Его Америка

Десять правил хорошего общества

Эссе на конкурс InLiberty 2019

О возможности правил хорошего общества

Разные группы и личности одного общества руководимы разными дискурсами, которые по-разному трактуют такие основополагающие понятия человеческого общежития, как свобода, безопасность, материальное благосостояние или справедливость. Представители религиозного мировоззрения против агностиков или атеистов, патриархальных установок против, например, сексуальных меньшинств, централизованной власти против местного самоуправления и т. п. Поэтому едва ли возможно найти в границах одного социума общую трактовку хоть одной константы благополучного сосуществования.

В условиях такой относительности смыслов и будучи информированным постмодернскими развитиями о смерти больших нарративов и созданного «ценностного вакуума» вопрос о десяти правилах несколько наивного «хорошего» общества, с которыми согласились бы все, натыкается на первичный ответ: всё зависит от выбора дискурсов человеком или группой людей. Ибо ради этой свободы выбора образа жизни нежелательно допустить господства одного миропонимания с его политическими и прочими инструментами над другими, насколько бы объективным оно не казалось большинству или меньшинству. Не кажется, например, допустимым в границах хорошего общества такой факт нетерпимости как диверсия Pussy Riot в храме Христа Спасителя, оскорбившая и озлобившая верующих в одни вещи. Также непозволительно, положим, строительство храма в Екатеринбурге на месте сквера наперекор воле тысячи протестующих, предпочитающих иные ценности.

И какой общий правовой или нравственный знаменатель можно подостлать под обе ситуации так, чтобы ощущение справедливого обращения создалось у обеих субгрупп? Кто может быть автором такого правила/закона? Насколько конкретным или обобщенным должен он быть? На каком уровне — законодательном или неформальном — должны такие ситуации регулироваться? И должны ли вообще?

Под давлением вышеобоснованного многообразия групповых и личностных идентичностей пришлось бы удовлетворить эти вопросы кажущимся единственно адекватным ответом «всё зависит от комбинации дискурсов», и тем самым признать и подумать над легитимным плюрализмом кодексов и отношений между ними. Но серьёзное восприятие такого ответа заставило бы нас выйти за пределы модернского общественного договора; ибо отрицалось бы само наличие чего-то общего — общества — в границах одной политеи (polity). Каждой субгруппе или даже каждому человеку, как сосредоточению элементов разных идентичностей, пришлось бы самому создать своё государство с желанными услугами, налогами и кодексами, — чисто пост-модернские изыскания. В таком случае, субъектом (то есть стоящим под всем, что есть на свете) явилось бы не понятие индивидуальности как общей особенности всех — потому что человек вполне дивидуален (разделяем) на дискурсы, автором которых, как правило, является не он, а язык, — а дискурсы, то есть системы словесно-смысловых предпочтений, по-своему определяющие понятие добра и зла, объективности и субъективности. (Например, каждый читатель по-своему поймёт понятие «дискурс», хотя и оно является ключевым элементом этого пассажа. Таким же образом совершенно разные определения получат такие понятия как правосудие, равноправие, свобода, защищённость, толерантность, достоинство, совесть и пр. Салют Сократу.)

В целом, в условиях такой относительности субкультур, речь может, в лучшем случае, идти о маленьких, локальных хороших обществах, где свобода и благополучие реализуются строго в границах данного — религиозного, националистического, коммунистического, консервативного, феминистического и пр. — мировоззрения. А Всеобщая Декларация Прав, другой большой контр-нарратив, ломается, мутируется и отбрасывается как чужеродное тело большинством стран планеты, ибо общим-всеобщим она на самом деле не является. Она так же навязывается, как и видение группы Pussy Riot образа церкви. И с этой точки зрения между этим актом и попыткой церкви отобрать у горожан их парк для прогулок нет большого различия. В обоих случаях одна субгруппа пытается навязать свои ценности и свой дискурс другой. Одна сторона кем-то демонизируется, другая получает симпатии.

Поэтому предложить и обустроить десять правил хорошего общества (пусть даже теоретического разработанного в литературе о good society), которые без возражения приняли бы все люди и которые явились бы основой для всех остальных, кажется богоподобным поступком, так как эти правила вполне попадают под богословские категории трансцендентности и имманентности, то есть они не вопрошаемы и они включают в себя всё остальное, вездесущи. Раз они самые главные правила, значит они не вопрошаемы так же, как и, допустим, Вторая поправка в Конституцию США о праве на ношение оружия. Насколько бы потерявшим свою историческую значимость и чреватым массовыми стрельбами в американских городах это правило не было, из-за своей конституционности оно не подлежит отмене; оно трансцендентно в этом смысле. Кроме всего прочего, не кажется ли нам странным совпадение количества христианских Заповедей и количества запрошенных конкурсом правил?

Итак, задача подразумевает, что какой-то источник смыслов может и должен водрузиться над всеми остальными и управлять ими. В связи с этим, предлагая следующие десять правил хорошего общества, я страдаю нависшим вопросом: а кто я такой, чтоб указывать людям, как жить? Но естественно, необходимо преодолеть скатывания к анархизму, если мне хочется пройти конкурс и попасть в школу, так как я горю желанием послушать лекторов и узнать, что думают о мире другие молодые люди. Просто я счёл нужным обосновать для читателя свою неуверенность в этой попытке (то есть в этом эссе) и вербализировать её.

