Эдемский Маг 2 (СИ)

Глава 15

Божественное свечение наконец затухало, оставляя после себя лишь гарь, пожары, ужасный, прокатывающийся по равнинам гул от магического взрыва и громадную, дымящуюся воронку, похоронившую внутри себя множество тысяч остатков доблестных, верящих в Бога воинов.

Глаза еле разлипались после невиданного доселе яркого, праздничного шоу. Они болели, их нестерпимо резало, они зудели и чесались, как после комариного укуса. Перед собой Вальтер видел только огромное световое пятно, затмившее собой все краски и затопившее всю-всю округу, заставив Верховного неловко шатнуться.

Божественный свет в его глазах мерк, но то был долгий процесс. Война продолжалась и его ведь ждали, ждали его воины, солдаты, маги, а он всё никак не мог придти в себя. Да и этот грохот… Он отчаянно не хотел покидать его ушей и Верховный даже не мог представить, что же конкретно сейчас происходило на поле боя. Может, каждый-каждый находящийся здесь и сейчас тоже оглушён, тоже лишён зрения, также мучается, как и Вальтер?

Старик Адонис пал на пятую точку, закрывая уши старческими ладонями, в попытках заглушить навязчивый, преследующий грохот. Его глаза были тоже крепко-крепко зажмурены, не в силах смотреть на этот затухающий, божественный цветок. Дамир явно нервничал, громко топая ногами да рыча, вероятно боясь за все упущенные в этот важный момент события. Акбека было не слышно и тем более не видно. Он спокойно стоял подле архимагов, практически раскрывая покрасневшие от света глаза и наблюдая меркнувший, стремительно затухающий свет самого мощного заклинания, посланного Либертом.

Громадное пепельно-чёрное облако взмыло над бесконечно тянувшейся воронкой, словно страшный гриб после ядерного взрыва. После себя эта страшная магия оставила только смерть, кровь, потерянную веру, а ещё и гнев. Праведный и ужасающий гнев Верховного архимага и его союзников!

Глаза Вальтера раскрылись, узрев эту картину-последствие Великой Магической Войны. Все эти люди погибли в ужасных муках, будучи уничтоженными жаркими, божественными лучами большущей магической сферы. И ведь Верховный никого не смог спасти, не успел послать на защиту даже самый лёгкий щит… И не было ему больше прощения. Оставалась только боль в душе и осознание того, что война совсем скоро станет воистину кровавой…

Дамир и Адонис стояли по обе руки от разъярённого и одновременно потерянного Вальтера. Грудь Верховного вздымалась как мачта, ноздри раздувались от досады, а мана скапливалась на кончиках пальцев, готовая сорваться и низринуться на ликующих и громко воинственно кричащих предателей, во главе которых злостно улыбался бледный Либерт.

Поля более не напоминало себя же в ещё недавно прошедшее, прекрасное утро. Пожары, копоть, гарь, горы трупов и огромная, глубокая воронка, вся воняющая и неистово дымящаяся — вот что эта война принесла восхитительной природе и её ясному голубому небу. И ведь всего бы этого не было, если б не единственный глупый приказ Верховного архимага. Приказ на начало похода…

Он винил себя. Винил только себя одного. Ведь кто ещё так сильно хотел похода, что изначально являлся идеально сработавшей ловушкой? Кто мечтал о победе над другими? Кто спровоцировал эту масштабную, смертельную, мировую, военную интригу?

Но если Бог не помешал, значит всё идёт так как он задумал и одобрил, архимаги верили в это. И победа обязательно будет за добром и верностью, победа точно будет за Церковью Господа. В этом не было ни единого сомнения!

Солдаты-маги выстроились полумесяцем по окраине горящей, дымящейся воронки, сейчас больше напоминающей огромную страшную могилу. Там, буквально испепелённые страшным колдовством, лежали их братья по оружию, их друзья, с которыми они жили много-много лет. И теперь каждый святой маг нечаянно обронил по слезинке, с ненавистью смотря на подступающих к ним радостных предателей. Они улыбались, кричали, ликовали, воинственно размахивая оружием и не сомневаясь в своей скорой победе.

— Вот твари! Нелюди! Изверги! — процедил расплакавшийся и задрожавший маг, покрепче хватаясь за свой меч, но теперь уже истерично смотрящий на подступающие войска Либерта. Теперь предатели были воистину сильны. Их сердца пылали и верили в свою победу. И отныне враги будут сражаться ещё более отчаянно, чем прежде.

