Экспансия Красной Звезды

Глава 11

Так ничего и не решив, я отправился в студию. Долго там тоже не пробыл – надо было ехать встречать маму. Они с Галиной Леонидовной и Светланой Васильевной прилетали из Риги. Вот мы с Лехой и рванули в аэропорт. Приехали рано, сели в ресторане с видом на взлетку.

– Вить, давай возьмем пива! – Мамонт впился взглядом в меню – Есть Жигулевское. Девушка!

Друг начал махать рукой официантке, но она его игнорила.

– Лех! – я покачал головой – У меня сухой закон. Тренировки. Я же не вывезу опухшим с Ретлуевым общаться. Он же меня поставит на десятку сразу!

– Как ты сказал? Не вывезу?

Мамонт громко заржал.

К нам, наконец, подошла пожилая официантка, дежурно улыбнулась:

– Что будете заказывать?

– Вить, хотя бы стаканчик! Ноль пять – Мамонт тяжело вздохнул.

– Один можно – решился я – Хотя стой, ты же за рулем!

– Да кто нас остановит с такими номерами?

За соседнем столике сидел Вячеслав с двумя телохранителями, я посмотрел на него, он только покачал головой.

– Нам два плова – начал я делать заказ – Два овощных салата. И… Буратино.

Леха погрустнел. Хотел в увольнительной оторваться, а здесь целый день обломов. А нет! Кажется судьба сжалилась над Мамонтом – в ресторан вошли две фигуристые девчонки в форме сборной СССР – спортивные костюмы с гербом, на плече сумки с надписью Динамо на русском и английском. Симпатичные такие …спортсменочки. Одна брюнетка с серыми глазами. Другая крашенная блондинка, кареглазая, с ямочками на щеках. Сели за соседний столик, кокетливо хихикнули в наш адрес. Потом удивленно переглянулись и начали жарко перешептываться. Мамонт сразу подобрался, как гончая, почуявшая дичь. Вот же… Казанова, мало ему Светки с Татьяной!

– Давай их закадрим, а? – жалобно забубнил он мне на ухо.

– Мне Альдона яйца оторвет – вздохнул я и опасливо покосился на Славку – нет, сначала все же Веверс башку открутит.

Но потом все-таки решил помочь расстроенному другу, не бросать же его одного в такой ситуации. Начал в полный голос рассказывать очередной анекдот:

– Лех, а ты знаешь, почему студентов посылают на картошку, а не на лесоповал?

– Почему? – подыграл мне Леха, изображая радостное удивление.

– Классику читать надо! Еще Достоевский рассказал, что бывает, если доверить студенту топор.

Рассмеялся не только Мамонт, но даже наши охранники за соседним столиком. И девчонки, навострившие ушки, тоже не удержались от смеха.

– Ты же Виктор Селезнев, правда? – блондинка не стала ждать у моря погоды, и решительно начала разговор первой.

– Нет, я просто очень похож на него.

– Да, ладно свистеть!

– Точно тебе говорю. Меня даже позвали на конкурс двойников – буду его пародировать на сцене.

– И где такой конкурс проводится? – полюбопытствовала брюнетка.

– Девчонки, что вы как неродные, пересаживайтесь к нам! – Лехе надоело разводить политесы и он решительно ринулся в атаку. Подвинул к нашему столу свободные стулья, сделал приглашающий жест. Девушки жеманничать не стали и присоединились к нам.

– Вы откуда? Спортсменки?

Блондинка оказалась Лидой, а брюнетка – Машей. Тренировались они в сборной СССР по гандболу и прилетели со сборов из Сочи. Я присмотрелся к Лиде. Да, загоревшая, в глазах бесенята, оторвать взгляд от меня не может.

– Нет, ты точно, Селезнев – обвиняюще заявила она – Машка, представляешь, мы с Красной Звездой встретились!

– Как ты сказала? – удивился я.

– Тебя так называют девчонки. У нас в спортивном лагере весь номер твоими плакатами был увешан.

