Эльф под горой

ГЛАВА 13. ТЕЛЛИАРОН. СЕРЫЙ ЛЕС В ЧЕРНОМ МЕСТЕ

Сиурилы не стало. Единственный наш маг сгинул, не пережив переход по черной воде. Как теперь очистить земли Чернолесья от скверны? Как хотя бы понять, что эта самая скверна сгустилась в определенном месте? Я лишь помнил наставления мага-няньки, он отзывался о скверне, как о чем-то живом, как о сущности, что распространялась не повсюду, а сбивалась в клубы. Попасть в такое место — и нам конец, долгий, мучительный, неистово страшный конец.

Сабат сравнивал эти сгустки с тугунами — мерзкими речными тварями, вечно голодными, что прятались на илистом дне, выжидая добычу месяцами. Он говорил:

«Скверна — жива, она движется и питается, как стая, бродит в поисках места, где еды больше, и там оседает в клубы, сбивается в незримое войско и растёт, пожирая ненасытной пастью любой свет, любую жизнь».

Помню, как мальчишкой меня пугали эти рассказы, Сабат, обучаясь в Магиконе, выезжал в Чернолесье, их учили обнаруживать, чуять и уничтожать скверну. Много жутких историй он успел рассказать мне, своему воспитаннику, про эту гиблую землю. И вот он я, стою в окружении ста умалишенных, что пошли за мной, прямо в лесу, чьи деревья не видели никого уже тысячу лет.

Что и говорить, орки, нечувствительные, грубые существа, что потребляли древесину для строительства и обогрева, сюда не совались, предпочитая ходить на вырубку к гоблинам, против воли последних, конечно же. И тысячелетний лес разрастался. Кроны деревьев были так высоки, что затмевали свет даже в солнечный день, схватившись друг за друга руками-ветвями, могучие исполины срослись кронами, сплели ветви и закрыли небо над головой, пуская вглубь только тонкие, случайные лучики света. На лысой земле в черном лесу не росла даже трава, лишь громадные, словно болотные змеи, корни, пронизывали землю, сплетаясь узлами и канатами, опутывали всё вокруг.

Я не имел ни унции магии в крови, но чувствовал, как тьма сгущается вокруг, как дышит в спину холодком, как смотрит на нас голодными пустыми глазницами где-то из-за деревьев и скалит беззубый рот, примеряясь к добыче. Почти непрерывно, от самой воды, плакали малые дети, что были в моей колонне. Матери колыхали их, пытались петь, но это помогало ненадолго и новый детский плач врывался в тишину чёрного леса.

Мы углубились в чащу совсем немного, Бездонное болото только-только скрылось из виду, перестав отблескивать в полуденном солнце. Я велел остановиться, дальше идти мне не позволяли сами ноги, будто увязая в невидимой гуще, от каждого пройденного вглубь метра сердце сжималось и трепетало, как дикий соловей в клетке. С первых шагов по Чернолесью я понял, что это гнилое место. Жадное и холодное. И так же понял, что деваться нам больше некуда. Но в чащу идти было нельзя.

— Мы направимся к юго-востоку, поближе к самому Бедному морю, на его каменное побережье, здесь не станем оставаться, — оповестил всех я, и не нашлось никого, кто бы мне возразил.

Судя по тишине, в которой мы шли в Чернолесье, и подавленным взглядам, темноту ощутил не только я.

И мы повернули на юг. Никогда бы раньше не подумал, что есть место хуже Бездонных болот, не думал я так и когда вел эльфов сквозь черную топь. Но теперь, когда с другой стороны подступал тысячелетний лес, повернуться спиной к болоту было приятнее, чем ступить под громадные кроны. Мы вернулись поближе к топям и шли ровно по кромке, не обращая внимания на намокшие от влажного мха ноги и возможность встретиться с ползучими обитателями болота. Ощущение чужого присутствия сразу ослабилось, потускнело, я лишь надеялся, что выбрал верный путь.

В восток Чернолесья вступали длинной цепью Серые горы, что начинались в землях троллей, длились в Зарнатхе и уходили к Ледяному морю, прерывая мрачный лес грядой. Там я и надеялся найти новый дом для своих подданных.

