Единственная и неповторимая

Глава 8

Пять, четыре, три, два, один… Начали!

Вид Хедланда с высоты птичьего полета. Объектив быстро наезжает на фруктовые деревья, озеро и лабиринт лужаек. Камера движется вниз, скользит по саду, обнесенному забором, между рядов зеленого горошка, проносится мимо кустиков салата и земляники и наконец останавливается на маковой головке. На экране появляются слова: «Сад, кухня, спальня: секреты семейной жизни».

Крупным планом Эмбер Бест. Она стоит на кухне и высыпает на стол содержимое большого ведра; оборачивается и улыбается в камеру. Титры внизу экрана: «Вместе с Эмбер Бест».

Камера перемещается, и через окно кухни в объектив попадает Сэм Кертис, копающийся в саду. Появляются титры: «И с Сэмом Кертисом».

Музыкальная заставка смолкает. Крупным планом Сэм. Поставив ногу на вилы, он снимает капюшон и рукавом куртки утирает пот со лба.

— Может показаться странным, что я вскапываю сад в это время года. Однако в этом нет ничего необычного, ведь мы собираемся посадить марокканские специи. — Сэм делает большие глаза.

В камере появляется Эмбер, выходящая из задней двери. На ней цветастое платье, передник и резиновые сапожки. Она идет по направлению к камере.

Голос диктора:

— Более восьми миллионов телезрителей — таков рейтинг пользующейся огромным успехом серии передач с Эмбер Бест. Десятый канал снял половину задуманного, а крупные американские телекомпании уже хотят пригласить Эмбер и ее друга Сэма Кертиса в Штаты, чтобы снять там подобную передачу…

В камере крупным планом появляется Эмбер:

— Сэмми, что же мы выращиваем?

Она кладет руку на плечо Сэма. Разложив на изгороди газетный лист, он высыпает на него семена:

— Ну, это семена перца с Атласских гор, он произрастает в холодном климате… его название переводится как «красный дьявол».

Сэм катает семена между пальцами.

— М-м-м… — Эмбер склоняется над его плечом.

— Я думаю, тебе он понравится, — говорит Сэм, подмигивая Эмбер. Она смеется.

На экране появляется интерьер современной квартиры. Крупным планом мужчина в рубашке с открытым воротом. Титры внизу экрана: «Брайан Коннор».

— Вначале основное внимание мы уделяли… мифологии Эмбер Бест, если можно так выразиться. Избранная идет к народу, рок-н-ролл и сады с лужайками… Но, показывая серию за серией, мы поняли, что зрителей на самом деле интересуют отношения между Эмбер и Сэмом, великолепной светской львицей и чумазым садовником. Поэтому мы переставили акценты. И, без особых усилий с нашей стороны, они составили своеобразную, странную пару, будучи совершенно не подходящими друг другу. Его интересовал только сад, а она витала в своих мечтах. Однако между ними царило полное согласие. И это сработало.

Голос за кадром:

— Как современные леди Чаттерлей и Меллорс?

— Ну, — засмеялся Коннор, — я не знаю. Но искорки, проскочившей между ними, было достаточно, чтобы мы достигли самого высокого рейтинга.

Экран медленно гаснет.

Сэм собрался признаться Джеки во всем в те самые выходные, когда он был приглашен в Хедланд, чтобы обсудить с Эмбер перспективу совместной работы. Время казалось вполне подходящим. Шесть месяцев прошло со дня разрыва Джеки с шепелявым Кристофером, уже четыре месяца карьера Сэма в качестве ландшафтного садовника шла в гору, и на горизонте маячил тридцать восьмой день рождения Джеки. Если верить Дженни, сестре Сэма, для одиноких женщин это был переломный возраст.

Для Дженни катализатором перемен в жизни стала ее лучшая подруга Сьюзен. Сначала она встречалась, а потом и обручилась с мужчиной, которого они обе называли Мокрицей. И правда, с парня буквально капало, он постоянно потел. Однако Сьюзен сказала (Сэм был у Дженни, когда ее подруга сообщила ей эту новость), что если они и дальше не будут обращать внимания на таких мокриц, простаков и увальней и парней ниже метра восьмидесяти, то ни к чему хорошему это их не приведет. Просто не хватало свободных мужчин, которые бы соответствовали требованиям Дженни и Сьюзен. К тому же, как выразилась Сью, они списывали мужчин со счетов еще до того, как те успевали открыть рот. Еще до знакомства с кандидатом у них был наготове целый список необходимых критериев, которым те должны были соответствовать, и детализированный перечень отрицательных качеств. Сэм, который был на семь лет моложе своей сестры, очень хотел заполучить этот список.

После того как Сьюзен вышла замуж за Мокрицу, у подобных мужчин прибавлялось шансов. Но Сьюзен была права, это понимали все, особенно мама Сэма, которая уже несколько лет распространялась на эту тему, правда, не в присутствии Дженни.

