Дзен в большом городе

Глава пятая

Какой он же пронзительный и серебряный — свет луны. Как легко и равнодушно он взрезал лучом пыльную темноту, высветил черные кружева повсюду развешанной паутины…

Плачет душа, запутавшись в липких сетях. Бьется, стремясь вырваться — а пауки пляшут вокруг, укутывая коконом.

Как последний глоток — взгляд за мутное стекло на сияющую в немыслимой выси луну.

И с последним выдохом катится по пыльному полу безнадежный шепот: «Помоги…»

Я резко села на кровати.

Какое было последнее слово? Помоги — себе или мне?

И кто это сказал? Помнится, я видела, как на каменной плите в углу лежало тело, покрытое пылью. Мне показалось — или я и вправду видела, что у мертвого шапка русых волос?

Руки коснулось что-то невесомо-пушистое, я отчаянно дернулась, хорошо хоть не закричала на весь дом.

А вот Бакс не преминул обиженно мявкнуть из того угла, куда он улетел.

Прости, Баксюша… На миг мне показалось, что это не твой хвостик, а мохнатая паутина.

Сжав виски, я уставилась на полную луну за окном. Приснится же такое…

Лунный свет — он и вправду яркий, такой же, как и во сне. Я отчетливо видела стрелки на старинных часах — полчетвертого утра. Протянув руку, я коснулась пола, провела — и в серебристом призрачном свете увидела на пальце пыль.

Я спала в одной из гостевых комнат на втором уровне. Первый раз за все то время, что я живу в этой квартире, я уснула не в своей собственной спальне. И черт меня побери, если я помнила, как я сюда попала и где Дэн! Ведь только что я шла под темными кронами кладбищенских сосен, а теперь — лежу в кровати в полном недоумении…

«Сон отчитай лучше», — странным, испуганным тоном шепнул внутренний голос.

«Уйди, шизофрения моя», — простонала я. И внезапно поняла. Да, именно. У меня шизофрения.

Нормальная болезнь всех великих людей. В средние века считалось, что причина сей напасти — овладевший телом бес. Кстати, совершенно верно. Насколько я знаю — традиционными методами не лечится. Точно знаю, что Святоша это щелкает как орешки, благословляет ее Господь на лечение. Но к ней я ни за что не пойду, слишком баба противная. Вылечить-то вылечит, но ведь велит сдать все имущество на церковь да год в монастыре пожить. Я не шучу, именно так она изысканно стебется над своими клиентами, вехотка старая.

Не зажигая света, я отчего-то воровато проскользнула в собственную кухню, набрала стакан воды и полезла за солью. Пока ни с кем не заговорила — надо успеть прочесть заговор от дурного сна. А сегодняшний мне очень не нравился.

Очень.

— Магдалина, — раздался тихий голос за спиной, я вздрогнула от непонятного ужаса, стакан выпал из рук.

Вспыхнул свет, я резко обернулась и наткнулась на изучающий взгляд Дэна.

— Тьфу, напугал! — не сдержалась я. — Чего подкрадываешься?

— Извини, я не хотел, — он устало потер ладонью глаза. — Услышал, что ты ходишь по дому и решил присоединиться. Ты чай попить решила?

Я посмотрела на валяющийся на полу стакан и кивнула:

— Ну да. Чай.

— Садись, я сейчас все сделаю, — велел он.

Он ходил по кухне, вытирал пол, споласкивал чашечки, заваривал жасминовый чай, а я смотрела на него и размышляла о том, что ему неимоверно идут джинсы. Одни джинсы, и ничего более.

И что мне ужасно хочется протянуть руку и коснуться загорелой упругой кожи. И что я имею право на это.

Потому что мое…

А еще я думала о том, сколько времени он будет со мной с того момента, когда поймет, что я шизофреничка?

Две чашечки опустились на стол, Дэн сел напротив, подпер подбородок рукой и задумчиво уставился на меня.

