«… я так сильно обрадовался, что готов был спустить его штаны и целовать ему член!» — довершил свой рассказ весёлому застолью бывший чекист, ныне же начальник отдела Министерства Национальной Безопасности города N. При этом его лицо сияло радостью, и громкий смех, исходящий из его вибрирующего жирного живота, означал на языке этого великана большое облегчение, какого никакой человек никогда и не испытывал.
Всё началось с того, что в одну ночь, когда он в очередной раз по профессиональной привычке проверял сумку своего пятнадцатилетнего сына, в самом дне её обнаружилась помятая, будто специально глубоко запрятанная бумажка, на которой большими буквами было написано: «Я ГЕЙ!»
Он был ошарашен. За двадцать с лишним лет службы в органах он навиделся самых гнусных, бесчеловечных, непристойных историй, имел дело с беспринципными, лживыми преступниками, но сердце и разум его всегда оставались хладными, сантименты притуплены, — так требовала работа. Но эта новость, касавшаяся лично его, его чести и чести сына — по его пониманию, — с самых первых мгновений привела его в чрезвычайно сильные чувства: ярость, стыд, беспокойство за доброе имя сына и себя, еще раз стыд, сильный стыд, какого он никогда не чувствовал, досада на себя, что не смог воспитать достойного сына, и гнев, и отчаянье, обессмысливающее всё, что он имеет, — всё смешалось и будто вихрем переживаний пронеслось по его самосознанию. Ноги подкосились, земля из-под ног ушла, в глазах помутилось, и он еле перешёл в гостиную, чтоб сесть на диван и попытаться как-то справиться с этим незнакомым состоянием.
На кой чёрт ему весь свет, если его собственный сын, из его собственной спермы, в пятнадцать лет признаётся, что он гей?
«Надо его разбудить и расспросить!»
«Лучше бы он умер…»
«А девушками он когда-либо интересовался?»
«А вдруг он хочет убить себя?!»
«Он же всегда побрит, выщипывает, наверное…»
«Это всё чертов интернет влияет на них, всё эта Америка, Европа…»
«В роду же нашем такого не было никогда…»
«Хотя! дядя же его маныс!»
«Надо было еще в детстве его в бокс отдать!»
«Ay Allah!..»
Утром следующего дня он позвонил сыну и предупредил, что вечером будет игра и чтоб он обязательно взял своих друзей. «Хочу пообщаться с твоими друзьями», — сказал он.
После игры он, послав сына за чем-то куда-то, собрал вокруг себя его друзей и стал тихо-мило расспрашивать их о своем чаде.
«Друг за друга в драках заступаетесь? Он драку затевал?»
«Есть у него девушка?»
«Вместе покупаете одежду?»
«С кем он больше всего общается?»
«Ходили по бабам?»
«Пьете? Курите?»
«Да что вы, не стесняйтесь, все мы были молодые…»
«Контрацепцией пользуетесь?»
Ребята, конечно, краснели от вопросов. Всё пытались поменять тему разговора. Бывший чекист не получил ни одного удовлетворительного ответа, который бы полностью снял его беспокойство, показав что сын никакой не гей. Эта мысль ужасно мучила. Он больше не мог терпеть неясность.
«Самые настоящие друзья?»
«Да, ребята, я нашёл бумажку в его сумке, и на ней было написано «Я ГЕЙ!»
Ребята расхохотались, ударяли друг друга по плечу, всё спрашивая, мол, кто это сделал, и не думали остановиться. Он смутился.
Бывший чекист, ныне же начальник отдела МНБ города N довершил свой рассказ весёлому застолью: «Оказывается, это его одноклассники ему на спину приклеили эту бумажку, пошутили так… Узнав это, я так сильно обрадовался, что готов был спустить его штаны и целовать ему член!» При этом его лицо сияло радостью, и громкий смех, исходящий из его вибрирующего жирного живота, означал на языке этого великана большое облегчение, какого никакой человек никогда и не испытывал.
В очень далёкие времена в очень недалёком царстве, где, впрочем, правил вполне далекий царь, одна девочка ходила на подготовку по русскому и литературе. В общем, и она сама, и её родители, и репетитор сам объяснял это желанием хорошо подготовиться ко вступительному экзамену и поступить в вуз, то есть девочка была абитуриентом. Многие ошибочно видят в этом прямую причинно-следственную связь, мол, раз ходишь на подготовки, значит, поступишь. Клянусь вполне далёким царем очень недалёкого царства, это — ложь.
