утром, когда мы ехали с кладбища, он мне сказал непререкаемым тоном:

«На этой неделе подаем заявление в ЗАГС».

«Яволь, май фюрер», — устало улыбнулась я ему.

Неужели из-за этих брачных планов мне и приснился такой сон?

«Нет. Из-за Лоры», — подсказал внутренний голос.

Точно. Всю дорогу до дома меня мучило то, что она как-то очень тихо слиняла с погоста, не дожидаясь прощальных слов. На обратном пути мы заехали к ней домой — ее явно там не было. Голодная собака хмуро сидела на цепи, и Дэну пришлось пожертвовать ей пачку чипсов, завалявшихся в его бардачке. Недоенная корова тревожно мычала в хлеву, но тут я уже ничем не могла помочь. Только забежала к соседке и попросила приглядеть за скотиной, пока Лора не явится.

А когда я уже засыпала дома, в теплой постельке, я осознала, какая я идиотка. Если бы я была поумнее — я бы давно уже поняла, что Лора тут замешана по самые уши.

Первый звоночек был, когда Вера сказала мне, что Святоша видела, как я пьянствую и курю сигареты. Я тогда возмутилась ее вранью, ибо подобное для меня — совершенный нонсенс! И не связало то, что не так давно я действительно сидела на лавочке Женькиного подъезда и кутила, пытаясь заглушить в себе чувство вины и тревоги. Это был единственный раз, когда Святоша могла меня действительно видеть, и если бы я задалась вопросом, что она там делала среди ночи — не исключено, я бы нашла связь между ней и Нинкой.

Второй же случай и вовсе не делает мне чести. Что мне сказала Святоша, когда принесла крестик? Наплела, что идет из Знаменского собора. А за полчаса до того я разговаривала с Верой, и она сказала, что Святоша только от нее ушла. Да никогда она не успела бы за это время посетить и собор, и ко мне успеть. Она мне наврала, святая Святоша, самая сильная ведьма города — мне наврала! Видимо, начав грешить, не смогла остановиться, ну а если б и были у нее причины так меня путать, то все равно звонок был оч-чень подозрительным. И как я могла за полчаса забыть то, что мне Вера говорила — не понимаю.

Очень осторожно, стараясь не разбудить Дэна, я перелезла через него, сунула ноги в тапочки и вышла на лоджию.

Снова занимался рассвет. Сизое октябрьское небо прорезали нездорово-розовые пласты. Посмотрела на часы — уже шесть. Проспали мы почти сутки.

Ну что же… Жизнь продолжается. Лору я найду потом, а пока я отправилась вниз, варить кофе и поджаривать тосты.

Когда я вошла на кухню, сердце от ужаса замерло — настолько меня напугала какая-то фигура, сидящая у окна. Трясущимися руками я нащупала на стене выключатель, вспыхнул свет, и я увидела… Женьку!

— Что ты тут делаешь?! — гневно прошипела я. — Черт, как же ты меня напугал!

— Просто сижу, — безразлично сказал он.

«Нервы совсем ни к черту», — подумала я и принялась варить кофе.

— Ну, как жизнь в теле? — миролюбиво спросила я.

Он промолчал, странно улыбаясь.

— Я вопрос задала, — спокойно указала я ему.

Он, не говоря ни слова, провел рукой сквозь стол. Я видела, как массивная дубовая столешница никак не отреагировала на его прикосновение, пропустив плоть сквозь себя, словно ее и не было.

— Приплыли, — я так и села. — Совсем ничего не изменилось, что ли?

— Нет, — покачал он головой. — Так что извини, но придется мне у тебя еще немного поквартировать.

— Так, — я потерла виски пальцами и задумалась. — Значит, смерть Нинки ничего не изменила. Примем это к сведению. Но способ спасти тебя должен быть, точно должен быть. Она же сама велела тебе прожить за нее и за себя! Значит, знала, что можно это снять!

Он молчал, все так же тихо улыбаясь.

— У тебя какой день? — внезапно спросила я, пораженная пришедшей в голову мыслью.

— Девятый, — смущенно признался он.

— Последний? — неверяще посмотрела я на него.

