Ельцин. Кремль. История болезни

Приложения

Уважаемый Михаил Сергеевич!

Долго и непросто приходило решение написать это письмо. Прошел год и 9 месяцев после того, как Вы и Политбюро предложили, а я согласился возглавить Московскую партийную организацию. Мотивы согласия или отказа не имели, конечно, значения. Понимал, что будет невероятно трудно, что к имеющемуся опыту надо добавить многое, в том числе время в работе.

Все это меня не смущало. Я чувствовал Вашу поддержку, как-то для себя даже неожиданно уверенно вошел в работу. Самоотверженно, принципиально, коллегиально и по-товарищески стал работать с новым составом бюро.

Прошли первые вехи. Сделано, конечно, очень мало. Но, думаю, главное (не перечисляя другое) – изменился дух, настроение большинства москвичей. Конечно, это влияние и в целом обстановки в стране. Но, как ни странно, неудовлетворенности у меня лично все больше и больше.

Стал замечать в действиях, словах некоторых руководителей высокого уровня то, что не замечал раньше. От человеческого отношения, поддержки, особенно некоторых из числа состава Политбюро и секретарей ЦК, наметился переход к равнодушию к московским делам и холодному – ко мне.

В общем, я всегда старался высказывать свою точку зрения, если даже она не совпадала с мнением других. В результате возникало все больше нежелательных ситуаций. А если сказать точнее – я оказался неподготовленным со всем своим стилем, прямотой, своей биографией работать в составе Политбюро.

Не могу не сказать и о некоторых достаточно принципиальных вопросах. О части из них, в том числе о кадрах, я говорил или писал Вам. В дополнение.

О стиле работы Е. К. Лигачева. Мое мнение (да и других): он (стиль), особенно сейчас, негоден (не хочу умалить его положительные качества). А стиль его работы переходит на стиль работы Секретариата ЦК. Не разобравшись, копируют его и некоторые секретари «периферийных» комитетов. Но главное – проигрывает партия в целом. «Расшифровать» все это – для партии будет нанесен вред (если высказать публично). Изменить что-то можете только Вы лично для интересов партии.

Партийные организации оказались в хвосте всех грандиозных событий. Здесь перестройки (кроме глобальной политики) практически нет. Отсюда целая цепочка. А результат – удивляемся, почему застревает она в первичных организациях.

Задумано и сформулировано по-революционному. А реализация, именно в партии, – тот же прежний конъюнктурно-местнический, мелкий, бюрократический, внешне громкий подход. Вот где начало разрыва между словом революционным и делом в партии, далеким от политического подхода.

Обилие бумаг (считай каждый день помидоры, чай, вагоны… а сдвига существенного не будет), совещаний по мелким вопросам, придирок, выискивание негатива для материала. Вопросы для своего «авторитета».

Я уже не говорю о каких-либо попытках критики снизу. Очень беспокоит, что так думают, но боятся сказать. Для партии, мне кажется, это самое опасное. В целом у Егора Кузьмича, по-моему, нет системы и культуры в работе. Постоянные его ссылки на «томский опыт» уже неудобно слушать.

В отношении меня после июньского пленума ЦК и с учетом Политбюро, состоявшегося 10 сентября, нападки с его стороны я не могу назвать иначе, как скоординированная травля. Решение исполкома по демонстрациям – это городской вопрос, и решался он правильно. Мне непонятна роль созданной комиссии, и прошу вас поправить создавшуюся ситуацию. Получается, что он в партии не настраивает, а расстраивает партийный механизм. Мне не хочется говорить о его отношении к московским делам. Поражает: как можно за два года просто хоть раз не поинтересоваться, как идут дела у более чем миллионной парторганизации. Партийные комитеты теряют самостоятельность (а уже дали ее колхозам и предприятиям).

Я всегда был за требовательность, строгий спрос, но не за страх, с которым работают сейчас многие партийные комитеты и их первые секретари. Между аппаратом ЦК и партийными комитетами (считаю, по вине т. Е. К. Лигачева) нет одновременно принципиальности и по-партийному товарищеской обстановки, в которой рождается творчество и уверенность, да и самоотверженность в работе. Вот где, по-моему, проявляется партийный «механизм торможения». Надо значительно сокращать аппарат (тоже до 50 процентов) и решительно менять структуру аппарата. Небольшой пусть опыт этого есть в московских райкомах.

Угнетает меня лично позиция некоторых товарищей из состава Политбюро ЦК. Они умные, поэтому быстро и «перестроились». Но неужели им можно до конца верить? Они удобны, и, прошу извинить, Михаил Сергеевич, но мне кажется, они становятся удобны и Вам. Чувствую, что нередко появляется желание отмолчаться тогда, когда с чем-то не согласен, так как некоторые начинают играть в согласие.

Я неудобен и понимаю это. Понимаю, что непросто и решить со мной вопрос. Но лучше сейчас признаться в ошибке. Дальше, при сегодняшней кадровой ситуации, число вопросов, связанных со мной, будет возрастать и мешать Вам в работе. Этого я от души не хотел бы.

Не хотел бы и потому, что, несмотря на Ваши невероятные усилия, борьба за стабильность приведет к застою, к той обстановке (скорее подобной), которая уже была. А это недопустимо. Вот некоторые причины и мотивы, побудившие меня обратиться к Вам с просьбой. Это не слабость и не трусость.

Прошу освободить меня от должности первого секретаря МГК КПСС и обязанностей кандидата в члены Политбюро ЦК КПСС. Прошу считать это официальным заявлением.

Думаю, у меня не будет необходимости обращаться непосредственно к пленуму ЦК КПСС.

Б. Н. Е л ь ц и н: Доклады, и сегодняшний, и на 70-летие, проекты докладов обсуждались на Политбюро, и с учетом того, что я тоже вносил свои предложения, часть из них учтена, поэтому у меня нет сегодня замечаний по докладу, и я его полностью поддерживаю.

Тем не менее, я хотел бы высказать ряд вопросов, которые у меня лично накопились за это некоторое время работы в составе Политбюро.

Полностью соглашаюсь с тем, что сейчас очень большие трудности в перестройке и на каждого из нас ложится большая ответственность и большая обязанность.

Я бы считал, что прежде всего нужно было бы перестраивать работу именно партийных комитетов, партии в целом, начиная с Секретариата ЦК, о чем было сказано на июньском пленуме Центрального Комитета партии.

Я должен сказать, что после этого, хотя и прошло пять месяцев, ничего не изменилось с точки зрения стиля работы Секретариата Центрального Комитета партии, стиля работы товарища Лигачева.

То, что сегодня здесь говорилось, Михаил Сергеевич говорил, что недопустимы различного рода разносы, накачки на всех уровнях, это касается хозяйственных органов, любых других, допускается именно на этом уровне, это в то время, когда партия сейчас должна как раз взять именно революционный путь и действовать по-революционному. Такого революционного духа, такого революционного напора, я бы сказал, партийного товарищества по отношению к партийным комитетам на местах, ко многим товарищам не чувствуется. Мне бы казалось, что надо: делай уроки из прошлого, действительно сегодня заглядывай в те белые пятна истории, о которых сегодня говорил Михаил Сергеевич, надо прежде всего делать нам выводы на сегодняшний день. Надо прежде всего делать выводы в завтрашнее. Что же нам делать? Как исправлять, как не допускать то, что было? А ведь тогда просто дискредитировались ленинские нормы нашей жизни, и это и привело к тому, что они потом, впоследствии, ленинские нормы, были просто в большей степени исключены из норм поведения жизни нашей партии.

Я думаю, что то, что было сказано на съезде в отношении перестройки за 2–3 года – 2 года прошло или почти проходит, сейчас снова указывается на то, что опять 2–3 года, – это очень дезориентирует людей, дезориентирует партию, дезориентирует все массы, поскольку мы, зная настроения людей, сейчас чувствуем волнообразный характер отношения к перестройке. Сначала был сильнейший энтузиазм – подъем. И он все время шел на высоком накале и высоком подъеме, включая январский пленум Центрального Комитета партии. Затем, после июньского пленума ЦК, стала вера какая-то падать у людей, и это нас очень и очень беспокоит. Конечно, в том дело, что два эти года были затрачены на разработку в основном этих всех документов, которые не дошли до людей, конечно, и обеспокоили, что они реально ничего за это время и не получили.

Поэтому мне бы казалось, что надо на этот раз подойти, может быть, более осторожно к срокам провозглашения и реальных итогов перестройки в следующие два года. Она нам дастся очень и очень, конечно, тяжело, мы это понимаем, и даже если сейчас очень сильно – а это необходимо – революционизировать действия партии, именно партии, партийных комитетов, то это все равно не два года. И мы через два года перед людьми можем оказаться, ну я бы сказал, с пониженным авторитетом партии в целом.

Я должен сказать, что призыв все время принимать поменьше документов и при этом принимать их постоянно больше – он начинает уже просто вызывать и на местах некоторое отношение к этим постановлениям, я бы сказал, просто поверхностное, что ли, и какое-то неверие в эти постановления. Они идут одно за другим. Мы призываем друг друга уменьшать ли институты, которые бездельничают, но я должен сказать на примере Москвы, что год тому назад был 1041 институт, после того, как благодаря огромным усилиям с Госкомитетом ликвидировали 7, их стало не 1041, а 1087. За это время были приняты постановления по созданию институтов в Москве. Это, конечно, противоречит и линии партии, и решениям съезда, и тем призывам, которые у нас друг к другу есть.

Я думаю, что еще один вопрос. Он непростой, но здесь пленум, члены Центрального Комитета партии, самый доверительный и самый откровенный состав, перед кем и можно, и нужно сказать все то, что есть на душе, то, что есть и в сердце, и как у коммуниста.

Я должен сказать, что уроки, которые прошли за 70 лет, – тяжелые уроки. Были победы, о чем было сказано Михаилом Сергеевичем, но были и уроки. Уроки тяжелых, тяжелых поражений. Поражения эти складывались постепенно, они складывались благодаря тому, что не было коллегиальности, благодаря тому, что были группы, благодаря тому, что была власть партийная отдана в одни-единственные руки, благодаря тому, что он, один человек, был огражден абсолютно от всякой критики.

Меня, например, очень тревожит – у нас нет еще в составе Политбюро такой обстановки, в последнее время обозначился определенный рост, я бы сказал, славословия от некоторых членов Политбюро, от некоторых постоянных членов Политбюро в адрес Генерального секретаря. Считаю, что как раз вот сейчас это просто недопустимо. Именно сейчас, когда закладываются самые демократические формы, отношения принципиальности друг к другу, товарищеского отношения и товарищества друг к другу. Это недопустимо. Высказать критику в лицо, глаза в глаза, это – да, это нужно. А не увлекаться славословием, что постепенно, постепенно опять может стать «нормой». Мы этого допустить просто не можем. Нельзя этого допустить.

