Экспансия Красной Звезды

Глава 13

– …И не стыдно так напиваться?

Я с трудом разлепил глаза, попытался сесть. Все тело болело будто по нему били кувалдой. Во рту кошки насрали, голова тоже гудела. Рядом стоял Веверс и презрительно на меня смотрел.

– Где. я? – место и правда было незнакомое. Низкий бетонный потолок, гудящая вытяжка в металлическом рукаве, фонари забранные решетками… Кровать на которой я лежал тоже не поражала воображение – панцирная сетка, какие-то дебильные шары в изголовье.

– Секретный бункер ПГУ – Веверс отошел к столу, налил из термоса кофе, подал мне чашку. Обжигающий напиток вернул меня к жизни. Я встал, прошел по комнате. Одежда на мне была мятая – спал прямо в ней.

– И что мы делаем в секретном бункере? Обстановочка тут, конечно…

– После того, как ты набрался на вечеринке, Вячеслав позвонил моему помощнику. Я как раз тут был. У нас… оранжевый уровень тревоги был.

А кто у нас помощник? Правильно, будущий любитель бункеров. Я попытался вспомнить, что было на вечеринке. Помню только, как сунул зачем-то прапорщику из патруля полтинник. Потом мы пели под минусовку. Ну и пили, естественно. Приходили соседи, им тоже наливали. Народу прибывало, пошел жаркий дискач… А дальше что?

– Альдона где?

– Ее охрана домой отвезла – Веверс тоже налил себе кофе, прихлебнул – Это даже к лучшему, что тебя сюда привезли. Во-первых, мама не увидит тебя в таком виде. Стыдно, Виктор Станиславович, стыдно!

– А во-вторых? – я проигнорировал попытку заклеймить меня позором, и невозмутимо допил кофе.

– Во-вторых, нам надо поговорить в защищенном месте. Вот, подпиши один документик…

Ага, что у нас тут? Подписка о неразглашении. Я взял у Веверса ручку, черкнул подпись.

– Из-за чего вообще тревога была?

– Спутниковая система наблюдения зафиксировала пуск двух ракет с подводной лодки в Тихом океане. Ложная тревога.

– Американцы?

– Разбираемся. Так вот – генерал кинул на стол папку, достал из нее пачку документов – Напрягись, это важно.

Я полистал документы и приложенную к ним служебную записку с такими грифами, что ее по прочтении стоило сразу сжечь, а пепел съесть. По всему выходило следующее: американцы, напуганные произошедшей недавно в Иране революцией – резко нарастили собственные стратегические запасы нефти. Закачивают они ее в огромные соляные каверны на побережье Мексиканского залива. Объем запасов – двести миллионов баррелей. Наша разведка раскопала, что штатовцы планируют довести свои запасы пятисот миллионов «бочек». А заодно ведут тайные переговоры с саудитами, чтобы те резко нарастили добычу нефти с целью снижения мировых цен.

– Афган, Чернобыль, плюс резкое падение цен на нефть – вздохнул Веверс – Ну, еще Спитак. Огромные расходы и резкое падение доходов. Вот что подкосило СССР.

– Ну, войны в Афганистане нам уже удалось избежать – пожал плечами я – Строго запретить проводить опасные эксперименты на реакторах тоже не так сложно.

– Уже. И Спитак с окрестными городами мы начали потихоньку отселять – кивнул Веверс – Но с нефтью надо что-то решать. Причем кардинально. Нет у меня уверенности насчет строительства военной базы в Персидском заливе. И по Ирану сейчас больше вопросов, чем ответов. Все может пойти не как в твоей истории. Уж больно все шатко на Ближнем Востоке.

– Восток – дело тонкое – вздохнул я и потряс термос. Кофе там больше не было.

– Поэтому мы решили подстраховаться. В твою группу, в качестве технического персонала будет внедрен один наш… скажем так специалист. Диппочтой уже закинули в Штаты две специальные радиомины. На изотопах. Они могут работать десятилетиями.

– Вы же не хотите их спрятать в этих пещерах?! – я слегка прифигел от таких перспектив.

– Хотим! И сделаем это. Чтобы в случае чего пустить стратегический запас нефти американцев по ветру, а заодно и свалить все на иранцев, наказав Хомейни.