«В мои дни было не принято крутить носом, ожидая, когда же придет он, единственный и неповторимый, — говорила она. — В этом-то и проблема твоей сестры и ее друзей. Они хотят всего: чтоб он пел, и танцевал, и цветы дарил, и деньги зарабатывал, и бог еще знает что. Таких мужчин нет, Сэмюэл». На этих словах отец Сэма покашливал и шуршал газетой.

У Джеки как раз начинался этот опасный возраст. Все признаки были налицо. Например, эти вроде бы безобидные фразы: «Что, по-твоему, является основой прочных отношений?» или «Интересно, что с нами будет через столько-то лет?» Рассматривание детских вещичек не в рождественское время, беседы с уродливыми, но интересными мужчинами на вечеринках. Все это говорило, что женщина меняет свои приоритеты, впервые заподозрив, как это ни печально, что любовь не появится в том виде, в котором ее ждешь. Короче говоря, Джеки уже не была уверена в существовании принца на белом коне. Неплохо для начала.

До наступления этих знаменательных выходных Сэм решил поговорить с Эндрю. Не то чтобы ему был нужен его совет. Просто Сэму необходимо было рассказать о своих чувствах кому-нибудь, кто знал его и Джеки, чтобы ему сказали: «Мы столько лет этого ждали! Вы созданы друг для друга, мы всегда это говорили». А Эндрю знал их лучше всех. В университете они жили вместе, вместе отдыхали, ходили на вечеринки, однажды купили одну на двоих машину. На свадьбе Эндрю они с Джеки были свидетелями. К тому же Эндрю был женат, поэтому у него было преимущество в том, что касалось опыта, пусть даже он производил впечатление человека, не вполне осознающего факт своей женитьбы.

Они встретились в пабе на улице, где жил Эндрю. Было тепло, и они уселись за столиком на воздухе, открыв пакетик жареного арахиса.

— Господи, какая гадость! — сказал Сэм. — Знаешь, если кормить этим мышей в течение двух недель, они сдохнут.

Эндрю взял пригоршню орешков.

— Что нового? — спросил он.

— Ну, так. Работаю… в общем, все нормально.

— Да?

— Ага. На выходных Джеки везет меня к Эмбер, чтобы выяснить, будем ли мы и дальше работать вместе. — Сэм глубоко вдохнул, как будто готовясь к подводному заплыву. — И я подумал, что, может, я поговорю с Джеки. Как ты считаешь?

Эндрю перестал жевать.

— «Поговорю» не означает, что я буду торопить события. Просто я хочу открыться ей, выложить карты на стол.

— Ты и Джеки?

— Нет, на данный момент пока только я. А если мне повезет, то и Джеки, когда я расскажу ей о своих чувствах.

— Я думал, вы друзья.

— Ну да. Но я всегда… Ты что, хочешь сказать, что не можешь представить нас с Джеки вместе?

— Ну, дай мне привыкнуть к этому. Ты меня удивил.

— Удивил? А как же «Отлично! Мои два лучших друга!»?

Эндрю медленно отпил из своего бокала. Сэм не отрываясь смотрел на него, одной рукой подперев подбородок, а другой играя с коробком спичек.

— Итак, ты никогда не думал, что между нами больше чем дружба. Между мной и Джеки, я имею в виду. Ты никогда не замечал нечто большее.

Эндрю очень осторожно поставил свой бокал на стол, как будто боясь его разбить.

— Ох, не знаю. — Слова Эндрю были как пули для безоружного Сэма. — Я бы скорее всего понял, если бы между вами было что-то большее. Все бы тогда уже случилось. За последние двадцать лет у тебя ведь была возможность, Сэм, и не одна.

— Вот именно! Но никогда не было подходящего момента. То она с кем-нибудь встречалась, то я. Или мы жили в одном доме, или же между нами все было замечательно, и она начинала распространяться по поводу того, как хорошо иметь такого близкого друга-мужчину. — Сэм запустил обе руки в свою шевелюру. — И на заднем плане всегда маячил этот придурок Саймон Бест.

— И что же с ним случилось?

— Да ничего. Но я считаю, что время идет, мы не становимся моложе, он не становится доступнее для нее. И, если подумать, я более подходящая партия. — Эндрю поднял брови. — Ну, по сравнению с тем, кем я был пару лет назад, когда у меня даже не было своего жилья. — Сэм положил локти на стол и наклонился к Эндрю: — Я хочу сказать, что мы так хорошо ладим, мы лучшие друзья, и она доверяет мне.

— Конечно же, ты ей нравишься. Только трудновато все это, не так ли?

— Эндрю, для меня это очень важно.

— Хорошо, прости меня, — улыбнулся Эндрю. — Все будет замечательно. — Он наклонился и сильно хлопнул Сэма по спине: — У тебя все будет замечательно. Только выдержат ли у тебя нервы? Серьезно. Что, если она просто засмеется? — Сэм закатил глаза. — Хорошо, хорошо, извини. Итак, что ты собираешься ей сказать?

— То есть?

— Ты подумал, как ты ей расскажешь о своих чувствах? «Джеки, я полюбил тебя с той самой минуты, когда мы встретились. Джеки, я не могу уже быть для тебя просто другом». Так, что ли? Ведь это сложно, признайся.

