Элси Динсмор

Глава 7

Мисс Дэй имела обыкновение в конце месяца подавать родителям табель успеваемости и поведения своих учеников. С тех пор как мистер Динсмор возвратился домой, впервые наступил момент, когда она отдала ему табель Элси.

Оценки были очень даже удовлетворительными, потому что Элси была старательной ученицей, употребляя в учебе свои религиозные принципы, так же как и во всем остальном. Несмотря на то что мисс Дэй постоянно старалась зацепиться за что-нибудь, она редко находила оплошность как в успеваемости, так и в поведении.

Мистер Динсмор взглянул на табель и вернул его со словами.

— Все очень хорошо, очень даже удовлетворительно. Я рад видеть, что моя дочь развита и хорошего поведения, но я хочу, чтобы она выросла сообразительной и хорошо воспитанной леди.

Элси, стоявшая неподалеку, слышала его слова и покраснела от удовольствия. Она выглядела радостно-возбужденной, но отец повернулся и ушел, даже не удостоив ее взглядом. Выражение счастья растаяло, и большие глаза наполнились слезами раненых чувств.

Наступило время и для второго табеля, но — увы! Прошедший месяц был очень трудным для маленькой девочки, погода была жаркой, и она чувствовала себя хилой и слабой. Мысли ее постоянно были заняты тем, как можно достичь отцовской любви, настроение было подавленным из-за частых неудачных попыток, и она была не в состоянии сосредоточить свое внимание на уроках.

Да еще и Артур, с той самой недели, как он был наказан, чаще, чем обычно, досаждал ей. Он тряс ее стул и подталкивал под локоть, когда она писала. В результате ее тетрадка была испорчена, а мисс Дэй никогда не ставила ей таких низких оценок. Она несла табель отцу Элси с затаенным злорадством, добавив длинные жалобы на лень и невнимательность ребенка.

— Пошлите ее ко мне, — рассердившись, сказал он. — Я буду у себя в комнате.

Мисс Дэй оставила Элси в классе, когда та приводила в порядок содержимое своего стола после занятий, вернувшись, она застала ее за тем же делом.

— Элси, — сказала гувернантка с презрительной улыбкой, — твой отец желает видеть тебя немедленно, он в своей комнате.

Девочка мгновенно покраснела, потом побледнела и так сильно задрожала, что некоторое время была не в состоянии пошевелиться — по выражению лица мисс Дэй она догадалась, что ее может ожидать.

— Я советую тебе лучше сразу идти, — повторила она, — потому что, без сомнения, чем дольше ты будешь ждать, тем для тебя окажется хуже.

В этот самый момент раздался злой, холодный голос мистера Динсмора:

— Элси!

Изо всех сил стараясь контролировать свои чувства, девочка поспешно пошла на зов. Дверь его комнаты была открыта, она вошла и спросила дрожащим голосом:

— Ты звал меня, папа?

— Да, — ответил он, — звал. Подойди ко мне.

Он сидел с тетрадкой и табелем в руках, и в его обращении, тоне и взгляде была холодная суровость. Элси повиновалась, но не могла сдержать дрожь, и лицо ее было смертельно бледным, а глаза наполнены слезами. Она умоляюще подняла их к его лицу, и тронутый ее неподдельным ужасом и расстройством, он сказал более мягким тоном.

— Можешь ли ты объяснить мне, Элси, почему твоя преподавательница принесла мне такой скверный табель о твоем поведении и успеваемости? Она сказала, что ты была очень ленивой, и табель подтверждает ту же истину, а эта тетрадка представляет собой ужасную грязнулю.

Девочка ответила только слезами и всхлипываниями, которые, казалось, раздражали его.

— Элси, — строго сказал он, — когда я задаю вопрос, то я немедленно требую ответа.

— О, папа! — умоляюще ответила она. — Я не могла учиться. Я очень сожалею, но я постараюсь, очень' постараюсь, только, пожалуйста, не сердись на меня, папа.