Маша не растерялась, полезла в сумку, доставать блокнот с ручкой. Пришлось оставить ей автограф. У Лиды оказался с собой фотоаппарат, Вячеслав тяжело вздохнув, согласился нас сфотографировать. Вдвоем, потом вчетвером и даже в обнимку…

– Куда прислать снимки? – блондинка-гандболистка оказалась девушкой решительной и закинула пробный мяч – Телефон свой оставишь?

Я окинул ее оценивающим взглядом: грудь – трешка, аппетитно обтянута спортивной футболкой. Попка орех, оно и ясно – столько тренироваться. Ноги длинные, но их форму в трениках не видно, хотя думаю, и там все впорядке.

– Ну пожа-алуйста! – девушка сделала губы бантиком, отчего подруга рядом прыснула.

Я записал рядом с автографом телефон студии.

– Маш, пойдем, попудрим носики – Лида достала косметичку, подмигнула подруге – Никуда не уходите!

Девушки убежали в сторону выхода наводить боевую раскраску, а Леха тут же придвинулся ко мне и деловым тоном поинтересовался:

– К тебе или ко мне?

– Ты совсем больной?!! – я благодарно кивнул официантке, что принесла наш заказ и с укором посмотрел на Мамонта – Мы же маму встречаем!

– Да ладно тебе… Отвезем быстро тетю Люду домой, с девчонками договоримся на вечер. У меня знакомый в Арагви есть, я договорюсь насчет столика…

– Нет, уж! Помню этот Арагви, чуть без зубов тогда не остались, а могли бы и перо в бок получить.

– Ну брось, все же хорошо закончилось!

Ага… хорошо. Но Лида мне в принципе понравилось, бойкая такая девчонка, и в постели, небось, огонь. Спортсменки – они такие.

Но ведь Алька узнает рано или поздно. И те же охранники обязательно доложат Веверсу. Знаю я его – разозлится и устроит девчонкам неприятности…

– Нет, Лех, я пас. Борьку, вон, возьми с собой.

Наш барабанщик недавно жаловался, что его бросила очередная девушка. Утешали всем коллективом.

– Боря пить совсем не умеет. Ви-ить, ну давай! Все же будет шито-крыто. Бери Лидку, я же вижу, что она тебе глянулась.

– Не будет ничего шито-крыто! Я тебе сразу говорю – это тухло закончится!

Но тухло все пошло почти сразу же. Лида с Машей, возвращаясь в зал, столкнулись на входе с группой богато одетых цыган. Впереди вальяжно плыл носатый «барон» в малиновой рубашке апаш, весь увешанный золотом. Знакомый такой типаж… помнится, в Ялте недавно я с подобным сталкивался. Цыган схватил Лиду за руку, что-то сказал ей. Видимо, какую-то пошлость. Соплеменники барона громко засмеялись, а девушка, вспыхнув, резко выдернула руку и влупила барону пощечину. Но тут же сама упала на пол, получив мощную оплеуху.

– Ви-итя!! – в спину услышал я предупреждающий крик Вячеслава. Но разве меня этим остановишь?

В групповой драке самое важное – быстро сломить оборону противника, зайдя им в спину. Поэтому, не долго думая, я с резкого разбега зарядил «барону» с ноги в живот, вышвырнув его тушку в коридор и, не оглядываясь, кинулся следом. Пробил ему в голову, но попал смазано, хотя на пол все же уронил. И резко обернулся, вставая в стойку. Сзади в цыган уже врубился Леха с охранниками, послышались глухие удары, характерное хеканье и даже новомодное «Кийя!» от Мамонта. Их там что, на курсах каратэ теперь обучают? Заметив за спиной движение, я пнул еще раз пытавшегося подняться носатого. И снова обернулся.

Как раз вовремя, чтобы увидеть нож в руках одного из цыган с окровавленным лицом. Его безумные глаза наводили на мысль, что парень то ли укуренный в хлам, то ли вообще успел ширнуться.