— Послушай, насколько мне известно, она испытывает ко мне те же чувства и так же долго, как и я.

— Насколько долго?

— Ну, в общем…

— О Боже! — сказал Эндрю. — Я и не представлял, что все настолько серьезно.

Досидев до закрытия паба, они договорились, что Сэму нужно взять у Эндрю его двухместный автомобиль для всех этих целей. Эндрю решил тоже приехать в Хедланд: вдруг Сэму понадобится поддержка?

— Какая еще поддержка? — спросил Сэм.

— Ну, ты знаешь, буду вставлять нужные слова. Например: «Расскажи нам историю, как ты боролся с акулой».

— Но она же знает все истории. Она сама в них принимала участие… О Господи Иисусе! — Сэм нагнулся и прошептал в трещины стола: — Лучше бы я не начинал. Это точно. Это будет что-то среднее между соблазнением Мадонны и собственной сестры.

Когда два дня спустя Сэм подъехал к квартире Джеки в красном спортивном авто, источая аромат лосьона после бритья, со сверкающими на утреннем солнце зубами, он чувствовал себя Дэвидом Хэммингсом из фильма «Фотоувеличение», только без его уверенности в себе. Некоторое время он сидел, поглаживая руль в оплетке под ореховое дерево, и размышлял о грядущих переменах в своей жизни. Вот он стоит на лужайке в летнем саду, указывая на интересные детали ландшафта группе безликих профессионалов. Джеки в джинсовом платье с обтягивающим верхом нежно массирует ему плечи, в то время как он делится своими планами о расположении скульптур в саду: «…которая будет посвящена моей жене Джеки…» Тут течение его грез приостановилось, на экране внутреннего взора появилось белое пятно, как будто кинопленка застряла в проекторе, затем картинка восстановилась: «…и маленькому Сэмюэлу Кертису». Джеки положила руку на свой живот, улыбаясь, повернулась к нему, приоткрыла рот и…

— Ай! — Сэм поднял ладонь к пульсирующей от боли мочке уха. — Что такое?

Наклонившаяся над машиной Джеки дергала его за ухо.

— Ты был в каком-то трансе. Я наблюдала за тобой из окна. Страшно даже стало. Где бы ты ни был, там тебе явно было хорошо.

Она поставила свою дорожную сумку на пол за сиденьем и открыла переднюю дверцу.

— Откуда у тебя этот автомобиль?

Сэм вдруг стал возиться с сумкой Джеки, переставляя ее.

— Это машина Эндрю, — сказал он.

— Это мне известно.

— Фургон сломался.

— Вчера, что ли?

— Да, шина лопнула или что-то вроде этого. А что?

Джеки уставилась на него:

— Ага, я поняла. Хочешь произвести впечатление на Эмбер.

— Совсем нет.

Она подмигнула ему:

— Вполне естественно, ты же давно ее не видел.

О черт! Куда делся Дэвид Хэммингс?

— Слушай, забудь о машине. Как твои дела? Выглядишь великолепно!

Джеки придерживала вельветовую кепку. На ней были зеленое замшевое пальто и полосатый шарф. Особенность Джеки была в том, что ее нельзя было назвать очень красивой. Однако с веснушками, щербинкой между передними зубами, копной коротких светлых волос и безумным гардеробом она выглядела очень молодо и привлекательно, как девушки с концертов «Битлз».

— Спасибо, все хорошо. — Джеки вдруг посмотрела на него с подозрением.

Ему ничего не стоило наклониться и поцеловать ее. Но ведь не получится, пока они оба трезвые как стеклышко.

— Выпить не хочешь?

— Сейчас десять тридцать утра.

— Ну, я имею в виду: я могу остановиться и купить тебе пару коктейлей на потом.

Джеки пристально посмотрела на него:

— Спасибо, не надо. И ты тоже не будешь пить, если ты это имеешь в виду.

О-ох, теперь он был жалким пропойцей!

— Слушай, я же ответственный парень, не какой-нибудь дурачок.

Сэм боялся поднять на нее глаза. Джеки слегка нахмурилась, затем принялась перебирать аудиокассеты Эндрю в поисках альтернативы суперхитам 1980—1983-го (годы их учебы в университете). Сэм специально заранее выбрал эту кассету, прокрутив песню, которая играла, когда они познакомились, чтобы не выглядело так, что он поставил ее нарочно.

Он постучал пальцами по рулю и поправил боковое зеркало. Господи! Теперь, когда решение принято, нужно было как можно скорее с этим покончить, пока он не превратился в поклонника, пытающегося угодить своей возлюбленной во всем. Это была самая распространенная ловушка для влюбленных, а уж для тех, кто знает друг друга долго, и подавно. («Привет! Я еще не купил летнюю путевку, но мне нравится виндсерфинг. Думаю, тебе он тоже нравится!»)

Он ведь знал Джеки уже двадцать один год. Он видел ее обнаженной, по крайней мере однажды. Почему же он тогда вылил на себя полфлакона лосьона для бритья, надел новое нижнее белье и целых десять минут потратил на полоскание зубов отбеливающим средством, так что теперь у него все склеивалось во рту? И вообще, выглядел как парень, с которым вас без опасения может познакомить заботливый брат. Короче говоря, все это было признаками первого свидания.