— Я сержусь на тебя, очень сержусь, — ответил он тем же суровым тоном, — и серьезно намерен наказать тебя! Ты не могла учиться? Чем это еще можно объяснить? Ты что, болела?

— Я не знаю, сэр, — всхлипнула девочка.

— Ты не знаешь? Очень хорошо, значит, ты не могла быть серьезно больной без того, чтобы не знать этого, и я вижу, что у тебя нет никакого оправдания! Однако я не буду наказывать тебя никак в этот раз, так как вижу, что ты очень сожалеешь и обещаешь заниматься лучше. Но предупреждаю, если я еще раз увижу такой табель, как этот, или услышу жалобы о твоей лени, ты будешь жестоко наказана. Предупреждаю также, что, если твоя тетрадка в следующий раз не будет выглядеть лучше, чем эта, я обязательно накажу тебя. Здесь есть несколько страниц, которые выглядят довольно хорошо, — продолжал он, листая тетрадку, — значит, ты можешь делать как следует, если захочешь. Есть такое старое выражение: «Не можешь, научим, не хочешь — заставим». Ни слова! — воскликнул он, когда Элси попыталась что-то сказать. — Можешь идти! — И, откинувшись в кресле-качалке, он взял газету и стал читать.

Элси все-таки стояла, ее истомившееся сердечко так жаждало хотя бы одного взгляда участия и любви. Ей так хотелось броситься ему в объятия и сказать, как сильно, как ужасно сильно она любит его. Она так жаждала хотя бы мимолетной ласки. Ах! Как же она могла уйти от него без этого? Ведь впервые в жизни она осталась с ним наедине в его комнате, где она никогда раньше не была, но куда она часто приходила в своих радужных мечтах.

Итак, она медлила, трепетала, надеялась, боялась, но неожиданно он посмотрел на нее с тем же холодным недоумением.

— Почему ты стоишь? Я тебе разрешил уйти, иди! С отчаянием Элси повернулась и побрела в свою

комнату, чтобы опять плакать, жаловаться и молиться о том, чтобы когда-нибудь ей иметь ту любовь, о которой она так мечтает. Опять успехами прошедшего месяца она отодвинула внимание своего отца еще на неопределенное расстояние.

Неожиданно ей на ум пришла одна мысль, которая еще больше ее расстроила. Если Артур будет продолжать свои преследования, то как она сможет следующую тетрадку сохранить в надлежащем виде? И если этого не будет, отец сказал очень даже внушительно, что он ее накажет. Ох! Как она сможет перенести наказание от него, когда слово или взгляд неудовольствия наносят ее сердечку такую рану.

Мисс Дэй редко остается в классе во время письменной работы, и иногда старших девочек тоже нет, поэтому у Артура появляется превосходная возможность приводить в исполнение свои нескончаемые выдумки, учитывая, что Элси не имела обыкновения жаловаться. А если бы она и рискнула, то навлекла бы на себя целый ураган негодований, ведь Артур был любимчиком своей матери. Итак, ее неминуемо ожидало наказание, разве только она убедит упрямого мальчишку оставить свои издевательства. Но на это было так мало надежды.

Элси перенесла все свои переживания в молитву своему Небесному Отцу и просила Его помочь ей. Она еще стояла, склонившись, изливая свои молитвы со слезами и всхлипываниями, когда кто-то постучал в дверь. Она встала, открыла дверь и увидела свою тетю Аделаиду.

— Элси, — сказала она, — я пишу письмо мисс Розе, не хотела бы ты написать ей что-нибудь? Ты можешь написать маленькое письмецо, если хочешь, и я пошлю его вместе с моим. Но в чем дело, дитя? — неожиданно воскликнула она, ласково беря девочку за руку.

Обливаясь слезами, Элси поведала ей всю историю, не упустив и папино предупреждение, и свой страх, что она из-за Артура не сможет избежать неминуемого наказания.

