На улице было мерзко и холодно. Минут через десять я замерзла, пронизывающий ветер удивительно быстро выдул все тепло из моего тела. Помучавшись еще немного, я сбегала в ларек на углу, купила пачку «Парламента», бутылку подозрительно дешевого коньяка, вернулась на подъездную лавочку и принялась кутить.
Ведьмам запрещен табак и тем более алкоголь, только церковный кагор на причастии. Бабуля неоднократно говаривала мне, что пьяница ведьмой быть не может — сил не хватит вытянуть даже зубную боль или нарыв. Но я соблюдала этот запрет не из идейных соображений, мне самой не нравился ни табачный дым, ни вкус алкоголя.
Однако сегодня я с каким-то мазохистским удовлетворением делала затяжку, долго кашляла, после чего — бульк! — делала глоток ужасно противного коньяка. Отдышаться — и по-новой.
Я наказывала себя. Надеялась, что алкоголь отключит в моем сознании панику от того, что я натворила.
«Но он же того… просветлился. Сам. Твоей вину тут нет», — жалостливо напомнил мне голос.
«Ты сам-то в это веришь?», — устало спросила я.
Я ясно понимала, что это моя вина-то, что хороший парень Женька стал привидением. И ведь почувствовала, что что-то пошло не так во время моей работы по перекладу. Я ощутила, как он умер, ощутила как рванулась бессмертная душа ввысь, и как я, отчаянно словив ее своей магией, упорно пыталась вбить в тело.
И мне даже показалось что все получилось.
Черт!
Прокашлявшись от едкого сигаретного дыма, булькнула коньяком и вновь, запрокинув голову, принялась рассматривать звезды.
Я не знала, как поправить то, что натворила.
С малолетства я обучалась магии у своей бабули. С девятнадцати лет веду самостоятельный прием, так что опыта уже полно. От корки до корки я прочла Библию Ведьмы, родовую книгу Потемкиных, в которой восемь поколений наших ведьм вели рабочие записи.
Но вот такого казуса, как создание привидения из живого человека — я еще не слышала.
С расстройства я хватила аж два булька коньяка, горло невыносимо ожгло. Пришлось поскорее затянуться сигареткой, и тут же напал ужасный кашель.
Когда врачи приехали, я была почти в мире с окружающей действительностью. И погода стала казаться теплой, и мысли возвышенными — я размышляла о том, делать мне ремонт на лоджии или пусть стоит до следующего года.
— Сюда-сюда, — слегка пошатываясь, повела я врачей в квартиру. — Вот на этой ступеньке осторожнее, а то тут кошаки водятся, это очень опасно!
— И чем же? — неодобрительно покосилась на меня пожилая докторша.
— Женьки-то больше нет, — поведала я, все вспомнила и впала в еще более мрачное расположение духа. И посему до места трагедии хранила траурное молчание. Лишь войдя в комнату, я ткнула в Женькино тело и обвиняюще пробормотала:
— Вот, посмотрите, каков подлец! Наобещал бедной девушке: три свидания, карусельки, мороженое, цирк. Люблю, говорит, трамвай куплю, а сам взял да помер!
Потом перевела взгляд на второго Женьку, который сидел около матери и смотрел на меня странным взглядом, и уточнила:
— Ну ладно, ладно. Почти помер. Но все равно — какие теперь с ним свидания, вот скажите мне, люди добрые?
Так я сокрушалась еще минут семь, пока медсестричка, вконец выведенная из себя, не наорала на меня.
— Девушка! — сказала она. — Вы если напились, так сидите тихо и не мешайте работать!
— Я? Напилась? — искренне удивилась я. — Вы что такое говорите? Я же ведьма, мы не пьем!
Женька от моих слов только скривился и отвернулся.
И мне внезапно стало безумно стыдно.
Я прислушалась к себе — и осознала, как затуманен мой ум и неверны движения. Как неадекватно мое поведение. Как я… неприятна.
Вот черт!
— Полисы на больных где? — снова спросила девушка?
— Не знаю, — пожала я плечами.
— У матери в комнате лежат, — подал голос Женька. — Пошли покажу.
— Ага, пойдем, — кивнула я ему, и мы вышли, провожаемые недоуменными взглядами.
— Ты где успела напиться? — сухо спросил он по пути.
— Да я чуть — чуть, — вздохнула я. — Тяжко мне, понимаешь?
— И что, ты всегда проблемы так решаешь?
— Нет конечно. Обычно я к психоаналитику хожу. Но не пойду же я к нему с такими проблемами, верно?
