Егерь 200

2. TI AR PA EN UGE [2]

Оглядеться, затем подняться восемь метров по веревочной лестнице на небольшую платформу, потом еще 10 метров по новой веревочной лестнице. И вот перед вами натянутая над озером толстая веревка. Вы забираетесь на нее и, держась и перебирая руками, добираетесь до середины. Глядя на инструктора корпуса егерей, который стоит внизу, на берегу, вы кричите — "Рядовой 110762 Ларс Мюллер просит дать разрешение на проведение окончательного испытания!". Затем, по команде, отпускаете веревку.

И падаете не в холодное грязное озеро, как можно было бы представить.

Вы летите. В новый удивительный мир.

Это классическое упражнение. Последнее из сотни физических испытаний, которые необходимо пройти, чтобы попасть в спецназ. Вступление в спецназ и начало работы как егеря — важнейшая веха в жизни любого бойца. Мы все точно знаем как это было у каждого и что чувствовал каждый в тот день.

На момент событий, описанный в прошлой главе, когда я вел патруль на захват перебежчика, я был в корпусе уже 12 лет. В этот период моя жизнь шла легко и без усилий. Это было захватывающее время, один прекрасный день сменял другой.

Из поколения в поколение егерей передаются не только военные навыки, но и знания, преданность, мужество и самопожертвование.

Но мое путешествие началось гораздо раньше.

Я никогда не думал, что стану егерем. Я хотел быть фотографом или дизайнером рекламы. На протяжении моего детства и юности я увлекался фотографией, учился работать с пленкой. Помню, как-то под Новый год я, вместе со своим одноклассником Майклом и его братом Хенриком, простояли очередь в магазин Bingo Foto, чтобы получить новую камеру Konica. Многие тогда не выдержали холода, дождя и снега, и ушли домой. Но мы остались, и все получили по хорошей камере.

Мой отец был инженером и по характеру был последовательным, трезвым и рациональным в мышлении. Он всегда держал себя в руках и даже если мы, его дети, вели себя неправильно — это было не всегда легко понять по нему. В последние годы он стал более горячим и открытым и я сейчас им горжусь.

Моя мать, в противоположность отцу, была страстным человеком, и отец всегда сдерживал ее. Мама была дизайнером во Flora Danica и занималась росписью по фарфору.

В нашей семье также была младшая сестра Лене, которая была нежным ребенком. У меня с ней всегда был хороший и любящий контакт.

Мое детство, отрочество и юность были безопасными и предсказуемыми, может быть, даже граничащим со скукой. У меня не было какой-либо драмы в детстве, я делал тоже, что и другие мальчишки моего возраста.

Со мной были хорошие друзья. Мы испытывали уважение друг к другу, поддерживали друг друга и вместе с тем, соревновались друг с другом.

Рядом с нашим домом был большой производственный склад компании Ice Frisko и как-то мы выкопали яму под забором, чтобы пробираться туда. Все было хорошо, мы наслаждались своей игрой, бегая между контейнеров и тайно пробираясь на склад. Но, вероятно, мы были небрежны со следами и однажды попали в хорошо организованную засаду складских рабочих и их руководителя. Стоя на ковре у менеджера завода, нам поставили выбор или мы «больше так делать не будем» или «все расскажут родителям». Домой нас отправили с коробкой мороженого.

Когда мы прошли с мороженым через главные ворота, вся магия этого места исчезла для меня. Оно стало обыденным.

И я никогда не любил мороженого.

В молодости я любил игры на природе. Я проводил часы и дни с луком и стрелами в болотах, изображая разведчика племени. Мой друг Тони был нашим чемпионом по стрельбе из лука, но я был почти так же хорош. Наши луки и стрелы были почти произведением искусства, так как на их производство уходили целые дни.

Мы бегали по болотам, ловили плотву и окуней. Очень любили прыгать с деревьев. Тони был очень сильный и гибкий и мог позволить себе подобно обезьяне упасть с самого верха 15-метрового дерева, прямо через крону дерева, сохраняя при этом контроль до самого приземления. Издали это выглядело как обычное падение с дерева, но оно всегда было под контролем, и я был впечатлен.

