Глава вторая

На улице было мерзко и холодно. Минут через десять я замерзла, пронизывающий ветер удивительно быстро выдул все тепло из моего тела. Помучавшись еще немного, я сбегала в ларек на углу, купила пачку «Парламента», бутылку подозрительно дешевого коньяка, вернулась на подъездную лавочку и принялась кутить.

Ведьмам запрещен табак и тем более алкоголь, только церковный кагор на причастии. Бабуля неоднократно говаривала мне, что пьяница ведьмой быть не может — сил не хватит вытянуть даже зубную боль или нарыв. Но я соблюдала этот запрет не из идейных соображений, мне самой не нравился ни табачный дым, ни вкус алкоголя.

Однако сегодня я с каким-то мазохистским удовлетворением делала затяжку, долго кашляла, после чего — бульк! — делала глоток ужасно противного коньяка. Отдышаться — и по-новой.

Я наказывала себя. Надеялась, что алкоголь отключит в моем сознании панику от того, что я натворила.

«Но он же того… просветлился. Сам. Твоей вину тут нет», — жалостливо напомнил мне голос.

«Ты сам-то в это веришь?», — устало спросила я.

Я ясно понимала, что это моя вина-то, что хороший парень Женька стал привидением. И ведь почувствовала, что что-то пошло не так во время моей работы по перекладу. Я ощутила, как он умер, ощутила как рванулась бессмертная душа ввысь, и как я, отчаянно словив ее своей магией, упорно пыталась вбить в тело.

И мне даже показалось что все получилось.

Черт!

Прокашлявшись от едкого сигаретного дыма, булькнула коньяком и вновь, запрокинув голову, принялась рассматривать звезды.

Я не знала, как поправить то, что натворила.

С малолетства я обучалась магии у своей бабули. С девятнадцати лет веду самостоятельный прием, так что опыта уже полно. От корки до корки я прочла Библию Ведьмы, родовую книгу Потемкиных, в которой восемь поколений наших ведьм вели рабочие записи.

Но вот такого казуса, как создание привидения из живого человека — я еще не слышала.

С расстройства я хватила аж два булька коньяка, горло невыносимо ожгло. Пришлось поскорее затянуться сигареткой, и тут же напал ужасный кашель.

Когда врачи приехали, я была почти в мире с окружающей действительностью. И погода стала казаться теплой, и мысли возвышенными — я размышляла о том, делать мне ремонт на лоджии или пусть стоит до следующего года.

— Сюда-сюда, — слегка пошатываясь, повела я врачей в квартиру. — Вот на этой ступеньке осторожнее, а то тут кошаки водятся, это очень опасно!

— И чем же? — неодобрительно покосилась на меня пожилая докторша.

— Женьки-то больше нет, — поведала я, все вспомнила и впала в еще более мрачное расположение духа. И посему до места трагедии хранила траурное молчание. Лишь войдя в комнату, я ткнула в Женькино тело и обвиняюще пробормотала:

— Вот, посмотрите, каков подлец! Наобещал бедной девушке: три свидания, карусельки, мороженое, цирк. Люблю, говорит, трамвай куплю, а сам взял да помер!

Потом перевела взгляд на второго Женьку, который сидел около матери и смотрел на меня странным взглядом, и уточнила:

— Ну ладно, ладно. Почти помер. Но все равно — какие теперь с ним свидания, вот скажите мне, люди добрые?

Так я сокрушалась еще минут семь, пока медсестричка, вконец выведенная из себя, не наорала на меня.

— Девушка! — сказала она. — Вы если напились, так сидите тихо и не мешайте работать!

— Я? Напилась? — искренне удивилась я. — Вы что такое говорите? Я же ведьма, мы не пьем!

Женька от моих слов только скривился и отвернулся.

И мне внезапно стало безумно стыдно.

Я прислушалась к себе — и осознала, как затуманен мой ум и неверны движения. Как неадекватно мое поведение. Как я… неприятна.

Вот черт!

— Полисы на больных где? — снова спросила девушка?

— Не знаю, — пожала я плечами.

— У матери в комнате лежат, — подал голос Женька. — Пошли покажу.

— Ага, пойдем, — кивнула я ему, и мы вышли, провожаемые недоуменными взглядами.

— Ты где успела напиться? — сухо спросил он по пути.

— Да я чуть — чуть, — вздохнула я. — Тяжко мне, понимаешь?

— И что, ты всегда проблемы так решаешь?

— Нет конечно. Обычно я к психоаналитику хожу. Но не пойду же я к нему с такими проблемами, верно?