Введение

Как Фрейд определил в своей работе «Недовольство культурой», человека в его бытии подстерегают три источника страдания: первый, его болеющее тело, второй, природные силы и, уместный для нашего контекста, третий — другие люди как угроза его свободе и защищённости. Так уж получилось, что «men are asked to choose between security and liberty» (Lippman, The Good Society, стр. х). На одном конце этого континуума лежит обещанная максимальная физическая безопасность, которая обеспечивается в рамках модернского государства за многочисленные налоги и большее количество навязанных правил; и чем меньше денег и больше правил, тем меньше свободы.

На другом конце — минимальная государственная регламентация жизни, меньше налогов и защищённости, за счёт чего увеличивается свобода, в частности экономическая. Визуально это можно выразить следующей кривой. Как мы видим, чем больше правил, тем меньше свободы; чем больше свободы, тем меньше правил. Кривая всегда стремится к одной из осей, но никогда не касается их. То есть полная свобода, как и полная урегулированность правилами, никогда не достигается.

Если этот график пригоден для описания данной проблемы, то милая зелёная точка на кривой может символизировать мою позицию в данной дихотомии. Так, эта точка симметрична началу координат, то есть она пытается принадлежать одной оси столько же, сколько и другой. Также, если разместить на одном конце кривой левых, а на другом — правых, то моя позиция будет центристской или Третьим путём. Хотя я, разумеется, не хотел бы навешивать на себя никакой идеологический ярлык и попросил бы читателя тоже отступиться от подобных категоризаций. Но доля моей аргументации всё же базируется на работе The Third Way to a Good Society (2000) социолога Этциони Амитая.

Определение или не-определение хорошего общества

Но прежде, чем перейти к обоснованию подхода Третьего пути и дальше к выводимым из него правилам, следует коротко остановиться на вопросе: что же, собственно, такое хорошее общество? Двигаясь от известного к неизвестному, попытаемся дать несколько отрицательных определений, то бишь чем хорошее общество не является. Большинство стран и мировоззрений определяют хорошесть мироустройства в границах одного общества через экономический показатель — ВВП на душу населения. У этого метода несколько недостатков. Первое, количество денег в пределах одной экономики ничего не говорит об их распределении. Например, Нигерия, которая является самой большой экономикой Африки, в то же время остаётся страной с одной из самых низких показателей соцзащиты населения в континенте (источник: ПРООН).22 Второе, сосредоточившись на одном экономическом прогрессе как источнике хорошести общества, человечество большей частью забыло или упустило из виду вред такого прогресса природе. По оценкам Межправительственной группы экспертов по изменению климата, если никаких мер по уменьшению или вообще прекращению выбросов CO2 — издержек экон. роста — не будет, то к концу этого столетия земля превратится в пекло, а именно глобальное потепление достигнет трёх градусов и — «Мир, каким он был в 2020, больше не [будет] узнаваем с понижающейся ожидаемой продолжительностью жизни, сокращенной производительностью труда на открытом воздухе, более низким качеством жизни во многих регионах из-за слишком частых тепловых волн и других климатических экстримов».23

В противовес этому показателю — ВВП на душу населения — некоторые страны вроде Бутана или некоторых штатов в США приняли за меру хорошести общества так называемое Валовое национальное счастье. Кроме экономики, сюда включены также пакет соцзащиты, экологическая и психологическая благосостояния и пр. Мерят это счастье через опросы, что и является основной слабостью этого метода. Потому что, как было сказано выше, интерпретация счастья — когда человека спрашивают насколько он счастлив, — зависит от того, в чём разные люди находят счастье и как они относятся к его источникам. Так, какой-то скрытый маньяк, наслаждающийся пыткой жертв в своём подвале, может указать тот же уровень счастья и психологического благополучия, что и какой-то альтруист, любящий помогать жертвам такого рода преступников. Таким образом, счастье — это, наверное, самое трудно определимое понятие человеческого общежития, поэтому оно не может служить основой хорошести общества. Из всего этого следует, что дать положительное определение хорошему обществу почти невозможно. Однако, есть робкие дескриптивные, отнюдь не прескриптивные, попытки обозначить свойства общества, где всем — или хотя бы почти всем — было бы «хорошо» в самом оголённом фундаментальном смысле этого слова.

Община как игрок хорошего общества

Как уже было отмечено, часть моих доводов строится на рекомендациях социолога Этциони Амитая. Он предлагает балансировать между такими составляющими хорошего общества, как государство, рынок и общины. Теоретическая разработка и разнокалиберная практика первых двух элементов нам хорошо известна из политфилософий, с одной стороны, социализма, где государство является гарантом хорошести общества, а с другой — либерализма, где индивид с лёгкой невидимой руки рынка и своим неотъемлемым правом на частную собственность творит чудеса благоденствия, то бишь строит хорошее общество. Социализм даже рассматривать не стоит. А в случае с либерализмом всё-освобождающийся субъект доходит до такой степени освобождения от всяких коллективных идентичностей, будь это сословная, религиозная, национальная, половая и пр., и становится настолько успешным потребителем частной собственности, что в своей квартире, заваленной мебелью от IKEA, в позе эмбриона начинает от безумия сосать большой палец, в то же время другим большим пальцем тыкая в экран телефона, чтоб в чате выйти хоть на какое-нибудь другое человеческое существо и снова пережить праздник принадлежности к чему-то большему, чем он сам и его полёт в экзистенциональную бездну нигилизма, которая, к сожалению, не может превратиться в его частную собственность. Говоря менее образно, такой человек переживает кризис идентичности — исчезает то множество большей, чем он, коллективной одинаковости, указав на которую он мог бы о-то-же-ствиться, то есть сказать: «Я то же самое, что и…».

