Егерь 200

6. 9/11, AFGHANISTAN KALDER [5]

Мы сидели в большом зале для брифингов.

Все егеря были в спортивной одежде и обуви, на маленьких стульях с откидной столешницей и подстаканником. Все сидения были заполнены, несколько егерей даже стояли у стены.

К этому времени я уже два года был главным тренером Корпуса по физподготовке. Это означало отвечать не только за физическую форму егерей, но и также заниматься вспомогательным персоналом, кандидатами на курсе отбора и «студентами» из-за рубежа. Кроме того, я имел репутацию человека, который был чемпионом в многоборье и приключенческих гонках. Все это порождало должное уважение ко мне, в том числе из-за того, что я был уже не молод, когда делал все это.

Я около года занимался разработкой и внедрением новых учебных пособий совместно с Центром спорта для Армии и учеными из датского научного-исследовательского центра в Университете Копенгагена. Ученые, которых я встретил, были очень компетентными людьми и полностью отвечали за свои научные знания и теории. Это было действительно интересно — пользоваться современными научными разработками, чтобы изменить существующую старую систему подготовки в спецназе.

Исследования вели нас от медленных и тяжелых пробежек к чему-то вроде фитнесса. Это была система быстрого и интенсивного физического труда. Среди преимуществ новой системы называли экономию времени в подготовке. Было также много новой информации по работе мышц и силовой нагрузке, которую мы раньше не использовали. Было очень полезно, помимо простого и полезного наращивания мышечной массы егеря, обучать его взрывному изменению нагрузки на кардинально противоположную.

То есть поставить себя в ситуацию, когда мы быстро и интенсивно работаем, затем перебрасываем силы на другой вид работы. Это очень хорошо согласовывалось с обычными армейскими упражнениями, где надо было быстро пройти полосу препятствий, вступить в бой, спринтом добежать до укрытия, перелезть через забор и снова идти в бой.

Я всегда был худощав и гибок, не слишком тяжел. Я думаю, что это имеет свой плюс, когда надо в течение многих дней совершать марш-бросок со снаряжением на себе. Тут не нужно быть очень крепким и здоровым, так как большие мышцы требуют большое количество топлива для себя. Если вы в течение длительного времени не ели, не пили, то ваше тело начинало «поедать» самого себя, свои мышцы, которые, по сути, состоят из белка.

По моему мнению, наилучший выход в энергетическом плане — иметь средние пропорции и поддерживать себя в хорошей форме. Не слишком большой, не слишком маленький, ибо мышцы все же нужны. Так как я, конечно же, признаю, что большие парни с мышцами имеют свои преимущества в патруле.

Вспоминаю, как один олимпийский марафонец рассказывал, что ел макароны перед забегом, чтобы запастись энергией. В то время это было совершенно ново для Дании и послужило своего рода толчком для внимательного отношения к пище. Когда я приезжал в велоклуб в четыре утра, тренеры делали нам красный стейк с небольшой тарелкой салата. Мы ели почти сырое мясо, а тренера объясняли нам, что это полезно для нас, как гонщиков.

Хорошо, что мы сейчас стали мудрее, и начали использовать науку в подготовке спецназа, заменяя старую систему подготовки, заставлявшую нас тратить время попусту.

Моя работа в Сараево и неучастие в первой войне в Заливе сделали для меня очевидным, что США и Британия несут на себе основную военную нагрузку, в то время как другие страны Европы ничего не делали и наслаждались результатами. Корпус егерей все еще имел хороший контакт с SOCOM и проводил каждый год командировки по обмену опытом. Но это был мизер.

Когда я думал обо всем этом, то мне становилось грустно за датских политиков, которые не сделали ничего для того, чтобы мы использовали свои навыки и умения в международных миссиях. Нас использовали, увы, слишком редко и это еще более редко имело отношение к специальным операциям.

Несколько лет назад отсутствие военных задач едва не погубило мою мотивацию для дальнейшей работы в Корпусе. Потому я со всей серьезностью ударился в большой спорт. Это было моим клапаном сброса давления. В спорте я нашел свой смысл жизни, будучи солдатом. Одно дополняло другое.

Но в основном, это было не то, чего я хотел.