Помолчав, я горько добавила:

— Вот так всегда. Стоит раз в жизни совершить нечто асоциальное — обязательно тут же запишут в неисправимые маргиналки…

— Сюда, — не обращая внимания на мои жалобы, Женька кивнул на дверь, мы вошли в комнату и я под его руководством извлекла из комода кучу бумаг. Нашла два полиса и мы пошли обратно.

— Ну ты из-за этого не передумаешь насчет тех нескольких свиданий, что мне обещал, а? — тревожно спросила я.

Он внимательно посмотрел на меня и хмыкнул.

— Ну и черт на тебя, — пожала я плечами, перешагнула порог и подала полисы пожилой докторше.

Та быстро их просмотрела и подняла на меня глаза:

— Больных мы забираем. Вы им кто? Сестра, жена?

— Невеста! — ляпнул мой дурной язык. — А что с ними?

Ну а как? Он мне сам пообещал карусель и медовый месяц, так что я, разумеется, невеста!

— У жениха вашего коматозное состояние, у матери его подозрение на инфаркт.

— А как завтра их навестить? — вылез с вопросом Женька.

Докторша на него даже и не посмотрела.

— Блин, ну не видит она тебя, неужто не понял! — сочувствующе сказала я.

— Девушка, а вы с кем все время разговариваете? — медсестра как-то подозрительно смотрела на меня.

— Да так, — смешалась я.

— Белка у нее, — хмыкнула пожилая. — Такая молодая, вроде приличная, а уже допилась до зеленых чертиков.

— Но-но, попрошу без оскорблений!

— Завтра позвоните дежурной медсестре в больницу, она вам скажет, куда ваших больных положили, — не обращая внимания на возражения, врачиха сунула мне клочок бумаги с нацарапанным телефоном, пошла, позвала водителя с носилками, и они отчалили.

Женька зачем-то пошел их провожать.

А я пошла на кухню, рассеянно взяла чашку с недопитым чаем и долго стояла у окна, вглядываясь в холодное утреннее небо.

Нет, я ни о чем ни думала. Не истерила. Просто пялилась в темноту, прорезанную алой полоской рассвета и крутила в руках чашку. Прижавшись лбом к холодному стеклу, я на диво быстро трезвела, и это было неприятно. Сразу накатывало понимание действительности.

Потом пришел Женька, встал рядом и спросил:

— Ну, ты чего такая расстроенная?

— Да уж, поводов нет, — едко ответила я.

— Да все нормально будет, — успокоил он меня. — Все равно это не твои проблемы, верно?

«Моя проблема — это ты», — чуть не ляпнул мой дурной язык, а вслух я спросила:

— Кто такая Нинка?

Не давала мне покоя вот эта девица, что порушила мне работу. И вроде мать Женькина разволновалась из-за нее.

— Завьялова, что ли? — хмыкнул он.

— Ну не знаю, — пожала я плечами. — Молоденькая, темные волосы до плеч, толстенькая.

— Точно, Нинка Завьялова, — кивнул он. — А что?

— Я ее у вас видела.

— Неудивительно, — скривился он словно от зубной боли, — Житья мне эта девица не дает, пристала как банный лист, «люблю — не могу». С матерью вроде дружат, как-то втерлась она к ней в доверие.

— Она часом … колдовством не увлекается? — на всякий случай осторожно спросила я.

— Чего?? — воззрился он на меня. — Шпионажем она увлекается! Магдалина, вот не хочется ничего плохого про девушек говорить, но она и правда достала — вечно по моему же дому с материного попустительства шныряет, вынюхивает. Достало.

— Ну, может быть решила тебя от большой любви приворожить, то-се, — не сдавалась я, пытаясь найти хоть кого-то виноватого, кроме себя.

— Слушай, не улыбай меня с утра пораньше. У нее мозгов на это не хватит. Смотри, лучше, что я умею, — он беспечно посмотрел мне в глаза, подошел к стене, и… прошел сквозь нее.

— Женя!

Из стены высунулась рука и помахала мне.

— Иди сюда! — мне как-то стало очень страшно в этот момент.

Он снова появился, радостно улыбаясь:

— Ну как?

Я вздохнула:

— Послушай, все это конечно здорово, Копперфильд отдыхает, но меня мучает один вопрос: что дальше?

Женька попытался ухватить кружку, ладонь прошла сквозь нее и он улыбнулся:

— Та-ак.

Потом, как-то очень красиво и изящно долбанул правой ногой по верхнему кухонному шкафчику. И на миг мне показалось, что тонкое стекло преградило путь его пятке — однако нет, это он ее остановил в миллиметре от дверцы. Покачал ногой туда-сюда, потом опустил ее на пол и глубокомысленно изрек:

— Мда-а.