— У меня на лбу что—то написано? — обеспокоилась я.

— Магдалина, может быть, объяснишь, что вчера я сделал не так?

— Ты о чем? — ровно спросила я.

Это то, о чем я не помню?

— А вот что б я знал, — хмыкнул он.

— Давай по порядку, — вздохнула я.

У нас в семье что хорошо — так это то, что мы говорим. Ни он, ни я не станем таить обиды в душе. Мы с ним сядем и поговорим, потому что мы уже ученые, и знаем, что порой и у нас бывает недопонимание, которое лечится банальными расширенными объяснениями.

— По порядку? Хорошо, радость моя. Ты весь вечер от меня шарахалась, ушла в гостевую комнату, смотрела по телевизору футбол и отказывалась выходить.

— Прямо отказывалась? — задумчиво спросила я.

— Ты можешь по-другому истолковать фразу: «Ты меня в покое можешь оставить или нет?».

— Мда, — неопределенно пробормотала я.

— Я думал, что тебе поработать надо и не лез. Но, черт побери, радость моя, ты и спать осталась в гостевой комнате! Так что рассказывай — что случилось?

Я посмотрела в его уставшее лицо и нахмурилась:

— Ты что… не спал всю ночь?

— Заснешь тут, — мрачно буркнул он.

— Что, так переживал? — загордилась я.

— Радость моя, ты храпела так, что дом трясся!

— Это ты пошутил так? — недоуменно нахмурилась я.

— Да нет. Итак, я тебя слушаю.

Что тебе рассказать, любимый ты мой? Что ты видел не меня? Что не я шарахалась от тебя весь вечер, ибо последнее, что я помню — то, как я иду по кладбищенской тропинке к могиле любимого парня. И было это пополудни. А потом я проснулась, и в незашторенное окно проливала свое серебро луна…

— Мне обряд надо провести, и перед ним необходимо уединение и воздержание, — врать Дэну оказалось неожиданно легко.

— Так бы сразу и сказала, — облегченно выдохнул он. — Я знал, что есть какое-то разумное объяснение твоему вчерашнему поведению.

— Послушай, Дэн, — я нерешительно крутила чашку в руках и боялась взглянуть ему в глаза. — Сейчас у меня идет серия обрядов для одной клиентки, обряды сложные. Если я еще раз себя так поведу — ты не удивляйся и не лезь ко мне. Лучше всего — уезжай к себе в коттедж, не надо тебе на меня такую смотреть.

Он внимательно посмотрел на меня:

— Магдалина, я не уеду. И отчего мне кажется, что ты опять куда-то влипла?

— Именно, — спокойно кивнула я. — Тебе кажется.

— Смотри.

— Я большая девочка, — усмехнулась я.

На самом деле мне хотелось забраться к нему на коленки, зареветь и все-все рассказать. Только вот нечестно это — взваливать на любимого свои проблемы. Сейчас он не знает ничего и потому спокоен. А если я расскажу — будет мучаться и тревогой за меня, и виной, что он ничего не может сделать. Нельзя так подставлять любимых. Нельзя.

И потому я одна пройду этот путь. Одна решу все.

Или не решу, но это уж как Господь даст.

Все в руке Его.

— Пошли спать? — глаза его смотрели на меня с непонятной надеждой, хотя видно было — понимал, что я сейчас скажу…

— Дэн, я сегодня буду ночевать в гостевой.

— Ясно.

— У меня обряд.

— Я понял.

— Не обижайся, а? — безнадежно попросила я.

Он молча встал и пошел из кухни.

— Дэн, — мягко позвала я, и он обернулся с порога. Я видела, как подрагивают его губы в приготовленной улыбке, видела, что он ждет, что я сейчас подойду, уткнусь ему в грудь и никуда его не отпущу. И он улыбнется и скажет: «Дурочка ты моя…»

— Не выходи до утра из спальни, чтобы ни услышал, хорошо?