Я понимаю, что сейчас это не приводит к каким-то определенным уже, недопустимым, так сказать, перекосам, но тем не менее первые какие-то штришки вот такого отношения есть, и мне бы казалось, что, конечно, это надо в дальнейшем предотвратить.

И последнее. (П а у з а.)

Видимо, у меня не получается в работе в составе Политбюро. По разным причинам. Видимо, и опыт, и другие, может быть, и отсутствие некоторой поддержки со стороны, особенно товарища Лигачева, я бы подчеркнул, привели меня к мысли, что я перед вами должен поставить вопрос об освобождении меня от должности, обязанностей кандидата в члены Политбюро. Соответствующее заявление я передал, а как будет в отношении первого секретаря городского комитета партии, это будет решать уже, видимо, пленум городского комитета партии.

М. С. Г о р б а ч е в: Товарищи, я думаю, серьезное у товарища Ельцина выступление. Не хотелось бы начинать прения, но придется сказанное обсудить.

Хочу повторить основные моменты заявления.

Первое. Товарищ Ельцин сказал, что надо серьезно активизировать деятельность партии и начинать это следует с Центрального Комитета КПСС, конкретно с Секретариата ЦК. Замечания в этой связи были высказаны Егору Кузьмичу Лигачеву.

Второе. Ставится вопрос о темпах перестройки. Утверждается, что назывались сроки перестройки два-три года. Отмечается, что такие сроки ошибочны, это дезориентирует людей, ведет еще больше к сумятице в обществе, в партии. Положение чревато такими последствиями, которые могут погубить дело.

Третье. Уроки мы извлекаем из прошлого, но, видимо, с точки зрения товарища Ельцина, не до конца, поскольку не созданы механизмы в партии, на уровне ЦК и Политбюро, которые бы исключали повторение серьезных ошибок.

И, наконец, о возможности продолжить свою работу в прежнем качестве. Товарищ Ельцин считает, что дальше он не может работать в составе Политбюро, хотя, по его мнению, вопрос о работе первым секретарем горкома партии решит уже не ЦК, а городской комитет.

Что-то тут у нас получается новое. Может, речь идет об отделении Московской парторганизации? Или товарищ Ельцин решил на пленуме поставить вопрос о своем выходе из состава Политбюро, а первым секретарем МГК КПСС решил остаться? Получается вроде желание побороться с ЦК. Я так понимаю, хотя, может, и обостряю.

Садись, садись, Борис Николаевич. Вопрос об уходе с должности первого секретаря горкома ты не поставил: сказал – это дело горкома партии.

Вот, собственно, все, кроме твоего возражения, будто я неправильно тебя понял, что ты ставишь вопрос и перед ЦК о своей работе в качестве секретаря горкома партии.

Правильно я интерпретировал в сумме твои высказывания, товарищ Ельцин?

Давайте обменяемся мнениями, товарищи. Вопросы, думается, поставлены принципиальные.

Это как раз тот случай, когда, идя к 70-летию Великого Октября, и этот урок надо извлечь для себя, для ЦК и для товарища Ельцина. В общем, для всех нас.

В этом вопросе надо разобраться.

Пожалуйста, товарищи. Кто хочет взять слово?

Члены ЦК знают о деятельности Политбюро, политику оценивают, вам видней, как тут быть. Я приглашаю вас к выступлениям, но не настаиваю. Если из членов Политбюро кто-то хочет взять слово, то я, естественно, предоставлю. Пожалуйста.

Товарищи, кто хочет выступить, поднимите руку.

/Звучат выступления членов ЦК КПСС т.т. Лигачева, Яковлева, Рыжкова, Воротникова, Чебрикова, Громыко, Соломенцева, Рябова, Коноплева, Богомякова, Затворницкого и др., в которых позиция и работа т. Ельцина подвергается критике.

Слово повторно предоставляется т. Б. Н. Ельцину./

Б. Н. Е л ь ц и н: Суровая школа сегодня, конечно, для меня за всю жизнь, с рождения, и членом партии, и в том числе работая на тех постах, где доверяли Центральный Комитет партии, партийные комитеты.

Сначала некоторые уточнения. Что касается перестройки, никогда не дрогнул и не было никаких сомнений ни в стратегической линии, ни в политической линии партии. Был в ней уверен, соответственно проводил вместе с товарищами по бюро, по городскому комитету партии эту линию. И если назвал волнообразной, волнообразной с точки зрения как-то отношения людей, то это касается периода между январским и июньским пленумами Центрального Комитета партии. Не потому, что не знаем людей, слишком часто бываем, очень часто бываем, не слишком, но очень часто бываем в коллективах, самых разных, сотнях коллективов, поэтому знаем людей, знаем их настроение.

И когда после январского пленума, как и после съезда, был большой всплеск, такой эмоциональный, политический, идеологический и настроя, хороший всплеск. И это продолжалось и после июньского пленума ЦК, но вскоре вслед за июньским пленумом Центрального Комитета партии мы стали замечать, что настрой несколько меняется. Но мы объяснили это тем, что июньский пленум ЦК – сложный пленум, он сложный для понимания с точки зрения экономических вопросов, что здесь, конечно, не просто проведение самого пленума, а нужно большую проводить разъяснительную работу для того, чтобы как-то еще дальше поднять людей. И вот, видимо, по нашей вине мы допустили такой определенный спад, и я ни в коем случае не обобщал и не говорил это в целом по стране и по партии, говоря только о Московской организации.

Дальше, когда стали разъяснять, проводить эту работу, мы почувствовали снова некоторый, так сказать, подъем, поэтому я за краткостью и сказал, что в общем-то это процесс волнообразный, с точки зрения реакции людей, и наверное, нельзя рассчитывать на то, что он будет постоянно только круто вверх идти, какие-то будут определенные, может быть, и спады, и об этом говорилось.

В отношении единства. Нет, это было бы кощунственно, и я это не принимаю в свой адрес, что я что-то хотел вбить клин в единство Центрального Комитета, Политбюро. Ни в коем случае я это не имел в виду, как, между прочим, и в отношении членства Политбюро. Есть моя записка, где прямо, четко сказано, что мое мнение это (она год тому назад была), что я считаю, что первые секретари территориальных комитетов партии не должны быть членами Политбюро, а должны быть, ну если уж только кандидатами, поскольку, будучи членами Политбюро, они выводятся как бы из зоны критики со всеми последующими последствиями, что мы видели, так сказать, на своих глазах по ряду регионов страны.

В отношении славословия. Здесь опять же я не обобщал и не говорил о членах Политбюро, я говорил о некоторых, речь идет о двух-трех товарищах, которые, конечно, злоупотребляют, по моему мнению, иногда, говоря много положительного. Я верю, что это от души, но тем не менее, наверное, это все-таки не на пользу общую.

В отношении…

М. С. Г о р б а ч е в: Борис Николаевич…

Б. Н. Е л ь ц и н: Да.

М. С. Г о р б а ч е в: Ведь известно, что такое культ личности. Это система определенных идеологических взглядов, положение, характеризующее режим осуществления политической власти, демократии, состояние законности, отношение к кадрам, людям. Ты что, настолько политически безграмотен, что мы ликбез этот должны тебе организовывать здесь?

Б. Н. Е л ь ц и н: Нет, сейчас уже не надо.

М. С. Г о р б а ч е в: Сейчас вся страна втягивается в русло демократизации. И в реформе главное – демократизация, ибо такие ее элементы, как новый хозяйственный механизм, связанный с самостоятельностью предприятий, развитием инициативы, направлены на укрепление чувства хозяина у людей. То есть в конце концов речь идет о развитии демократизации. И после этого обвинить Политбюро, что оно не делает уроков из прошлого? А разве не об этом говорилось в сегодняшнем докладе?

Б. Н. Е л ь ц и н: А между прочим, о докладе, как я…

М. С. Г о р б а ч е в: Да не между прочим. У нас даже обсуждение доклада отодвинулось из-за твоей выходки.

Б. Н. Е л ь ц и н: Нет, я о докладе первым сказал…

И з з а л а:О себе ты заботился. О своих неудовлетворенных амбициях.

М. С. Г о р б а ч ев:Я тоже так думаю. И члены ЦК так тебя поняли. Тебе мало, что вокруг твоей персоны вращается только Москва. Надо, чтобы еще и Центральный Комитет занимался тобой? Уговаривал, да? Правильно товарищ Затворницкий сделал замечание. Я лично переживаю то, что он вынужден был сказать тебе в глаза. Но не жалею, что этот разговор, начатый тобой, на пленуме состоялся. Хорошо, что он состоялся.

Надо же дойти до такого гипертрофированного самолюбия, самомнения, чтобы поставить свои амбиции выше интересов партии, нашего дела! И это тогда, когда мы находимся на таком ответственном этапе перестройки. Надо же было навязать Центральному Комитету партии эту дискуссию! Считаю это безответственным поступком. Правильно товарищи дали характеристику твоей выходке. Скажи по существу, как ты относишься к критике?

Б. Н. Е л ь ц и н:Я сказал, политически как я отношусь к этому.

М. С. Г о р б а ч е в. Скажи, как ты относишься к замечаниям товарищей по ЦК. Они о тебе многое сказали и должны знать, что ты думаешь. Они же будут принимать решение.

Б. Н. Е л ь ц и н: Кроме некоторых выражений, в целом я с оценкой согласен. То, что я подвел Центральный Комитет и Московскую городскую организацию, выступив сегодня, – это ошибка.

М. С. Г о р б а ч е в:У тебя хватит сил дальше вести дело?

И з з а л а:Не сможет он. Нельзя оставлять на таком посту.

М. С. Г о р б а ч е в:Подождите, подождите, я же ему задаю вопрос. Давайте уж демократически подходить к делу. Это же для всех нас нужен ответ перед принятием решения.

Б. Н. Е л ь ц и н:Я сказал, что подвел Центральный Комитет партии, Политбюро, Московскую городскую партийную организацию и, судя по оценкам членов Центрального Комитета партии, членов Политбюро достаточно единодушным, я повторяю то, что сказал: прошу освободить и от кандидата в члены Политбюро, соответственно и от руководства Московской городской партийной организацией.

(…)

М. С. Г о р б а ч е в:Товарищ Ельцин прислал мне письмо на юг, в котором он выразил мысли, уже известные вам, и просил решить вопрос о его пребывании в составе Политбюро.

Когда я вернулся из отпуска, у нас с ним был разговор на эту тему. Мы условились, что в период подготовки к 70-летию Октября не время обсуждать его вопрос, а надо действовать. И в самом деле, товарищи, часа, минуты свободной нет. Вы, наверное, уже видите, что на пределе все идет. Необходимо решать много вопросов, чтобы достичь поставленные цели.

