Егерь 200

3. JÆGER FRA BUNDEN [3]

Когда мои отборочные испытания завершились, я попал в патруль к BS Christiansens(*) вместе с моими товарищами Kobbelgaard и Lyngsø. Мы — это те пять человек, которые прошли все испытания и стали егерями в текущем году. Двое других, СР и Werrher, попали в другой патруль.

Я знал, что нам предстоит.

Считается, что патруль организованный из новичков-егерей мало к чему пригоден. Новых егерей необходимо готовить еще несколько лет, чтобы они поднялись до стандартов Корпуса. Поэтому их не посылают на задания в течении этого времени. Вместо этого, рядом с ними были бывалые проверенные егеря, готовые показать к чему надо стремиться.

Вместе с BS был еще один опытный егерь по имени Finn Sørensen. Вдвоем они были настоящими профессионалами и хорошо готовили нас к тому, чтобы работать как эффективная команда и выживать на вражеской территории.

Finn был педантичен и точен, а BS — изобретателен и невероятно замотивирован. Они образовывали хорошую комбинацию "профи" и дополняли друг друга. Часто, когда патруль не занимался служебными делами или не был на учениях, они проводили собственные учения для нас.

BS удалось создать уникальное чувство сплоченности. Он знал как сделать нас зависимыми друг от друга.

Не все егеря готовы идти в "бой" сразу после отбора. В широком смысле слова, на отборе вы получаете лишь физическую и теоретическую подготовку, плюс закаляете волю. Все это фундамент для становления егеря. Требуется много лет, чтобы стать настоящим егерем и был принятым среди "стариков"-егерей.

Тот егерь, который на отборе заставлял меня носить песок, так и не принял меня. Спустя 15 лет, когда он уже был в отставке я случайно встретил его и, по разговору с ним, понял, что так и не достиг каких-то его стандартов. Мы принадлежали к двум разным поколениям Корпуса и мы не смогли найти общий язык, хоть я его и уважал. На отборе я был молод и неопытен, поэтому мне нужен был кто-то, вроде него.

Как самому молодому члену патруля мне не доверили ни оружейную комнату, ни патрульную машину, ни ответственность за пополнение и хранение группового снаряжения. Я отвечал за питание группы. За порядок и чистый пол в помещении, принадлежавшем патрулю. Одно то, что я прошел отбор не означало, что я стал егерем. По крайней мере среди старших.

Это пришло ко мне только спустя несколько лет непрерывной работы. Можно улыбаться моим обязанностям "повара" группы, но здесь нет ничего смешного. Методичное выполнение своих обязанностей и постепенное повышения ответственности в других сферах — вот что сделало меня достойным звания егеря.

Именно отношение как к "новичку" меня и взволновало. Я не смог отказаться от этого вызова и дал себе зарок приложить все усилия, чтобы быть достойным сообщества профессионалов. Не просто быть тихими середнячком, а быть ЕГЕРЕМ. Во мне нуждалась команда. Мои навыки были нужны не только спецназу или армии, но и самой Дании….

Естественно, тогда я этого не осознавал, но серьезность задач была мне понятна и я взялся за дело со всей строгостью к себе.

Как-то, в самом начале, я был направлен к радистам для получения нового радиошифра для нашего обучения работы с рацией.

Радиошифр считался совершенно секретным и нам все уши прожужжали, что при попадании в плен к русским, мы должны уничтожить рацию и шифр в первую очередь.

Поэтому, прежде чем я вышел из здания радистов, я положил шифр за пазуху.

Чтобы избежать малейших шансов показать кому-либо, что у меня шифр.

Бог его знает кого я опасался в этот момент — самолета-разведчика, вражеского шпиона на плацу, не знаю.

Я думал, что нет никаких причин показывать кому-либо постороннему, что у меня есть шифр.

Мой друг, егерь Per Bo, с которым я соперничал в спортивном беге, спросил тогда: "Есть причина для этого?"

Когда я запнулся с ответом, он с сарказмом отметил, что мой мозг, вероятно, передозирован инструкциями по секретности и защите госинтересов.

Я стал хорошим радистом, моя скорость обработки символов в минут была намного выше средней, плюс я отлично понял теорию и структуру работы радиосистем.

Finn было жестким учителем. У него нельзя было расслабится и лечь спать, не выполнив план по работе с рацией за день. Я провел много, очень много часов времени борясь со сном, с карандашом и бумагой в руке, и гарнитурой рации, прикрепленной к голове, пытаясь уловить среди тяжелых помех нужный сигнал. Слабый, по азбуке Морзе, сигнал стал моим "другом" надолго, но иногда я его ненавидел. Часто мне приходилось видеть усмешку Finn-a и слышать его комментарий: "Вам лучше попробовать еще раз, чтобы мы были уверены, что у нас вся радиограмма". Но через год я смог пройти через это и получил признание в патруле, как радист.

Одним из моих явных достоинств в группе был спорт. Физически я был лучше всех в группе. Тогда триатлон только появился в Дании и мы сразу занялись им. И стали лучшими в стране. Соревнуясь в выносливости я мог "похоронить" большинство других егерей, так что здесь я завоевал уважение других.

Но всегда есть кто-то лучше тебя. Таким был вечно саркастический, но впечатляющий Per Bo, который бегал лучше меня.

Per Bo был старше меня и был егерем уже шесть лет, когда я пришел. Он часто бегал от дома до казарм, постоянно бегал вместе с претендентами на курсе отбора. В некоторые дни он пробегал больше 30 км, просто для тренировки.

Это привело нас к образу жизни кенийских бегунов.

Per Bo стал моим спортивным мотиватором и вдохновителем. Благодаря ему я стал строить свой день как практикующий спортсмен в спецназе. Мы тренировались с ним каждый день, бегая по холмистому лесу Аалборга, участвуя в соревнованиях и уличных гонках по всей Дании. Я достиг показателя 3 минуты и 5 секунд при беге на 1 километр, Per Bo обошел меня и мне снова пришлось нагонять его. Благодаря ему я становился все лучше и лучше.

Каждый день мы делали ставки и пари, кто будет лучше. Я смог обогнать Per Bo на армейских соревнованиях по бегу на 5 километров, в 1985 году. Это был великий день для меня и, увы, последний, когда мы бегали вместе.

Bo был одним из лучших бегунов Дании. Он должен был участвовать в Олимпийских играх в Сеуле. Но, к сожалению, он не попал на них. По трагической случайности Per Bo разбился при прыжке с парашютом в 1985 году. Я с горечью вспоминаю об этом, так как мы прыгали вместе и я до сих пор не пойму, что случилось. Знаю только то, что по каким-то причинам, на малой высоте, он попытался раскрыть запасной парашют и не успел. Его смерть была мгновенной.

Мне было 23 года. Я потерял очень важный кусок моей жизни, спорта и Корпуса. Per Bo был примером для меня.

Я до сих пор совершенно ясно помню день, когда мы, с его телом, летели назад в Аалборг, на С-130.

Я смотрел в маленькое круглое окно на дверце в задней части самолета.

Смотрел на закат, который теперь был другим.

Этот день был другим.

Я потерял не только отличный пример егеря, я потерял отличного друга.

Спецназ Дании был основан на авиабазе Аалборга. Это всегда озадачивало посторонних, что войсковая часть армии находится на территории аэропорта. Немало людей путало Корпус с другими подразделениями, находящимися на территории аэропорта. Чтобы попасть к нам вам потребуются особые пропуска и карты доступа.