Помолчав, я горько добавила:
— Вот так всегда. Стоит раз в жизни совершить нечто асоциальное — обязательно тут же запишут в неисправимые маргиналки…
— Сюда, — не обращая внимания на мои жалобы, Женька кивнул на дверь, мы вошли в комнату и я под его руководством извлекла из комода кучу бумаг. Нашла два полиса и мы пошли обратно.
— Ну ты из-за этого не передумаешь насчет тех нескольких свиданий, что мне обещал, а? — тревожно спросила я.
Он внимательно посмотрел на меня и хмыкнул.
— Ну и черт на тебя, — пожала я плечами, перешагнула порог и подала полисы пожилой докторше.
Та быстро их просмотрела и подняла на меня глаза:
— Больных мы забираем. Вы им кто? Сестра, жена?
— Невеста! — ляпнул мой дурной язык. — А что с ними?
Ну а как? Он мне сам пообещал карусель и медовый месяц, так что я, разумеется, невеста!
— У жениха вашего коматозное состояние, у матери его подозрение на инфаркт.
— А как завтра их навестить? — вылез с вопросом Женька.
Докторша на него даже и не посмотрела.
— Блин, ну не видит она тебя, неужто не понял! — сочувствующе сказала я.
— Девушка, а вы с кем все время разговариваете? — медсестра как-то подозрительно смотрела на меня.
— Да так, — смешалась я.
— Белка у нее, — хмыкнула пожилая. — Такая молодая, вроде приличная, а уже допилась до зеленых чертиков.
— Но-но, попрошу без оскорблений!
— Завтра позвоните дежурной медсестре в больницу, она вам скажет, куда ваших больных положили, — не обращая внимания на возражения, врачиха сунула мне клочок бумаги с нацарапанным телефоном, пошла, позвала водителя с носилками, и они отчалили.
Женька зачем-то пошел их провожать.
А я пошла на кухню, рассеянно взяла чашку с недопитым чаем и долго стояла у окна, вглядываясь в холодное утреннее небо.
Нет, я ни о чем ни думала. Не истерила. Просто пялилась в темноту, прорезанную алой полоской рассвета и крутила в руках чашку. Прижавшись лбом к холодному стеклу, я на диво быстро трезвела, и это было неприятно. Сразу накатывало понимание действительности.
Потом пришел Женька, встал рядом и спросил:
— Ну, ты чего такая расстроенная?
— Да уж, поводов нет, — едко ответила я.
— Да все нормально будет, — успокоил он меня. — Все равно это не твои проблемы, верно?
«Моя проблема — это ты», — чуть не ляпнул мой дурной язык, а вслух я спросила:
— Кто такая Нинка?
Не давала мне покоя вот эта девица, что порушила мне работу. И вроде мать Женькина разволновалась из-за нее.
— Завьялова, что ли? — хмыкнул он.
— Ну не знаю, — пожала я плечами. — Молоденькая, темные волосы до плеч, толстенькая.
— Точно, Нинка Завьялова, — кивнул он. — А что?
— Я ее у вас видела.
— Неудивительно, — скривился он словно от зубной боли, — Житья мне эта девица не дает, пристала как банный лист, «люблю — не могу». С матерью вроде дружат, как-то втерлась она к ней в доверие.
— Она часом … колдовством не увлекается? — на всякий случай осторожно спросила я.
— Чего?? — воззрился он на меня. — Шпионажем она увлекается! Магдалина, вот не хочется ничего плохого про девушек говорить, но она и правда достала — вечно по моему же дому с материного попустительства шныряет, вынюхивает. Достало.
— Ну, может быть решила тебя от большой любви приворожить, то-се, — не сдавалась я, пытаясь найти хоть кого-то виноватого, кроме себя.
— Слушай, не улыбай меня с утра пораньше. У нее мозгов на это не хватит. Смотри, лучше, что я умею, — он беспечно посмотрел мне в глаза, подошел к стене, и… прошел сквозь нее.
— Женя!
Из стены высунулась рука и помахала мне.
— Иди сюда! — мне как-то стало очень страшно в этот момент.
Он снова появился, радостно улыбаясь:
— Ну как?
Я вздохнула:
— Послушай, все это конечно здорово, Копперфильд отдыхает, но меня мучает один вопрос: что дальше?
Женька попытался ухватить кружку, ладонь прошла сквозь нее и он улыбнулся:
— Та-ак.
Потом, как-то очень красиво и изящно долбанул правой ногой по верхнему кухонному шкафчику. И на миг мне показалось, что тонкое стекло преградило путь его пятке — однако нет, это он ее остановил в миллиметре от дверцы. Покачал ногой туда-сюда, потом опустил ее на пол и глубокомысленно изрек:
— Мда-а.