Мы тогда условились с товарищем Ельциным, что после праздников встретимся, посидим и все обсудим. Причем в своем письме Борис Николаевич говорил, что «прошу рассмотреть вопрос. Не ставьте меня в такое положение, чтобы я обращался сам к пленуму ЦК с этой просьбой». Но мы с ним договорились, и потому на той стадии я даже членов Политбюро не информировал, считая, что до объяснения в этом нет необходимости. Я не думал, что после нашей договоренности товарищ Ельцин на нынешнем пленуме Центрального Комитета, имеющем этапное значение для жизни партии в осознании ее истории и перспектив, представит свои претензии Центральному Комитету партии. Лично я рассматриваю это как неуважение к Генеральному секретарю, к нашей договоренности.

Я, конечно, считаю, что каждый может ставить перед пленумом ЦК любые вопросы. Но есть же определенная этика. Такое поведение не помогает нам сейчас разворачивать дела, завершить подготовку к празднику Великого Октября.

Такое отношение, как я понял, всех нас поражает. На таком пленуме предъявить свои амбиции и увести пленум от обсуждения серьезных проблем достойно осуждения. Или уже у него настолько потеряно чувство ответственности перед временем, историей, утрачено чувство партийного товарищества, что даже нет уважения к Центральному Комитету?

Ведь мы же идем к мероприятиям, которых ждут вся наша партия, весь мир. Люди ждут, что мы скажем в эти дни. Как оценим пройденный путь, какие определим перспективы? Мы должны выразить мысли партии, оценить все, что было, и подтвердить, что КПСС берет на себя ответственность за будущее. И в этот момент товарищ Ельцин выдвигает свои эгоистические вопросы. Ему, понимаете, не терпится, не хватает чего-то! Суетится все время. А нужна выдержка революционная на таких крутых поворотах, когда кости трещат и мысли напряжены. Тащить надо эту огромную ответственность перед партией и народом. Насколько же надо быть безответственным, потерявшим чувство уважения к товарищам, чтобы вытащить все эти вопросы перед ЦК!

И все-таки должен сказать, товарищи, что главное для меня в этом пленуме – единство Центрального Комитета партии и Политбюро.

(А п л о д и с м е н т ы)

Общество проходит чрезвычайно ответственный, сложнейший этап отечественной истории. Нам предстоит через активную политику, через реализацию стратегии вывести страну из состояния застоя, консерватизма, социальной апатии. И мы это можем сделать, потому что в нашем строе заложен колоссальный потенциал. Его только начинаем разворачивать, видим, что возможен выигрыш на всех направлениях – и в экономике, и в политике, во всем.

Ясно, товарищи, что сегодня время крутых, революционных перемен. И эти перемены, с точки зрения глубины, с точки зрения масштабов, с точки зрения темпов, еще не во всем нас удовлетворяют. Народ, мы видим, подталкивает нас.

Мы должны идти намеченным путем быстрее, с достоинством, опираясь на огромную мощь, которой располагает наша страна, полагаясь на политическую мудрость и зрелость нашей партии, способной и к критическому анализу, и к творческому осмыслению процессов, в том числе и прогноза на будущее. Политика, которую мы выработали и предложили народу, сегодня находится в стадии реализации, воплощения в жизнь. Она нагрузила наше общество, и эти нагрузки нарастают.

Мы должны справиться с трудностями. У нас есть все для этого, товарищи. Страна достигнет намеченного, но при условии, если мы будем приводить в действие все механизмы, и прежде всего такой механизм, как наша партия. Гарантия нашей перестройки – партия. Но партия сама должна перестраиваться и показать пример всем и во всех отношениях.

Естественно, может оказаться, что кто-то и не выдержит трудностей борьбы. Могут быть ошибки, могут быть дискуссии, ибо возникают новые проблемы, и нам не все ясно. Каждый день что-то мы проясняем, но развитие выдвигает новые вопросы. От них мы не можем уклониться, как уклонялись раньше. Проблемы надо решать, но с позиций открытости, гласности, демократизма и активной работы партии, чтобы весь этот механизм партийный действовал. Другой нет силы, способной все осмыслить и объединить всех на борьбу. Эта сила – партия.

Я в этом контексте рассматриваю и выступление товарища Ельцина. Хотелось бы с объективных позиций, как бы ни были задеты чувства, политически отреагировать на его выступление. Несомненно, оно незрелое, безответственное в политическом плане. Но это выступление и повод к тому, чтобы еще раз, товарищи, сказать, что нам нужна революционная выдержка. Особенно Центрального Комитета партии! Если дрогнут ЦК и Политбюро, если начнутся шараханье, шатание, деморализация руководящего, партийного ядра нашего общества, то о какой перестройке можно говорить!

Думаю, только с такими критериями и надо подходить ко всем проявлениям подобного рода. Сегодняшний случай дает повод предупредить всех от возможности впасть в такое состояние. Надо быть уверенными в правоте намеченного съездом. Мы на правильном пути, товарищи! Мы на правильном пути!

Уже два с половиной года, которые так негативно оценил товарищ Ельцин, мы идем правильным путем. И самая главная заслуга этого двухлетнего периода состоит в том, что партия имеет продуманную и уже теперь во многих отношениях проверенную политику. И практика это подтверждает. Мы не зря прожили эти два года, хотя они и не нравятся товарищу Ельцину. Не зря! Ведь посмотрите, что он сказал! Мне дали уже стенограмму. Вот ведь что он сказал: за эти 2 года реально народ ничего не получил.

Это безответственнейшее заявление, в политическом плане его надо отклонить и осудить. Мы добились немалого. Создана совершенно новая атмосфера в партии и в стране. Только в этой атмосфере стало возможным обсуждать подобные заявления, находить пути, обобщать опыт, предложения; мы всколыхнули народ. Партию выводим из состояния длительного застоя. И это нельзя не видеть кандидату в члены Политбюро! Как это можно не видеть? Нет, он это видит, но хочет навязать Центральному Комитету свои негативные оценки.

Между прочим, это стиль товарища Ельцина, и по данному поводу у меня лично с ним уже были беседы. Не только на Политбюро. В общем, это не первая попытка, теперь уже на уровне ЦК, навязать свои оценки по кардинальным вопросам политики. Причем с негативных позиций и в основном с левацких.

Видимо, он хотел так нас столкнуть, чтобы мы нагородили то, что было сделано, например, товарищем Хрущевым, и разъединить общество, вместо того, чтобы объединить его на процессах перестройки. Ума много не надо, чтобы говорить: да – плохо, да – мало, да – не так. А вот увидеть то, что мог видеть Ленин на примере одного паровозного депо, на одном факте, так сказать, разворачивать серьезнейшие теоретические концепции и трансформировать их в политику, это другое дело.

Но наши достижения не только в том, что мы изменили атмосферу, настрой в обществе и выработали новую политику. Ведь, товарищи, мы же еще при всех трудностях смогли сдвинуть с места решение многих социальных вопросов. Во-первых, хотя остаются трудности со снабжением продовольствием, но прибавка пошла. Медикам, учителям подняли зарплату, темпы строительства жилья подняли, реформа школы, высшего образования разворачивается. Дополнительно на эти цели направили немалые ресурсы. На неотложные нужды медицины 6 миллиардов рублей нашли. Сделали все, что сегодня могло общество. При всех трудностях изыскали средства, чтобы пенсии части населения поднять, улучшить условия учебы студенчеству.

Разве этого товарищ Ельцин не знает? Тогда позвольте спросить, почему он с такими заявлениями выступает перед пленумом ЦК? Может быть, он полагает, что здесь сидят несведущие люди? Нет, дело в другом.

Это попытка опрокинуть начатое, найти единомышленников. На июньском пленуме он хотел, чтобы его поддержали, но остался в одиночестве.

Никто не прореагировал, ибо надо решать вопросы, а не заниматься удовлетворением амбиций и претензий товарища Ельцина.

И сейчас, товарищ Ельцин, ты получил то, что должен был получить.

Участниками пленума политически верно и правильно оценена твоя позиция.

Теперь по конкретным вопросам. Я должен прямо сказать – поражен теоретической и политической беспомощностью товарища Ельцина.

Возьмите вопрос о перестройке. Два-три года ничего не дали, сказал он, и объявляли, что этого мало. Он нас то обвиняет, что мы спешим, то медлим. Это как ему удобно, в зависимости от настроения.

Должен сказать, товарищи, что мы на съезде не говорили, будто бы нам для перестройки нужно два-три года. Наоборот, мы разработали программу до 2000 года, а в Программе партии сказали, что намеченное в ней выходит за рамки этого тысячелетия. Так что не приписывайте, товарищ Ельцин, ни Центральному Комитету, ни в целом партии того, чего не было. Надо знать, за что вы голосовали и что слушали. Это во-первых.

Во-вторых, очень важно, у наших классиков это самая сильная сторона, что они умели видеть переходы от одного этапа к другому, различать их. Вот мы прошли один этап, выработали политику перестройки. И говорим не о том, что в два-три года перестройку завершим. Я в Мурманске говорил, что у нас есть долгосрочные задачи, которые выйдут даже за двухтысячный год. У нас есть среднесрочные задачи. И есть неотложные задачи, о чем мы на июньском пленуме говорили.

А есть еще этап, когда политика трансформируется в действия миллионов, во все клеточки советского общества, когда люди будут полтора-два-три года, как говорится, переваривать намеченное. Вот о чем идет речь, вот о каких двух-трех годах. Не разобрался товарищ Ельцин.

Теперь что касается его оценок роли партии. Если товарищ Ельцин хочет сейчас, когда переосмысливается и переделывается весь хозяйственный, демократический механизм, побыстрее перетрясти еще и партию, весь партийный аппарат, то мы этого делать не будем.

В партии не главное аппарат. Главное – направленность, стиль работы, политика партии, ее динамизм. Об этом речь и шла в докладе, об этом речь и ведем мы, чтобы партия не отставала. Есть элемент отставания. Это мы должны видеть, и с этим надо соглашаться. Но дальше-то идет утверждение, что Секретариат, Политбюро ЦК не занимаются вопросами партийного строительства. Нельзя с этим согласиться.

Что касается работы Секретариата тоже. Ну, во-первых, все повестки заседания Секретариата рассматриваются Генеральным секретарем. Ни одно решение не выходит без Генерального секретаря, за исключением некоторых текущих вопросов. Это во-первых.

Во-вторых, шесть членов Политбюро участвуют в работе Секретариата. Мы можем говорить о недостатках в работе Секретариата сколько угодно, кстати, мы о них и говорим. Это другой вопрос. Не хочу сейчас занимать время пленума.

И в работе Политбюро, и работе Секретариата, и лично каждого из нас есть большие резервы. Надо всем прибавлять в деловитости, товарищи. Я уже это не раз говорил.