Каждому мужчине были знакомы эти опасные симптомы. Они возникали, когда девушка тебе очень сильно нравилась, или же не очень нравилась, но с ней было страшновато, или же если ты был очень молод. На таком свидании прикуриваешь фильтр сигареты и меняется походка. Начинаешь рассказывать о своих забавных похождениях в Нью-Йорке, а заканчиваешь слезливыми историями о том, как ты ухаживал за осликами во время школьных каникул. На первом свидании забываешь, как парковать машину, точнее, ты паркуешься, изображая из себя Стива Маккуина, и в конце концов остаешься без выхлопной трубы. Вдруг заводишь разговоры о модельерах. Бросаешь на девушку долгие, томные взгляды — так, чтобы в глазах отражалась глубина мысли, душевная боль и намек на связи с секретными службами. Ты все стараешься делать под музыку, даже когда вытягиваешь голову, как черепаха из панциря, или дергаешь в нервном тике плечом. И всегда жуешь воображаемую жвачку.

Если бы ты сам встретил такого парня, то наверняка наподдал бы ему. Но самое ужасное то, что, прекрасно чувствуя все симптомы первого свидания, ты ничего не можешь поделать. Все равно как на хирургическом столе во время операции.

— Тут чем-то пахнет, — сказала Джеки, — и я знаю чем. Это твоя ужасная туалетная вода «Фаренгейт». Последний раз ты пользовался ею перед свиданием с этой шлюшкой Шарлоттой.

Джеки презрительно подняла бровь. Она все-таки решила, что он так старается ради Эмбер.

— У меня оставалось совсем немного, и я решил использовать флакон до конца, — сказал Сэм.

— Лжец. Ты еще в тот вечер все на себя вылил. Я была тогда у тебя, помнишь? Ты специально пошел и купил новый флакон. — Она улыбнулась и покачала головой.

Было ли это проявлением сильной страсти или жалости с ее стороны? Была ли это ревность под личиной неверия? Нет. На самом деле это был откровенный скептицизм, основанный на абсолютной уверенности Джеки в том, что с Эмбер у него никогда ничего не могло получиться, потому что у него не было необходимых для этого качеств. Он не был достаточно высок, не так одет. Он не обладал, по мнению Джеки, тем языком тела, на котором прикуривание мужчиной сигареты означает для женщины то же, что для мужчины намыливающаяся под душем Памела Андерсон. В общем, как всегда, хронический дефицит такта с ее стороны.

Забавно, что дружба оказалась худшей основой для развития романтических отношений. Важнейший период узнавания друг друга, когда ты показываешь возлюбленной части мозаики, а она пытается собрать ее с трепетом и благодарностью, этот ключевой момент становления любовных отношений был разрушен их давней дружбой. Без этого ты как евнух в гареме: тебя ценят, тебе верят, может, даже и любят, но зажечь искру интереса ты не в состоянии.

К тому же вы оба знаете слишком много. Об обычных подчистках и правках не может быть и речи. Например, Джеки знала все подробности свидания Сэма с Шарлоттой — о том, как он паниковал по поводу количества расстегнутых на рубашке пуговиц (как у Хью Гранта или Колина Фирта?); о том, как она его отвергла, сказав затем своей подруге, что Сэм чересчур неряшлив для нее. Джеки была также в курсе, что Сэм затащил эту подругу в постель, но у него не встал. Все это означало, что Джеки не уважала Сэма-мужчину так, как уважала бы его любая женщина на первом свидании. Джеки также не видела в нем обаятельного садовника с «шармом огородного пугала», что она обязательно заметила бы, знай его всего несколько месяцев.

Вместо этого Джеки видела в нем эдакого обаятельного дурашку, которому пока все сходило с рук. Короче говоря, вся мораль истории в том, что иметь женщин-друзей замечательно, только вам на сто процентов ничего не светит в будущем.

— Ты видела воскресный выпуск «Санди таймс»? — Сэм высунул локоть из окна. — Там написали обо мне.

— О да! Конечно! — Джеки радостно всплеснула руками.

Сэм почувствовал, что его тщеславие медленно раздувается как спасательный жилет. Он поерзал на сиденье и хитро улыбнулся.

— Она просто потрясающая. — Джеки подпрыгивала на месте. — Эта твоя фотография, где ты лежишь на клумбе. Знаешь, кого ты мне на ней напоминаешь?

«Джима Моррисона?» — подумал Сэм. Именно это сказал ему фотограф: «Сними рубашку, будешь вылитый Джим Моррисон. У тебя есть что-то такое… разлохмать немного волосы… вот так… посмотри сюда».

— Фокусника! Того, в штанах с леопардовым рисунком, который всегда снимал пиджак. Не то чтобы ты выглядел толстоватым, ну, — она теперь хихикала, — разве что чуть-чуть. Но самая лучшая часть — это там, где они пишут, что в твоей работе проглядывают байронические мотивы и ты приравниваешь различные способы садоводства к видам поэзии.

