Экзотическая корова

С коровой по инстанциям

— Так что расходятся, Зорька, наши пути, — говорил Алексей Минаев своей корове, десяти лет от роду, весящей без малого шестьсот кило. — Так что съезжу я в район насчет сдачи тебя государству.

Признавшись корове в этом суровом намерении, Алексей Минаев отправился из своего колхоза в приемный пункт откормочного совхоза «Изобилие».

— Так что имею сдать одну крупную рогатую единицу, — обрадовал он заведующую приемным пунктом. — Когда скажете пригонять?

— Всю жизнь мечтали о вашей единице! — почему-то не обрадовалась заведующая. — Ни к чему она нам.

— Кому это «вам»? — не понял Минаев. — Кто вы такие есть, как не государственные лица по заготовкам скота? А государству моя корова очень даже необходима.

— Я подчиняюсь не государству, а директору совхоза товарищу Нестроеву, — увильнула от скользкой темы заведующая.

…Сидор Иванович Н'естроев пребывал в глубокой задумчивости.

— Имею корову, — предупредительно кашлянув, обратился к нему Минаев.

— Ну и население пошло! — оживился товарищ Нестроев. По-развели скота, и каждый норовит что-нибудь сдать. Кто корову, кто свинью…

— Подобное явление в сеете новых закупочных цен вполне закономерно, — эрудированно разъяснил Минаев. — У меня вот две коровы и бычок, согласно Уставу. Стельную я себе оставлю, а Зорьку желаю сдать. Она у меня высшей упитанности. А это по рупь семьдесят восемь за кило. А не по рупь ноль три копейки, как в прошлом году. Сам рассуди, у меня с государством обоюдная заинтересованность: ему подавай мясное изобилие, а мне — наличные. У меня три мальца в институтах обучаются, и я желаю одеть их по городской моде.

— До чего все грамотные стали! — ужаснулся товарищ Нестроев. — Может, подскажете, где мне разместить ваш скот?

— Не моя это печаль, Сидор Иванович, — гордо отреагировал Минаев. — Моя печаль — скотину выкормить. А подготовка помещений для скота составляет вашу функцию.

— Считаю аудиенцию законченной, — обиделся Нестроев. — Передавайте своей корове привет. Пламенный.

Минаев звонит в Опушкинский райисполком.

— Имею, — говорит, — дорогие граждане, корову. Шестьсот кило. По имени Зорька.

— Поздравляем, — отвечают ему на другом конце провода. — Искренне рады. От души жмем руку. Но лично мы коров не принимаем.

— Если корову не примете, отвезу ее в область, — обещает он. — Со всеми вытекающими последствиями.

— Счастливого пути! — отвечают ему. — Только не забудьте приобрести для своей коровы купированное место. В общий вагон ее не пустят.

Тогда Алексей Минаев звонит в «Крокодил»:

— Поспособствуйте в деле сдачи коровы!

И вот я еду и рассуждаю сам с собой: почему у Алексея Минаева не хотят принимать корову? Возникают две гипотезы:

1. Перегружен мясокомбинат.

2. Не хватает вагонов для перевозки скота.

Но два коротких интервью — и от этих гипотез ничего не остается.

Первое интервью дает директор мясокомбината.

— Шкуросъемка, нутровка и распиловка туш ведутся у нас по графику, — говорит он. — Весь опушкинский скот, поступивший к нам, своевременно обработан. Коллектив мясокомбината полон решимости принять от опушкинцев остальную живность, предусмотренную графиком. Но она так и не поступила.

Второе интервью получено у железнодорожников. График погрузки живности они не нарушали. Выделены вагоны сверх плана.

Еду в Опушкино. И опять рассуждаю сам с собой. С одной стороны, население района мечтает сдать скот. С другой стороны, мясокомбинат готов с радостью принять его. Так где же оно, это таинственное препятствие на пути коровы к прилавку магазина?

Брожу я по колхозным селам района и наблюдаю.

Чуть ли не в каждом дворе требовательно мычит крупный рогатый скот, давно созревший для переработки на колбасные изделия. Под тяжестью собственного веса жалобно похрюкивают свиньи, готовые превратиться в окорока. Уже телефон в кабинете директора откормочного совхоза визжит, как поросенок. Уже хозяева ското-поголовья сорвали голоса, две недели повторяя: «Имею корову» или «Имею свинью» — и добавляя: «Примите ради бога!»

Но директор Сидор Иванович Нестроев — единственный в районе человек, наделенный правом принять или не принять, — сохраняет глубокую задумчивость.

— Откормсовхсз не перевалочная база, — просвещает он меня. — Наша задача — поддержать животное, обласкать его, откормить, добиться привеса.

— И какой же привес дан вами скоту, закупленному у населения? — интересуюсь я.

— К сожалению, случился не привес, а, так сказать, отвес, — печально констатирует Сидор Иванович. — Беда в том, что частный скот избалован на домашних харчах. Наш корм он как бы не воспринимает.

— Странная публика, — удивляюсь я. — Жрать жрут, а, стало быть, не поправляются?

— Коровы-то остались при своем интересе, — продолжает Сидор Иванович. — А хавроньи много кило потеряли. Часть из них умудрилась переломать себе ноги и головы, а одна заболела нервной болезнью. Ума не приложу, чего им не хватает!..

И очень жаль мне стало Зорюшку Алексея Минаева. Что ждет ее, привыкшую к уютному хозяйскому хлеву, в откормочном совхозе «Изобилие»? Либо коровник, выдержанный в архитектурном стиле «Решето», либо просто небо над головой. Все в дырах: пол, стены, крыша. Сквозняки, под ногами глубокие ямы, лужи, затянутые льдом.

Ждет Зорюшку и моральная пытка от Сидора Ивановича Нест-роева.

— Избаловались у хозяев! — будет ворчать он. — Подавай им теплый санузел! А иначе у них, фу-ты ну-ты, нервная болезнь развивается!

И попрекнет ее клоком прелого сена.