Я открываю дверь и вижу на пороге двух мужчин в черных пижонских костюмах и темных очках. Они мельком показывают свои удостоверения. — Агенты Малхёрди и Уайт, ЦРУ, — говорит тот, что слева.
— Эд! Это к тебе! — кричу я через плечо.
— Агась! — отвечает он. В течение нескольких следующих секунд обладатель особо тонкого слуха мог бы услышать, как все компьютеры в доме создают аварийную резервную копию на сервере в Эквадоре, а затем приступают к низкоуровневому форматированию всех жестких дисков.
Я впускаю агентов в дом и предлагаю им чашечку чая. Они отказываются.
— В чем дело? — спрашивает Эд, присоединяясь к нам, пока мы устраиваемся на кухне.
— Вы можете опознать этих людей? — спрашивает агент Малхерди, открывая свой портфель и показывая нам большую полноцветную фотографию двух мужчин, глупо улыбающихся на фоне горизонтальных линий, судя по которым их рост составляет 180 см и 193 см.
— Это мы, — замечает Эд.
— Эта фотография была сделана сорок восемь часов назад в сверхсекретном правительственном научно-исследовательском центре США, расположенном под горой Керриг в Неваде. Двое изображенных на ней людей до сих пор содержатся там под стражей.
Эд делает глубокий вдох. — Принимая во внимание тот факт, что никто из нас (официально) уже больше двенадцати месяцев не покидал Соединенное Королевство, можно ли объяснить это фото посредством клонов, роботов, реалистичных кукол, путешествий во времени, двойников, братьев-близнецов, потерявшихся в далеком прошлом, амнезии, инопланетян, магии или фотошопа?
— Путешествия во времени, — отвечает агент Малхерди. Эд понимающе кивает. — Лаборатория Керриг уже около пяти лет всерьез занималась исследованием возможности перемещения вперед или назад во времени. В этом нам оказали помощь ваши собственные исследования, Эдуардо.
— Тебя зовут Эдуардо Макферсон? — недоверчиво спрашиваю я, всегда знавший его под именем Эд.
Цыкнув на меня, он спрашивает агентов: «И как долго вы уже за мной следите?»
— С тех пор, как вы построили гигантского робота.
— А, гигантский робот. И с тех пор вы собираете данные прямо с моих компьютеров?
— Мы в курсе всех ваших секретов, мистер Макферсон.
— Значит, вы знаете и про –
— О, еще бы. Весьма впечатляюще, кстати говоря.
— О чем они говорят?
— Я занял первое место в мире по числу очков в Паззл Боббл, я тебе как-нибудь потом расскажу…
— Возвращаясь к теме нашего разговора, — говорит агент Уайт. — Благодаря технологии червоточин, которую мы, ахм, «позаимствовали» у вас, Эд, ученые в Керриге добились удивительных успехов в создании машины времени. Ровно неделю назад они завершили работу над прототипом, который в теории должен был уметь отправлять предметы в прошлое. Но машина не заработала.
— Мы ожидали, что вторая копия объекта, помещенного в машину — обычно им был кусочек фрукта — появится в ней за несколько минут до начала эксперимента. Вместо этого объекты, помещенные в машину для отправки в прошлое, просто исчезали. Так происходило примерно до полуночи два дня тому назад, когда в машине ни с того ни с сего материализовались двое людей. Они назвались Сэмюэлем Хьюзом и Эдуардо Макферсоном, дали нам ваш адрес и сказали, чтобы мы привезли вас к ним.
— Короче говоря, нам нужно, чтобы вы отправились вместе с нами в лабораторию Керриг и попытались разобраться в этом бардаке, — говорит агент Малхёрди.
Эд смотрит на меня, и я пожимаю плечами. Сопротивление не принесет нам особой выгоды. — Ну тогда ладно.
— Ты когда-нибудь строил машину времени? — спрашиваю я, пока мы едем на аэродром, где нас, по всей видимости, дожидается высокоскоростной реактивный самолет.
— Думал об этом несколько раз. Один раз даже нарисовал эскиз ее прототипа, но потом порвал на кусочки и сжег. Риск был слишком велик, а последствия могли оказаться просто катастрофическими.
— Фриуу, — замечаю я. Неужели Эд мог такое сказать?