Однажды я нашел в лесу мертвую лису, она уже разлагалась. Ножом я вскрыл кожу и был ошеломлен видом насекомых, пожирающих плоть. Из этого я вынес нечто о природе всего живого, что никто кроме меня не знал.

Оказалось, что на лес обрушилось целой стихийное бедствие из-за того, что реки были искусственно выпрямлены и расширены. Это осушило наше болото с ивовыми лесами, зыбучими песками и тайными ходами в камышах. Мир стал другим.

Тогда я получил первую серьезную детскую травму — я выловил в высохшем ручье последнего полумертвого окуня. Уровень воды был так низок, что окунь даже плавать не мог. Я пытался его спасти, но не смог. Это было последнее, что осталось от леса.

В школе я был счастлив, но только из-за товарищей и совместных игр. Сама учеба не очень интересовала меня. Большинство предметов были неинтересны.

Не смотря на отсутствие интереса к учебе, я смог окончить среднюю школу. Я пока не был готов выбирать себе карьеру, поэтому просто следовал общему потоку учеников, чтобы удовлетворить родителей.

Быть студентом колледжа оказалось намного труднее, чем школьником. Все было намного сложнее, я просто не успевал делать домашние задания.

У меня не было времени, потому что я увлекся велосипедом и велогонками. Я использовал расстояние между домом и колледжем в дополнение к обычным тренировкам. После того как я утром развозил газеты, с 4:30, у меня было время только для завтрака, прежде чем ехать в колледж. И время от времени я опаздывал. Это были жесткие заезды. Особенно зимой. Да и любой прокол шины мог заставить меня опоздать.

Однажды, из-за прогулов и опозданий, я даже разговаривал с ректором колледжа. Но, когда он услышал о моих тренировках и как рано я встаю, то, видимо, понял, что это не лень. Так что я получил специальное право «опаздывать».

Ректор снял с меня все замечания и сказал: «Удачи, хорошего утра завтра…и, может, все же поставишь свой будильник на немного раньше, чем обычно, хорошо?»

Колледж я закончил со средним результатом. И, хотя я не был доволен результатом, я сделал вид, что все нормально. К сожалению, я слишком много времени уделял велосипеду, поэтому гордиться здесь нечем.

Так как я закончил колледж с довольно низкими оценками, то сразу же решил пойти на военную службу, добровольцем. Это дало мне право выбора места службы.

Я пошел в мотострелковый полк Зеландии. Мне исполнилось только 19 лет, и это стало началом моей военной карьеры. Это будет жизнь, где я, как солдат, развился от худого мальчишки в уверенного в себе мужчину. В то время я не думал об этом так, и моей целью было просто найти свое место.

Скажу об этом еще пару слов. Я знал, что в армии могу создать что-то с собой, нечто оригинальное. Никто в моей семье раньше не был солдатом. Желание сделать нечто новое, непредсказуемое, важное, удовлетворяющее меня — вот что было увлекательным для меня. Впервые в жизни я хотел достичь чего-то, идентифицировать себя.

Быть солдатом оказалось легко для меня. Я чувствовал, как становлюсь лучше, получая новые знания, и крепну. Это имело смысл. Могла ли служба в армии быть просто работой, если это было так захватывающе? Я вписывался в нечто большое.

Здесь было то, что я всегда искал — серьезность, искренность и оригинальность. Проделывая массу работы на открытом воздухе, я постоянно тестировал себя — умственно и физически, что приносило много удовлетворения.

До этого я несколько лет занимался велогонками, и уже знал, как можно терпеть физические лишения и боль. И я знал, что это управление приходит на ментальном, волевом уровне. Весь велоспорт просто связан с управлением болью, особенно если вы хотите быть лидером гонки. Тот, кто мог пройти через это, достигал своей цели, как правило. Победа также основывалась на трудных и тяжелых тренировках. Те, кто отлынивали — не получали ничего.

Фактически, в колледже я был на пути в юношескую сборную Дании. Вместе с Андерсом Педерсеном мы составили фантастическую команду во время гонки вокруг Smørum. Мы смогли даже обогнать членов национальной команды. Позже я встретил одного из них как члена FKP (Frogman Corpus) и это была очень приятная встреча для нас обоих.

Но моя карьера велосипедиста закончилась после серьезной аварии, когда я сломал ногу. Так что это была одна из причин выбора службы в Вооруженных силах. Позже мой опыт велогонщика дал мне основу в другом виде спорта, но этот спорт в то время еще не был изобретен.

