Эгоист

Глава 2

Час, необходимый для поездки на вокзал и обратно, еще не истек, а к вилле уже возвратился экипаж. И тотчас в гостиную, где находилась Джесси, вошел ее дядя с гостем.

Зандов, видимо, нисколько не был взволнован свиданием с братом, с которым не виделся в течение долгих лет: черты его лица были так же неподвижны, а тон так же холоден, как обычно, когда он представил друг другу «господина Густава Зандова» и «мисс Джесси Клиффорд».

Гость приблизился с вежливым поклоном к юной хозяйке дома:

— Могу ли я надеяться на дружественный прием в этом доме, мисс Клиффорд? Правда, я здесь совсем чужой, но привез вам привет из той страны, где родилась ваша матушка. Пусть же это будет моей рекомендацией.

Эти слова были произнесены не только вежливо, но и тепло, почти сердечно. Джесси удивленно взглянула на гостя, но его испытующий, пронизывающий взгляд тотчас же охладил ее любопытство, напомнив об истинной причине этого знакомства. И она с холодной учтивостью ответила:

— Надеюсь, мистер Зандов, ваше морское путешествие прошло благополучно?

— Великолепно! Океан удивительно спокоен, плыть на корабле чрезвычайно приятно, да и во время всего пути по суше до города стояла прекраснейшая погода.

— Вероятно, поэтому-то ты и добирался сюда так долго? — вмешался в разговор Франц Зандов. — Ты исколесил Америку вдоль и поперек, как настоящий турист; мы ожидали тебя еще две недели тому назад.

— Но ведь нужно же узнать страну и народ! — возразил Густав. — А разве мне следовало поспешить?

— Вовсе нет! Я совершенно не против того, что ты останавливался в крупных городах. Всегда полезно завязать личные отношения с теми, с кем мы ведем дела. У меня, к сожалению, не хватает времени на это, но ведь я снабдил тебя достаточными рекомендациями... Что там? Депеша?

Последние слова были обращены к лакею, который вошел в комнату с только что полученной телеграммой в руках.

Пока Густав и Джесси обменивались обычными светскими любезностями, Зандов-старший прочел депешу.

— Я должен покинуть вас на полчаса. Нужно срочно решить один деловой вопрос. — предупредил он.

— Сегодня? В воскресенье? — удивился Густав. — Разве ты и в такой день не даешь себе отдыха?

— Да зачем он мне? Расслабившись, можно упустить что-нибудь важное. По воскресеньям, когда наши конторы закрыты, я обычно приказываю направлять сюда дела, не терпящие отлагательства. Ты ведь, Густав, кажется, посетил фирму «Дженкинс и Компания» в Нью-Йорке? Эта телеграмма от них. Потом я еще поговорю с тобой об этом, а пока оставлю тебя с Джесси. До свидания!

С этими словами Зандов-старший сложил депешу и вышел. Брат посмотрел ему вслед с крайним изумлением.

— Однако здесь не балуют родственной любовью! — сухо заметил он, обращаясь к Джесси.

— Но ведь вы же должны хоть немного знать своего брата! — возразила она, так как уже давно привыкла к тому, что у ее опекуна дело всегда было на первом месте.

— Да, это верно, но все же в Европе он был несколько внимательнее. Мне казалось, я вправе рассчитывать на то, что хотя бы первый час нашей встречи мы проведем вместе.

— Вы, наверное, устали после трудной дороги? — сменила тему Джесси, стремясь избежать этой неожиданной и нежелательной беседы с глазу на глаз. — Ваши комнаты приготовлены; если вы, может быть, желаете...

— Благодарю вас! Я нисколько не устал. В сущности, у меня есть все основания благодарить господ из «Дженкинс и Компания» за то, что они своей депешей доставили мне удовольствие побыть с вами. — Густав, пододвинув себе кресло, сел напротив Джесси.

