LES ORAGES DE LA JEUNESSE SONT
ENVIRONNES DE JOURS BRILLANTS
VAUVENARGUES
Светающее пробужденье птиц…
На неподвижной и незримой ветке –
Порозовевшей ранее денниц
Дремотный щебет мелодично-редкий.
Клубится ночь глубокая вдали,
Бледнеют звезды, восходя отвесно,
Над предрассветным сумраком земли,
Смешавшимся с туманностью небесной.
… И на подушке нежная щека
Еще лежит дремотно, неподвижно,
Не ведая, что жизнь любви близка,
Что жизнь любви любовью станет жизни…
Не ведая, что посветлела твердь
И что еще светлее — изголовье…
И явственная пред рассветом смерть
Сокрылась перед вечною любовью…
Страницей недочитанной уснув,
Ты встала рано — с зябкою росою,
Коленями на утра блеск взглянув,
И первый шаг был с пяткою босою…
Смеется с ясной свежестью вода
Над верностью горбатого кувшина…
Под водопадно-глиняной вершиной
Твое лицо струится, как звезда…
С прозрачным парусом прозрачный руль
Сливаются и тихо веют в тюле…
И якорь нежных стрел влачит июль –
Все глубоко, бездонно все в июле…
Лазурная сияющая мель
Мечтательно и медленно уносит
И якорь стрел, и сладостную цель
Под набеганье тюлевых полосок…
Букет цветов, стоящий на столе,
Составленный из полевых наречий,
Умолк в блестящем горле, в хрустале,
И воду пьёт благоуханье речи…
Окно гостиной голубая даль –
Раскрытое – всё шире – раскрывает,
И стёртая рояльная педаль
Полдневное молчанье продлевает…
Златого зеркала сребристый внук
Светло уснул у полдня на коленях,
И маятника безмятежный стук
Вновь возвращает к невозвратной тени.
И столько раз свершается возврат
К тому, что лишь однажды миновало,
Что счастья настоящего квадрат
Пройдет, и станет прошлого овалом…
Ничем непобедимая сирень
Тебя еще недавно покоряла…
И вот уж перековывает сень
Меч лепестков на лепестков орало.
Но эта пораженья борозда
Есть борозда победоносной грёзы.
Теперь – без упоенья, без труда,
Всесильные ты побеждаешь розы…
В раскрытой пасти каменного льва
Покрытый мхом тяжелый шар грохочет…
…Не жизнь, а смерть слышна едва-едва,
Но ничего он заглушить не хочет…
Лазурный, безмятежно ясный день
Наполнен тяжким неподвижным громом,
И – львиную пересекая тень –
Светло порхает бабочка пред домом…
Чтоб этот мир, чтоб эта тишина
Достойны были будущего счастья,
Чтоб жалость прошлому была верна —
Тяжелый шар грохочет в львиной пасти…
Угрозы милость иль пощады гнев
Звучит в клыках окаменевшей болью…
…Рычащей лавой раздирает зев
И попирает лапой своеволье…
Белеющими перьями гусей
Лазурь как бы написана с нажимом…
Она местами — синевы темней
И углубленная – непостижимо…
И, легкою преградою ресниц
Разъединив безоблачное слово,
Бездонное сливаешь без границ
Лазурное ее пространство снова.
Когда в тиши гармонии наук
Звучит пчелы беспамятное слово,
Раскрытый полдень падает из рук
Разжавшихся мечтания земного.
Полуденного счастья бытиё
Лежит у ног, всегда у ног мечтанья…
Жужжание безоблачней всего,
Но ты, душа, безоблачней жужжанья…
Далекий – на дворе открытый – кран
Распахивает настежь дверь гостиной…
И слуха зачарованный обман
Заворожен миражем без пустыни…
Блестящая незримая струя
Бьет о паркет – но заливает плиты…
И брызгами – букеты острия
Разметаны – с глубоким зноем слиты…
В зелёный лёд зеркал глядит жара,
Своё пыланье видя тёмно-синим.
Счастливый Рим уснувшего двора
Спасают некричащие гусыни.