Одно мне тогда стало ясно. Я почувствовал, что могу справиться с физическими и психическими лишениями. Это придавало мне мысленного пинка под зад, когда я видел, что другие этого не могут.

Поэтому я был в хорошей физической форме на первом сроке службы. Единственное, что меня мучило — это моя худощавость — при росте 186 см в 20 лет я весил 65 кг. Но позже это оказалось даже преимуществом в плане выносливости.

В казарме нашелся хороший товарищ, Ларс Эскесен, который был хорошим бегуном. Он обгонял меня снова и снова, но это было даже приятно, и мы с ним подружились. Когда он бегал, я пытался бежать рядом и, хотя я этого себе не представлял тогда, мой жизненный путь в егеря начался здесь.

Нашей роте не хватало командиров, поэтому я был выбран командиром отделения. Спустя 9 месяцев моей военной службы на заключительном тестировании военной инспекции моя группа получила призовые места и лучшие оценки. Мы «сделали» многих сержантов-контрактников, служащих по нескольку лет, и имеющих солидный опыт. Мой ротный хотел, чтобы я закончил школу сержантов и стал профессиональным военным.

Тогда я не хотел стать сержантом, так как не хотел оставлять свое отделение. Это были мои товарищи, и я чувствовал, что не могу отказаться от них, плюс я хотел иметь отношение к обычной работе солдата. И среди сержантов я видел мало образцов для подражания.

Впрочем, была немногочисленная группа сержантов, внушавшая уважение. Один из них был главным полковым сержантом и он нес на плече скромную нашивку «Патруль».

Это было что-то — переплывать через ледяную реку, спускаться с вышек с помощью веревок, охота на животных и приготовление пищи на открытом огне, ориентирование с картой и компасом, выживание в зимнем лесу без спального мешка и тому подобное. Они делали нечто особенное, что немногие в полку могли бы сделать. В моих глазах они обладали неоспоримым авторитетом и совершенно иного рода военной карьерой. Их статус говорил о внутренней силе. Я успел уже немного вкусить этой силы, в сочетании с болью и желанием стать лучше. И именно эти люди были моим образцом для подражания.

Призыв подходил к концу, мне было всего лишь 20 лет, и я не хотел оставлять службу. Я хотел остаться, но в несколько другом качестве.

Небольшой плакат формата А4 на одной из дверей казармы был решением проблемы. «Курс патруля для корпуса егерей» — было написано там. Я пошел в офис рекрутеров и спросил, не могу ли я записаться. Они немного посмеялись, но все же отправили заявку. Случилось чудо — мне удалось попасть на курс следующего года.

Это стало неожиданностью для наших сержантов, и я получил от них массу ехидных замечаний. Для них это было что-то недостижимое. Не знаю почему, но это только заставило меня еще больше собраться и внушить себе, что других итогов, кроме победы, быть не может.

После возвращения домой из армии последующие восемь месяцев я готовился. Я тренировался в нашем саду, пробуя все новые и новые физические упражнения. Я садился на поезд, ехал до конечной станции и затем шел домой пешком с рюкзаком, битком набитым толстыми книгами. Я также много плавал в реках и на побережье, бегал от дому на работу, и наоборот.

Я трудился изо всех сил, так как хотел быть только егерем. Каждая тренировка все больше и больше вбивала мне в голову эту мысль. В конце концов, не стало ни дня без тяжелых тренировок, и я был дома только для сна и еды.

Дома я получил весомую поддержку. Моя дорогая мать все поняла и помогала тем, что могла. Например, она старалась готовить горячую пищу к моему приходу, чтобы я не тратил на это время.

Каждое утро я вставал и начинал утро с упражнений, прежде чем идти на работу. Каждое утро я старался превзойти вчерашние нормативы, старался пробежать до работы быстрее, чем вчера.

Кстати, на работе я был жутко непопулярным человеком, так как мало кому были понятны мои желания. И я был слишком зациклен на подготовке.