Спустя один сверхзвуковой перелет, любезно предоставленный американскими ВВС, и десять часов ожидания перед нами раздвигаются двери лифта: оказывается, что внутри гора Керриг в Неваде снабжена кондиционером, на удивлением хорошо освещена и никоим образом не провоцирует клаустрофобию. На глубине около сотни метром под землей перед нами предстает внушительная пещера, выкрашенная в белый цвет и напоминающая складское помещение; вокруг устройства, напоминающего цельносборный действующий ускоритель частиц, расположено достаточно разнообразной тяжелой электроники, чтобы построить из них еще один. У края устройства — большая часть которого занимает оставшуюся часть внутреннего пространства горы — находится кубический проход, сделанный, по всей видимости, из кабины лифта. На территории комплекса находятся несколько ученых, одетых в белые халаты, и, по всей видимости, мы с Эдом.
Встреча с ними производит крайне необычное впечатление. Вот другой я — человек, который, вполне вероятно, знает обо мне все. Я не могу отделаться от неприятного чувства: кто-то помимо меня знает обо мне слишком многое из разряда того, что я предпочел бы скрыть. Но Эда его альтернативная версия, похоже, вполне устраивает.
Они утверждают, что совершили путешествие во времени. Как показали тесты, у нас с ними общие черты лица, отпечатки пальцев и ДНК. У них есть все основания, чтобы называться нами.
Но так ли это? И если да, то что нам с этим делать?
Альтернативный Эд, судя по всему, так же умен, как и обычный, если не считать толики дополнительных знаний — поскольку он, как и следует ожидать от одного из первых в мире путешественников во времени и любителя «научной фантастики на практике», как я привык ее назвать, обладает практическим пониманием временных перемещений и машин времени. Он организовал совещание, на котором собирался объяснить, что именно произошло в полночь два дня тому назад.
Альтернативный Эд — с этого момента я будут называть его «Эд-А», а альтернативного Сэма — «Сэм-А», — привлек к себе внимание целой кучи военных, дюжины ученых, меня, Эда и Сэма-А. А еще у него есть доска, на которой он во время своего рассказа рисует экспрессивные — и совершенно невоспроизводимые — диаграммы. — Дело вот в чем. Модели путешествий во времени, которые все мы видели в фильмах «Назад в будущее», «Лара Крофт: Расхитительница гробниц» и даже в «Терминаторе», парадоксальны по своей сути, а значит, ошибочны. Если путешествие в будущее совершенно законно и в общем и целом равносильно тому, что вы просто исчезаете на тысячу или сколько-то там лет, то отправиться в прошлое и убить своего дедушку невозможно, потому что в тот момент вашего дедушку никто не убивал. Временные парадоксы не могут существовать по определению. Короче говоря, изменить прошлое нельзя.
— Но отправиться в прошлое все-таки можно.
— Эта проблема решается с помощью одного из вариантов теории множественных миров. — Он рисует горизонтальную линию, называет ее «ЛИНИЯ ВРЕМЕНИ А» и отмечает на ней двумя крестиками 1900-й и 2000-й годы. — Предположим, что я нахожусь в 2000-м году и хочу переместиться на сто лет в прошлое. Я настраиваю свою машину, залезаю в нее и включаю. Дальше я появляюсь в 1900-м году. Так вот, в 1900-м году, как нам известно, машин времени не было, и изменить этого я не мог. Вместо этого я создал новую Вселенную. Сам факт моего появления в 1900-м году «передвигает» Вселенную с линии А на новую линию Б. — Он рисует вторую линию, параллельную первой, называет ее «ЛИНИЯ ВРЕМЕНИ Б» и тоже отмечает на ней 1900-й и 2000-й годы. Затем он рисует пунктирную линию, ведущую от 2000-го года линии А к 1900-му году линии Б.
— В 1900-А ничего не случилось. В 2000-А я построил машину времени и отправился на сто лет в прошлое. После этого я навсегда исчез. В 1900-Б произошло нечто новое — а именно появление моей машины времени. Теперь обе Вселенные имеют общее прошлое, но разное будущее, и причина тому — мое перемещение в 1900-й год. Насколько сильно они будут отличаться, зависит от моих последующих действий. Я мог бы сразу же отправиться вперед во времени, что привело бы лишь к самым незначительным переменам в 1900-м году, хотя теория хаоса, как нам известно, обязательно попыталась бы раздуть их у нас за спиной. Или я мог бы, к примеру, найти и убить своего прадеда. По сути в 2000-Б может произойти все что угодно. Как вариант, я-Б, возможно, никогда и не изобретет машину времени.