Аделаиде стало жалко маленькую девочку, и она прижала к себе маленькое, вздрагивающее тельце и, поцеловав ее, сказала:

— Успокойся, Элси, я буду брать книгу или вязание и каждый день приходить в класс на время, когда вы будете писать. Но почему же ты не рассказала все это своему папе?

— Потому что я не люблю ябедничать, тетя Аделаида, и это бы очень рассердило твою маму, да и вообще, я ничего не могу говорить папе.

— Ах, я понимаю! Да и неудивительно, он так странно строг к своему бедному ребенку. Я хочу поговорить с ним на эту тему, — пробормотала Аделаида, больше говоря про себя, чем обращаясь к Элси. Еще раз поцеловав девочку, она поднялась и торопливо вышла из комнаты с намерением найти своего брата, но он уехал, а когда вернулся, то привез с собой нескольких джентльменов. Так у нее не оказалось возможности до тех пор, пока желание вмешиваться совсем пропало.

«И будет, прежде нежели они воззовут, — Я отвечу; они еще будут говорить, и Я уже услышу» (Ис. 65:24). Обещание, данное Элси, было выполнено, и в ее переживаниях была ниспослана помощь.

Когда тетя Аделаида вышла, Элси осторожно заперла дверь, чтобы оградить себя от внезапного налета Анны, подошла к своему бюро и отперла дверцу. Она вытащила кошелек, который вязала для папы вместо того, который отдала мисс Аллизон. Элси начала его еще до его возвращения, и с тех пор занималась им каждую свободную минутку, когда была уверена, что никто ее не побеспокоит. Теперь он был уже почти закончен. Так много безмолвных слез было пролито во время работы, много вздохов о несбывающейся надежде были вплетены в эти яркие петельки голубого и золотого шелка.

Теперь же она была утешена вниманием своей тети и ласковым обещанием помочь ей. И, несмотря на то что на щеках еще видны были следы слез, маленькое личико выглядело радостным и веселым опять. Она yceлась на маленький швейный стульчик и начала свою работу.

Маленькие белые пальчики быстро перебирали яркие блестящие спицы, в то время как мысли бежали своим порядком, не менее быстро.

«Ах, как я сожалею, что плохо занималась в прошлом месяце, неудивительно, что папа огорчился. Я не помню, чтобы когда-то у меня был такой плохой табель. Что это со мной случилось? Кажется, что я не могу, больше учиться и начала праздновать? Интересно, неужели это лень?

Боюсь, что да, и я просто должна быть наказана. Как бы я хотела стряхнуть ее с себя и чувствовать себя работоспособной, как и раньше.

Я изо всех сил постараюсь в этом месяце, и, может быть, у меня получится. Ведь только один месяц, и июнь кончится, а потом мисс Дэй уедет на север, чтобы провести там июль и август, может быть, даже и сентябрь, поэтому у меня будут длинные каникулы. Конечно же я могу постараться один месяц, и он быстро кончится, хотя и кажется, что это очень долго.

Да и в этом месяце у нас не так много уроков, потому что начинается жара, и по субботам теперь не будет занятий, это значит, что завтра я свободна и вполне могу закончить эту вещичку. Интересно, будет ли папа доволен? — и она глубоко вздохнула. — Я боюсь, что пройдет много-много времени, пока он будет мной доволен. На этой неделе я уже дважды его расстроила, первое — это была птичка, а теперь этот ужасный табель и тетрадка вся в кляксах. Но... ах, я очень постараюсь в следующем месяце, а милая тетя Аделаида будет охранять меня от нападений Артура, тогда моя тетрадка будет очень аккуратной, без единой помарочки в ней.

Интересно, как у меня будут проходить эти каникулы? В прошлом году лето у меня прошло замечательно, я была в Ашлэнде, а потом они приехали все сюда. Как раз тогда у Герберта все это случилось с бедром.