— Да. Все нормально, Магдалина. Ты не беспокойся.

— А кто будет беспокоиться? — зашипела я на него. Ты, что ли? Тебе-то все пофигу, сидишь и улыбаешься!

— А толку? Всё идёт, как должно идти. Колесо сансары вращается и ни тебе, ни мне этому не помешать.

— Иди ты, — хмуро отреагировала я на его сентенцию.

Послышались шаги, а кухню вошел Дэн.

— Как ты, радость моя? — сонно улыбаясь, спросил он.

Я, немного поколебавшись, все же призналась:

— Тут Женька.

Прошлым утром, пока мы ехали домой, я ему все — все рассказала, без утайки. Он хмурился, качал головой и бормотал: «Какого черта ты молчала, дурочка?».

Сейчас он осмотрел кухню, Женьку не увидел и озадаченно спросил:

— Он что, все еще не в теле?

— Увы, — печально покачала я головой.

— Но ты же говорила, что после смерти Нинки у него все будет в порядке!

— Я ошибалась. Так что сейчас сижу и думаю, за что хвататься. То ли Библию Ведьмы пойти почитать, то ли в больницу бежать, на тело посмотреть.

— Погадай, — посоветовал Дэн.

— Точно! Что-то у меня совсем ум за разум зашел!

И я тут же, отставив чашку с кофе, достала из кармана халата походную колоду карт и принялась за расклад. Женька перебрался за соседний стул и внимательно следил, как мои руки ловко выкладывают карты.

— Так, — бормотала я, принявшись за чтение расклада. — Молодая да пожилая дамы, желающие смерти клиента, с этим все понятно, смерть для молодой дамы, неудача для второй, а это что еще такое?

Я всмотрелась в карты, и наконец подняла глаза на Женьку:

— Что тебе Нинка дарила?

— Ничего, — тут же открестился он.

— Думай! — велела я и ткнула в расклад: — Через подарок ее смерть к тебе пришла!

Он нахмурился, помолчал, и наконец сказала:

— Нет, Магдалина. Точно она мне ничего не дарила. На дни рождения и Новый Год я ее не приглашал, а если б просто так она ко мне подошла и что-то подарила — неужто б я не запомнил?

Я задумалась, потерла виски, кинула еще несколько уточняющих карт и растерялась:

— Говорят, она тебе этот подарок уже после смерти сделала. Погоди… А это не тогда ли она тебе его принесла, когда я пол у вас ночью мыла?! Ну-ка, вспоминай, ты что-то необычное в своей комнате нашел, когда ушел медитировать?

Дэн, до этого молча слушавший наш разговор, который для него походил на бред сумасшедшего сам с собой, на этой реплике аж кофе подавился:

— Ты ночами моешь полы?! Я не ослышался?!

— Неа, это обряд такой на богатство, надо обязательно отмыв пола сделать, — улыбнулась я ему.

— Ну хоть так, — буркнул он. — А то я уж думал — ты у меня совсем докатилась.

— Кольцо, — потрясенно прошептал Женька.

— Какое кольцо? — резко повернулась я к нему.

— На столе лежало золотое кольцо. Не знаю почему, я но я его одел и как-то тут же забыл про него. Сел медитировать, а дальше ты знаешь.

— А Нинка ведь как раз перед смертью покупала в ювелирном салоне два каких-то предмета, и была там бирка от кольца…, — медленно прошептала я. — Дэн!

— Да, радость моя?

— Ты не припомнишь, Нинка носила кольцо?!

— Ну откуда я могу это знать? Не заметил, покачал он головой.

— А ты? — обернулась я к Женьке.

Тот только развел руками.

Схватив телефон, я набрала номер Тау.

— Что опять? — хмуро спросил он вместо приветствия.

— Скажи, у Нины на пальце было какое-нибудь кольцо? — выпалила я.

Он помолчал, после чего очень вежливо ответил:

— Да, Магдалина. У Нины на безымянном пальце правой руки было обручальное кольцо.

И он, не прощаясь, отключился.

— Собирайтесь, поедем в больницу, — устало сказала я парням.

Тау было очень жалко.