— Даже так? — лицо его закаменело, покрылось маской бесстрастности.

— Скорей всего, я буду колдовать, — спокойно призналась я.

Он равнодушно пожал плечами, всем видом показывая, что ему сугубо фиолетово на мои заскоки, развернулся и пошел наверх. А я сидела и думала о том, как же все нелепо получается…

Потом, когда все кончится — я ему расскажу. Он запоздало за меня немного испугается, отругает за то, что я ему ничего не сказала, но зато он будет знать — я его люблю. И что сегодня я не желала его обидеть.

Мы все играем в эти игры. Я — не рассказала ему о своих проблемах, он не стукнул по столу кулаком и не рявкнул: «А ну-ка выкладывай все!». Мы очень любим друг друга, и потому врем, дабы не причинить большего зла.

Мудрая позиция.

А пока я пила чай и размышляла. Последнее выходило сумбурно — мысли путались, ибо я, ведьма, ничего не понимала в том, что со мной происходит…

Не знаю, что там плела Вера насчет покойницкой ауры, а я реально видела только один вариант — бесы. Только бесы могут вселиться в тело человека и управлять им. Правда, мне достался весьма странный бес. Не буянит, любит играть в компьютерные игрушки, вежлив с дамами, даже если они ведьмы. Футбол опять же уважает.

«Ты несешь бред, — внезапно сказал внутренний голос. — Какой бес, если ты с утра до ночи вся в молитвах и имя Господне у тебя с губ не сходит? И к тому же ты веруешь, реально веруешь! Ты знаешь, что Господь есть, ты чувствовала Его не раз и ты Его уважаешь. Да ни один бес к тебе и близко не подойдет!»

И это верно, мысленно согласилась я.

Не бес. Но и не покойник, это столь же нелепо, как скрещивание ромашки и чебурашки.

Тогда — что, что во мне? Пока я определенно знала только одно — это мужчина. Только мужчина способен отвешивать комплименты женщинам и смотреть футбол. Да и хотелось бы мне посмотреть на девушку, которая при виде Дэна закроется в комнате, стараясь избежать его внимания.

Обхватив голову руками, я настойчиво гнала одну бредовую мысль: Женька. Мысль была настолько бредовой, что впору было ей давать медаль за идиотизм, но отчего-то мне упорно казалось, что в этом есть некое рациональное зерно.

«Да уж конечно, — хмыкнул внутренний голос. — Он мужчина. Неоспоримое доказательство».

«Но он же как бы духом сейчас…, — раздумчиво проговорила я, — может и попробовал залезть, как считаешь?»

«Он живой! У него есть свое тело, оно в коме, только и всего!»

Да. Точно, я несу чушь.

А потом мне пришла мысль посмотреть на своего «квартиранта».

Достав из шкафчика пачку соли и пучок свечей, я пошла на второй этаж в Каморку. Прежний хозяин сделал в ней отличную звукоизоляцию, при нем это была маленькая, но навороченная музыкальная студия. Ну а при мне — место для сомнительных ритуалов. Если что — Дэн ничего не услышит.

С прошлого ритуала тут осталось большое зеркало, вот оно-то мне и нужно было. Поставив его в центр, я зубами откусила полиэтиленовый уголок от пачки с солью и выложила белыми кристалликами круг, метра полтора в диаметре. Зажгла тринадцать свечей, расплела косу и на миг прикрыла глаза, прислушиваясь к себе. Смешно будет, если именно сейчас «квартирант» вновь заселится. И потому я, не мешкая, сняла с себя блузку, положила руку на обнажившийся пупок, где был островок серой ауры, и шагнула в круг.

Я решила делать вызов на любимого человека, есть такой заговор, который заставит парня все бросить и прибежать к девице. Чуток его усилить ради быстрого эффекта, ну а путеводной нитью пусть послужит серый клочок в районе моего пупка. Я не сомневалась в том, что это — подарочек от «квартиранта».