Так вот, в место этого многоточия Амитай предлагает ставить идею общины как источника и воспроизводителя утешающих человека смыслов, а зачастую и соц. услуг. И в этом моменте лучше всего раскрывается эта задумка уравнять роли и значимость государства, рынка и общины в деле обеспечения таких необходимостей хорошего общества как доступные всем здравоохранение, образование, службы экстренных случаев и спасения, защита окружающей среды и пр.

В организации общиной таких услуг, основанных на локальных культурах хорошести и волонтерстве, кроется много достоинств. Самым явным, конечно, является отсутствие денежных вложений со стороны государства, то бишь из кармана обычных людей. Лично я видел и был причастен к нескольким таким инициативам. В Кентукки, где я проводил год по академическому обмену, я волонтерствовал в группе помощи отстающим подросткам с их домашками и пр. Каждую неделя я выкраивал по пять часов своего времени на это, и оставался довольным. Дальше, в Ноттингеме я был свидетелем, как группа студентов решилась стать Nottingham Night Owls — добровольческой службой помощи слишком пьяным студентам в выходные вечера-ночи. Проблема в том, что такие опьяневшие молодые люди могут просто не дойти до дома, а провалятся где-нибудь на улице в минусную погоду. Был случай, когда девятнадцатилетний студент из другого города умер от отравления алкоголем прямо на улице. Или когда девушка, попавшая в какую-то беду (не помню точно), не смогла дозвониться до помощи — была слишком пьяна. В ответ на такие истории, группа наших студентов решила патрулировать улицы и помогать трезвым умом чрезмерно пьяным. Примером из России могут служить добровольческие отряды поиска потерявшихся людей. Один такой я видел в фильме «Нелюбовь» Звягинцева. Но конечно, этих примеров и в России, и на Западе можно найти уйму. И главным их преимуществом является то, что, во-первых, никто за это общее добро не платит, и во-вторых, у людей появляется, громко говоря, смысл жизни, положительные ценности, свобода посвящать себя чему-то доброму и т. п. В свете всего этого, можно наконец-то предложить одно из десяти правил хорошего общества.

Первое правило

Государство не должно принимать тех законов и самолично организовывать те услуги, которые могут быть внедрены, переданы или произведены через общинные моральные кодексы. Ну вы, конечно, сразу возразите: а разве у разных общин не разные дискурсы морали? И я отвечу: «Да, оно так и есть». Но как я отметил в начале, речь вполне может идти о локальных хороших обществах, то есть хороших общинах; и автором правил на таком уровне вполне может выступать община сама, состоящая из приверженцев определенной морали. Эти группы могут формироваться по этническому, половому, гастрономическому (мясоеды — вегетарианцы), религиозному, профессиональному, физкультурному, философскому, политическому и пр. признаку. И если обществу в целом необходимо урегулировать какую-то проблему (допустим, высокую преступность, бедность или первую помощь в отдаленных поселениях), то прежде, чем институционализировать какое-то правило (допустим, отяготить наказание или увеличить кол-во полиции, выдать больше денег или открыть больницы), государство должно обратиться в местные добровольческие отряды, комитеты справедливости (Fairness Comissions in the UK, being launched since 2010)24 и пр. общинные структуры.

И ни в коем случае нельзя мыслить эти общины территориально, иначе это будет копией местного самоуправления, где людей объединяет не общность морально-этических ценностей, а просто место жительства. В эпоху интернета, общины могут само-организовываться и на огромных расстояниях и инициировать разные волонтерские программы. И речь здесь не о том, что с помощью, скажем, зачина общинного продовольственного банка удастся всех покормить и госбюджет не пострадает от этого. Квинтэссенция в том, что появляется экосистема поддерживающих взаимоотношений, когда изолированный обезумевший индивид может выйти из своей квартиры и найти или дать помощь другим и быть выслушанным.

И в силу того, что применение и разветвление общинного морального кодекса всегда подразумевает добровольческое участие, индивид также может остаться у себя дома и продолжать сосать свой палец в позе эмбриона. Никто — в том числе и государство — никого не заставляет в таком раскладе. Свобода здесь также увеличивается от того, что государство, не тратя денег на спасение, допустим, той пьяной девушки, экономит на расходах, то есть взымает меньше налогов и даёт этому индивиду потратить необложенные деньги на что-то ещё, например, на более удобную кровать от IKEA.

И ежу понятно, что правила разных общин для регуляции одной и той же ситуации могут конфликтовать. Например, в том же Ноттингеме я видел, как мусульманская семья, состоящая из отца и полностью покрытых паранджой пяти женщин, переходила дорогу там, где британские девки в коротеньких юбках и топиках с бутылками водки в руках ждали такси в клуб. Это было настолько контрастно, что навсегда врезалось в мою память (и видимо, травмировало мой кавказский темперамент). Но больше всего я удивлялся тому, как эти два противоположных внутренних ментальных правил по отношению к женщине могут так мирно сосуществовать. Ни одна из участников этой сцены не бросалась на другую с целью своеобразно исправить ситуацию. Но могут быть и более серьезные расхождения в видении определенных правил разными общинами/дискурсами, которые могут перерасти в стычки, физическое навязывание одной группой своих ценностей другой. Для предотвращения таких потенциальных стычек следует ввести ещё одно правило хорошего общества.

Второе правило

Вместо Больших нарративов, навязывающихся как со стороны государства, так и со стороны общин, должны состояться Большие моральные диалоги, проводимые в атмосфере терпимости. К чему, собственно, могут привести эти диалоги, никто не знает. Но смутно, на ощупь ощущается необходимость в них, ибо правила должны как-то приниматься, они должны как-то фиксироваться — на уровне писанных или неписанных кодексов; и единственным способом организовать производство регуляций, более или менее удовлетворяющих каждого, является простой разговор. Это не споры об интересах и желаниях разных участников, а больше — дискуссия о верованиях и ценностях, на которых строятся эти интересы. Может кому-то удастся кого-то убедить, и может истина действительно родиться в таких обсуждениях и станет основой нового правила.