— Слушай, экспериментатор, — не выдержала я. — Что дальше? Так и будешь без тела болтаться?
Он задумчиво на меня посмотрел и мягко сказал:
— Послушай, Магдалина. Это не твои проблемы. И не надо тебе об этом беспокоиться.
— А кто будет беспокоиться, если не я? Тебе-то, кажется, пофиг?
— Ты спрашиваешь, почему я не напился с горя как некоторые? Почему я не суечусь, не мечусь, не рыдаю, как ты?
— Да! Почему ты так спокоен??? — зло спросила я.
Он уселся на кухонный стол, вперил задумчивый взгляд в окно и ответил:
— В моей жизни есть дзен, Магдалина.
— При чем тут дзен, черт побери???
Он помолчал, потом вздохнул:
— Однажды молодой врач из Токио по имени Кусуда встретил своего школьного друга, который учился Дзен. Кусуда спросил его, что такое Дзен. «Я не могу сказать тебе, что это, — сказал друг. — Но одно я знаю точно. Если ты понимаешь Дзен, ты не должен бояться…».
— Чего? — тихо спросила я, пристально глядя на запнувшегося Женьку.
Он вскинул голову и беспечно улыбнулся:
— Ничего. Вообще ничего. Так что, Магдалина, успокойся и просто живи.
— Не могу. В моей жизни дзена нет.
— Зря.
Мы помолчали, после чего он снова подал голос:
— Иди домой, Магдалина. Извини, что так получилось.
Я посмотрела на него, заметно поблекшего в утреннем свете, и тихо спросила:
— А ты как?
— Со мной все будет нормально, — ободряюще улыбнулся он. — Я же мужчина.
«Ты привидение. Оно», — уточнил его пол жестокий внутренний голос.
— Женя, — начала я возражать … и осеклась.
Что я ему скажу? Звать его к себе? К чему? У меня дома любимый парень, и вряд ли он одобрит его присутствие. Помочь я ему ничем не могу. Вообще ничем. Если б знала как вернуть его в тело — то с превеликой радостью. Но мне нечего сказать тебе, Женя. Ты классный парень, и мне очень жаль, что так получилось.
— Да? — он аж подался ко мне, и я на миг уловила некую надежду в его глазах.
Чудес на сегодня не будет, Женя. Извини.
— Ты прав, — сердечно сказала я. — Здесь и правда мне делать нечего. Пока.
— Дверь за собой сама захлопнешь, ладно? — в тон попросил он. — Боюсь, мне сейчас не справиться.
— Разумеется, — мой голос был сладок, как малиновое варенье.
По дороге домой я тщательно пыталась сосредоточиться на обдумывании ремонта лоджии. Обшивка деревянная, только деревянная — я ведьма, и пластик и прочая синтетика мне не нужны. Железо — еще хуже. Итак, вишня или береза? Бук? Дуб?
«Сама ты дуб, прости Госсподи душу грешную», — тяжко вздохнул внутренний голос.
«А что я могла сделать?» — холодно вопросила я.
«Да хоть посочувствовать».
«Перед сном я за него помолюсь, ясно?»
Он промолчал, в кои-то веки, а я припарковалась у ворот дома, вышла и наткнулась взглядом на Женьку. Тот молча пинал чугунное кружево решетки и делал вид, что знать меня не знает.
— Ты ко мне? — я аж похолодела от мысли, что он решил меня догнать и навязаться на мою голову.
Тот непроницаемым взглядом посмотрел на меня и ответил:
— Да я так, гуляю, не спится мне под утро. Не думал, что и ты в эти же края приедешь.
— Правильно, я тоже по утрам люблю гулять, — нервно улыбнулась я. — И воздух свежей, и тишина…
— Роса на траве, — равнодушно покивал он.
Я посмотрела на припорошенную инеем опавшую листву и согласилась:
— Лепота! Ну, я пойду?
— Увидимся, — кивнул он.
«Я ему ничего не должна, — жестко твердила я себе, пока шла к подъезду. — И вообще — кто он мне? Я его знаю-то всего ничего».
Любимый был уже дома. Вкусный запах свежесваренного кофе, бодрый голос ведущего утренней программы из телевизора, плеск из ванной комнаты наверху.
«Дэн…», — нежно улыбнулась я, побежала на звук струящейся воды, припала к его спине, обнимая сильное двухметровое тело.
Мое…
— Где гуляла всю ночь, радость моя? — он в зеркало смотрел на меня, и глаза его смеялись.