Так вот, девочка по той или иной причине ходила на подготовку по русскому языку и литературе.
Первый месяц её хождения по подготовкам кончился, и репетитор, естественно, ждал честно-заработанный aylıq, то бишь месячную оплату. Девочка не приносила деньги, мало того, она даже не знала, что айлыг необходимо класть в конверт, который, опытные это знают, необязательно покупать в далёких почтах очень недалёкого царства; конверт можно было самой приготовить из белой, непременно не измаранной, бумаги. Девочка этого не знала. Как же она могла? Ведь это был первый месяц её хождения по подготовкам.
Второй месяц тоже прошёл, и репетитор, опять же естественно и теперь даже с большей степенью естественности, ждал айлыг за два месяца. Репетитор был по натуре добрый и понимающий, эмпатирующий человек. Он понимал непреодолимую тягу родителей очень недалёкого царства обеспечить своих чад шансом подготовиться и сдать вступительный эхам в вуз. Конечно, в очень недалёком царстве далёкого правителя были такие родители, кто еле сводил концы с концами и иногда aylığı gecikdirirdi. Репетитор по опыту знал, что каждый год таких семей бывает обязательно по несколько и что aylıqlar могут иногда gecikmәk. Но не отправлять айлыг уже второй месяц репетитор воспринимал как неуважение своего труда. В конце концов, образование, обучение кого-то хоть и дело благородное, но не бесплатное же. И уже второй месяц так.
Репетитор позвонил девочке домой.
У девочки дома узнали, что она уже второй месяц не несёт айлыг репетитору. В то время за один айлыг можно было бы купить 5 кг не птичьего мяса и 400 птичьих яиц. (Задача математикам: сколько стоит 1 кг мяса, если цена одного яйца 10 копеек?) Это не означало, что девочка взяла айлыг за два месяца и потратила эти деньги на 10 кг мяса и 800 яиц; нет! что за бешеная мысль? Родители девочки сразу бы отбросили её.
Очевидно было, что девочке эти деньги были нужны на что-то другое. Многие могут предположить, что если бы это происходило в очень далёком царстве, то девочке деньги могли бы понадобиться на аборт, но в очень недалёком царстве существовал табу на секс до брака. А девочка пока не выходила замуж. Версию аборта родители тоже отбросили бы.
Но что тогда? Зачем девочке нужны были эти деньги? Мать сокрушалась, что вот же они её всем обеспечивают: и едой, и крышей, и аксессуарами, и макияжем, и прокладками. Что же ей еще нужно? Мать не понимала, что может быть нужнее всего шестнадцатилетней девочке. Отец нервно курил на сторонке. Девочка не отвечала на вопросы.
Впрочем, репетитор оказался проворным. Через свои контакты он узнал, что у девочки есть содержанец, которому она уже второй месяц сливает айлыг за все подготовки. Обмен вполне элементарный: она ему деньги, он же ей любовь в разных проявлениях: смски, что-то похожее на отношения тинейджеров из американских фильмов. Репетитор, в свою очередь, слил эту информацию родителям. В очень недалёком царстве он был вторым, после царя, далёким человеком.
Отца девушки настиг инфаркт миокарда.
Весь абитуриенто-репетиторский истеблишмент стал злословить за девочкой. Мол, ай-ай-ай, какая же она птичка, невоспитанная, ill-mannered, etc. Парня никто публично не дешифровывал, хотя и все знали его. Другие lay парни ему завидовали, другие лживые девочки мечтали о нём, мол, дышать воздухом одного и того же города.
Девочка перестала ходить на подготовки, перестала готовиться ко вступительному экзамену. Вскоре её обручили за жениха на 10 лет старше, и она обречена на жизнь с нелюбимым челом.
Эти недалёкие люди, которые обрушились на девочку, коей нужна была любовь, кою её семья заменяла 4 умножить на 400 яиц и 5 кг мяса ежемесячно, составляли основной constituency очень недалёкого царства, которое далёкий царь, персонофицируясь с ним и проецируя свою личность на него, пытался потащить далеко.
Декабрь, 2014