Примером морального диалога можно быть дискурс, открытый и поддержанный сторонниками Движения за гражданские права чернокожих в США. Правда, диалогом, «проходившим в условиях обоюдной терпимости», это вряд ли можно назвать; однако по структуре этот процесс, во-первых, почина нового морального дискурса одним лидером или группой единомышленников, во-вторых, его поддержки и разрастания на общенациональный уровень, и в-третьих, институционализации новой культуры на законодательном и ценностном уровнях — в целом, хорошо иллюстрирует рабочий порядок принятия новых правил хорошего общества.

Также коротко опишем принципы такого рода диалога, взятые из книги исследователя Берри Кнайта Rethinking Poverty: What Makes a Good Society? (2017) (стр. 74).

— подчеркивать то, с чем мы согласны (а не точки разногласия);

— рассматривать сотрудничество и компромисс как силу стороны (а не как слабость);

— принять «достаточно хороший» результат (не настаивая на идеологичес. совершенстве);

— проявлять любопытство к различным взглядам, выслушивать и обеспечивать всех возможностью высказаться;

— действовать с осторожностью, состраданием и уважением друг к другу.

Каждое общество или община может, конечно, добавить что-то своё, но в целом суть ясна. Самым важным в этом правиле является физическая возможность безопасно высказаться, — что приводит нас ко следующему правилу.

Третье правило

Свобода слова, свобода собраний и свобода прессы должны быть обеспечены для всех. Об этом правиле вы хорошо знаете и без меня, оно разжёвывается уже несколько столетий, поэтому я не обременю себя его подробным описанием. Ограничусь лишь тем, что гарантом этих свобод является государство и оно имеет право применять силу в отношении любой субгруппы общества, пытающейся отобрать эти свободы у другой субгруппы.

Четвертое правило

Ради защиты прав человека государство имеет право принуждать отдельные субгруппы придерживаться общих правил. Здесь мы всё ещё признаем, что как таковых общих ценностей для всех нет, но немедленно добавляем, что у государства есть право притеснять те субкультуры, которые нарушают базовые права человека. Например, есть общины, где нормально выдавать девушек, не достигших совершеннолетия, или делать им обрезания. У этих общин вроде бы есть свобода жить, как хочется, но оказывается, нет. Государство вооружается мета-нарративом «прав человека» и получает позволение беспрепятственно, легитимно монополизировать насилие в обществе и гнуть свою линию. Список этих самых прав можно найти в той же Всеобщей декларации прав человека.

Пятое правило

Каждый человек обеспечивается жильём, питанием и правом на медицину с учётом сбалансированных обязанностей. Невозможно представить хорошее общество, где люди бездомные люди умирают от болезней из-за отсутствия денег. Их нужно обеспечить вышеперечисленными минимальными удобствами. Желательно, передать это дело общине на добровольное снабжение. А если государству приходится оплачивать, то пусть оно через ваучеры или другие способы передаёт это дело рынку. Схем такого рода много, их можно выбрать на полях Больших моральных диалогов. Чтобы избежать паразитирования одних на ресурсах других, можно ввести систему прав и обязанностей. С правом на жильё, питание и медицину должно установиться также обязательство общественных работ и прочих схожих моделей вклада в общественное добро. Это не означает введение Закона о тунеядстве, а то, что, если у кого-то есть дармовые крыша над головой, еда и лекарства, значит кто-то за всё это платит. И чтобы не воровать друг у друга, а жить справедливо, надо за эти удобства платить чем можется.

Опять же история из моего опыта проживания в Англии, где безработные получают комнату и на пропитание по, кажется, 80 фунтов на неделю. У нас был сосед по квартире, который еженедельно получив эти ресурсы, как правило, сразу же тратил их на кокаин. Затем он ходил и клянчил some cash, чтоб ещё раз нюхнуть; и так продолжалось до тех пор, пока он однажды не устроил драку с другом одной из сожительниц и навсегда убрался из этой квартиры, так как суд запретил ему приближаться к ней на столько-то метров. С нами также жили закончившие университет работяги, которые просыпались в пять утра, чтобы успеть на поезд в другой город, отработать свои 9—17:00 и оплатить налог, чтоб государство обеспечивало этого наркомана. И я до сих пор не понимаю, где тут справедливость? Это вообще не похоже на хорошее общество.

В целом в хорошем обществе циркуляция денег из кармана одних в карманы и здоровье других посредством государства должно вестись на справедливых началах, а именно на основе «прав и обязанностей». Это рефлексия рождает следующее правило.

Шестое правило

VIA Institute on Character. Building Character Education in Schools: VIA Character.

(http://www.viacharacter.org/www/Character-Strengths-Old/Character-Education)

Несправедливо, например, по-моему, заставить религиозных людей платить налоги, которые пойдут на расходы по государственной помощи однополым семьям. Эта помощь может быть в виде как простой госуслуги вроде регистрации брака, так и денежной и прочей поддержки вообще категории семьи, куда в некоторых странах включены и однополые союзы. То есть можно как-то урегулировать поток денег одних в жизнь других, чтобы люди не платили за то, во что не верят. Это не касается базовых общих услуг из вроде армии, правоохранительных органов, всеобщей медицины и пр. Иначе говоря, можно создать несколько бюджетов согласно коллективным верованиям людей. Разумеется, одни люди не могут решить, на ком хотят женится или за кого выйти замуж другие. Но одним должно быть позволено не платить за определенные услуги в пользу других. Сторонники гомосексуальных браков также могут выбрать не позволить государству из их исчислений помогать религиозным семьям.