Господи, теперь он был для нее задавакой!

Джеки разошлась — она цитировала отрывки из интервью и сгибалась пополам от смеха.

Сэм вернулся к своим мечтам. Они с Джеки рядышком сидят на белом диване в огромной комнате, выполненной в минималистском стиле. На этот раз говорила Джеки: «Наши отношения далеки от среднестатистических. Я не могу воспринимать Сэма серьезно в сексуальном отношении и в том, что касается его карьеры. Однако у него ужасно забавный образ в средствах массовой информации, и это нам подходит». Тут Сэм встает с белого дивана, вытаскивает из-за спины белую трость, ставит ее перед собой и начинает петь, отбивая веселую чечетку: «Рассмеши их, рассмеши их…»

— Но послушай! Знаешь, кто, прочитав это интервью, сказал, что ты просто великолепен? — Джеки сжала ему колено. — Милашка Эллис Кларк! Повезло тебе!

Сэм посмотрел на Джеки. Она ободряюще подмигивала ему. Неужели тот факт, что им интересовалась такая женщина, как Эллис Кларк, ничего для нее не значил? По любым меркам Эллис была очень красивой. Она имела шикарные сиськи и любила их демонстрировать. Вдобавок к этому ее всегда фотографировали на светских приемах, и у нее была большая квартира в центре города и трастовый фонд.

— Знаешь, она мне никогда не нравилась. — В голосе Сэма звучала обида. — Почему ты думаешь, что она меня может заинтересовать?

— Да перестань! Вся твоя известность нужна ведь тебе для того, чтобы производить впечатление на таких девушек! — Джеки заговорщически ухмыльнулась.

«Да нет же, дурочка, она нужна, чтобы произвести впечатление на тебя! На каждой вечеринке, каждый раз, когда я ступаю ногой на танцпол, я хочу, чтобы ты смотрела на меня и думала: «Секундочку… как же я раньше не замечала? Он так зажигает!» Я хочу, чтобы ты, видя со мной девушку за завтраком, думала: «Он не достанется ей. Он должен быть моим!» Каждый раз, когда мы вместе проводим отпуск, мне выпадает шанс показать тебе, насколько ловок и великолепен я вне того окружения, в котором ты привыкла меня видеть. Как я прыгаю в Греции с восьмифутовой скалы, как я побеждаю в поединках по реслингу. Все это ты должна была заметить и записать в свой мысленный перечень вещей, согласно которому мальчики отличаются от мужчин, однодневки — от постоянных партнеров. Когда я нахожу себе новую работу или продвигаюсь по служебной лестнице, то всегда хочу сообщить об этом тебе. Я знаю, как это было важно для нас еще тогда, когда нам было по девятнадцать. Это было важно как шажок по длинной дороге к тому, что будет у нас в совместном будущем, когда из твоей жизни наконец уйдут все эти Саймоны. Господи! Неужели ты еще ничего не поняла?»

Ну конечно, были целые промежутки времени, месяцы, когда Сэм почти не думал о Джеки. Один или два раза он влюблялся и так увлекался, что Джеки казалась помехой. «Скажи, что я перезвоню!» — кричал он из спальни и забывал. Пару раз он начинал понимать, что этот этап пройден и Джеки стала одной из тех девушек, которые остаются у мужчин как скелеты в самом дальнем углу шкафа. Могла бы стать его, да не стала.

Иногда, когда он начинал встречаться с кем-либо, Джеки дико раздражала его — тем, что не восхищалась этими новыми, захватывающими отношениями и отказывалась подыгрывать ему. Ведь существовало непреложное правило, согласно которому нужно было относиться к своим друзьям перед их пассиями как к богам. Если возникала щекотливая, опасная для репутации ситуация, нужно было немедленно найти выход из положения. В течение какого-то времени нужно было смеяться над старыми шутками своих друзей, вспоминать их старые подвиги, ликовать по поводу любой их победы. Вообще постоянно показывать всем своим видом: «Ого! Представь себе, тебя выбрал такой парень!» Джеки же вела себя обыкновенно. Даже хуже. Если ей нравилась новая возлюбленная Сэма, она начинала с ней дружить. И через пару часов они уже сидели рядышком, подталкивая друг друга локтями в бок и хихикая, словно были членами общества «Смешной Сэм», а не «Как нам повезло, что мы рядом с супер-Сэмом». На самом деле это было прикрытием, ведь у Джеки и его подружек было не так много общего. Во время совместных ужинов полагалось обсуждать прошлые заслуги. Хихикая, с бокалами бренди в руках, они до самого утра должны были делиться знанием его привычек. Вместо этого Джеки и подружка обсуждали парикмахеров, несварение желудка у звезд, а ему, забытому, оставалось сидеть, водя пальцем по скатерти. Также были времена, когда Джеки выглядела очень непривлекательно, носила брюки из грубой ткани с приколотыми тут и там значками и цветные шнурки в волосах, напоминая дешевого клоуна.