Вечерело. Нам пришлось отодвинуться от спокойного болота подальше, чтобы устроиться ночевать на сухой земле и развести огонь. Приказал ставить шатры плотно, их зеленые макушки едва не касались друг друга, мои люди и сами не горели желанием раздвигать лагерь пошире. В дозор выставил семерых, сам отказавшись спать, подбросил в огонь и устроился наблюдать, хоть тело и умоляло об отдыхе. Грифон улегся у ног и стал наблюдать словно кот, за желтыми искрами, что взлетали от огня вверх, с ним коротать ночь было спокойнее.

Усталость навалилась на меня, едва солнце село за горизонт. Зевая, я ворочал догорающие палки и боролся со сном, туман, густой, словно молоко, выползал из сырого леса и смешивался с тем облаком, что испаряло болото. К полночи и вовсе казалось, что на землю опустилась туча, лишь костры желтыми пятнами показывали, что охрана не спит.

Ночь темнела и сгущалась, казалось, рассвет с каждым часом становился только дальше и невозможнее. Спать хотелось так, что глаза сами закрывались помимо воли, я уже не был уверен, смогу ли сдержаться. Ивир, что дежурил со мной, тоже беспрестанно зевал, бессонные ночи на переправе не прошли даром, мы были вымотаны. Уперев в землю меч, опустил голову на сложенные над рукояткой запястья, глаза смыкались, усталость разлилась по телу, словно густой мёд.

И тут темноту прорезал вой: утробный, жуткий рев грифона. Меч рухнул на землю вместе со мной, я даже не заметил, как уснул. Грифон, стоял надо мной, громко стуча по земле хвостом. Дым не давал моей птице принюхаться, гриф ворочался в разные стороны, пытаясь обнаружить что-то, что пугало его во тьме. В белом густом тумане я уже не видел жёлтых пятен от костров охраны, наступила удушающе страшная тишина. Поднявшись, схватил меч и выставил перед собой, попутно поджигая факел. Отойдя на метр от углей, споткнулся о друга. Ивир крепко спал, даже не думая просыпаться, сколько я его не тормошил. Заложив пальцы в рот, свистнул, приказав грифону взлететь, взмахнув крыльями, гриф оторвался от земли, возможно, сверху в этом гхусеймановом тумане, он что-то рассмотрит.

— Ивир, вставай! — тряс я друга, но поднять его не получалось, уставив в меня осоловелые глаза, он вновь закрывал их, не в силах проснуться.

Похоже, то же самое случилось и с остальной охраной, тьма разинула пасть, и мы сами вступили в неё:

— Кто живой, отзовись, приказываю! — тишина съела мой крик, тут же заглушив в утробе.

И тут где-то рядом зарычал наш медведь, рык его оборвался мгновенно непонятным всхрапом и затих, лишь треск сухих ветвей, возня и хруст. Детский крик огласил тишину, я бросился на звук, выставив меч вперёд. Свет факела выловил широкий кровавый след от самой повозки, медведь пропал прямо из упряжи, я побежал дальше. Вдруг свет выловил ужасную картину из тьмы: сгорбленная серая фигура с чьей-то рукой во рту вперила в меня пустые глазницы, секунда и тварь бросилась на меня, размахивая когтистыми лапами, свисавшими почти до земли. Ребёнок лежал в разорванном шатре и продолжал кричать, тварь не давала подступиться к нему. Черный дымок, окутавший тело хищника, выдал в нём что-то магическое, проворная гадина запросто уворачивалась и от меча, и от факела, скалила острые зубы на безглазой морде и вновь бросалась на меня. Я целил в голову, в торс и мог поклясться, что точно попал в живот, но ничего не помогало, черный дым похоже служил ей щитом. Выпад, другой и мне удалось оттеснить зверя от разрушенного шатра, одернув порванную ткань, схватил ребёнка на руки. Неожиданно из тумана выскочила вторая тварь, затем ещё две, и ещё. Они не торопились, просто сужали кольцо, отпрыгивая от моих выпадов и лишь медленно приближаясь. Бежать было некуда, размахнувшись, поджёг остатки шатра, сухая ткань полыхнула, рискуя зажечь рядом стоящие шатры.

Огонь оттеснил тварей, неожиданно вместе с ними отступил и туман чуть дальше, я закричал, что было сил, из шатров выскочили очнувшиеся люди. Взмахнув крыльями, грифон выхватил одного зверя и тут же взмыл ввысь. Огонь позволил отодвинуть сонный туман, лагерь очнулся, завязался бой, твари попытались прорваться лишь слегка, и быстро сообразив, что силы теперь равные, сбежали в лес.