Как я должна быть благодарна за то, что я не хромая, и всегда была такой здоровой. Но, боюсь, что папа не позволит мне поехать туда в это лето и даже не пригласит их к нам, потому что он сказал, что Люси не подходящая для меня подружка. Я была очень непослушной, когда она была здесь, и с тех пор я много раз была нехорошей. Ох, я никогда, никогда, наверное, не смогу быть хорошей. Мне кажется, что сейчас я стала намного хуже, чем была до папиного приезда. Боюсь, что очень скоро он начнет меня строго наказывать, как он предупреждал сегодня. Интересно, что он имел в виду?»

Неожиданно краска залила ее лицо и шею, уронив на колени работу, она закрыла личико руками.

«Ох, нет! Он не мог, не мог иметь этого в виду! Как я смогу это перенести? И все равно, если это сделает меня на самом деле хорошей, я думаю, что я согласна на боль, только не на позор! Ох, это разобьет мое сердце! Я никогда после этого не смогу поднять голову. Неужели он это имел в виду? Но лучше я постараюсь быть очень хорошей, чтобы никогда не заслужить наказания, и тогда мне все равно будет, что он имел в виду». И с этим утешительным решением она опять взялась за работу.

— Няня, а папа у себя? — спросила Элси на следующий день после обеда, заканчивая свою работу.

— Нет, дорогая, мистер Хорас уехал с незнакомым джентльменом, наверное, с час назад.

Элси положила спицы в свою рабочую коробку и, открыв письменный стол, выбрала листочек для заметок, на котором старательно вывела:

«Подарок моему милому папочке от его маленькой дочери Элси». Она аккуратно приколола листочек к кошельку и понесла его в папину комнату с намерением положить его на туалетный столик.

Боясь, что он мог уже вернуться, она осторожненько постучала в дверь и, не получив ответа, открыла ее и вошла в комнату. Не успела она пройти и до половины комнаты, как за спиной услышала его возмущенно-удивленный голос:

— Что это ты делаешь в моей комнате, когда меня нет, Элси?

Она замерла и повернулась к нему, дрожащая и бледная. Подняв умоляющие глаза, она молча положила кошелек ему в руки.

Он посмотрел на кошелек, затем на нее. — Это я для тебя сделала, дорогой папа, — сказала она тихим дрожащим голосом. — Пожалуйста, возьми его.

— Он в самом деле очень красивый, — проговорил он, рассматривая его со всех сторон. — Неужели это все твоя работа? Я представления не имел, что у тебя такой хороший вкус. Спасибо, доченька, я принимаю и буду пользоваться им с большим удовольствием.

С этими словами он взял ее за руку, сел и посадил ее себе на колени.

— Элси, дитя мое, почему ты всегда так меня боишься? Мне это не нравится.

С неожиданным порывом она крепко обняла его за шею и поцеловала в щеку, затем, уронив голову ему на грудь, она заплакала:

— О, папа, мой милый папочка, если бы ты знал, как я сильно люблю тебя! Неужели ты никогда не будешь меня любить? О, папа, люби меня, хоть чуть-чуть! Я знаю, что я часто бываю непослушной, но я очень стараюсь быть хорошей.

И впервые в жизни он обнял ее и нежно поцеловал, сказав дрогнувшим голосом:

— Я люблю тебя, моя дорогая, моя милая маленькая доченька.

Для Элси эти слова были приятнее самой изумительной музыки. Радость была слишком большой, чтобы выразить ее словами, и только благодарные слезы катились по ее щекам.

— Но почему же ты плачешь, моя дорогая? — спросил он участливо, поглаживая по головке и целуя ее снова и снова.

— Ох, папа, потому что я так счастлива! Необыкновенно счастлива! — всхлипнула она.

— Ты и в самом деле так нуждаешься в моей любви? — спросил он. — Тогда, моя милая, ты не должна дрожать и бледнеть, когда я разговариваю с тобой, как будто я жестокий тиран.

