Зандов с изумлением и смущением смотрел Фриде вслед. Странная девушка! Что может означать эта внезапная смена страха доверчивостью, странная вспышка нежности? Ее поведение оставалось для него загадкой. Но Фрида своей неосторожной фразой и полной противоречий сущностью добилась того, что не удалось бы благодаря самому продуманному расчету — вызвать и поддержать интерес в этом обычно столь замкнутом человеке. У него был миллион серьезных поводов сердиться на эту «девичью головку с экстравагантными идеями». Однако помимо раздражения нет-нет да и давало себя знать то странное чувство, которое овладело им еще ранее, когда он впервые поглядел в темные детские глаза. Это неопределенное чувство, которое он сам не мог определить: было ли оно мучительным или приятным. Зандов забыл — быть может, впервые в жизни, — что его ждут кабинет и рабочий стол с важными письмами. Он медленно опустился на скамью и долго смотрел на беспокойно волнующийся океан.
Он назвал это щемящее стеснение в груди «нервной дрожью», а волнение на море «до смерти однообразным». Во Франце, наряду со многим другим, уже давно умерла способность ощущать красоту природы, но слова Фриды пульсировали в его мозге. Да, действительно, по ту сторону океана — этой водной громады, находилась его родина! Зандов уже долгие-долгие годы не думал о ней. Да и что значила для него эта далекая страна! Ведь он давно стал ей чужим и всеми корнями держался теперь за новую страну, которой был обязан отныне всем. Прошлое находилось от него так же далеко, как невидимый родимый берег там, за туманом.
Теперь он полный собственного достоинства, богатый бизнесмен, чье имя известно во всех крупнейших центрах мира, привыкший иметь дело с сотнями тысяч. Франц с состраданием и презрением глядел с высоты своего величия на то прошлое, на узко ограниченную жизнь мелкого служащего в маленьком немецком провинциальном городишке. Как незначителен и ничтожен был тогда круг его интересов! С каким трудом ему приходилось перебиваться на свое маленькое жалованье, пока после долгого ожидания добился наконец места, которое позволило ему устроить свой, хотя и до крайности скромный, домашний уголок! А все-таки каким солнечным и счастливым было это бедное существование, какой любовью оно было освящено! Молодая красивая жена, цветущий здоровый ребенок, светлое, радостное настоящее, полное грез и надежд будущее — ничего большего и не требовалось, чтобы сделать счастливым Франца Зандова, тогда еще жизнерадостного человека.
И вдруг это короткое счастье закончилось так страшно!..
В родной город вернулся друг юности Зандова, выросший вместе с ним, разделявший его детские игры, а затем и годы учебы в университете. Он был состоятельным и независимым человеком. Ему не приходилось, как Зандову, мучиться заботами о более или менее сносном устройстве своей жизни. Франц встретил друга с распростертыми объятиями и ввел в свою молодую, буквально только что созданную семью. С этого момента началась одна из семейных трагедий, которые часто в течение долгих лет разыгрываются тайком, пока их внезапно не вскроет какая-либо катастрофа. Обманутый муж не имел понятия о том, что сердце его жены уже не принадлежит ему, что его дом опутала своими цепями измена. Друг бесстыдно предал его, а он верил ему, как слепой котенок. Любовь, непоколебимое, как скала, доверие делали Зандова слепым, когда же наконец у него открылись глаза, оказалось уже поздно: его счастье было разрушено, честь поругана. Доведенный отчаянием почти до безумия, Зандов лишился самообладания и набросился на похитителя своего счастья.
Судьба хотя бы в одном пощадила его — он не сделался убийцей. Его друг-приятель, сильно пострадавший от нападения, постепенно поправился, однако Зандов заплатил за ту свою вспышку долголетним заключением в тюрьме. Конечно, за обманутым мужем признали право отомстить обидчику и отстоять свою честь, но буква закона осудила его, и это осуждение погубило все его благополучие. Франц немедленно потерял свое прежнее положение, со служебной карьерой было покончено. Женщина, некогда называвшаяся его женой, получила развод, отдала свою руку человеку, ради которого изменила мужу, и носила теперь имя предателя. А то единственное, что осталось у несчастного Зандова, то, что закон присудил ему, — его родное дитя. Но он не принял этот дар, сам оттолкнул своего отпрыска от себя. Он научился сомневаться во всем, видеть ложь во всем, что до тех пор считал правдивым и чистым. Он уже не верил и в свои отцовские права, отказавшись признать своим то существо, которое еще недавно составляло счастье его жизни. Он оставил ребенка матери, даже не взглянув на него.
О возвращении в родной город, конечно, не могло быть и речи. Зандову оставалась только Америка, это прибежище многих неудачников, людей с поломанной судьбой. Разойдясь с самим собой и со всем миром, без средств, с позорным пятном человека, отбывшего наказание в тюрьме, он прибыл в Новый Свет. И это стало поворотным моментом в его жизни. Именно здесь Зандов выбрался из глубочайшей ямы: ему удалось пережить все бедствия и подняться по лестнице успеха до блестящего положения и богатства.