— Всякий раз, когда кто-то совершает прыжок назад во времени, Вселенная расщепляется. Каждый кусочек фрукта, который был отправлен назад во времени с помощью этой машины — которая, кстати говоря, работает без нареканий; можете свериться с кое-какими чертежами, которые мы захватили с собой — действительно оказывался в прошлом, за несколько минут до начала эксперимента…, но каждый раз попадал в другую Вселенную. Решили ли альтернативные версии ученых в этих альтернативных Вселенных продолжать эксперимент или нет, зависит от случайных факторов, и проверить это мы все равно не сможем; но даже если эксперимент был прекращен, то в худшем случае кусочек фрукта, который оказался бы в их лаборатории, просто бы сгнил.
Эд-А стирает годы и вместо 1900-го пишет «полночь два дня тому назад», вместо 2000-го — «через неделю» и рисует новый крестик между этими двумя событиями в линии времени Б, помечая его как «СЕЙЧАС». — А теперь начинается самое интересное. В нашей линии времени — которую мы назовем линией А — примерно через неделю описанная мной теория будет открыта учеными, работающими в лаборатории Керриг — то есть вами. Чувствуя себя в долгу передо мной, то есть мной-А, они приглашают — где эта книга доктора Дана Стритменшенера про 1001 временную форму[4] когда она так нужна? — они приглашают сюда меня-А и Сэма-А, чтобы мы стали первыми путешественниками во времени. Затем мы отправляемся примерно на одну неделю в прошлое, навсегда исчезая из их временной линии.
— И появляемся в этой.
— Это и есть линия времени Б. Она отделилась от линии А примерно два дня назад, когда я-А и Сэм-А прибыли или не прибыли из будущего. Поэтому вы — показывает он на меня и Эда — это соответственно Эд-Б и Сэм-Б. Всем понятно?
Наступает пауза.
— Мне не понятно, — говорит Эд-Б.
Неужели Эд мог такое сказать?
— Слава богу, что кто-то еще ничего не понял! — восклицают несколько человек в комнате.
— Нет, нет, нет, — говорит Эд-Б. — я не про теорию путешествий во времени, которую ты объяснил — здесь все логично. Почему из всех возможных Вселенных вы оказались именно в этой? Вероятность, что вы самопроизвольно оказались бы здесь, должна быть около –
— Порядка одного шанса на гуголплекс. Именно. Это очень и очень необычная Вселенная, если не сказать большего, но все, что случается, где-то да должно произойти; вам просто не повезло, — отвечает Эд-А.
— Мне еще кое-что непонятно, — говорит Эд-Б. — Если вы с Сэмом-А все это знали, то зачем было соглашаться на путешествие в прошлое? У нас есть друзья, семьи, наши жизни. Вы ведь уже никогда не сможете вернуться в линию времени А, потому что путешествия во времени туда не ведут. Вы оставили после себя огромную дыру — все будет выглядеть так, будто однажды вы таинственным образом исчезли и не вернулись обратно. Вы хоть представляете, как на это отреагируют мама с папой? Как вы могли так поступить? Вы оба!
Эд-А моргает. — Хороший вопрос. Ладно. — Дай-ка я объясню кое-что еще и потом мы вернемся к этому разговору. Сейчас во временной линии Б имеет место некоторая проблема.
— Да, вроде того, что теперь нас здесь двое, — говорит Сэм. Это Сэм-А, а не я, потому что я — это Сэм-Б. Разбираться в этом все сложнее.
— Верно, — говорит Эд-А. — У каждого из нас есть двойник — генетически идентичный, с тем же самым прошлым, если не считать двух последних дней, с тем же домом, родителями, свидетельством о рождении, с той же личностью. История с «близнецами, пропавшими в далеком прошлом» здесь не прокатит. К тому же мы с Сэмом отнюдь не горим желанием начинать новую жизнь где-то в другом месте и притворяться другими людьми. Особенно, если учесть внимание со стороны прессы, которое я привлекал в прошлом и, скорее всего, привлеку, ха, в будущем — в какой-то момент чьи-нибудь родственники обязательно что-то заметят в новостях.