Мне только и оставалось, что пучить глаза. Ставки в этой игре все росли и росли. Что дальше? Веверс заложит ядерный фугас в разлом Сан – Андреас?

– Имант, послушай… – покачал я головой – а ты не боишься, что если запалить такое количество нефти на побережье Мексиканского залива, жида выльется в океан и Гольфстрим медным тазом накроется?

– Все нормально – усмехнулся он – Ученые просчитали такой вариант. К тому же, если ты забыл, в твоей истории в 2010 году у BP был разлив нефти из скважины Deepwater Horizon, когда нефть из нее в Мексиканский залив хлестала аж целых 87 дней. А размер подводного шлейфа из нефти достигал 35 километров в длину на глубине 1100 метров! И ничего – Гольфстрим ни на секунду не остановился. А тут и вовсе речь о пещерах не на берегу.

Наверное, на моем лице отразился скепсис и неодобрение таким варварским методам. Все-таки за тридцать последних лет мир привык уже более бережно относится к природе, чем в 70-е или 80-е.

– А что прикажешь делать?! – развел руками генерал вполне поняв мою мимику – Если арабы все же предадут нас и нарастят добычу, американцы тут же добавят своей нефти на рынок, чтобы обрушить мировые цены. Доходы СССР неизбежно упадут. И резко. Последствия ты и сам знаешь.

– И тогда вы пошлете сигнальчик через спутник? А скальные породы он точно пробьет?

– Пробьет. Уже проверяли. Твоя задача – организовать концерт группы в Новом Орлеане, и потом задержаться там еще на пару дней – экскурсии, все дела. А наш человек незаметно отлучится и все сделает.

– Программа тура уже сверстана, никакого Орлеана в ней и в помине нет! – взвыл я – Что я скажу Гору?

– Что хочешь. Придумай, соври. Ставки слишком высоки, мы не можем рисковать судьбой своей страны. Какая у СССР сейчас задача в целом? Усыпить бдительность Запада антиядерной и антивоенной повесткой и налечь на экономику. Но модернизация и строительство новых предприятий требуют огромного количества валюты, а основной источник ее поступления, по-прежнему, газ и нефть. С саудитами и другими членами ОПЕК мы уже работаем, но нам нужен джокер в рукаве, если вдруг дела на Ближнем Востоке пойдут не по плану.

Уже в туалете бункера я прижался горячим лбом к холодному зеркалу. Если нас запалят, это конец всей моей музыкальной карьере… А за труппой в Штатах обязательно будут следить. Около сорока человек персонала: музыканты, подтанцовка, работники сцены, охрана, костюмеры и гримеры. Достаточно одному дураку что-то не то углядеть… и это все, сука, очень плохо кончится.

Но выхода не было. Как говорится, делай, что должно, и пусть будет, что будет.

Веверс подкинул меня до студии, и напоследок велел не затягивать с звонком Майклу. В кабинете я скинул мятую, пропахшую вчерашними запахами одежду и направился в душ, чтобы ополоснутся по-быстрому, и привести себя в порядок. Благо, ранним утром в студии никого еще не было. Переоделся в запасные шмотки, навел себе чаю с коньяком, смастерил к нему гигантский бутерброд из найденного в столовой, в холодильнике вчерашнего антрекота. Конечно, похмеляться по утрам – это верный путь к алкоголизму, но противную тошноту и головную боль надо было срочно снять. Мне позарез сейчас нужна свежая голова, чтобы придумать убедительные аргументы для Гора.

Какая-нибудь песня, посвященная Новому Орлеану? Что у них там вообще интересного есть? Фестиваль голых женских сисек Марди Гра? Был я на нем в своем далеком-далеком прошлом. Туфта американская. Ходишь как идиот с бусами, раздаешь их, дамочкам, показавшим бюст. Но это все в апреле. Не подходит. Я почесал затылок. Ничего стоящего в голову не приходило. А на раздумья у меня всего полдня…

Первым на работе появился Григорий Давыдович. Подозрительно принюхался, хмыкнул:

– Говорят, ты вчера, прямо у Кремля концерт устроил?