Я поудобнее впечатала ладошки в упругую загорелую кожу и легко ответила:
— Так по мужикам ходила, чего тут непонятного?
— Да неужели? — иронично поднял он бровь, провел бритвой по щеке, и я немедленно чмокнула освобожденную от пены полоску кожи.
— Их было трое, — рассеянно подтвердила я, рассматривая его безупречный профиль. Господи, как же Тебе пришлось потрудиться, чтобы так чудесно изваять его лицо…
— Развратил я тебя, — хмыкнул он.
— И не говори, — согласилась я, забрала у любимого Джиллет и осторожно принялась водить им по пенным островкам. — Вот что у тебя за генетика, а? Не успеешь побриться, как уже снова пора… Питекантроп ты у меня.
— О, ты хочешь сказать, что я брутален? — иронично прищурился он. — Какой изысканный комплимент!
— Минутку! — спохватилась я. — А ты-то где был?
— У Лешки Романова, я же предупредил, — пожал он плечами.
Я выдохнула и призналась:
— Я бы не пережила, если бы ты сказал: «По бабам ходил». Даже в шутку.
Он оттер остатки пены с лица и поцеловал меня — легко-легко, словно бабочка коснулась крыльями губ…
— Я знаю, Магдалина. Ничего не бойся и не сомневайся, ладно? Ты же мне родная…
— Да я знаю. Просто ревнивая я очень.
— Дурочка.
— Из переулочка.
— Точно!
И он снова поцеловал мои смеющиеся губы.
А я отрешенно подумала о том, что мне неимоверно повезло в этой жизни.
Я любила по утрам заглядывать в его глаза, когда ресницы только-только распахиваются в первый раз. Ловить в серых отблесках радужки ускользающие тени его снов, а чуть позже — ощущать его первый на сегодня поцелуй. Любила провожать его утром в офис; он у меня умница, много лет назад сделал компьютерную фирмочку, которая теперь разрослась до холдинга. Телефония, сотовая и спутниковая связь, Интернет и кабельное телевидение. Я радовалась всем его успехам в бизнесе и гордилась им как собой. Нам с ним было не скучно вместе. Не возникало неловких пауз, напротив — мы договаривали фразы друг за друга, и уже пятый месяц были совершенно счастливы.
Мы честно уплатили пошлину ревнивым богам — я стала убийцей ради любимого, магия моя жгла людей, только бы он был жив… А Дэн лишился семьи. Я долго отмаливала свой грех в монастыре и я стараюсь не забывать на ночь читать молитвы от дурных снов. Снятся ли родители Дэну — не знаю. Мы не говорим об этом. Но я знаю, что большего боги от нас требовать не могут, и теперь не боюсь, что они нас накажут за то, что мы столь неприлично счастливы.
Дэн ушел в офис, в доме наступила какая-то вязкая тишина без его голоса и смеха.
Заварив душистый жасминовый чай, я налила его в чашечку вежвудского фарфора и вышла на лоджию. Посмотрела на чистое, практически дневное небо, вспомнила об ангелоподобной тетеньке с паскудным характером и вздохнула. Не до колдовства сейчас, Женька из меня все силы выпил. Да и время уже не то, рассвет давно закончился.
Завтра.
Обжигающий чай и холодный октябрьский воздух. Люблю контрасты. А потом с поднебесной выси взгляд упал на землю и я вздрогнула.
Женька неприкаянно бродил по двору.
Нахмурившись, я недоверчиво потрясла головой, зажмурилась и снова осторожно посмотрела вниз.
Он шел по красным плиткам, зябко обхватив себя руками. Странно. Да, на нем один джемпер, но разве привидения мерзнут?
Я спокойно пила чай и думала о том, какой же он мерзавец. Джентльмен никогда бы не поставил меня в такое положение. И ведь поначалу он поступил как настоящий мужчина — снял с меня вину за происшедшее и отправил домой. И неважно, что я сама себя буду укорять, но его поступок тогда был… очень правильным. Зачем он сейчас за мной приперся??? Зачем??? В сказочки о том, что он тут случайно мимо проходил — я не поверила ни на секунду. Он намеренно явился, чтобы служить мне живым укором.
Только я не могу ему помочь. Я ведьма, а не Господь Бог, и напрасно себе сердце рвать я не стану.
— Извини, Женечка, но ты мне не сват и не брат, — равнодушно обронила я и пошла в спальню. У меня была слишком долгая ночь, я не спала сутки и потому я спокойно сунула Бакса себе под мышку, накрылась одеялом и мгновенно уснула.