— Слушай, экспериментатор, — не выдержала я. — Что дальше? Так и будешь без тела болтаться?

Он задумчиво на меня посмотрел и мягко сказал:

— Послушай, Магдалина. Это не твои проблемы. И не надо тебе об этом беспокоиться.

— А кто будет беспокоиться, если не я? Тебе-то, кажется, пофиг?

— Ты спрашиваешь, почему я не напился с горя как некоторые? Почему я не суечусь, не мечусь, не рыдаю, как ты?

— Да! Почему ты так спокоен??? — зло спросила я.

Он уселся на кухонный стол, вперил задумчивый взгляд в окно и ответил:

— В моей жизни есть дзен, Магдалина.

— При чем тут дзен, черт побери???

Он помолчал, потом вздохнул:

— Однажды молодой врач из Токио по имени Кусуда встретил своего школьного друга, который учился Дзен. Кусуда спросил его, что такое Дзен. «Я не могу сказать тебе, что это, — сказал друг. — Но одно я знаю точно. Если ты понимаешь Дзен, ты не должен бояться…».

— Чего? — тихо спросила я, пристально глядя на запнувшегося Женьку.

Он вскинул голову и беспечно улыбнулся:

— Ничего. Вообще ничего. Так что, Магдалина, успокойся и просто живи.

— Не могу. В моей жизни дзена нет.

— Зря.

Мы помолчали, после чего он снова подал голос:

— Иди домой, Магдалина. Извини, что так получилось.

Я посмотрела на него, заметно поблекшего в утреннем свете, и тихо спросила:

— А ты как?

— Со мной все будет нормально, — ободряюще улыбнулся он. — Я же мужчина.

«Ты привидение. Оно», — уточнил его пол жестокий внутренний голос.

— Женя, — начала я возражать … и осеклась.

Что я ему скажу? Звать его к себе? К чему? У меня дома любимый парень, и вряд ли он одобрит его присутствие. Помочь я ему ничем не могу. Вообще ничем. Если б знала как вернуть его в тело — то с превеликой радостью. Но мне нечего сказать тебе, Женя. Ты классный парень, и мне очень жаль, что так получилось.

— Да? — он аж подался ко мне, и я на миг уловила некую надежду в его глазах.

Чудес на сегодня не будет, Женя. Извини.

— Ты прав, — сердечно сказала я. — Здесь и правда мне делать нечего. Пока.

— Дверь за собой сама захлопнешь, ладно? — в тон попросил он. — Боюсь, мне сейчас не справиться.

— Разумеется, — мой голос был сладок, как малиновое варенье.

По дороге домой я тщательно пыталась сосредоточиться на обдумывании ремонта лоджии. Обшивка деревянная, только деревянная — я ведьма, и пластик и прочая синтетика мне не нужны. Железо — еще хуже. Итак, вишня или береза? Бук? Дуб?

«Сама ты дуб, прости Госсподи душу грешную», — тяжко вздохнул внутренний голос.

«А что я могла сделать?» — холодно вопросила я.

«Да хоть посочувствовать».

«Перед сном я за него помолюсь, ясно?»

Он промолчал, в кои-то веки, а я припарковалась у ворот дома, вышла и наткнулась взглядом на Женьку. Тот молча пинал чугунное кружево решетки и делал вид, что знать меня не знает.

— Ты ко мне? — я аж похолодела от мысли, что он решил меня догнать и навязаться на мою голову.

Тот непроницаемым взглядом посмотрел на меня и ответил:

— Да я так, гуляю, не спится мне под утро. Не думал, что и ты в эти же края приедешь.

— Правильно, я тоже по утрам люблю гулять, — нервно улыбнулась я. — И воздух свежей, и тишина…

— Роса на траве, — равнодушно покивал он.

Я посмотрела на припорошенную инеем опавшую листву и согласилась:

— Лепота! Ну, я пойду?

— Увидимся, — кивнул он.

«Я ему ничего не должна, — жестко твердила я себе, пока шла к подъезду. — И вообще — кто он мне? Я его знаю-то всего ничего».

Любимый был уже дома. Вкусный запах свежесваренного кофе, бодрый голос ведущего утренней программы из телевизора, плеск из ванной комнаты наверху.

«Дэн…», — нежно улыбнулась я, побежала на звук струящейся воды, припала к его спине, обнимая сильное двухметровое тело.

Мое…

— Где гуляла всю ночь, радость моя? — он в зеркало смотрел на меня, и глаза его смеялись.