На рассвете мы не досчитались двух оленей, медведя, трех воинов и семьи младенца, который кричал ночью в шатре. Нам удалось зарубить лишь одну тварь и при свете солнца мы различили в ней болотную ведьму, хоть и изменённую Чернолесьем. Здесь, в этом диком лесу, похоже, очень давно заблудилась горстка людей, скверна прибрала их к рукам, родив стаю болотных тварей. Ночью они усыпили лагерь и пировали бы до рассвета, если бы не грифон: похоже на него туман не подействовал.

Больше мы не останавливались. Я приказал идти до самого моря без единого привала, пока одна половина отсыпалась на повозках, вторая без устали вела колонну вперёд. Не делая больше ни единого перерыва на сон, мы шли уже три дня, останавливаясь лишь дважды, чтобы дать отдохнуть животным и пополнить запасы воды, которую надо было набрать в болоте и хорошенько прокипятить, прежде чем выпить хоть глоток.

— Телль, просыпайся, — нежная рука коснулась моего лба, согнав остатки сна.

Даландин улыбнулась, склонившись надо мной, оставила легкий поцелуй на небритой щеке. После того, как покинули Светлый лес я ощутил всю нехватку магов, без пары рун, что наносили мне каждый день, приходилось постоянно бриться вручную.

— Принесу тебе поесть, — улыбнулась девушка, тут же скрывшись из виду.

Я приподнялся на локти, отбросил полог, укрывавший телегу. В лицо пахнул запах моря. Этот аромат невозможно было спутать, побывав лишь однажды в жизни у соленых вод, я запомнил его навсегда, оно пленило меня мощью, водами, что стучали о скалы и дробили их, словно мелкие камушки. Мощь, что накатывала на тебя и манила. Быть может, сама судьба вела меня именно сюда — на этот каменистый берег. Наш караван приближался к серым водам Бедного моря.

Вскочив на ноги, спрыгнул с повозки, чтобы поглубже вдохнуть морскую соль. Справа, неподалеку от воды торчали макушки гор, я указал эльфам туда. К вечеру, едва солнце начало падать в оранжевые облака мы достигли подножия гор. Куда хватало глазу, они тянулись от Зарнатха вдоль моря, их острые макушки торчали из воды, не прерывая гряду, быть может, именно поэтому гоблины не решились пересечь воды и захватить эти земли себе. Порода, образовавшая трольи горы была твердая и надежная, вокруг было полно открытого места, которое можно будет усадить зеленью и получать урожай.

С нетерпением переждав ночь, я с первыми лучами солнца взобрался на грифона и облетел новые владения. Неподалеку среди гор текла река, прорезав скалы напополам и пропуская в долину свет солнца. Спустившись, ниже нашел ручей с кристальной сладкой водой, вокруг горы обступил девственный лес, живой, поющий на рассвете голосами птиц. Неподалеку было море с пологими полями, устилавшими дорогу к каменистым пляжам. От Зарнатха и троллей нас отгородил пролив, от Чернолесья закрывало болото и горы, лишь небольшой частью земля уходила в мрачный лес. Я не мог перестать радоваться новому рождению, здесь, среди высоких гор, зелени и прекрасного морского аромата.

Вернувшись в лагерь, указал путь в новый дом своим верным подданным и уже к закату мы остановились у гор, пересечённых рекой. Зеленые шатры раскинулись среди деревьев, зажглись костры. Потемнело и запахло едой. Девушки чуть поодаль затянули песню, играла лютня.

Сердце не трепетало испуганно, дети бегали вокруг лагеря и смеялись, не надрываясь плачем, и не прижимаясь в страхе к матерям. Хорошая земля и абсолютно свободная, мы, наконец, нашли дом.

Я сидел, осматривая новые владения, величественные пики гор, что виднелись вдали, реку, несущую прозрачные воды, которые помогут взрастить урожай и эльфов, что прошли со мной этот трудный путь.

— Думаешь, как назвать наш город? — отвлекла меня от размышления Даландин, — Теллиарон подойдет?

Я улыбнулся, прижав ее хрупкое тело к себе.

— Теллирос не так кричит о победе.

— Пожалуй, — прошептала девушка, поддавшись вперёд для поцелуя.