– На пол! – заорал Вячеслав доставая из наплечной кобуры Макаров. Дерущиеся прыснули в разные стороны, но цыган с очумелыми глазами по-прежнему пер на охранника, не слыша никаких предупреждений. Раздался первый выстрел – сначала вверх, и запахло порохом. Следом грохнул второй. Завизжали женщины. Цыган уронил нож и схватился за ногу. На его белых брюках прямо над коленом расползлось яркое пятно крови.

Называется «встретили маму»! Я выругался про себя и от души отвесил поджопник барону, пытающемуся отползти за угол. Да, что ж мне так с цыганами-то не везёт, а?!! Что ни встреча с ромалами, так сразу приключения какие-то! Сначала с Борей Буряце в Салтыковке на ночнике, потом в Ялте с бароном, теперь вот и в Шереметьево напоролся на них. И скажите, что это не судьба…?

Суета, которая началась после того, как Вячеслав с ребятами положили цыган лицом в пол – была для меня уже в чем-то привычной… Милиция, скорая, зачем-то вторая скорая, и приезд оперативной группы из нескольких кгбшников. Параллельно шли матерные звонки от Щелокова, и пугающие «металлические» от Веверса – вот от этих у меня между лопатками невольно пробежал холодок.

Прилетевшая из Риги, мама появилась в зале ресторана в самый разгар этой суеты. Ага… в компании своих закадычных подружек – Брежневой и Щелоковой. Все трое с «янтарным», хорошо узнаваемым прибалтийским загаром, помолодевшие и явно похудевшие. Вернее две нимфы слегка похудели, а вот моя роднулька напротив – еще больше округлилась. И вид у всех троих такой цветущий, что хоть сейчас картину маслом с них пиши. Вот давно надо было отправить их втроем отдохнуть, глядишь и Галина Леонидовна поменьше бы чудила.

Мама, оценив всю суету, первым делом окинула меня придирчивым взором. Убедилась, что ее дитятко в разборках не пострадало, укоризненно покачала головой в мою сторону и почему-то погрозила пальцем смутившемуся Лехе. Угу… не досмотрел он за дитем малым. А ничего, что оно само здесь кому хочешь репу начистит? Брежнева, заметив эту безмолвную пантомиму, весело рассмеялась и ласково взъерошила рукой мои волосы. Ну, понятно же, что их охрана заранее предупредила, чего теперь переживать-то? Только чувствую, дома мне еще достанется и от мамы, и от ее сурового муженька…

А пока она, заметив, что у Лиды распухла губа, увела девушек в соседний зал – утешать и прикладывать лед, принесенный доброй официанткой с ресторанной кухни. Лида держалась хорошо, не жаловалась и не куксилась, даже попыталась улыбнуться мне. Правда, сразу же ойкнула и схватилась за разбитую губу.

Ну, а Брежнева прямиком направилась к цыганам, закованным в наручники и видимо, устроила знатную выволочку их барону. Не знаю, что уж она ему говорила, но вид он при этом имел жалкий – куда только делась вся его бравада и вальяжность. Врачи тем временем, закончили перевязку раненого цыгана и уложили его на носилки. Он больше никуда не рвался, не рыпался и вообще впал в какой-то транс, не реагируя на вопросы медиков. Галина Леонидовна, презрительно взглянув на нарика, начальственным голосом велела унести его. Министерша, одним словом – кто бы здесь посмел ее ослушаться. Остальных цыган тоже толпой погнали на выход.

Меня же в оборот взяла Светлана Владимировна. Сначала сочувственно кивая, подробно расспросила – а точнее сказать – ласково допросила, потом сходила куда-то позвонить. Видимо, доложила обстановку Николаю Анисимовичу и успокоила его бедные нервы. А вернувшись, вынесла свой вердикт.

– Ничего, перемелется – мука будет. Но ты слишком горячий, Витюша. Надо было просто сказать своей охране, и они бы сразу их положили – безо всяких драк.