Сила, послушная моей воле, искрой пробежала по венам, вспенивая кровь. Ладошку на пупке тут же начало покалывать льдом. Черт, и правда эта дрянь во мне! Глубоко вздохнув, я сосредоточилась на этом сером островке, который не видела, как Вера, но чувствовала. И принялась плести путеводную нить из него к хозяину.

А-ах…

Снаружи кожу тут же сковал холод, изнутри — распирало от жара, а я, не обращая внимания, страстно читала заклинание, сдабривая его своей волей и своей силой.

— Не ешь и не спи, отовсюду ко мне спеши, майся маетой, тоскуй смертной тоской, тридцать три дороги пройди, и к этим дверям приди…

Я чувствовала, как неожиданно легко выстроилась путеводная нить, чувствовала, как потекло по нему мое заклятье к хозяину. Краем сознания я удивилась, что все так просто. Однако, неопытный бесопокойничек попался.

Запечатав заговор, я села внутри круга и принялась ждать. Отчего-то я инстинктивно посматривала на дверь, хотя и понимала, что явится нечто нематериальное, в любой точке этой комнаты. Ладошки мне успокаивающе согревали зерна фриза. На всякий случай. Если что-то пойдет не так — заморожу «квартиранта», а там разберемся.

Ждала я долго, почти час. За это время успела зверски устать и удивиться — обычно парни летели со всех ног после этого заклятья. Духам расстояния не преграда — так что он должен был появиться через пять минут после заклятья!

Заблудился, что ли?

Я напрасно переживала. Он явился. Не было ни столба дыма, ни запаха серы. Он просто шагнул в комнату через дверь, видимо, по старой человеческой привычке, и улыбнулся:

— Смотрю — я кухне свет горит. Ничего, что я решил заглянуть? Ты как-то приглашала.

— Все-таки это ты, — медленно произнесла я.

— Ты о чем?

На его призрачных светлых волосах словно застряли дождинки, он возвышался надо мной, большой, сильный и … лживый.

Враг мой…

— Знаешь, а я ведь не просто так в круге сижу, — задумчиво поведала я.

— Мне надо что-то спросить или так расскажешь? — хмыкнул он.

— Лучше вопрос задам. К чему тебе мое тело? Чем тебя свое не устраивает?

Слегка пошевелила пальцами, проверяя, удобно ль лежат в ладошках зерна фриза. Пробудила задремавшую было Силу. Ну же, Евгений! Я готова… Ты кинешься на меня с кулаками? Ты захочешь прямо сейчас войти в мое тело? Что бы ты ни выбрал — я успею вперед тебя, враг мой…

— Что? — нахмурился он.

— Повторить для слабослышащих? — холодно вопросила я. — Для чего тебе мое тело, черт побери?

Он сел на стул, пригладил волосы и спокойно ответил:

— Я не понимаю, о чем ты.

— Не ври, — гадко усмехнулась я. — Только что я сделала вызов на того, кто квартирует в моем теле. Явился ты.

— То есть к тебе просто так и зайти нельзя?

— Да что вы говорите! Ты третий день около дома ходишь, да все мимо, а тут вдруг решил забежать по-соседски!

— Магдалина, ты ведешь себя как дура, — спокойно ответил он.

— Да что вы говорите!

— Ты сидишь в дурацком соляном круге и говоришь дурацкие речи! Ты просто неадекватна.

— Правда? — нежно улыбнулась я ему. — Ну так вали из моего дома, лады?

— Валерьянку попей, — бросил он и ушел сквозь стену.

Я бросила взгляд на часы. Та-ак, подождем пять минут.

Он явился через три.

— Давай поговорим спокойно, — как ни в чем ни бывало, предложил он.

— Что и требовалось доказать, — кивнула я. — Ты, милый, под заклятьем. И никуда ты не уйдешь отсюда, пока я с тебя его не сниму.