Недавно встретился с группой секретарей обкомов партии Нечерноземья. Кое-кому персонально было сказано о необходимости улучшить работу. В присутствии всех, по-товарищески, по-партийному, как положено. И не для того, чтобы завтра освобождать от работы. Это у нас в прошлом так было: покритиковали – завтра сняли. Подобная практика не годится. Не об этом идет речь, товарищ Ельцин. Речь идет о том, что вы, по существу, хотели дезориентировать Центральный Комитет партии, характеризуя работу Политбюро, Секретариата. Вот ведь о чем идет речь. Такой наскок надо отвергнуть.

Не скажу, что у меня легкие обязанности. И не так просто сейчас в Политбюро работать, тем более Генеральному секретарю. Но работать надо, другого пути нет. Политбюро должно быть жизнеспособным, динамичным, коллективным органом, постоянно действующим, принципиальным, настоящим штабом ЦК.

Я вкусил с Андреем Андреевичем Громыко, с Владимиром Васильевичем Щербицким, с Михаилом Сергеевичем Соломенцевым сложившийся стиль на последних этапах работы Леонида Ильича Брежнева. Знаю все, товарищи. Это была беда нашей партии. Секретари обкомов и ЦК союзных республик знают, что мы все делали, чтобы через Секретариат как-то активизировать работу партии. И потому мы сейчас извлекаем уроки из прошлого и действуем в духе времени – решительно и требовательно.

В главном и в основном так и работают Политбюро и Секретариат ЦК. Это я честно заявляю Центральному Комитету партии и несу ответственность за это заявление. Тем не менее и Политбюро, и Секретариат открыты для критики. Открыты.

Я говорил на Политбюро, что сейчас центр тяжести надо переводить на организаторскую работу, на контроль за решениями. Нужно меньше решений и больше контроля. Особая задача здесь у Секретариата ЦК. А раз он будет контролировать, то будет и спрашивать, повышать требовательность. Нравится это или нет, устраивает кого или не устраивает. Раз мы приняли решения, значит, их необходимо выполнить, провести в жизнь.

Если есть какие-то срывы в работе Политбюро или Секретариата, то надо сделать выводы. Но мне не известно, и я не допускаю, чтобы на Политбюро и на Секретариате унижалось человеческое достоинство. Спрос мог быть суровый, но чтобы унижали человека и оглупляли его, такого быть не могло.

Давайте договоримся, что к конференции внесем необходимые предложения для демократизации механизмов укрепления и Политбюро, и обеспечения дееспособности Генерального секретаря, если он вдруг перестанет генерировать идеи, приносить пользу партии и народу. Бояться нам нечего. Наследных принцев быть не должно, и важно смелее идти на замену. В общем, мысль должна работать в этом направлении. Давайте всех избирать и за всех голосовать. И не надо, чтобы члены Политбюро были в тягость Центральному Комитету, стране, народу. Все должно идти естественно.

Полагаю, такие настроения у всех в Политбюро. И за должности, вцепившись в кресла, никто держаться не будет. Потому что сейчас такая тяжкая работа, что людей надо поддерживать, чтобы хватило сил. Срывы могут быть.

В общем, надо отвергнуть как очень серьезный политический промах то, что товарищ Ельцин бросил тень на деятельность Политбюро и Секретариата, на обстановку, сложившуюся в них.

Теперь что касается товарища Лигачева. Он весь на виду. Такая особенность этого человека – весь на виду. Открытый, с боевым характером, эмоциональный человек, но человек, который имеет огромный политический опыт, предан делу перестройки. Костьми, так сказать, ложится за нее.

Это пустые разговоры, болтовня зарубежного радио, что у нас нет единства. Нас хотят поссорить, столкнуть то Горбачева с Лигачевым, то Яковлева с Лигачевым и так далее.

Товарищи, у нас идут большие дискуссии по многим политическим, идеологическим, экономическим вопросам. А как иначе? Дискуссии идут, и это хорошо, что есть лицо, есть позиция у членов Политбюро. В конце концов принимаемые решения представляют единое мнение. И это важно.

И в этом негативная позиция товарища Ельцина. Ведь посмотрите, нигде, ни на Политбюро, ни на пленумах, конструктивного в выступлениях у него нет: то не так, это не так. Тогда к чему все заявления? Просто выделить себя?

Вот чем я хотел заключить свое выступление, товарищи. Почему мы столкнулись с такой позицией товарища Ельцина? По-моему, выступавшие здесь правильно сказали. Видимо, и теоретически, и политически товарищ Ельцин оказался неподготовленным к такому посту, и ему сейчас трудно. Но я вот не сказал бы, что эта должность непосильна ему в перспективе, если он сможет сделать выводы. Ведь в партии у нас и более острые были ситуации, вспомните ленинские времена, товарищи. Мы должны и восстанавливаем дух того периода во всем. Поэтому я не драматизирую сегодняшнюю дискуссию.

Это то, что, думается, положено было сказать на пленуме в связи с выступлением товарища Ельцина. Но я не услышал в его заключительном слове ответа на прямой вопрос: способен ли он взять себя в руки и уверенно повести дело. Сейчас я в трудном положении, но заключил бы так: все-таки, товарищи, не надо сгоряча решать этот вопрос. Я вношу такое предложение. Первое. Пленум ЦК КПСС признает выступление товарища Ельцина политически ошибочным. Не расшифровывать, по каким вопросам и что. Оно по всем пунктам политически ошибочно.

И второе. Поручить Политбюро ЦК КПСС, Московскому горкому партии рассмотреть вопрос о заявлении товарища Ельцина об освобождении его от обязанностей первого секретаря МГК КПСС с учетом состоявшегося обмена мнениями на пленуме ЦК.

И сразу давайте договоримся, что это все провести после праздников. Нельзя и некогда нам сейчас заниматься этим делом, товарищи.

Подходящее решение? Правильное? Москвичи, правильное решение?

И з з а л а: Правильное.

М. С. Г о р б а ч е в: Ставлю на голосование проект этого постановления. Прошу поднять руку. Кто за? Кто против? Кто воздерживается? Нет.

Вот такое решение приняли.

Еще раз хочу закончить тем, с чего начал. То, что выступление товарища Ельцина стало сегодня возможным при всей горечи сказанного им, говорит о том, что мы прошли через такой этап в работе Центрального Комитета партии, который поднимает его еще выше и повышает значение как руководящего центра партии и страны.

(А п л о д и с м е н т ы)

Пленум завершаем. Думали мы его закончить сегодня до обеда, но заканчиваем лишь к вечеру. Что же, такова задача ЦК: ничего не оставлять без внимания.

Товарищи! У кого какие есть по завершению пленума замечания или суждения? Нет.

Пленум объявляется закрытым.

О выступлении т. Ельцина Б. Н. на пленуме ЦК КПСС

1. Признать выступление т. Ельцина Б. Н. на октябрьском (1987 г.) пленуме ЦК политически ошибочным.

2. Поручить Политбюро ЦК КПСС, Московскому горкому партии рассмотреть вопрос о заявлении т. Ельцина Б. Н. об освобождении его от обязанностей первого секретаря МГК КПСС с учетом обмена мнениями, состоявшегося на пленуме ЦК КПСС.

На обсуждение сегодняшнего пленума вынесен важный вопрос. Содержание и атмосфера обсуждения еще раз убедили в зрелости и большом политическом потенциале Московской городской партийной организации, ее партийного комитета. Состоялся откровенный партийный разговор в духе высокой требовательности и ответственности. Выработаны и приняты правильные решения.

Политбюро ЦК и я, как Генеральный секретарь, твердо убеждены, что Московская городская партийная организация – это наша опора, и опора надежная. А москвичи, как это было на всех этапах социалистического строительства, показывают пример напряженной работы и сегодня, когда идет революционное обновление общества.

Словом, Московская городская партийная организация должна основательно прибавить в работе по всем направлениям.

Думаю, что атмосфера должна быть другой и в горкоме партии, и в городе, чтобы люди работали инициативней, как говорится, не за страх, а за совесть. Требуется упорная работа, настойчивые усилия. Потенциал Москвы такой, что если он дает сбои, то это сказывается на всей стране, но если действует в полную силу, то это весомо чувствует тоже вся страна. Поэтому я желаю партийной организации больше деловитости, больше конкретности, больше требовательности и инициативы. Инициативный работник всегда найдет решение, как действовать и повести людей за собой.

Сегодняшний пленум – еще один трудный, но поучительный урок. А трудные уроки усваиваются непросто и не всеми. Иной, послушаешь, горой за перестройку, и выводы сделает, и заверяет в преданности передовым идеям. Но когда слушаешь его, то чувствуешь такой застойный нафталин в заявлениях и заверениях, что невмоготу становится. Сегодня нам нужны дела, а не заверения, действия, а не обещания.

Нынешний урок не должен быть забыт. Это урок и для ЦК КПСС. Не буду сейчас оправдываться, подробно рассказывать, что предпринималось, чтобы не допустить ошибок в работе руководства горкома, которые мы сегодня обсуждали. Лично я переживаю за то, что произошло. Ведь у меня были беседы с Борисом Николаевичем Ельциным. Причем острые, откровенные, один на один.

Должен сказать, Борис Николаевич, помешали тебе амбиции твои, очень помешали. Накануне январского пленума и на самом пленуме ЦК мы тебя поправляли основательно. Накануне июньского пленума опять был разговор.

Хочу поддержать товарищей, которые говорили о положительных сторонах в работе Б. Н. Ельцина. Но все-таки политически он оказался не на высоте, ему не по силам возглавлять такую парторганизацию, какой является Московская городская.

Когда на январском пленуме ЦК мы анализировали причины застоя, причины того, почему Политбюро и Секретариат ЦК на каком-то этапе в прошлом оказались неработоспособными и что нужно сделать, чтобы такого не повторилось, в своих выводах были едины. Нужно, чтобы везде была атмосфера подлинной партийности, критики и самокритики, коллегиальности. Никакого самодовольства. Товарищеское открытое партийное обсуждение – самая лучшая атмосфера, в которой только и могут формироваться плодотворные замыслы, проверяться правильность политики. Коллективность и коллегиальность – огромная сила.

На октябрьском пленуме ЦК, когда все товарищи высказались и дали оценку выступлению товарища Ельцина как политически ошибочному, я спросил, есть ли другие предложения. Товарищ Затворницкий В. А., известный наш строитель, поднял руку и подошел к трибуне. Я не против, сказал он, решения ЦК. У меня вопрос к товарищу Ельцину. Как это вы, такой большой руководитель, думаете не о стране, не о партии, а заболели карьеризмом, сводите счеты, забыв о трудных делах, на которые мы поднялись. Разве это позволительно? Непозволительно!

Меня эти слова Владимира Андреевича Затворницкого прямо по сердцу полоснули.

Мы – партия рабочего класса, всего народа. Мы несем ответственность за каждое свое решение, за каждый практически шаг. Рабочий класс выстрадал перестройку, он горой стоит за перемены, за обновление, за нравственное оздоровление общества.