– Хорошо, в следующий раз буду знать – я аккуратно промокнул салфеткой содранный кулак, который мне удалось скрыть от мамы – Только вот сильно сомневаюсь, что тот обдолбанный цыган добровольно лег бы на пол.

– А это уже не твоя печаль – построжал голос Щелоковой – в охране служат специально обученные люди, вот им и принимать решение. А твое дело – не лезть в заварушки и не создавать такие ситуации. Николай Анисимович велел тебе передать, что ты не имеешь никакого права так рисковать собой.

Тут мне оставалось только заткнуться и покаянно опустить голову. Намек, прилетевший от министра МВД был более чем прозрачен.

Светлана Владимировна оглянулась по сторонам, и удостоверившись, что нас никто не слышит, понизила голос.

– Витюш, у меня к тебе будет большая просьба – и, выделив голосом, добавила – личная.

Я вопросительно уставился на нее. Это что же я могу такого сделать, чего не в состоянии жена всесильного министра МВД? А узнав ответ, удивился до полного изумления.

– Ваши гастроли закончатся ведь в Вашингтоне? – я кивнул, все еще не понимая, к чему она клонит – Ты не мог бы там встретиться с Ростроповичем и Вишневской? Слава сейчас главный дирижер Национального симфонического оркестра США, и они с Галей живут в американской столице.

– Но зачем?! – от души поразился я.

Щелокова тяжело вздохнула и принялась меня просвещать, не забывая посматривать при этом по сторонам.

– Ты же в курсе, что их в прошлом году лишили советского гражданства? – я неуверенно кивнул – И совершенно незаслуженно! Это все происки Суслова и их недругов из ЦК и Минкульта. У Галины Павловны, конечно, тяжелый характер, и дама она очень непростая, но до клеветы на СССР никогда не опускалась. И они не собирались оставаться в США, даже жилье там до сих пор не купили, так и скитаются по разным отелям. Но наши чиновники закусили тогда удила, и понеслось…

Разговор наш прерывает появление официантки, которая подошла узнать, не хотим ли мы чего-нибудь? Светлана Владимировна просит принести нам кофе.

А я растерянно замолчал, пытаясь вспомнить, что мне известно об этой паре. Выпустили их из страны кажется еще в 74-м, по просьбам многочисленных зарубежных заступников. А перед этим создали им в СССР невыносимые условия – это чистая правда. Но не на пустом месте, а за поддержку опального Солженицына. При этом американского гражданства известная пара не просила, и от советского не отказывалась, формально они работали по контракту и числились просто в зарубежной командировке. Но «имели наглость» послать куда подальше наших ушлых чиновников, потребовавших отчислений в родную казну с заработанного ими за рубежом.

И в чем-то я их понимаю – сам сейчас в точно таком же положении. Страна зарабатывает на мне огромные деньги, и при этом забирает практически все. Но нашей студии созданы хотя бы отличные – по советским меркам – условия, этого тоже нельзя отрицать. А Ростроповичей в последние годы только гнобили, да палки в колеса им вставляли. Потом до кучи обвинили музыкантов в тесных контактах с враждебными центрами, и в поддержке эмигрантских организаций, а также в торгашестве и в стяжательстве. Последнее как раз и было местью за отказ делиться заработанным, плюс жирный намек на чрезмерное увлечение Вишневской скупкой антиквариата на зарубежных аукционах.

А кто его не скупает? У той же Брежневой им вся квартира заставлена. Да и у некоторых цэковцев такие личные коллекции, что музеи от зависти заплачут. А все почему? Да потому, что в нашей стране некуда инвестировать заработанные деньги. Чистое, не ювелирное, золото и серебро гражданам СССР не продают. Банального «Сеятеля» или слиток легально не купишь, что уж говорить про экзотические акции или доходные облигации. Вот и остается вклад в Сберкассе под 3 % годовых или скупка икон, да брюликов с картинами. Денежный навес огромный, рублей у населения скопилось неимоверно много, а тратить некуда.

