Черч
Энджел вздыхает, стоя перед открытым холодильником. После душа она надела одну из моих рубашек и носки. На ней это смотрится скорее, как платье. Я мог бы дать ей одежду, но не был уверен, как объяснить ее наличие. К тому же, мне нравилось наблюдать, как она порхает по моему пространству в моей рубашке.
— У тебя тут целый склад, — замечает Энджел, почесывая поднятой стопой голень другой ноги. Она сейчас так расслаблена. Мне нравится видеть ее такой. В моем пространстве она чувствует себя уютнее, чем я сам.
Когда она оглядывается на меня через плечо, я отвечаю хриплым мычанием. Ее поведение лишь подтверждает, что я принял верное решение, забрав ее. Хотя, конечно, другого выбора с момента нашей встречи у меня и не было. У меня не было времени на подготовку, но я постарался обеспечить ее всеми привычными удобствами, которые были у нее дома.
— Я могу что-нибудь для тебя приготовить, — предлагаю я ей.
Я не шеф-повар, но с основами справлюсь. Она кружится на месте, чтобы быть лицом ко мне, держа котенка в одной руке. Тот совершенно не против, чтобы его носили на руках.
Будь его воля, он бы и в душ с ней забрался. Что ж, могу понять парнишку — я бы и сам не отказался. Но мне пришлось взять себя в руки, чтобы не поднять ее и не войти в нее, забыв обо всем на свете. Нужно гнать от себя эти мысли. Мне и так тяжело сдерживаться, чтобы не трогать Энджел руками и губами.
— Я сама приготовлю, — заявляет Энджел и протягивает мне котенка.
Беру его, словно делаю это каждый день. А ведь я ни разу в жизни не держал котенка на руках. Черт, до Энджел я вообще ничего не «прижимал». Этого слова в моем лексиконе попросту не существовало. Но, видя, как ее красивое лицо озаряется улыбкой при виде меня с котенком, я готов сделать его своим постоянным атрибутом. Прислоняюсь к стойке, наблюдая за ней; котенок тоже не сводит с нее глаз. Я могу смотреть на нее целый день.
— Тебе нужно сегодня куда-то идти?
— Возможно, придется кое с чем разобраться.
Например, с твоим отцом.
Мысль я оставляю при себе. Мне нужно убрать его отсюда. Этот ублюдок заперт двумя этажами ниже, пока я здесь, наверху, ласкаю ее языком. Я сжимаю затылок, ненавидя внутреннюю борьбу, разрывающую меня на части. Когда же моя жизнь перестала быть черно-белой? Она всегда была такой — до нее.
Энджел скользит по полу в носках, весело хихикая, берет сковороду и ставит на плиту. Она. Да, она принесла с собой не просто серость. Она разбрызгивает краски по всему моему миру, и я не знаю, как с этим быть. Хотя всю свою жизнь я наводил порядок в чужих жизнях.
Честно говоря, не уверен, что хочу это исправить. Мне нужна ее радуга в каждой частичке моей жизни. Энджел здесь — дома. Когда я начал за ней наблюдать, в ее собственном доме она никогда не была такой живой. Наоборот, она держалась особняком и избегала большинства людей. Она даже пользовалась черными ходами, чтобы не сталкиваться с собственным братом. Знает ли она, насколько он болен? Чувствует ли это?
Я не уверен. Особенно когда она прижимается ко мне и целует, словно я плюшевый мишка, а не один из самых опасных людей в городе.
Телефон вибрирует. Я опускаю котенка на стойку и нехотя достаю аппарат, отвечая на вопросы Зеро. Затем переключаюсь на видеотрансляцию из подвала. Энджел напевает песню, готовя еду. В воздухе витает запах сахара и муки.
Ее отец на месте. Стул, к которому он привязан, прикручен к полу. Его голова бессильно свисает. Заставить его кричать было несложно. Он не привык к боли. Те, кто так легко ее причиняют, редко стойко переносят ее сами.
— О! У тебя есть растворимый кофе с ванилью, — Энджел поднимает баночку, словно нашла клад. — Мой любимый, — говорит она, не подозревая, что мне это давно известно. — Не могу поверить, что ты тоже его любишь. Сделать тебе чашечку?
— Уже приготовил, — поднимаю свою кружку, заваренную ранее, пока она была в душе. Понятия не имею, как можно пить эту сладкую дрянь.
— У нас много общего. Должно быть, у нас одинаковый вкус.
Мой вкус — это угождать ей, так что, пожалуй, она права. Энджел приступает к приготовлению кофе.
— Могу поспорить, у тебя нет взбитых сливок, — бросает она вызов, направляясь к холодильнику. — О, есть же! — через секунду раздается ее восторженный возглас. Она хватает баллончик, захлопывает дверцу и возвращается к стойке. Наблюдаю, как она встряхивает баллончик и щедро кладет сливки поверх кофе.
— М-м-м, — ее глаза закрываются, а на лице появляется выражение блаженства после первого глотка. — Восхитительно.
Я думал, мой член не может стать еще тверже, но ошибался. Сам не осознавая, что делаю, я оказываюсь рядом и стираю каплю сливок с уголка ее рта.