Главное сейчас было смело встать в оборону и не позволить врагу их всех сломить, какими бы боевыми, радующимися и напористыми они ни были. А потом святые маги ответят. И в первую очередь робкий дохляк Либерт, эта гадская жестокая рожа…

— Не сдавайтесь! Продержитесь ещё немного. Победа будет за нами! — громко выкрикнул молодой красивый Дамир, стараясь придать словам веру, надежду и воинственность, так сейчас недостающие защитникам Церкви Господа и всего Нижнего мира. — Ирод и еретик Либерт скоро получит страшный ответ, осталось совсем немного времени. Держитесь, наши боги войны.

Под эти победные, вселяющие надежду слова ряды предателей вновь начали таранить небольшой полумесяц из святых магов. Враги текли вдоль воронки и их натиск был страшен. Сталь снова запела, предчувствуя кровавую жатву, руки привычно выписывали мечами лихие дуги, а уверенность и бесбашенность противников только больше позволяли им вновь начинать сметать оборонные ряды, оставляя новую длинную просеку из солдатских тел. Предателей тоже пронзали голодным оружием, им точно так же сносили головы и отрубали руки, однако, несмотря на потери, они шли и шли, будто обезумевшие, невменяемые зомби из апокалиптических дешёвых фильмов.

Звон мечей вновь и вновь ранил уши архимагов, ведь каждый раз никто не знал, какой из размашистых ударов окажется последним для их солдат. Кинжалы, в незанятых мечом руках, неистово ярко сверкали на солнце, подключаясь к диковинному танцу. Короткая сталь с небольшой рукояткой отлично резала, вертелась и свирепствовала, нанося святым магам всё более и более тяжёлые ранения, заставляя некоторых сдаваться и в позорном бегстве убегать. Но убегать им долго не позволяли и сдавшиеся совсем скоро умирали от поющего торжественную мелодию длинного острого меча. Никто не сдавался в плен, никто не мог избежать боя и укрыться где-нибудь за пока ещё шевелящимися на ветру живыми кустиками. Был только бой. И ты либо выдерживал напор рука об руку со своими братьями, либо погибал. Героически иль нет зависело только от тебя. Но ты погибал, всё равно своим трудом приостанавливая невероятный вражеский натиск, их пышущие жаром мечи, их, казавшиеся неостановимыми, дружные, кричащие от эйфории боевые порядки.

Воздух внезапно задрожал, начиная плавиться от подготовленной высвобождаемой маны. Войска Либерта всё же начинали воевать по-настоящему, полагаясь не только лишь на тяжёлое, но верное стальное оружие в руках. Магическая Война только набирала обороты…

— Предатели собираются использовать магию. Обороняйтесь! Не отдавайте больше ни сантиметра нашего поля! — слова Верховного подействовали на магов и те воспряли духом, выпячивая груди и внимательно смотрящих на пытающихся пробиться вперёд бешеных врагов.

Воздух запылал, раскалился, словно ругаясь на вырвавшуюся убийственную магию. Тонкие-тонкие, ловкие огненные лианы петлями стлались, подхваченные небольшим ветерком. Мечи у святых магов уже были наготове. При желании можно было спокойно разрубить лианы на мелкие лоскуты, но для этого нужны были внимание и точность, чего сейчас им явно недоставало. Да и остальные заклинания, гурьбой следовавшие за вражескими лианами, пытались перегнать их, так и норовя ударить первее, жёстче да смертоноснее. Мечи святых магов дружно вспорхнули и ринулись на тонкие живые лианы, перерубая особо шаловливые кончики. Те падали на землю, а остальные внезапно совершили несколько отвлекающих манёвров, заставляя сталь бесполезно резать воздух. Достигнув цели, огненные прутья весело обвивали мечи, крепко держа их и ни в какую не отпуская, сразу же заставляя святых магов затрястись да вспотеть. Лианы обвивали всё быстрее и быстрее: мечи, запястья, талии, лианы сминали доспехи, срывали шлема, а некоторые заставляли гореть людей живьём, слыша их неистовые, уже предсмертные крики.