Сейчас государство пытается их припарковать в сфере ТНП – строит автомобильные заводы, открывает фабрики по производству мебели и прочих товаров – например, дорогостоящей электроники. Даже кооперативным домам послабление недавно сделали – лишь бы люди в жилье вкладывались. А то ведь раньше до смешного доходило! Тот же Ростропович решил на Государственную Премию квартиру для своей семьи купить, чтобы властям не кланяться и не выпрашивать у них бесплатное жилье. А ему чиновники: низ-зя! На слишком большой метраж замахнулись, товарищ, норму превышаете. Он им: но у меня же жена беременная, вот-вот родит! Все равно не положено, умерьте свой аппетит. И пока влиятельные друзья не вмешались, разрешения им так и не дали.

Теперь станет немного проще. Но плановая советская экономика медленная, ригидная. Поди ка разгонись и удовлетвори спрос населения, который к тому же быстро меняется. Сегодня народу нравятся джинсы и дубленки, завтра вельветовые брюки и пуховики. И ладно мода – она в СССР не так быстро меняется, как на Западе, и современное швейное оборудование не проблема перенастроить. А вот электроника? Прогресс идет семимильными шагами, и устаревание бытовой техники тоже происходит очень быстро. Вчера пределом мечтаний у молодежи был катушечный магнитофон, сегодня им уже кассетники подавай. А на подходе переносные стереомагнитолы – те, которые на Западе бумбоксами называют. Или вот еще: только государство построит в 80-х заводы по производству хрусталя, а он вдруг бац! – и в 90-х станет никому не нужен. Очумеешь от этой гонки в сфере ТНП…

Я тяжело вздохнул, выныривая из раздумий:

– Хорошо… и что я им должен сказать? Вы же понимаете, что они никогда не унизятся до просьбы к нашим властям вернуть им советское гражданство?

– Этого и не нужно. Можно будет просто отменить указ и вернуть им родное гражданство по факту.

– Ну, так и вернули бы. В чем загвоздка?

– В том, что они могут гордо от него отказаться. А наша страна в этом случае потеряет свое лицо. Мы же должны показать миру, что в СССР ситуация с деятелями культуры начала кардинально меняться. Вон, с твоей легкой руки Саша Годунов сейчас уехал работать по контракту в США, и это только первая ласточка.

– Светлана Владимировна, с такими драконовскими отчислениями многие «ласточки» быстро превратятся в невозвращенцев. Это мне ничего не надо – я молодой и еще успею заработать себе на старость. А творческий век оперных и особенно балетных, короток. Не заработаешь сейчас, дальше будешь жить на одну пенсию. То же относится к выдающимся спортсменам. Так что все нужно делать вовремя и с умом, не жадничая. Чтобы и государство наше было довольно, и люди, выезжающие по контракту, могли прилично заработать и потом вернуться домой.

– Вить, ты со своими гастролями немного отстал от жизни. Когда в последний раз был в Кремле?

– Давно… – вздохнул я.

– Вот! – торжествующе поднимает палец вверх Щелокова – А на днях, например, на Политбюро рассматривали вопрос по Белоусовой с Протопоповым, помнишь наших прославленных фигуристов?

– Конечно помню. И что с ними? – изобразил я удивление.

Но внутренне усмехнулся, прекрасно зная, откуда вдруг взялась такая забота об этих спортсменах. Они же в сентябре, будучи на гастролях Ленинградского балета на льду, попросят политического убежища в Швейцарии. И я даже сам напоминал об этом Веверсу пару месяцев назад. Властям всего-то нужно было в свое время проявить должное уважение к заслуженным спортсменам – дать им хорошую квартиру в Ленинграде и открыть под них спортивную школу, где бы они могли спокойно растить будущих чемпионов для нашей страны. Разве эти люди многого хотели? Но они не обладали гибким позвоночником, чтобы пресмыкаться перед спортивными чинушами и выпросить для себя достойную работу.