Однако затем чувства все равно возвращались. Те, немного больше, чем просто дружба, чувства, которые были где-то между теплыми отношениями брата к сестре и сильным сексуальным влечением. Он никакие мог привыкнуть видеть ее с мужчинами. Однажды даже зажал ее между книжных полок университетской библиотеки и отругал за беспечный выбор партнеров.

«Джеки, мне нужно поговорить с тобой о Марке Блоэре», — сказал он, засунув руки в карманы вельветового пиджака.

«Что такое?» — спросила она, широко распахнув глаза. В своем берете она была такая уязвимая, как цыпленок, на которого сейчас налетит коршун.

«Ну, я считаю… Он мне не нравится. — Тут Сэм вытащил руки из карманов, навис над ней и попытался придать своему голосу нравоучительный тон. — Джеки, он тебе не подходит».

«Почему нет?» — спросила она с искренним интересом в голосе. Почему? Да потому, черт возьми, что этот Марк выглядел как один из «роллингов».

«Во-первых, потому, что он много пьет. — Сэм вдруг вспомнил, как после ежегодного запоя в баре «Рептилии» Джеки пыталась перетащить его, свалившегося в полубессознательном состоянии, через порог дома, где они тогда жили. — Во-вторых, он не уважает женщин». И тут опять он вспомнил, как расхаживал с искусственной грудью, натянутой на футболку с надписью «ЭйСи-ДиСи».

«Еще что-нибудь?» — спросила Джеки.

«Ну а еще он полное дерьмо, и… вообще-то, — на этих словах он прикрыл глаза, чтобы она поняла, что ему приходится сейчас труднее, чем ей, — все дело в том, что, когда к человеку что-то испытываешь, очень трудно понять, что на самом деле он собой представляет. — Джеки стала проявлять заинтересованность. — Были случаи, когда я сам был бы благодарен за такой совет, Джеки. А ты последняя, кто это видит».

«Надеюсь, это ничего не имеет общего с тем, что Марка пригласили в группу «Гласс Бэнд»?» На этой неделе группе «Гласс Бэнд» звукозаписывающая компания предложила контракт. Конечно, ему было не все равно.

«Что-о-о? Ох, погоди! — Сэм покачал головой из стороны в сторону, стараясь не обращать внимания на ее пристальный взгляд. — Послушай, если бы я знал, что ты это так воспримешь, я бы не начинал. Я не хочу заставлять тебя страдать, о’кей?»

«Спасибо, Сэм, — сказала она, — я буду осторожной. Кстати, раз уж ты был так откровенен со мной, я думаю, тебе следует знать о том, что прозвище Жозефины — Джо, Которая Никогда Не Говорит «Нет». И ты последний в твоей футбольной команде, кто об этом узнал. Пока-пока…»

Не помогло и отношение его матери. С самого начала она решила, что Джеки чересчур хороша для него. Она, его собственная мать, вступила в общество «Смешной Сэм» с первого дня знакомства с Джеки. Она говорила: «О, Жаклин, не обращай на него внимания. Он притворяется хулиганом, а сам однажды не смог дослушать уличный концерт, потому что у него заболели уши».

Однажды его мать чистила картошку над раковиной на кухне и слушала музыку Джимми Янга. «Разве не было бы замечательно, — вдруг сказала она, — если бы Жаклин интересовалась тобой?» Ее слова смутили Сэма по нескольким причинам. Во-первых, его мама определенно решила, что такая возможность была, но давно исчезла. Во-вторых, она была уверена, что Жаклин не испытывает к ее сыну вообще никаких чувств. И в-третьих, она, обладая чертовски сильным чутьем, уловила потенциал Джеки.

«Спасибо, мама», — сказал он тогда.

«О, Сэмюэл, не за что. Каждому свое. В конце концов, это к лучшему. Домашней ее не назовешь».

Нужно было изменить ее восприятие Сэма. Теоретически хорошо было бы ее напоить, но для этого пришлось бы дождаться вечера и устроить все так, чтобы они оказались наедине. Хотя это уже было много раз, и ничего не получалось. Дополнительная трудность заключалась в выборе нужного момента. Стадия «ой, как все классно!» должна уже быть пройдена, и Джеки полагалось находиться в задурманенном, расслабленном состоянии и, главное, не дойти до того, чтобы расслабленность превратилась в слезливость, опьянение и тошноту и чтобы они не начали ссориться. В любом случае не могло быть и речи о том, чтобы он прошел через все это, а наутро она ничего не помнила.

Безусловно, лучшим местом для признания была машина. Вот они едут рядом, не нужно смотреть друг другу прямо в глаза. Он, такой решительный, уверенный в их будущем, сидит за рулем, за окном мелькают покрытые весенней зеленью деревья, ветерок ласкает вырез на ее блузке. Прекрасная метафора начала их совместной жизни.

— Сэм! Осторожно! Мы чуть не въехали в канаву!

«Черт, черт, черт! Расслабься… Сдерживай себя…»

— И смотри, впереди овцы. Не задави их!

— Джеки, будь добра, я прекрасно знаю правила дорожного движения в сельской местности.