Здесь ежедневно находятся егеря, которые не участвуют в заданиях или международных учениях. В больших ангарах раньше стояли самолеты, а теперь они переоборудованы под мастерские и гаражи автомашин. Технические и логистические отделы также велики. Как "новые" были построены ангары для оружейных и электронных мастерских, автодромы для занятий с машинами.

Отдел по парашютной подготовке также расположен внутри авиабазы. Это один из самых старых отделов, так как среди моделей самолетов, использующихся для подготовки к прыжкам, стоят даже С-47, использовавшиеся во 2-й Мировой Войне.

Корпус егерей здорово вырос за эти годы, захватывая под себя все больше и больше зданий и ангаров. Я думаю, что сейчас Корпус владеет более чем 30 зданиями различного класса. Есть специальные казармы патрульных, где каждая команда хранит свое оружие и снаряжение, есть помещения для брифингов, разведки, кафе и административные здания.

Около 150 мужчин здесь ежедневно занимаются подготовкой и организацией проведения операций и обучения, дома и за рубежом. Условия сейчас намного лучше, чем когда я пришел в корпус в 1984 году.

Тогда у нас было только четыре здания.

Но, не смотря на условия, обучение было и сейчас, и тогда очень интенсивным.

Мы высаживались на побережье Англии с лодок, переправляемых с помощью подводных лодок.

Выскакивали из проруби в ледяном озере на севере Норвегии, в зимнем камуфляже и с лыжами.

Зимой мы провели сложный и трудный разведовывательный выход в европейском лесу вдоль границы с Восточной Германией. Мы лежали в течении недель и наблюдали за различными военными объектами или дорогам, чтобы сообщать о любой вражеской активности.

Или, например, нас разворачивали в пеший патруль, на сотни квадратных километров, чтобы найти штабы врага. Егеря всегда находили то, что искали и передавали координаты с помощью примитивной, но очень дальней HF-связи. В награду мы получали низколетящие истребители-бомбардировщики Ф-111, которые бомбили цели.

Мы получили высокую оценку наших союзников, потому что были молоды, бесстрашны, неприхотливы и выполняли стратегически важные задачи. Егеря делали это не задумываясь, возможно ли это или нет.

Это было захватывающее время — сочетания знаний, высокой физической нагрузкой, разработки нового оборудования или тактических процедур — все следовало друг за другом, формируя нас как спецназ.

Патруль потратил много времени обучаясь инфильтрации. Это умении проникать через линию фронта, чтобы попасть глубоко в тыл противника для решения боевых задач или разведки.

Одним из способов попасть в Восточную Германию и Польшу было плавание на небольшой надувной лодке и высадка на пляже Балтийского моря. Очень сложный способ для незаметного проникновения. Практиковался в гидрокостюмах, на обычных и парусных лодках.

Другим способом проникновения было "опрокидывание". Это особый психологический тест для новичков. Когда военные стратеги видели, что противник будет наступать на той или иной территории, мы размещались на этом участке и окапывались вдоль дорог. Выкапывали целую систему пещер, где мужчина мог спать, есть, ходить в туалет и работать на рации. Когда наши силы отступали, мы оставались в этих "пещерах" и наблюдали за трафиком противника. Угол обзора всегда был небольшим, а задача — очень простой и односложной. Тем не менее всегда была возможность уйти на новую позицию.

Третий способ высадки в тылу врага — прыжок с парашютом. Сейчас радары значительно лучше, чем раньше, но тогда было возможно прыгнуть с парашютом так, что вас не засекли.

Прыжок НАНО ("большая высота-ранее открытие") является сложной дисциплиной и одним из мерил качества спецназа — только лучшие могут делать такие прыжки. Мы участвовали в обучении таким прыжкам вместе с американским спецназом и SEAL, иногда с английским SAS. Позже к процессу обучения присоединились шведский SSG, немецкий KSK и голландский Korps Kommando Troepen.

Выглядит все просто. Самолет поднимается так высоко как может. Вы прыгаете и сразу открываете парашют, предварительно учтя силу и направление ветра, конечно. Затем скользите в облаках на скорости свыше 100 км/ч до нужной зоны высадки. Старые русские противовоздушные ракетные установки SA-30 имели дальность около 30 км, при расположении в 20 км от границы, поэтому при благоприятных условиях мы могли "запрыгнуть" до 90 км вглубь вражеской страны.

В общем, хорошая штука для тайных операций в тылу врага.

Сложность НАНО-прыжков состоит в том, что они ночные и на такой высоте очень холодно и смертельно мало кислорода.

Есть много возможностей, чтобы что-то пошло не так во время ночного прыжка. С кислородом их еще больше. Один из наших коллег упал в обморок прямо перед прыжком, стоя на рампе С-130, когда его кислородный баллон отказал. Если бы это случилось после его прыжка, то, вероятно, он потерял бы сознание в полете. Быть без сознания в свободном полете — плохая комбинация для жизни спецназовца. Но, к счастью, это случилось в самолете.

Чтобы свести к минимуму риск несчастных случаев снаряжение для НАНО проходит многократные проверки — техниками, вами, вашими напарниками и, наконец, лидером команды. Опасно не только отсутствие кислорода, но и его наличие, так как это, по сути, взрывоопасный предмет надетый на вас.

В институте ВВС я проходил через специальные тесты в вакуумной камере, подвергаясь контролируемому отказу подачи кислорода, чтобы узнать собственную реакцию на гипоксию.

Вы идете в камеру, садитесь на скамейку, давление начинает потихоньку понижается, имитируя подъем самолета на высоту более 10 км. Затем вы надеваете кислородную маску и вам имитируют кислородную недостаточность. Таков специальный курс подготовки, применяемый к егерям и летчикам-истребителям, летающим на Ф-16.

Это интересный способ узнать свои возможности и усвоить теорию на практике — вы увидите, что не сможете даже написать свои инициалы в блокноте! Многие падают в обморок и это не самое худшее, что может случится. Здесь хотя бы сразу будет понятно, что у вас проблемы и вы получите помощь. Но есть более опасные инциденты — когда люди думают, что контролируют себя, на самом деле не будучи способными отвечать за себя. Некоторые, например, думают, что отвечают на ваши вопросы, хотя на самом деле даже не открывают рот. Другие, в ответ на приказ надеть маску, просто глупо улыбаются и поднимают больший палец вверх — это означает, что они даже не знают, где находятся. Вот какова сила кислородного голодания, когда мозжечок управляет вами.

Только обучение дает вам возможность узнать симптомы вашего и чужого кислородного голода. Они могут быть очень небольшими, индивидуальными, могут быть простыми — покалывание в зубах, туннельное зрение, онемение, неконтролируемые приступы радости. Важно все это знать, чтобы вовремя обнаружить.

После прыжка вы сразу раскрываете парашют. Очень сильный толчок, гораздо сильнее, чем при прыжке с высоты 1 км, например. В некоторых случая вы кратковременно теряете сознание. Поэтому очень важно заранее подготовиться к прыжку, уложить свое снаряжение так чтобы ничего ни за что не зацепилось, знать, где на вас ваше снаряжение — альтиметр или кислородная маска.

Открытые участки кожи мгновенное обмораживаются. На этой высоте, с учетом ветра, температурное воздействие достигает -100 градусов по Цельсию.

У меня есть небольшой шрам под глазом, который образовался, когда маска чуть-чуть сползла вниз. Пот на коже мгновенно застыл, ровно как и нерв, так что я ничего не почувствовал, в начале. В прыжке однако появилось очень болезненное ощущение, будто кто-то режет холодным и острым когтем. Те 10 километров, что я падал, были очень долгими.

