Ее святой

ГЛАВА ШЕСТАЯ

СЕЙНТ

На этот раз я не позволяю ей сбежать после урока. Когда часы отсчитывают последние пять минут, моя сумка уже собрана. Как только профессор Растлитель отпускает нас, я оказываюсь рядом с ней, прислоняясь к трибуне и скрестив руки на груди, но она не узнает мою позу. Если бы только я надел свою маску.

— Я хотел бы узнать ваше мнение, — говорю я ей, прежде чем профессор успевает загнать ее в угол.

Голубые глаза Браяр на секунду расширяются, бегая между мной и профессором, сидящим в нескольких футах от нас, наблюдая за нашей перепалкой. Ему, наверное, также понравилось бы смотреть, как я ее трахаю.

— Э-э, конечно. Чем я могу вам помочь?

— Это по поводу книги.

Я притворяюсь, что роюсь в своей сумке, пока профессор Растлитель не вздыхает и с раздражением не поднимает свое древнее тело со стула.

— Увидимся на следующей неделе, Браяр. — он сжимает ее плечо, проходя мимо, потому что не может не прикоснуться к ней, и у меня возникает искушение вырубить его прямо здесь.

Но вместо этого я сжимаю челюсти и чуть не ломаю телефон пополам. Когда я убью его, не должно быть свидетелей ссоры между нами. Никаких зацепок, никакой связи, никакого следа, по которому можно было бы идти.

Затем я набираю пароль на своем телефоне и даю Браяр полный обзор экрана.

Она издает короткий удивленный смешок. Когда я поднимаю бровь, она спрашивает:

— Извините, ваш код доступа 0229?

— Так и есть.

— Это мой день рождения, — объясняет она. — Забавное совпадение.

Я встряхиваю телефон.

— Тогда мне будет легко запомнить. Я обязательно куплю вам что-нибудь вкусненькое.

Она ухмыляется, как будто думает, что я шучу.

— Вы могли бы разыскать для меня С. Т. Николсона и заставить его подписать мне книгу.

— Готово.

Она наклоняет голову, как будто не понимает моего чувства юмора, но чего она действительно не понимает, так это того, что для меня все это не шутка.

— Так, о чем вы хотели узнать мое мнение?

Я нажимаю на отзыв и протягиваю ей свой телефон. Удивление мелькает на ее лице, как будто она не ожидала, что я отдам его ей так охотно, но она опускает взгляд на экран и читает, бормоча некоторые слова себе под нос, одновременно осыпая собственными проклятиями, очаровательно хмуря брови.

Дойдя до конца, она закатывает глаза.

— Половина этого отзыва фактически неточна, а другая половина выглядит так, будто он намеренно неверно истолковывает намерения автора.

Я ничего не могу с собой поделать — широкая улыбка расцветает на моих губах.

— Правда?

— Он ведет себя так, словно у автора не может быть живого воображения. Что он, должно быть, какой-то ненормальный серийный убийца, или некрофил, или что-то в этом роде, раз может писать о таких вещах. Мы с вами оба знаем, что это неправда.

Меня охватывает паника, прежде чем я вспоминаю, что она знает меня как Сейнта де Хааса, студента МИД, а не как С.Т. Николсона, автора бестселлеров, опубликованных многими изданиями.

— Верно. Некоторые считают, что писатели могут писать, основываясь только на собственном опыте.

— Вот именно. И что это за человек, который жалуется на сексуальные сцены в эротическом романе ужасов? Эй, это жанр такой. «Неуместная?» «Слишком подробная?» Как может сексуальная сцена в эротике быть слишком подробной? Этот парень проецирует себя, потому что у него не было секса пять лет, это точно.

Я ухмыляюсь, опираясь на локти, чтобы подойти к ней поближе. Любоваться мягкими очертаниями ее подбородка и скул, нежным изгибом носа и надутыми губами.

— И вы так уверены, что рецензент — мужчина?

— Именно.

— Почему?

— Это видно по его дикции и очевидному женоненавистничеству. Он думает, что все эротические романы написаны для женщин, и он ненавидит женщин.

— Я думаю, вы правы. Я прочитал кое-что из работ С. Т. Николсона, основываясь на вашей высокой рекомендации, и я бы сказал, что он довольно неравнодушен к женщинам.

Она усмехается.

— Я надеюсь на это, потому что всякий раз, когда я встречаю его, я бросаюсь ему на шею. Он может не снимать маску — мне все равно. — она прикрывает рот рукой. — Мне не следовало этого говорить.