— То есть по сути мы хотим, чтобы вы двое отправились назад во времени, — говорит Сэм-А. — Вы отправитесь в прошлое за мгновение до полуночи два дня тому назад. Вы уже никогда не вернетесь в эту временную линию, здесь останется всего один Сэм и один Эд, и никаких проблем. Мы же вернемся домой и продолжим жить своими жизнями, и статус-кво в этой временной линии благополучно восстановится.
— А как же мы? — спрашиваю я. — Разве мы не попадем во временную линию… эм, В?
— Безусловно, но когда вы там окажетесь, то поступите точно так же, как и мы во временной линии Б. Поменяетесь местами с Эдом-В и Сэмом-В и продолжите жить своими жизнями — и все тип-топ.
— Если не считать Эда-В и Сэма-В, — говорю я.
— … Которые заменят Эда- и Сэма-Г и так далее в бесконечной цепочке альтернативных Эдов и Сэмов. Теперь вы понимаете, в чем суть? Каждая наша пара отправляет следующую в прошлое и занимает их место. Это все равно что добавить еще одного постояльца в заполненный бесконечный отель. Нужно всего-то переселить каждого жильца в следующий номер. В конечном счете все будут довольны.
— Ааааа, теперь я понял, — говорит Эд-Б. — Теперь мне ясно, почему вы оправились в прошлое и бросили всех в вашей старой Вселенной.
— У меня были подозрения, что ты догадаешься, — говорит Эд-А.
— На самом деле вы не первые Эд и Сэм, — говорит Эд-Б.
— Верно. Это была всего лишь «ложь для пользы дела», как мы ее называем, и я уверен — точнее, знаю, — что ты это понимаешь. И наша линия времени, и эта, и следующая в действительности находятся в глубине бесконечной цепочки — и глубина эта настолько велика, что ни один из нас, собственно говоря, не может с уверенностью сказать, с чего все началось… или, что важнее, когда.
— Так на какой же вы итерации?
— Что-то порядка четырехсот пятидесяти миллиардов, — отвечает Эд-А. Он бросает на стол 3,5-дюймовую дискету. — Точно число записано на этом диске. Теперь мы передаем его вам вместе с поручением увеличить хранящееся там число на единицу и взять с собой в следующее путешествие.
Все снова замолчали, потрясенные услышанным.
— Четыреста пятьдесят миллиардов, — произнес я.
— Цепочка продолжается до бесконечности, Сэм, — говорит Эд-А. — Где-то во Вселенной, среди бесконечных повторов одного и того же двухдневного цикла это число достигнет триллиона, затем квадриллиона, затем квинтиллиона. Затем оно станет настолько большим, что на дискете не хватит места, чтобы записать все его цифры. Если подумать, то в цепочке перемещений мы могли бы оказаться куда глубже.
— Если этот диск четыреста пятьдесят миллиардов раз пережил одну и ту же пару дней, значит, ему больше двух миллиардов лет, — говорит ведущий сотрудник лаборатории — полный бородатый норвежец.
— А он и не пережил, — отвечает Эд, — И лет ему гораздо меньше. Через каждые тысячу итераций мы меняем его на новый. Возможно, вас заинтересует тот факт — особенно, если вам нужные другие доказательства нашей истории, в чем я сомневаюсь — что в этой лаборатории есть и другой диск, который выглядит в точности, как этот — включая марку и все остальное. Это тот самый диск, который решили использовать Эд и Сэм шестьсот итераций тому назад.
Тишина.
— Сэму и мне надо поговорить с глазу на глаз, — неожиданно сообщает Эд-Б.
Спустя какое-то время мы находим незанятую комнату для допросов. Я сижу в кресле, а Эд тем временем ходит по комнате туда-сюда.
— Я не против поделиться с тобой, Сэм, что меня все это уже начинает не на шутку пугать, — говорит мне Эд. Этого еще не хватало. Очень многое из того, что сотворил Эд — обруч с червоточиной, сообщения, вплетенные в ткань самой реальности, переключатель — в той или иной мере внушали мне страх. Но у Эда его собственные эксперименты никогда не вызывали даже малейшего опасения. На его лица всегда улыбка. До сегодняшнего дня я вроде как видел причину в том, что у Эда слегка не все дома.
Но Эд тоже напуган. Эд, разрушитель галактик, создатель микроскопических Вселенных.
— Почему? — спрашиваю я, вопреки собственному благоразумию.