Подавляющее большинство тех, кто стремился попасть в корпус егерей, были опытными солдатами, со сроком службы в несколько лет. Очень мало было тех, кто появлялся на курсе патруля сразу после окончания призывного срока. Возможно, это случалось всего пять раз за историю корпуса. В середине 80-ых годов был всего один человек, который сделал это. Так что это была моя ахиллесова пята. Я был неопытен как солдат, потому надо мной смеялись сержанты. Но я так мечтал об этом, что вы даже представить себе не можете.

Я начал отбор в феврале 1984 года. Курс патруля, а затем, конечно же, курс аспиранта были тяжелыми, но я был настолько мотивирован и сконцентрирован, что физически это не было тяжело. Моя мотивация приводили к тому, что я стремился улучшить свой результат каждый день, при каждом занятии по ориентированию и марш-броску, каждое утро при заплыве в бассейне.

Большой физической проблемой является курс аспиранта, здесь многие получают травмы из-за высоких нагрузок.

С утра понедельника по вечер пятницы вы постоянно находитесь в движении. По крайней мере две ночи в неделю вы не спите, находясь на занятиях и упражнениях Если вам повезет, если у вас нет нареканий, то за неделю вы спите всего 10 часов. В конце концов вы начнете понимать, что главное не хорошая физическая подготовка, а умение справляться с физическими нагрузками ментально…

Мне плохо удавались занятия по ориентированию, так как я мало этим занимался раньше и у меня был только базовый опыт пехотинца.

На первом занятии по ориентированию, не смотря на 30 кг рюкзак, я побежал напрямик со всей прытью, на которую был способен, игнорируя некоторые контрольные точки. И пришел первым. Но истина состояла в том, что по меркам егерей это был очень простой тест. И наш инструктор, старый егерь Джимми Хавгаард, отправил меня назад в исходную точку, проходить тест еще раз. Если чего-то не хватает в голове, то дойдет через ноги, сказал он! Это было большое разочарование для меня, потому что я очень старался.

Мое физическое состояние было настолько хорошим, что я успел сбегать назад и вернуться, оставаясь в верхней трети списка финалистов, но уже не первым. Это стало моей мотивацией на следующий треккинг по ориентированию. Даже если вы очень заняты, важно ускоряться медленно, чтобы ничего не упустить.

Некоторые из моих коллег схитрили. Они где-то украли велосипеды и часть маршрута проехали на них, выиграв время. Они не понимали, что за нами тщательно наблюдают. Лично я даже не думал о таких трюках, справедливо подозревая, что инструктора прячутся за каждым деревом. Я очень хотел стать егерем и не мог позволить таким вещам уничтожить свою мечту.

Некоторые из претендентов прошли через вступительные испытания, будучи опытными сержантами и офицерами, уже отслужившими в армии несколько лет. Я же полагался только на грубую физическую силу и незамутненную мотивацию. Но постепенно я становился все лучше и лучше. Я рос профессионально, справлялся с поставленными мне задачами и я мог чувствовать как хорошо новые знания ложатся на мою физическую форму.

С каждым днем мы все больше узнавали о специальных операциях, об оружии и баллистике, удаленной разведке и идентификации объектов, об минно-взрывных работах, об оказании первой медицинской помощи.

Один из инструкторов постоянно придирался ко мне, потому что мои волосы были чуть длиннее, чем у других претендентов. Он был совершенно уверен, что я ношу с собой вшей! Этот инструктор каждый понедельник все больше и больше раздражался, видя, что волосы остаются той же длины. Он приказал, чтобы я носил в карманах куртки песок. Каждый раз, когда мы встречались, на занятиях или случайно на плацу корпуса егерей, он приказывал мне взять горсть песка и втереть в волосы. Таким образом я показывал, что буду ему подчиняться, если не позволяю себя стричь. Это очень сильно раздражало. Я носил песок в течении двух месяцев и постоянно, день и ночь, чувствовал его на теле.

Но я не хотел ему проигрывать, поэтому не позволял стричь себя короче.

Я не думаю, что этот инструктор понял какое сильное влияние оказал на мое формирование как личности. Инструкторы соревновались между собой, кто устроит самый смешной или унизительный конкурс для претендентов. И вы должны были выдержать все, что взбредет им в голову.

В то время не было понимания, что люди представляют из себя ценный ресурс. В большинстве случаев ресурсом была задача, миссия. Отсюда проистекало жесткое, даже садистское отношение к претендентам. Инструктора здорово веселились порой.