Нас недруги называют утопистами, предрекают, что мы провалимся. Говорят они это из-за страха перед нашей перестройкой. До январского пленума они заявляли – это, мол, очередная кампания. Новая бригада управляющих страной пришла, старую критикует, счеты сводит, значит, дела не будет. Когда январский пленум прошел, прошел июньский, они запаниковали. Теперь делается все, чтобы посеять сомнения у рабочего класса, неверие у трудящихся, скомпрометировать перестройку.

Пусть говорят! Злословить по нашему адресу – привычное дело для них.

Наш путь нелегкий, но мы шли в гору и сейчас опираемся не на плывуны, а на твердь и поэтому выстоим! У нас такой огромный потенциал, что мы можем решить все намеченное. Наша политика – реальная политика. Уверен, что москвичи внесут этот вклад, на который рассчитывает страна, ЦК и правительство, а мы будем вас поддерживать.

Б. Н. Е л ь ц и н: Товарищи делегаты! Прежде всего я должен ответить на требования выступившего здесь делегата товарища Загайнова по ряду вопросов.

Первый вопрос. Почему я выступил с интервью иностранным телекомпаниям, а не советской прессе? Отвечаю. Прежде всего, ко мне обратилось АПН, и я дал интервью еще задолго до телевизионных компаний. Но это интервью не было напечатано в «Московских новостях».

Вторично АПН обратилось уже позже, но так сказать, тоже не гарантировало, что это интервью будет напечатано. Обратилась редакция журнала «Огонек» дать интервью тоже для этого. Я дал интервью в течение двух часов, но это интервью не было напечатано, хотя прошло полтора месяца. По заявлению товарища Коротича, видите ли, это не было разрешено.

Следующий вопрос. Почему я так «нечленораздельно» на организационном пленуме Московского горкома выступил? Отвечаю. Я был тяжело болен, прикован к кровати, без права, без возможности встать с этой кровати. За полтора часа до пленума меня вызвали на этот пленум, врачи соответственно меня накачали лекарствами. И на этом пленуме я сидел, но что-то ощущать не мог, а говорить практически тем более.

Далее. Получаю письмо от Гостелерадио СССР с объяснением и просьбой, что в связи с конференцией им поручено координировать интервью иностранным телекомпаниям нашими руководителями и они просят меня дать его ряду из них.

К этому времени таких просьб набралось пятнадцать. Я сказал первому заместителю председателя Гостелерадио СССР товарищу Кравченко, что смогу по времени дать только двум-трем, не больше. После этого следует от Комитета телефонограмма, что определяются три телекомпании: Би-би-си, Си-би-эс, Эй-би-си. Ну соответственно я назначил время и в своем кабинете дал интервью этим трем компаниям. Вопросы и ответы шли сразу. На некорректные вопросы, которые бы наносили ка-кой-то ущерб нашему государству, партии, их престижу, я давал решительный отпор.

Далее были вопросы в отношении товарища Лигачева. Я сказал, что имею единые точки зрения в стратегическом плане, по решениям съезда, по задачам перестройки и т. д. У нас есть с ним некоторые разные точки зрения в тактике перестройки, в вопросах социальной справедливости, стиля его работы. Детали я не расшифровывал. Был и такой вопрос: «Считаете ли вы, что, будь на месте товарища Лигачева какой-то другой человек, перестройка пошла бы быстрее?» Я ответил: «Да». По искажению сказанного телекомпания Си-би-эс (США) дала мое опровержение и письменное извинение за ошибку за подписью зам. президента телекомпании.

Затем меня вызвал товарищ Соломенцев, потребовал объяснений. Я высказал свое возмущение фактом вызова по такому вопросу и ответил устно на каждый заданный вопрос по интервью. Попытка поискать в Уставе мою вину не удалась. Считаю себя совершенно в этом невиновным. Пленка с полной записью была нашим переводчиком передана товарищу Соломенцеву. Что дальше со мной будут делать, не знаю, но это очень напоминает тень недавнего, недалекого прошлого.

(А п л о д и с м е н т ы)

Товарищи! Перестройка встряхнула народ. И, видимо, перестройку надо было начинать именно с партии. Затем она повела бы за собой, как и всегда, всех остальных. А партия, как раз с точки зрения перестройки, и отстала. То есть получается, что конференцию сегодняшнюю надо было проводить значительно раньше. Это моя личная точка зрения.

Но даже сейчас подготовка шла как-то поспешно. Тезисы опубликованы поздно, составлял их аппарат ЦК. О политической системе там не было сказано главного, что появилось в докладе. Широко к разработке Тезисов не было привлечено даже большинство членов ЦК. Учесть уже в решениях нашей конференции все поступившие предложения, весь этот народный кладезь мудрости, конечно, не удастся.

Выборы делегатов, несмотря на попытку товарища Разумова в газете «Правда» убедить всех, что они были демократичными, тем не менее в ряде организаций проводились по старым штампам и еще раз показали, что аппарат верхнего эшелона не перестраивается.

Но обсуждение на самой конференции идет интересно. И сейчас самое главное, какие же будут приняты решения? Удовлетворят ли они коммунистов страны, общество в целом? Судя по первому дню, было очень настороженное, я бы сказал, даже тяжелое впечатление. Но с каждым днем накал нарастает и все интереснее, интереснее слушать и делегатов, и, видимо, это отразится на принятых решениях.

Хотел бы высказать некоторые замечания и предложения, касающиеся Тезисов ЦК, с учетом доклада товарища Горбачева.

По политической системе. Здесь считаю главным, чтобы действовал такой механизм в партии и обществе, который исключал бы ошибки, даже близко подобные прошлым, отбросившие страну на десятилетия, не формировал «вождей» и «вождизм», создал подлинное народовластие и дал для этого твердые гарантии.

Предложение доклада о совмещении функций первых секретарей партийных комитетов и советских органов для делегатов оказалось настолько неожиданным, что здесь рабочий, выступая, говорил, «что ему это пока непонятно». Я, как министр, скажу: мне тоже. Для осмысления нужно время. Это слишком сложный вопрос. А затем я, например, предлагаю провести по этому вопросу всенародный референдум.

(А п л о д и с м е н т ы)

Некоторые предложения по выборам: они должны быть общими, прямыми и тайными, в том числе секретарей, Генерального секретаря ЦК, снизу доверху из состава бюро в областях или Политбюро, тоже выбранных всеми коммунистами таким же путем (как бы делать два тура выборов). Это должно касаться и Верховного Совета, профсоюзов и комсомола. Без всяких исключений, тем более для высшего эшелона, ограничить пребывание на выборной должности двумя сроками. На второй срок избирать только при реальных результатах работы за предыдущий период. Ввести четкие ограничения по возрасту пребывания в этих органах, в том числе в Политбюро, до 65 лет. Отсчет по срокам ввести с предыдущих выборов, а по возрасту – с текущего года. Наша партия, общество в целом доросли до того, чтобы им доверять решать самостоятельно такие вопросы, а перестройка от этого только выиграет.

Все сказанное, а не предложенная некоторыми двухпартийная система, по моему мнению, и будет определенной гарантией против культа личности, который наступает не через 10–15 лет, а зарождается сразу, если имеет почву. Думаю, нам уже сейчас надо остерегаться этого, так как пренебрежение ленинскими принципами за прошедшие годы и так много бед принесло народу. Должны быть жесткие преграды, установленные Уставом или законом.

В ряде стран установлен порядок: уходит лидер – уходит руководство. У нас во всем привыкли обвинять умерших. Сдачи тем более не получишь. Сейчас получается: в застое виноват один только Брежнев. А где же были те, кто по 10, 15, 20 лет и тогда, и сейчас в Политбюро? Каждый раз голосовали за разные программы. Почему они молчали, когда решал один с подачи аппарата ЦК судьбы партии, страны, социализма? Доголосовались до пятой звезды у одного и кризиса общества в целом. Почему выдвинули больного Черненко? Почему Комитет партийного контроля, наказывая за относительно небольшие отклонения от норм партийной жизни, побоялся и сейчас боится привлечь крупных руководителей республик, областей за взятки, за миллионный ущерб государству и прочее? Причем наверняка зная о некоторых из них. Надо сказать, этот либерализм со стороны товарища Соломенцева к взяточникам-миллионерам вызывает какое-то беспокойство.

Считаю, что некоторые члены Политбюро, виновные как члены коллективного органа, облеченные доверием ЦК и партии, должны ответить: почему страна и партия доведены до такого состояния? И после этого сделать выводы – вывести их из состава Политбюро.

(А п л о д и с м е н т ы)

Это более гуманный шаг, чем, критикуя посмертно, затем перезахоронять!

Впредь предлагается такой порядок: меняется Генеральный секретарь – обновляется Политбюро, кроме недавно вошедших; в основном обновляется и аппарат ЦК. Тогда люди не будут в постоянном административном капкане. Тогда не будут критиковаться только после смерти, зная, что отвечать перед партией придется каждому, в том числе всему выборному органу.

И еще. Сейчас при четком заявлении Генерального секретаря, что у нас нет зон, руководителей, в том числе и его, вне критики, на деле оказывается не так. Зона, черта есть, выше которой при первой же попытке критики следует мгновенное предостережение «не тронь!».

Вот и получается, что даже члены ЦК боятся высказать свое личное мнение, если оно отличается от доклада, высказаться в адрес руководства.

Это создает самый большой ущерб, деформирует партийную совесть и личность, приучает при каждом предложении «есть мнение» сразу поднимать руки: все «за». Конференция настоящая – это, пожалуй, первое исключение из этого, уже вошедшего в правило. Пока получается, что политика, проводимая руководящими органами, по существу сохраняет свою непререкаемость, остается вне критики, вне контроля народных масс и сегодня.

Следует согласиться с предложением в докладе о создании из состава членов ЦК комиссий по направлениям, без рассмотрения и согласия которых не принималось бы ни одно принципиальное постановление ЦК партии. А сейчас, по существу, постановление не ЦК, а его аппарата и многие из них сразу становятся мертворожденными. Крупные проекты обсуждать во всей партии и стране, причем практиковать референдумы. Как правило, исключить совместные постановления ЦК и Совета Министров СССР.

Да, мы гордимся социализмом, и гордимся тем, что сделано, но нельзя кичиться этим. Ведь за 70 лет мы не решили главных вопросов – накормить и одеть народ, обеспечить сферу услуг, решить социальные вопросы. На это и направлена перестройка общества, но идет она с большим торможением, а значит, каждый из нас недостаточно трудится, недостаточно борется за нее. Но также одной из главных причин трудностей перестройки является ее декларативный характер. Объявили о ней без достаточного анализа причин возникшего застоя, анализа современной обстановки в обществе, без глубокого анализа в разрезе истории допущенных партией ошибок и упущений. И как результат перестройки – за 3 года не решили каких-то ощутимых реальных проблем для людей, а тем более не добились революционных преобразований.