— Во-первых, мне хотелось бы знать, почему мы изначально решили отправиться в прошлое? Что такого страшного произойдет в нашем будущем, что мы готовы бросить всех, кто нам дорог и стать путешественниками во времени? За четыреста пятьдесят миллиардов итераций одной и той же пары дней случиться может многое. Блин, я уверен, что мы, по крайней мере, несколько десятков раз по чистой случайности переломали себе ноги, просто выйдя из машины. Но если самые первые Эд и Сэм были хоть немного похожи на нас, тогда то, что случилось с ними, может произойти снова — на этот раз с нами. Мы даже не знаем, как далеко от нас то будущее, из которого пришли первые Эд и Сэм — это может быть и день, и год, и сто лет. Нас ждет ядерная война или что похуже?
— Во-вторых меня беспокоит то, насколько правдивы могут быть слова наших двойников. Даже если не принимать во внимание искажения, которые испытает на себе истина, воспроизводимая самым тщательным образом, после того, как ее скопируют полтриллиона раз, в какой мере вызываем доверие мы сами? Насколько, по-твоему, велик шанс, что в какой-то момент после неизвестного числа итераций Эд и Сэм под влиянием момента решили опутать следующих Эда и Сэма паутиной лжи, выбрали случайное число, запихнули его на диск и передали своим дублям? А ведь это могло произойти миллион итераций тому назад. Ложная информация могла переходить из рук в руки столько раз, что ни мы, ни Эд-А с Сэмом-А, ни Эд и Сэм, которые были перед ними, не имеют ни малейшего представления об истинном положении дел.
— Я бы врать не стал, — говорю я, решив проявить инициативу.
— Точно? Подумай о теории хаоса. Прибытие наших альтернативных версий и все последующие события могут едва заметно варьироваться невообразимым числом способов. Разве так уж маловероятен исход, при котором обстоятельства склонят нас ко лжи? Даже сами себе? — Эд видит на моем лице выражением крайнего смущения. — Поверь мне, это вполне возможно.
— Ко всему прочему я даже не уверен, что эти двое людей действительно являются мной и тобой.
— Да брось, это уже какая-то паранойя! Какую пользу ученым из Центра Керриг может принести такой обман? Они выглядят В ТОЧНОСТИ как мы. Их одежда — точная копия нашей, вплоть до малейших дыр и распоротых швов. Они говорят и ведут себя, как мы — хотя я, если честно, никогда не думал, как глупо мой голос звучит со стороны — и они знают все, что знаем мы — ты сам видел результаты ДНК-теста.
— Да ладно, Сэм, я ведь знаю, как клонировать людей! Они могли вытащить технологию клонирования прямо с моего компьютера! И уж ты-то должен понимать, какую угрозу для общества я представляю; шансы, что я свихнусь и не просто решу покорить планету, а сделаю это на полном серьезе, слишком велики. Ради безопасности всего мира от меня стоило бы избавиться, распылив в этом дезинтеграторе/машине времени. Нет уж, нам нужны более веские основания.
— Ну, а как насчет паролей для путешествий во времени?
Эд хлопает в ладоши. — Блестяще! Как же я об этом не подумал! — Он бросается к двери и открывает ее –
Снаружи стоят Сэм-А и Эд-А. — Твой пароль для путешествий во времени — это фраза «Возмездие лазерного кальмара», — говорит мне Сэм-А.
— А твой — символ: заглавная греческая буква «фи» с квадратом вместо кружка, — говорит Эду Эд-А. — Мы были такими же параноиками, как и вы. Мы были в той же самой комнате, где у нас, вполне вероятно, состоялся точно такой же разговор.
— Вам ни за что не доказать всю эту чепуху про миллиарды наших итераций. И если уж на то пошло, предыдущие Эд и Сэм тоже не смогли бы этого доказать.
— Верно — так и было. Мы просто им поверили. Кому же доверять, если не самим себе? — говорит Сэм-А.
После неловкой паузы я, наконец, сменяю гнев на милость. — Ну, себе я доверяю.
— Похоже, что так, — неохотно говорит Эд-Б, с подозрением поглядывая на своего двойника. — Ладно. Давайте дискету.
Все происходит так быстро, что нам, возможно, удастся вернуться в Великобританию еще до того, как у нас разовьется заметный джет-лаг. Нас — что весьма кстати — кормят в столовой Центра Керриг, после чего мы снова направляемся в зал машины времени.