Дэн, ни слова не говоря встал и пошел одеваться. И я вслед за ним поднялась в спальню, натянула джинсы, свитер, с сомнением посмотрела на растрепавшуюся косу и наконец решила — и так сойдет.

Но расческу я захватила, так что по дороге я переплетала косу и думала о том, что неужто сейчас закончатся все наши беды. Как-то не верилось, что все так просто.

Медсестры в больнице, как на грех, оказались те же самые, как и в последний визит. Увидев меня, они чуть не перекрестились.

— Не пущу! — веско сказала пожилая медсестра с темными усиками над губой. — В прошлый раз после ваших поцелуев вся палата на ушах стояла!

Дэн внима-ательно посмотрел на меня, я потупилась и принялась ковырять носком пол.

— И время неприемное, — поддакнула молоденькая.

— Дамы, можно вас на минутку? — Очаровательно улыбнулся им Дэн, подошел, минут через десять вернулся и сухо сказал мне: — Идем.

По пути он словно невзначай спросил:

— Это о каких таких поцелуях говорила медсестра?

— Тебе сейчас будет стыдно, — хмыкнула я. — Что, думаешь я и правда кого-то по своей воле целовала, забыв о тебе?

Он неопределенно хмыкнул.

— Мы пришли к Женьке с Алексом, а на него покойница напала, вошла в него, и мне пришлось его поцеловать, чтобы вернуть его душу. Этот метод называется метод мертвой царевны.

— Отлично объяснение, — ядовито сказал он. — Когда однажды ты меня с кем-нибудь застукаешь, я тоже скажу, что жизнь спасал!

— Дэн, ну не вредничай, — улыбнулась я. — Ведь если бы Алекс не был в курсе, что так можно вернуть душу, ты бы не смог меня на кладбище спасти. И все, похоронили бы меня с утреца.

Он промолчал, лишь рука его крепче сжала мою ладонь.

В Женькиной палате мы увидели его мать. Она, сама бледная и очень нездоровая на вид, сидела около постели сына и гладила его по голове.

— Ирина Сергеевна! Вам уже лучше? — радостно вскрикнула я.

— Здравствуйте, Магдалина, — скупо улыбнулась она. — Оклёмываюсь потихоньку.

— Как Женька? — участливо спросила я.

— Да так же, — пожала она плечами. — Лежит, не шелохнется.

— Разрешите? — я подошла к безжизненному телу и вытащила правую руку из-под одеяла. Кольцо, простой золотой ободок, тускло сияло на безымянном пальце правой руки.

— Откуда это у него? — охнула мать.

— Ирина Сергеевна, — медленно спросила я. — Вы не хотите рассказать, отчего вы хотели потратить немалые деньги на охранку?

Она пристально всмотрелась в меня и спросила:

— А вам зачем это знать?

— Да много тут всего произошло, — пожала я плечами. — И я влипла в историю, и Женька. Так хотелось бы знать, с чего началось.

Я осторожно потянула кольцо с пальца.

— Бабка ко мне пришла, — помолчав, сказала женщина. Вся в черном, неприятная такая. И наказала: мол, заговори-ка своего сыночка от беды, не пожалей денег на охранку, иначе сгубит его Нинка. Сказала, что та заказала обряд сильной порчи на Женьку, велела не медлить и ваш телефон дала. Сказала, что лучше вас никто не сделает.

— Вот как? — рассеянно спросила я. — А не добавила что я, такая-сякая, деру много?

— Точно! — слегка удивленно сказала она. Я сначала-то думала — просто на деньги разводят, а потом сходила к гадалке — она говорит, мол, и точно Женька в опасности. Я подхватилась тут— да и к вам на прием. А тут, как на грех, сгубил меня обряд на богатство. Эх…

— Вот только с чего бы это Святоша стала предупреждать вас об опасности? — задумалась я.

Кольцо не слазило, ни в какую ни слазило.

— Магдалина, ты о старушке слишком плохо думаешь, — покачал головой Дэн. — А ведь у нее тоже совесть имеется. Местами.

— Последнее замечание ценно, — кивнула я. — Мыло есть у кого-нибудь?

— Мыло? — воззрились на меня все присутствующие.

— Не снимается, — указала я на кольцо.