Молнии, песчаные тайфуны да ледяные иглы, оставляя в воздухе петлявшие неровные дорожки и мелкие частички маны, летели следом и с грохотом громили войска, мужественно державшие оборону несмотря на разбушевавшуюся, несущуюся на них магию. Фиолетовые молнии, белоснежные облака в образе мощного ударного кулака, свистящие, несущиеся на всей скорости стихийные сферы, не менее медленные, пылающие острые стрелы, водные фигуры и даже колкий снег — магия неслась вперёд как единый водный поток и теперь становилось ясно, что никакая сталь противодействием стать не сможет. Магия настигнет всех и каждого. Ломающий сам воздух, неописуемый по мощности тайфун был уже близко…

Мечи — перед лицом, уверенность — глубоко в сердце, страх поспешно отступил и оставался только сложный магический бой, без надежд на архимагов, Бога и прочие чудеса. Каждый воин чувствовал что победа только в их руках, и именно от них всех и зависит судьба Нижнего мира. И молитвы были лишними. Уж больно много времени отбирали зазря…

Плотный, огроменный магический поток всё нёсся вперёд и нёсся, под смеющиеся взгляды предателей. Он летел, свистел, заклинания внутри него сплетались, расплетались, словно чудной узор, а сама сила его так и принуждала поскорее сдаться, но святые маги держались. Больше нельзя отступать! Ради отданных магами жизней, ради мира и процветания, ради святой идеи и ради Бога, войско архимагов, жалкий полумесяц, что остался от гордой несокрушимой армии, должен был держаться. А Либерт… А он ответит за всё и поплатится за свои преступления.

Первые заклятье, словно напористый ураган, ворвалось в строй защитников, ранее находившихся в глубоком тылу. Сферы пролетали сквозь меч как сквозь нож и двумя половинками отлетали к небу, громогласно взрываясь да разбрызгивая снопы разноцветных искр. Невиданный доселе салют озарял голубое небо. Яркие краски, бодрые звуки, вольное сопротивление святых магов, никак не желающих сдаваться и начинающих неистово махать своим оружием, уже толком и не замечая заклинания в этом ярком и непонятном мельтешении. Магический поток был стремителен, чудовищен, заклинания, словно саранча, кружились в нём, летали вокруг солдат, чтобы потом вгрызться в них как пираньи и больше никогда не отцепляться, навеки оставаясь с солдатом и уничтожая его, ставшего беспомощной и несчастной жертвой якобы дара Божьего — магии.

— Парни, не бояться. Всем вместе стоять до самого конца, — крикнул один из магов, посильнее сжав оружие и стараясь выцелить взглядом приближающиеся магические атаки. Вот пролетела одна и ранее живого солдата насмерть вцепился стихийный шар. Вот вражеская сталь синхронно запела, опрокинулась на бойцов, магов Церкви Господа, но те стояли, не в силах признать скорое поражение.

Взрыв за взрывом сотрясали бессмертное, несчастное поле, смерть за смертью приближали Магическую Войну к своему неотвратимому завершению. Молния ловко ринулась в сторону, перекувырнулась на месте, поменяла траекторию и оплела тело гордого святого мага. Тот, корчившись и вовсю крича, требуя поддержки от рядом стоящих воинов, дёргался и падал, а поток всё продолжал проноситься, оставляя после себя лишь множественную просеку из бренных тел, стеклянный взор которых был обращён к небу, словно бы прося помощи у Бога, у их Отца… Но он не слышал и Церковь Господа осталась наедине с самой собой. Вера в эту иномировую сущность оказалась бессильна в поединке, а сталь, напор и подготовленность солдат оказались гораздо ценнее и правильнее.

Пожар охватывал всё больше, до остатков сжигая тела поверженных святых воинов. Полумесяц обрушался под невиданным натиском. И живых почти не оставалось — солдаты с обеих сторон несли потери, навсегда соединяясь с чёрной, горелой землёй.

Мечи разрубали подлетающую магию на части, но не поспевали за другими заклятиями, без промедлений ранящих отвлечённых от них врагов. Тайфун продолжал, как таран, пробивать оборону, и у него не осталось ни начала, ни конца, только напористый натиск, последняя мера, рушащая вооружённый ряд за таким же рядом, шеренгу за шеренгой, человека за человеком, словно нож, вырезающий из организма всё ненужное, бесполезное и даже вредное. Магический поток свирепствовал, а мечи пели свои диковинные песни, рисуя восьмёрки, петли, дуги, лихо рубящие налетающую магию.