– Врут – я распахнул окно. Сегодня был пасмурный день, накрапывало, и толпы фанатов не наблюдалось. А ребята Лаэрта наверняка собрались в подвальном помещении нашего фан клуба – Кто настучал-то?

– Не настучали – Клаймич назидательно поднял палец – а проинформировали! Коля, Борис и далее по списку. Собирайся.

– Куда?

– Поедем уже посмотрим здание для студии, помнишь я тебе про него на днях рассказывал? Здесь – директор обвел руками кабинет – мы уже с трудом помещаемся.

– Усадьбу Нарышкиных в Филях? А стоит ли заводиться с новосельем именно сейчас? – я попытался отмазаться от поездки, мечтая завалиться на диван и вздремнуть часок – Гастроли же, и других дел по гланды!

– Вот именно сейчас и стоит. Пока мы будем в Штатах, в ХОЗУ обещали сделать там косметический ремонт. Так что, как вернемся с гастролей, сразу же займемся переездом. Такой шикарный вариант… – Клаймич причмокнул губами – тебе точно понравится! Ну, что? Я звоню прорабу?

– Ладно, уговорили… – вздохнул я – Только Львову нужно предупредить, что генеральная примерка костюмов переносится на вторую половину дня…

От Селезневской до Филей мы долетели минут за пятнадцать. Место, конечно, отличное, хоть парк вокруг здания запущен. Но воздух чистый, кругом вековые деревья и живописные пейзажи, до ближайших домов минут пять пешком по прямой, как стрела, аллее – и никаких тебе соседей рядом! Напротив аллеи, через улицу, церковь – когда-то, наверное красивая, а сейчас какая-то вся невзрачная, без колокольни, без креста на куполе, да еще и отданная Исполкомом военно-спортивному клубу. За ней, если пройти между домами, в семи-десяти минутах ходьбы расположена станция метро Пионерская. В принципе, добираться сюда на общественном транспорте удобно. А уж на машине и подавно – и мне, и Альдоне, отсюда до дома еще ближе, чем со Селезневской ехать. Лепота…

Медленно проезжаем по аллее к основному зданию – как я и запомнил, слева и справа от него два одноэтажных флигеля: западный побольше и посолиднее, восточный поскромнее. Оба выглядят неплохо, видимо строители после ремонта основного здания обновили и их заодно. В скромном восточном флигеле вполне можно разместить Лаэрта с его бандой, а с западным еще посмотрим – пока непонятно, как много там полезной площади, и насколько он подходит для нового ателье Львовой.

Перед двухэтажным домом в стиле классицизма, располагалась большая круглая клумба с гипсовой вазой посередине – все в точности, как в 90-х. Только штукатурка на стенах здания сейчас еще довольно свежая, за три года не успела облупиться. У парадного входа, рядом с красным запорожцем, нас поджидал невысокий крепкий мужичок в кепке. Знакомимся.

– Василий Степанович я – представляется крепыш. Скользнул по мне любопытным взглядом и сразу переключился на Клаймича, посчитав его за главного.

Мы тоже ему представились, и я сразу взял быка за рога.

– Чертежи здания у вас с собой? Можно на них глянуть?

– А ты в них разбираешься? – наигранно удивился мужичок.

– Немного разбираюсь. По крайней мере, несущие стены от перегородок на плане отличу. И даже дверные проемы от оконных.

– Ну, тогда пошли смотреть на месте, покажу, что и где здесь находится – хмыкнул он…

Да, память моя не подкачала – в центре первого этажа действительно был огромный холл, освещенный дневным светом, льющимся через окна башенки-фонаря, расположенной на крыше здания. Ну… с одной стороны, полезной площади этот холл съедает немало. Но с другой – это очень эффектная парадная зона, на стенах которой можно красиво разместить выставку наших достижений – все фотографии, плакаты, афиши, награды и прочую мишуру. На Селезневской у нас свободного места на Стене достижений, если честно, уже не осталось, большие плакаты так и хранятся пока в рулонах.

И для вечеринок, приема гостей и разных массовых мероприятий, лучшего места, чем этот просторный круглый холл, тоже не найти. А уж как на Новый год огромная елка здесь по центру встанет – просто красота!