— Дайте-ка я попробую, — вызвалась Ирина Сергеевна. Она пропыхтела несколько минут, недоуменно нахмурилась и спросила: — А оно откуда вообще взялось? Сынок мой вроде бы не женат.

— Нинка его со смертью повенчала этим кольцом, — пояснила я. — Снимем — будет у него шанс. Не снимем — сегодня же он умрет.

— Сегодня? — растерялась она и схватилась за сердце.

— Девятый день, ничего не поделаешь, — развела я руками. — А вот если вы сейчас опять запомираете — будет совсем некстати, имейте в виду.

Ирина Сергеевна яростно рванула злополучное кольцо, тут же забыв про хвори.

Дэн молча вышел и вернулся уже с обмылком. Протянул его бедной матери, она принялась смазывать мыльной пеной пальцы, кольцо.

— Что-то я последние полчаса Женьку не вижу, — пробормотала я.

— Наверно, ангел его водит, — предположил Дэн.

Я покачала головой.

— Если он его сегодня уведет — больше он не вернется.

— Вот как? — остро взглянул на меня Дэн и обратился к Ирине Сергеевне: — Леди, вам, как матери, надо сделать выбор. Или я сейчас отрублю его палец с кольцом, и он будет жить, или, если мы промедлим, ситуация станет необратимой.

— Как же так? — залепетала она. — Ведь больница, может быть, что-нибудь врачи придумают?

— Ампутация? — скривилась я. — Они пока готовиться будут к операции, время уйдет. Да и не уговорим мы их отрезать здоровый палец.

Она растерянно хлопала глазами, глядя на меня.

— Дэн, режь, — выдохнула я. — Режь, пока не поздно.

«Это тебе за Нинку», — бесстрастно подумала я.

Он вытянул руку Женьки, положил на табурет, достал нож, мы с матерью синхронно отвернулись.

Дверь распахнулась, влетел взъерошенный Женька и завопил с порога:

— Вы чего, садисты, охре…

Чпок.

Силуэт его подернулся дымкой и пропал.

— …охренели? — донеслось сзади. — Я всего-то гулял по больнице!

Мы дружно обернулись и уставились на возмущенного Женьку, приподнявшегося на кровати и разглядывающего руку.

На тумбочке одиноко лежал отрубленный палец, и рядом — золотой ободок кольца, изрядно заляпанный кровью.

— Женечка! — плача от счастья, кинулась к нему Ирина Сергеевна.

— Мать, нежности потом, зови врачей! — скомандовал он.

— Хос-спидяяяя… — донесся с порога потрясенный голос.

Я обернулась — усатая мадам ошарашено глядела на ампутированный палец. За ее мощной фигурой металась молоденькая медсестричка и пыталась найти щелочку, дабы посмотреть на то, что так изумило усатую.

— Он сам на ножик напоролся, — быстро сказала я. — Сам! Женя, подтверди!

— Садисты! — прорычал он. — Больно же!

— Вот так тебя и спасай, — обиделась я, а усатая в этот момент очнулась.

О, как же она заголосила на всю больницу! Она кричала, что я ненормальная, и меня надо сдать в психушку, то целуюсь я около коматозного больного, то пальцы ему рублю.

— Да не рубила я ему пальцы! — обиженно возражала я.

— Милая, нам пора удалиться, — улыбнулся мне Дэн, подмигнул Женьке, и мы сбежали. По дороге я позвонила Женькиной матери:

— Да все нормально, Магдалина, я объяснила, что это и правда был несчастный случай и вы тут ни при чем! А Женьку отвезли в операционную, палец обратно пришивают!

— Вы на нас не сердитесь? — смущенно спросила я.

— За палец, что ли? — вздохнула она. — Были сомнения, как ты спросила. Молодец, что ждать ответа не стала. Уж лучше без пальца, да живой. Спасибо, Магдалина. Сколько я вам должна?

— Чего?! — изумилась я. — Да нисколько.

— Ну это же ваша работа, вы такой труд провернули, мне тут Женька успел порассказывать…

— Если честно, меня даже коробит мысль о деньгах за такое, — призналась я. — Столько всего сама пережила, что живой осталась, и то хлеб.