Используя (цифровые) чертежи и технические показатели, которые Эд-А захватил с собой из предыдущей линии времени — чертежи, которые, как нам ИЗВЕСТНО, работают без каких-либо нареканий в силу того факта, что и они сами, и их курьеры прибыли сюда в целости и сохранности — ученые Центра успешно настроили — в чем они уверены на 99,999 % — действующую машину, способную безопасно перенести во времени нас обоих. С собой мы берем цифровую копию чертежей и дискету с недавно увеличенным счетчиком, который, вполне вероятно, был взят с потолка.
Сгорбившись, мы с Эдом забираемся внутрь конструкции, которая действительно оказалась кабиной разобранного на запчасти лифта; тем временем вокруг нас идут заключительные проверки и начинает заряжаться устройство, которое — при том, что с технической точки зрения в нем нет ничего более интересного, чем количество электрической энергии, сравнимое с I0[5] ласково прозвали «конденсатором потока».
Начинается последний обратный отсчет. Эд-А и Сэм-А сообщили нам, чего следует ожидать в ближайшие шестьдесят секунд, когда мы — если все пройдет в соответствии с планом — материализуемся безо всякого приглашения в центре безумно секретной научной лаборатории, вызовем срабатывание нескольких сигнализаций и привлечем к себе внимание дюжины вооруженных американских морпехов. Они говорят, что поднять руки и сказать «мы сдаемся» — вероятно, будет разумной идеей.
— И в каком именно времени мы окажемся, когда выйдем отсюда? — спрашиваю я у Эда.
— Ну, если бы нас отправили в любой момент, следующий за тем, как Эд-А и Сэм-А появились в этой временной линии, ситуация стала бы невообразимо сложнее, так как мы появились бы в третьем экземпляре. Если бы нас отправили точно в момент их появления, то с неопределенной вероятностью мы могли бы аннигилировать при встрече с ними — или наоборот — поскольку и мы, и они попытались бы материализоваться в одном и том же месте в одно и то же время. Так что мы отправляемся чуть дальше в прошлое — на одну наносекунду, если быть точным. Все выверено по атомным часам, так что в плане точности беспокоиться не о чем.
— Что, если они появятся сразу после нас?
— Один шанс на гуголплекс.
— Круто.
Пауза.
— Эй, парни, — раздается голос, который, по всей видимости, исходит из интеркома. Это Сэм-А. — Я просто хотел сказать, что встретиться с нашими альтернативными версиями было довольно круто. Оба раза. Правда, во второй раз намного прикольнее, потому что ты заранее знаешь, что произойдет — в основном. Где-то через шестнадцать секунд вы это и сами поймете.
В камере переноса есть цифровое табло — время от времени я слежу по нему за обратным отсчетом. Пятнадцать. Четырнадцать. — Да, — добавляет Эд-А. — У меня, правда, есть еще один совет для моего двойника. — Эд-Б, наш Эд, встает и смотрит на Эда-А через крошечное окошко. Интерком работает только в одну сторону, но у них, по крайней мере, есть визуальный контакт. Восемь. Семь. — Эд, выслушай меня очень внимательно… ты слушаешь? — Пять.
Эд-Б кивает. Четыре. Три.
— НЕ ЖЕНИСЬ НА ДЖЕН.
— ЧТО?
Я ожидал чего-то вроде вспышки света. Или покалывания, или удара электрическим током, или ощущения огромной скорости, ну или толчка, на худой конец. Но нет. Я ничего не почувствовал.
Оказывается, все дело в том, что когда я закрыл глаза, Эд как раз успел нажать кнопку аварийного отключения, полностью прервав эксперимент. Пока конденсатор «потока» безо всякого вреда (но впустую) разряжается в Землю, он плечом распахивает двери лифта и направляется прямиком к своему двойнику. — Что за хрень ты несешь?
— Я не ожидал, что ты так быстро среагируешь, — говорит Эд-А.
— Ты по своей реакции судишь, старина Эдуардо, — отвечает Эд-Б. — Так что насчет Джен? Мы друзья, и только. И ты знаешь, что между нами больше ничего нет. Хочешь сказать, что мы поженимся? И случится что-то плохое?
— Эм, ааа. Так. Видишь ли, дело в том, что я вроде как хотел тебя разыграть. Хотел сделать твое будущее более интересным. На самом деле я не знаю, произойдет ли в будущем что-то между нами и Джен.