Облизываю палец, наблюдая, как ее глаза вспыхивают от одобрения. Наклоняюсь, жажду ее губ. Но в тот миг, когда наши губы соприкасаются, звонит телефон. Это сигнал с ворот. Кто-то приехал.
— Ответь, я готовлю, — Энджел целует меня в щеку.
Делаю шаг назад, освобождая ей пространство, и достаю телефон.
— Черт, — бормочу я, увидев Николая. Стоило знать, что он появится. У меня нет друзей, но из всех людей Маттео Николай — тот, с кем я провел больше всего времени и кого хоть сколько-то могу терпеть.
— Что? — Энджел бросает взгляд на мой телефон.
— Гости.
Николай не уйдет. Он, несомненно, в ярости из-за произошедшего. На его месте я чувствовал бы то же самое. Брент, брат Энджел, посмел прикоснуться к его девушке, Райли.
— Это мой отец? — ее губы вытягиваются, а брови сдвигаются. Судя по выражению лица, она не в восторге от его возможного визита. Ее реакция вселяет в меня надежду, что, когда она узнает правду, последствия будут не такими ужасными. — Я даже не спросила, что вообще происходит.
— Не он. Это Николай.
— Николай? Зачем ему сюда приходить?
Вот черт. И как мне это объяснить? Она думает, что я забрал ее из дома из-за проблем с отцом. Что ее подруга Райли просто уехала с парнем, Николаем. Но она права — Энджел, что удивительно, сегодня ни о чем не спрашивала.
Мы пролежали в постели больше часа, разговаривая. В основном говорила она, и мне это невероятно нравилось. Ее голос успокаивает, а болтливость просто очаровательна.
— Я работаю на его отца.
Маттео не совсем ему отец, но он его вырастил.
— Маленький мир?
— Начинает казаться.
Ее выражение лица остается недоуменным, и я вижу, что она пытается сложить кусочки паззла, но не может.
Телефон снова звонит, потому что я не открыл ворота. Вчера я сменил коды, чтобы меня никто не беспокоил.
— С ним Райли. Уверен, она хочет тебя видеть.
— О, — это заставляет Энджел забыть обо всем остальном; ее лицо озаряется улыбкой.
— Я ненадолго, — целую ее в макушку. — Пойду впущу их.
— Хорошо. Приготовлю еще теста, на случай если они проголодаются, — говорит Энджел, прежде чем я спускаюсь вниз.
Я мог бы открыть им отсюда, но мне нужно поговорить с ними наедине. Ввожу код, чтобы открыть ворота и дверь гаража. Когда я спускаюсь, Николай как раз заезжает внутрь.
— Это пиздец, — Николай выходит из машины с проклятиями. Обходит ее, чтобы открыть дверь для Райли. Та смотрит на меня с опаской. Мы не знакомы лично. Она — сестра жены босса. Теперь она принадлежит Николаю. Я не из тех, кто ходит на семейные ужины или вечеринки. Я предпочитаю оставаться в тени.
— Решение было не за мной.
— Я в ярости, — бормочет Николай. — Он должен быть мертв.
— Эй, — Райли кладет руку ему на грудь, пытаясь успокоить. — Уверена, Маттео знает, что делает.
С этим не поспоришь. Я не всегда сразу понимаю замыслы Маттео, но когда все раскрывается, его гениальный план становится очевиден.
— Так вы и есть знаменитый Черч, — Райли улыбается мне.
Я киваю.
— Он не большой любитель поболтать, — поясняет Николай.
— Но он забрал Энджел, — она переступает с ноги на ногу.
— Она моя.
— Ясно, — фыркает Райли. Она не новичок в этом мире.
— Она думает, что я забрал ее из-за проблем с отцом.
— Разве нет? — сухо замечает Райли. Кажется, ее кое во что посвятили.
— Она не представляет, кто он на самом деле. Она верит, что это безопасное место, а я — своего рода телохранитель, — заполняю я пробелы.
— Так ты хочешь, чтобы я солгала ей? — Райли тяжело вздыхает. — Не знаю.
— Проясню ситуацию.
— Осторожнее, — предупреждает Николай.
— Именно, — любая моя приветливость исчезает. — Всем стоит быть чертовски осторожными, потому что, как я сказал, она — моя. Так что если вы пойдете наверх и напугаете ее своими рассказами, станет только хуже. Говорю это сейчас, прежде чем у кого-то появятся идеи. Она не уйдет с вами. Она не отойдет от меня дальше, чем на расстояние вытянутой руки.
Я никогда в жизни не был так серьезен. Нет ничего, чего я не сделал бы, чтобы этого не допустить.
Райли сжимает губы, и я понимаю, что попал в точку. Конечно, она могла бы пойти наверх и выложить все, надеясь, что Энджел сама решит — остаться или уйти с ней. Но, как это ни ужасно, будет по-моему.
Я их предупредил. Большего я сделать не могу. В вопросах, касающихся Энджел, во мне нет ни капли рациональности. Неизвестно, на что я пойду, если кто-то попытается отнять ее у меня.
Не думаю, что кто-то хочет это выяснять.