Как только вы надели парашют и проверили все на себе, помогли другим десантникам проверить свое снаряжение, открывается рампа и вы тут же узнаете о куче других вещей, имеющих отношение к безопасности. Очки сразу же обмерзают, так как вы к этому времени весь мокрый от пота. Новое НАНО оборудование, похожее на шлем летчика Ф-16, гораздо лучше, чем то, что было раньше. Старые очки очень раздражали обмерзанием, но их было необходимо носить, так как только они подходили под старый шлем и препятствовали обморожению глаз, когда вы летите со скоростью под 200 км/ч на высоте.

Я всегда думаю о прыжка с парашютом как о невероятном опыте. Стресс, предельная концентрация, слежение за компасом и ГПС, тяжелое снаряжение и даже неестественная походка, потому что 70 кг снаряжения особым образом прикреплены к вам, плюс огромный шум от двигателя.

И затем чувство полной свободы и тишины. Только небольшой шум со стороны купола парашюта говорит вам о реальном мире.

На начальном этапе подготовки НАНО патруль тренируется днем и только тогда все процедуры отработаны до автоматизма, мы переходим к обучению ночью. Здесь нужно уметь работать с закрытыми глазами. Учиться абстрагироваться от экстремальных ситуаций, типа запутавшегося или сломанного купола парашюта, учиться справляться с этим и выпускать запасной парашют, если необходимо, не забывая контролировать количество кислорода и время.

Это оптический обман, но с высоты 10 км земля кажется очень округлой. Когда вы висите над Германией, то можете увидеть Северную Ютландию. Это похоже на то, как космонавты видят Землю и, я уверен, многие летчики согласятся со мной, что в этой точке обзора есть что-то особенное.

Часто полет на парашюте идет больше часа и бывает, что мы пролетаем больше 110 км по прямой. На учениях, как правило, зона посадки готовится. Стоит скорая помощь, стоит полиция, есть машина для перевозки егерей. Но при сильном ветре трудно точно приземлиться. Поэтому НАНО-прыжок более захватывающий и непредсказуемый, чем другие прыжки. Патруль иногда приземлялся на неразведанной территории. Это довольно напряженный момент, когда вы собираетесь вместе, глядя, как другие егеря приземляются в темноте на поле.

В 80-ы годы, до изобретения сотовых телефонов, старшие егеря шли от зоны высадки до ближайшего дома, чтобы позвонить по обычному телефону и просить о приезде грузовика за бойцами. Я всегда испытывал чувство гордости, когда жители домов выходили посмотреть на егерей, приземлившихся в их полях.

Однажды утром мы обнаружили, что в темноте ухитрились приземлиться между линий электропередач. Еще одна рискованная сторона ночных прыжков.

Корпус егерей стал первопроходцем в развитии парашютного спорта и специальных парашютных прыжков.

Я сам участвовал в рекордном прыжке, когда мы, совместно с гражданскими парашютистами, прыгнули с высоты 11.6 км в 1998 году. Однако на учениях Корпуса мы прыгнули с куда большей высоты и этот рекорд нигде не был зарегистрирован. Сейчас оборудование для прыжков стало гораздо лучше. В 70–80 годах Корпус имел лучшее на тот момент снаряжение, но сейчас, глядя на него, остается только качать головой.

Но все это были тренировки.

Подготовка к 3-й Мировой Войне.

Для меня нет никаких сомнений, что новая Мировая война между НАТО и странами Варшавского договора (ОВД) тридцать лет назад была бы невероятно разрушительной и единственный ее сценарий был бы ядерной войной.

Насколько я информирован, ОВД планировало сбросить на Данию 23 тактических ядерных заряда. Это привело бы к уничтожению всех крупных городов и полному параличу жизни в Дании. Солдаты в защитных костюмах и противогазах, похожие на людей с фотографий ликвидации последствий взрыва Чернобыльского реактора, быстро захватили бы нужный им кусок Дании, запирающий вход в Балтийское море. Этот ужасный сценарий едва ли можно себе представить, но, к сожалению, он был наиболее вероятный.

Я близко познакомился со новой войной, планируя миссию специального назначения с билетом в один конец в Польшу. Если бы 3 Мировая война разразилась это был бы сценарий моей смерти.

Корпусом егерей тогда командовал подполковник Olaf Kuula, отличный командир, который много работал над улучшением спецназа. Он хорошо делал свою работу и его уважали.

Как-то он сказал мне, что управление Корпуса хочет проверить меня. Я только что стал полноценным егерем и они хотел это проверить, узнав могу ли я спланировать патрульную операцию.

Меня попросили спланировать разведывательную миссию рядом с большим озером где-то в Польше. На окраине города в лесистой местности располагались русские военные казармы. Там размещалась русская моторизованная дивизия. Было известно, что это подразделение является частью стратегического резерва ОВД, которое должно было пойти в ход при особо сильном сопротивлении НАТО.

Хотя США имели в Европе большее 300 000 человек, дислоцированных в Западной Германии, в Северной Европе ОВД численно превосходило НАТО. Последнее имело лишь небольшое технологическое преимущество. Поэтому было важно знать как можно раньше, где ОВД бросит в бой свой резерв. Это могло помочь НАТО отразить удар.

Такова была главная задача Корпуса егерей — разгадать намерения противника и предупредить командование. Это было возможным и потому, что мы имели колоссальные знания по технике, используемой ОВД. Нам было достаточно увидеть антенну, правое переднее колесо, форму бампера, люк на крыше или дополнительную инфракрасную лампу, что опознать ее. Мы знали более чем 400 различных типов транспортных средств противника до мельчайших деталей, мы потратили массу времени для запоминания всех этих особенностей. Все это могла дать нам указания на развертывание резервов ОВД и принять решение о радиопередаче командованию.

Инфильтрация планировалась с помощью парашютов Т-10, прыжок с высоты менее 500 метров в озеро. Так как высота маленькая, то открытие купола производится не рукой, а специальной системой принудительного раскрытия. Этот тип парашюта пришел еще со 2 мировой войны, безопасен, прост и быстро раскрывается. Небольшая высота была гарантией, что нас не засекут радары противника.

После приземления в озере, мы должны были вплавь добраться до берега и на своих двоих добраться до цели. Дальше — простая задача наблюдения, то что мы делали много раз. Густой лес — это очень хорошо для патруля, всегда легко спрятаться и слиться с природой, также легко уйти от погони. А здесь был как раз такой, отличный крупный лесной массив.

Глава Корпуса и начальник армейского оперативного командования одобрили мой план. Все было в полном порядке, я сделал то, чему меня учили больше 4 лет и даже немного возгордился, так как был молодым сержантом, а мне доверили задачу патрульного офицера.

При рассмотрении плана специальное жюри, состоящее из незнакомых мне людей засыпало вопросами, что и как я буду делать при различных ситуациях, в том числе — есть ли у меня запасные планы действий.

За этот план я получил специальную награду командования, а также получил в этом же году "For God Tørn", денежная премия, выдаваемая по рекомендации главы Корпуса от имени Ассоциации егерей. Это было лестно. Я служил менее 5 лет в Корпусе и уже получил такую награду! Это также стало и моим признанием среди других егерей.

Когда Берлинская стена пала в 1989 году моя смерть возле польского озера отменилась сама собой.

Я поехал в Восточную Германию и Польшу в первое лето после падения стены, чтобы увидеть места, где мы должны были работать. Чувствовал я при этом себя как шпион.