– Белоусовой и Протопопову предложили на выбор трехгодичный контракт с американским балетом на льду, или уйти на тренерскую работу и возглавить свою школу фигурного катания в Ленинграде. Пока спортсмены думают и рассматривают оба варианта, но вроде бы они склоняются к тому, чтобы все же остаться работать в СССР.

– Зря надеетесь… – покачал я головой – слишком поздно, и слишком велика у них обида. Я ведь сам из Ленинграда: слышал, что в городе говорили. Они точно уедут, но теперь хотя бы позора для страны не будет. Ладно, с фигуристами все понятно. А что государство может предложить Ростроповичу и Вишневской? Галине Павловне уже хорошо за пятьдесят, если я не ошибаюсь, и ее оперная карьера вот-вот закончится.

– Но с концертами-то она может по-прежнему выступать. Да Галя и от преподавания в консерватории вряд ли откажется- она это любит. А Слава мог бы возглавить один из ведущих симфонических оркестров нашей страны.

Официантка приносит нам кофе, и я прячусь за чашкой с ароматным напитком, чтобы не рассмеяться. Боже, ну что за наивность…! Какой дурак добровольно вернется в эту клетку, после того, как вкусил свободы? Уж точно не Ростропович с Вишневской. Сначала в стране должны действительно произойти разительные перемены, а Романов до сих пор не может справиться с мятежными первыми секретарями и фрондой в ЦК. Как же культурно донести до Щелоковой эту мысль? Сейчас попробую…

– Светлана Владимировна, я конечно постараюсь выполнить вашу просьбу, но если вам интересно мое мнение – вернуть Ростроповичей в Союз вряд ли удастся. И дело не в их обидах. Просто они уже так там привыкли к… – я замялся, стараясь найти приемлемую замену слову «свобода» – к самостоятельности, что вряд ли потерпят над собой диктат чиновников из Минкульта. И дело не в деньгах. Для них сейчас гораздо важнее возможность самим распоряжаться своим талантом, и самим выбирать, где им выступать. Понимаете?

– Но ты попробуешь с ними поговорить?

– Конечно. Я обещаю вам сделать все, что от меня зависит. Просто не рассчитывайте на слишком многое. Возможно, стоит ограничиться возвращением им гражданства и дать твердые гарантии, что они теперь могут в любой момент вернутся на Родину и снова уехать за рубеж. И больше ни на чем не настаивать. Только готово ли наше Политбюро к такому варианту?

– Сомневаюсь… – покачала головой Щелокова и показала мне глазами на вход в зал, где в этот момент появились мама и Галина Леонидовна. Понятно. Разговор пора сворачивать, он явно предназначался только для моих ушей.

– Вот и я сомневаюсь, Светлана Владимировна. Но поговорить с ними, конечно попробую…

– О чем идет речь? – весело поинтересовалась Брежнева, усаживаясь за наш столик – а почему на нашу долю кофе не заказали?

– Витюш, ну-ка организуй для нас напитки! – улыбнулась мама – Галине Леонидовне кофе, а мне яблочный сок принеси.

– Да, для таких красавиц хоть луну с неба достану…!

Избавиться от всех этих ахов, охов, а особенно расспросов – к которым присоединился уже дома дед – я смог только сбежав по-быстрому. То есть вот буквально: отлучился «в туалет», а сам шасть за дверь, и уже машу руками охране, ныряя в служебную Волгу.

– Нет, ну вот сколько можно?! – стонал по дороге Вячеслав – Опять мне целый вечер отписываться по твоим приключениям!

– А что я мог сделать, если этот барон девушку ударил?!

– Оставить все нам! Ребята бы решили. Ты понимаешь, что цыгане с ножами были?! А если бы они тебя пырнули? Меня бы как старшего смены под суд отдали!

– Да, хватит тебе стонать-то, а? Ну, после Японии я же тебя вытащил…

Вот так мы и доехали до студии. А там в холле стоял довольный собой Леха и, размахивая руками, рассказывал сотрудникам о сегодняшнем аэропортовском побоище. Народ внимал ему, ахал, а, завидев меня, тут же бросился за подробностями. Будто и не уезжал из дома, все снова здорОво.