— Ох, папа, я не могу, когда ты выглядишь и гово-

ришь так строго. Я очень люблю тебя и не могу видеть, когда ты на меня сердишься, но теперь я больше не боюсь тебя.

— Вот и хорошо, — подбодрил он, лаская и поглаживая ее. — Но уже звонок к чаю, — сказал он, ставя ее на пол. — Иди вымой лицо, а потом приходи ко мне.

Она торопливо исполнила его просьбу, и, взяв ее за руку, он повел ее в столовую и посадил на обычное место рядом с собой. За столом сидели гости, и все свое внимание отец уделял им и старшим членам семьи, но время от времени он останавливал добрый взгляд на своей маленькой девочке. Он подкладывал ей на тарелку все, что она хотела, и Элси была счастлива.

Несколько дней прошли очень даже приятно, хотя она не часто видела своего отца, так как он два дня был в отлучке, а когда вернулся, то привез с собой гостей, но всякий раз, когда она попадалась ему на глаза, он ласково смотрел на нее, и постепенно она перестала его бояться. Теперь она тешила себя надеждой, что скоро настанет время, когда у него появится больше свободного времени, которое он уделит ей. Она теперь была счастлива и с легкостью могла выполнять все школьные задания. Тетя Аделаида также старательно исполняла свои обещания, что освободило Элси от Артуровых проделок, у нее появилась возможность аккуратно выполнять письменные работы. Элси очень старалась, и тетрадка ее была свидетелем того. Почерк Элси тоже улучшился, и в работе не было ни единого пятнышка. С нетерпением она ждала момента, когда все это снова будет представлено ее отцу.

Но увы! В одно несчастное утро случилось так, что мисс Дэй была в ужасном расположении духа, она была требовательной, капризной, раздражительной и несправедливой до последней степени. Как и обычно, Элси была «козлом отпущения», на ней она срывала свое негодование. Учительница находила оплошности абсолютно во всем, что делала девочка, ко всему этому она ее бранила, трясла, отказалась объяснить трудный для нее пример и не позволяла ей прибегнуть к чьей-либо помощи. В конце концов она наказала ее за то, что пример решен был неправильно. Когда же девочка не в состоянии была больше сдержать слез, обозвала ее плаксой и тупицей за то, что она не могла понять арифметику.

Все это Элси переносила с кротостью и терпением, не возражая ни словом, но ее кротость, казалось, еще больше раздражала гувернантку. Наконец, когда Элси подошла к ней рассказать последний урок, она стала задавать Элси запутанные вопросы и в то же время не давала ей возможности отвечать на них, а отвечала сама. Потом швырнула на пол книгу и яростно стала ругать ее за плохую подготовку. В табеле же она поставила самую плохую оценку.

Бедная Элси больше выдержать не могла, и, разрыдавшись, сказала:

— Мисс Дэй, я знаю мой урок, каждое слово, если бы вы задавали вопросы как обычно и дали бы мне время на ответ, я бы ответила.

— А я говорю, что ты не знаешь! Совершенно не знаешь! — со злостью ответила мисс Дэй. — Садись и сейчас же учи каждое слово!

— Я все знаю, если вы только выслушаете меня, — повторила Элси с негодованием, — и с вашей стороны это очень несправедливо, ставить мне плохую оценку.

— Бесстыдство! — завизжала мисс Дэй. — Какое ты имеешь право противоречить мне? Я отведу тебя к отцу! — И схватив ее за руку, она потащила девочку через класс, затем, распахнув дверь, вытолкнула ее в коридор.

— Ох, пожалуйста, мисс Дэй, не надо! — взмолилась девочка, поворачивая к ней бледное, заплаканное лицо. — Не говорите папе!

— Обязательно скажу! Пойду и скажу! — сердито возразила та, толкая ее перед собой к двери мистера Динсмора. Дверь была открыта. Он сидел за своим столом и писал.