— Долго они держаться не смогут. Напор силён, а предатели расчищают недобитых в этом шторме… Вон, буквально один взмах и наши падают. Нужна наша магическая контратака! — бушевал Дамир, беспокоясь за своих солдат, что сейчас отдавали долг и Богу, и этой грешной земле.

— Дамир, мой верный архимаг, — не поворачиваясь отвечал Верховный. — Моя атака сможет всё изменить. Я в неё вложу все эмоции, на которые только способен человек. Однако нужно подождать. Совсем немного подождать, хорошо? Я всё продумал, взвесил…

«Либерт, зачем же ты предал нас? Как тебе хватило на это сил, а, робкий, немощный человечек?» — Верховный продолжал следить за развитием событий и выжидать момент…

Старик Адонис целовал крест усерднее и с большим смыслом, всем сердцем надеясь на Вальтера, а Акбек просто молча стоял, не в силах отвести свои пылающие от возбуждения глаза. Он был свидетелем действительно легендарного, прекрасного, редкого явления, когда архимаги, мировые судьи и главные столпы, схватывались в крупном магическом сражении. Его глазам всё это было бесценно и лысый маг иной раз даже забывал моргать, смотря на невиданное светопреставление.

Яркие снопы искр зрелищно разлетались во все стороны от многочисленных взмахов вольного, как птица, оружия в руках. Магия разрывалась на мелкие щепки, испарялась в воздухе, погибала от быстрых росчерков стали. Но заклинаний было так много, что пара-тройка лихих сфер всё же громко хлопались о тела солдат и далеко не каждый святой маг переживал мощный магический взрыв.

Фронт кипел, и всё же у предателей всё получалось. Святые маги отступали всё дальше и дальше. Враги намеревались взять абсолютно всех своих противников в клещи, заставить отступить в громадную многокилометровую воронку и там расправиться с ними до самого конца, плотно замыкая своё кольцо. Войска Либерта наступали сразу с двух сторон и везде святые маги беспомощно отступали, стараясь бороться изо всех сил. Приказа на использование магии всё не поступало и не поступало, потому оружие в руках по-прежнему оставалось добрым и верным другом.

Бой не утихал. Оружие ловко крутилось в зажатой руке, а магия всё не иссякала, сколько её не руби. Заклинания иной раз могли лавировать и увиливать просто громаднейшее время, покуда маг не бросал оружие от злости, усталости и разочарования. Именно в такие моменты их тело пронзала молния, или обдавал своей магией ужасный напористый ветер, а может и пронзали толстые стебли растений, насквозь протыкающие жертву и с удовлетворением следившие за её печальной кончиной. Воплощённые заклятья были страшны и беспощадны, не давая святым магам ни единого шанса на победу.

— Отступаем! Отступаем! — кричали солдаты, пытаясь хоть как-нибудь выровнять свои боевые порядки. — Поток магии скоро должен иссякнуть. Наша задача сейчас отходить и соединяться в общий строй.

Отступая да изредка прочерчивая широкую дугу своим мечом, сразу делящую несколько стихийных сфер на мелкие части разобщённой маны, солдаты видели остатки того, что раньше звалось полем боя, фронтом, что раньше звалось их армией и верными друзьями. Слёзы невольно срывались с их ресниц — когда же закончится эта мука, этот ад, эта война? Почему молчат архимаги? Почему воины света и добра вынуждены отступать как трусы, даже не пробуя достойно ответить врагам за всех ими убитых достойных людей?

— Когда же всё прекратится? Простите нас. Все простите. Мы обязательно отомстим за вас, я обещаю… Боже, это же не может длиться вечность? — ревел один из солдат, шлем которого давно канул под множественными, истерзанными сталью да магией телами. И разве Бог бы позволил всему этому случится? Разве он бы не помог достойным детям одолеть великого и опасного врага?

Ряды смыкались. Жалкая оставшаяся кучка некогда сильной и гордой армии сейчас проводила ротацию и перегруппировку, смотря на жалкие заклятья, оставшиеся от мощного магического потока. Они кружили, злились, но выжидали момент.

Предатели стягивали силы, громко хохоча да кислотно смеясь, до сих пор бодрые, смелые и неистовые, готовые идти до конца. Победа фактически оказалась в их неверных жестоких руках.