Таким образом, можно предвидеть, как появятся многочисленные суббюджеты по идентичности. Другой пример, вегетарианцы могут выбрать не платить за государственные субсудии в мясную и молочную промышленности. Или пацифисты могут выбрать не поддерживать армию деньгами, а понести за эту услугу повинность через общественно-полезную работу и т. п.

Решение, какие услуги являются общими и какие частными, то есть можно и не платить, опять же должно приниматься посредством Большой моральный диалог.

Седьмое правило

Чиновники должны отчитываться о своих доходах и имуществе. В случае незаконного обогащения — уголовная ответственность. Без комментариев, всё и так ясно.

Восьмое правило

Экология и окружающая среда должны защищаться так, чтобы не допустить решающего вредного влияния человека на природу. Иначе наши потомки не смогут дышать нормальным воздухом к концу сего столетия.

Девятое правило

Государство должно обеспечить доступ каждого к современному международному языку и к новейшим знаниям в любой сфере, чтоб у человека была возможность принимать проинформированные решения. Имеется в виду не образование, среднее или высшее, а скорее, доступ к уже накопленным на электронных или книжных носителях сведениям о, допустим, ведении бизнеса, садоводстве, правильном питании и пр. Бесплатные курсы английского (ибо сейчас он лингва франка) — тоже непременная услуга.

Я, например, сейчас в рамках волонтерского года в Германии беру бесплатные уроки немецкого; и владение этим языком существенно поднимет качеством моё жизни. Я смогу читать в оригинале немецких философов, — что сделает меня очень счастливым. Кстати, мы должны понять, что я утверждаю «государство должно это и то», я не подразумеваю, что эти «это и то» должны реализовываться с помощью именно государственных агентств, министерств, органов и прочих институтов. Вспомним первое правило хорошего общества: если община (добавлю здесь «или рынок») могут представить услугу, то государство не должно его исполнять, ограничившись лишь ролью заказчика-плательщика. Поэтому все упоминаемые здесь услуги могут быть переданы либо общине, либо рынку, либо, на худой конец, государству самому. И это должно решаться — вспомним правило второе, — через Большой моральный диалог. Курсы английского, например, можно передать рынку или преподавателям-волонтерам, кем я сам, между прочим, являлся некоторое время.

Правило десятое

В начальной и средней школе должно вестись преподавание характера [character education], элементы которого определяются через Большой моральный диалог. Я являюсь большим апологетом character education и могу часами говорить о его важности, обосновывая её десятками областями знаний и исследований, потому что в нём я вижу панацею оздоровления и о-хорош-ения таких обществ как российское и ему похожие.

Преподавание характера — это относительно новый тренд в педагогике и философии школьного образования и воспитания, хотя и о нём говорил ещё Аристотель, дававший образование характера Великому Александру Македонскому. На законодательном уровне эта инициатива закоренилась в США в 1994 году, когда character education был представлен как пилотный проект.25 Ныне этим подходом заинтересовалось Соединённое Королевство, министерство образования которого заказало провести исследование его эффективности в 2015—2016 учебном году.26

Преподавание характера — это, по сути, многократное повторение путём историй, игр, разных других школьных занятий и закрепление на уровне менталитета определенных качеств характера, способствующих увеличению общественного и личного добра (причём и в нравственном и в материалистическом значении этого слова). Вот одно из предлагаемых содержаний такой педагогики:

— критическое мышление,

— любознательность,

— мужество,

— толерантность,

— честность,

— доброта,

— лидерство,

— работа в команде,

— культура качества,

— оптимизм,

— юмор и мн. др.

Повторюсь, элементы преподавание характера определяются через Большой моральный диалог. В целом, для хорошего общества нужно постоянно формировать хороших люд, и преподавание характера является одним из самых эффективных методов на этом пути.

На этом всё.

Использованная литература

Amitai Etzioni, The Third Way to a Good Society.

Peter Berger, Richard Neuhaus. To Empower People: From State to Civil Society.

Richard A. Musgrave. «A Multiple Theory of Budget Determination’. FinanzArchiv / Public Finance Analysis, New Series, Bd. 17, H. 3 (1956/57), 333—343.

Walter Lippmann. An Inquiry into the Principle of the Good Society.

Berry Knight. Rethinking Poverty: What Makes a Good Society?. 2017.

Alan Draper, Ansil Ramsay. The Good Society: An Introduction to Comparative Politics.

VIA Institute on Character. Building Character Education in Schools: VIA Character.

(http://www.viacharacter.org/www/Character-Strengths-Old/Character-Education)

Два закона, которые в России надо принять как можно скорее

Эссе на летнюю школу GaidPark 2016

Цель — придумать такой закон, чтоб разом решить все общественные проблемы современной России. Чтоб достигнуть этого, надо:

1) определить, что это за проблемы,

2) определить их причины возникновения,

3) поразмыслить над тем, как можно их решить одним законом, который

3.1) не раздражит власть имущих и

3.2) будет исполняться,

4) сформулировать этот закон, описать его временные и пространственные границы.

Определяем общественные проблемы России

В целом современное российское государство дисфункционально, то есть основные функции человеческого общежития в этом обществе не выполняются. Кратко рассмотрим несколько из этих расстройств.