Он помахал парню в резиновых сапогах, который погонял стадо. Рядом с ним были старая собака и маленькая девочка в сандаликах.

— Куда-то спешим, а? — проговорил фермер. Или это был пастух? Демонстративно повернув голову к Джеки, он сказал: — Поучили бы вы его манерам.

Некоторое время они ехали молча.

— Слушай, — сказал Сэм, когда острое желание вгрызться зубами в рулевое колесо почти иссякло.

— Да?

— Я тут думал: если сегодня ничего не выйдет в Хедланде, я, возможно, получу кое-какую работу. Небольшой сад за городом.

— Ты?

— А почему нет? Я буду зарабатывать достаточно, и я бы хотел, знаешь…

— Включить музыку на полную громкость, выкинуть за окно объедки из холодильника, завести в квартире корову, чтобы не ходить в магазин за молоком, вырастить акр травы в саду…

— Жаклин, мы уже достаточно долго живем вместе.

— М-м-м?

— На этот раз все будет по-другому!

— Ага, на этот раз мне не придется вычищать твою квартиру антисептиком.

«Вот черт! И как она запомнила этот случай с личинками мух?»

— На самом деле, Джеки, тебе должно понравиться! Ты бы смогла там писать. По выходным. Разве ты не завидуешь нашим женатым друзьям? — Джеки выглядела озадаченной. — Ну, ты понимаешь, у них есть загородные дома, и все такое.

Она сморщила нос:

— Дэйв и Эмбер, что ли?

— Ну, они прекрасно жили.

— Точно! Какой мужчина не захотел бы быть Дэйвом, жить в чудесном доме с прекрасной женой! — «О Господи, опять Эмбер!» — Созерцать из окон свои поля, бегающих по ним овечек, созревающие фрукты, играющих детишек. Мне бы это понравилось!

Джеки посмотрела на него. Кем она его себе представила? Золотоискателем? Маменькиным сыночком?

— Дело не только в образе жизни. — Сэм кашлянул, чтобы прочистить горло. — Дело в определенных обязательствах. Я просто думаю: мы же не молодеем, и когда смотришь, что есть у других людей, тоже задумываешься: а не пора ли занять свое место в жизни?

Занять свое место в жизни! Теперь он говорил как мужчина, у которого ребенок в машине, как мужчина, держащий жену под ручку на вечеринках, мужчина, одетый с женой в одинаковые свитера. По сравнению с таким придурком юноша с симптомами первого свидания был просто отличным парнем. Сэм скорчил себе рожу в зеркале.

— Все в порядке, — улыбнулась Джеки. — Только что у тебя был приступ болезни «тех, кому за тридцать». Добро пожаловать в наш клуб!

— Так ты готова, как ты думаешь?

— Да, но надо еще подумать. Трудно принять решение так сразу.

Она посмотрела на него почти застенчиво. Сэм вспомнил, что Эндрю сказал ему в пабе: «Что, если она просто засмеется?» Но настроение сейчас было другое, смеяться она точно не будет. Они медленно входили в то спокойное, доверительное состояние, случающееся время от времени, когда обе стороны готовы поддержать судорожные попытки друг друга сдвигаться шаг за шагом с мертвой точки в отношениях, удерживаясь от соблазна прибегнуть к такому спасительному средству, как смех.

Сэм набрал побольше воздуха в легкие.

— Но разве это того не стоит? Рискнуть, довериться своим инстинктам. Да, трудно, не все так, как хочешь, но решение верное. — Джеки, нахмурившись, кивала. — И именно тогда все встанет на свои места.

Черт возьми! Он произвел впечатление на самого себя, а Джеки… Джеки была потрясена. Он заставил ее задуматься. Он полез в карман за мятной конфеткой — на всякий случай.

— Ну, я не знаю. — Она теребила локон соломенного цвета, щекоча им кончик носа. — Просто ждешь, ждешь, а когда это приходит, становится так… страшно.

Да уж. Страшно, это точно. Ему было жутко даже вообразить себе. Если провести быстрый сравнительный тест, это самое страшное, что может случиться. Перед ним раздевается, например, Эмбер и затем Джеки. Даже и сравнивать не стоило. В первом случае — простое волнение, во втором — ему бы просто снесло крышу. От пота его руки прилипли к рулю. Что бы она при этом делала? Говорила не умолкая? Смотрела ему прямо в глаза не отрываясь? Сэм вспомнил, как его друг, доктор, рассказывал, как он впервые осматривал женщину-пациентку. Надо было положить свои голые руки на ее обнаженную плоть и сделать это уверенно и твердо, без колебаний, а в голове стучит и под ложечкой сосет от страха. «Нужно просто быстро приложить руки, — говорил друг, — как засунуть их в огонь. Но как только это сделаешь, паника уходит довольно быстро».

— Я хочу сказать, что торопиться не надо. — Сэм украдкой взглянул на вырез ее блузки. — Речь идет о принятии решения о переходе отношений в иную стадию.

Господи! Его слова звучали так, словно он говорил со сцены, наряженный в яркую атласную рубашку, усевшись на высокий стул и помахивая микрофоном в руках.