Коренные изменения в мире оказали большое влияние на наши вооруженные силы, которые разделились на два лагеря. Один лагерь представлял собой "оппортунистов", который говорили, что надо проявить инициативу и готовится к новому миру, новым реалиям, новым войнам. Среди них были и егеря.

Второй лагерь представлял собой людей, которые мысленно остались в прошлом Холодной войны. В их умах враг был всегда один, они не могли перестроиться. В каком-то смысле для нас эти люди были "мертвы" и в Корпусе для их обозначения использовали весьма оскорбительные термины. Это были люди старой закалки, боявшиеся нового. К сожалению, в армии среди командования их было много. Эти старые офицеры, занимавшие высокие должности, боявшие потерять свою власть и статус, созданные на страхе 3 Мировой и их знаниях о ней. Но их "карточный" домик уже был разрушен.

В эти годы я был бегуном-спортсменом и состоял в сборной по спортивному ориентированию. Во время чемпионата мира по спортивному ориентированию, в районе Кракова, мы жили в казармах и ели то, что я уверен, было типичным польским военным пайком. На вкус хуже, чем водка, если вы понимаете о чем я.

Во дворе стояла масса военной техники и я мог бы здорово удивить своих товарищей, назвав их все и охарактеризовав их уникальные признаки и функции. Естественно, я этого не сделал.

Странная ситуация. Я знал об этом больше, чем сами польские солдаты. Мне пришлось убрать эти знания и ощущения поглубже в память. Мои знания о холодной войне навсегда останутся со мной.

Несколько лет спустя задачи и директивы Холодной войны ушли в секретные архивы. Восточная Германия была поглощена Западной и столица была перенесена из Бонна в Берлин. Холодная война закончилась и вскоре была заменена другими конфликтами.

В шкаф легла и моя старая работа, по операции в Польше. Это не был тест. Это был настоящий план действий патруля в аду 3 Мировой войны. Там все было точно расписано — задачи, ход миссии, аэрофотосъемка леса, детальные карты и маршруты, фотографии местности. Но две вещи поражали меня в этой папке. У миссии не было конца и не было ни тени намека на план возвращения. Это была задача с билетом в один конец, без возвращения.

Я всегда был в хорошей форме. Мои знания и опыт велосипедиста, вкупе с новыми навыками, сделали меня чемпионом Дании по триатлону в 1986 году. Позднее я вошел в сборную по лыжным гонкам и спортивному ориентированию, и посетил массу интересных мест по всему миру. Лыжная гонка в Канаде, спортивное ориентирование в Бразилии, бег в Нигерии. Я бегал как газель. Марафонскую дистанцию я проходил за 2 часа 28 минут, а 10 километров — за 30 минут. Все это сделало меня очень сильным и выносливым, и приносило неоспоримую пользу работе.

В Шотландии мы провели одно из самых жестких наших учений. Отчасти, из-за местности, но, в основном, из-за профессионализма противостоящих нам англичан. Каждый раз, когда мы тренировались в Великобритании, мы знали, что нам будут противостоять лучшие. У нас к ним было только глубочайшее уважение и это уважение мы сохранили во время боевых действий в провинции Гильменд, Афганистан, в 2006 году, где датчане сражались бок о бок с англичанами. Независимо от того за, что они берутся — они всегда дисциплинированы, компетентны, эффективны и подготовлены.

В качестве подразделений "охотников" на учениях они были очень опасны, так как ненамного отличались от спецназа. В их задачу входило найти нас, преследовать и поймать. В их распоряжении были любые ресурсы, любая техника, потому что задаче поимки чужого спецназа всегда отдают высокий приоритет.

Однажды, меня преследовал патруль со собаками, но я смог оторваться, из-за своей физической формы.

Мы находились на скрытной базе патруля, когда наш офицер обнаружил, что на наблюдательном пункте у дороги оставлен прибор ночного видения. Меня отправили забрать его. Необходимо было проявлять осторожность, так как наша база была близко.

Когда я вышел на просеку, там уже был противник.

Впереди шли два следопыта, за ними три кинолога с немецкой овчаркой. Еще чуть позади шла группа "охотников", человек 15. Всего между ними было метров 100.

Было очевидно, что наблюдательный пункт у дороги найден, ровно как и оставленный ПНВ. "Охотники" были прекрасно осведомлены, что база разведчиков где-то рядом и начали поиск. Это был вопрос времени, когда они выйдут на егерей.

На мгновения я замер, надеясь на маскировку и неподвижность. Бой нельзя начинать в таких условиях.

5 человек против 20 это не очень хорошее для нас уравнение, хоть мы и лучше подготовлены. Я неподвижно стоял в течении нескольких секунд. Но тут я увидел, что один из следопытов смотрит на меня.

Сомнений не оставалось.

Меня обнаружили.

Я "застрелил" обоих следопытов из винтовки и начал гонку, через просеку, в направлении от базы. Я пробежал мимо нашей базы в 250 метрах, показывая, что что-то идет не так и чтобы они были наготове.

Далеко за пределами базы, я сделал поворот по дуге и выстрелил несколько раз в воздух, чтобы привлечь к себе внимание. Я увидел, что они передвигаются "тактическим" шагом, прикрывая друг друга, то есть шли они не быстро. Также я понял, что "охотники" без остановки пробежали мимо базы.

Весь следующий день я провел в бегах от собак и "охотников". Единственное, что меня спасло — моя физическая форма. На мне были только форма, стандартные ботинки, оружие и основное носимое снаряжение.

Я вошел в хороший быстрый ритм бега и знал, что никто из "охотников" не в состоянии долго идти за мной. Если бы это случилось, я бы понял, что встретил среди "охотников" одного из чемпионов мира по бегу.

Но я оставлял следы и за мной шли собаки. Единственным способом уйти было развить такую скорость и бежать так долго, чтобы преследователи просто сдались, не веря, что кто-то может так бежать.

Это сработало.

Быстро и ритмично я пробежал за более чем два часа 30 километров и вышел далеко за пределы территории, где шла охота. Затем я спрятался в какой-то канаве, где и отсиживался ближайшие 18 часов, потихоньку поедая свой аварийный запас и сделав немного горячего бульона.

Следующей ночью я по другому маршруту вернулся на базу. Здесь, к своему удовольствию, я встретил свой патруль, который так и не был обнаружен и продолжал выполнять свою задачу. Они, с улыбками, поведали мне, что никогда не сомневались, что я не буду пойман. Единственное в чем они не были уверены — так это в том как далеко я забегу.

Первые 10 лет мой жизни егеря пролетели как одна неделя. Я получил невероятное удовлетворение от своей работы, обучения и задач, которые мог дать спецназ. Какое-то время я даже с презрением относился к смерти. Помню, в посмертном письме родственникам, которое я тогда написал, было сказано, что я готов умереть на задании или тренировке, если это потребуется. Сейчас мне представляется немного незрелым такое отношение, но это показывает, как я тогда гордился своей работой.

Я был очень благодарен за жизнь в спецназе и все те впечатления, что получил. И я испытал счастье, решая все те проблемы и задачи, которые мне подкидывала служба. Здесь все было серьезно, волнительно и строго — как я и хотел.

Это было удивительное время. Мне жаль, что его уже не вернуть.

Я был более чем готов к настоящей работе.