Все егеря собрались в зале, и я начал свою лекцию о новых учебных дисциплинах.

Внезапно дверь распахнулась, вбежал Майкл, оперативный дежурный офицер, и крикнул «Включите телевизор! Включите, черт побери, что-то происходит в США!»

Майкл был большой шутник, и я подумал, что он хочет внести долю юмора в наш чрезмерно серьезный сбор.

Может быть, он хотел запустить какой-то мультфильм.

Но это был не мультфильм. Там были они… две горящие башни в Нью-Йорке.

Террористы таранили ВТЦ авиалайнером. Я едва верил своим глазам, настолько дико это было.

Никто ничего не говорил в течение длительного времени, и мы просто таращились в экран телевизора. А там снова и снова показывали момент тарана и дым из башен.

Я едва мог поверить, что это возможно. Только что я собирался говорить о митохондриях, клетках крови, нервной системе и Vomax, как это все стерлось из головы.

Я подумал: «Черт, теперь мы в состоянии войны…»

Именно в тот момент, когда вы ждете изменений, это что-то новое происходит.

Подготовка началась на этой же неделе.

Спустя несколько дней меня пригласили в кабинет начальника.

У Корпуса на данный момент было готово только пять активных патрулей. Нужно было сформировать еще один патруль. Начальник спросил готов ли я стать его частью? Я ответил «да», не раздумывая.

Вот дело, которого я жаждал.

Наконец-то настал наш черед сделать что-то в более широком международном контексте, но в тоже время я говорил себе, что, ни один разумный человек не хочет идти на войну. Здесь была дилемма для меня.

Миккелю было четыре года, и он был лучшим, что случилось в моей жизни. Это дорого будет стоить, что я окажусь далеко от него. Мне нравилось быть отцом, и это было очень интересное время, чтобы следить за тем, как он растет и изменяется.

К счастью, вопрос выбора не стоял. Я больше всего на свете хотел получить полноценную работу спецназовца, еще задолго до рождения Миккеля. Я не хотел оставить весь свой запал дома и не нужно меня рассматривать как солдата, который хотел лишь время от времени немного стрелять.

К этому времени я был на службе 18 лет. Я был хорош в этом. Именно эта работа сформировала меня как ответственного человека. Это был мой образ жизни.

И эта же работа сформировала мою личность как отца. Я бы потерял нечто важное в самом себе, если бы подал в отставку сейчас, когда настоящая работа так близка.

Этот шестой патруль назывался «патруль стариков». Не потому что мы были старыми, а потому что наш средний возраст был лет на десять старше большинства егерей в других патрулях. В мои 40 лет я был самым старым в патруле и даже старше большинства членов оперативного штаба.

Мой патруль состоял из егерей, которые пришли из разных подразделений Корпуса и не находившихся в данный момент на оперативной работе.

Андерс был инструктором Корпуса на курсе отбора и он сразу стал командиром нашей группы. Он был человеком скромной, небольшой комплекции и вместе с тем физически очень сильным. То, что на курсе отбора он преподавал основы, правила и тактику патруля было полезным для нас, ибо он был в курсе всех новых тактических процедур.

Андерс был на 8 лет младше меня, и с ним было полностью комфортно, ибо он исповедовал те же принципы в работе, что и я — простота, логичность, контроль и никаких поспешных решений. То, что я пришел с руководящей должности и был старше его, не являлось для нас проблемой. Одним словом, я его уважал.

Джон был нашим взрывником. Он был экспертом по взрывчатке и обучал других ею пользоваться. Джон был сиротой, выросшим в интернате, и его воспитали очень консервативно, по старым принципам. Я всегда любил его, ибо он представлял собой последовательность, стабильность, силу и старые добрые ценности.

Когда кто-то старался быть мягким или вежливым в решении проблемы, он был прямым и недипломатичным, макая вас лицом в дерьмо на месте. В каком-то смысле он был моей противоположностью, но у нас установились фантастические отношения. В целом, Джон был уравновешенный человек, но когда он сердился, то до него невозможно было достучаться, и проще было выйти за радиус поражения этой «бомбы».