Я поудобнее впечатала ладошки в упругую загорелую кожу и легко ответила:

— Так по мужикам ходила, чего тут непонятного?

— Да неужели? — иронично поднял он бровь, провел бритвой по щеке, и я немедленно чмокнула освобожденную от пены полоску кожи.

— Их было трое, — рассеянно подтвердила я, рассматривая его безупречный профиль. Господи, как же Тебе пришлось потрудиться, чтобы так чудесно изваять его лицо…

— Развратил я тебя, — хмыкнул он.

— И не говори, — согласилась я, забрала у любимого Джиллет и осторожно принялась водить им по пенным островкам. — Вот что у тебя за генетика, а? Не успеешь побриться, как уже снова пора… Питекантроп ты у меня.

— О, ты хочешь сказать, что я брутален? — иронично прищурился он. — Какой изысканный комплимент!

— Минутку! — спохватилась я. — А ты-то где был?

— У Лешки Романова, я же предупредил, — пожал он плечами.

Я выдохнула и призналась:

— Я бы не пережила, если бы ты сказал: «По бабам ходил». Даже в шутку.

Он оттер остатки пены с лица и поцеловал меня — легко-легко, словно бабочка коснулась крыльями губ…

— Я знаю, Магдалина. Ничего не бойся и не сомневайся, ладно? Ты же мне родная…

— Да я знаю. Просто ревнивая я очень.

— Дурочка.

— Из переулочка.

— Точно!

И он снова поцеловал мои смеющиеся губы.

А я отрешенно подумала о том, что мне неимоверно повезло в этой жизни.

Я любила по утрам заглядывать в его глаза, когда ресницы только-только распахиваются в первый раз. Ловить в серых отблесках радужки ускользающие тени его снов, а чуть позже — ощущать его первый на сегодня поцелуй. Любила провожать его утром в офис; он у меня умница, много лет назад сделал компьютерную фирмочку, которая теперь разрослась до холдинга. Телефония, сотовая и спутниковая связь, Интернет и кабельное телевидение. Я радовалась всем его успехам в бизнесе и гордилась им как собой. Нам с ним было не скучно вместе. Не возникало неловких пауз, напротив — мы договаривали фразы друг за друга, и уже пятый месяц были совершенно счастливы.

Мы честно уплатили пошлину ревнивым богам — я стала убийцей ради любимого, магия моя жгла людей, только бы он был жив… А Дэн лишился семьи. Я долго отмаливала свой грех в монастыре и я стараюсь не забывать на ночь читать молитвы от дурных снов. Снятся ли родители Дэну — не знаю. Мы не говорим об этом. Но я знаю, что большего боги от нас требовать не могут, и теперь не боюсь, что они нас накажут за то, что мы столь неприлично счастливы.

Дэн ушел в офис, в доме наступила какая-то вязкая тишина без его голоса и смеха.

Заварив душистый жасминовый чай, я налила его в чашечку вежвудского фарфора и вышла на лоджию. Посмотрела на чистое, практически дневное небо, вспомнила об ангелоподобной тетеньке с паскудным характером и вздохнула. Не до колдовства сейчас, Женька из меня все силы выпил. Да и время уже не то, рассвет давно закончился.

Завтра.

Обжигающий чай и холодный октябрьский воздух. Люблю контрасты. А потом с поднебесной выси взгляд упал на землю и я вздрогнула.

Женька неприкаянно бродил по двору.

Нахмурившись, я недоверчиво потрясла головой, зажмурилась и снова осторожно посмотрела вниз.

Он шел по красным плиткам, зябко обхватив себя руками. Странно. Да, на нем один джемпер, но разве привидения мерзнут?

Я спокойно пила чай и думала о том, какой же он мерзавец. Джентльмен никогда бы не поставил меня в такое положение. И ведь поначалу он поступил как настоящий мужчина — снял с меня вину за происшедшее и отправил домой. И неважно, что я сама себя буду укорять, но его поступок тогда был… очень правильным. Зачем он сейчас за мной приперся??? Зачем??? В сказочки о том, что он тут случайно мимо проходил — я не поверила ни на секунду. Он намеренно явился, чтобы служить мне живым укором.

Только я не могу ему помочь. Я ведьма, а не Господь Бог, и напрасно себе сердце рвать я не стану.

— Извини, Женечка, но ты мне не сват и не брат, — равнодушно обронила я и пошла в спальню. У меня была слишком долгая ночь, я не спала сутки и потому я спокойно сунула Бакса себе под мышку, накрылась одеялом и мгновенно уснула.

Загрузка...