Я упорно и настойчиво трудился много лет, хорошо делал свое дело и имел успех на службе. Я медленно и неуклонно рос в иерархии Корпуса и узнал все правила "игры". Редко когда мне что-то не удавалось. Меня обучали лучшие. BS и Finn дали мне отличный базис-фундамент и я только "разрабатывал" то, чему они меня научили. Мне было известно, что я могу и не могу. Кроме того, у меня была отличная физическая форма, фактически я чувствовал себя бессмертным. Это было прекрасной отправной точкой для того, чтобы начать действительно работать, решать реальные военные задачи.

Но в начале 90-ых с этим все было очень плохо. Стена, разделявшая ОВД и НАТО, только что упала. Европа затаила дыхание. Неужели правда, что Восточного блока больше нет? Дания не хотела как-то нагнетать обстановку, поэтому спецназ не получал никаких задач. Единственное, в начале 90-ых трое егерей побывали в Боснии и Герцоговине как наблюдатели ЕС. Они не обозначали себя как егери, а были водителями сотрудников ООН, как часть системы безопасности. Они ездили в белых машинах, в белой одежде по Балканам, всячески демонстрируя, что в них стрелять не надо.

Но это была очень маленькая "чашечка чая" для нас. Это не было задачей корпуса, но на тот момент — единственным, что мы могли получить.

Мы были очень "голодны" по любой работе.

Полиция Дании предложила нам работать совместно. Как раз в этот период стали очень актуальным рост преступности и наркотраффика. Плюс необходимо было обеспечивать безопасность лидеров иностранных государств во время их визитов в Данию. Это не было нашей работой, мы были солдатами и видели себя как военная элита армии Дании. Но, тем не менее, Jaegercorps в 90-ые годы решил ряд непростых задач для полиции.

Здесь было чему поучиться и я не был недоволен. Но я был солдатом и хотел чего-то большего.

Но не было никаких задач для спецназа.

В этот период времени мы делали ставку на спорт и принимали участие во всех околовоенных соревнованиях каких хотели. Мы выигрывали один датский чемпионат за другим — по парашютному спорту, по спортивному ориентированию, по биатлону, по триатлону, и дуатлону, по военному пятиборью и бегу. Одним словом, мы были скорее спортивным клубом армии, чем спецназом.

Все это было не более, чем просто клапан для выхода энергии, но многие егеря воспринимали это как насмешку.

Я был в тренировочном лагере в Бельгии, когда CNN показали первые кадры из Войны в Заливе.

Почему я был в Бельгии? Почему не был среди войск Коалиции?

Датская политическая система имела изоляционистский характер и наши политики не горели желанием рисковать своими солдатами, выставляя себя в дурном свете перед общественностью.

Конечно, датская армии принимала участие в миротворческих миссиях, под эгидой ООН или НАТО, но это были так называемые "мягкие", "восстановительные" задачи, когда миротворцы приходили на территорию, где война уже закончилась и помогали восстановить разрушенное. Датские солдаты имели хорошую подготовку для этого, но это не входило в спектр задач Jaegercorps.

Нашей задачей всегда было участие в сложных специальных разведывательных и диверсионных операциях, дающих основу для успешных обычных сражений.

Сейчас, к счастью, ситуация изменилась, но тогда это все имело вид очень вялого старта.

В первую половину 90-ых годов среди политиков шли дискуссии о том, чтобы закрыть JGK. Но этого не произошло, в основном из-за того, что Корпус играл важную и значительную роль в качестве учебного заведения для армейских офицеров. Это была не очень лестная для нас причина. У нас были свои задачи, я хотел принимать участие в настоящих операциях, а не быть инструктором.

Во времена Холодной войны у нас постоянно были настоящие задачи. Хотя позже мы узнали, что, случись война, это все было бы "операциями-в-один-конец", тем не менее, это были те самые задачи, определяющие нужность и полезность Корпуса. А спустя шесть лет после падения Берлинской стены мы по прежнему были без настоящей работы.

Только в 1995 году политики уступили. Патруль егерей был направлен в Сараево, где их задача заключалась в специальных военных консультациях для штаб-квартиры датского миротворческого контингента. Операция заняла от трех до четырех недель.

Затем снова прошло много лет до следующей задачи. В 1999 году Корпус снова был развернут на Балканах, в Косово. Здесь несколько патрулей осуществляли разведку и поддержку для датского батальона. Поддержка заключалась в расследовании и анализе местной обстановки для выработки рекомендаций по обеспечению безопасности датских солдат.

В отсутствии лучших военных задач, мы сосредоточились на оказании помощи полиции, в больших масштабах. Здесь уже были более-менее актуальные для нас задачи.

На национальном уровне мы реализовывали то, что называется "Специальная помощь полиции". Когда полицейские нуждались в особой материальной поддержке, в виде самолетов, вертолетов, оборудования для наблюдения и персонале со специальными навыками, то они обращались за помощью к JGK и спецназу флота — FKP. Мы были хороши в том, что происходило в воздухе, а "фроги" — на воде и под водой. В целом, мы использовались для одного и того же. Например, когда во время учений надо было освободить судно с заложниками, мы прыгали с парашютами, а "фроги" — забирались с лодок и из под воды.

BS после прыжка с парашютом, на одной из операций по поддержке полиции.

Несколько раз мы становились участниками больших полицейских операций по слежке и захвату настоящих преступников — бандитов, наркомафиози и подозреваемых в терроризме. И ко всему этому мы упорно готовились.

Хотя это не слишком удовлетворяло нас — все это было слишком легким. Мы обнаружили, что это порождает психическое разочарование в умах наших людей и начали искать выходы на другие виды операций.

Тогда мы прошли довольно серьезное обучение на базе немецкой антитеррористической команды GSG-9. Спустя какое-то время немцы предложили нам принять участие в самых престижных соревнованиях среди команд антитеррора. Мероприятие называлось "Конкурс Боевых Групп" и на него приглашались только лучшие АТ-команды из стран Запада.

У нас было несколько недель, чтобы подготовиться к мероприятию. В этот момент я как раз состоял в АТ-команде Корпуса, BS был нашим лидером, а в патруле была группа "сильных" спецназовцев.

Одного звали Svein, позднее он переехал жить в Норвегию и стал там полицейским. Другой был Flemming, тот самый, который был членом моего патруля в операции, описанной в первой главе этой книги. Чертовски сильный егерь и хороший стрелок. Потом был Jens, егерь с аналитическим складом ума и высоким интеллектом. Последнего в группе звали Munch. Сейчас он работает пилотом в крупной транспортной компании. Мы звали его, между собой, "Обезьяной" за невероятную ловкость и способность лазать по отвесным стенам и потолку.

Мы прибыли на соревнования готовыми только к физическим испытаниям, но это оказалось нашей ошибкой. Патруль выполнял различные тактические задачи, оберегая своих членов и спасая заложников, но это было не главное. К каждой задаче прилагалось задание и предполагаемые ограничения. Одним из критериев выполнения заданий была скорость.

Стрельбы проводились боевыми патронами в так называемых "домах смерти". Это были большие крытые тиры, с пуленепробиваемыми стенами и потолком.

Мы оказались недостаточно опытными, чтобы быстро придумывать решения задач по ходу быстро меняющейся обстановки. И это оказалось самым важным на соревнованиях. Ограничения, которые накладывались в задачах были наименьшим из зол. Было допущено много ошибок и в результате мы оказались где-то во второй половине списка дошедших до финала. Это было удар для нас, но, вместе с тем, сильно замотивировало для дальнейшей подготовки и участия в соревнованиях.

Наш контакт из GSG-9 сказал, что мы должны вернуться в следующий раз, потому что в нас есть потенциал, по его словам.