Моя голова откидывается назад со смехом. Эта девушка — нечто другое. Нечто особенное.

— А как насчет финала? Вам это тоже показалось дешевым и предсказуемым?

Я, конечно, ожидал, что финал вызовет разногласия. Главный герой отравлен своим злейшим критиком, но яда недостаточно, чтобы полностью остановить его сердце. Когда он просыпается, его заживо хоронят в гробу. Он выбивает ногой крышку, и на этом роман заканчивается. Без завершения вопроса о том, избежит ли он своей могилы или умрет там.

Рецензент позаботился о том, чтобы очень подробно объяснить, почему концовка показалась ему посредственной. Неоднократно называя это предсказуемым, несмотря на утверждения, что это не было должным образом предсказано.

Браяр подпирает подбородок рукой.

— А что вы об этом думаете?

— Думаю, что это было удовлетворительно.

Она усмехается.

— Это было намного лучше, чем удовлетворительно. Любой другой финал оказал бы медвежью услугу. Вся книга — шедевр, особенно эта концовка.

Я никогда раньше не слышал, чтобы кто-нибудь так страстно отзывался о моей работе, даже мой агент или редакторы. Я встречал читателей по всему миру, некоторые из которых плакали, когда знакомились со мной. Может быть, это потому, что она не понимает, что обращается непосредственно к автору, и я знаю, что ее страсть искренна.

— Почему вы преподаете, а не пишете? — Она напрягается. Больная тема.

— Я делаю и то, и другое. Я уверена, что напишу много на нашем ретрите.

— Где?

Игривая ухмылка играет на ее губах.

— Разве вы не слушали двухчасовую лекцию доктора Барретта по нашему учебному плану? В конце следующего семестра мы отправляемся на писательский ретрит. Мы еще не определились с местом, но скоро у нас будет все зарезервировано.

— Звучит как раз то, что вам нужно.

— Я всегда хотела побывать на писательском ретрите. Пиши весь день без каких-либо обязательств, кроме приема пищи и ночных ванн. — Браяр возвращает мне телефон и удивляется, когда я одной рукой засовываю его в карман, а другой ловлю ее пальцы, прежде чем она успевает отстраниться.

Ее пальцы удивительно нежны для такой пылкой женщины. Я уверен, что за свою жизнь она нанесла несколько ударов. Но ее кожа такая чистая, такая нежная и безупречная. Мой большой палец поглаживает костяшки ее пальцев, и она втягивает воздух. Но не отстраняется.

Мой взгляд поднимается к ее, голубые глаза широко распахиваются, когда она наблюдает за мной. Я бы смотрел в эти прекрасные глаза весь день, если бы не эти губы. Пухленькие и надутые, напрашивающиеся на то, чтобы на них претендовали.

Она вырывает свою руку из моей хватки и отступает назад.

— Мне, эм, нужно уйти. — она торопливо запихивает свои вещи в сумку, и я ухмыляюсь. Она не может скрыть, какое впечатление я на нее произвожу.

Я выхожу вслед за Браяр за дверь, и она убегает. Перед искушением последовать за ней почти невозможно устоять, но мне нужно написать рукопись и установить крайний срок, который я не могу пропустить.

В библиотеке тихо, слышны только щелчки клавиш и шелест перелистываемых страниц. Я устраиваюсь за столиком в углу, вытаскиваю свой ноутбук, и меня охватывает слишком знакомый ужас.

Только на этот раз, когда мои пальцы ложатся на клавиатуру, на экране появляются слова. За ними следуют другие, пока я не теряюсь в рассказе, мой писательский блок давно забыт.

Тридцать минут спустя количество слов достигает полутора тысяч.

Я уже несколько месяцев так много не писал. Я никогда не писал так много за полчаса.

Слова Браяр звенят у меня в ушах. Волнение и страсть в ее сияющих голубых глазах.

Я пишу из-за нее. Я уверен в этом.

Я отправляю сообщение Зейдену.

Ты был прав. Я нашел свою музу.

Браяр Ши — моя муза. Источник вдохновения, который я потерял. Муза, которую я пришел сюда искать, наконец найдена.

Возможно, я действительно смогу отправить своему агенту завершенную рукопись. Благодаря ей.

Чтобы продолжать писать, закончить мою книгу, мне нужно больше ее.

Вся она.