Быстрая, ширококрылая, грациозная птица молнией пронеслась над изувеченным и полностью уничтоженным полем. Кроваво-красная земля пузырилась и превращалась в липкую жижу, пожары охватывали всё больше и больше территорий, своими языками пожирая горы трупов, целое большое море убитых, что отдали свои жизни за влияние архимагов на политической арене. Разменные монеты, обычные рабы тонули в длинных огненных языках не в силах сопротивляться, ведь их глаза были давно закрыты. Птица ворвалась в жирный, плотный, чёрный столб, тянущийся от поля к ясному, голубому небу. Спустя секунду она вылетела, едва не задохнувшись, и лицезрела множество чернющего дыма да серого клубящегося пара. Ловкими движениями лавируя между столбами да стараясь не смотреть на красное море под собой, оставшееся после чудовищного сражения, птица оказалась прямо над полем битвы, на несколько минут ставшее тихим и спокойным. И только одна молния, до сих пор летающая над святыми магами в небольшой компании из других заклятий, всколыхнулась, резко подлетела и разрядилась о птицу. Её глаза закрылись, крылья опустились и та полетела вниз, прямо в то ужасное поле, что она мечтала пролететь, делаясь частью этого кровавого пира, становясь единой со смертью, ставшей здесь главной и неоспоримой хозяйкой. Стремясь спасти мир, сохранить его да приумножить архимаги разрушали его, убивая природу, умертвляя себе подобных да беззащитных пролетающих мимо птиц. Люди сейчас несли только разрушение, стремясь поддерживать только собственный мир, порядок и процветание. Птичка плюхнулась в кровавую баню, навсегда становясь единой с ней и со всем остальным, невольно ставшим единой, страшной картиной. И то что раньше было некогда прекрасным, чистым, солнечным и зелёным полем сейчас полнилось смертью, смердящими разлагающимися телами, мухами, кровью, горящей травой, обильными пожарами, дымом и копотью. Прекрасный островок, так похожий на Эдемский сад, теперь оказался в руинах, полностью уничтоженный и продолжающий умирать, вслед за пришедшими сюда людьми. И ведь потомки Детей Бога так ничему и не научились. Ни любви, ни преданности, ни верности, ни состраданию. Они вновь воевали, как встарь, бунтовали, убивали и разрушали, ещё больше доказывая Отцу, что они глупы и наивны как Дети. Всё осталось как прежде. Жизнь их не учила, а лишь и дальше позволяла конфликтовать, сражаться, бунтовать и разлагаться в своих мыслях. Нижний мир, придуманный как наказание, сейчас давал им свободу продолжать жить такой жизнью, какой они и жили ранее, ещё в эдемском саду. Ничего не менялось, люди какими были, такими и остались. Непослушными, своевольными глупцами, считающими себе повелителями мира и его нисвергаемыми единственными королями…

— Вальтер, каков твой план? Чего ты ждёшь? — дрожащим голосом спрашивал Адонис, которого Дамир безуспешно пытался успокоить, утешить.

— Ждите. У меня точно всё получится. Больше не будет войн, я всё исправлю, я больше не допущу этого ужаса. Либерт… Робкий бледный червь, почему ты бунтуешь? Как ты это делаешь? Ты же ведь боишься, ты же ведь понимаешь что не прав, что глуп и труслив. Так как ты всё ещё держишься? Ведь ты знаешь что расплаты и смерти тебе не избежать. Тебя никто и никогда не простит! Неужели ты готов отвечать за свои поступки? Даже не станешь бежать от грядущего наказания?

Дамир поглаживал трясущуюся, горбатую спину несчастного старика, а Акбек восхищёнными глазами продолжал смотреть на великие события, стоя в одном строю со вторым своим хозяином.

Вальтер же был готов. Либерт ответит за всё — за всех погибших, за предательство, за свою ужасную магию, за всё это его совсем скоро ожидает наказание, непременно страшное и праведное. Трус, возомнивший себя самим Богом, будет повержен, как повергались всегда враги человечества. И тощий, внезапно набравшийся смелости архимаг получит сполна за все свои грехи!

— Они меня никогда не простят. Они меня никогда не отпустят… — Либерт впервые озвучил свои мысли вслух. Рядом с ним было пусто, тихо, спокойно. Конь тронулся, стремительно приближаясь к ликующему, довольному войску, сейчас уверенному в своей безоговорочной победе. — Расплата близко, я чувствую это.