Мы приступили к тренировкам сразу же как вернулись. Патруль начал тренировать все то, что было на соревнованиях и где мы плохо себя показали. Основное внимание уделялось пониманию задачи и выработки подходящей под нее тактики. Например, типовым было перемещение группы по стесненным пространствам автобусов, судов, самолетов и помещений. Также мы тренировались запоминать длинные и сложные пароли, которые требовалось использовать в заданиях, чтобы вскрывать сейфы. Таким образом, становится понятно, что сложность этих соревнований лежит не в области физкультуры, а замаскирована в особенностях задач, техники и планирования выполнения.

BS вскоре был переведен на другую должность, а я стал новым лидером АТ-команды.

Патруль продолжал тренироваться. На выполнение некоторых стереотипных задач устанавливались временные нормативы и мы добивались их одинакового выполнения всеми членами группы. Также мы организовали стрелковый тир для тренировки стрельбы из пистолета. Это было самое простое стрельбище, какое вы могли бы себе представить. Но это работало.

По сути, наш тренинг был малобюджетным набором упражнений. Мы все делали сами, без посторонней помощи. Плюс мы постоянно придумывали себе новые сложности и трудности в задачах, чтобы лучше подготовиться.

В следующий раз, в 1995 году в Бонне, мы были намерены победить. Вся наша мотивация просто жгла нас.

Наши партнеры из GSG-9 прислали наблюдателя, что проверить как мы тренируемся и чего достигли, в отрыве от совместных тренировок с немцами. Наблюдатель был впечатлен и дал хорошую оценку. Это было только в плюс к нам, так как я знал, что люди из национального антитеррористического объединения рассматривали нас как неопытных и незрелых "мальчишек", с большим количеством пороха в заднице и огромным самомнением. Это не было голословным — так и было. По сравнению с зрелыми офицерами объединения мы были недисциплинированными и неопытными. Нашим преимуществом была превосходная физическая форма, по сравнению с полицейскими, и способность в любых условиях сосредотачиваться на задаче и обучении. Добавим к этому наши амбиции и мотивацию.

Так что GSG-9 снова пригласили нас в свою компанию лучших антитеррористических подразделений мира.

Мы быстро оценили формат нового конкурса и прорвались через смесь задач с высокой скоростью и точностью. Довольно быстро мы вошли в верхнюю строчку участников и вступили бок о бок в соревнование с почти мифической для нас американской Delta, спецназ США из SOCOM.

Они были великолепными стрелками.

Было очевидно, что они знали и умели нечто больше, чем мы могли себе представить. Но мы смогли "сбить" их во многих физических тестах. Кроме того, как сработавшаяся команда мы были лучше. Американцы выигрывали этот конкурс последние пять лет и мы были первыми, кто оказал им серьезное сопротивление.

Мы одержали победу во многих физических дисциплинах и получили признание американских супер-солдат. Бег по полосе препятствий в бронежилете и снаряжении, быстрое прохождение зданий, бег по бревнам и подтягивания на канатах. И эстафетная гонка вокруг озера, где в конце мы ныряли на пять метров в холодное озеро и доставали со дна указанные вещи. Одним из "артефактов", который нужно было поднять со дна, была бутылка шампанского и она была всего одна, для тех, кто первый доберется до нее. Мы пили ее с удовольствием, к нам подходили парни из SOCOM и поздравляли нас. Это было невероятно здорово пройти через все это и заработать их уважение. В воздухе витало ощущение, что произошло что-то очень важное для нас.

Мы не выиграли в общем зачете. SOCOM снова победил. Но, на этот раз — с незначительным отрывом. Мы были близки к ним, как никто другой.

И было еще кое-что очень важное, что мы выиграли. Мы получили практически неограниченный доступ к SOCOM. BS знал некоторых из них, участвуя в соревнованиях парашютных команд армий мира, и это тогда был первый контакт. Но теперь, после нашего прорыва на СТС 1995 года, перед нами словно нараспашку открылись невидимые двери. "Дельтовцы" разглядели в нас потенциал и сочли нужным завязать связь, открыть дверь в клуб для "своих".

Так, мы поехали в США для обмена опытом.

На совместных тренировках с SOCOM мы узнавали все больше и больше о технике и тактике американских спецподразделений, чтобы было очень полезно для всех егерей. Мы становились все ближе и ближе друг к другу, перенимая полезные приемы друг друга, обмениваясь собственными "стандартными процедурами".

Одной из ключевых вещей, которую нас заставили понять американцы — это быстрая и точная стрельба из пистолета и карабина. Члены SOCOM показали удивительные навыки владения и тем, и другим. Были и другие вещи — бой в здании, планирование спецопераций, подготовка подразделения и многое другое — все это мы переняли от этих удивительных солдат.

Пример практически неограниченных ресурсов SOCOM мы увидели во время одного из первых визитов в форт Брэгг, Северная Каролина. Стрелковые полигоны были просто огромные. Большие и малые модульные наборы зданий, обычные пятиэтажные здания, поезда и самолеты любых размеров и классов, стрельбища очень маленького и самых огромных размеров. Все было предназначено для обучению настоящей стрельбе настоящими боеприпасами, ни в коем случае не холостыми.

Среди всего прочего, мы увидели несколько простых макетов коридоров и комнат, и сразу же узнали их. Точно такие же мы сделали себе после первого неудачного участия в СТС, подглядев у GSG-9. Они нам здорово помогли подготовиться к соревнованиям. Я уверен, что SOCOM сразу же распознал нашу подготовку, схожую с их, и именно поэтому они договорились с нами о встрече, для обмена опытом. Корпус, располагая настолько простыми "тренажерами", смог более чем достойно подготовиться. В основе этого лежала личная мотивация егерей и готовности учиться больше и больше.

Нам удалось ознакомиться с главной огневой мощью SOCOM — МН-6 "Little Bird". На этих вертолетах летали сотрудники SOCOM — летчики из 160-го авиаполка специальных операций, называемый "Night Stalker". У этих пилотов было отличное понимание тактики спецназа на земле, огромное мужество и уникальное чувство своих машин, позволяющее им полностью сплотиться с наземными силами и действовать как одно целое. Это было для нас необычно, так как мы, в Дании, испытывали серьезный дефицит подготовленных пилотов, знающих что нам нужно. Нам тогда было сложно заставить своих летчиков сделать что-то необычное, отличающееся от того, чему их учили. А здесь, в SOCOM, их пилоты делали все раньше, чем мы успевали подумать. Короче, эти пилоты были супер-профессионалами своего дела.

Во время отработки сценариев нападения, наша команда была помещена на МН-6 для обучению синхронизации действий с наземной атакой. Эти МН-6 были значительно современнее, чем наши датские Н-500 "Cayuse", снятые с вооружения в 2006 году. Little Bird настолько мал, что сидеть внутри его невозможно. Но с каждой стороны вертолета установлено по небольшой "скамье", на которых суммарно может поместится 4 человека.

В то время как наземные силы атаковали, вертолеты с егерями на скамейках обеспечивали воздушное прикрытие и быстрый резерв в районе операции. МН-6 летели со скоростью до 200 км/ч, а мы с нашими 5.56 мм НК-53 следили за темпом и ходом атаки на земле. Это давало невероятную гибкость и быструю воздушную поддержку для наземных команд, ограниченных в видимости. Можно было высадить небольшую группу людей в нужном для атаки месте или посадить снайперов на крышу, недоступную для наземных сил.