– Да, ладно вам! Ну, слегка подрались..

– Нет, Леха, как всегда, преувеличивает…

– Самого Щелокова там не было, только его жена.

– И Галина Леонидовна тоже…

Прорвавшись через эту осаду, я кулем упал в кресло, радуясь возможности перевести дух. Но не тут-то было – в кабинет ворвалась Альдона, резко захлопнув за собой дверь. Сегодня девушка была во всем черном, лишь нитка синего жемчуга на шее оживляла этот мрачный пейзаж. Ну и белокурые волосы, которые Снежная Королева собрала в пучок.

– Что за …! – дальше Альдона выразилась весьма нецензурно – Селезнев, ты хочешь сорвать нам гастроли?! Отец был в шаге от того, чтобы посадить тебя под замок!

– Аль, а давай жить вместе? – ошарашил я подругу. Только так можно было сбить ее боевой настрой.

– Как это …вместе? – опешила Снежная Королева, мигом забыв про свое желание устроить мне головомойку.

– Ну, как муж и жена. Будем вести совместный быт, так сказать, спать в одной кровати…

– Твоя мама убьет меня. Но сначала тебя!

– Будто она не догадывается, что между нами происходит.

– Ты несовершеннолетний!

– Зато судом признан дееспособным. Где жить, нам есть. На что жить – тоже…

Альдона выпала в осадок. Присела рядом на подлокотник, растерянно спросила.

– А как же ребята, студия? Все же узнают!

– Как-нибудь объясним – я положил руку на колено подруги, провел ладонью вверх по бедру, задирая юбку.

– Совсем дурак? – возмутилась Алька, и попробовала сбросить мою руку.

– Нет ну, а что такого?

– Дверь же не закрыта!

– Так закрой ее…

Следующая минута прошла в борьбе с моей нахальной ладонью. Альдона пыталась ее сместить вниз, но я окончательно завоевал пространство под юбкой.

– Хм… какие знакомые кружевные трусики… Италия? Помню, помню…

– Ви-итя! Хватит! Зайдет же кто-нибудь…

– Так запри дверь поскорее.

Альдона «поплыла» и сдалась на милость победителя. Подскочила к двери, щелкнула замком, а вернувшись, забралась ко мне на колени.

– Ну, неужели нельзя как-то нормально?

– Вот поэтому и предлагаю жить вместе – закончил я дискуссию, окончательно задирая ее юбку…

Пока переводили дух, я начал напевать I Just Called To Say I Love You. Сначала мурлыкал на ушко расслабленной девушке, а когда Альдона ушла в ванную приводить себя в порядок, добавил еще громкости, запев в полный голос. Заодно и открыл окно, чтобы проветрить кабинет. Настроение после бурного секса отличное, душа просто просит праздника!

Во дворе вдруг засвистели, зааплодировали. Выглянул вниз – а это фанаты машут мне руками, просят продолжить импровизированный концерт. Кто-то даже успел достать фотоаппарат.

– Рубашку застегни, Ромео! – засмеялась рядом довольная Альдона. И начала мне подпевать:

Один из фанатов, патлатый парень с пушком над губой, прямо выпрыгивал из джинсов, махая мне рукой. Он что-то взволнованно кричал, но из-за поднявшегося гвалта понять было невозможно. Другие его оттирали, но он все же прорвался ближе.

– …Витя – услышал я свое имя, и сразу за ним – …Цой!

Я прекратил петь, высунулся из окна и подозвал ближе патлатого – Эй, что там про Цоя?

– Задержали его! Помоги из ментовки вытащить!

– Зайди в студию.

– А меня пропустят? Я уже пытался, но охрана завернула.

– Я сам тебя встречу.

Парень оказался Максимом Пашковым из рок-группы Палата № 6. Пел вместе с Цоем аж в школьном ансамбле, вместе с ним три дня назад приехал в Москву, теперь вот примчался его вытаскивать из ОВД.