Он не боялся. Сейчас он словно бы слился с этой глупенькой, наивной лошадкой, смело идущей вперёд, не думая и не осознавая своей участи. И Либерт был на этом пути один-одинёшенек. С гордо вытянутой спиной, с прямым серьёзным взором он направлялся к собственным воинам, дабы добровольно и смело положить свою голову на плаху вместе с остальными людьми, которых давно считали за преступников и предателей.

Когда тощий бледный архимаг подскакал к глубокой взрывной воронке, его войска ликовали ещё сильнее, ещё смелее, ещё громче, чем прежде. Противник, их враг, бойцы Церкви Господа отступали прямо вниз, прямо ко дну дымящейся, горящей воронки, не в силах противостоять активным, безумным атакам. Сталь ярко сверкала в свете солнца, святые маги всё ещё отвечали на атаки, однако дух их был уже давно сломлен. Поражение порождало следующее поражение и так раз за разом. Архимаги не смогли помочь собственным солдатам. Они проиграли это сражение…

— Как печально. Мы празднуем победу над врагом перед суровой собственной кончиной… Как же смешно и грустно, как же радостно и одновременно безумно всё это выглядит… — тихим, печальным голосом молвил Либерт на фоне всеобщего, громогласного, победного крика. Да, враг наконец оказался в опасном для него окружении. Враг оказался на самом дне ямы, воронки, откуда выбраться было сложно даже ему. — Это наша полноценная победа, что сейчас и принесёт нам сокрушительное поражение. Всё кончено, я не сбегу…

— Э? — недоумённо повернулся один из магов, смерящий бледного архимага с землёй. Они никогда его не любили… Даже семья в своё время отвернулась, сделав гордого, тощего человека обычным рабом, лишив его права быть настоящим человеком, жить настоящей, свободной жизнью. А ведь всего что он хотел и о чём мечтал — быть нужным, любимым, значимым. Жить простой скучной жизнью в кругу семьи, ценящей и уважающей его заслуги, поддерживающей и говорящей искренне и чисто, как и подобает общаться близким родным людям. Он хотел любви, остальные любили только себя.

— Ты не боишься смерти? — тихо спросил архимаг, внезапно кротко улыбнувшись, будто бы в последний раз.

— Конечно не боюсь. Никакая смерть не заставит нас встать на колени и проиграть. Победа за правдой, — громко отрапортовал маг, тоже улыбнувшись и смотря на спокойного, умиротворённого архимага, уже давно казавшегося мёртвым, безучастным и смирившимся. Словно они и не побеждали врагов своих, словно и не гулял здесь победный грациозный крик, словно бы последние секунды были уже сочтены. — Мы уже победили. Враг на дне, он сломлен, он в ловушке, он близок к уничтожению!

Солдат так верил в то, что говорил. Такая уверенность, такие пламенные слова, такое несущееся вскачь дыхание, такая радость в голосе…

Все они сейчас были счастливы. Счастливы от скорой победы и низвержения врага. Были они счастливы и тогда, когда огромная электрическая яркая трескающаяся стрела полетела вперёд, срываясь с твёрдой руки Вальтера и пронзая воздух, летя всё быстрее, всё молниеноснее. Такая огромная, опасная и брыжущая миллионами ярких, жёлтых брызг.

Предатели один за другим растворялись в этом удивительном, мощном свете. Они становились частью этого прекрасного заклятья, не успевая ни увидеть стремительный объект, ни тем более почувствовать его своей тут же сжигающейся кожей.

Стрела влетела в толпу врагов своих и поглотила её своей неусытной утробой. Ликовавшие солдаты, всё ещё продолжая ликовать да победно кричать, просто исчезали в ослепительном сиянии, что за секунду превратило день — в ночь, жизнь — в смерть, победу — в проигрыш.

— Сами себе и поставили шах и мат. Безумство и смелость — воистину удел глупцов, — судорожно молвил обессиленный Вальтер, падающий на колено да наблюдающий за убывающей вдаль божественной стрелой.

Она поглощала, принимала в себя, вбирала все тела, силуэты, фигуры, тела всех врагов своих. Святые маги запрокидывали головы и на их глазах стрела Верховного архимага пролетела аккурат над воронкой, не задев ни единого мага Церкви Господа. Многие из них падали на колени, в начавшейся молитве, некоторые зарыдали от истинного счастья. Великая Война была выиграна добром и светом, как и подобало испокон веков. Правое дело на то и было правым, верным и справедливым, что всегда несло в себе правду, крупицу истины.