Несколько мгновений Эд-Б невозмутимо смотрит на своего двойника из предыдущей Вселенной, после чего заряжает ему кулаком в лицо. Пока Эд-А, спотыкаясь, отступает назад и пытается восстановить равновесие, Эд-Б орет на него. — Ты тут шутки шутишь с человеческими жизнями, Эд! Даже со своей собственной жизнью. Пусть это станет уроком для нас обоих, раз уже мы с тобой практически не отличаемся друг от друга; научись видеть мир глазами другого человека. Я к тому, что, если я не могу сочувствовать самому себе, значит не могу сочувствовать никому. — Он разворачивается и снова направляется к машине времени, где я ошалело продолжаю ждать. — Начните все заново с шага 209, — кричит он ученым, которые находятся в зале управления и следят за машиной. Он забирается внутрь и запирает дверь. Обратный отсчет начинается заново с отметки в шестьдесят секунд.
— Поверить не могу, что я на такое способен, — говорит Эд, пока мы снова дожидаемся результата. — Я же не настолько злопамятный, да?
— Мне тоже не верится, — отвечаю я. — Может быть, тот факт, что ты вмешиваешься в собственную жизнь, навел тебя на мысль, что в этом нет ничего плохого. Ведь в этическом плане это очень сильно напоминает экспериментов над самим собой по сравнению с экспериментами над другими людьми. Может быть, ты просто думал, что просечешь эту шутку. Или пытался слегка разнообразить жизнь своего альтернативного «я».
— В моей жизни и так хватает разнообразия, — говорит Эд. — Чушь, я не могу предугадать ход собственных мыслей. Мы оба думаем на одно и то же количество ходов вперед. Ну что ж, когда придет наша очередь, мы поступим иначе…
Таймер достигает нулевой отметки, но вспышки света все равно не происходит — на самом деле все наоборот, ведь в момент нашего прибытия в лаборатории темно и нет ни души, так как сейчас полночь и никто не работает. Все, — думаю я про себя, — прошло довольно-таки безболезненно.
У нас над головой начинает завывать и сверкать сигнал тревоги. Спустя минуту, в зале собирается отряд морпехов в шлемах и бронекостюмах, и мы оказываемся на прицеле их пулеметов.
Мы поднимаем руки и сдаемся, а тем временем за тысячи километров от нас жизненные пути Эда-В и Сэма-В начинают слегка отклоняться от наших.
Допрос превращается в настоящий кошмар, пока не появляются парни из ЦРУ — агенты Малхёрди и Уайт, которых мы изумляем тем, что узнаем их в лицо и называем по имени. Они объясняют, как и почему наши альтернативные «я» (мы-В) помещены под наблюдение из-за деятельности, представляющей потенциальную угрозу миру, и как наше внезапное появление здесь при том, что мы по-прежнему находимся под наблюдением в Англии, может иметь отношение к экспериментам Эда-В. Мы с Эдом пытаемся мысленно разобраться в происходящем. Теперь мы — это альтернативные версии Эда и Сэма. Продолжить цепочку — это уже наша обязанность.
Наблюдать за этим с другой стороны попросту жутко. Мы так предсказуемы. Я замечаю, что мысленно заканчиваю предложения, которые произносит мой двойник.
Все происходит почти точно так же, как и в прошлый раз. Диски переходят из рук в руки. Раскрываются пароли для путешествий во времени. Мы передаем электронные чертежи для машины времени; Эд, правда, отказывается от предложения сохранить копию, замечая, что он вряд ли будет строить такую машину сам. Мы провожаем своих двойников из альтернативной Вселенной, которые отправляются на два дня и еще одну наносекунду в прошлое.
Правда, одно существенное отличие все-таки есть. На этот раз последний совет Эда звучит иначе. — ЖЕНИСЬ НА ДЖЕН.
Эд-В выглядит изумленным и даже не тянется к аварийному выключателю.
Поступок Эда привел меня в бешенство, но в то же время почему-то не вызвал удивления. Может быть, он и правда считает собственную жизнь игрушкой. Может быть, он думал, что оказывает своему альтернативному «я» услугу или же в решающий момент просто не сумел устоять перед возможностью вмешаться в будущее.
В итоге я ему ничего не сказал, потому что и говорить было нечего. Пусть мы никогда не узнаем о судьбе других Эда и Сэма, я надеюсь, что у них все хорошо.