Бо был радистом группы. Тихий, спокойный и общительный, в звании офицера. Я не очень хорошо его знал, так как он был самым молодым из нас и, следовательно, принадлежал к другому поколению егерей. Естественно, он был таким же сильным и компетентным, как мы. Независимо от обстоятельств мы всегда видели его улыбку и чувствовали его поддержку.

Кент занимался все, что было связано с морскими операциями. Он был ответственен за все морское снаряжение патруля, включая надувную лодку с жестким днищем и двигателем на 750 лошадиных сил. Также, Кент ранее был санитаром патруля и легко мог занять эту должность снова.

Очень полезным для нас оказалось то, что Кент мастер на все руки. Он строил свой дом своими руками. Один из его «малых» проектов на дому — подъем крыши старой фермы, чтобы «опустить» стены, и затем поставить крышу на место. С этим он справился один. Не думаю, что найдется много людей, кто смог бы это сделать.

Эти навыки механика и строителя нам очень пригодились несколько месяцев спустя.

Я же занимал позицию поинтмена. Технически и академически это был идеальный выбор, учитывая мои навыки и познания в ориентировании. Эта работа заключается в том, чтобы найти дорогу для патруля, и узнать какая опасности подстерегают впереди. Поинтмен часто идет впереди патруля один, на вражеской территории. Иногда ему могут помочь, а иногда связь между ним и патрулем только визуальная. Это необходимо, так как, находясь один, вы можете услышать больше — остальной патруль не заглушет своим шумом эти звуки.

Плюс здесь в том, что поинтмен обычно легче всех вооружен и снаряжен, но с другой стороны он первый кандидат на «вынос» в бою.

В Афганистане мы быстро выяснили, что у нас нет легкой нагрузки для поинтменов, поэтому он нес в сущности тот же вес, что и остальные.

Все «старики» в патруле имели солидный академически опыт. В некоторых областях мы был лучше образованы и подкованы, чем остальные пять патрулей, вместе взятые. Все что нам требовалось — это подтянуть некоторые навыки и знания до современного уровня. И вдруг так оказалось, что патруль «стариков» стал одним из самых лучших в отряде. Может, физически мы и уступали молодым егерям, но наш опыт и знания легко это перевешивали.

Мы приступили к тренировкам в Дании. Были признаки того, что в ближайшее время нас отправят за границу, поэтому у нас не было времени на выбор местности, похожей на Афганистан, и тренировок на ней.

Я смотрел телевизор и видел, как 75-й полк рейнджеров захватил аэропорт Кандагара. В будущей командировке это место должно было стать плацдармом для наших будущих операций, где нам предстояло жить полгода.

Патруль ушел в «поле» для восстановления навыков маскировки, оборудования НП и в сборе развединформации. Наши навыки были проверены одной ночью в Оксбоеле. Там проходили армейские учения, поэтому это было идеальное место для того, чтобы проверить свои навыки в маскировке и длительном наблюдении, в гуще солдат и техники.

Ночью, я и Джон сидели на позициях скрытого наблюдения за условной вражеской базой. Внезапно началась атака, одна сторона атаковала другую.

Они пришли тихо, украдкой, общаясь шепотом. Сначала мы подумали, что это другая группа егерей. Но потом мы услышали команду и поняли, что это датский пехотный взвод, отрабатывающий действия ночью.

Они не знали, что, по сути, стоят на нашей с Джоном позиции.

Это были молодые ребята, лет на 15–20 моложе нас Мы видели, что они не слишком профессионально выбирают позиции и много шумят. Некоторые были меньше, чем в метре от меня. Эти солдаты были новичками, а мы профессионалами. Они настолько сосредоточились на ожидаемой атаке, что не видели практически ничего вокруг, распираемые от возбуждения и адреналина. Мы же оставались спокойными и видели все вокруг.

Раздался взрыв и взвод пошел в атаку. Солдаты побежали вниз с холма, крича и стреляя на бегу.

Во время этого «забега» они обнаружили нас. Мы воспользовались старым добрым трюком егерей — контролируя эмоции, проявить ледяное спокойствие, как будто все в порядке. Приняв нас за своих, солдаты ушли. Это было подобно волшебству. Мы ничего не сказали друг другу, но я увидел белые зубы Джона на темном размытом лице, расплывшегося в улыбке и он мог видеть мою ответную улыбку.