— Ну смотрите, — с сомнением сказала она и мы попрощались.

— Радость моя, эта история на этом закончена? — со вздохом спросил Дэн.

— Почти, — кивнула я.

— Лорой я сам займусь, хочешь? А ты отдыхай.

— Слушай, ну не смеши меня, а? Ты собрался на разборки с сильной ведьмой? — поморщилась я. — Она же тебя как котенка придушит.

— Тогда пообещай мне, что сначала отдохнешь, ладно? На тебе лица нет.

Я поклялась.

Неделю после этого все было тихо и спокойно. Я смотрела мультики, поставив около себя корзинку с фруктами, играла в игрушки на компьютере — и ни-ка-ких клиентов, обрядов, ритуалов. Правда, однажды, листая свою записную книжку, я наткнулась на запись: «Отчитать приворот для паскудной тетки!». Прочитала я это, вспомнила, как она в последний раз звонила и усталым голосом жаловалась на то, что муж пришел за вещами и развод неминуем. Я пообещала ей сделать работу, а у самой на следующий день началось черте-что, не до нее стало.

А ведь тетенька мне и деньги уже заплатила…

Нехорошо, как же нехорошо. Перекрестившись, я набрала ее номер телефона — придется возвращать деньги и расписываться в своей необязательности.

Она мне, как ни странно, обрадовалась.

— Волшебница вы, Магдалина, — щебетала она. Мы с ним ведь сели, поговорили, поплакали да и живем сейчас душа в душу. Никого мне кроме него не надо, да и он, я смотрю, с работы домой как на крыльях летит. Ой, не зря я деньги заплатила, не зря…

— Кхе-кхе, — смущенно кашлянула я. — Знаете, я к вам на днях заеду, посмотрю, как работа моя взялась, ладно?

— Да конечно, дорогой гостьей будете! — радушно пригласила она меня.

Положила я трубку, вся пунцовая от стыда. Ой, как нехорошо-о получилось! За семью эту я рада, особенно тому, что они сами решили свои проблемы. Только я-то с тетки немалую сумму взяла, и сейчас ее отдавать — потерять лицо. Так что я подарю-ка я им пару подушек из гусиного пуха, и заговорю их на вечный лад и любовь в семье. Дорого стоит сей приворот, тяжело его ставить, но что делать? Сама виновна.

Еще через неделю позвонил Тау.

— Ты помнишь, что обещала мне свидание? — как обычно, не здороваясь, спросил он.

— Правда, что ли? — удивилась я.

— Завтра в шесть в горсаду, — сухо сказал он и отсоединился.

У меня остался неприятный осадок. Моего мнения не спросили, да?

На следующий день с утра позвонил Женька.

— Пришили мне палец, — хмуро сообщил он.

— Рада за тебя, — не менее хмуро сказала я, памятуя, что усатой медсестре он нас все-таки сдал.

— Ты про обещание свое помнишь?

— Какое? — озадачилась я.

— Про свидание!

— Ты чего? У меня же парень!

— Ой, можно подумать я тебя целоваться зову! — хмыкнул он. — Так, погуляем по парку, поговорим. О многом надо поговорить, согласна?

— Ну хорошо, — пожала я плечами.

— Тогда сегодня в шесть, около памятника Незнайке!

Я положила трубку, глубоко озадаченная. Это уже становилось забавным. Кинула карты — нет, мальчики не сговорились. Неужто они и правда такие супер-пупер-друзья, что у них аж мысли сходятся? Бывает такое при очень сильном понимании и родстве душ.

К шести я накрасилась, заплела косу, и пошла из дома.

— Мяв! — гавкнул котеночек, сидя на пороге.

— Дом сторожи, — отмахнулась я от него и тот понятливо двинулся точить когти об дорогущий диван белой кожи.

Ах, прибить бы дармоеда, да некогда!

К статуе Незнайки я прокрадывалась как партизан, чуть ли не по-пластунски. Предчувствия меня не обманули — друзья стояли рядышком, пили пиво и беседовали.