— Что за заклятье? — равнодушно поинтересовался он.

— А жизнь тебе без моего вида не мила, — охотно объяснила я.

— Она мне и так не мила.

Голос его был резок и… бесстрастен, я поежилась от жалости к нему, но тут же взяла себя в руки.

«Этот парень хочет твое тело», — предостерег внутренний голос.

«Я знаю, что совершенно неотразима», — царственно согласилась я с ним, а сама обратилась к Женьке:

— Это временные трудности, не вижу поводов для таких заявлений. Твое тело всего лишь в коме. Какого черта ты в мое лезешь? Только не надо снова песню заводить, что не понимаешь, о чем это я, ладно?

— Но я действительно…

— Жень, я тебя сейчас выгоню, — скучно сказала я. — Окружу дом соляным кругом, и тебе не войти, и сама не выйду. Хочешь?

Он не хотел — по лицу видела. Уже понял, что пока он меня видит — все хорошо. А без меня — ломки завзятого наркомана.

Лютый заговор, что и говорить.

Помолчав, он признался:

— Я мало что понимаю в этой ситуации. Все как-то само собой происходит, без моего участия.

— То есть? — подняла я бровь.

— Я весьма неожиданно без тела остался, хоть и не стремился к этому. А теперь вот к тебе как на веревке привязанный.

— Ну, насчет этого не беспокойся. Решим вопросы — сниму заклятье.

— Ты не понимаешь, — он строго взглянул на меня. — Я сразу же к тебе как привязанный оказался. Думаешь, сильно мне хотелось у тебя во дворе жить? А иначе не могу. Только чуть отойду от твоего дома — все, ноги не идут, обратно поворачивают.

— А волевым усилием? Взял себя в руки, и, шажочек за шажочком пошел к себе домой. Дома тепло, хорошо…

— Магдалина, тебя когда-нибудь заживо сжигали?

— Ах, тебе больно в разлуке со мной? Ну так ты же мужчина, самурай… Неужто не мог потерпеть?

— Дура, — процедил он и рывком поднял на себе джемпер.

Лучше б он этого не делал…

Кожа, что недавно так чудесно облегала его кубики на прессе, была сожжена и висела лохмотьями. Я видела, как сочится густая кровь по выжженным ранам. Еще свежая…

— О Госсподи, — потрясенно прошептала я.

— Я пытался уйти, — припечатал он. — И до сих пор пытаюсь. Пока не получилось.

— Ты сказать раньше не мог? — растерянно спросила я. — Неужто я зверь? Пожил бы у меня…

— А как же твое тело? — горько усмехнулся он. — То самое, которым ты так дорожишь? А ведь это тоже без моего участия. Просто притягивает магнитом, раз — и вот уже я в теле, у меня длинные волосы и грудь. Кошмарное ощущение, надо сказать.

— То есть это неконтролируемо?

— Нет. Я никаких усилий не прикладываю и ничего специально для того не делаю.

— Врешь ведь, — взяла я себя в руки, уняв приступ острой жалости.

— А смысл? — пожал он плечами. — Врал бы — не пытался б уйти, и ожогов на мне сейчас бы не было. Да и вообще, я с тобой сейчас как с врачом говорю. Я ведь совсем ничего в этой чертовщине не понимаю, а ты все же ведьма. Возможно, сможешь поставить диагноз и вылечить нас.

— Нас?

— Нас, — кивнул он. — Или ты хочешь остаться без тела?

— Думаешь, все к тому идет? — хмыкнула я.

— Не знаю, — устало потер он виски. — Не знаю, Магдалина. Может, так и будем делить на двоих твое тело. Может — ты меня вытолкнешь. А может быть — однажды я навсегда окажусь в нем.

Мы скрестили взгляды, словно шпаги на дуэли. Словно пытались залезть друг другу в души, выведать потаенные мысли.

«Он врет, врет», — лихорадочно думала я.