– Ну, мы там на улице играли на гитаре, пели… – сбивчиво объяснял он – Подошли менты, забрали за нарушение общественного порядка. Я успел убежать, а Витя даже не пытался.

– Вот идиоты – покачала головой Альдона – Трудно было помещение найти? Пришли бы к нам…

– Приходили! А Селезнева то нет, то он уже уехал – Пашков пожал плечами.

– Так Альдону бы вызвали, она с Витей тоже знакома. А что хоть пели?

– Ну, твою эту – «Перемен». Еще немного из нашего – «Я никому не нужен», «Волшебника». Собрался народ послушать, а тут сразу и этот сержант объявился. Кто такие, почему без разрешения…

– Ладно, поехали выручать Витьку. В каком он отделении?

Можно было, конечно, позвонить Щелокову или его помощнику Зуеву, но не после сегодняшнего министерского мата. Лимит «телефонного права» на этот день я полностью исчерпал.

– В 18-м.

Я засмеялся, вспоминая и свой давний привод туда.

– Чего ржешь? – толкнула меня в бок Альдона.

– Это то самое отделение, где нас с Давыдычем приняли после драки у гостиницы Россия. Собирайтесь, проведаем «представителя Первой Конной».

– Что…?!

Майор был все также усат, пузат и добродушен.

– Нічого не хочу послоухать! – Галушко тут же потащил нас с Альдоной и Пашковым пить чай с сушками – Поперву угощу, а там опосля погутарим.

Посмотреть на нас сбежалось все отделение. Не сразу – по отдельности. Каждую минуту хлопала дверь кабинета «Буденного», всем сотрудникам срочно понадобилось по делу к начальнику.

– Cкільки можна? – не выдержал наконец, Галушко – Выйдите и закройте дверь!

Разогнав любопытных подчиненных, «Буденный» начал выпытывать последние новости.

– У нас тут усиление, а почто – не говорят.

– Опанас Михайлович – взмолился я, утомленный чаем и напором начальника – У вас тут паренек хороший сидит. Витя Цой. Отпустите, а?

– Музыкант? Да, выпустим – отмахнулся Галушко – Ты мне вот, что расповедай. Как там в Японии? Це правда, что они собак снидают?

– Это корейцы – я тяжело вздохнул, начал описывать свой вояж на острова. С майором надо было «расплатиться» за доброе отношение. А чем еще кроме, как рассказами?

Спустя полчаса в кабинет привели грустного Цоя. Отдельно принесли изъятые гитары. Галушко лично порвал протокол задержания, по второму кругу начал угощать. Теперь уже и Цоя. Парень повеселел, и даже успел прошептать мне:

- «Перемен» хочет записать Мелодия. Сольником. Подходили ко мне с фирмЫ. Что посоветуешь?

– На английском сможешь спеть? – я припомнил, что саму песню мы посвятили негритянскому бунту в Нью-Йорке. Который мы с Мамонтом и устроили.

– Попробую. А есть слова?

– Нет – тяжело вздохнул я – Но попробую что-нибудь придумать. А может, будет и еще несколько песен.

Пора было запустить в массы «Звезда по имени Солнце». И возможно, «Группу крови». Афгана к счастью, так и не случилось – но можно же приурочить к прошедшим недавно учениям на границах Китая. Или еще к чему-нибудь… Надо, надо развивать свой рок в стране. Нет отечественного – значит, слушают зарубежное. И еще не известно, что «оттуда» к нам приедет. Вернее известно – вон, стиль панк на пороге.

– Неудобно как-то – покачал головой Цой – Все спрашивают, кто автор, а я отмалчиваюсь.

– Это малое, что я могу сделать!

Под столом меня уже пинала ногой Альдона. Мол, давай уже закругляться – чай из ушей скоро польется.

– Парни, а хотите устрою вам квартирник? Прямо сегодня! – я вспомнил, что Мирослава звала меня на вечеринку. Вот отличный способ взбодрить «Палату № 6»! Да и Альдону пора уже «выгулять».