Это обучение немного скрасило наш скромный патруль, избавив от депрессии в морозном декабрьском лесу.

Кент лежал в спальном мешке, слушая через наушники небольшой FM-приемник. Вдруг он сказал: «Правительство объявило, что депутаты проголосовали за участие Дании в операции «Несокрушимая свобода».

Операция уже шла, и разные страны вносили свой вклад в нее. А теперь и наше участие стало политической реальностью. Последнее препятствие для поездки было устранено.

После возращение в Аалборг мы занялись исключительно упаковкой вещей и решением логистических проблем.

Группа Ferret прибыла в Кандагар 9 января 2002 года. Это была дождливая ночь. Тогда мы и понятия не имели, что это будет единственный дождь за 6 месяцев.

Ночь в афганском январе была очень холодной, ниже точки замерзания. Днем температура была от 10 до 20 градусов. Самолеты почти постоянно садились или взлетали, пока нас встречали. Рейс был прямой, из Ааалборга в Кандагар, на С-17.

Корпус стал частью целевой группы K-Bar.

В задачу группы входил поиск и отслеживание возможных лидеров Аль-Каиды и Талибана. Также в задачу ставилось их устранение, уничтожение тренировочных лагерей и в целом — разрушение их организации.

Талибы имели очень строгую и консервативную форму правления в Афганистане, которая по своей идеологии очень близка к Аль-Каиде. Но Талибан — это всего лишь афганская региональная политическая фракция, а вот Аль-Каида — глобальная международная организация. Ее истоки в Саудовской Аравии и Йемене.

Однако обе организации открыто борются с западными ценностями, свободой вероисповедания, свободой экономического рынка и т. п.

При поддержке талибов, Аль-Каида создала сеть тренировочных лагерей в Афганистане, где обучала своих оперативников. Этот метод оказался успешным. После подготовки, эти группы и отдельные лица возвращались в свои "родные" страны и годами там жили, поддерживая мирный образ жизни, чтобы в нужный момент стать боевиками и террористами, подобно бомбе с часовым механизмом.

Хотя талибы и Аль-Каида в целом представляли единую оппозицию для нас, тем не менее, на уровне солдат была разница. Талибы были местной армией. Среди них было много опытных солдат, участвовавших в гражданской войне и даже тех, кто воевал против русских. Они были лояльны только своим кланам, и было не редкость, чтобы клан переходил в войне на другую сторону, если видел в этом выгоду. Эта их неверность была широко известна и создавала им помехи в сплоченности действий против нас. Их сильным преимуществом было то, что они воевали на собственной земле. Аль-Каида же обучала в основном иностранцев-наемников, которые воевали по идеологическим и политическим причинам.

Первые дни в Кандагаре ушли на то, чтобы распаковать вещи и поставить лагерь.

Нас разместили в старом советском мотеле при аэропорте. По всем признакам этот отель в советское время использовался как небольшой полевой госпиталь. Даже спустя 12 лет повсюду валялись предметы медицинского характера — бинты, иглы и остатки лекарственных упаковок.

В районе аэропорта была огромная свалка старых военных самолетов и автомобилей. Здесь мы увидели всю старую добрую советскую технику, за изучением которой провели столько времени. Но сейчас это было вне нашего внимания. У нас был совсем другой враг. В горах вокруг было полно талибов, хорошо вооруженных и подготовленных.

Мы быстро заполнили существующие здания вещами и начали ставить палатки. Так мы начали формировать основы того, что должно было стать базой для операций Корпуса в Афганистане.

Соседи взяли три лопасти от разбитого российского боевого вертолета и использовали их как несущие балки для первого этажа их временного дома. Внушительные усилия.

Наш изобретатель — Кент — нашел старый русский военный грузовик, который раньше использовался как пункт управления радаром, и у которого была печка.

Ее мы отремонтировали, ровно, как и грузовик, и мы стали первым патрулем, который сделал себе отапливаемое "помещение". В нем можно было сидеть в футболках и шортах, и мы часто посещали его для отдыха.

В Кенте погиб гениальный изобретатель, когда он пошел на службу, и я ему очень благодарен за это.