Прежняя лестница, ведущая на второй этаж, видимо служила когда-то украшением этого дома, но нынешняя была совершенно заурядной – похоже, строители на ней сэкономили. Впрочем, в доме есть еще две лестницы, расположенные в торцах здания. А вот планировку второго этажа они, судя по всему, постарались сохранить, но насколько она соответствует изначальной, судить не берусь. Анфилады, присущей классицизму на этаже нет, скорее это просто череда помещений разного размера и назначения. Не знаю, о чем думали чиновники, отдавая этот особняк под отделение милиции!

В комнату с видом на Москва-реку я влюбился с первого взгляда и сразу же застолбил ее под свой кабинет. Григорий Давыдович последовал моему примеру и занял точно такую же комнату, объединенную с моей общей гостиной, которую мы с ним решили отдать Полине Матвеевне под ее приемную. Скорее всего, раньше здесь были хозяйские апартаменты, и можно только догадываться какие роскошные виды открывались из этих окон… А теперь нет больше регулярной части парка на высоком склоне, спускающейся к реке, нет статуй и нет декоративного источника, как и пристани у воды. Лишь затянувшиеся ряской и осокой пруды в парке, заросшие сорным кустарником поляны, да утопленные в землю щербатые ступени прежних каменных лестниц. Все в прошлом для этой усадьбы. Но я надеюсь, что все еще для нее и впереди – она этого точно заслуживает.

– …эту стену надо снести, два зала объединить в один большой – здесь у нас будет главная репетиционная. В соседнем помещении устроим студию звукозаписи, стены там нужно будет обшить специальными панелями и подвести соответствующие кабели для аппаратуры…

Переходя из помещения в помещение, я сразу представлял себе, что здесь у нас будет. Клаймич с прорабом только успевали записывать за мной и делать пометки на плане: здесь снести перегородку, там передвинуть дверной проем, а здесь устроить две раздевалки с душевыми. Григорий Давыдович по ходу обсуждения добавлял еще что-нибудь и от себя, благо теперь мы с ним хорошо представляли нужды своих сотрудников. Но чем дальше, тем отчетливее я понимал, что за месяц ремонтники не управятся, дай бог если мы сюда переедем к новогодним праздникам

– …а в этом зале две стены должны быть зеркальными, высотой в полный рост, одна из них еще и с палкой балетного станка по всей длине. Вдоль противоположной стены нужно установить низкие скамьи, как во всех нормальных балетных студиях.

Нет, а что? Разве наши рижане не заслужили отдельный светлый зал для своих репетиций? Они ведь тоже выкладываются на все 100 %, не хуже остальных…

– Полина Матвеевна – по возвращению на Селезневскую я все еще испытывал чувство эйфории. Повезло, так повезло с особняком! Ух, как там можно будет развернуться в Филях этих… – А где письма и телеграммы, что нам приходят из-за рубежа?

– В подвале складируем – тяжело вздохнула секретарша – Уже шесть мешков, правда, там по большей части корреспонденция из республик. Ой… а сейчас, наверное, так уже и не стоит говорить?

– Почему не стоит? – удивился я.

– Так вчера товарищ Романов выступал по ТВ. Объявил о начале следующего этапа реформы нашего Союза. Республиканское деление страны окончательно отменяется, преобразуются партии и ЦК союзных республик.

О, как…! А я с этой вечеринкой все самое интересное чуть не пропустил. Мощно так взялись за национальный вопрос, видимо, дожали все таки местных баев да, князьков – реальная власть переходит в руки бывших вторых секретарей, красных директоров и в отраслевые министерства.

– Полина Матвеевна – я почесал в затылке, все еще обдумывая ситуацию – у меня есть для вас срочное задание.

Секретарша достала блокнот, ручку. Деловито поправила очки в модной оправе – это ей Клаймич в качестве презента из Японии привез.

– Пусть ребята из охраны вытащат «зарубежные» мешки из подвала, возьмите в помощь Альдону и Ладу – они знают английский – и срочно, повторяю, срочно, рассортируйте письма и телеграммы из Штатов. Мне нужны все письма из Нового Орлеана – я забрал блокнот у секретарши, написал в нем New Orleans, Louisiana – Всю эту корреспонденцию пусть сразу принесут ко мне в кабинет.