Однако ни веселый, непринужденный тон гостя, ни его привлекательная внешность не могли победить холодную сдержанность девушки. Ее не удивило то обстоятельство, что гость оказался значительно моложе ее опекуна, — она знала, что Густав родился от второго брака своего отца. Действительно, старший Зандов начал уже вторую половину жизни, тогда как его брат едва лишь разменял третий десяток. Его внешность вполне соответствовала тому портрету, который висел в комнате Зандова-старшего. У него была сильная, мужественная фигура, приятное интеллигентное лицо, темные волосы и блестящие карие глаза, красивые и выразительные. Но именно эти глаза не понравились Джесси, так как она инстинктивно чувствовала, что скоро они подвергнут ее своей строгой оценке. Внимательный взгляд Густава, так поразивший ее в первый момент знакомства, не отрывался от ее лица. Очевидно, Зандов-младший решил исследовать теперь «первый пункт контракта», который олицетворяла Джесси, и этого было вполне достаточно для того, чтобы вызвать раздражение у нее.

— К сожалению, я совершенно не знаком с вашей родиной, — начал беседу Густав. — Я неопытный европеец, словно с неба свалился в Новый Свет и позволяю себе надеяться на то, что вы любезно поможете мне хотя бы немного сориентироваться в этой новой для меня стране.

— Вы рассчитываете на мою помощь? Мне кажется, ваш брат и лучше, и более точно просветит вас, чем я.

— Без сомнения, если речь пойдет о делах, но во всем остальном Франц кажется мне неприступной скалой. А ведь есть и множество других сторон американской жизни, с которыми я хотел бы между делом познакомиться.

«Между делом»! Ну да, конечно, так же «между делом» должен состояться и брак, союз на всю жизнь, который другим людям обычно представляется как нечто высшее и самое святое! «Неопытный европеец», видимо, вполне разделяет точку зрения своего американского братца.

— Вероятно, вас привели сюда исключительно дела? — не без иронии спросила Джесси. — Насколько я знаю, вы предполагаете в скором времени начать работу в нашей фирме?

— Совершенно верно! Мой брат поставил передо мной обязательное условие.

— Условие? Разве вы не были абсолютно независимым, мистер Зандов? Ах да, я и забыла! По всей вероятности, дело касается наследства моего опекуна?

Укол не остался незамеченным — внезапная вспышка темных глаз Густава выдала его негодование, но, овладев собой, он спокойно ответил:

— Совершенно верно, речь идет о наследстве. Я действительно рисковал бы им в случае отказа. Мой брат мог бы завещать все свое имущество какому-нибудь благотворительному учреждению, если бы я не подчинился его воле.

Джесси не знала, изумляться ей или возмущаться той откровенности, с которой этот человек, которого она знала всего несколько минут, признался, что прибыл сюда исключительно ради денег. И это он говорил ей, девушке, рука и состояние которой тоже предназначались ему! Возмущение взяло верх в Джесси, и она воскликнула:

— А я и не знала до сих пор, что в Германии люди так расчетливы!

— Да, слава Богу, наконец-то и мы стали практичны! — невозмутимо заметил Густав. — Для этого понадобилось немало времени, но теперь мы делаем большие успехи. А вы, кажется, осуждаете нас, мисс Клиффорд?

— Нет, но я знала с совершенно другой стороны ту страну, где родилась моя мать, страну, которую она научила меня любить как свое второе отечество.

-— Конечно, эта страна существует в вашем воображении — она идеальна. Не стану отрицать, что и такая Германия еще существует. Но, в общем, у нас решительно рвут с идеалами. Осталось совсем немного тех, кто еще продолжает верить в них.

— Вот именно поэтому-то эти немногие и должны были бы крепче сплотиться вокруг знамени, которому грозит опасность, и пожертвовать своей кровью и жизнью для его спасения.

Эта фраза прозвучала несколько необычно из уст юной девушки, но, очевидно, была понята Густавом. Его глаза вновь вспыхнули, но на сей раз с нескрываемым удивлением:

— Ах, какая любезность! Цитата из моей статьи! Значит, вы знакомы с моими произведениями?

— Ведь вы пишете для одной из крупнейших газет, — холодно заметила Джесси, — а ее всегда читали в моем родном доме. Но вот именно потому, что я знала вашу статью, меня поражает, как скоро и решительно могли вы порвать все связи с родиной.

— Вы имеете в виду мой контракт с газетой? — уточнил Густав. — Да, правда, это было не так-то легко, но в конце концов там подчинились моему желанию. Будет ли одним журналистом в Германии больше или меньше — уже неважно, и мое перо давно замещено другим, быть может, лучшим.

