Экзотическая корова

Выше не сиганешь

Я медленно бреду по привокзальной площади, впитываю первые впечатления и вдруг слышу за спиной сигнал. Оборачиваюсь, ко мне подруливает автомобиль.

— Куда ехать? — левацким полушепотом спрашивает шофер.

— Заводская улица. А что?

— Три рубля, — шепчет шофер. — Руб за скорость, руб за риск, руб за одиночество.

— Какое одиночество?

— Которое вы не обнаружите в трамвае номер пятнадцать. Если обнаружите трамвай. Садитесь.

— С удовольствием бы, — говорю я, — но у меня принципы. Не перевариваю вашего брата-«левака» органически.

И я независимо следую к трамвайной остановке.

Вскоре я набредаю на остановку и в ожидании «пятнашки» пританцовываю от мороза. Со мной танцуют скопившиеся здесь граждане. Минут через двадцать хореография прекращается и начинается осада подножек. Еще через секунду подножки оказываются полностью укомплектованными. Я остаюсь «за бортом».

Одна надежда — такси. Но такси, оценивающе окидывая меня зеленым глазком, проносятся мимо. Наверное, им не по пути.

Мороз, как известно, имеет свойство крепчать. А человек тянется к теплу, к отзывчивости. Ну, а отзывчивость стоит три рубля. Так что выше своих отмороженных ушей не прыгнешь. «Левак» же тут как тут: издалека чует добычу. И я, наступив на горло собственным принципам, поощряю левацкую инициативу и вскоре оказываюсь в кабинете начальника отдела снабжения комбината химволокна Биркина. Мы с ним некоторым образом родственные души. У него аналогичный со мной пунктик: как и я, он люто ненавидит «леваков». Эта общность и привела меня к нему.

— Ну, какие новости, — спрашиваю я, — почтеннейший Николай Петрович, на поприще левачества?

— Жуткие дела, — говорит он, мрачнея. — «Леваки» наглеют с каждой секундой. Домой ползарплаты приношу. А что делать? Кирпич даром никто не даст. Дураков нет.

— Нет, — подтверждаю я. — Все умные.

— На один стоквартирный как-никак 800 тысяч кирпича пошло. Мы жилье за счет фонда соцкультбыта строим. По этому фонду материал не планируют. Ни гвоздя, ни жердочки.

— Эх, жизнь! — вздыхаю я. — За кирпич-то что хапнули?

— Спортивный костюм, И за перекрытия тоже. Директора кирпичного и железобетонного, туда их в дышло, хапнули.

— Спортом, значит, занимаются?

— Им. А железобетонный директор еще и супругу хотел по-спортивному одеть. И пришлось еще начальников площадок обоих заводов стимулировать.

— А их зачем? — интересуюсь я.

— Здрасьте! — горячится мой собеседник. — Я же вам втолковываю: Госплан по фондам соцкультбыта не спускает материалов. Миллион в зубы — и чеши на заводы. А у них на площадках плановых заказчиков полно. Между ними днем не встрянешь. Являешься вечером, когда механизмы погрузки и доставки обезлюжены. Доходчиво говорю?

— Выходит, сами грузите? — догадываюсь я.

Биркин нервно хихикает.

— Кровную монету грузим в карманы крановщиков и водителей плитовозов. А в их начальство три звездочки и шашлыки загружаем. Заинтересовываем.

— На какие же шиши? — наивно спрашиваю я. — Начальство ассигнует?

— Как же! Хе-хе, ассигнет оно! Скажете тоже. Только требует. Достать, скажет, девять ящиков гвоздей. И никаких гвоздей.

Биркин подходит к двери и осторожно выглядывает в коридор. Потом, щелкнув замком, шепчет:

— Я вам больше скажу: порой вынужден на преступление идти.

— Как так? — тоже шепотом спрашиваю я.

— А так. Иногда зло берет: почти три года в отпуске не был, костюм блестит, как трельяж, жена стала задумчивой. Поскрипишь зубами да и…

— Чего «и…»? — испуганно говорю я.

— Продукцией комбината начинаешь стимулировать. Галстуками, дефицитной пряжей мэрон, капроновой нитью. А также упомянутыми костюмами, купленными для своих физкультурников.

— Какое же это преступление? — разочарованно тяну я. — Это вы от безвыходности делали. Были, так сказать, передаточным пунктом между комбинатом и «левым» сектором. А себе ни на грош не взяли.

— Ни вот полстолечко, — подтверждает Николай Петрович. — Но уши-таки надрали: по рекомендации ОБХСС строгача влепили.

— И вы по-прежнему подкармливаете «леваков» из своей зарплаты?

— А что делать? Лучше уж поконфликтовать с женой, чем с ОБХСС. Да и не уйдешь от подкормки: у нас недостроенные деткомбинат и профилакторий под снегом стынут. Выше Госплана и своих надранных ушей не сиганешь.

— Ой, не сиганешь! — подтверждаю я. — Сам пробовал.