Осуществляя перестройку, надо ставить рубежи не только до 2000 года (сейчас многим неинтересно, что он получит и придется ли получать тогда), а на каждые 2–3 года ставить и решать окончательно одну-две задачи для блага людей. Не разбрасываясь за счет других направлений, сосредоточить именно там все – ресурсы, науку, энергию людей и т.д. Тогда с резко возросшей верой, что перестройка общества идет, что она дает результаты, что она необратима, люди значительно быстрее решат и другие проблемы. А пока вера людей может качнуться в любой момент. Пока все находились под гипнозом слов – это спасало. В дальнейшем – это риск потерять руль управления и политическую стабильность.

И об открытости в партии. В партии должно быть нормальным явлением многообразие мнений (это ведь не унификация). И наличие отличного мнения меньшинства не разрушит, а укрепит единство партии. Партия для народа, и народ должен знать все, что она делает. Этого, к сожалению, нет. Должны быть и подробные отчеты Политбюро и Секретариата (кроме вопросов, содержащих государственную тайну), это и знание жизни, и биографии руководителей, и чем они занимаются, и сколько получают, и какие результаты у каждого руководителя верхнего эшелона на его участке. Это и регулярные выступления по телевидению, это и результаты приема в партию, обобщение писем трудящихся в ЦК и так далее. В общем, это должна быть вся партийная социология о моральном здоровье руководителей партии и государства. Она должна быть для всех открытой, а не тайной.

Есть и такие «запретные», «тайные» темы, как, например, вопросы финансов партийного бюджета. В Уставе сказано: «…как расходовать финансы, определяет ЦК КПСС», то есть не аппарат, а ЦК. Но такие вопросы на пленумах не обсуждались. Впредь предлагаю это делать обязательно, так как куда расходуются партийные деньги (а это сотни миллионов рублей), не известно ни членам ЦК, ни, конечно, другим коммунистам. Ревизионная комиссия на съезде об этом не докладывает, да ее, видимо, к кассе и не допускают.

Я, например, знаю, сколько перечисляется миллионов рублей в ЦК от Московской городской и Свердловской областной партийных организаций. Но куда они расходуются – не знаю. Только вижу, что, кроме рациональных расходов, строятся роскошные особняки, дачи, санатории такого размаха, что стыдно становится, когда туда приезжают представители других партий. А надо бы за счет этого материально поддержать первичные партийные организации, в том числе и по зарплате их руководителей. А потом мы удивляемся, что некоторые крупные партийные руководители погрязли в коррупции, взятках, приписках, потеряли порядочность, нравственную чистоту, скромность, партийное товарищество.

Разложение верхних слоев в брежневский период охватило многие регионы, и недооценивать, упрощать этого нельзя. Загнивание, видимо, глубже, чем некоторые предполагают, и мафия, знаю по Москве, существует определенно.

Вопросы социальной справедливости. Конечно, по-крупному, на социалистических принципах, они у нас решены. Но остались некоторые вопросы, которые не решаются, вызывают возмущение людей, снижают авторитет партии, пагубно действуют и на темпы перестройки.

Мое мнение, должно быть так: если чего-то не хватает у нас, в социалистическом обществе, то нехватку должен ощущать в равной степени каждый без исключения.

(А п л о д и с м е н т ы)

А разный вклад труда в общество регулировать разной зарплатой. Надо, наконец, ликвидировать продовольственные «пайки» для, так сказать, «голодающей номенклатуры», исключить элитарность в обществе, исключить и по существу, и по форме слово «спец» из нашего лексикона, так как у нас нет спецкоммунистов.

Думаю, что это очень поможет работать с людьми партийным работникам, поможет перестройке.

Структура и сокращение партийного аппарата. Не будет осуществлен ленинский призыв «Вся власть – Советам!» при столь могучем партийном аппарате. Предлагаю сократить аппарат в обкомах в 2–3 раза, в ЦК в 6 – 10 раз, с ликвидацией отраслевых отделов.

Хотел бы сказать о молодежи. В Тезисах о ней почти ничего нет. В докладе сказано много, и я бы поддержал предложение о принятии отдельной резолюции по молодежи. Не нам, а им отводится и будет отводиться главная роль по обновлению нашего социалистического общества. Надо смело приучать их руководить процессами на всех уровнях, надо смело отдавать целые пласты руководства всех абсолютно рангов молодежи.

Товарищи делегаты! Щепетильный вопрос. Я хотел обратиться только по вопросу политической реабилитации меня лично после октябрьского пленума ЦК.

(Ш у м в з а л е)

Если вы считаете, что время уже не позволяет, тогда все.

М. С. Г о р б а ч е в: Борис Николаевич, говори, просят.

(А п л о д и с м е н т ы)

Я думаю, давайте мы с дела Ельцина снимем тайну. Пусть все, что считает Борис Николаевич сказать, скажет. А если что у нас с вами появится, тоже можно сказать. Пожалуйста, Борис Николаевич.

Б. Н. Е л ь ц и н:

Товарищи делегаты! Реабилитация через 50 лет сейчас стала привычной, и это хорошо действует на оздоровление общества. Но я лично прошу политической реабилитации все же при жизни. Считаю этот вопрос принципиальным, уместным в свете провозглашенного в докладе и в выступлениях социалистического плюрализма мнений, свободы критики, терпимости к оппоненту.

Вы знаете, что мое выступление на октябрьском пленуме ЦК КПСС решением пленума было признано «политически ошибочным». Но вопросы, поднятые там, на пленуме, неоднократно поднимались прессой, ставились коммунистами. В эти дни все эти вопросы практически звучали вот с этой трибуны и в докладе, и в выступлениях. Я считаю, что единственной моей ошибкой в выступлении было то, что я выступил не вовремя – перед 70-летием Октября.

Видимо, всем нам надо овладевать правилами политической дискуссии, терпеть мнение оппонентов, как это делал Ленин, не навешивать сразу ярлыки и считать еретиками.

Товарищи делегаты! И в выступлениях на конференции, и в моем выступлении полностью нашли отражение вопросы, высказанные мною на октябрьском (1987 г.) пленуме ЦК КПСС. Я остро переживаю случившееся и прошу конференцию отменить решение пленума по этому вопросу. Если сочтете возможным отменить, тем самым реабилитируете меня в глазах коммунистов. И это не только личное, это будет в духе перестройки, это будет демократично и, как мне кажется, поможет ей, добавив уверенности людям.

Да, обновление общества дается тяжело. Но сдвиги, пусть небольшие, есть, и сама жизнь заставляет нас идти только по этому пути.

Уважаемый Николай Иванович!

Почти двадцать лет работая в строительстве, а затем и на партийной работе я пришел к выводу, что Госстрой при наличии министерств не нужен. Сейчас за 8 месяцев работы в Госстрое, внимательно изучая его изнутри: взаимоотношения двух его частей (производственной и старой части, которые не складываются и не склеиваются), взаимоотношения министерств, главков, объединений, советских органов с Госстроем, «полезность» многочисленных его подразделений, бюрократизм аппарата, обилие бумаг, параллелизм и дублирование в работе (коллегия Госстроя – коллегия Министерства – коллегия главка как решение объединения – по одному и тому же вопросу) и т.д. я еще более укрепился в мысли, что Госстрой – это ненужная, бюрократическая надстройка.

Мои предложения сводятся к следующему. Иметь Бюро СМ СССР по строительству с небольшим рабочим аппаратом (аналогично другим «Бюро»). Производственную часть Госстроя упразднить, как вышеназванную функцию Министерств. Учитывая возрастающую роль вневедомственной экспертизы крупных объектов, контроль за их реализацией, расширение гласности при их обсуждении, складывается уверенность, что ее надо значительно укрепить и иметь при СМ СССР (или как орган «Бюро»).

Управления нормирования, стандартизации можно передать в Госстандарт. За счет Главных управлений технической и стройиндустрии укрепить соответствующие подразделения Министерств и часть перейдет (для координации) в Бюро по строительству. Нормирование и распределение материальных ресурсов проводить в Госснабе СССР, передав туда «Стройкомплект». Учитывая возрастающую самостоятельность институтов, наличие авторитетной госэкспертизы, вместо Главпроекта вполне достаточно небольшая координирующая группа специалистов при «Бюро».

Госкомархитектура – будет самостоятельным комитетом и тоже будет выходить на «Бюро».

Убежден, что с ликвидацией лишнего звена это значительно упростит и улучшит систему управления всем строительным комплексом страны.

Остальные, наиболее опытные и способные специалисты будут с успехом использоваться при «Бюро», в Министерствах, в расширенной вневедомственной Госэкспертизе, других организациях.

Это мое личное мнение и оно ни с кем не обсуждалось.

С уважением,

Б. Ельцин

Ознакомившись с сообщением ТАСС для советских средств массовой информации, передачами иновещания и телевидения о визите Б. Н. Ельцина в США, проведя беседы с главным редактором газеты «Правда» В. Г. Афанасьевым и Б. Н. Ельциным, комиссия констатирует следующее:

Учитывая неофициальный характер визита Б. Н. Ельцина по частному приглашению, советские средства массой информации не публиковали материалы о его пребывании в этой стране. Поэтому перепечатка «Правдой» статьи из итальянской газеты «Репубблика» выглядит тенденциозной и односторонней, поскольку в сообщениях ТАСС для печати имелись отклики иностранной прессы и противоположного содержания, например, о приобретении Б. Н. Ельциным одноразовых шприцев для детей. Газете следовало либо привести и такие отклики, либо полемизировать по существу высказываний Б. Н. Ельцина во время визита в США, опубликовав прежде сами эти высказывания.

Все это создало простор для домыслов, слухов и негативно сказалось на репутации политики гласности. Поэтому речь идет о попытке газеты опорочить народного депутата Б. Н. Ельцина, за что работники «Правды» должны нести ответственность в соответствии с законом. Публикация нанесла ущерб репутации «Правды» и вызвала поток читательских требований наказать виновных.

В то же время некоторые высказывания и аспекты поведения Б. Н. Ельцина в США, зафиксированные средствами массовой информации, дали повод для нареканий, что проявилось во множестве телеграмм в адрес Верховного Совета, в том числе со стороны его избирателей.

Комиссия считает, что, несмотря на частный характер визита, члену Президиума Верховного Совета СССР необходимо более ответственно подходить к зарубежным поездкам. Что касается предложений, содержащихся в письмах граждан, то избиратели должны сами определить свое отношение к Б. Н. Ельцину в соответствии с существующим законодательством.

Что касается Верховного Совета, то отсутствие законодательно утвержденных норм поведения депутата ставит вопрос о разработке соответствующего положения.

Товарищи, партия подошла к своему съезду с грузом тяжелых проблем. Их множество, но есть особо важные. Заняв оборону на первоначальном этапе перестройки, консервативные силы позднее перешли в наступление. Они начали борьбу против экономической реформы, хотя и робкой и половинчатой, но создающей реальную угрозу полновластию партии. Это произошло, когда развернулись процессы демократизации, особенно мощно проявившиеся в возрождении власти Советов. Это произошло, когда начала делать первые шаги гласность и ранее непререкаемые истины оказались несостоятельны.