Это порождало значительный психологический стресс.

Следствием этого было то, что вы нигде, абсолютно нигде, не чувствовали себя в безопасности. Добро пожаловать в спецназ, курсант! Весь отбор — это долгая борьба на ментальном, психологическом уровне. Общий дух тогда был такой, что претендент должен показать всю наличную злость и стойкость, чтобы пройти курс.

Сегодня в курсе отбора соблюдается более приличный баланс в обучении. Тем, кто проходил физические испытания, показывал достаточно смекалки и интеллекта, при прохождении теоретических тестов и не облажался на полевых занятиях — им дают все шансы стать егерям.

До 90-ых годов отбор обычно проходили от одного до трех человек в год. Но наша команда показала очень высокий результат. Из 85 человек 5 прошли отбор. Это был отличный результат. Сейчас корпус упорно работает над тем, чтобы принять так много людей, сколько возможно. Это приводит к тому, что иногда в корпус принимают от 11 до 12 человек в год. Но тогда в середине 80-ых это было невозможно — отбор был слишком жесток.

Именно тогда я получил понимание, что самым тяжелым испытанием является то, как вы справляетесь с постоянной нагрузкой, физической и ментальной. Спецназ по прежнему пытается сохранить этот стиль, в наше время, в тон современности.

Сегодня мировые процессы идут все быстрее и быстрее.

Наш мир стал интернет-сообществом, мы получили иллюзию, что можно сделать себе друзей, просто нажав на кнопку "принять предложение" в блогах.

В течении одной минуты мы можем получить доступ к информации о землетрясении на другой стороне мира и посмотреть телепередачу об огромном цунами, накатывающем на пляж и видеть на экране людей, пытающихся убежать. Мы видим новости о голоде в Северной Африке, мы наблюдаем оползень в Колумбии, унесший 120 жизней, который произошел 6 часов назад. Мы видим новости о экономическом кризисе в Греции и ЕС. Мы можем наблюдать на Фейсбуке церемонию открытия местной школы и читать сообщения из Бразилии о проблемах с куриными ножками. Мы уже не думаем, а просто впитываем информацию, которая накатывает как цунами.

Обычно, большинство людей пропускают через себя эту всю информацию, не имея ни сил, ни знаний, ни приоритетов для сортировки этого огромного шквала "всезнания". И довольно часто здесь мы упускаем себя, пропускаем шанс сделать что-то для себя. На повестке мирового дня вокруг слишком много крупных дел, которые на самом деле не ваши, но вам хочется знать о них. Из-за этого множество людей перестают заниматься собой, делать что-то для себя, узнавать себя лучше. Для этого требуется начать действовать, начать работать. Да, для этого требуется напрягаться, чтобы начать меняться, но, к сожалению, реальность такова, что для множества людей это неподъемная задача.

Сейчас появились такие спецназовцы, которые уходят из корпуса после 2–3 лет службы. Они получили галочку о службе в своем портфолио, на которую будет клевать работодатели, и могут двигаться дальше. При этом они не отдают себе отчета в том, что находились на нужном пути.

Некоторыми вещами необходимо заниматься в течении длительного периода, чтобы их осознать. Поэтому, я боюсь, что эти ребята даже не осознавали насколько поверхностно они поступили. Это не сможет стать основой их работы. Их амбиции, особенно в молодом возрасте, не позволяют им глубже узнать какое-либо дело, чтобы стать профессионалами. Хорошо конечно иметь амбиции, но в незрелом возрасте погоня за ними заставляет терять вас чувство реальности. Хорошая машина, хорошая мебель, хорошая одежда, самоуверенный взгляд и немедленное самоутверждение. Материальные блага и быстрые победы — это внешняя оболочка, которая не бывает устойчивой в долгосрочной перспективе.

В корпусе егерей есть очень много чего для самопознания — профессионального и человеческого. Чтобы все это узнать нужно десять лет, не меньше. И в течении этих лет можно карьерно расти. Здесь нет места смирению. Если молодой егерь как следует начнет все это осваивать, то, вероятно, он больше получит для себя, как человек.

Быть егерем — это не работа, это способ бытия, не меньше.