1) Коррупция в лице взяточничества. Ради личных материальных и нематериальных интересов люди обходят закон, платя тем, кто должен за исполнением этих законов следить, для того, чтоб последние игнорировали нарушение закона. Взяточничество распространено здесь во многих важных сферах социальной жизни: полиция, здравоохранение, образование, соцзащита, армия, разные министерства и т. п. Доказательства для этого утверждения считаю не нужным здесь приводить, ибо всё и так налицо. Вред взяточничества в том, что 1) социальные институты парализуются от таких практик, не могут свои функции нормально нести, 2) взятка не регистрируется, от этих денег в бюджет исчислений не происходит, 3) общество два раза платит за одну и ту же государственную услугу — через налоги и непосредственно через взятку, 4) время и энергия, потраченная на лоббирование взяточничества (нахождение связей, с помощью которых можно обойти закон через взяточничество, и пр.), не приносят ничего позитивного экономике, 5) появляется не здоровое неравенство доходов среди населения (одни из-за своих госдолжностей получают как можно больше денег через взятки, другие — нет), 6) всё это негативно влияет на общество, делая его озлобленным, появляется убеждение, что Homo homini lupus.

2) Импотенция законов и правил. Законы и правила, принимаемые этим обществом, не исполняются самим же обществом. Каждый гражданин может привести десяток примеров массового неисполнения законов, за этим не считаю нужным демонстрирование доказательств этого утверждения. Массово нарушаются законы не только административные, уголовные, в целом от государства, но и неписанные вроде этического кодекса, правил безопасности, религиозные предписания и пр., то есть система всех тех ограничений, кою общество на словах для себя принимает. Вред массового несоблюдения законов в том, что 1) ну реально homini homo lupus — в этом обществе человек постоянно находится в физической, моральной и материальной опасностях, ибо нет гарантии, что принятые закон или правило соблюдается другими членами общества, 2) социальные институты вроде вышеперечисленных не работают правильно, разные потребности общества не удовлетворяются, ибо в механизмах их работы — законах и правилах каждой отдельной госфункции — постоянно происходят сбои, 3) невозможно урегулировать появляющиеся в обществе беспорядки посредством новых законов — они тупо не будут исполняться, 4) опять же озлобленность общества — есть законы, а не работают: диво дивное!

3) Хищение бюджета республики, то есть общественного дела. Деньги, выделяемые из бюджета на развитие отдельных общественных сфер или регионов и обеспечение функционирования этих отдельных сфер, тупо присваиваются теми, у кого есть доступ к дойной корове в лице госбюджета. Отличная отражение этого в искусстве — фильм Дурак (2014). Другой пример такой хищи: феномен «мёртвых душ» в разных госучреждениях, когда из бюджета выходят деньги на оплату труда лиц, которые вообще-то не работают, не приносят пользы обществу, ибо их на этих должностях в реальности нет. Тоже диво дивное. Или: такая же история с выводом из бюджета денег на инвентарь, который стоит в сотни раз дешевле или вообще ничего не стоит, ибо его помпезное описание на бумаге не соответствует его удручающему небытию. Или присваивание налоговых денег, когда эти деньги не доходят в бюджет или доходят частично из-за того, что жадный волк в лице налогового инспектора или иного чиновника откусывают от него. Или, или, или… Вред расхищения бюджета в том, что 1) доступный экономический и неэкономический рост отдельных сфер и регионов искусственно останавливается, 2) функция института госбюджета работает неправильно, 3) снова не здоровое неравенство доходов.

(Извините за мой корявый русский).

Определяем причины возникновения таких реальностей

Итак, почему в России всё это имеет место быть? Чтоб ответить на ответ вопрос, зададимся другим вопросом: что общего у всех явлений? Ответ: они сами по себе, вне осуждения или одобрения, представляют собой единицы человеческого поведения. Вот, дал человек взятку — есть единица поведения, нарушил человек закон — другая единица поведения, прикарманил человек из бюджета — третья единица поведения. Единицы таких поведений возможны в любых обществах, просто в России они тотальны, массовы. Тогда вопрос: почему масса, большая часть общества ведёт себя так? Что определяет модели поведения в данном обществе? Мой тезис, который я постараюсь навязать вам в этом тексте, таков: это определяющая сила есть менталитет российского общества, то есть то множество верований, ценностей и отношений к вещам, которые обнаруживаются в головах большинства населения. Какие эти верования, ценности и отношения к вещам? Чтоб ответить на этот вопрос, я обращусь к исследованию американского учёного Лоуренса Харрисона, кто вместе с другими иностранными социологами вывел таблицу менталитета двух разных обществ:

· общества, кое склоняется к процветанию и справедливости,

· и общества, кое сопротивляется этим благам.

Лоуренс, послуживший в шестидесятые и семидесятые годы в миссиях агентства США по международному развитию в разных нищих, диктаторских странах третьего мира, уже к концу девяностых успел извлечь из такого опыта кое-какие базовые умозаключения о причинах отсталости и развития разных стран мира и выпустить несколько книг по этой тематике, чтоб поделиться результатами своих исследований со всем академическим миром. Его объяснение всех проблем несвободных, бедных стран мира простое — люди в этих социумах имеют такие реалии из-за того, что их мировоззрение состоит из таких ценностей, верований и отношений к вещам, которые и приводят к отсталости и прочему злу неблагополучных обществ.

Ниже таблица из книги The Central Liberal Truth (2006). Please take your time and scrutinize it.

