Экзотическая корова

Откуда берется талант

Есть мнение, что с талантом рождаются. Лично я с этим не согласен. Мне до сих пор не попалось ни одного новорожденного, который бы чем-нибудь выгодно отличался от остальной бездарной, так сказать, массы своих сверстников. Да и в какой области, скажите на милость, грудному гению проявлять свои задатки, если стихов он не пишет, музыки не сочиняет, а только и знает что переводит пеленки. На этом поприще, возможно, и обнаруживаются свои титаны.

А откуда возникает талант, этого я вам не скажу. Этим вопросом я вплотную не занимался. Но думаю, что лицо, в котором он вдруг пробивается, остается в неведении насчет своего богатства до тех пор, пока окружающие граждане не поставят его об этом в известность.

Правда, бывает, что граждане подозрительно долго молчат. Ты перед ними маешься, коленца выкидываешь вроде этого:

а они смотрят свозь тебя, как сквозь бокал с нарзаном.

Тут уж приходится самому вглядеться в себя и обнаружить черты будущего памятника. И оповестить одно из центральных изданий:

«Вчера ночью, Случайно проснувшись, я сходил кое-куда и на обратном пути понял, что по моей гениальности плачет пьедестал. Промолчав жене об этом, что почувствовав поэтом, и забросив в угол шлепанц, я на улицу ушлепалц. Там, обуреваемый прилившими чувствами, я и сложил нижеприкладываемый стих».

Центральное издание, тихой консультантской ночью зачтя стих, рекомендует автору не швыряться зазря шлепанцами, так как не здесь обычно проявляется творческий метод поэта. А также сообщает: «Пьедесталы изготовляем из материала заказчика. Из присланных же вами строчек, дорогой друг, пьедестал получится настолько зыбкий, что вы, думается, сами побоитесь на него взойти».

Здесь я вынужден расщепить обобщенного до сих пор «дорогого друга» на три группы. В зависимости от его реакции на редакционный ответ.

К первой группе относятся те самотечные стихотворцы, которые, получив отказ, только радуются, что гениальности у них, оказывается, кот наплакал. И если ее, слава богу, нет — можно не потеть по ночам над рифмами, а восстанавливать свои силы здоровым сном. Эти новой продукции не шлют.

Второй группе покусителей на пьедестал присуще редкое упорство. Холодный душ редакционных ответов не способен смыть с ее представителей налета оптимизма. С их конвейеров не перестают сходить стихи-уроды. Но в редакцию они поступают со скромной, невоинствующей припиской: «Публикнули бы».

У автора с вышеобнародованными пиитами нет антагонистических противоречий. Наоборот, он симпатизирует первым и ведет любезную переписку со вторыми. Ему приятно в ходе переписки называть своих адресатов «уважаемыми», посылать им привет и получать от них такие же знаки внимания. Кроме того, история литературы заставляет его быть начеку. В истории литературы отмечались малообъяснимые факты, когда из рядов, казалось, безнадежных рифмачей выходили недурственные поэты. И хотя автор с подобными фактами до сих пор вплотную не сталкивался, он письменно раскланивается даже с лицами, от которых получает такие строчки:

Вдруг в сочинившем их в силу неблагоприятных условий проживания дремлет талантище? Может, он живет в проходной комнате, где трудно сосредоточиться? А ежели он лет через десять сосредоточится и создаст что-либо незабываемое, что тогда? Конфуз будет со стороны профукавшего его автора, и только.

Однако у меня, читатель, болят зубы, голова, печень и дергается правое плечо, что напоминает о существовании третьей группы самотечных стихотворцев. Это сочинители атакующего стиля. Получив отказ на первую ездку стихов, они удивленно вертят его, изучают через лупу, не доверяя невооруженному глазу. И, наконец, выдернув авторучку из колпачка, как шпагу из ножен, колют ею чистый лист:

«Между прочим, мой дедушка участвовал в одной из пятилеток, Отец зарекомендовал себя в последующих трудовых буднях, сам я самоотверженно отдаю свой труд в общую копилку, где и потерял безымянный палец. В быту исключительно устойчив, несу общественную работу: заместитель преддомкома по борьбе с бродячими собаками, кошками и другими лицами. Надеюсь, учитывая мой облик, стихи будут размещены».

На что редакция галантно отвечает, что облик ничего себе, но стихи, к сожалению, значительно уступают ему.

Авторучка мстительно обнажается, и в новом послании облик начинает качественно скатываться к стихам:

«Слушай ты, главный редактор, где твоя дальнозоркость, зачем ты велишь узколобым дуракам составлять рецензии? У них же лимитированное число извилин, если они не учли мою проникнутую трудовым накалом автохарактеристику. Надеюсь, коллега, у тебя хватит ума устранить отмеченные недостатки?»

3 ответном письме редактора не видать горячего желания расправиться со своим штатом.

Мстительное перо вновь приходит в соприкосновение с бумагой.

«В Союз писателей. Главному заведующему, — выводит оно. — Ну и ну! Я лично послал сто замечательных стихов, но хотя бы один из них дошел до широких читательских масс. В редакциях сидят обюрократившиеся взяточники, выпущающие в свет лишь тот стих, к которому пришпилена деньга. Я слыхал, что за одну строчку оне цапают по 3 руб. 62 коп. Хорошо еще, что я миниатюрный поэт, а которые слагают поэмы — сколько поллитров они вынуждены оторвать от себя ради любимого хобби!

А раз я деньгов не шлю, так меня под зад, да? Не выйдет. Не зарастет моя тропа к народу. Я требую, минуя коррупцию, закрепить за мной место в изданиях».

Союз писателей, естественно, игнорирует данное послание. И место в литературе за его автором не закрепляет.

Из-под мстительного пера рождаются строки, адресуемые Совету министров:

«А что у нас сочиняют? Вот недавно я вырезал откуда-то про приближение весны:

Слыхали, да? До шуток ль здесь. Небо стекает по древесине. Как будто оно жидкое. Вот это маразм! Ясно, что такое могло попасть в печать лишь за двойную взятку: мелкая разбивка строчек увеличивает число поллитров».

…Я уже утверждал, что с талантом не рождаются. И говорил, что не соображу, откуда он берется. Теперь, после процитированных мест, я вижу, как некоторые люди, уже будучи рожденными без таланта, не идут на поводу у природы, а ради признания готовы вцепиться в горло каждому, кто не одобряет их опусы.

Так не умолчим же, ощутив на своих ранимых интеллигентских горлах чьи-то бездарные челюсти.

В атаку на воинствующего графомана!