— Ты прав, — сказала Джеки. — Нам нужно перейти на другой уровень.

Она повернулась к нему и улыбнулась. Все будет хорошо. Он пожал ее руку, нежнее, чем просто другу, и подумал о том, что хорошо бы выплюнуть конфету из окна машины, но они вошли в крутой поворот, и Джеки отвернулась. У нее был задумчивый взгляд, которого раньше он не замечал. Наконец-то они пересекли эту черту. Теперь Джеки покажет себя с новой для него стороны. Он увидит, какая она бывает сонная с утра, временами гневная и дикая или маленькая девочка со смешными страхами. Ему откроются все ее забавные привычки: как она спит, положив руку под подушку, или носит его футболку вместо ночной рубашки. Сэму всегда нравились девушки такого типа — из американской глубинки, расхаживающие по дому в твоих шортах или спортивных носках, так что кажется, будто вся твоя одежда принадлежит накачанному тестостероном мужику.

Джеки тихонько вздохнула и устроилась на сиденье поудобнее, задумчиво грызя ноготь на большом пальце. Сэм почувствовал, что должен защищать ее, что он отвечает за нее, и ему очень хотелось, чтобы этой ответственности было побольше. Как друзья они уже вряд ли могли бы быть ближе, но он продвинулся намного дальше. Сэм чувствовал себя сильнее, мудрее, мужественнее. Сейчас он отдалился от нее, уйдя в грезы о совместном будущем. Он закатал рукава на рубашке, чтобы были видны его сильные, загорелые руки. Он чувствовал себя как первый поселенец, которому предстояло построить свое жилище и возделать землю, или как муж, несущий жену со схватками в родильный зал. Он был всемогущ, щедр и…

— Ты уже решила, — спросил он, втягивая живот, — где будешь праздновать свой день рождения?

— Почти. — На ее лице появилась загадочная улыбка. Может быть, отныне он будет видеть на ее лице только такую улыбку.

— И что придумала? — Сэм вытащил кассету и вставил другую, вновь пытаясь заставить ее слушать сборник восьмидесятых. Главным было выбрать момент, а сейчас как раз наступил момент для группы «Спешиал».

— В городе брат Эмбер, и он собирается кое-что организовать.

— Гм? — «Черт, черт, откуда он взялся?» — Что ты имеешь в виду?

О чем она думала? Зачем она о нем вспомнила, когда все было так…

— Да не знаю, наверное, он устроит ужин.

Она что, покраснела? Да, она покраснела…

— Ты думаешь, просто ужин?

— Ну, я не знаю…

Джеки переключилась на ту ужасную линию поведения, которую обычно выбирают женщины, когда объявляют, что завели себе нового дружка: говорят, хихикая, что помолвка не за горами, упиваясь при этом собственной женственностью.

— Наверное, будет вечеринка. Он только что вернулся из России и привез с собой водку и икру, и ему надо бы от них избавиться.

О Господи, теперь она говорила, как этот Саймон: «Избавиться, разгрузиться»!

— И когда это было точно решено?

— Прошлым вечером.

— Прошлым вечером? Немного неожиданно, не так ли? К чему такая спешка? Мы сами могли бы организовать тебе вечеринку, у нас есть номера телефонов всех твоих друзей. — А что он мог еще сказать, ведь ничего противозаконного в этом не было.

— Все нормально, Сэм. Там будет немного народу.

— Ну а меня пригласишь? — «О Боже!»

— Конечно.

Сэм вытащил кассету и начал внезапный обгон.

— Сэм, в чем дело?

«Дело в том, что мы говорили о нас, о нашем совместном будущем. А теперь мы говорим о тебе и об этом Саймоне. И что хуже всего, при упоминании его имени ты ведешь себя как влюбленная крольчиха, и тебе совсем не стыдно, хотя ты сидишь в машине, которую я взял напрокат, чтобы тебя соблазнить. Мне противно даже смотреть на тебя».

— Я всего лишь думаю, что немного неверно с твоей стороны все бросать, как только появляется он. — Сэм почесал голову.

— Мне нечего бросать.

— Ты знаешь, что я имею в виду.

«Он звонит — ты подбегаешь к трубке. А затем он возвращается к одной из своих поклонниц». Что-то помешало ему сказать это вслух, что-то подсказало ему, что если поставить ее перед выбором, то не обязательно она выберет именно его.

— Я знаю, что ты имел в виду, когда говорил о верном решении.

Как она могла… «Погоди, постой!»

— Как ты говорил, он в любом случае не идеальный выбор. Но если ты уверен на все сто, что другого не будет, то стоит попытаться сейчас. Правильно?

Сэм уставился на нее. Неужели он не ослышался? Как она могла так повернуть его слова?

— Я знаю, — сказала она, — знаю, что он тебе не нравится. И я люблю тебя за то, что ты беспокоишься о моем будущем. Я люблю тебя за то, что ты все правильно понимаешь.

Она обняла его за шею, сняла свою вельветовую шапочку и крепко поцеловала его в щеку.