Но глаза его казались странно чистыми, без взвеси коварства и хитрости.

— Вот ты гад, — тоскливо прошептала я, отводя взгляд.

— А я при чем? — огрызнулся он. — Думаешь, мне охота в твое тело? Его же минимум полгода тренировать придется, пока в божеский вид придет. Да и мысль о том, что придется спать с мужиками меня просто в ступор вводит.

— Лесбиянкой станешь, — глумливо усмехнулась я.

— Мы о твоем теле говорим вообще-то, — заметил он. — Кем я потом стану в твоем теле — дело десятое для тебя лично. А вот кем ты станешь без тела?

И вот тут-то мне и стало очень нехорошо…

Мысль, которую я упорно гнала — обрела формы.

Скоро я останусь без тела…

— Ну, тебе-то лепота, привидением перестанешь быть, — я все еще старалась улыбаться и делать вид, что все прекрасно.

— У меня свое тело есть, и оно меня устраивает. А твое, извини, — нет.

Мы помолчали. Нехорошая это была тишина. Тоскливая, вязкая.

— Что делать будем? — уныло спросила я наконец.

— Придумай, как меня от тебя изолировать, — спокойно сказал он. — Думается, что если я буду от тебя на значительном расстоянии — я не смогу в тебя вселяться.

— Придумала, — немедленно отозвалась я. — Давай ты обратно в свое тело войдешь, а?

— Как?

— Ну я откуда знаю? Ты же домедитировался. Смог выйти — значит, сможешь и войти.

— Магдалина, я не могу войти, — отрезал он. — Я не знаю, как это сделать.

— А кто знает?

— Сие мне неизвестно. Послушай, я предложил реальный выход. Изолируй меня от себя, и, по моим расчетам, через некоторое время проблемы не станет.

— Отчего ты так думаешь?

— Ну, — криво усмехнулся он, — адаптируюсь, привыкну жить без твоего тела, то-се…

— Звучит как бредовое расставание влюбленных, — задумчиво поведала я. — Вдумайся — «смогу жить без твоего тела…».

— Да мы с тобой сейчас почище влюбленных связаны.

— И как же мне тебя изолировать-то, горе?

Он встал со стула и принялся ходить вокруг соляного круга.

— Поехали ко мне на квартиру, — мерно говорил он. — Там каким-нибудь колдовским способом запри меня, чтобы мне было не выйти, и уезжай.

«Но ведь его сожжет тогда заживо!», — ахнул внутренний голос.

«Он знает, что предлагает», — бесстрастно ответила я ему.

Я думала.

На одной чаше весов — я. Мое тело и мое сознание. Если я сейчас откажусь — весьма скоро я могу перестать существовать. Что тело, это всего лишь бренная оболочка для духа, меня мной оно не делает. И когда Женька будет жить в нем — это будет именно он. Не я.

А на другой чаше весов…

Я вскинула глаза, внимательно глядя на Женьку. Я вглядывалась в его мальчишеские черты лица, вечную мягкую улыбку, русую челку… Вспомнила, как он спас меня на лестнице, вспомнила, как мы тогда с ним смеялись и не подозревали о том, что скоро наш мир рухнет…

… — С тебя свидание.

— Чего? Ты же это… малолетний.

— Мне двадцать два!

— А мне двадцать девять!

— Ой, да и постарше были!

— Геронтофил ты, однако!

— Я тебе жизнь спас?

— Ну?

— Так вот с тебя свидание. Ясно?

— Но я же старенькая!

— Кто, ты? Я тебя взрослее по жизни.

— С тебя мороженное и карусельки.

— Итак? — голос Женьки вывел меня из ступора, прогнал воспоминания.

Я ничем не могу ему помочь. Я не могу вернуть его в тело. Я могу только…

— Едем, — бесстрастно кивнула я.

Ибо я поняла, каким было последнее слово в том сне. «Помоги себе» — именно это сказал задыхающийся от боли шепот.