С этого времени успех всегда сопутствовал Францу Зандову. Что бы он ни предпринимал, все ему удавалось, и он быстро привык к риску. Он увлек за собой более спокойного, осмотрительного Клиффорда на путь самых смелых, даже отчаянных спекуляций, а когда после смерти Клиффорда в руках Зандова сосредоточилось все управление бизнесом, он уже не знал решительно никакого удержу. Было что-то безудержное в его погоне за наживой. Человек одинокий, не имевший никого, для кого ему требовалось бы копить богатство, потерял голову и, казалось, обезумел; было в этом что-то жуткое, тяжелое. И все-таки у каждого человека должны быть цель и содержание в жизни, что-то, к чему он страстно стремится. Если для него утрачены благородные ценности, то очень часто таким магнитом становится демон золота, который овладевает опустевшим местом. Зандов тоже попал во власть этого демона, который неустанно толкал его к наживе, гнал от одной рискованной операции к другой и очень часто соблазнял ставить все на одну и ту же карту. Этот же демон делал его нечувствительным ко всем радостям жизни. Зандов, ставший главой большого американского банкирского дома, добился в жизни положения, поистине достойного зависти, но на его лице читались лишь следы забот, вечного лихорадочного волнения. Богатство не принесло ему ни мира, ни счастья.
Туман на океане сгустился и распространялся все шире и шире. Мрачными тенями надвигался он на берег, а из них вырывались темные волны океана и устремлялись на песок. Ветер все сильнее и сильнее гнал их на берег; они теперь уже не расплывались с легким шипением, а с грозным шумом и пеной низвергались на сушу. Как грозно вздымались эти волны у ног одинокого Зандова, который мрачно, словно углубившись в самого себя, смотрел на них! Казалось, будто каждая волна повторяла ему те самые слова, которые он слышал на этом месте, а там, в тумане, возникали вызываемые ими картины.
Удивительно! Того, чего не добился Густав своими горячими речами, удалось достигнуть с помощью этой «детской болтовни»... Серьезные предупреждения брата не произвели никакого впечатления на расчетливого Зандова. Он лишь презрительно отмахнулся от них, назвав «сентиментальными бреднями», и в конце концов угрозой заставил брата замолкнуть. Франц уже давным-давно в своих сделках мало заботился о чьем-либо благе. «С людьми нужно обращаться, как с цифрами», — таковы были его принцип жизни и главная основа богатства. Не была исключением и спекуляция, предложенная ему Дженкинсом. Зандов анализировал лишь цифры, и они обещали ему большую выгоду; ему даже в голову не пришло, что речь может идти о человеческих жизнях. И вдруг неопытное дитя проникло в самую суть дела и осмелилось сказать ему жестокую правду! Слова юной девушки продолжали звучать в сознании Франца Зандова, и он не мог избавиться от них.
«Сколько забот и страха, сколько желаний и надежд вез этот пароход!» — сказала Фрида. Да, Зандов сам испытал нечто похожее: ведь он тоже сошел на берег Америки, будучи человеком с разрушенными жизненными планами и последней отчаянной надеждой найти спасение в новой жизни. Ему посчастливилось, друзья и родственники протянули ему руку помощи. Без них он, возможно, тоже погиб бы. Но позже один за другим прибыли еще сотни пароходов, и тысячи прибывших на них в Америку людей, может быть, так же рискнув своим последним имуществом, робко искали здесь дружеской руки, протянутой им навстречу. На этом новом для них материке переселенцы надеялись попытать счастья, многим из них он мог казаться благословенным и даже более желанным, нежели их родина. Однако всякий, принявший ту руку, которую ему протягивал Дженкинс со своим «деловым другом», приближался к гибели. А сколько было еще земельных участков, где несчастных, поверивших им людей ждали пустыня и лихорадка. Фирма «Дженкинс и Компания» за бесценок скупила огромное количество гектаров земли и во что бы то ни стало должна была привлечь туда переселенцев, чтобы получить грандиозный барыш, на который она рассчитывала. Значит, действительно находились люди, ради собственного обогащения вполне сознательно толкавшие своих братьев на гибель.
Зандов внезапно вскочил с места; он хотел освободиться от этих навязчивых мыслей, носившихся в его голове, словно призраки. Он не мог больше выносить однообразный шум океана, а туман ложился на его грудь гнетущей тяжестью. Прочь от берега! Напрасно он заперся в своем кабинете и углубился в чтение деловых писем и телеграмм. Вне дома бушевал и шумел океан, и внутри самого Зандова тоже свирепствовала буря — из его души рвалось то, что уже долгие годы непробудно спало и наконец проснулось. Это была совесть.