Однажды, у нас произошел выстрел в кабине вертолета. Егерь недостаточно далеко высунул свой НК-53 из кабины и пуля пробила дверную раму. Я подумал, что сейчас начнется ад. Я знаю, что произошло бы, если бы это было в Дании и у нас был бы датский пилот. Он остановил бы ход упражнения, отменил все полеты и начал бумажную волокиту с многочисленными заседаниями, допросами и кучей отписок и бумаг как это произошло и кто виноват.

Пилот "Little Bird" всего лишь заклеил скотчем дырку от пули и через пять минут мы снова летели на выполнение упражнения, как ни в чем не бывало.

Именно так должен характеризоваться спецназ. Не слишком много правил или волокиты, только то, что нужно для работы. Этим мы прониклись в "Night Stalkers". Это были профессионалы от мозга до костей, как и все в SOCOM.

Один только 160-й авиаполк уничтожил в Афганистане больше противников, чем весь датский контингент. Это потому что они участвуют во всех операциях американских сил специального назначения, в любом месте, в любое время. 160-й авиаполк имеет высокий моральный дух и чрезвычайную силу воли, и берется за выполнение любых заданий, независимо от сложности. Мы позже это увидим еще в Афганистане, где эти летчики покажут на что способны.

Наши тренировки подняли на новый уровень, когда SOCOM прибыл в Данию с ответным визитом, на своих С-5 Galaxy. Сюрпризом явилось для нас то, что американцы привезли с собой 4 "Black Hawk" и "Little Bird". Они привезли с собой все, что было необходимо для продолжения тренировок в Дании!

Мы смогли провести очень реалистичные тренировки, благодаря авиации SOCOM. Воздушное пространство для тактических упражнений было без ограничений, мы учли все, включая безопасность стрельб и американцы были здорово удивлены, что это возможно в маленькой Дании.

Корпус, в основном, занимался отработкой полицейских антитеррористических действий. Сам же SOCOM занимался тренировкой учебных атак на различные цели в Дании. Им противостояло все, что у нас было — полиция, армия, флот. Это было отличной тренировкой для американцев и хорошим опытом для нас.

Очень интересным для нас был опыт американцев, полученный в ходе операции "Gothic Serpent", которая более известна по фильму "Black Hawk Down", очень подробном и детальном.

Конечно, мы все видели по телевизору как негры тащат мертвых американцев по улицам Могадишо. Но вот всевозможные детали операции были бесценны для нас. Мы получили доступ к секретным брифингам и видеозаписям с самолетов-разведчиков, деталям плана операции. Также мы увидели кадры видеосъемок с вертолетов "Black Hawk". Мы узнали все подробности о самоотверженной борьбе снайперов SOCOM за жизни сбитых пилотов вертолетов, как они были в итоге окружены и убиты повстанцами.

Наш связной офицер, из SOCOM, Brian участвовал в этой операции и заплатил за это высокую цену, когда ракета русского РПГ-7 попала в его вертолет. Ногу Brian-а оторвало по голень. С молчаливой гордостью Brian продемонстрировал свой титановый протез ноги, заявив, что уже отбегал на нем несколько марафонов.

В дополнении к богатому оперативному опыту Могадишо, одним из главных уроков который вынес SOCOM, было то, что нельзя расслабляться, даже если ты считаешь, что все идет нормально. Они успешно взяли в плен так много офицеров Aidid-а, что стали относится к своей работе слишком пренебрежительно. Я сам столкнулся с этим ощущением "мнимой успешности" в процессе обучения, когда чуть было не откусил язык при прыжке в воду с лодки. А все из-за разгильдяйства.

В следующий раз я встретился с Brian-ом только в 2002 году, в аэропорту Баграма, Афганистан.

Jaegercorps имеет сегодня стрелков, которые подготовлены так же как и лучшие американские "спецы" и многие наши стандартные процедуры и подготовка строятся на опыте, который мы получили от "старших братьев". Сотрудничество с такими партнерами по обучению как SOCOM имеет неоценимое значение для Корпуса, а значит и для нашей страны. Я очень надеюсь, что есть кто-то в руководстве армии, кто понимает важность этого и предпринимает все усилия, чтобы сохранить этот важный канал связи, который не должен быть потерян. Избави нас Бог, от бюрократов и чиновников, думающих о букве законов и бумаг, и прикидывающих во что "встает" казне постоянно отправлять егерей в дорогостоящую и, может не очень нужную, командировку в США. Но эта связь и командировки абсолютно необходимы нам.

Совершенно определенно эта встреча посадила Jaegercorps в один "поезд" с лучшими в мире и дала четкое направление для развития. Мы стали еще лучше. У нас уже были превосходные навыки ориентирования, выживания, разведки, наблюдения и многих других вещах, проистекавших из нашей специфики, в чем мы были даже лучше, чем парни из SOCOM. Но они дали нам свой реальный боевой опыт, который нам негде было получить. Мы получили знание о решении реальных боевых задач. Эти знания и навыки безусловно подняли наш уровень и подготовили к дальнейшим событиям.

В 1997 году патруль егерей наконец-то был отправлен вместе с батальоном датской армии в Боснию-и-Герцоговину. Егеря выполняли специальные разведывательные задачи для батальона. Командовал ими молодой сержант Anders. Для маскировки они носили стандартную армейскую экипировку и черные береты пехоты. Численность патруля также специально была доведена до шести человек, вместо обычных для корпуса пяти. Очень хотелось, чтобы туда отправили больше людей и мы, честно говоря, готовились к этому, была специальная программа. Но чуда не случилось.

В строю сержантов и солдат перед офицерами вы можете забыть о том, что можете на что-то влиять. Это следствие довольно шаблонной структуры командования, которой обучаются наши офицеры. Не так много офицеров, которые готовы положиться на своих сержантов. Сие происходит от целой теоремы военного управления, что доверие хорошо, а контроль — еще лучше. Это к сожалению ведет к снижению инициативы среди солдат и сержантов, так как они становятся уверены в жестком контроле офицеров.

В Корпусе были храбрые и инициативные офицеры, настоящие спецназовцы. Они яростно сопротивлялись существующей системы, если видели, что она где-то не работает или не оптимальна. Но здесь, к сожалению, Корпус получил горький урок, когда в качестве показного наказания этих офицеров перевели на "стоп-позиции", иначе говоря на административные должности, никак не связанные с работой егеря. Работу, где они, по сути, медленно "умирали" как офицеры. Бессмысленное наказание молодых и храбрых офицеров, которые хотели только сделать свою работу и Корпус лучше. Некоторые из них покинули Корпус и армию, увидев, что участвуют в сражении, в котором не победить.

Так что у командования определенно была боязнь перемен и боязнь молодых и энергичных офицеров.

Среди этих храбрых офицеров особо выделялся ВА. В верхах он имел оскорбительную кличку "Коробка". Его так прозвали за то, что он всегда и везде всех греб под одну гребенку, невзирая на звания и заслуги. Большинство считало, что он ограниченный, из-за своего весьма последовательного подхода. Я же с большим уважением относился к ВА и потому что он не боялся нового, и потому что он не боялся говорить правду, и потому что был бесстрастным судьей в любых делах, не смешивая дело и чувства.

Поясню на примере. Например, учения по прыжкам с парашютом. Если егерь подбегал к вертолету в самую последнюю минуту, задерживая всех, и было видно, что он слишком медленно одевался, то большинство руководителей полета просто качали головой, говорили, чтобы он в следующий раз немного поторопился и затем впускали в салон. ВА же говорил: "Если вы опоздали, то свободны" и закрывал дверь в салон прямо под носом опоздавшего.