— Да не была она идиоткой, Женя. Она тебя просто стеснялась. Всем, думаю, известно, что с теми людьми, которые нам действительно нравятся, мы ведем себя совершенно иначе, чем в обычной жизни. Причем в большинстве случаев данное поведение можно охарактеризовать как «идиотское», «навязчивое», «нелогичное» и подобрать еще море подобных эпитетов.

— Ну так-то да, — задумчиво проговорил Женька. — Я вот так припоминаю — и правда, положа руку на сердце, было у меня такое с девушками, которые мне сильно нравились.

Тау вздохнул:

— Надо, что ли, снисходительнее относиться к людям, когда увижу подобное. Что-то девушка твоя запаздывает, а хотелось бы посмотреть, кого ты себе там отхватил.

— Это она мне отхватила… кое-чего, — хмуро ответил Женька и покосился на перебинтованную руку. Я аж возмутилась — ничего себе, и тут я виновата! А ведь палец ему отрубил Дэн, и правильно сделал!

— Ну, я бы тоже на твою не отказался посмотреть, — снова промолвил Женька. — Ты ее как, любишь?

— Скорее она меня.

«Он что, еще кому-то назначил свидание?», — удивилась я.

— Добрый ты, Тау, — хмыкнул Женька. — Пойду я за пивком сбегаю, пожалуй.

Он ушел, а я выплыла из-за Незнайки.

— Здравствуй, Магдалина, — слегка улыбнулся Алекс.

Я смотрела на него, и отчего-то очень отчетливо вспоминала, как он морщился при каждой моей фразе, давая понять, что я порю несусветную чушь. Как он меня не стеснялся называть дурой и идиоткой, и в его устах это выглядело оскорбительным диагнозом. Как он скучающе объяснял, что я ему надоела и лишь его ангельское терпение не позволяет меня послать.

— Здравствуй, — медленно сказала я. — Зачем звал?

— Собственно приношу свои извинения, вчера понял, что временами был полным мудаком, — сказал он и обворожительно улыбнулся.

«Где-то я это уже слышала», — подумала я, посмотрела в серое небо, и спокойно ответила:

— Тау, я отдаю себе отчет, что дождаться от тебя извинений — совершенно нереально и посему надо это оценить. Но, черт побери, я не могу себя заставить сказать в ответ «Ок, Алекс, все в порядке». Ибо ты реально вел себя как полный мудак, и такое словами «простите-извините» не смывается. Что толку в твоих извинениях? Чтобы ты и дальше чувствовал себя порядочным и честным человеком и забыл про свои проступки?

— Магдалина, я просто извинился и все. Хотелось, чтобы ты знала, что я счел себя неправым.

Я подула на озябшие руки, вспомнила, о чем парни говорили до моего прихода и усмехнулась. Он что, счел мою вежливость и терпение любовью?

— Оставь свое милосердие и снисхождение тем, кто в нем реально нуждается. Я, безусловно, смертельно влюблена. И думаю, не сложно догадаться, что это не ты.

— Глупая ты, — как-то мягко улыбнулся Тау. — Я просто извинился, и все. Мне от тебя ничего не надо.

— Тогда ты рано начал этот разговор, — вздохнула я. — Просто ты так поиздевался надо мной, что я теперь при одном твоем имени плююсь ядом.

— Ничего. Это пройдет.

— Пойду я, — вздохнула я. — А Женьке привет передавай.

— Звони, — печально улыбнулся он мне.

Я шла, засунув кисти рук в обшлага куртки, отчаянно мерзла и думала о том, что иногда я очень не люблю, когда люди просят прощения.

И что сейчас человек передо мной извинился, а я испытала жестокое разочарование и некомфорт. Что я теперь, как любой порядочный человек, обязана оценить вот этот первый шаг, и по всем правилам этикета его простить. Я не смогла.

Иногда мне кажется, что извинения нужны только извиняющемуся. Потому что для него это автоматическое аннулирование того, что он натворил. После этого он имеет полное право говорить: «Я же извинился!» Все, проблемы нет. Для него.

Он поступил как честный человек!

Вот только что мне от этих извинений? То, что сказано и сделано — этим не исправить. Не эквивалентно.

Это словно вылить на горящий дом ведро воды и после этого считать, что дело сделано, пожар потушен.