И так светло, что делается вдруг
Чуть сумрачно от солнечного блеска…
Всё хаотично – трепетно вокруг –
И веет гармонично занавеска…
Лазурный день блаженно-неподвижен –
Поля, леса – как неподвижны вы…
Кармин ланит к ветвям настоль приближен,
Что кажется оттенком синевы.
Но стоит лишь пунцовости заката
Блеснуть в ветвях, как лес в лучах летит…
Зато теперь в тенистости крылатой
Кармин ланит стал зеленью ланит…
С прохладною смешавшись тишиной,
Глубокий воздух комнаты нагретой
Еще хранит великолепный зной,
Весь день сиявший за порогом этим.
Как огненный и чем-то грешный рай…
И лоб горячий вытирали люди,
Одежды приподнявши легкий край,
Смиренным детским жестом, полным чуда…
С какою негой побеждает день
Свой знойный, ослепительный свой хаос…
Темно-лиловую местами тень
Земля полураскрыла — задыхаясь…
Все замерло, все дремлет — чуть дыша…
Мир опустел… Могучие мгновенья
Текут — и в грозном блеске, не спеша,
Безлюдное свершается боренье…
Природы светло-голубая тень
Чуть розовеет в зелени глубокой,
И, с солнцем перемешанная, сень
Мелькает набеганьями потока…
Божественного торса наготу
Над бытием слегка приподнимая,
Ланитою прижавшися к персту,
Она молчит, и эхо ей внимает.
Лиловые и синие цветы
Покачиваются и благоухают,
И в заговоре знойном красоты,
Как полумаски, бабочки порхают.
Но ничего правдивей нет полей,
Верней травы, ласкающей колени.
Скорей туда – под сумрачность аллей,
Под сумрачность блаженства и измены.
Лазурь полна волшебных чувств живых
И воздух в неподвижном трепетаньи…
Безоблачней средь капель дождевых
Сияющее счастие мечтаний…
Медлительная туча все растет,
И ясность неба тихо убывает,
И тот лиловый сумрак настает,
Что перед ливнем блещущим бывает…
Вдали негромко начинает гром,
Два рокота из трех перебирая,
И, долго-долго медля на втором,
Грохочет глухо у немого края…
И в рокот нарастающий листва
Вступает, ставши в ветре мельче вдвое,
Средь светлых капель, брызнувших едва,
Сливаясь с ними в трио дождевое…
Стелилась темно-голубая тень
Неровно потемневшими полями,
Перебирая, как слепец плетень,
Простор земли с небесными краями.
И капли падать начали сильней,
И с тенью их мельканье тасовалось,
И вдруг тасуя все быстрей, быстрей,
Их редкий сумрак в частый блеск смешало…
…И свежесть потемневшею полей
Ликующее солнце озаряло,
И вместе с солнцем, но еще светлей,
Дождь хлынул с возрастающею силой…
И льется, ослепительно сплошной,
С подножием сверкающим паденья,
И высится, как арфа, весь сквозной
Сквозь плеск, журчащий с блеском усиленья…
Сквозь ливня ослепительного строй
Бежала обветшалая беседка
И вдруг остановилась… В прутьях редких
Струится звук, как в струнах, неземной…
С шуршаньем тайным пропускают плеск
Местами обвалившиеся своды,
И влажный обнажающийся блеск
Прикрывшей эхо наготы Природы…
Стоять и слушать с мокрой головой
Торжественное трио дождевое…
Сверкающий, прохладный и живой
Его единый звук между листвою…
И мокрым быть от ног до головы,
Когда единый звук журчит сильнее,
И делается звуками листвы,
И сладостно струится вместе с нею…
Неутолимый, нестерпимый блеск
Не темной и светлой летней лучи –
Одним лучом она померкший лес
Вдруг озаряет сладостно и жгуче.
Не все стволы в тот миг озарены,
Но те, которых свет ее коснулся,
Те видят, навсегда ослеплены,
Что сумрак только к ним одним вернулся…
Есть час, когда лишь прутья шалаша –
Шурша — не пропускают воду.