Вся штука в том, что ВА делал так всегда и со всеми, невзирая на заслуги и опыт. От него доставалось и новичкам-курсантам, и офицерам высокого ранга, в том числе — руководителям Корпуса. В некотором смысле, возможно, ему стоило быть дипломатичнее и понимать, что его честный и прямой стиль действует не везде. Но он всегда делал все так, как полагалось и требовал этого от других.

В последнее время Корпусом руководят отличные офицеры, которые многое делают для его развития и, которые представляют из себя плоть от плоти настоящих егерей. Но так было не всегда. Часто на руководящие посты в Корпус приходили чистые "менеджеры" и "администраторы", которые не знали и не ценили нашу работу. А между тем, Корпус предъявлял очень высокие требования к своим офицерам, на управляющих должностях.

К сожалению, среди этих "менеджеров" было мало таких, которые были бы настоящими лидерами. И слишком много отличных лидеров-офицеров были задвинуты на задний план такими "менеджерами".

В некоторой степени, можно узнать о навыках лидера, обучаясь в школе. Можно выучить полезные навыки, помогающие планировать, организовывать, осуществлять и контролировать. Но это не роль лидера, а всего лишь навыки менеджера. Лидер — это не функция, а черта личности. За настоящим лидером люди идут в огонь и воду. Они следуют за ним, потому что он их ведет, в независимости от того куда. Истинный лидер открыт, надежен и честен.

Лидер также не боится потерпеть неудачу, потому что он способен преодолеть ее. Именно у настоящего лидера есть смелость бросить все и повести людей, максимально сосредотачивая их на задаче, уменьшая время ее выполнения и повышая производительность команды.

Офицер может быть лидером, но не всегда это так. И это одна из основных проблем армии, потому что мы считаем старшего офицера лидером, из-за высокого ранга, но на самом деле это не так и ему, может быть, не хватает каких-то человеческих качеств, чтобы стать настоящим лидером.

Корпус жил и живет с этой проблемой, в управленческом звене. Я наблюдаю эту проблему уже много лет. Никто об этом не говорит, но всем ясно, что у нас есть проблемы. Чтобы быть лидером в Корпусе требуется чрезвычайно многое, и даже больше, чем "многое".

Официально считается, что наши армейские лидеры воспитываются в офицерской школе. Руководящие посты получают те, кто ее закончил. Те, кто идут на курсы егеря отсортировываются еще больше. Человек, который хочет пройти обе школы, должен уметь многое. Это должна быть сильная личность, целеустремленная и талантливая. Сначала, такой кандидат учится выполнять рядовую работу, под присмотром старших егерей. Здесь все зависит от патрульного офицера-егеря, от его опыта.

Но на более высоких уровнях начинает происходить что-то странное, порой. Молодые офицеры, побыв егерями достаточно долго, разделяются на две группы. Первая делает свою работу, создав настоящие узы верности между ними и патрульными офицерами, которые их обучали. Другая группа занималась игрой "угоди" своему патрульному офицеру. Пользуясь в некоторых случаях недобросовестностью патрульных офицеров, они стремились достичь неких формальных критериев, успехов на бумаге, вместо того, чтобы учиться. В результате, мы получали офицера, который вроде бы прошел подготовку в спецвойсках, продвигался своим командованием, но на деле был очень и очень посредственным офицеров, и тем более лидером.

От лидера требуется умение анализировать, аргументировать и управлять своими людьми. Это в свою очередь требует от него умения общаться и мотивировать, больше, чем у обычных людей. Истинный лидер делает это естественно, усердно, с энергией, даже не думая об этом, признавая это как нечто само собой разумеющееся.

В тоже время он должен быть открытым, честным и очень открытым, лояльным, во всех направлениях. Здесь есть конфликт, для офицеров. Лояльность нужно проявлять не только вверх, в иерархии командования, но и вниз. Быть лояльным к своим солдатам, а не к командованию — это хороший путь приостановить свою карьеру.

Но хороший руководитель должен быть лояльным ко всем своим сотрудникам, вплоть до самого рядового. И чем выше сидит "менеджер", тем больше он должен помнить об этом.

К сожалению, среди егерей практически не встречаются солдаты или офицеры, которые были бы талантливы, профессиональны, образованы технически и имели одновременно сердце истинного лидера. За всю мою службу в спецназе я мог по пальцам двух рук пересчитать таких людей в Корпусе.

Это может быть серьезной проблемой, что мы принимаем к себе лидеров, не достаточно подготовленных или не готовых к таким обязанностям. Можно сказать, что это не слишком серьезная проблема для Корпуса, с нашим отбором и подготовкой, но это проблема для армии в целом.

Но были и другие вещи, в которых не было особого смысла.

Это может показаться странным и невероятным, но в течении многих лет мы не делали ничего другого для армии, кроме курса патруля и курса парашютных прыжков. Это при том, что как солдаты мы были подготовлены на самом высоком уровне и многое могли дать армии. И, хотя мы были готовы делать дополнительные курсы подготовки для солдат и сержантов, это осталось так и никогда не востребованным. Несколько раз мы были готовы к реализации наших дополнительных программ, но каждый раз их передавали другим структурам и мы видели, что они выполнены намного хуже наших стандартов.

Другим извращением было то, что у нас не было фиксированных задач или обязанностей и потому мы постоянно жили в некоем суррогатном мире, где сами придумывали себе задачи и экзамены. Благодаря высокой мотивации рядовых егерей, Корпус на низовом уровне превратился в одну из лучших солдатских школ в мире. Мы все время тренировались на пределе и придумывали для себя самые немыслимые трудности и экзамены. У нас был очень высокий моральный дух.

Но в целом это был странный самонапряженный, в чем-то отрезвляющий, период жизни, в вакууме, образовавшемся после Холодной войны, когда мы не знали что делать и не могли найти себе применение…

В Сараево у меня было много времени, чтобы подумать об этом. Там я занимался штабной работой. Это не было интересно, но тем не менее это была работа. В конце концов, я выполнял функции сотрудника разведки. Достаточно рутинная работа, висевшая на шее, но я понимал ее важность и просто делал ее.

Я принимал участие в операциях по захвату военных преступников. В списке были Karadzic и Ratko Mladic, ключевые цели в то время. Несколько раз я входил в рабочую группу, следившую за домом последнего на востоке Сараево, вместе с членами команды SEAL из ВМФ США. Я не могу писать об этих операциях, достаточно сказать, что они достойны сами по себе отдельной книги. Но я проверил некоторые свои навыки на "земле" и почувствовал, что это неправильно, что нас не используют как солдат.

Я обзавелся хорошими друзьями во 2-й группе SEAL и объездил Боснию на гражданской машине, под прикрытием. Все оперативники жили в Боснии-и-Герцоговине, опутав ее тонкой сетью. Я был единственный датским оперативником, который пожелал участвовать в этих операциях, променяв комфортную штаб-квартиру в Illidza, на возможность своими глазами увидеть эту страну.

Мне не хотелось быть сотрудником офиса. Но мой день еще не настал.

Я решил пропустить 5 главу как не очень интересную для развития книги. Вернусь к ней позже, когда осилю несколько глав по Афганистану. Вот ее краткое содержание:

Ларс женился, появился сын, попробовал уйти, получив образование по какому-то там менеджменту и обучению, понял, что не его и вернулся в корпус, принял предложение участвовать в ECO Challenge, побывал в Латинской Америке и еще где-то, принял предложение стать инструктором Корпуса по физподготовке, нашел себя в итоге, смирился с тем, что корпус не отправляют на войну.