– Хорошо, сделаем. Напоминаю, у вас скоро примерка!

– Иду уже. Только по дороге в столовую загляну, перехвачу что-нибудь.

– Виктор – укоризненно покачала головой пожилая женщина – тебе нужно полноценно питаться при таких нагрузках, смотри, как похудел за последнее время.

– Нельзя мне поправляться, Полина Матвеевна! Тренер меня живьем съест, а Львова ему поможет. Я же тогда ни в один свой сценический костюм не влезу. Расставлять придется.

– Ой, да ерунда это все – махнула рукой секретарша – До сорока парням беспокоится не о чем. Потом, конечно, пузцо у мужиков вырастает.

Ага… «до сорока» – если бы! У некоторых особо способных оно уже и к тридцати нажрано. Я, кстати, всерьез сегодня в Филях задумался о том, чтобы сделать для своих сотрудников полноценный тренажерный зал. С рингом. А что? Места там достаточно. И в парке рядом с особняком можно небольшой стадион организовать. В футбол там летом погонять, а зимой каток залить и играть в хоккей. Все теперь в наших руках.

– …слушай, Глеб, может нам с тобой тоже в танцоры переквалифицироваться? – ехидно комментирует появление на сцене нашего «бойз бэнда» Роберт – смотри какие они модники, не то что мы!

– И это говорит человек, предел мечтаний которого, гавайская рубаха в попугаях! – не остался я в долгу – Хватит с вас, музыкантов, и кожаных штанов с футболкой, вы же сами хотели выглядеть, как настоящие рокеры.

– Нет, но завидно же!

– Завидуй осторожнее. Мы с парнями стройные и подтянутые, на нас любая одежда хорошо смотрится. А кто-то за последний месяц такой пузень себе наел, что он у него аж на ремень нависает. Куда тебе еще в бананы наряжаться? Будешь в них как колобок выглядеть.

– Так это Люська виновата! – барабанщик тут же перевел стрелки на нашу повариху, которая и впрямь готовила божественно.

– А не надо по пять котлет за один присест съедать! Мы вот с девчонками на гарнир салатом обходимся, а ты вчера гору картофельного пюре на тарелку навалил высотой с Эверест.

– Нет, все слышали, как он меня едой попрекает, а?! – наигранно возмутился Роберт – пюре ему жалко стало, котлетки он за мной пересчитывает! Жмот, ты Витюха. Нет бы успокоить: «Парни, мы и вам такие классные кроссовки в Америке обязательно найдем».

– Найдем – кивнул я, соглашаясь – против высоких кроссовок ничего не имею, они с нашей легкой руки действительно скоро войдут в моду. Тем более, у меня в первоочередных планах стоит посещение большого спортивного магазина.

– Зачем? – полюбопытствовала Ладочка.

– Потом узнаете… – многозначительно улыбнулся я, отказываясь заранее открывать секрет – но вам точно понравится, не сомневайтесь!

Генеральную примерку мы организовали следующим образом: под фонограмму каждого из номеров солисты и танцоры выходили в соответствующих сценических костюмах, чтобы мы имели полное представление, как это будет выглядеть на сцене. Клаймич и музыканты были у нас в качестве зрителей, Полина Матвеевна, модельер и ее мастерицы – придирчивое строгое жюри. Львова еще параллельно все замечания в блокнот себе записывает, чтобы поправить потом недочеты. Но надо отдать должное, особо придраться здесь не к чему – все сидит идеально.

Особый восторг у всех вызывают брюки-бананы, высокие кроссовки и стеганые жилеты а-ля «Назад в будущее». Но вне всякой конкуренции моя куртка в нашивках, карго и шнурованные высокие сапоги для «The Final Countdown». Народ просто дар речи потерял.

– Это ты так в космос собрался лететь…? – отмер, наконец, Роберт.

– Ага… а еще я в этом прикиде на новой Хонде на сцену выезжать буду – довольно скалюсь, наслаждаясь произведенным эффектом – Японцы дали свое добро.