— Что еще случилось? — спросил он, поднимая голову, когда они появились в дверях.

— Элси стала очень нахальной, сэр! — ответила мисс Дэй. — Она не только обвиняет меня в несправедливости, но нагло противоречит мне.

— И это правда? — спросил он, сердито хмурясь. — Подойди ко мне, Элси, и скажи, это правда? Ты противоречишь своему учителю?

— Да, папа, — всхлипнула девочка

— Очень хорошо, тогда я обязательно накажу тебя, потому что я никогда не прощу ничего подобного.

С этими словами он взял со стола маленькую линейку, в то же время беря Элси за руку, словно намереваясь применить ее на ней.

— О, папа, — закричала она в мучительной мольбе. Тогда он опять положил линейку и сказал:

— Нет, я накажу тебя лишением игры сегодня после обеда, и на обед ты получишь только хлеб и воду. Садись здесь. — сказал он, указывая на табуретку. Затем, махнув гувернантке, заметил: — Я думаю, что это больше не повторится, мисс Дэй.

Гувернантка ушла, а Элси осталась сидеть на табуретке, заливаясь слезами. Отец продолжал свою работу.

— Элси, — неожиданно сказал он. — Прекрати всхлипывания, мне они уже надоели.

Она старалась подавить рыдания, но это оказалось невозможным, и она очень обрадовалась, когда прозвучал звонок к обеду и отец оставил ее одну. Через несколько минут вошел слуга, принесший поднос со стаканом воды и кусочком хлеба на тарелочке.

— Это конечно же ужасно, мисс Элси, — сказал он, ставя поднос рядом с ней. — Но мистер Хорас сказал, что это все, что вам позволено. Если прикажете, то старая Фиби принесет вам что-нибудь получше, прежде чем мистер Хорас вернется с обеда.

— О, нет, спасибо Помпеи! Ты очень добр, только я не буду обманывать папу, — искренно ответила девочка,— Да я и не голодная.

Он немного помедлил, словно не хотел оставить ее одну за таким скудным обедом.

— Ты лучше иди, Помпеи, — ласково сказала она, — я боюсь, что ты понадобишься.

Он повернулся и вышел из комнаты, бормоча что-то про «неприятную негодную мисс Дэй».

Элси совсем не хотелось есть, и когда отец вернулся через полчаса, хлеб и вода стояли нетронутыми.

— Что это все значит? — спросил он сердитым голосом. — Почему ты не съела то, что я тебе прислал?

— Я не голодная, папа, — смиренно сказала она.

— Я об этом не спрашиваю. Это не что иное, как упрямство, и я не позволю тебе показывать свой характер. Сейчас же возьми этот хлеб и съешь. Ты должна съесть все до последней крошки и выпить всю воду до последней капли.

Элси подчинилась. Отломив кусочек хлеба, она взяла его в рот, в то время как он стоял над ней, не спуская своих суровых холодных глаз.

Когда она попыталась проглотить, это оказалось просто невозможным.

— Папа, я не могу, — сказала она, — не могу проглотить.

— Ты должна, — ответил он. — Мне ты должна подчиняться. Выпей немного воды и тогда сможешь.

Это было нелегкое переживание, но видя, что другого выхода нет, девочка с трудом, но подчинилась, и наконец последняя крошка и последняя капля были проглочены.

— Теперь, Элси, — сказал отец с подчеркнутой строгостью, — чтоб больше я никогда не видел подобного упрямства, в следующий раз это так просто тебе не сойдет. Запомни, мне ты должна подчиняться всегда. И если я пришлю тебе что-нибудь есть, ты должна съесть.

Это совсем не было проявлением ее характера, и его несправедливая суровость сильно ранила ее чуткое сердце, но она не могла произнести ни одного слова в свое оправдание.

Некоторое время он смотрел на нее, плачущую и дрожащую, а затем сказал:

— Я запрещаю тебе выходить из этой комнаты без моего разрешения. Не вздумай ослушаться меня, Элси. Сиди на месте, пока я не вернусь.