Предатели один за другим исчезали в несущейся стреле и оставался только прах, только лишь след, только лишь смерть.

— Что происходит? Господин архимаг, почему вы так спокойны? Сделайте же что-нибудь, мы же все погибнем в этом свете! Господин архимаг! Либерт! Что вы творите? — кричал последний оставшийся в живых маг, тут же обронивший меч и убегающий куда подальше, смахивающий рукавом свои горькие слёзы, чувствующий несущееся вскачь сердце. Его последние удары…

— Конец всегда был так близок… Страха нет, нет и паники. Я заслужил всё это. Воистину, я предатель для всего человечества, я предал даже самого себя, — Либерт спрыгнул с коня, спокойным рассудительным взглядом, ожидая нацеленной ему прямо в сердце большущей, гордой, божественной стрелы, расплёскивающей во все стороны ману и ветвящиеся молнии. — Ничего у меня не получилось. Вся моя жизнь — сплошной грех. Но ведь я не хотел всего этого. Бегство, ужас, рабство, владычество, унижения, ненависть и вот я здесь, стою посреди разваленного, уничтоженного поля, вокруг моря из холодных трупов. Я — убийца! Я — трус! Я заслуживаю такого конца!

Либерт смотрел на свои бледные трясущиеся руки и понимал, что он хочет жить. Мечты, стремления, его истинная сущность — архимаг так и не успел раскрыть именно самого себя, не успел выйти из рабства, в котором находился всю свою недолгую жизнь.

— Боже мой, храни этот мир от таких жалких рабов, что вопреки здравому смыслу могут погубить столько жизней. И будь проклят Демиург со своим Планом, и этот Авиад, и Мартен… Вы также жалки как и я и вас тоже ожидает расплата. Даже страшней моей, я клянусь!

Свет затопил всё вокруг архимага и своим острым концом стрела впилась бледному, робкому, несчастному магу в грудь, расплёскивая кровь да погружаясь вовнутрь сдавшегося бедного тела.

Он стал тем, кем мечтал быть всегда. Смело стоять на своём и делать работу до конца — он смог измениться, смог стать другой версией себя. Его тело разлетелось на куски, на фрагменты рук, ног, на части от взорвавшейся головы, и всё его бывшее тело тут же тонуло в беснующейся яркой энергии.

Когда-то этот робкий слабовольный человечек сбежал из дома, не вытерпев ни отвественности, ни давления, ни рабства. Он убил всех, убил по очереди, ножом протыкая каждое тело родных ему людей. Но теперь то он возвращался к ним и те всё равно встречали его своими крепкими объятиями — он всё ещё был для них сыночком, любимым, задорным, счастливым, он всё ещё был мужем, отцом.

Да, он уничтожил свою семью. Да, он проткнул их невинные тела ножом. Но он так хотел любви и уважения, он так хотел стать для кого-то по-настоящему родным. Они же сами довели его, или виной тому был сам Либерт, не справившийся с ответственностью, с тяжёлой взрослой жизнью, не справившийся со своими чувствами, со штормом внутри себя?

Румянец на его лице развеял бледность, любовь заставила тело прекратить эту постыдную дрожь, домашняя еда наполняла его изголодавшийся живот и Либерт осознал, что потерял в этой жизни:

— Мама, отец, жена, сынок — больше я не убегу. Больше я не сделаю зла… Простите меня, родные, теперь то мы вместе, всё закончилось, я вновь с вами. Я не позволю вам больше страдать, я даю своё слово!

Вся семья потонула в едином счастливом объятии, а тело самого архимага навсегда пропало в растворяющейся в воздухе гигантской стреле. Пропало в реальности, потонуло в этом божественном свете.

— Я вновь дома, я во времени без грехов. Я больше не оставлю никого. Лишившись вас я лишился своей жизни, теперь то я понял… Спасибо всем вам! И простите за всё. Тогда я убежал от самого себя, убил себя, собственными руками погубил каждого из вас… Я запутался, я не смог справиться, я был труслив и эгоистичен… Мы же будем семьёй, как прежде?

Робкий человек наконец почувствовал дом, уют, родное тепло. А всё остальное было уже неважно, всё было позади. Больше не было ни боли, ни мучений, ни страха, ни терзаний. Осталась только любовь да настоящая жизнь, делающая бледного, трясущегося, немощного паренька бодрым, взрослым и румяным мужчиной. Ад закончился, впереди была только настоящая верная любовь…