Человек, осмысленно взирающий на сию таблицу, не может не увидеть Россию в столбике «регрессивная культура». Здесь и Россия, кою «умом не понять», и эластичный этический код, и сосредоточение власти в руках одного человека, и всё остальное. Мне кажется, это исследование Харрисона очень кратко и точно описывает первопричины реальностей в России. Но здесь появляется вопрос: а почему в России именно этот тип мировоззрения у большинства населения? Чтоб ответить на этот вопрос я обращусь к не очень либеральному, даже антизападному Александру Дугину. (Подозреваю, господа, вы его недолюбливаете; однако, призываю вас быть open-minded). У него есть книга под названием «Археомодерн» (2011), в которой у пытается доказать, что современная Россия есть результат наложения европейского модерна на исконную русскую архаику. Под архаикой он понимает те черты мировоззрения, и, следовательно, мироустройства (ибо мироустройство строится на мировоззрении), которые двигали русским обществом до прихода Петра Первого. Здесь доминация религии во многих сферах жизни, самодержавный царь — помазанник бога, Москва — Священный Третий Рим, не знающая понятия прогресс темпоральность, патриархальность, экономика дара (прототип взятничества) и пр. Под модерном же — секулярность, разделение властей, гражданское общество, права человека, прогресс, просвещение, рыночные отношения и пр. По Дугину начиная от Петра, через Екатерину, прочих просвещенных монархов, Ленина и Сталина, кто в стремлении ликвидировать архаику и царя свергли, и зажиточное крестьянство как класс убрали, и насильную индустрализацию провели, и понятие прогресса для русского мужика представили, и так дальше до Егора Гайдара, кто вводил окончательные штрихи модернского мироустройства, вроде рыночных отношений, многие политики накладывали на русскую архаику модернское мировоустройство. И вот получалось общество археомодерна, где институт власти вроде в рамках модерна — разделение властей, а на самом деле Путин царь-божий помазаннкик, вроде губернаторы или президенты отдельных республик — а на самом деле феодалы, вроде рыночные отношения — а там фиг поймешь что. В этом общество ничто не соответствует своему названию, чиновник не слуга общества, республика есть не общественное дело, права человека пустой звук, полиция сама есть одна большая преступная группировка, суды производят несправедливость, федерация есть империя. Здесь все понятия, руководящие обществом, стёрты, потеряли своё первоначальное значение.

Вот цитата из книги Археомодерн:

Итак, это общество основано на лжи, где ложь является главным и фундаментальным содержанием всего процесса. Это объяснение меня убеждает. В то время, как либералы, начиная от Тютчева, кто «умом Россию» понять не мог, разводят руками в своем ступоре и гневе перед несоответствием реальности тому, что написано в конституции (а constitutio от латинского означает «устройство»), такие интеллектуалы, как социолог Дугин (как он сам себя называет), смотрят в корень и одним концептом охватывают всю дурь современной России. Правда, выводы, которые делает отсюда Дугин, по мне, неутешительные. Он сторонник консервативной революции, возрождения Великой Руси; отсюда его православие (борода, пр.), империализм — евразийство и антизападничество. Но надо ему отдать по праву — он говорит то же самое, что и Харрисон, только другими словами.

Чтоб еще больше подкрепить свой тезис о том, что проблемы современной России от менталитета большинства населения, приведу цитаты из разных источников, которые также утверждают, что обществом правит его мировоззрение, культура, менталитет или коллективное сознательное/бессознательное. Цитата из книги Culture and Social Progress (1928) Кирка Фолсома (стр. примерно 30—40, точно не помню):

Другая область знаний, продвигающая тот же самый тезис, — Нейро-Лингвистическое Программирование. НЛП утверждает, что изменив свое личное мировоззрение, человек меняет и личное мироустройство. Установки вроде «думай позитивно», «работай для своей мечты», «твоя жизнь в твоих руках», «ментальные карты субъективны», «начни вести себя по другому» и пр. все попадают в категорию «прогрессивной культуры» Харрисона. Многие люди в России, хлебнув этого из книг или семинаров по саморазвитию, действительно меняют свою жизнь к лучшему; то есть переходят из регрессивной ментальности к позитивному. Хотя и НЛП не затрагивает такие вещи так мораль и этика и навязывает тотальный успех как Абсолют, надо отдать ему должное: оно очень успешно в том, чем занимается.

Ещё источник: книга Гении и Аутсайдеры (2008) Малкольма Гладвелла. В шестой главе, где он рассказывает историю про культуру чести есть следующий пассаж:

Ещё один русский светоч русской истины, Андрей Синявский (Абрам Терц) в своей книге Основы Советской Цивилизации (2002 — посмертное издание), где среди прочего подчеркивает религиозность коммунизма, мистическую и словно от-бога власть Сталина, пишет про то же самое, что и Дугин (страницы цитат забыл, прошу прощения):

Другой знаток постсоветской, включая российской, социальной онтологии Каха Бендукидзе в своем Ковре пишет:

Ещё: и азербайджанский писатель и опытный работник правоохранительных органов (оттого и детективы пишет) Чингиз Абдуллаев в интервью газете Üç Nöqtə от 12 августа 2006 года на вопрос «А как вы относитесь к [нашему, азербайджанскому] менталитету?» ответил:

И напоследок процитирую Иммануила Канта (как же без него — глашатая Просвещения?). В эссе «Что такое Просвещение?» (1784) Кант отмечает:

Итак, как видно из приведенных цитат, западные авторы, говоря о зависимости мироустройства общества от его мировоззрения, больше акцентируют своё внимание на культуре (как совокупности ценностей, верований, установок). Русские же интеллектуалы, вдобавок вообще постсоветским, обращают внимание на ложь, несоответствие реального мироустройства тому, что вербализируется, без зазрения муссируется. Но в целом и те, и другие доказывают один и тот же тезис: корнем и развития, и отставания общества является его ментальные черты. Это ответ на вторую из поставленных задач, а именно «определить причины таких реальностей». Причина — менталитет российского общества.