Нет, а как они думали: быть иконой стиля – это выглядеть, как модный манекен, что ли? Нет, други мои. Икона – это значит смело ломать традиции и задавать личным примером новые тенденции в моде. Как там говорят – «мода это декларация о собственной свободе»? Вот этим лозунгом и будем руководствоваться.

– Круто! – поднял палец вверх Кирилл, выражая общее мнение. Это они у меня всяких таких словечек нахватались и теперь вгоняют ими в стопор своих знакомых и друзей.

Все остальные наши костюмы изменений практически не претерпели. Единственное – для «Love to Hate You» Львова с моей подачи добавила еще «испанщины» в наши костюмы. Да для «In the army now» мне сшили брюки галифе из черной шерсти под новые сапоги. С футболкой хаки выглядит, что надо.

Осталось обсудить, в чем мы с девчонками сойдем с трапа самолета – это тоже важный момент, ведь «аэропортный» стиль, как таковой, еще не существует. И об удобстве мало кто из звезд задумывается, главное – поразить встречающих журналистов и фанатов своим внешним видом. А вот мы, пожалуй, поступим по другому…

В кабинет после примерки я бежал в нетерпении. Должно же мне повезти? Целых два мешка зарубежных писем… Да, за меня просто статистика! Как там его…? Закон больших чисел.

В шесть рук дамы и правда, все быстро рассортировали, на столе у меня лежала стопка писем. Небольшая – всего пять штук. Я в нетерпении схватил первый конверт, вскрыл его, быстро пробежал глазами. Какое-то супер выгодное предложение по организации концертов для американских вип-клиентов. Угу… вечеринка для толстосумов, знаем, плавали в 90-х. Пока мы будем выкладываться на сцене и радостно улыбаться им, они усядутся в зале за столы, ломящиеся от деликатесов, и будут жрать, лениво на нас поглядывая. В мусорку такие стремные мероприятия, даже отвечать не стоит. У меня для этого дела американский продюсер есть – было бы что-нибудь приличное, они обратились бы сразу к Гору.

В двух следующих письмах девушки признавались мне в любви. Одна ограничилась пылким признанием и старательно разрисовала свое письмо милыми красными сердечками, а вот вторая… вторая не поленилась приложить свою фотографию в неглиже! Негритянка… ничего так, фигуристая! Вся в кудряшках. И не только на голове… И куда только наши цензоры на почте смотрят – такой косяк по нынешним временам пропустили!

– Что это там ты так внимательно рассматриваешь? – в дверь заглянула Альдона – что-то интересное?

У меня от неожиданности сердце екнуло, еле успел сделать морду кирпичом.

– Реклама нового синтезатора. А сколько всего писем из США было?

– Около трехсот – Снежная Королева с подозрением наблюдала, как я небрежно отправляю конверт и фото в мусорку – А зачем тебе фотографии синтезаторов шлют?

– Ну, пока же никто не знает, что Гор нам уже их купил. Даже два. А реклама – это двигатель торговли. Слышала? Не подсуетишься – не заработаешь.

– Ладно – Альдона погрозила мне пальцем – Селезнев, богом клянусь, если узнаю, что ты мне врешь…

И как вот женщины так легко нас палят? Мгновенный анализ выражения лица, и практически 100 % попадание в цель.

– Любовь моя… – начал я укоризненно. Договорить даже не успел – Снежная Королева демонстративно хлопнула дверью. Фу-у, …вроде пронесло.

Я достал из корзины письма и фотографию, с сожалением порвал их на мелкие клочки и снова отправил в мусорку. Сердечек было жалко. Фотку, честно сказать, тоже.

А вот третье письмо меня порадовало. Хотя по совести должно было бы огорчить. Писал раковый больной из Нового Орлеана. Я посмотрел штемпель. Да, точно, Луизиана! Тощий лысый паренек – в письмо тоже была вложена цветная фотография – мечтал спеть со мной «Don't Worry, Be Happy». Джейк верил, что так он быстрее вылечиться от саркомы. И потом пойдет служить в армию. В конверте также была записка от его родителей, которые просто умоляли меня исполнить последнюю волю умирающего, или хотя бы написать ему. По словам врачей, их сыну Джейку оставалось жить всего полгода и поездку на наш концерт через всю страну он просто не выдержит.