И, обнаженная, идет душа
Под ветхие укрыться своды…
И дождь умолк… Биенье двух сердец
С шуршаньем трепетным звучало…
И радуги божественный конец
Сливается с любви началом…
Дождь перестал… И только по бокам
Еще летят пленительные капли —
Одна — другая — здесь — и там — и там
И вот они исчезли, не иссякли…
И вдруг с поголубевшей высоты,
Блестя, летит еще одна куда-то…
И — как дыханье — затаив цветы,
Земля молчит в восторге аромата…
Тяжелый гром дорожки укатал,
Беседки разрушения поправил,
Благоухающий цветов развал
В огромной клумбы заключил в овале…
С землею вместе всходит светлый пар,
И вновь лазурна неба половина…
Лишь каменный и громогласный шар
Еще грохочет глухо в пасти львиной…
Еще светло, но начало темнеть,
И вечер близок на закрытой двери
Блистает ручки стершаяся медь
Лучом прощальным, ярким до потери…
Но этот луч не может быть земным.
Но эта дверь не может быть небесной…
И взор по украшениям резным
Скользит вне Времени Красы безвестной…
Свершает спинка кресла свой закат,
И ручки, округленностью бездонной
Удерживая день, еще блестят
Лучей златистых эхом позлащенным…
Торжественно и тихо день прошел
И меркнет медленно паркет под воском –
Распиленный на солнце пыльный ствол,
Отбрасывая тень с оттенком лоска…
Уходит в небо глубоко скамья
И в небо высоко врастает урна.
О, всё нежнее камни бытия,
Их тяжесть всё воздушней, всё лазурней…
Я чувствую средь мёртвой тишины
Утешенность земного разрушенья…
И прошлого ещё не сочтены
Не только годы – краткие мгновенья…
В пустынный парк через стены пролом
Вхожу… Как тихо… Листья осушают
Давным-давно заглохший водоем…
Есть разрушения, что утешают…
Безличный до паденья, до руин –
В руинах каждый камень отличаешь…
Среди других камней всегда один –
Как ты – один грустит, как ты – дичает…
Смеркается… Темнеет – наугад –
То здесь – мгновеньями, то там – местами
С дорожками то исчезает сад,
То смутно возвращается кустами.
С решеткою туман все глубже слит
И прутья то раздвинет, то сближает,
И белой тенью статуя стоит
И ничего уж не изображает.
К глубокому столбу привязан пруд…
Свисает цепь, своих длиннее звеньев…
И две ступени черные ведут,
Нет, лишь одна — в чистилище гниенья…
Неровные и низкие кусты
Стоят вокруг — не образуя круга…
…Объятия небесной пустоты
В объятиях земли — забвенье друга…
О тяжести, о сладости обид
Полусловами полустёртых звуков…
…И на тумане пьедестал стоит…
Чуть слышен голос статуи безрукой…
…Я для тог безрук до пле
Чтоб нежн и ранящ длань
Не прикаса боль ко мне нич…
…О пьедестал стоящий на тумане…
Пустынная в безмолвии луны…
В голубоватом трепете аллеи…
Скамейки бесконечности длины…
И статуи до черноты белеет…
И чернота накладывает блик
На тень, усиленную белизною…
И тусклый в слепоты орбитах лик
Мерцает страшным, мертвым лунным зноем…
Смежает вечер синий абажур
В большой букет исполненный покоя,
И света замигавшего амур
Грозит слегка коптящею стрелою…
День отошел торжественно-простой…
Он был как все – велик, как все ничтожен…
И под его бессмертною чертой
Нет ничего и быть уже не может…
Из черноты подчеркнутых глубин
Медлительно исходит блеск рояльный,
И вновь кончается, совсем один,
Сверканьем лакированным, печальным…
Глубин своих подчеркивая хлад,
Широкий блеск, стремительно сужаясь,
Уходит бесконечно продолжаясь –
Дорожкой черноблещущею в сад…
Ты голову откинула назад,
Как бы ослепшая перед музыкой.
И стала на мгновения безликой…
И шесть свечей на бабочку летят.
В полночной дымке сумрачных зеркал…
И долго ты глядела в позабытость…
И вдруг рояль, как тайна, нераскрытый
Таинственно и тихо зазвучал…
Шестью свечами сумрак упоен
И жирандоли хрустали дробятся…
И много раз твоей рукой продлен
Аккорд, с которым сладостно сливаться.
Он будет полон нежности иной,
Ты сколько бы его ни повторяла…
И нотная калитка над роялем
Раскрыта в сад безмолвный и ночной…