Вы должны как следует все обдумать, прежде чем действовать. Вы не сможете освоить самодисциплину, если не будете кропотливо учиться в течении какого-то времени, возможно очень длительного времени… Нужно понять, что опыт в этой работе не приходит прямо сегодня, это очень сложно.

Это может быть хорошей философией для приоритетов — получать и делать только те задания, которые актуальны в ближайшее время — будь то самосовершенствование или настоящая работа.

Я знаю, что многие молодые ребята целиком и полностью смотрят в будущее, где много заманчивых предложений и никогда не задумываются о том, что нужно приложить силы и сделать работу здесь и сейчас. Дело здесь в том, что для того чтобы осознать настоящее и приступить к решению насущных проблем необходима смелость и твердость и понимание, что в конечном итоге вы сможете достичь большего, правильно расставляя приоритеты. Я думаю, что одно "сегодня" стоит десяти "завтра.

Обязательной частью вступительного экзамена в корпус егерей является двухнедельный курс боевого пловца, проводимый в FKP. На этом курсе вы узнаете все, что необходимо о боевых действиях в воде. Как обычно, курс включает в себя большие физические и психические испытания. Например заплыв на 10 км в открытой воде. Но есть и тактические учения, где вас учат незаметно двигаться под водой, проникать в гавани для совершения нападения на объект или наблюдения за ним. Мы приняли участие в этом курсе совместно с командой спецназа флота США, SEAL.

Это нормальная практика, когда специальные подразделения присылают друг к другу своих членов для дополнительного обучения и образования, так как это дает много опыта. В данном случае это была опытная команда SEAL.

На этом курсе я чуть не лишился языка, в буквальном смысле.

Мы отрабатывали высадку коммандос на восточногерманской границе с торпедных катеров на высокой скорости. Помню, тогда подумал, что, наверное, экипажи таких катеров в чем-то похожи на нас — они должны были выполнять свою работу как небольшая сплоченная команда с командным духом, аналогичным егерям. Кстати, то же самое касается экипажей подводных лодок. Последние очень гордились работой со спецназом, потому что они выполняли намного более трудную и опасную работу, требующую специальных навыков, опыта, терпения и настойчивости, чем на обычных лодках.

Высадка в качестве боевого пловца с катера происходит на высокой скорости. Если снижать скорость, то это будет зафиксировано на радарах противника и они узнают место высадки спецназа. Поэтому катер идет со скоростью 25–30 узлов.

Это очень похоже на прыжок с парашютом из самолета. Только вместо парашюта и самолета, вы стоите в полной темноте на палубе торпедного катера в гидрокостюме, ластах, перчатках, акваланге и с прочим оборудованием, необходимым для работы.

Примерно 35 килограмм снаряжения упаковываются в большой водонепроницаемый мешок, который мы называем "резиновой уткой".

Когда шкипер катера дает сигнал к высадке, он переключает маленькую лампочку горящую красным на зеленый свет. Первый егерь бросает "утку" и сразу же прыгает сам, так как линь, которым он привязан к "утке", не больше 6 метров. В темноте вода черного цвета и все что вы видите — это немного пены на гребне волны, вокруг катера и блики от лунного света — вот и все что у вас есть, чтобы оценить расстояние до воды. Всем надо прыгать друг за другом как можно быстрее, чтобы отряд не разбросало по волнам.

Тайная высадка на побережье всегда очень рискованная и требует максимум огневой мощи от патруля.

Несколько лет спустя, после падения Берлинской стены, я посетил эти берега и понял, что попытка высадиться здесь была бы чистым самоубийством. Мы никогда бы не смогли высадиться незамеченными для охраны побережья — их сторожевые вышки стояли через каждые 200 метров вдоль стратегически важного побережья, обращенного к Дании.

Прыгать со старых торпедных катеров было одно удовольствие, так как мы прыгали с кормы в бурлящую воду. Но позже мы перешли на лодки с жестким днищем и это означало, что надо прыгать с бортов, как правило, с правого борта. Здесь вода была уже непредсказуемой. Иногда это была обычная вода, а иногда это было как удар об землю. Даже если вы приняли правильную позицию, скрестив руки за головой, стиснув зубы и челюсти, напрягли мышцы живота и спины — даже в этом случае вы могли сильно удариться об воду.