Поразмыслим над тем, как можно на основании полученных результатов одним законом устранить первопричину бед российского общества (при том этот закон должен 1) не раздражать власть, не провоцировать репрессии и 2) будет исполняться, а не игнорироваться как большинство других законов).

— Ну менталитет, ну мышление людей, ну и чё? Всё это мы и без тебя слышали, — скажете вы.

— Да, — отвечу я. — Да.

Господа, поняв с чем мы имеем дело, можно этой понятой субстанцией оперировать. Получив результат: «виноват менталитет», я выдаю решение: «значит, надо менять менталитет». «А как?», — спросите вы. «Да», — отвечу я, — «Да-а».

Надо смотреть на возможные пути изменения менталитета целого общества. Согласно той же The Central Liberal Truth Харрисона, кто с целой группой ученых эту тему в течение нескольких лет интенсивно изучал, менталитет от поколения к поколению передаётся через четыре основных канала: 1) родительское воспитание (ребёнок больше времени проводит со своими родителями, и, естественно, самое большое влияние на формирование его мировоззрения имеют эти самые старшие), 2) образование — средняя школа в основном (целых 11—12 лет ребенок почти каждый день проводит 5—10 часов в школе, и практики тамошние, мировоззрение учителей тоже влияет на его мышление и поведение), 3) СМИ (третий по интенсивности и силе влияния источник моделей поведения и вообще мировоззрения есть СМИ — там телевизор, радио, интернет, соцсети, кумиры и т.п.) и 4) ровесники ребёнка (с ними он тоже обычно проводит много времени и, следовательно, подвержен их влиянию, может перенять их поведение, ценности и т.п.). Итак, 4 канала передачи менталитета.

Идею изменить менталитет ныне живущих поколений мы сразу отбрасываем — это невозможно. Фокусируемся на тех, кто родится через 10—15 и больше лет. Как можно добиться того, чтоб эти будущие поколения росли на принципах «прогрессивной культуры», то есть того мировоззрения, который будет соответствовать конституции РФ? Опять же, 4 канала. На какие из них мы, обычный студент — я — и читающий это человек, можем повлиять таким образом, чтоб эти каналы передавали будущим поколениям адекватный менталитет? Ну я так понимаю, на два из них, а именно 1) на школьное образование и 2) родительское воспитание.

Выводы: 1) нужно принять закон о введении в школьную программу предмета под названием «Здоровый Менталитет» и 2) нужно принять закон, обязывающий все пары, вступающие в брак пройти и сдать экзамен по курсу «Здоровый Менталитет в Воспитании».

Целью обоих законов является в течение минимум сотни лет обеспечить передачу новым поколениям здорового, адекватного менталитета, на основании которого они дальше пойдут в люди, займут разные функции в обществе и будут эти функции согласно их определениям выполнять, ибо они еще с детства будут воспитаны на принципе соответствии номинального реальному. И в течение 100 лет в поколение от поколения этот здоровый менталитет еще больше упрочится. Если, например, первое поколение, прошедшую через такую обработку, своим поведением понизит уровень коррупции, скажем, на 50 процентов, то следующее на 45, а после на 30, а еще дальше на 20 и так далее до показателей стран, кои ныне называют развитыми. Если человеку с пятилетнего возраста долбить, что давать-брать взятку или нарушать принятые законы и правила плохо и опасно, то он к двадцатилетию, услышавши эту заповедь миллионы раз, примет её как единственно правильную. Так и воспитываются дети на Западе — в США, Англии, где я имел опыт общения и с подростками, и молодыми людьми, и взрослыми воспитателями. Они просто не могут понять, как можно нарушить общепринятый закон. Для них русское «нельзя, но можно» — это срыв башки.

Примечательно, эти законы никого не трогают, никого не критикуют, не сложны в исполнении. Задача решена!

— Идея пробивная, — скажете вы. — Но как претворить её в жизнь?

— Эти технические стороны, — отвечу я. — Дело за малым.

Сформулируем эти закон, опишем их временные и пространственные границы

Итак, первый закон — о предмете бла-бла в средней школе. Что нужно, чтоб претворить её в жизнь?

1. Составить программу этого предмета.

2. Подготовить учителей, к кого у самих будет здоровый менталитет, чтоб затем его другим передать.

Для этого я предлагаю открыть университет, где обе этих задачи можно будет решить: произвести на раз и всегда одну программу и регулярно производить соответствующих учителей.

Второй закон — об обязательных курсах здорового менталитета в воспитании для будущих родителей. Что нужно, чтоб претворить в жизнь её? То же самое: 1 и 2. И то же самое для достижения этих 1 и 2.

Короче, открываем университет, подготавливаем там на основе вышеприведенных исследований программы здорового менталитета для будущих родителей и непосредственно самих детей, готовим учителей и посылаем их по всей федерации учить новые поколения новых моделям поведения, новым ценностям, верованиям и тп. И когда эти вырастут и займут должности чиновничьи и прочие они будут вести дела совсем по иному, чем нынешние, ибо они будут воспитаны на других началах. Здесь нет гранд нарратива, в этом проекте человек воспринимается как машина, в которую можно написать определенную программу и дальше пустить его по жизни автоматически снова и снова эту программу в жизнь претворять.

Как добиться принятия этих законов в нынешней России? Просто, в течение нескольких лет эти законопроекты лоббировать: обсуждать их в интернете, на Эхе Москвы, других СМИ, добиться их внедрения в публичный дискурс. Затем начать продвижение в парламент: писать письма, находить связи с депутатами, кто согласиться законопроекты эти в парламенте провозгласить и защищать. И так, думаю, в течение 10—20 лет можно добиться их принятия. Эти законы в России надо принять как можно скорее.