Последние годы показали, что нейтрализовать действие консервативных сил в партии не удалось. Наоборот, слишком много говорили о том, что все мы в одной лодке, по одну сторону баррикад, в одной шеренге, с единым мышлением. Такая позиция дискредитировала тех коммунистов, которые являются искренними и последовательными сторонниками перемен. Такая позиция создала режим безопасности для консервативных сил КПСС, укрепила их уверенность в том, что можно взять реванш. Это продемонстрировал и Учредительный съезд КП РСФСР.

Чтобы понять, что может и должен решить наш съезд, надо, прежде всего, ясно видеть, что он из себя представляет. В Политбюро не решились пойти на единственно правильный в условиях перестройки порядок выборов делегатов: демократическим путем от всех платформ и групп, не зависящих от прежних структур партии. Чтобы любые объединившиеся шесть тысяч коммунистов избирали прямо своего делегата, тогда бы не получили такого, в основном, состава съезда.

Поэтому при обсуждении на съезде главным явился не вопрос о перестройке в стране и путях ее развития. Этот вопрос решается народом за стенами этого здания, решается в Советах народных депутатов. На этом съезде стоит вопрос, прежде всего о судьбе самой КПСС. Если говорить точнее, здесь решается вопрос только о судьбе аппарата верхних эшелонов партии. Вопрос стоит исключительно остро. Найдет ли в себе силы аппарат КПСС решиться на перемены? Использует ли он тот последний шанс, который дает ему этот съезд? Или да, или нет. Или партаппарат под давлением политической реальности решится на коренную перестройку партии, или будет цепляться за обреченные формы и останется в оппозиции к народу, в оппозиции к перестройке.

Тогда представители аппарата неминуемо будут вытеснены из всех органов законной власти. Такая партия не удержится ни в роли авангардной, ни даже в роли парии, имеющей представительство в Советах.

Утопичны иллюзии тех, кто думает, что после выхода из партии всех инакомыслящих, кто не хочет быть приводными ремнями и винтиками партаппарата, у нее останется все имущество КПСС и связанная с ним власть. Этого не будет. В этом случае, к которому, кстати, подталкивают консерваторы, будет начата всенародная борьба за полную национализацию имущества КПСС, как партии обанкротившейся и обязанной хотя бы своим имуществом возместить долги перед народом. В наследство аппарату партии останется только вывеска с названием «КПСС».

Можно предположить, что начнется борьба за привлечение к суду руководителей партии всех уровней за ущерб, который они лично нанесли стране и народу. Могу назвать хотя бы одно из этих дел – об ущербе в результате антиалкогольной кампании. Народ спросит и за все остальное: за провалы во внешней торговле, сельском хозяйстве, за национальную политику, политику в отношении армии и так далее, и так далее. Страна должна знать, какое наследство оставила ей КПСС.

Такова возможная перспектива аппаратной партии. Тот, кто думает о каких-то иных вариантах, пусть посмотрит на судьбу компартий в странах Восточной Европы. Оторвались от народа, не поняли свою роль – и оказались на обочине.

Все ли так мрачно? Есть ли еще другой выход? Есть. Правда, для этого мало шансов победить именно на данном съезде. Это ясно видно. Но все мы, отдавшие партии десятки лет жизни, сочли своим долгом прийти сюда, чтобы пытаться сказать, что выход для КПСС все же есть. Трудный, тяжелый, но выход.

В демократическом государстве переход к многопартийности неизбежен.

В нашей стране постепенно формируются различные политические партии. При этом неизбежно коренное обновление КПСС. Какой наиболее безболезненный для народа, цивилизованный процесс модернизации партии?

Первое. Необходимо организационно зафиксировать имеющиеся в КПСС платформы и дать каждому коммунисту время для политического самоопределения. Уверен, большинство рядовых коммунистов связывает будущее партии с демократическим крылом.

Второе. Изменить название партии. Это должна быть партия демократического социализма.

Третье. На съезде рано обсуждать платформы и Устав. Надо принять только общую декларацию о преобразовании КПСС. Далее надо избрать новое руководство, способное подготовить новый съезд где-то через полгода – год.

Четвертое. Партия должна освободить себя от любых государственных функций. Первичные парторганизации должны быть упразднены в армии, в системе госбезопасности и в государственных учреждениях. На производстве судьбу первичных парторганизаций должны определить сами трудовые коллективы и сами члены партии. В новой партии или союзе ее члены должны платить минимум взносов. Так возникнет партия парламентского типа. Только такая партия при мощном обновлении общества сможет быть ведущей партией и побеждать на выборах в лице той или иной из своих фракций.

Любые фракции социалистической ориентации других партий могут входить в состав союза демократических сил страны. Народ признает этот союз и пойдет за ним, тем более если он предлагает свою экономическую программу выхода из кризиса не за счет обмана народа и дополнительной нагрузки на его плечи. Союз выступит как федерация национальных союзов. Он будет иметь форму, отвечающую смыслу и духу нового Союзного договора между суверенными государствами страны.

С развитием в стране демократических движений и дальнейшей радикализацией перестройки этот союз сможет стать на деле и авангардом общества. Это обеспечит широкую социальную базу обновления общества, поставит заслон атакам консерваторов и гарантирует необратимость перестройки. Такова вторая альтернатива. Итак, или вариант аппаратной КПСС, тогда раскол и уход рано или поздно ее из числа реальных политических сил страны, или обновленная партия с переходом в союз демократических сил и перспективой сохранить роль активного участника перестройки.

В заключение хотел бы сказать следующее. События разворачиваются необычайно быстро. Попытка задержать их ход, о чем мечтают некоторые, неминуемо приведет партию к полному историческому поражению. Только опережение, только устремленность вперед вместе со всеми силами прогресса нашего общества могут дать надежду на то, что партия не потеряет себя, а возродится в новый авангардный союз демократических сил.

Мы живем уже не в прежнем обществе. Оно больше не пойдет единым строем туда, куда ему укажут. Страной больше нельзя командовать. Ее не усыпишь демагогией, не испугаешь угрозами. Народ может дать отставку любой политической силе, какой бы влиятельной она ни была в прошлом. Он поддержит только ту политическую организацию, которая позовет не в заоблачные коммунистические дали, а будет каждодневно делом защищать интересы каждого человека, помогать сделать его и всю страну нашу передовой, богатой и счастливой.

Какими бы причинами ни оправдывалось это отстранение, мы имеем дело с правым, реакционным, антиконституционным переворотом.

При всех трудностях и тяжелейших испытаниях, переживаемых народом, демократический процесс в стране приобретает все более глубокий размах, необратимый характер. Народы России становятся хозяевами своей судьбы. Существенно ограничены бесконтрольные права неконституционных органов, включая партийные. Руководство России заняло решительную позицию по Союзному договору, стремясь к единству Советского Союза, единству России. Наша позиция по этому вопросу позволила существенно ускорить подготовку этого Договора, согласовать его со всеми республиками и определить дату его подписания – 20 августа с. г.

Такое развитие событий вызвало озлобление реакционных сил, толкало их на безответственные, авантюристские попытки решения сложнейших политических и экономических проблем силовыми методами. Ранее уже предпринимались попытки осуществления переворота.

Мы считали и считаем, что такие силовые методы неприемлемы. Они дискредитируют СССР перед всем миром, подрывают наш престиж в мировом сообществе, возвращают нас к эпохе холодной войны и изоляции Советского Союза от мирового сообщества.

Все это заставляет нас объявить незаконным пришедший к власти так называемый комитет. Соответственно, объявляем незаконными все решения и распоряжения этого комитета.

Уверены, органы местной власти будут неукоснительно следовать конституционным Законам и Указам президента РСФСР.

Призываем граждан России дать достойный ответ путчистам и требовать вернуть страну к нормальному конституционному развитию.

Безусловно, необходимо обеспечить возможность президенту страны Горбачеву выступить перед народом. Требуем немедленного созыва Чрезвычайного Съезда народных депутатов СССР.

Мы абсолютно уверены, что наши соотечественники не дадут утвердиться произволу и беззаконию потерявших всякий стыд и совесть путчистов. Обращаемся к военнослужащим с призывом проявить высокую гражданственность и не принимать участия в реакционном перевороте.

До выполнения этих требований призываем к всеобщей бессрочной забастовке.

Не сомневаемся, что мировое сообщество даст объективную оценку циничной попытке правого переворота.

Президент РСФСР Б. Н. Ельцин

Председатель СМ РСФСР И. С. Силаев

и. о. Председателя ВС РСФСР Р. И. Хасбулатов

Дорогие россияне!

Вы знаете, что мне предстоит серьезная операция. Сегодня я хочу сказать спасибо всем, кто направил письма и телеграммы с пожеланиями скорейшего выздоровления своему президенту. Сочувствие и доброе слово бывают для человека иногда важнее любых лекарств.

В трудную минуту моя семья всегда помогает и заботится обо мне. Спасибо жене, дочерям и внукам.

Спасибо всем вам.

Семья и друзья волнуются накануне операции, переживают. Но я уверен – все пройдет нормально.

На время операции моим указом полномочия президента передаются Председателю Правительства Виктору Степановичу Черномырдину. Поэтому страна ни на секунду не останется без руководителя, наделенного всей полнотой власти. Он и другие мои соратники – люди надежные и испытанные. На них в ближайшее время ляжет большая ответственность.

Задерживаться долго в больнице я не намерен. Полагаю, что уже скоро стану работать как раньше – в полную силу.

Знайте, что все, что я делал, делаю и буду делать, – все это ради России, ради вашей обеспеченной и достойной жизни.

Мне особенно важно, чтобы вы это знали сегодня.

Удачи вам всем, здоровья и мира.

Специальная комиссия Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации по оценке соблюдения процедурных правил и фактической обоснованности обвинения, выдвинутого против президента Российской Федерации, в составе:

Председателя В. Д. Филимонова,

членов Специальной комиссии: П. Т. Бурдукова, Ю. П. Иванова. В. М. Ивера, Б. Ю. Кузнецова, А. Д. Куликова, Е. Б. Мизулиной, Л. В. Побединской, Д. О. Рогозина, В. А. Сафронова, Н. И. Шаклеина,

с участием представителей инициаторов предложения о выдвижении обвинения В. И. Илюхина. А. И. Лукьянова, руководствуясь

• частью 2 статьи 93 Конституции Российской Федерации,

• статьями 176–180 Регламента Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации,

• постановлениями Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации от 19 июня 1998 г. «О Специальной комиссии Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации по оценке соблюдения процедурных правил и фактической обоснованности обвинения, выдвинутого против президента Российской Федерации» и «Об утверждении Положения о Специальной комиссии Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации по оценке соблюдения процедурных правил и фактической обоснованности обвинения, выдвинутого против президента Российской Федерации»,

• регламентом Специальной комиссии, принятым на ее заседании 6 июля 1998 года с дополнениями и изменениями от 24 августа и 7 сентября 1998 года,

проверила в открытом заседании фактическую обоснованность выдвинутого против президента Российской Федерации Б. Н. Ельцина обвинения в совершении им в процессе подготовки, подписания и реализации Беловежских соглашений деяний, содержащих признаки тяжких преступлений.