У меня были нормальные прыжки, без особых потрясений, поэтому я был немного сбит с толку, когда инструктор боевых пловцов рассказывал о жестких посадках в воду. Это же просто вода, думал я.

Но однажды ночью это произошло и со мной. Что это было? Волнение или ветер изменил положение моего тела в воздухе? Может быть я был небрежен, привыкнув к хорошим прыжкам в воду?

Было чувство будто я ударился об бетон. Я потерял сознание и ничего не запомнил, как вдруг очнулся в воде. Мой рот весь онемел и был заполнен кровью. Я подумал: "Черт…что…я потерял зубы?"

Когда мы сошли на берег я попросил товарища взглянуть мне в рот. Он сделал это и вдруг засмеялся.

Я прикусил язык. Был огромный отпечаток зубов на середине языка. Крупная удача для меня, что я так легко отделался. Я не хотел вот так вылететь из спецназа. С другой стороны язык болел всю ночь и я не мог говорить.

Я был небрежен. С этого момента невнимательность ушла навсегда. Это плохая идея — автоматически думать, что все будет в порядке, раз раньше было нормально. Если бы я готовился к худшему этого бы не произошло. И я сделал вывод, что необходимо строго следовать инструкциям и тому что учат, независимо от того, что вы думаете.

Но это было далеко не самое худшее, что случилось на курсе подготовки боевого пловца. Я увидел первую смерть.

Однажды, мы закончили долгий заплыв со снаряжением и очень уставшие поднялись на набережную. Мы увидели группу водолазов-претендентов на занятиях около дока. Было жарко, в воздухе стоял запах горячей смолы, которой обмазывают доски на старых причалах. Наша группа наполовину сняла свои гидрокостюмы и от нас несло потом, как от животных. Новое упражнение должно было быть через четыре часа. С белыми кругами на загорелых лицах от масок, мы сбились в круг и шутили над загаром.

Вдруг мы услышали звуки взрывов. Это инструктор бросал взрывпакеты в воду. Обычная часть обучения, чтобы заставить претендентов привыкнуть в шумовому фону в воде, чтобы они больше напрягались и совершали ошибки. Я знал этот метод с курса патруля, где инструктора забрасывал нас взрывпакетами на бивуаке.

Но сегодня что-то пошло не так. Как это случилось я не знаю. Один из пакетов взорвался слишком близко к претенденту. После очередного взрыва его безжизненное тело медленно всплыло на поверхность. Я увидел его болтающуюся голову и понял, что что-то не так. Лицом он был вниз, в воду, а голова болталась как будто в шее не было ни одной мышцы. Из разорванного шланга акваланга выходил кислород.

Мы прыгнули в воду и вместе с американцами из SEAL вытащили его на причал. Сразу же начали реанимационные мероприятия, американский медик извлек спас-сумку — неотъемлемую часть таких учений.

Все произошло в течении каких-то пяти минут. Когда стих первоначальный шок, вокруг было уже полно людей, опытных боевых пловцов. Нас оттеснили в сторону, как неопытных новичков.

Главный инструктор FKP констатировал смерть кандидата.

Это было в первый раз, когда я увидел смерть человека. Мои мысли в этот момент были почти сюрреалистические. Вдруг меня заинтересовало — что происходит, когда ты умираешь. Я задумался о его родителях. Я не мог провести параллель со своей собственной семьей, не мог никак представить, чтобы они почувствовали. В конце концов я был очень молод и мог легко думать о смерти. Мое желание стать егерем в конце концов победило мысли о смерти…

На следующую ночь мы участвовали в упражнении "Молот", которое славится среди всех претендентов. В этом упражнении группа медленно в полной тишине в течении нескольких часов проникает в порт. Главное условие — инструкторы FKP, стоящие на причале, не должны вас обнаружить. Так как вы двигаетесь очень медленно, то рано или поздно замерзаете. С этим тоже надо бороться.

Опять мы услышали звуки взрывов в воде. Инструктора сбрасывали взрывпакеты. Я помню, что в этот момент вспомнил погибшего претендента. Я нырнул так глубоко как мог и поплыл вперед. Мощные вспышки и ударная волна разносились под водой.

К своему удивлению, я понял, что контролирую себя. Я был там, где хотел быть. Я искал этого. Здесь все было серьезно.

Так, жарким летним днем 1984 года, я стал егерем номер 200.