– Полина Матвеевна – я поднял трубку телефона – Закажите разговор с Гором. Срочно. Да, я знаю, что у них раннее утро. Майкл же оставлял вам свой домашний номер? Ну, и отлично. Жду!

…Разговор с Гором получился непростым. А все потому, что сначала я попробовал обойтись без оглашения письма. Согласитесь, все-таки это слабоватый аргумент для заезда в Новый Орлеан, да еще на «два-три дня», как потребовал от меня Веверс. И уж тем более не довод для организации там полноценного концерта. Вот и Майкл поначалу никак не мог понять, что за шлея мне вдруг под хвост попала прямо накануне гастролей, и почему я так зациклился именно на этом южном штате.

Пришлось все же выкладывать карты на стол. Но замаскировать их в колоде других козырей.

– Майкл, это неправильно, что мы изначально проигнорировали Луизиану. В Техасе группа выступает, во Флориде, а в самый знаменитый город американского юга – самый яркий и самый загадочный Новый Орлеан не заедем?! А у меня, между прочим, куча писем оттуда – народ тоже недоумевает – почему?

– Так АББА вообще в южных штатах не появятся!

– Ну, и плохо! Но то, что простительно для группы, уходящей скоро на заслуженный покой, совершенно недопустимо для восходящих звезд мировой величины. Афроамериканцы – наши верные фанаты, и мы не можем игнорировать эту многочисленную аудиторию, это просто нечестно по отношению к ним. В конце концов, наш с тобой Фонд заботится именно о чернокожих детях, и концерт в Новом Орлеане добавит очков не только группе, но и Фонду. Нельзя об этом забывать. Передадим в него часть выручки от внепланового концерта. Можно какую-нибудь местную школу для бедных посетить.

– Ты прав. Но только как это все втиснуть в гастрольный график?

– Да, придется поднапрячься. Ты же там запланировал небольшой отдых для нас между концертами в Хьюстоне и Флориде, вот им и пожертвуем. Дома потом отдохнем.

– Виктор… – вздохнул Майкл – у нас на юге не очень хороший климат, жарко и влажно – выступать там на открытом воздухе тяжеловато.

– Так сентябрь же – не лето уже, и вечером вполне комфортно будет. А к жару софитов нам не привыкать.

Чувствую, как Гор начинает сдаваться потихоньку, от денег лишних кто откажется? Усиливаю нажим на нашего продюсера. Самое интересное, что я уже и сам постепенно загораюсь этой безумной идеей. Хорошо зная эту парочку авантюристов – то бишь Клаймича с Гором – они ведь все равно какой-нибудь дополнительный концерт замутят, так почему бы не в Новом Орлеане?

– Мы его рассматривали – признается Гор – но там какой-то очередной фестиваль в это время проходит, трудно будет подобрать подходящий стадион.

– Вот и прекрасно! Зато много народа съедется. Там и так миллионник, если с пригородами считать, а еще и туристы на фестиваль приедут. И вот что еще… – достаю я из рукава свой главный козырь – Майкл, я получил одно совершенно потрясающее письмо из Нового Орлеана. Вот послушай, что мне пишет парень по имени Джейк, и его родители…

Закончив разговор с Гором, я почувствовал моральное опустошение… Продюсер с циничным энтузиазмом ухватился за мою идею с визитом к умирающему Джейку. Обещал организовать съемочные группы от нескольких телеканалов и все такое. Еще бы – такая реклама для группы и для Фонда. Но пиар на крови? Как-то это не по человечески…

– Ты чего такой мрачный? – в кабинет зашел деловитый Клаймич.

Я подал ему письмо, достал из сейфа початую бутылку коллекционного Арарата. Налил себе и директору.

– И что тут такого, ради чего стоит пить накануне гастролей? – Клаймич с сомнением взял в руку фужер.

Я по-быстрому опрокинул в себя коньяк. Так и спиться не долго. Но на душе и, правда, было паршиво.

– Коррективы у нас в гастрольном графике. Заедем в Новый Орлеан. Нужен концерт в поддержку Фонда. И встреча с парнем – кивнул я на письмо.