Кент также обеспечил весь датский лагерь горячей водой для мытья. Для этого был использован Мерседес GD, который поставили рядом с палаткой для мытья. За час до пробуждения личного состава, машину заводили, и вода в специальном баке начинала прогреваться. Это было очень и очень актуально в условиях пыльной и холодной пустыни.

Мы были частью одной из двух целевых групп специальных операций в Афганистане. На севере страны находилась группа Dagger, о ней мы много не знали, кроме того, что в нее входили SAS и, возможно, SOCOM. На юге работала группа K-Bar.

Эти две группы отвечали за все необходимые в Афганистане специальные операции. В нашу группу входили спецподразделения Германии, Норвегии, Новой Зеландии, Австралии, США и Англии. Датский корпус боевых пловцов (FKP) также принимал участие в этой операции, предоставив два полных патруля, различных специалистов и сотрудников для обеспечения операций. Они находились под командованием JGK. Из всех сил специальных операций, которые были здесь, датский контингент был самый крупный.

На периметре вокруг базы стоял Корпус Морской Пехоты США. Эти молодые ребята буквально жили в своих окопах, для того, чтобы дать спецназу возможность спокойно работать. Большую часть времени морпехи жили в окопах и готовили себе еду прямо там. После смены они сутки отсыпались и шли на новую позицию.

Время от времени мы слышали выстрелы, и всегда на следующий день на брифинге сообщалось о попытках проникновения в аэропорт. Лично я думаю, что морпехи просто нервничали и стреляли по призракам. Тем не менее, мы могли с комфортом отдыхать и спать, готовясь к заданиям.

Я снова был в патруле, и это было большое облегчение, что не нужно заниматься оперативным управлением, заполнять кучу бумаг и сидеть за столом. Разумеется, это было гораздо опаснее. Но я принял это решение много лет назад. Как и все, кто работает полицейскими, пожарными и лесорубами. Конечно, это не значит, что риск — самоцель. Вы работаете, определяете риски, изолируете их в различных сценариях, готовитесь к чрезвычайным ситуациям и стараетесь сделать так, чтобы уменьшить вероятность появления риска.

Наконец, я мог сосредоточиться на ремесле солдата. Все егеря, которые прослужили в корпусе достаточно долго, чувствовали именно это. Именно в патруле, наконец, можно было жить полной жизнью егеря. Это было в первый раз, когда мы узнали цену своему опыту.

Это все несколько эгоистично, я признаю это. В конце концов, в штабе тоже очень полезно работать, чтобы понимать, как планируются и проводятся наши операции. Только если вы видели полную картину, как во время выполнения задачи, так и в штабе, планируя и следя за выполнением этой самой задачи, вы становитесь полезным для корпуса. К сожалению, некоторые егеря выбирают, что это не для них. Они застревают на уровне патруля, без каких-либо управленческих функций, на уровне рядовых исполнителей. Другие и вовсе едва могут дождаться конца первого срока, чтобы уйти.

Я слышал, как некоторые егеря называли своих штабных сотрудников разными унизительными кличками или отпуская в их адрес саркастические шуточки. Они так и не поняли, что те, кто занимаются управлением и планированием операций, выполняют очень важную работу по сбору и переработке информации, обеспечивают маршрут патруля, его заброску, эвакуацию, и многое другое.

Если вы хотите быть полноправным егерем, вы должны попробовать себя в обеих ролях. Нет патруля без планирования и управления.

Всего через три дня после нашего прибытия пришло первое предупреждение о возможной задаче. «Это было быстро» — подумал я. Сидя в ожидании задания, вы чувствуете себя бесполезным, и егеря уподобляются бабам, сплетничая на скамейке на солнышке, рассказывая друг другу, как несправедливо устроен мир.

Был обнаружен аномально большой тайник с оружием, в 400 км от Кандагара и он должен был быть уничтожен. Мы тренировались на это задание в течение нескольких дней, и был в курсе всех особенностей и деталей. Но задание исчезло само по себе. Австралийский САС оказался поблизости, у них был патруль на машинах. Они среди бела дня захватили этот склад. Не было противника, не было боя, не было никакой романтики. Зато было 15 тонн оружия, боеприпасов и взрывчатки. Австралийцам пришлось дополнительно запрашивать Центр на предмет саперов и взрывчатки для уничтожения всего этого добра.