Джесси сжала губы. Ее раздражала эта нарочитая непонятливость гостя, а еще более возмущало ее то, что он следит за каждым ее жестом и словом. Правда, он старался делать это ненавязчиво и время от времени отводить взгляд, ведя оживленную беседу. Тем не менее у Джесси было такое ощущение, словно Густав Зандов буквально-таки исследовал ее характер, и, теряя обычную сдержанность, она начинала все более горячиться.

— Находясь на родине, я и не предполагал, что имею по ту сторону океана такую внимательную читательницу, — любезно поклонился Густав. — Но раз уж вы отозвались о моих сочинениях так лестно, то я желал бы выслушать и вашу критику. Ранее вы заметили, что любите мою родину как свое второе отечество, и это позволяет мне надеяться на то, что вы испытываете симпатию ко всему, что я защищаю своим пером.

— Но ведь вы отказались от профессии журналиста ради другой, более выгодной! — кинула ему Джесси.

— Да, я уступил силе обстоятельств. Многие меня не одобряют, но, быть может, писатель найдет в ваших глазах больше милости, чем сотрудник торгового дома «Клиффорд и Компания».

— Во всяком случае, я удивляюсь той легкости, с которой один превращается в другого! — возразила девушка, окинув своего собеседника уничтожающим взглядом.

Однако Густав, по-видимому, не собирался так легко сдаваться. Он спокойно выдержал этот взгляд и ответил с юмором, что еще больше возмутило Джесси.

— Как я вижу, вы настроены критически, — произнес он, — но в таком случае я тем более должен прислушаться к вашим доводам. Будьте любезны, мисс Клиффорд, не скрывайте своего мнения обо мне! Я настаиваю на том, чтобы услышать свой приговор.

— Самый откровенный?

— Да, без всяких стеснений!

— Ну так слушайте, мистер Зандов! Сознаюсь вам, что все статьи, выходившие из-под вашего пера, я читала с полнейшей симпатией до того момента, когда вы приняли предложение своего брата. Мне такое и в голову не могло прийти! Я думала, что человек, столь ярко выступающий в защиту своего отечества, как это делали вы, столь энергично борющийся за его права, столь громко зовущий других к познанию своего долга, должен оставаться у своего знамени, в верности которому он раз присягнул. Как смеете вы покинуть родину ради личной выгоды? Я не могла предположить, что перо, начертавшее столь восторженные фразы, в будущем станет записывать лишь скучные цифры, что бесстрашный борец добровольно сложит оружие и сойдет со своего почетного пути, чтобы занять место за конторским столом! До последней минуты я сомневалась и сейчас вынуждена признать, что в моей жизни не было разочарования сильнее!

Как ни была возбуждена Джесси, она все же чувствовала, что оскорбляет сидящего перед ней человека, но это ее сейчас вовсе не волновало. Она видела в Густаве Зандове лишь своего противника, навязанного ей искателя ее руки, которого она во что бы то ни стало хотела устранить. Пусть он с первого же часа почувствует, как глубоко презирает она и его лично, и его эгоизм! По крайней мере тогда не останется никакого сомнения в том, как она расценивает его брачные планы. Это единственный способ оградить себя от этого сватовства.

Однако Густав, похоже, не прочувствовал всех оскорблений; он оставался по-прежнему спокойным и невозмутимым.

— Мисс Клиффорд, вы — дочь купца и одного из владельцев большого торгового дома, а между тем, по-видимому, испытываете не особенное почтение к цифрам и конторскому столу, — заметил он, как ни в чем не бывало. — Мой брат был бы возмущен вашим пренебрежением, я же... я польщен, мои статьи нашли в вашем сердце такой живой отклик. Что касается огорчения, которое вынужденно доставил вам, то я не теряю надежды и уверен, что мне в конце концов удастся изменить ваше мнение о моей деятельности за служебным столом в лучшую сторону.

Джесси ничего не ответила, она совсем растерялась — ее собеседник умело превратил оскорбление в комплимент и ответил довольной улыбкой на ее слова. К счастью, отворилась дверь, и вошел ее дядя-опекун.

— Я отправил телеграммы и теперь снова в вашем распоряжении, — сказал он. — Мы скоро пойдем обедать?

Девушка быстро поднялась:

— Извините, я еще не распорядилась относительно обеда, но сейчас скажу. — Поспешно, словно спасаясь бегством от нового члена семьи, она вышла из комнаты, впрочем, не упустив случая кинуть на него перед этим полный возмущения взгляд.