Пока мы летим домой ночным пассажирским рейсом — на этот раз никакой сверхзвуковой движухи, увы — Эд сверятся со своими часами, чтобы выяснить, сколько времени мы в общей сложности потеряли, а я в порядке подготовки к возобновлению наших жизней с того момента, как мы покинули дом, судя по всему, три дня назад, пытаюсь сделать вид, что ничего этого и не было. Между собой мы решили не вносить коррективы в наши дни рождения. Объяснить это нашим семьям было бы слишком сложно.
Сидящий рядом с нами мужчина по понятным причинам проявляет интерес, когда мы как ни в чем не бывало заводим разговор о своих темпоральных похождениях. — Прошу прощения, вы вдвоем… путешествовали во времени или что-то вроде того? — спрашивает он.
— Нет, — отвечаю я. — Мы играем в предстоящем фильме о путешествиях во времени и просто не хотим выходить из роли. — Человеческий разум — удивительная вещь. Каким бы маловероятным ни было объяснение, он с гораздо большей готовностью проглотит его, чем поверит правде.
И только когда мы, наконец, прибываем в Гатвик, и начинаем искать автобус до дома, меня осеняет последняя мысль.
— Где заканчивается вся эта цепочка?
— Нигде — она продолжается до бесконечности, — отвечает Эд.
— Но она ведь не может продолжаться до бесконечности. Даже уходя в прошлое на одну наносекунду за раз, ты рано или поздно достигнешь момента, когда лаборатория Керриг еще даже не была построена. И что тогда?
Эд бросает на меня беглый взгляд. — А ты уверен, что хочешь знать?
— С чего это ты спрашиваешь?
— Я понял это, еще когда Эд-А объяснял нам теорию путешествий во времени. Честно говоря, именно этот момент в нашей ситуации беспокоил меня больше всего. В конечном счете один из нас умрет. А возможно, и мы оба.
Я открываю рот, но сказать ничего не могу.
— Помнишь, как я говорил тебе, что с точки зрения статистики как минимум несколько дюжин наших дублей — просто в силу случайного стечения обстоятельств — сломали ноги на выходе из машины времени? Доведи это до логического конца, и получится, что один из нас рано или поздно погибнет. С вероятностью один на триллион в машине времени происходит сбой, и мы оба — трупы. Ты или я спотыкаемся и раскраиваем себе череп по дороге в комнату для допросов. Самолет из Англии в Америку терпит крушение, и никто не выживает. Вообще-то, если подумать, то самым слабым звеном во всей цепочке событий между двумя соседними итерациями являются первые несколько секунд. Вооруженные морпехи. Где-то, если усреднить наши прибытия по триллиону итераций, один из нас почти наверняка сделает или скажет что-нибудь не то, и в ответ нас просто расстреляют. Я даже больше скажу, тот факт, что за четыреста пятьдесят миллиардов итераций ни один из нас не погиб, крайне маловероятен. Более реалистичной оценкой было несколько тысяч — максимум, миллион.
— Тогда как быть с диском? Где-то на одной из предшествующих итераций мы солгали? Просто выдумали всю историю с дискетой?
— Уверен, у нас были на то причины, и честно говоря, нам этого уже никогда не узнать. И истязать себя по этому поводу теперь тоже ни к чему. Осмелюсь сказать, альтернативные Эды разоблачат эту ложь точно так же, как и я сам. В ретроспективе я думаю, что доверять нам все-таки не стоит.
— Говори за себя, — многозначительно заявляю я. — … Мне просто хочется, чтобы у этой истории был более удачный конец. Лучше, чем тот, где Эда и Сэма через тысячу итераций после нас случайно застрелят.
— Кто знает? — говорит Эд. — Может, где-то в этой цепочке мы вдвоем решим начать свои жизни заново в Америке. Может быть, будем работать в этой самой лаборатории. Опять же, наверняка мы этого никогда не узнаем.
— Путешествия во времени — отстой, — замечаю я.
— Так и есть, Сэм, — говорит Эд. — Так и есть. Прямо сейчас мне просто хочется попасть домой и выпить традиционную пост-приключенческую чашку чая.
— Может быть, я приглашу Джен, — улыбаюсь я.
Эд тяжело вздыхает, но ему некого винить, кроме самого себя.
В каком-то смысле.