К сожалению, в этом районе было минное поле. САСовец наступил на мину и был тяжело ранен. К счастью, он легко отделался, потеряв только переднюю часть ступни. Наилучший вариант, когда вы наступаете на мину.

Наши патрули упаковали свои вещи, и я вместе с Джоном пошел на прогулку по аэропорту Кандагара. Мы нашли небольшое кафе и армейский магазинчик. Если вы воюете рядом с американцами, то рядом всегда есть кока-кола, гамбургеры, буритос и прочая еда, недоступная в столовой. Также можно купить нижнее белье, футболки, зубную пасту, лезвия для бритвы, журналы и другие мелкие вещи, скрашивающие ваш быт в полевом лагере.

Лагерь был похож на смесь трущоб и цыганского табора. Повсюду солдаты пытались наладить свой быт, ставили крышу над дырявыми палатками, закладывали мешками с песком поврежденные стены, как-то по-домашнему отмечали свою территорию. Но все было открыто, все ходили друг к другу в гости. Мы были все в одной «лодке», выполняли в основном одни и те же задачи, поэтому обмен знаниями и опытом мог спасти чьи-то жизни.

В одну из ночей Андерс стал свидетелем прибытия команды пленных талибов, человек 15–20. Их привезли с Севера на С-130. Когда эта толпа вышла из самолета, порывом ветра от работающих двигателей, от одного из них оторвало шарф и бросило к ногам Андерса. Это была его первая встреча с талибами и он, было, подумал, что получил себе небольшой сувенир на память об этом. Но когда Андерс поднял шарф, то немедленно его выбросил. Воняло как от дерьма, по его словам.

Бойцы Талибана суровой афганской зимой были, безусловно, несчастными. Может быть, попав в плен, они даже получили шанс выжить.

Всех талибов содержали в центре заключения около логистического центра в аэропорту. Он был окружен по всему периметру несколькими рядами колючей проволоки. Я вспомнил о моих собственных ощущениях при упражнениях допроса в Англии и Дании, и порадовался, что не нахожусь по ту сторону забора.

Заключенных допрашивали люди из ФБР и, вероятно, из ЦРУ, которые искали любую информацию о военных командирах противников.

Во время прогулок внутри периметра колючей проволоки, талибы носили синие комбинезоны с отражающими лентами на руках, ногах, спине и груди. Насколько я могу судить, о них заботились, давали еду и воду. Никто их не пытал, не надевал на них кандалы с ядром. Но за ними внимательно следили охранники из военной полиции.

Лагерь был еще в стадии строительства, и существовала постоянная потребность в большей территории. Мы расширили лагерь в небольшой части старого здания аэропорта. Чтобы не отвлекать наших людей на это, мы привлекли некоторых местных сотрудников, связавшись с ними с помощью департамента поддержки гражданского населения. Это обеспечивало местных работой и деньгами. Большинство из них раньше работали в аэропорту, так что у них была определенная квалификация.

Был один инцидент с одним из наших переводчиков. Он говорил по датский и на пушту, плюс понимал наиболее распространенные местные диалекты. Переводчик научил нас пушту, чтобы мы понимали наиболее распространенные фразы, могли допрашивать и тому подобное.

Но совершенно случайно один из егерей обнаружил, что наедине с местными переводчик постоянно издевается над ними, грубо себя ведет. Как-будто он их за что-то ненавидел. Его поведение не могло соответствовать поведению солдат и тем более не сочеталось с датской армией и Корпусом. Его пришлось уволить.

Первый месяц прошел без операций. Это стало тяжелым испытанием для нас. Было невероятно сложно попасть сюда, оставить за спиной свои семьи, обуреваемые ужасными мыслями о нас. И при этом бездельничать так долго.

Были несколько задача, которые мы готовили в течение нескольких дней. Мы делали столы местности и тщательно разработанные миниатюрные макеты цели, чтобы было легче визуализировать свой путь к решению задачи. Мы проводили учения на макете раз за разом, захватывая цель с нужной скоростью и точностью.

Но отмена заданию случалась раз за разом.