Директор погрузился в чтение. Потом поднял на меня мудрые еврейские глаза:

– Виктор, тут ведь есть и какое-то третье дно? – я промолчал – или… мне лучше не стоит об этом знать?

– Не стоит…

3 сентября 1979 года, 12.30

Подмосковье, аэропорт Шереметьево

В зале вылета опять «солировал» Леха, страшно довольный, что его отпустили из учебки, и он смог нас проводить. Но и тоска в его глазах тоже была – первый раз мы без него улетаем на гастроли. Вокруг него собрались все наши музыканты, Львова со Светой. Рядом лежали сумки, чемоданы, кофры с инструментами.

– Я в Питере на скорой когда-то работал. Шофером. Поступает вызов. Ножевое ранение – Мамонт, увидев меня, помахал рукой – Приезжаем. А там синяк какой-то лежит на улице, и в грудь ему воткнут нож! По самую рукоять.

Девушки дружно ахнули.

– Ну, врачи грузят его в машину, нож не вынимают – нельзя. С мигалками мчимся в больничку. Пациент, жив, дышит, и амбре я в вам скажу такое, что …глаза слезятся. Но клиент без сознания.

Я пожал руки музыкантам, кивнул Лехе, чтобы продолжал, не останавливался. Мне тоже стало интересно, чем там все закончилось.

– Вдруг смотрим: он приходит в себя, садится. Врачи дернулись к нему, а «клиент» взялся за нож и начал сам его потихоньку вынимать. Представляете?!

К нам подошел Клаймич с пачкой паспортов, но тоже не стал прерывать бенефис Мамонта.

– Ему орут: «Нельзя! Кровью изойдешь!». А он такой: «Все понял, понял…» Потом берет и втыкает обратно нож себе в грудь!

Леха прямо светился от счастья – вон какое ему внимание со всех сторон. Народ аж рты пооткрывал.

– Так, товарищи! – директор поднял руку, призывая всех к порядку, и начал раздавать сотрудникам загранпаспорта – Выездные и въездные визы я еще раз у всех проверил, так что забираем документы и дружно идем заполнять декларации. Для тех, кто едет с нами в первый раз, напоминаю, что образец висит на стенде.

«В первый раз» – это он про нашего педагога по вокалу Михаила Юрьевича, массажиста Андрея и новых рабочих сцены, которые совсем не рабочие, а только прикидываются ими. Григорий Давыдович, увидев их накануне вечером, только скептически приподнял бровь. Но промолчал. Какие уж тут комментарии, если их лично представлял нам Сергей Сергеевич. Понятно, чьи это кадры. СС, кстати, тоже с нами летит, что неудивительно после наших приключений в Японии и Париже. Кто ж нас с Альдоной без строгого надзора оставит? Вячеславу наша сладкая проблемная парочка явно не по зубам. А Славка и рад, что в этот раз СС всем парадом командует.

Мы послушной толпой пошли корябать «не везу» и расставлять галочки по анкете. Потом сдавали багаж, прощались с Лехой, проходили таможню, за ней – границу. Все вроде шло гладко, привычно, без проблем. Зависли мы только в накопителе. Почему-то посадку никак не объявляли. Даже объявления по громкой связи в какой-то момент перестали передавать. И в соседних накопителях тоже народ собрался.

– Что происходит? – Клаймич попытался поймать за рукав обслуживающий персонал, но служащие в форме Аэрофлота ловко уклонялись от всех его попыток получить объяснения.

Час ждем, второй уже пошел. Время вылета прошло, а нашу посадку никак не объявляют.

– Пойду, позвоню – потерял терпение Сергей Сергеевич, и в сопровождении Альдоны ушел в сторону стойки регистрации, где был служебный телефон. Там он долго крутил диск, видимо дозваниваясь до Ясенево. И уже по его застывшему лицу я понял – случилось что-то чрезвычайное! Альдона побледнела и прикрыла рот рукой.

Ожидая их, мы все взволнованно столпились полукругом.

– Еле дозвонились – в глазах Снежной Королевы стояли слезы.

– Ну, не тяни уже! – почти закричал я, ожидая самого худшего.

– Правительственный самолёт упал! С Романовым на борту…

Конец 8-го тома.