Поводом к рассмотрению дела явилось предложение о выдвижении обвинения против президента Российской Федерации Б. Н. Ельцина, внесенное группой депутатов Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации.

Заслушав объяснения представителей инициаторов предложения о выдвижении обвинения, выступления приглашенных на заседание представителя Министерства региональной и национальной политики Российской Федерации, бывших депутатов Верховного Совета РСФСР, специалистов, исследовав представленные документы и иные материалы, Специальная комиссия Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации установила:

в первом пункте обоснования постановки вопроса об отрешении Б. Н. Ельцина от должности президента Российской Федерации, внесенного группой депутатов Государственной Думы, содержится обвинение Б. Н. Ельцина в совершении им деяния, содержащего признаки преступления, предусмотренного статьей 64 УК РСФСР (статьей 275 УК РФ).

По мнению депутатов Государственной Думы, противоправный характер этих действий заключается в том, что президент РСФСР Б. Н. Ельцин вместе с бывшими президентами Украины и Белоруссии Л. М. Кравчуком и С. С. Шушкевичем подготовил, 8 декабря 1991 года подписал, а затем реализовал Беловежские соглашения, приведшие к разрушению Советского Союза и нанесшие серьезный ущерб внешней и внутренней безопасности Российской Федерации.

Статья 64 УК РСФСР содержала исчерпывающий перечень деяний, которые рассматривались как измена Родине. В число этих деяний входил и заговор с целью захвата власти.

Участники Беловежских соглашений, в том числе и Б. Н. Ельцин, бывший тогда президентом РСФСР как одной из союзных республик СССР, не просто изменили государственный строй СССР. СССР вообще прекратил существование, а РСФСР из союзной республики превратилась в Российскую Федерацию, самостоятельное суверенное государство.

Ради этой цели Б. Н. Ельцин пошел на грубое нарушение статей 74–76 Конституции СССР 1977 г.; Закона СССР от 3 апреля 1990 г. «О порядке решения вопросов, связанных с выходом союзной республики из СССР»; статей 4, 5, 68, 70, 71, 76 Конституции РСФСР 1978 г.; статей 4, 6 Закона РСФСР от 24 апреля 1991 года «О президенте РСФСР». Б. Н. Ельцин совершил указанные действия вопреки воле народов РСФСР о необходимости сохранения СССР, выраженной во время всенародного голосования (референдума), состоявшегося 17 марта 1991 года.

Анализ событий, предшествовавших заключению Беловежских соглашений, позволяет также сделать вывод о том, что действия Б. Н. Ельцина по организации заговора с целью захвата союзной власти имели осознанный, целенаправленный характер. При подготовке к уничтожению СССР Б. Н. Ельцин издал ряд указов, выходящих за пределы его конституционных полномочий и направленных на неправомерное присвоение союзной власти, в том числе Указы о переподчинении союзных органов республиканским (Указы № 66 от 20.08.91; № 74 от 22.08.91), о передаче союзных средств массовой информации в ведение Министерства печати и массовой информации РСФСР (Указы № 69 от 21.08.91; № 76 от 22.08.91), о передаче всех видов правительственной связи СССР в ведение КГБ РСФСР, а также банков, почты, телеграфа СССР в ведение РСФСР (Указ № 85 от 24.08.91).

Таким образом, имеются достаточные данные утверждать, что, будучи президентом РСФСР, Б. Н. Ельцин совершил действия, содержащие признаки тяжкого преступления, предусмотренного статьей 64 УК РСФСР, и заключающиеся в измене Родине путем подготовки и организации заговора с целью неконституционного захвата союзной власти, упразднения действовавших тогда союзных институтов власти, противоправного изменения конституционного статуса РСФСР.

Вместе с тем указанные действия Б. Н. Ельцина привели и к катастрофическому ослаблению Российской Федерации. Нарушились экономические отношения Российской Федерации с другими бывшими союзными республиками. Резко снизилась внешняя безопасность и обороноспособность России. Миллионы российских граждан оказались за пределами своего государства, принудительно превратились в беженцев и вынужденных переселенцев. На территории Российской Федерации возникли многочисленные конфликты, сопряженные с человеческими жертвами.

Таким образом, есть все основания для того, чтобы утверждать, что действиями Б. Н. Ельцина нанесен существенный ущерб внешней и внутренней безопасности Российской Федерации.

По мнению Специальной комиссии, новый УК РФ не устранил уголовную ответственность за действия, совершенные в связи с подготовкой, заключением и реализацией Беловежских соглашений. Они подпадают под признаки преступления, предусмотренного статьей 275 УК РФ. Что касается намерения президента Российской Федерации при совершении этих действий оказать помощь иностранному государству в проведении враждебной деятельности в ущерб внешней безопасности Российской Федерации, Специальная комиссия считает, что окончательный вывод по данному вопросу может быть получен в ходе предварительного следствия, проведенного соответствующими правоохранительными органами.

Вместе с тем Специальная комиссия считает установленным осознанное совершение президентом Российской Федерации Б. Н. Ельциным действий, причинивших большой ущерб внешней безопасности Российской Федерации, и на этом основании приходит к выводу о том, что имеются достаточные данные о наличии в его поведении при подготовке, заключении и реализации Беловежских соглашений признаков, которые наряду с другими образуют состав государственной измены (статья 275 УК РФ).

Исходя из изложенного и руководствуясь статьей 93 Конституции Российской Федерации, статьей 178 Регламента Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации, статьей 38 Регла-мента Специальной комиссии Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации, Специальная комиссия заключает:

1. Признать, что в действиях президента Российской Федерации Б. Н. Ельцина, направленных на подготовку, заключение и реализацию Беловежских соглашений, имеются достаточные данные, указывающие на признаки тяжкого преступления, предусмотренного статьей 64 УК РСФСР (275 УК РФ).

2. Признать обоснованной инициативу депутатов Государственной Думы о выдвижении обвинения против президента Российской Федерации Б. Н. Ельцина и рекомендовать Государственной Думе Федерального Собрания Российской Федерации принять на основе настоящего заключения соответствующее Постановление.

3. Направить настоящее заключение в Совет Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации, депутатам Государственной Думы, инициировавшим предложение о выдвижении обвинения, президенту Российской Федерации Б. Н. Ельцину.

Председатель Специальной комиссии В. Д. Филимонов

Дорогие россияне!

Осталось совсем немного времени до магической даты в нашей истории.

Наступает 2000 год.

Новый век, новое тысячелетие.

Мы все примеряли эту дату на себя. Прикидывали, сначала в детстве, потом, повзрослев, сколько нам будет в 2000 году, а сколько нашей маме, а сколько нашим детям. Казалось когда-то – так далеко этот необыкновенный Новый год. Вот этот день и настал. Дорогие друзья! Дорогие мои!

Сегодня я в последний раз обращаюсь к вам с новогодним приветствием. Но это не все. Сегодня я последний раз обращаюсь к вам как президент России.

Я принял решение.

Долго и мучительно над ним размышлял. Сегодня, в последний день уходящего века, я ухожу в отставку.

Я много раз слышал – «Ельцин любыми путями будет держаться за власть, он никому ее не отдаст». Это – вранье.

Дело в другом. Я всегда говорил, что не отступлю от Конституции ни на шаг. Что в конституционные сроки должны пройти думские выборы. Так это и произошло. И так же мне хотелось, чтобы вовремя состоялись президентские выборы – в июне 2000 года. Это было очень важно для России. Мы создаем важнейший прецедент цивилизованной добровольной передачи власти, власти от одного президента России другому, вновь избранному.

И все же я принял другое решение. Я ухожу. Ухожу раньше положенного срока. Я понял, что мне необходимо это сделать. Россия должна войти в новое тысячелетие с новыми политиками, с новыми лицами, с новыми, умными, сильными, энергичными людьми. А мы – те, кто стоит у власти уже многие годы, мы должны уйти.

Посмотрев, с какой надеждой и верой люди проголосовали на выборах в Думу за новое поколение политиков, я понял: главное дело своей жизни я сделал. Россия уже никогда не вернется в прошлое. Россия всегда теперь будет двигаться только вперед. И я не должен мешать этому естественному ходу истории. Полгода еще держаться за власть, когда у страны есть сильный человек, достойный быть президентом, и с которым сегодня практически каждый россиянин связывает свои надежды на будущее?! Почему я должен ему мешать? Зачем ждать еще полгода?

Нет, это не по мне! Не по моему характеру!

Сегодня, в этот необыкновенно важный для меня день, хочу сказать чуть больше личных своих слов, чем говорю обычно.

Я хочу попросить у вас прощения.

За то, что многие наши с вами мечты не сбылись. И то, что нам казалось просто, оказалось мучительно тяжело. Я прошу прощения за то, что не оправдал некоторых надежд тех людей, которые верили, что мы одним рывком, одним махом сможем перепрыгнуть из серого, застойного, тоталитарного прошлого в светлое, богатое, цивилизованное будущее. Я сам в это верил. Казалось, одним рывком, и все одолеем. Одним рывком не получилось. В чем-то я оказался слишком наивным. Где-то проблемы оказались слишком сложными. Мы продирались вперед через ошибки, через неудачи. Многие люди в это сложное время испытали потрясение. Но я хочу, чтобы вы знали.

Я никогда этого не говорил, сегодня мне важно вам это сказать. Боль каждого из вас отзывалась болью во мне, в моем сердце. Бессонные ночи, мучительные переживания: что надо сделать, чтобы людям хотя бы чуточку, хотя бы немного жилось легче и лучше? Не было у меня более важной задачи.

Я ухожу. Я сделал все что мог. И не по здоровью, а по совокупности всех проблем. Мне на смену приходит новое поколение, поколение тех, кто может сделать больше и лучше.

В соответствии с Конституцией, уходя в отставку, я подписал указ о возложении обязанностей президента России на председателя правительства Владимира Владимировича Путина. В течение трех месяцев в соответствии с Конституцией он будет главой государства. А через три месяца, также в соответствии с Конституцией России, состоятся выборы президента.

Я всегда был уверен в удивительной мудрости россиян. Поэтому не сомневаюсь, какой выбор вы сделаете в конце марта 2000 года. Прощаясь, я хочу сказать каждому из вас: будьте счастливы. Вы заслужили счастье. Вы заслужили счастье и спокойствие. С Новым годом!

С новым веком, дорогие мои!