Было много причин для этого. В частности — у нас не было своих вертолетов. Вертолеты, которые были на вооружении Дании и которые теоретически могли бы обеспечить такую возможность, были в Спасательной Службе и Армейской Воздушной Службе. Последние были самые лучшие, с ними мы тренировались, с ними у нас была связь, они знали наши потребности и тактику. Проблема была в том, что у них были слишком маленькие вертолеты, способные нести только несколько человек. Большие вертолеты были у Спасательной Службы, но не стремились к пониманию нашей работы и не работали над этим.

Нет никаких сомнений, что собственная вертолетная служба сделала бы датский вклад в Афганистан более сильным, гибким и полезным. Это актуально для современных задач Армии в провинции Гильменд.

К сожалению, по сей день, такая служба не создана.

Самым очевидным для нас решением было бы перемещение на автомобилях. Применение такого метода было бы быстрым и очень экономичным. Но мы были в Афганистане без техники и вертолетов, в самом конце очереди других спецподразделений, имевших свои вертолеты и технику.

Я пытался получить максимум выгоды из создавшейся обстановки. Я готовился каждый раз так, будто это был настоящий выход и никак иначе. Патруль постоянно тренировался, стрелял, делал тактическую и техническую подготовку, мы не пропускали брифинги, читали отчеты других подразделений, уже воевавших в Афганистане. Но все равно это было подобно летаргическому сну зимой.

Джон, как обычно, прямо говорил: «Это, мать вашу, трата моего времени, мы можем и домой вернуться, если не нужны здесь». В каком-то смысле он был прав. То, что мы были здесь, предопределялось политическими причинами, а не нашим желанием. Единственный мой маленький козырь, который я мог предъявить Джону: «Да, это все выглядит как отстой, но мы сейчас ближе к своей работе, чем когда-либо раньше, разве не так?»

Но мне самому было нелегко. В конце концов, дома у меня была семья и маленький сын, о котором я постоянно думал.

Наша первая настоящая задача была как гром среди ясного неба.

Мы должны были захватить старшего командира талибов, бывшего раньше кем-то вроде министра в Афганистане. Сейчас он был муллой. Его настоящее имя не разглашалось и мы дали ему кодовую кличку «Пирс», чтобы упростить радиопереговоры.

О нем мы уже раньше слышали и даже готовили нападение на одного из его убежищ. В настоящее время он находился на пути в Пакистан. В задачу входил или захват, или ликвидация муллы. Плюс захват всех документов, телефонов, любых носителей информации при нем.

БА, который был руководителем операции, прибежал из лагеря и сообщил, что американцы взяли на себя эту операцию. Но это также быстро изменилось. Нам придали два вертолета МН-53, в то время как «котики» были на машинах. Время стало критическим фактором, поэтому выбор сделали в нашу пользу.

Пленный боевик указал номер телефона муллы, мы его отследили — он двигался на машине, менее чем в 100 км от Кандагара. Два БПЛА «Предатор» уже физически отслеживали машину муллы.

Пять патрулей загрузились в вертолеты через 20 минут после команды к началу операции. Нас разбили на две команды, одна должна была взять машину, другая — дом неподалеку, который считался целью маршрута муллы.

Мы приготовили наше снаряжение, зарядили оружие, проверили радио, ИК-указатели и ПНВ. Были одеты и включены специальные наушники, обеспечивающие активную защиту слуха, эти штуки отфильтровывали все громкие звуки для человеческого уха. Быстро и кратко прошлись по плану. Затем началась посадка по вертолетам.

Во время зарядки оружия был один случайный выстрел. К сожалению мандраж уже сказывался, для многих это была первая боевая задача. Патрульный офицер, конечно же, возьмет на «карандаш» виновника, но сейчас не было времени на этом сосредотачиваться.

Когда мы взлетели, я через открытую рампу увидел два боевых вертолета «Апач», летевшие бок о бок с нами. Сразу же стало комфортнее на душе. Внезапно в районе аэропорта начали мелькать вспышки выстрелов. Трассеры летели прямо из лагеря. Не было времени думать об этом и я спрятал свои чувства поглубже.

«Предаторы» держали свои глаза на цели, в радио я слышал быструю скороговорку «глаз сопровождает цель два, цель один движется на север, одно транспортное средство». Такие штуки как БПЛА, вместе с «Апачами», подчеркивали одно — цель имела очень высокий приоритет.