— Папа, — робко спросила она, — можно я возьму книгу, чтобы выучить урок на завтра?

— Конечно, — ответил он. — Я пришлю слугу, и он принесет.

— И мою Библию тоже, папа, пожалуйста.

— Хорошо, хорошо, — нетерпеливо ответил он, выходя и закрывая дверь.

Когда мистер Динсмор проходил по коридору, то увидел, что Джим подвел коня Элси. Он остановился и приказал отвести его обратно в конюшню, сказав, что мисс Элси сегодня не поедет кататься.

— Что случилось с Элси? — спросила его Аделаида, когда он вернулся в гостиную и сел рядом с ней.

— Она не слушалась свою гувернантку, и я запер ее в своей комнате до конца дня, — отрывисто ответил он.

— А ты уверен, Хорас, что Элси виновата? — спросила его сестра так тихо, что, кроме него, никто больше не мог ее услышать. — Лора мне сказала, что мисс Дэй часто жестоко несправедлива к ней, больше, чем к любому другому ребенку, я не вполне уверена в ее вине.

Он удивленно посмотрел на нее:

— А ты не ошибаешься?

— Нет! То, что она иногда оскорбляет ее, это факт.

— Вот как! Я этого конечно же не позволю! — сказал брат, краснея от досады. — Но в этом случае, Аделаида, — задумчиво добавил он, — я думаю, что ты ошибаешься, потому что Элси призналась в том, что она ей противоречила. Я не осудил ее строго и жестоко, не спросив предварительно, как ты обо мне думаешь.

— Если это случилось, Хорас, то, поверь мне, это могло быть только после несправедливого на нее нападения, и ее признание в этом совсем не доказательство для меня. Ведь Элси очень смиренная, она может чувствовать себя виновной в непослушании, если мисс Дэй обвиняет ее в этом.

— Нет, Аделаида, этого не может быть, — возразил он недоверчиво, но в то же время с досадой.

Немного подумав, Хорас хотел пойти к своему ребенку и вникнуть подробнее во все детали, но потом отмахнулся от этой мысли, сказав про себя: «Нет, если она не хочет быть честной со мной и сказать что-либо в свое оправдание, она достойна наказания. Да и, кроме того, она проявила упрямство, не став есть хлеб».

Он был очень гордым и не хотел признаться даже самому себе, что наказал девочку несправедливо. Только перед звонком к чаю он вернулся в свою комнату, сделав это так тихо, что Элси не заметила его.

Элси сидела на том же месте, где он ее оставил, склонившись над Библией, с выражением печали и глубокого смирения на приятном маленьком личике, таком юном, милом и невинном. Она, казалось, не подозревала о его присутствии, пока он не подошел к ней поближе. Подняв глаза, Элси сказала:

— Милый папа, я так сожалею о всем своем непослушании, можешь ли ты, пожалуйста, простить меня?

— Да, — ответил он, — конечно же я прощу, если ты в самом деле сожалеешь, — и нагнувшись, он холодно поцеловал ее, сказав: — Теперь иди в свою комнату и пусть тетушка Хлоя оденет тебя к чаю.

Элси сразу встала, собрала свои книги и вышла. Сердечко ее было очень печальным, потому что отношение ее отца было таким холодным, и она боялась, что он никогда не будет ее опять любить. Была она расстроена и плохой оценкой за сегодняшний урок, потому что знала, что уже приближается время, когда табель опять будет вручен отцу. Та радость, с которой она ожидала этого дня, чтобы получить его похвалу, сменилась страхом и ужасом его недовольства. В то же время она знала, что не заслужила этой оценки, и снова и снова решала про себя, что все расскажет своему папе, но его отношение теперь стало таким холодным и суровым, что у нее не хватало храбрости сделать это.

Элси откладывала этот разговор со дня на день, пока не стало слишком поздно.