«Злая ты», — укорил меня внутренний голос.

«Злая», — печально согласилась я.

«А может быть, он и правда искренне хотел извиниться?».

«Может. Только я ему больше не верю».

Я поплотнее завернулась в куртку и побежала к выходу из горсада. Завтра мы с любимым пойдем подавать заявление в загс. Я буду с ним навсегда, у нас родятся дети, и будем мы счастливы.

Около ворот я наткнулась на Женьку.

— О, Магдалина! — обрадовался он. — А я тебя заждался! Тау тоже тут, давай к нам!

Я посмотрела на его перебинтованную руку, ощутила укол совести и виновато спросила:

— Как оно?

— Да нормально, не переживай. Вот видишь, все утряслось. Я же говорил, что все будет хорошо, а ты не верила, дурочка.

— Чего? — возмутилась я. — Да ты только и твердил, что ничего делать не надо, само все сделается!

— А что, разве не так? — невинно улыбнулся он. — Вот посмотри на меня — не суетился, не бегал как ты, а «жив здоров и невредим мальчик Вася Бородин!»

— Только потому, что я бегала и суетилась!!! — возопила я. — Я все сделала, а ты только сидел и безмятежно цитировал дзенские историйки!!! Хоть бы спасибо сказал!

— Люди уже сталкивались с этой проблемой, — мягко улыбнулся он. Рассказывают, что один купец решил пожертвовать 500 кусков золота, называемых рё, на строительство более просторной школы. Эти деньги он принес учителю, который посмотрел на дар и спокойно сказал: «Хорошо, я возьму». Купец отдал учителю сумку с золотом, но остался недоволен отношением учителя. Один человек на три рё может прожить целый год, а его даже не поблагодарили за 500 рё!

«В этой сумке 500 рё», — как бы невзначай сказал купец.

«Ты мне уже сказал», — ответил учитель.

«Хоть я и богач, но 500 рё для меня большие деньги», — снова заговорил купец.

«Ты хочешь, чтобы я поблагодарил тебя за них?»— спросил учитель.

«Ты должен это сделать», — ответил купец.

«Почему должен я?»— спросил учитель. — «Дающий должен благодарить».

— История наглости и неблагодарности, — резко подвела я итог.

— Ты ничего не поняла, — покачал головой Женька. — Когда учитель принял в дар золото, он позволил совершить купцу благодеяние, что здорово скажется на его карме.

— Ну, значит мне о своей карме после недавних событий вообще больше беспокоиться не надо, я ее отработала на две жизни вперед, — едко ответила я.

— Злая ты, — укорил он меня.

— А я замуж выхожу, — внезапно улыбнулась я. — Вас с Тау приглашаю.

— За Дениса?

— Ну а за кого еще?

— Прикольный парень, — подумав, сообщил Женька. — Ладно, потом позвони, скажи, куда и когда.

— Обязательно!

Я шла по серой асфальтовой дорожке к машине и отчего-то счастливо и безмятежно улыбалась. Все, история эта закончена. Саднило только одно — Святоша как сквозь землю пропала. Ну да Бог с ней.

Я села в машину, откинулась на спинку сидения и, нежно улыбаясь, вспомнила то чудесное венчальное платье, что мы с Дэном вчера купили.

«Не люби его, девочка, мужская любовь что снег под лучами солнца», — печально шепнул мне голос мертвой Надежды.

«Вот этот урод тебе суженый», — гнусно захихикал голос Святоши и мелькнул образ утопленника.

— Идите вы все к черту, — уверенно улыбнулась я и поехала домой.

Мгновение дороже денег.

Этот день больше не придет.

Каждая минута — бесценное сокровище.

И я собиралась с толком распорядиться этим капиталом, прожить свои дни с любимым парнем и ценить каждую крошку счастья, а не думать о том, что однажды он меня разлюбит.

А за стеклом машины закружились снежинки. Первые снежинки в этом году. Я подумала, что вскоре занесут сугробы вывороченные могилы на кладбище влюбленных, и никто и не догадается, сколько боли и ненависти скрывается под ним.

Снег — он все укроет…

Вздохнув, я завела машину и поехала в цветочный магазин за роскошным букетом для Димки.