В течение пяти недель мы готовили разные задачи, подбирали коллектив для их решения, тренировались и каждый раз отменяли все это. Обучение, подготовка и снова отмена. Внезапно мне пришло в голову, что мы впервые за месяц покидаем лагерь.

Я вслушался в радиопереговоры, отслеживая прогресс разных фаз операции. Другой МН-53 уже приземлился около стационарной цели. Наш пилот переговаривался с оператором «Предатора», чтобы получить последнюю информацию.

Техник по погрузке дал сигнал, и мы встали с наши мест, сформировав две шеренги, развернувшись к рампе. Другой техник лег на живот, лежа на рампе и я знал, что он докладывает пилоту о высоте до земли. «50 футов, 30 футов, 10 футов…»

Пилот посадил вертолет очень жестко, несколько егерей у рампы упали на колени.

Началась высадка личного состава. Егеря сразу согласованно перестраивались в группы и бегом двигались к цели. Так как зону высадки пасли «Апачи», то не было необходимости формировать обычный 360 градусный кордон вокруг вертолета. Время было критичным фактором.

Мой ПНВ был в форме монокуляра, закрывая только один глаз, это препятствовало моему восприятию глубины изображения. На бегу я споткнулся и чуть не упал, пришлось сделать 3–4 быстрых шага, чтобы выровнять положение. Краем глаза я увидел, как мой патруль немного замедлился, давая мне время придти в себя.

Через минуту мы были у автомобиля, который в данный момент остановился. Егеря начали атаку по согласованным направлениям, чтобы никто не мог случайно задеть своего во время стрельбы.

Автомобиль оказался грузовиком. Он был опасно перегружен всяким скарбом, перевязанным веревками и канатами под разными углами. Это не было похоже не обычную машину одного из лидеров Талибана.

Там было трое мужчин и мальчик лет 12–13. Я взял на себя взрослого афганца, на вид лет 35. Здесь трудно судить о возрасте мужчин-афганцев, они, как правило, моложе, чем выглядят. Средняя продолжительность жизни мужчины в Афганистане — 42 года.

Поэтому, когда им 28–30, они напоминают 50-летнего старика.

Этот афганец был испуган и повиновался мне. Я уложил его на земле и надел пластиковые наручники. В радио было слышно, как другая команда берет здание, оператор «Предатора» подсказывал им куда двигаться, и это было чертовски здорово иметь такие глаза в небе.

Задача была выполнена менее чем за 20 минут. Все было под контролем. Пока я следил за задержанными, Джон, Кент и другие обыскивали грузовик. Были найдены несколько журналов и дневников, но в целом ничего интересного.

Другая команда обыскала дом и тоже ничего не нашла. Мы вздернули пленников на ноги и начали посадку на вертолет также быстро как вышли. Заключенных уложили лицом вниз на полу салона, мальчика посадили рядом с тем, кто, как мы полагали, был его отцом.

После приземления в аэропорту Кандагара пленные были доставлены в изолятор, где начался допрос. Мальчику нашли место в нашем лагере, с ним начали работу психолог и переводчик, чтобы разобраться, кто это был.

Пока мы отсутствовали, группа в 10–15 человек пыталась проникнуть в аэропорт. Это была как раз та стрельба трассерами, которую я увидел. Два морпеха получили легкие ранения. Нападение было отбито и таким образом бравые морпехи тоже получили свою дозу острых впечатлений.

На следующий день стало ясно, что трое афганских мужчин и мальчик не имеют никакого отношения к Талибану или Аль-Каиде. Это не был «Пирс». Нас сориентировали на ложную цель. Не было никакого оружия или чего-то в этом духе. Скорее всего, это были торговцы. Мы не могли поверить в такой пшик операции.

Утром афганцев доставили обратно к машине, выдав им воду и коробку сухпайков в качестве извинений.

Операция не принесла ожидаемый результат. Зато здорово подняла наш дух и атмосферу в К-Бар. Центр поторопился выпустить пресс-релиз о том, что мы захватили муллу, одного из старших командиров Талибана. И хотя мы не «попали в мишень», успешная реализация операции доставила нам все удовлетворение. Мы получили высокую оценку от наших боссов.

Так началась серия датских миссий в Афганистане.